Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

37 719 постов 27 902 подписчика

Популярные теги в сообществе:

86

Прыжок наугад

Это был самый разгар 90-х годов, когда взрывы и убийства были обычным делом, ежедневной рутиной. Я тогда работал в снабжении инфлота в Дьюти-фри и нас крышевали серьёзные люди, поэтому нас не трогали. Ну, я так думаю. Все дела у нас были на территории порта - может быть и поэтому нас было не достать. В общем, жили мы тогда в относительной безопасности. В 99% случаев мы доставляли продукты, алкоголь и сигареты на борт в порту, но бывало, что и на рейд. Ленка у нас была главная во всех аспектах, она могла продать всё что угодно, кому угодно и за любые деньги. С её темпераментом - это было неудивительно. Слабое место у неё нашлось неожиданно. Пароход не заходил в порт, был слишком большой и он собирал груз на рейде с танкерочков поменьше. А голод не тётка и они прислали нам телекс, мол, нужны продукты, условно говоря, на 5000 долларов, транспортные расходы оплачиваем. Расклад хороший и шеф сказал, что повезём продукты на рейд. Мы собрали заказ, упаковали, переложили на палеты, перетянули сеткой и поставили на борт крошечного рыбака. Танкер стоял огромной горой и его хорошо было видно с берега. Погода к счастью была лётная и мы на этой лодочке, неспеша, вышли за ворота. Именно в этот момент бесстрашную Лену отнесли в каюту и выдали ей таз. У неё прям резко негативная была реакция на качку, вплоть до панических атак, но с судна не сойдёшь и я не представляю, что она за эти два часа там в замкнутом пространстве пережила.

Пока мы не дошли до этого танкера, нас довольно нежно покачивало благодаря ходу, но как только мы встали у борта, нас начало подбрасывать и бить о резиновые фендеры (это такие груши, которые вешают между судами, чтобы они не бились о борт друг друга). Сначала мы пытались поймать их гак (крюк), но получалось у нас так себе. Я, как бывший матрос, предложил поймать его сначала фалом (верёвкой), а потом уже подтянуть и зацепить им нашу сетку с палетами. С горем пополам мы зацепились и они подняли продукты на борт. Следующая часть операции была сложнее - матросам надо было закинуть меня на шторм-трап. А тут как у сапёра - любая ошибка последняя. Мы высчитали амплитуду на глаз, прикинули когда нас, по идее, должно было хорошенечко подбросить и я вцепился в верёвочную лестницу на том борту изо всех сил. Мало того, мне ещё нужно было резко подняться, чтобы не получить по жопе своим же судном. А танкер вообще стоял и не шевелился, как будто он был приварен ко дну. Ну, он размером был с два футбольных поля - такой не так и просто раскачать, тем более на Балтике.

Мы с поваром всё посчитали, он остался довольным и я пошёл за деньгами к старшему помощнику капитана. Тот по рации спросил у повара всё ли нормально и отсчитал мне полагающуюся сумму. В те времена рассчитывались наличными долларами и в любой другой ситуации мелкие купюры меня бы никак не волновали, но мне с ними и документами надо ещё прыгать с трапа на наш рыбацкий баркас. Я распихал деньги по карманам джинсов и улететь они, по идее, не могли. Документы зажал зубами и полез вниз. Ветерок стал чуть бодрее и нашу шхуну там мотыляло безбожно. Я на секунду вспомнил про Лену, но ей, по крайней мере, не надо было никуда прыгать в открытом море. Я спустился вниз насколько мог. Ниже было опасно, могло переломать ноги к чёртовой матери. Нижние ступеньки трапа уже были побиты и стало очевидно, что придётся тупо прыгать. Рассчитывать, когда и как прыгать мне пришлось уже одному. Мужики накидали на палубу рыбацких сетей, но если прилететь туда с размаху, они сильно не помогут. Пришлось просто угадывать. Как на зло, если судно довольно сильно подбрасывало, то его откидывало от борта и было далеко по длине. Если его подбрасывало несильно, то лететь вниз было далеко. В общем, мне надоело висеть и я, оттолкнувшись от борта обеими ногами, сиганул вниз на кучу сетей. По центру не попал, но меня поймали матросы. Обошлось без травм и слава богу. Документы немного прокусил, кстати, от перенапряжения, но в те времена деньги были главными документами, а их я довёз в полном здравии.

Мы сидели с Ленкой вечером на обрывистом берегу моря с бутылкой рома и делились впечатлениями. Её рассказ был не очень интересный, по очевидным причинам. Наверное, я никогда бы не дождался от неё этих слов, но тем вечером она мне сказала "Знаешь Димка, я тебя прям зауважала!". Услышать такое от неё - для меня было большим делом. Мы долгие годы потом дружили и были друг у друга в гостях, неоднократно. Так вот, каждый раз как у неё дома собиралась компания, у меня наступал звёздный час и она рассказывала о моём героическом висении на трапе. Со мной, одно время, даже бандиты здоровались. Но про них в другой раз. Там тоже была история и не одна.

Шторм-трап выглядит так.

Прыжок наугад Истории из жизни, Воспоминания, Море, Деньги, 90-е, Длиннопост
Показать полностью 1
20

Хирургическое весло

С Лёхой мы были знакомы настолько давно, что даже до его появления на свет ещё. Ну, я ходил на рыбалку с его батей, а потом уже Лёха подрос и начал ходить с нами. Батя у него был рыбаком городского типа - ну вот такой, который вышел из дома, дошёл до реки и рыбалка началась. Мы с Лёхой носились по всяким рекам, озёрам, на море, на пруды, на карьеры - в общем, мы искали приключения, ко всему ещё. Тысячи вряд ли, но сотни рыбалок на нашем счету точно. Понятно, что за годы мы стали понимать друг друга уже на уровне рефлекса. Я по его глазам понимал, что у него поклёвка, он по моим, что у меня, как всегда, не клюёт.

Это была самая обычная рыбалка на озере, где мы были туеву хучу раз и знали это место наизусть. Это, кстати, помогало нам ориентироваться в темноте, когда качали лодку и когда пёрли её в воду. Я был всегда любителем рыбалки на живца, Лёха был профессором по белой рыбе. Я всегда был на вёслах, Лёха - штурманом. К тому времени уже повылезали кувшинки и это сулило сразу несколько плюсов. Во-первых - в кувшинках у берега всегда тусуются карповые, всякие лещи, густера, караси, лини. Во-вторых - в месте скопления белой рыбы всегда будет баламутить воду щука и окунь. Ну, и в третьих - к кувшинкам удобно было привязываться, чтобы не кидать два якоря. Это мотыляние лодки туда-сюда по ветру бесило страшно, поэтому мы всегда якорились по взрослому.

Так у нас сложилось, что рыбалку мы начинали в 4 утра - традиция, которая стала правилом. В июне-то светло всю ночь, а в августе в 4 утра уже темень непроглядная. Так совпало, что именно на ту рыбалку я прибыл с похмелюки и вёсла доверил Лёхе. Мне только погрести ещё полчаса в ночи для для полноты ощущений не хватало. Я сидел в лодке грустный и одна половина мозга спала, а вторая бдела, чтобы мы не зарулили куда-нибудь не туда. Резкое отрезвление пришло откуда не ждали. Лёха зацепился веслом за кувшинку и решил резким движением от неё освободиться, чтобы не крутиться на месте и не потерять направление. Дёрнул Лёха качественно и кувшинка оторвалась к чёртовой матери. Можете себе представить, пятый час утра, настроение так себе, самочувствие ещё хуже и тут мне по роже прилетает веслом. Не то чтобы там аккуратненько, а как надо, с размаху, в полную силу. Ну, я взрослый человек, не плакать же. Лёха извинился и продолжил грести даже не подозревая о масштабе трагедии. Он то сидит ко мне спиной, да и темно ещё. Мы дошли до места как раз, когда небо потихоньку начало озаряться. Знаете вот когда солнце ещё не выглянуло, а небо там уже такое сине-розовое. В этот момент Лёха ко мне и повернулся. Ну, во-первых - он испугался. Я и так-то не сильно красивый, а с похмелья в пастельных тонах с расквашенным лицом тем более. Во-вторых - он не ожидал, что прилёт весла по лицу был настолько удачным. Я сидел как после пластической операции без наркоза. Губы у меня была как у Маши Распутиной, из носа и из брови текла кровь. Я ещё в темноте всё это дело сполоснул и размазал по всей харе. Несколько секунд мы сидели в ступоре, но на общем собрании всего нашего экипажа, коллегиально было принято решение - грести обратно. Ну, потому что ну, куда такое чудище посреди озера - к нам рыба на километр не подойдёт - пытался неудачно шутить я. Лёха грёб назад как-то очень по особенному - и быстро и, одновременно, очень аккуратно, чтобы не повторить ошибку ещё раз.

Люди на берегу вообще ничего не поняли. Два чувака с удочками в ночи где-то шатались в темноте на лодке и один из них с разбитым таблом в крови. Объяснять людям было бессмысленно, мы быстро упаковались, засунули полусдутую лодку в багажник и отбыли домой. Так ещё и менты на круговом на мосту остановили. Этот на меня посмотрел - У вас всё в порядке?! - поинтересовался он. А что мы должны было ответить? Я заулыбался окровавленными зубами и сказал, что у нас всё нормально. Мент не секунду застыл, пытаясь проанализировать ситуацию, оказалось, что анализировать нечем, он зачем-то отдал честь и пожелал счастливого пути. Шить меня не стали, сказали, что на брови шов останется заметный и просто заклеили. В нос напихали ватных чопиков - а губы сами сдуются - сказала врачиха еле еле сдерживая смех. В общем, в каком бы я ни был состоянии, на вёслах с тех пор был только я. Лёхе до сих пор за тот момент неудобно, хотя прошло уже почти 20 лет. Жалею, что фотика тогда с собой не было - эпическая была бы фотография.

Фото с другой рыбалки, но там же и примерно в те же годы.)

Хирургическое весло Истории из жизни, Воспоминания, Судьба, Латвия, Рыбалка, Пластическая хирургия, Длиннопост
Показать полностью 1
9

В салоне сотовой связи

Как-то надо было взять сим-карту для дочки. Пошел в ближайший ТЦ "Огонёк" в салон мобильного оператора.

Прихожу, обращаюсь к продавцу:

- Здравствуйте. Мне нужно сим-карту, тариф "Бесконечность".

- Добрый день. Хорошо, для оформления сим-карты нужен паспорт. Стоимость первого месяца 555₽. В тариф входит 5 смс, 50 Гб и 500 минут разговора на все номера России, - отвечает продавец.

- Вам надо было назвать тариф не "Бесконечность", а "Пятёрочка" или просто "Пятачки", - смеюсь я.

Продавец немного смутился и после некоторой паузы отвечает:

- Могу с вами согласиться, но лишь отчасти. Это замечание лучше было высказать нашим маркетологам.

- А почему отчасти? Разве вы сами не видите, что в этом тарифе безлимит отсутствует как явление? - спрашиваю я.

Продавец снова задумывается, а затем, улыбаясь, говорит:

- Отчего же, в этом тарифе каждое 5е число месяца безлимитный интернет и звонки.

- Понятно. Очень странная бесконечность у вас, - говорю я, при этом думая про себя: "И всё-таки пятачки!"

Показать полностью
3

Мельник

Гриша зашел в бар "Бедный Йорик", сел за барную стойку, приветственно кивнул бармену Жорику, и стал подслушивать разговор последнего с новым клиентом.

Жорик(наливая пиво):

– Мельница, мельница...где твои жернова?

Новый клиент(с этого момента просто "Мельница", показывая зубы):

– Вот.

Жорик:

– Мельница - мельница, что заставляет двигаться твои жернова?

Мельница(показывая пальцем на широкую грудь):

– Большое сердце честного работяги.

Жорик:

– Мельница-мельница, кто твои мельники?

Мельница:

– Эльфы.

Жорик:

– Мельница-мельница, что делают твои мельники с, эээ, продуктом, который из тебя выходит?

Мельница:

– Ясно дело – едят...может продают кому излишки.

Гриша(не выдержав, и встряв в разговор):

– Эльфы – говноеды?

Мельница:

– Дурак! Говно – побочный продукт производственного процесса, мельники-эльфы питаются моим облегчением. Они – возвышенные, воздушные, можно сказать эфирные существа, по крайней мере так они представлены в нашем мире.

Жорик(показывая на зубы Гриши):

– У Григория тоже жернова есть. Григорий – мельница?

Мельница(глотнув пива, и скривившись):

– Конечно, весь род людской создан, хм, если не эльфами, то по их воле, чтобы обеспечивать их кормовой базой...

Гриша:

– В таком случае, эльфы заинтересованны в проплате нашей стоматологической страховки...

Мельница(покачав головой, и обратившись к Жорику):

– Где ты выкопал этого сумашедшего?

Жорик(Грише):

– Мельница хотел сказать, что если у тебя зубы гнилые, то ты все равно будешь есть, срать и облегчаться.

Гриша(тяжко вздохнув):

– Зубы у меня и вправду ни к черту.

На этой фразе, из-за спины Гриши появился долговязый тип в панамке-горшке, который не оставляет следов на снегу.

Тип(Грише):

– Простите, позвольте взглянуть на ваши зубы.

Мельница увидел типа, и утопил голову в плечи, а Жорик налил пива.

Гриша:

– Вы – стоматолог?

Тип:

– Конечно, работаю при отделе техники безопасности труда и контроле за исправностью производственного оборудования.

Гриша показал стоматологу зубы.

Тип:

– Хм, мдаа, я лишаю эту мельницу сертификата качества. Отныне, ваше облегчение признано опасным для употребления в пищу продуктом.

Гриша:

– Теперь я смогу использовать свое облегчение по своему разумению?

Тип:

– Да, но самостоятельная продажа его подпадет под статью "о пиратской торговле".

Гриша с облегчением выдохнул. Никогда раньше он не чуствовал такого облегчения, точнее вообще никакого.

Жорик(поднимая кружку):

– Ну, за облегчение!

Никто из сторонних соглядатаев не мог сказать точно: выходил ли кто-нибудь из бара "Бедный Йорик" тем погожим зимним вечером – то ли потому, что соглядатаев не было, то ли оттого, что не осталось никаких следов на снегу.

Показать полностью
635
Авторские истории

Скорбное путешествие

Поезд Новый Уренгой — Оренбург еще не тронулся с места, а проводницы уже прикидывали, сколько литров омолаживающего крема нужно заказать к ближайшей остановке, когда увидели, как из здания вокзала в их сторону движется детский вокально-инструментальный ансамбль в составе двенадцати человек и при полном вооружении.

Вскоре к поезду стали стекаться пассажиры с мелкими животными, громогласные вахтовики со звенящими пакетами и охочие до общения одинокие пенсионерки.

Говорят, что для прохождения ускоренного курса тибетского монаха, достаточно проехать этот маршрут туда-обратно в роли проводника и ни разу не повысить голос.

Вскоре двери закрылись, зашуршали пакеты с постельным бельем, затрещал пластик быстрорастворимых супов с запахом нефти и курицы. Титан с кипятком был опустошен за семь минут, а ведь люди еще даже не открыли чай.

Первый звоночек прозвенел через полчаса, вернее, это был не звонок, а валторна.

— Простите, у нас выступление, детишкам надо репетировать. Мы не сильно громко, можно? — спросила маленькая и легкая как пушинка руководительница, которую на земле удерживали лишь ее огромные очки на минус семь.

— Главное, чтобы не мешали другим пассажирам, — напомнила двадцатидвухлетняя проводница Ксюша Белкина, которая в случае конфликта могла использовать только боевые слезы. Основной удар пришелся на ее вагон.

— Они тихонько, я обещаю, — закивала женщина, и тут же третьему купе, откуда звучала валторна, начало аккомпанировать седьмое, где разместились струнные. Через пять минут им стал задавать ритм ударник из пятого, а уже совсем скоро весь вагон сыгрался.

Вахтовикам, к слову, этот концерт, состоящий из сюит, менуэтов и всяких там мазурок, быстро наскучил. Запрещенные в поезде напитки усваивались тяжело, сердце требовало чего-то более жизнеутверждающего, мажорного, но при этом непосредственного и глубокого, чтобы душа на разрыв. Появились просьбы сыграть что-нибудь из «Лесоповала» ну или хотя бы «Сектора Газа». Дети таких песен не знали или кривили носы от грязной безвкусицы. Но у вахтовиков были деньги, и уже совсем скоро самые принципиальные «Чайковские», «Мусоргские» и «Брамсы» засунули нотные тетради и свои высокие убеждения поглубже в рюкзаки и начали зарабатывать на новые телефоны и электросамокаты.

Ксюша умоляла детей не поддаваться на провокации, а мужчин — не орать песни во всю глотку, но вскоре в этих мольбах пропал всякий смысл. Пенсионерки разом достали телефоны и,выкрутив громкость на максимум, устроили видеоконференции со своими родственниками. Гудки встречных поездов тонули в этих голосах, что уж там говорить о каких-то пьяных вокалистах и слабеньких детских легких, что накачивали трубы воздухом.

Белкиной казалось, что неконтролируемый шум, пьянки и курение в туалете — это высшая кара, ниспосланная на проводника, — пока поезд не прибыл на очередную остановку. Еще на подъезде к ней за окнами резко потемнело и стекла начали покрываться инеем. У юных музыкантов на носах образовались ледяные сталактиты, а водка вахтовиков затвердела прямо в стаканах, и мужчины убежали за добавкой в вагон-ресторан. На совершенно пустой станции стоял всего один человек. Несмотря на середину июля, одет он был в черное длинное пальто. На плече у пассажира сидел очень старый и облезлый волнистый попугай. Случайно заглянув в глаза птицы, Белкина подумала, что та осуждает само ее существование и весь окружающий мир.

— Геннадий Геннадьевич Скорбин, — прочла вслух проводница ФИО, указанное в паспорте. — У вас выкуплено два места.

— Верно, — медленно и тоскливо произнес пассажир. — На верхней полке будет спать мой коллега Фитиль. Вот его документы.

Скорбин протянул ветеринарный паспорт попугая. Белкина глянула разворот и поняла, что птица по возрасту годится ей в отцы.

— Простите, но попугай должен быть в клетке, — больше не заглядывая в глаза странному пернатому, сказала Ксюша.

— Вся эта жизнь — сплошная клетка, а поезд — лишь очередная передвижная камера, хранящая бренные тела и души для передачи их новому заточению заурядной обыденности, скованной границами нашего краткого существования, — с придыханием ответил попугай вместо своего хозяина.

Белкина почувствовала, что литраж омолаживающего крема надо утроить, и вернула документы.

Гена Скорбин шел медленно и смотрел прямо перед собой, словно нес на плече собственный гроб. Дети сами не заметили, как, не сговариваясь, заиграли «Лунную сонату» Бетховена, а рельсы трагично подпевали им.

В купе Гена обнаружил, что на его полке уже мирно храпит какой-то человек в грязной рабочей одежде.

— Простите, но вы, кажется, ошиблись.

Слова Скорбина проникли прямо в сон мужчины и моментально превратили его в кошмар. Пассажир проснулся с криком, а когда увидел бледное каменное лицо Гены и такую же каменную морду попугая, перепрыгнул на свою верхнюю полку из положения лежа.

Место напротив занимал молодой человек в очках и со шрамом на лбу, напоминающим эмблему на электрощитке. Он смотрел на Гену как на врага народа.

— Добрый день, — поздоровался Скорбин. — Геннадий, родом из Абакана.

Дрожащей рукой парень достал откуда-то странный сучок и, направив Скорбину в лицо, неуверенно произнес:

— «Экспекто патронум».

Скорбин изменился в лице, глаза его налились кровью, живот скрутило спазмом. Достав из кармана таблетку анальгина, он начал рассасывать ее как леденец и слегка причмокивать от удовольствия. Наблюдая за этим, парень со шрамом сломал свой сучок в трех местах и со слезами на глазах отвернулся к стене.

Белкина не хотела еще раз встречаться с новым пассажиром, но должность проводника обязывала. Прикрепив улыбку прищепками к щекам, она зашла в купе и предложила Геннадию чаю или кофе.

— Спасибо, у меня с собой.

С этими словами Гена расстегнул свой ветхий саквояж и достал литровую банку с мутной чагой внутри.

— Тогда, может, вашему питомцу что-то нужно? — зачем-то спросила Ксюша.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Гена у попугая, который не сводил глаз с окна.

— Се-се-се-серотонину, если можно, — произнес попугай не оборачиваясь.

Прищепка отлетела от щеки Белкиной в затылок парня со шрамом, отчего тот еще больше заскулил.

Заливистые голоса вахтовиков послышались аж за три вагона. Они шли неровным строем, приставали к пассажирам и даже умудрились напоить начальника поезда.

— О нет… — ноги проводницы подкосились от волнения, она плюхнулась на полку рядом со Скорбиным и машинально вжалась ему в плечо. Гена немедленно достал вторую таблетку анальгина и засунул в рот.

Пьяные пассажиры ворвались в вагон стремительно — как вирус гриппа на утренник в детском саду.

— Я не понял, а где музыка? — громко спросил один из мужчин, видя, что родной вагон превратился в склеп.

Ксюша еще сильнее вжалась в Скорбина, у него затрещали ребра, и он начал вежливо бить ее по голове ложкой для обуви и просить прекратить.

Вахтовики пили прямо из горла, спорили с пассажирами, отнимали у детей инструменты, играли на скрипках, как на гитаре, и, что самое страшное, пустились соблазнять милую и целомудренную руководительницу ансамбля, которая, к слову, была не так уж и против.

От всего этого шума у Скорбина обострился гастрит. Оторвав от себя Белкину, он достал из саквояжа единственный в мире контейнер с постной гречкой быстрого приготовления и, взяв с собой попугая, отправился к титану. Там уже час набирала воду в стакан женщина, громко жалуясь на свои болячки по видеосвязи.

— Кажется, я за вами, — флегматично сказал Гена, подойдя вплотную.

Заметив безжизненное бледное лицо во фронтальной камере, женщина дрожащим голосом попрощалась с собеседницей словами: «Ну вот и всё, за мной пришли. А ведь я говорила, что анализы плохие, а ты не верила!».

Женщина повернулась к Скорбину и, скрестив руки на груди, спросила, что же ждет ее дальше?

— Сахарный диабет и пародонтоз, — сказал Гена, показав на пять сахарных пакетиков, а затем аккуратно втолкнул женщину в открытую дверь купе, где уже сдавала последние рубежи руководитель ансамбля, и принялся запаривать свой обед.

— О, закуска!

С этими словами вахтовики повязали Скорбина на обратном пути. Они затащили его в одно из купе, куда набилось человек десять. Внутри стоял оглушающий гвалт и плотный сигаретный смог. Брыкающегося Гену в шутку называли Кащеем, а его попугая — мелкой курицей и требовали от обоих выпить штрафную порцию и что-нибудь спеть. Мужчины потешались над ним ровно до того момента, когда дверь их купе закрылась и стало понятно, что Гена не отражается в огромном зеркале.

В нависшей тишине Гена поднял стакан с водкой и, осушив его, а затем закусив пустой гречкой, взял в руки скрипку и объявил:

— Владимир Высоцкий.

Вахтовики немного приободрились, Скорбин дал аккорд, и Фитиль, сидевший у него на плече, затянул:

— Подшит крахмальный подворотничок,

На голенище серый шрам от стека,

И вот легли на спусковой крючок

Бескровные фаланги человека…

Кто-то попытался открыть дверь, чтобы выгнать странных гостей прочь, но замок заклинило. Фитиль продолжал петь, мастерски стирая из песни весь имеющийся там позитив. Дверь пытались выломать, но она никак не поддавалась, а Гена и попугай уже охмелели и вошли во вкус. Развернув скрипку как положено и найдя смычок, Скорбин начал извлекать из инструмента печаль целого столетия.

— Сергей Есенин, — объявил попугай. — Простись со мною, мать моя. Я умираю, гибну я!..

Вахтовики забыли, с какой целью собрались здесь, куда лежит их путь и в чем смысл просыпаться по утрам и идти на работу. Под звуки скрипки и попугаичьи мотивы хотелось рассосаться по всему поезду, попросить прощения у пассажиров, а заодно и целого мира, а затем уснуть до окончания поездки.

Наконец дверь поддалась. Скорбина настоятельно попросили покинуть помещение и даже предлагали денег, но он не хотел уходить. От грустных лиц у него повышалось настроение и разыгрывался аппетит.

При помощи рабочего лома, проводницы Белкиной и наряда полицейских, вызванных к ближайшей станции, огорченных Гену и попугая всё же удалось вернуть на их законные места.

До конца дня никто не покидал свои купе — даже для похода в туалет. Случайная встреча с Геной или Фитилем в общем проходе сулила потерю жизненных ориентиров и преждевременный сход с поезда.

— Можно? — спросила Белкина, постучавшись в купе Скорбина.

Гену она застала лежащим на голом матрасе в верхней одежде под шерстяным одеялом. Руки его были сложены на груди. На столе стоял раскрытый ноутбук, по клавиатуре гулял Фитиль и клювом набирал текст, который ему тихо нашептывал Скорбин.

— Я хотела вас поблагодарить. Это мой первый рейс, и я боялась, что не выдержу и сойду где-нибудь на половине пути, а тут вы со своим другом...

Гена внимательно смотрел на экран и следил за тем, чтобы попугай правильно обособлял одиночные деепричастия.

— Скажите, а вы по работе путешествуете? — продолжила через пару минут молчания Белкина.

— Да, у меня выступления в библиотеках и домах культуры.

— Ого! Как интересно! А с чем выступаете? Дайте угадаю... С лекциями, наверное? Вы судмедэксперт? Директор хосписа? Учитель трудного класса?

— Я детский писатель, — сухо ответил Скорбин и поднялся, чтобы позволить проводнице сесть рядом. — А еще я немного артист, немного стендап-комик, иногда пою.

— Что-о-о? — нахмурилась Ксюша. — Да я вам в жизни не поверю.

— Дело ваше. Мы с Фитилем работаем в дуэте. Он как раз сейчас записывает новые шутки. Хотите, прочту?

— Хочу!

Услышав это, мальчик со шрамом и пассажир с верхней полки пулей выскочили из купе и остаток пути провели с вахтовиками. Только там они чувствовали себя в хлипкой, но безопасности.

Скорбин закрыл дверь и начал зачитывать шутки для Белкиной. После первой же у Ксюши случилась настоящая истерика. Она залилась смехом и даже сходила в туалет, чтобы вымыть лицо.

Пассажиры подумали, что у проводницы поехал рассудок от общения со странным попутчиком, и решили, что два оставшихся дня без туалета и воды прожить вполне реально, а в дальнейшем лучше пользоваться воздушным транспортом или личным автомобилем.

— Ну и куда вы после Оренбурга? — спросила Ксюша, когда они прощались с Геной на вокзале.

— Думаю добраться до Адлера.

— Ой, здорово, море... Купались когда-нибудь?

— Только в Карском.

— Интересно… В общем, спасибо вам большое, —смущенно улыбнулась Ксюша, — мне очень понравилась эта поездка, ну, та часть, где вы давали мне персональный концерт.

— Не за что, — поклонился Скорбин.

— А мы с вами еще увидимся?

— Не хотелось бы, но, думаю, что да. У меня этот маршрут теперь будет частым. К сожалению, много желающих попасть на мои выступления.

— Тогда — до свидания? — с надеждой спросила Белкина.

— До него, — ответил Скорбин и пошел прочь.

Лишь когда он покинул перрон и скрылся из виду, из поезда начали выходить остальные пассажиры.

Александр Райн

Дорогие читатели приглашаю вас в свой телеграм, где я делюсь не только рассказами, но и новостями о выходе книг, концертах и просто историями из своей жизни https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
5

Один день смерти

Все мы живем не замечая дней и их течение. Для нас это настолько обыденно, что превратилось в нескончаемую конвейерную ленту. Эта лента утром доставляет нам новый день, а вечером-ночь. Она крутится и жужжит разными механизмами. Механизмом семьи, работы, учебы и т.д. Каждый механизм важен в работе. Семья отвечает за благополучие. Работа за средства к существованию и и необходимым потребностям. Учеба за стремления и новым возможностям. Но есть еще один самый важный элемент. Это сама жизнь! Именно то, что толкает эту самую ленту. Мы настолько привыкли к движению ленты, что принимаем ее как данность. Забывая, что то что на ленте, есть результат самой жизни. Которая как горная река, чем она ниже, тем сильнее. И, чем выше, тем слабее. Нам и в голову порой не приходит. Что река может иссякнуть и наступит день, когда эта конвейерная лента под название жизнь остановится. И больше не будет утра и вечера, работы, учебы и главное семьи. В один момент все это перестанет двигаться. И каждый пройдет сквозь это, хотим мы того или нет. И в последний миг, мы осознаем, что главное не то, что поставляет лента. А, сама лента! Без этого не будет ничего. Вот и для меня как-то настал подобный день. Я никогда не вел на здоровый образ жизни. Полагая, что смерть может придти из-за угла, по дороге на работу. Вот вы стоите на остановке. Ждете транспорт. Хлоп. И ваше сердце решило, что хватит. Вы падаете в полусознании, в голове крутится: "Нет, не может быть! Только не сегодня и не так!" Перед глазами все плывет, тело не слушается. Постепенно в глазах темнеет. И, остается лишь сознание на обрыве жизни. Которое как заведенное повторяет одно и тоже: "Нет, это не со мной. Это не я только что упал на снег! Все это сон, все это сон..." Но, через некоторое время, с опозданием приезжает скорая помощь. Но увы, вы уже смотрите на себя со стороны. Вы видите свое детство, школа, потом институт, или иное учебное заведение. Яркие моменты из жизни. Вспоминаете семью, родных и близких людей. Светлые и яркие моменты. Первая игрушка. Первые слова. Завязанные впервые самостоятельно шнурки. Первый ободранный локоть или коленка. Первое дерево на которое ты залез. Первый коллектив в детском саду. Первые друзья. Первое домашнее животное. Первый осознанный Новый Год и День рождения. Первый полученный подарок. Первый обман. Первый плохой поступок, совершенный не осознанно, но который будет преследовать вас всю жизнь. Потом новые друзья, школа, первый урок, первый прогулянный урок, первая любовь... Теперь этого ничего нет. Все осталось позади. Планы, стремления, все оборвалось в один момент. Больше ничего, лишь дорога. И нет даже возможности попрощаться. Двери закрываются! Следующая станция: Неизвестность! Вот так просто, может все исчезнуть. Растаять столь стремительно, что ужас может охватить лишь от одной этой мысли. Так произошло с учителем физкультуры из нашей школы. Ему было за пятьдесят. Всегда вел здоровый образ жизни. И вот... Светлая ему память!А может быть и по другому. Как я уже говорил. Я не был никогда приверженцем здорового образа жизни. Пил, курил, употреблял алкоголь и наркотики. Считая: Двум смертям не бывать, одной не миновать. Но оказывается, можно умереть два раза. И вот что случилось со мной. За месяц до событий, которые я позже опишу, заболело в груди в правой части. Учитывая мою больную спину, я решил, что это в очередной раз защемило нерв или продуло. Но вот проходит неделя, потом другая. И вопрос встает все острее. И в голове, начинают роиться мысли. Что надо бы сходить пройти флюрографию. Надо сказать, что моя бабушка умерла от рака легких. Ей на тот момент было шестьдесят три года. Помню как она мучилась от кашля ночами. Я слышал эти свисты в легких. Видел как она страдает. Врачи, не могли никак поставить диагноз. И поставили его лишь посмертно. Ее не стало буквально за полгода. В один из вечеров, она начала задыхаться, попыталась встать, но не смогла и упала. Я не помню, дышала ли она в тот момент. Я лишь видел свою любимую бабушку, которая лежит на полу, а я стою и смотрю на нее. В голове вертится мысль, что это понарошку, это не по настоящему... И в тот же миг, осознание. Что все кончено. Меня тогда отправили куда-то, я не помню. Видимо потрясение было очень сильным. Воспоминания возвращаются на третий день, день похорон. Меня завели в комнату. Там на табуретках лежал гроб. В гробу лежала моя любимая бабуля. Чувство пустоты царило в душе. Потом начали приходить люди чтобы попрощаться. Мне сказали подойти и поцеловать бабушку в лоб, и обойдя вокруг, подержать ее за кончики пальцев на ноге. Я это сделал на автомате, словно в дымке. Когда процесс был закончен, бабушку начали выносить на улицу. У подъезда собралось много народу. Все о чем-то шептались и переговаривались вполголоса. Меня никто не замечал. Меня словно не стало для окружающих. Я стоял у подъезда, и смотрел на все со стороны. В душе была пустота. Не было ни мыслей ни желаний. У подъезда собрались те, кто был знаком с бабушкой, но не из близких. У гроба склонилась моя мама. Она оплакивала свою маму стоя на коленях в изголовье. Рядом стоял мой дедушка. Он изо всех сил пытался успокоить маму, свою дочь. Когда и этот процесс закончился. Из-за угла выехал катафалк. И гроб с телом бабушки понесли к катафалку. В этот момент я переполняемый пустотой, ушел в подъезд и уткнувшись в угол заревел. Заревел тихонько, чтобы никто не видел моих слез. Не потому, что мне было стыдно. А, потому, что видя горе мамы, не мог еще усугублять положение. Это были тихие мужские слезы. К этому моменту бабушку понесли на руках в сторону катафалка. Видимо потеряв меня, кто-то зашел в подъезд и увидел меня. Уткнувшегося в угол и тихонько всхлипывавшего. Я не помню, кто это был и что мне юыло сказано. Наверное это были слова утешения. Меня взяли за руку, и повели в сторону, где гроб с телом моей бабушки грузили в катафалк. Катафалком был ПаЗик. Сзади у него открывался квадратный люк. Как я потом узнал, специально для перевозки усопших. Гроб погрузили, и мы вошли в салон ПаЗика. Меня усадили сзади, где сиденья расположены спиной к окнам. Рядом сидела мама, плача и крепко меня обнимая. Напротив сидел дедушка. Сидел он молча, молча скорбил. Потом была дорога на кладбище. Незнакомый лес засеянный памятниками и оградками. Осеннее карканье ворон и ощущение замершего времени. Похоронили бабушку рядом с ее мамой, прабабушкой для меня. Ее похороны я тоже видел. Но был еще слишком мал. И, тогда было чувство навсегда уснувшего человека. В этот раз, чувство уснувшей части твоего мира, твоей семьи. Потом было еще одно прощание. И, если при прощании дома всех не покидало ощущение что это все сон. То, при этом прощании все поняли, что это навсегда. Мама разрыдалась, обнимая ее и пытаясь утешить, плакал дедушка. А, я стоял в стороне с мыслью, что это лишь на время, и всех нас будет это ждать. А после будет ждать встреча. Потом была какая-то столовая где проходили поминки. Незнакомые люди. Напившаяся и выплакавшая все слезы мама. Вечером дома, меня не было дома два дня, не считая утреннего прощания. Я увидел занавешанные зеркала. Домой мы пришли с дедушкой. Мама уехала в другое место, чтобы лишний раз не напоминать себе о горе свалившемся на ее плечи. Дедушка был выпивший, но не пьяный. Хотя представляю как ему было тяжело. Наверное это из-за меня. Чтобы побыть тогда ребенком, который многое не понимает. И немного сгладить впечатления от увиденного. Помню как я тогда спросил: - Деда, а зачем зеркала завешаны?Дедушка немного смутился, не знаю был ли он верующим, и сказал: - Это чтобы душа себя в отражении себя не увидела и здесь не осталась. Я тогда подумал: Зачем? Если хочет, пускай остается! Это же наша Бабушка! В тот вечер было темно. Лишь комнате где мы спали, был включен ночник. Все это было странно, но не страшно. Ведь все мы любили и продолжаем любить нашу бабушку. А она, ни за что не причинила бы нам вред. И вот, воспоминания. А, точнее давно забытые чувства начинают подыматься. Как взбитые сливки. Чем активнее работаешь венчиком, тем сильнее подымаются сливки. А венчиком для этих чувств служат ваши мысли. Сопоставления догадок и фактов. Рак, бабуля, ее мучения, скорбь близких... Свой образ жизни и боль в правой части груди. Все это перемешавшись в кучу, в течении пары недель разгоняет мысли: "А вдруг? Вдруг, сейчас пойдешь на казалось бы на обычную флюорографию, а там не много и не мало, твой приговор?!" С неизвестной датой вступления приговора в силу. Все эти мысли, накручивают твои нервы в кулак так, что ожидание становиться невыносимым. И выбрав день ты идешь! Был четверг. Выбрав клинику, я позвонил туда. Там мне сообщили, что рентген сломан из-за скачка напряжения. И, работа начнется как минимум в понедельник. Сразу родилась мысль, что в понедельник и надо идти. Тут сознание как бы цепляется за возможность отсрочки. Кому хочется услышать приговор себе? Но сознание уставшее от предположений, упорно твердило, что надо это сделать раньше. Оказалось я перепутал клиники. Позвонил в ту в которую нужно. В ней прием ведется по записи. Записали меня на завтра, на десять утра. Утром в пятницу, встав в половину восьмого, спокойно заварив кофе и позавтракав отправился на флюорографию. Приехав чуть раньше, осведомился на ресепшн, есть ли возможность сделать это все пораньше, раз уж я тут. На что получил ответ: - Да, конечно. Вешайте верхнюю одежду в шкаф, и проходите в восьмой кабинет. Повесив одежду. Я спросил: - Нужно ли что-то при себе иметь? И как пройти в восьмой кабинет? - Нет, ваша карта будет уже у врача. Восьмой кабинет, слева за углом. - И девушка в регистратуре показала рукой себе за спину. Поблагодарив, я отправился в восьмой кабинет. На двери красовалась табличка с предупреждением, что рентген излучает радиацию. Сверху был плафон сигнализирующий о работе рентгена и просьбой не входить. Так как он не был включен, я аккуратно постучал и открыл дверь. За ней была просторная комната где стояли два рентген аппарата. На противоположной стороне, был вход в еще одну комнату. В дверном проеме появилась голова женщины в годах. Голова сказала, что скоро меня позовет. Я закрыл дверь, и присел на кресло в ожидании. Через минуту пришел еще один человек. Парень, лет двадцати. Он так же как и я постучал, а затем открыл дверь и засунул туда голову. Голова сидевшая в кабинете, сказала голове просунувшейся в ее вотчину, что она его позовет, и что перед ним еще человек. Парень высунул голову из кабинета и закрыл дверь. Секунд пять-десять, и послышался окрик из кабинета. С приглашением войти. Я поднялся с кресла и вошел в кабинет. Из комнаты напротив вышла женщина лет пятидесяти. Я поздоровался, она в ответ тоже поздоровалась, и сказала снимать одежду. Пока я раздевался, она спросила для каких целей флюорография. Я ответил, что работаю на пыльном производстве и стараюсь для себя проходить флюорографию. Она понятливо кивнула и уточнила, что за производство. Я ответил, что мебельное. Она опять понятливо кивнула. И пригласила непосредственно к рентген аппарату. - Так, всавайте поближе. Цепочку снимите или в зубы. Плечики прижали к аппарату, глубоко вдохнули и не дышим. Крайние слова она произносила уже из своей комнатки, в которую она ушла. Я стоял, вдохнув и задержав дыхание. Что-то зажужжало и из комнаты послышалось: -Так, не дышим... Все выдыхайте. Я выдохнул, выпустил крестик с цепочкой изо рта, и пошел одеваться. Женщина из кабинета сказала, по готовности: - Результаты будут готовы завтра. - Хорошо. Спасибо. До свидания! Попрощался я и вы шел из кабинета.У кабинета стоял тот парень. Я ему сказал, что его позовут. Он молча кивнул. И через секунду я услышал как вызвали его. Я в этот момент уже одевал куртку, и одевая шапку, на ходу попрощался с девушкой в регистратуре. Сняв бахилы, и выкинув их у входа, я вышел из клиники, и отправился на работу. Было ощущение попавшего в ботинок камня. Вроде беспокоит, но идти можно. Приехав в мастерскую, и втянувшись в процесс, мысли "камне в ботинке" отошли на задний план. А увлекшись и вовсе исчезли. Все шло своим чередом. Нужно было нарезать металлический уголок на зднюю часть верстака, который я собственно и изготавливал последние пару дней. Делов там оставалось не много. Разметить, отрезать и сварить между собой. Мало того, все это уже по сути было готово. За исключением одной горизонтальной перекладины, которая отрезалась под сорок пять градусов. И я планировал закончить минут через сорок. Времени было два часа сорок три минуты. В этот момент раздался звонок. По началу я подумал, что это спам. Городской номер. Указывал, что это городской номер. Не раздумывая, спам это или нет подошёл и снял взял трубку. - Алло?! -произнес я в трубку. Оттуда послышался женский голос быстро затараторивший. - Иван Сергеевич?! - И не дожидаясь подтверждения: - Вы были сегодня у нас на приеме... Я в этот момент пытался соспоставить что-то к чему-то, приëм, у них, сегодня... Голос на том конце продолжал тараторить. -.. вам надо подойти... Тут у меня таки сработал мозг. Словно стрела, его пронзила мысль: Флюорография! Ладони в момент вспотели, сердце начало работать с удвоенной силой. А, голос продолжал. - ...доснять правый бочок. Как дальше описать то, что происходило у меня в душе? Да хуй знает! Но, все аргументы, мозг выстраивал с ювелирной точностью, в башню паники. Голос в трубке продолжал говорить не останавливаясь. Стараясь как бы побыстрей закончить неприятный разговор. - Когда вы сможете подъехать на доснимок? Я честно говоря, старался придать своему голосу уверенности. И как можно спокойнее я ответил: - Сегодня. Вы до скольки работаете? - До восьми. - Хорошо, заеду сегодня. А, что там? - Внутри меня раздирало сомнениями.Голос на том конце, быстро затараторил: - Не могу вам ничего сказать. Врач попросила доснять правый бок. Может сосудик где-то залег. Я ведь просто медсестра. Я бы не беспокоилась! - Все это было произнесено быстро, словно это была скороговорка, и ко всему дрожащим голосом. Может она и хотела придать спокойствия, но сила убеждения был явно не ее конек. Поняв, что от нее толком ничего не добиться, я решил повторить свой вопрос уже при личной встрече. - Хорошо, буду сегодня у вас. Что от меня нужно? - Ничего. В регистратуре скажете, что на досъем. - Хорошо. До встречи. - Сказал я и не дослушав повесил трубку. Мне на тот момент, оставалось напилить пару перекладин для верстака. Сварить их, и смонтировать нижнюю часть верстака. Я этим верстаком занимался уже пару месяцев. Был уже куплен материал. Приобретен фуганок с рейсмусом. Чтобы откалибровать половые доски, которые остались после переделки ворот в мастерской. И, я не то чтобы грезил этим верстаком. Однако, уже пару месяцев эта мысль не оставляла меня. И была по сути незавершенным делом. Сейчас же, была возможность завершить часть работ. Но этот клятый звонок, будто обнулил все это. Блядское слово "обнулил", ну да ладно, не о том сейчас. В общем, в мгновение ока, мысли вынесли мне приговор. А за ним и вопрос: А нахуя мне теперь все это? Для чего, и кого? Все, абсолютно все рухнуло в один момент, как карточный домик на ветру. Однако делать было нужно, и словно в тумане, я постарался продолжить. Мысленно я пытался прикинуть какие размеры нужны, где и какие углы спилить. Отрезав детали в размер, я расчертил сначала одну деталь. Отрезав ее начал прикидывать другую. Разметив, начал резать. А, начав прикидывать понял, что нарезал вовсе не то что нужно. Надо было нарезать вновь. "Я сейчас скорей всего еще нарежу что-то не так! Мысли вовсе ведь не о том. Надо ехать. Сейчас прямо, не медля. Мысли роились словно потревоженный улей. Делать нечего, надо ехать. Пошел на склад переодеться. Там напарник возился с досками сдирая с них старую краску. Не знаю, что он подумал глядя на меня. - Мне нужно отлучиться не надолго, скоро приду. Он еще раз взглянул на меня и ответил: - Хорошо. Я быстро переоделся. И пошел обратно в мастерскую. Сделал заказ такси, и пока ждал машину выкурил сигарету. Такси подъехало минут через пять. Я по сути даже сигарету не докурил. Затушив чинарик, я вышел из мастерской, закрыл дверь и пошел к выходу. На улице уже стоял автомобиль. Усевшись на заднее сиденьея чувствовал, как от меня пахнет табаком. Я ненавижу этот запах. Так как он идет бок о бок со мной на протяжении всей моей жизни. Проклятые табачные компании сделали максимум, чтобы травить вас и получать прибыль. Вызывая одну из самых тяжелых зависимостей. Во время поездки я думал почитать что-то про рак. Но в голове было настолько пусто или наоборот, слишком много мыслей, что я решил отказаться от этой затеи. И всю дорогу тупо пялился в окно, желая в душе, стобы эта дорога была как можно длинее. Но это было не возможно. Через пятнадцать минут, такси остановилось в сотне метров от входа в клинику. Я сам попросил водителя остановиться подальше. Чтобы была возможность пройтись пешком и выкурить сигарету. Так я и сделал. Сигарета была сдолблена буквально в три шага. По затяжке на шаг. Табачная вонь. Но как же она была нужна мне на тот момент. Зайдя в клинику, я одел бахилы, подошел к администратору, и сообщил сидевшей там девушке, что я на доснимок. Та, что принимала меня утром сменилась на эту. Но лиц я не запомнил. Она кивнула. Сняв верхнюю одежду, и повесив в шкаф, я прошел к рентген кабинету. Лампа над входом с надписью "Не входить" не горела. Мысленно пожелав, чтобы там не было посетителей, я постучал и открыл дверь. В кабинете не было никого. Из дальней комнаты донеслось: - Слушаю вас? Решив, что и здесь могла смениться медсестра, я сообщил: - Добрый день! Я на доснимок. Из комнатки вышла та же женщина, ято и с утра. И сказала: - Быстро вы! Я ответил ей стараясь скрыть волнение. - Когда есть возможность, стараюсь не откладывать в долгий ящик! - Хорошо. Раздевайтесь. Я снял одежду. Как и в прошлый раз взял в зубы крестик. И подошел к рентген аппарату. Она поставила меня правым боком к стенке аппарата и попросила поднять руки вверх. Я поднял руки. Она попросила глубоко вдохнуть, и не дышать. Я же стоял и почему-то думал о небритых подмышках. Когда я вдохнул, она удалилась в свою комнату и оттуда комадовала: - Не дышите, так не дышите. Можете дышать. Я стоял в это время не дыша, и не слышал как работает аппарат. Весь мир сейчас был сконцетрирован на ее голосе. И желании что-либо выведать у нее. Спустя секунду, она вышла из комнатки. Когда она вышла, я постарался максимально ненавязчиво спросить, для чего понадобился второй снимок. На что получил тот же размытый ответ, что врачу потребовалось что-то уточнить И такое бывает. Что возможно сосудик какой-то залег или я шевельнулся. И что такое бывает, а она не может более ничего сказать, так как она всего лишь медсестра, а не врач. Понимая, что дальнейшие распросы ни к чему, я оделся, попрощался и вышел из кабинета со своими мыслями и страхами. Ничего другого и не оставалось. Выйдя из клиники, я закурил сигарету и пошел на остановку общественного транспорта. По дороге, решив отвлечся я попробывал занятся работой. Поставщики задерживали отгрузку, и я решил побеседовать с менеджером.И хоть не надолго, но это все же отвлекло. Но как только я повесил трубку, я вернулся обратно. На остановке я выкинул чинарик прямо на асфальт. Урны рядом не было, а мне было плевать. Как раз подъехал автобус. Зайдя в переднюю дверь, я встал у окна и начал рыть интернет. Симптомы , стадии, классификации, лечение, шансы. Все начало перемешиваться в гремучую смесь. Доехав до своей остановки, мысли гудели в голове так, что можно было их слышать из вне. Надо было лишь прислушаться. Выйдя из автобуса, я направился в мастерскую. С кашей в голове и сигаретой в зубах. Мысли которые буквально разъедали, выключили время. В голове был лишь белый шум. Это когда канал не телевизоре не настроен и на экране бело-серые полосы и черные мушки. Дойдя до мастерской, я хотел таки доделать начатое. Но мыслей как не было, так и нет. Взяв себя в руки, я старался ничем не выдать того смятения, что разъедало меня. Нельзя было показывать свою слабость. Слабость перед роком-судьбой. Оно могло передаться напарнику, да и вызвать у последнего вопросы, на который отвечать не было никакого желания. Напарник сидел в мастерской. Уставившись в телефон. Когда я зашел, он даже не взглянул на меня. Потом, когда я переоделся, он мельком взглянул на меня, и спросил: - Что дальше делаем? Готов поклясться, что он что-то заподозрил, но ничего не сказал. Я же понимая, что работа так не пойдет, объявил о своих планах. Сварить нижнюю часть верстака, это для нее я ранее запилил две одинаковых детали, и поехать домой. Он одобрительно кивнул. Надо было собраться с мыслями. Иначе получится как и в прошлый раз. Напилив по быстрому деталь, я приступил к сварке деталей между собой. На все ушло минут тридцать. После чего, я пошел переоделся и еще раз прикинул, как завтра это все соеденю меду собой. На протяжении всего этого времени, мысли не покидали меня. Хотелось побыстрей добраться до дому и выпить. Очень хотелось верить, что алкоголь немного снимет тревогу. Обсудив с напарником планы на завтра, мы покинули мастерскую. По пути на остановку, я не помню о чем мы говорили. Может и не говорили вовсе. Мой мозг искал ответы и подтверждения. Почти сразу приехал автобус. Он шел не прямо до места, но пару остановок можно было и пройти. Нужный же мне автобус, как и всегда был где-то за горизонтом. Подошедший автобус был "Богданом". Я оплатив проезд, я разместился на передней площадке в углу у окна. Народу было не особо много, и я был рад, что есть возможность порыться в интернете, и почитать о симптомах. может это было и зря. И понеслись запросы: Рак легких симптомы, рак легких лечение, выживаемость, течение болезни, на какой стадии выявляется рак на флюорографии, и т.д. На следующей остановке зашло достаточно много народа. Я встал немного боком, чтобы не было видно, о чем я читаю. Не хотелось раньше времени, кому-то что-то говорить и делиться этим вообще хоть с кем-то. Поэтому я еще немного развернулся, чтобы стоять ко всем под равным примерно углом. Все это чтиво, вышибало землю из под ног. И на следующей остановке, когда зашло еще куча народу, я почувствовал как мне не хватает воздуха. Слабость начала подкатывать. Попытавшись собраться с силами, я огляделся в надежде, что нам сейчас загорится зеленый. Через секунд двадцать мы тронулись. Я немного выдохнул, и решил, что пару то остановок сдюжу. Мы тем временем подъехали на перекресток. После него была сразу остановка. Но тут загорелся красный. И автобус замер. А с ним и малейшее движение воздуха в салоне. В ноги резко ударила слабость. Я прямо чувствовал, как дрожь пробежала по ногам, сделав их ватными. Держаться пришлось руками, крепко вцепишись в поручни. Сердце гулко стучало в груди, отдаваясь эхом в ушах и глазах. Я пожалуй никогда не был так близок к обмороку, по крайней мере трезвый. Но, оно сейчас было как нельзя близко. Нужно было выходить. Иначе я брякнусь прямо тут, не доехав до нужной остановки. Хоть она была и следующая по сути. Тут наконец загорелся зеленый, и мы тронулись. Через пять секунд мы были на остановке. Автобус остановился и двери открылись. Я выскочил от туда как ошпаренный. Первым делом глубоко вдохнув. И не останавливаясь пошел. Главное в тот момент, было идти и дышать. Спустя десяток шагов, пульс начал приходить в норму. Дыхание становилось размерянее. Так как на ходу особо не почитаешь, я на автомате шагал до дома. Зайдя по пути в магаз, я так же бездумно продолжил свой путь. Зайдя домой, я пытался как мог скрыть мою тяготу. Глядя на жену и сына, душа онемела в ужасе. Про себя я молился Богу. Чтобы не приведи Господи, когда-нибудь им сказать, что не смогу позаботиться о них. И о том, чтобы не сказать подобного моей матери. Понимая, что это ее убьëт.

Остальное в первом комменте.

Показать полностью
9

Сергей да Марья. Начало

Сергей да Марья. Начало Авторский рассказ, Дружба, СССР, Совхоз, Длиннопост

Прошло больше четверти века после тех событий, которые я описал в этой книге – просто яркой картинкой всплыли воспоминания. Человеческая память слаба, и мне просто нестерпимо захотелось записать всё, пока время не сотрет это окончательно. Вспомнилось совершенно отчетливо, и писать было легко с любого места, так как выдумывать было практически нечего.

Однажды в разгар трудового дня ко мне подошел мой начальник и торжественно объявил: «Завтра вы, Владимир, едете в совхоз!». Моему возмущению не было предела: «Опять я! Я уже ездил! И не один раз!». Он не стал слушать меня, просто развернулся и ушел, он никогда никого не слушал. Повернув огромный живот на сто восемьдесят градусов, бросил мне на прощанье: «Ты у нас самый молодой».
Сборы прошли быстро, что там собираться: две пары обуви и одежды, простой и чуть получше, бутылка водки для дезинфекции желудка, сухой паек на два дня, и все. Да и что по тем временам, при талонной системе, можно было набрать? Раздосадованный решением нашего самодура, я лег спать.
Я был в то время обыкновенным молодым человеком, очень энергичным и полностью определившим для себя жизненные цели и приоритеты. Правда, был еще слишком добрым и чересчур наивным, можно сказать, один из миллионов, о которых Александр Градский пел тогда в песне «Как молоды мы были». В совхозы ездить я не любил, и для меня такие поездки превращались в дни, вырванные из жизни. Но при социализме никого и никогда не спрашивали: хочешь или не хочешь; сказали надо - значит надо…
Социалистическое сельское хозяйство в те времена было малоэффективно, страдало из-за слабой механизации и для уборки урожая требовалось много людей, которых и привлекали из города: рабочих и студенчество в виде стройотрядов. Зарплату при этом получали - часть от совхозов, часть от предприятий.

Утром, попрощавшись с женой и пообещав ей, что буду себя хорошо вести и в пьянках участвовать не стану, я прибыл на одну из театральных площадей нашего славного города и увидел, можно сказать, целую демонстрацию трудящихся. Похоже, собрали всех трудоспособных со всех городских организаций. Бегал какой-то мужичок с мегафоном и орал в него громко, но малопонятно. К сожалению, духового оркестра не было.
Человек, очутившийся на демонстрации или на митинге, первым делом начинает искать знакомые лица. После изнурительного десятиминутного поиска в толпе, я понял: к сожалению никого нет. Тут вдруг кто-то схватил меня за руку – это был Андрей Павлович, мой знакомый с бывшего места работы. Молодежь у нас звала его Дедом, а те, кто постарше - Палычем. Рядом с ним стоял Геннадий Петрович, он жил неподалеку от меня, имел двух внучек-близняшек и красивый голубой «Москвич» Московского автозавода. Считался образцово-показательным дедушкой, и каждый год с завидной регулярностью выходил во двор зимой с деревянной лопаткой, ведя за собой таких же крепеньких и чуть кругленьких внучек, и начинал строить им горку.
Сам Палыч был мне очень рад и спросил, куда я еду. Услышав название деревни «Борино», обрадовался еще больше и предложил держаться с ними. Палыч представлял собой мужичонку среднего роста, чуть плешив и вдобавок носил козлиную бороденку. Лет ему было под пятьдесят пять, но выглядел лет на десять старше. Всю жизнь прожил в общежитии, был холост и глубоко презирал женщин. Питался пищей из общаговского буфета, приобрел язву и очень дурной характер. Женатые мужики его особенно презирали. Он со всеми конфликтовал, но меня, правда, безмерно уважал: ведь я с ним никогда не ругался и к тому же раза два ремонтировал ему радиоприемник. Тогда я еще ни с кем особо-то и не воевал.
- Держись за нас, - предложил Палыч.

Перспектива проводить время с людьми намного старше меня сильно омрачала. Я уже нехотя собирался дать утвердительный ответ, ведь ровесников практически не было, да и знакомые больше не попадались. И в этот момент меня просто оторвали от них - рядом стоял наш улыбающийся обувщик Женька, который при виде меня уже весь светился.
Женька слыл у нас в "Доме Быта" самым услужливым сапожником, бегал быстро, ремонтировал тоже быстро, денег брал мало, старше меня года на два. Всегда улыбался, а принося обувь, он чуть наклонялся, держа руки с ботинками, прижатыми к груди. Довольно приятный парень, но с какой-то детской мимикой на взрослом лице, хотя рассуждал он вполне адекватно и логично. У нас там, в «Доме Быта», много еще инвалидов работало, которых не могли послать в совхоз - это были либо глухонемые, либо слабоумные, либо на костылях. Хотя к Женьке это не относилось, но всё же…
- Я тебе ору, ору. А ты как глухой не слышишь меня, ты в Борино?
- Да, - я уже был безмерно рад ему. Хоть какое-то знакомое лицо.
Он тут же потащил меня через толпу, как прицеп, за собой.
- Тебя Сергей тоже звал, а ты ничего не слышишь.
- Какой Сергей?
Он уже притащил меня на место. На краю цветочной клумбы сидели четверо. Двоих я уже видел раньше. Они, маленькие худенькие, совсем как пацаны, хотя как потом узнал, что им было по двадцать лет, а третий, как я понял, был отец одного из них. Четвертый был нерусский, здоровый и почти квадратный. Как и я, выше среднего роста, то ли парень, то ли мужик, раньше я его никогда не встречал. В первую секунду незнакомец мне не понравился, но когда он вскочил и снял с себя рюкзак и быстро протянул мне руку, и я услышал его высокий тенор, никак не согласующийся с его фигурой, точка зрения моя поменялась.
- Здравствуй, Вова! Сергей! - представился он.

Темноволосый и черноглазый, но со светлой кожей; слегка выраженные монгольские черты, указывали явно на восточносибирское происхождение. Правда, умный и добрый взгляд сразу вызвал сомнение, что он из той же спецшколы, откуда те «пацаны», и куда меня учителя хотели определить еще в первом классе. Я поздоровался с ним, он продолжал:
- Ты в первый раз едешь?
- Нет, я уже был в том совхозе, но давно, года три-четыре назад.
- Ну и хорошо, значит опытный.
- Я неопытный, где там за два месяца опыта наберешься?
- Ладно, зато я бывалый. Я из деревни, всю жизнь прожил там, мне легко будет. Давай вместе держаться?
Думал про себя: «Из деревни так из деревни, мой папа инженер, но тоже из деревни – какая разница». Я никогда не страдал снобизмом, и с людьми, страдающими этой болезнью, никогда не дружил.
- Ну конечно, я согласен. Водку сильно пьешь? - улыбнулся я.
- Да не очень, я ее не люблю, вино предпочитаю.
В последствии я никогда не жалел, что присоединился именно к ним.

Недалеко от нас разорался не на шутку мегафон. Все зашевелились - начали подходить наши знаменитые Столыпинские вагоны Ликинского автозавода. В СССР тогда любили цифру «сто» как священную. Столетие Владимира Ильича (кстати, я родился с ним в один и тот же день, потому и назвали так), 100 % плана и самая большая купюра тоже сотней была. Говорили также: «Я туда и за сто рублей не пойду», внутренне понимая, что все равно больше никто не даст. На каждом столыпинском вагоне, изготовленном для ста пассажиров, виднелась табличка с местом отбывки сибирской ссылки.
Человек с мегафоном стал опять орать как ненормальный, и я подумал: «Хоть бы он сломался», так и случилось. Мегафон затрещал и отключился. «Вот так тебе!», - обрадовался. Но мужик оказался не дурак, он просто осуществил наш родной и исконно-русский ремонт - просто постучал им по асфальту и снова закричал в свой «матюгальник».

Мы выбрали автобус посвободнее, сели сзади и, слава богу, никто не стремился приблизить загрузку к цифре указанной в его характеристиках. Отец, сопровождающий своего пацана, высокий, худой, в очках, посадил своего такого же худого, но очень маленького сына и сказал, обращаясь к Сереге: «Последите, пожалуйста, за Максимом, я очень надеюсь на вас Сергей Иванович, я вас навещать буду, у меня мать в Ювале живет, это рядом».
Серега утвердительно помахал головой и клятвенно заверил, что с него глаз не спустит. Тут автобус тронулся, и народ зашевелился. Все стали доставать водку, я по собственному уже горькому опыту знал: сейчас не надо, а лучше просто поговорить.
- Серег, я чего-то не видел тебя раньше?
- Ты просто не замечал меня, а я каждый день тебя видел, ты раньше всех приходишь, сколько раз проходил мимо меня, ни разу не посмотрел. Деловой наверно слишком? - улыбнулся мне уже как старому знакомому.
- Нет не деловой, наверное, голова чем-то забита была. А ты давно работаешь у нас?
- Да года два, я служил у вас в местной части, здесь жену нашел, ну и остался.
- А почему в сапожники пошел? Такой мужик здоровый, руки-ноги, как говорится, есть. Я уж думал, ты такой же, как они, - показал напротив, где сидели Максим с Андреем.
- А куда я пойду? В слесари? Не хочу…
- Ну, допустим, в строители.
- Я только брусовые могу строить, я охотник, настоящий охотник-промысловик, у нас и звероферма там есть. Я шить зато умею, шапки, унты, шкуры могу выделывать и все такое прочее, обувь любую сделаю. Хочешь унты сошью, ни у кого таких не будет.
- Нет Серег, унтов мне не надо.
- Хм…глупый ты, в Сибири и без унтов? – хмыкнул он язвительно.
- А сколько тебе лет, Сергей?
- Двадцать четыре.
- Хм … одногодки мы с тобой. А я подумал, ты старше меня.
- А ты как в телемастерскую попал? Кончал что-нибудь?
- Ничего я не кончал, в институте год проучился и бросил. Так получилось, что в десять лет друзья подарили радиоконструктор, я увлекся, потом сам дошел до всего. А до этого слесарем работал, два года подряд просился сюда, потом взяли. Вернее, я взял - измором…
Между тем пьянка в автобусе разгоралась, народ шумел все громче и громче. А мы, беседуя между собой, постепенно стали все больше друг другу нравиться. Мне нравилась его добродушие и серьезность, житейская рассудительность. И даже некоторая напускная грубоватость вызывала улыбку. Да и с первого общения уже стало ясно, что никто из нас не будет ставить себя выше другого.
Скоро хорошая дорога кончилась, и начало довольно сильно потряхивать пассажиров - как «пуговиц банке». Автобус, не предназначенный для езды по проселочным дорогам, превратился в камеру пыток. Мужики матерились оттого, что много водки уходит мимо стаканов, а еще самое страшное - мимо их ртов, заливая нос, уши и щеки.
- Серега! А ты знаешь, что в деревне сейчас сухой закон сделали на период уборки.
- Нет, а что?
- Да просто они сейчас все вылакают, а вечером всю деревню в поисках самогонки затерроризируют.
Колонна автобусов постепенно редела, увозя каждую группу несчастных в свою «глубину сибирских руд». Через пару часов и наши четыре автобуса свернули с большой дороги на проселочную, и тряска еще больше усилилась. Нас сзади подбрасывало вверх чуть ли не на метр. Наливать больше никто не мог. Но водка, похоже, тоже не хотела трястись в мужицких желудках, и у некоторых просто стала выливаться через форточки за борт автобуса. Опыт прошлых поездок подсказывал, что так и будет.

продолжение следует

UPD:

Сергей да Марья. Прибытие. гл.2

Показать полностью 1
21

Как я впервые увидел смерть человека

1999 год. Я в 11 классе и мы отправились на сплав по реке Амгунь. Было трудно, но интересно. Река горная - очень быстрая и холодная, с большим количеством завалов из топляка. Мы даже потеряли одну лодку - её затянуло под брёвна, но два парня, что там были, выбрались на тот берег и мы потом кидали им камни с привязанными спичками, чтобы они могли до утра пересидеть у огня. Но всё равно было круто - река, гитара, макароны по-флотски, мы молодые, сильные и всё впереди.

Сплав занял 10 дней. По окончании мы должны прийти на станцию и дождаться поезда, который отвезёт нас в домой. Станция называется Селихин, а посёлок, в котором она расположена Селихино.

Мы пришли вечером, а поезд с Хабаровска проходит через станцию глубокой ночью. Ждать надо было часов 5-6.

Я не помню уже обстоятельств, но кто-то предложил пойти на деревенскую дискотеку, которая проходила в актовом зале местной школы. Пошли не все, но всё равно нас было человек 10. Дискотека школьная, поэтому там дежурила какая-то женщина, что-то типа завхоза или завуча. Она никак не хотела нас пускать, потому что вход стоил каких-то небольших денег, которых у нас всё равно не было. Но тут нас выручили старшаки, у которых было несколько бутылок водки, которые эта тётя и приняла в качестве оплаты.

К слову о старшаках. Хотите верьте, хотите нет. В одном классе со мной училась сводная дочь авторитета из Общака. И папа вместе с нами отправил в командировку троих "гвардейцев" - парней лет 20-22 из Братвы (с больших букв называю эти ОПГ не из чувства уважения, а как имена собственные). Они должны были за ней присматривать и на всякий случай. Мы потому и вошли так легко на дискотеку - они сразу пару местных оттянули, объяснили кто мы такие и что к нам не надо лезть. Такие были времена.

Кароче, пацаны и девчонки "с города" произвели правильный эффект) На всю дискотеку у диджея была одна кассета и магнитофон, подключённый через усилок к большой колонке. А у нас было тоже пара кассет. Но каких! Prodigy, Metallica, Chemical Brothers, Limp Bizkit. Ну и всякие там Demo, Светы и ещё танцевальная попса. Было очень здорово, мы наплясались, немного выпили, затусили с ди-джеем. Отличный вечер)

Но так как дискотека была школьная и в 11 всё закончилось. Местные звали нас к себе - продолжить праздник, но нас ждали учителя и остальная банда и мы вернулись. Оставалось ещё где-то два-три часа. Мы просто развалились на вещах и болтали.

В какой-то момент мимо станции в пределах нашей видимости появился мотоцикл. Свет был только на станции - дорога была не освещена. Поэтому было видно только его мельтешащую фару. Он ревел белугой и нёсся по дороге. Вдруг фара заметалась в темноте и завизжали шины по асфальту. А потом раздался грохот и фара пропала. Опрокинулся.

Несколько человек побежали посмотреть, что там. Пара учителей с ними ушла тоже, Спустя буквально несколько минут они вернулись и позвали меня, потому что у меня одного был электрический фонарик - типа посветить надо, непонятно что там.

Когда я подошёл и осветил место происшествия я обалдел. Самое главное, что было - это след из дерьма от шины, которая пошла юзом, из-за коровьей лепёшки, лежащей посреди дороги.

Невдалеке валялся мотоцикл, на дороге из бетонных плит, такими военные часто дороги строили. Рядом с мотоциклом лежал парень, второй пассажир и не шевелился. И в нескольких метрах от мотоцикла, по траве катался ещё один парень, как я понял он был за рулём. Он катался по траве, хватался за голову и рыдал, при этом постоянно орал - Я убил его, я убил его! Как я матери его скажу?!

Поскольку фонарик был у меня в руках меня попросили посвятить, чтобы рассмотреть что там с упавшим. И я направил свет на него. Пиздец, я запомнил на всю жизнь. Картина такая - когда мотоцикл понесло, его нога попала под заднее крыло и он упал назад с мотоцикла. И, судя по всему, разбил себе голову об бетонные плиты. Пахло свежим коровьим дерьмом, вокруг причитали люди, этот там орал, а я смотрел как кровь толчками выходит из головы и как он медленно дышит. Я стоял и светил. И смотрел. Я просто не помню пытались ли ему как-то помочь. Но он умер, почти сразу. Я видел, как он перестал дышать.

Уже набежали какие-то местные. Стало много людей вокруг. Все уже поняли, что он умер.

Нескоро, наверное, около часа прошло. И приехала скорая. Зелёная таблетка, военного окраса, с крестом. От туда вылезла грузная, недовольная женщина. Я прям помню её раздражение. Она даже не подошла к нему. Просто посмотрела из далека и сказала, что им тут делать нечего. И тут же уехала.

Дальше нас всех собрали и отвели обратно на станцию. И мы вернулись домой.

Я не помню ничего, что было потом. Обсуждали ли мы это. Были ли какие-то действия со стороны ментов. Просто как-будто отдельный эпизод из жизни, который, как кино - просто закончился.

Такие дела.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!