— Расскажите, как вы оказались на Бугазской косе?
Я поехал в станицу Благовещенскую через месяц после новости о разливе мазута (26 января) и пробыл в зоне ЧС примерно 23 дня, побывав на двух сменах (26 января — 9 февраля и 24 марта — 31 марта). На этот участок длиной 13 километров волонтеры пришли только спустя несколько недель после разлива. Это место на Бугазской косе, его сложно назвать доступным — до пляжей туда добирались только на «Урале». Пешком пройти практически нереально. Когда всё началось, было ощущение, что нельзя терять ни секунды.
— Если вы были один из первых, то расскажите как все начиналось?
Я не был одним из первых и приехал на место трагедии 26 января. И это было очень страшно. Но и до меня картина была очень плачевная.
Сначала волонтёры бросались с голыми руками, без всяких лопат. Активная помощь пришла позже. «У меня уже полмешка мазута, хотя мы очистили всего лишь маленький участок земли». В основном люди приезжали на эйфории, на эмоциях, а когда погружались в работу, понимали, что нужно долго работать на одном маленьком участке.
Причем отмечу, ЧП такого масштаба... МЧС (и прочие правоохранители) по идее должны были идти в первых рядах, но нет, ты, похоже, перепутал: волонтёры в первых рядах.
— Что именно вы там делали? Как выглядела работа?
Как мы работали? Копали неглубоко, на глубину черенков лопаты. Это очень глубокое загрязнение. Если начинать копать, можно найти мазут на глубине 50 и 70 сантиметров. Получается такой слоёный мазутный пирог. Однако наши человеческие усилия позволяли очистить только верхний слой, чтобы сверху лежал более-менее чистый песок, и птички не клевали его, не садились в него. Так или иначе, эти пляжи нужно обрабатывать техникой: вывозить песок на сепараторе и перерабатывать.
А, да, выбросы мазута и замазученного песка на уже пройденные людьми пляжи продолжаются.
— Кто организовывал процесс? Была ли какая-то система?
Мне оказал помощь Центр Чистой Природы. Они оплатили поезда, средства индивидуальной защиты и проживание. Да, был штаб «Феникс» — там нас кормили, выдавали перчатки, маски. Людей пересаживали на вездеходы, чтобы доставить на дальние участки. Пляжи были поделены на сектора: каждый назывался в честь района Краснодарского края. Это, наверное, помогало хоть как-то ориентироваться, потому что территория огромная.
— Что было самым трудным?
Первое — это чувство беспомощности. Ты копаешь, убираешь, а море каждый день выносит новый мазут. И ты понимаешь: всё, что сделал, — уже почти бесполезно. Второе — это усталость. Люди приезжали на эмоциях, с воодушевлением, а потом понимали, что нужно по 6 часов работать на просеивателях. Ноги подкашиваются, немеют, некоторые волонтёры копали, уже стоя на коленях.
— Как на всё это реагировали местные жители?
Работники отеля в первые дни самостоятельно убирали свои участки. Они, несмотря на случившееся, ждут гостей летом, лагеря ждут летом детей. Уже ничего не изменить. Проблема не решена. Роспотребнадзор официально не закрывал курортный сезон, но и не публиковал результаты проверок до апреля. В это время пляжи были всё ещё в мазуте. В апреле результаты были опубликованы, и они вполне предсказуемы: пляжи в Анапе не соответствуют нормам. Пляжи Новороссийска, Геленджика, Сочи и побережья Крыма соответствуют нормам.
— А что с птицами? Просто если верить новостям, то в новогодние праздники разразился масштабный скандал. Представители Минприроды Краснодарского края изъяли из центра реабилитации Арестей 160 отмытых птиц и выпустили их в море.
Могу сказать, что через пару часов 60 погибших птиц на месте выпуска были обнаружены волонтёрами. Да, правда, сразу птиц нельзя выпускать — повреждается естественный защитный покров. Люди делают всё возможное, чтобы спасти как можно больше птиц. Но важно спасти хотя бы и одну...
В первые дни катастрофы большая часть птиц отмывалась в двух штабах — на улице Черноморской и Жемчужной. Это самое большое объединение людей вокруг человеческого, вокруг чего-то важного.
Но от мазута пострадали не только птицы. Под мазутный удар попали рыбы, ракообразные, моллюски. В частности, малочисленный вид дельфинов — дельфины-азовки, а также древние дюны Анапы, которые называются золотыми песками за их необычный состав. Нарушена кормовая база птиц.
— Что вы чувствовали, глядя на птиц?
Ты держишь в руках эту птицу, она дергается в судорогах, и ты понимаешь: у нее тоже есть душа... И ты можешь ей навредить, даже не зная этого. Было страшно. Кто-то уходил в блаженное неведение, делал, что говорят. А кто-то начинал действовать сам — и брать на себя ответственность. Это разрушало. Некоторые плакали ночами. У кого-то был буквально «вьетнамский синдром». Понимаешь, что причиной маленькой выживаемости этих птиц мог быть ты. Мы, кажется, все прошли свою маленькую войну.
— Что вам казалось самым несправедливым во всём этом?
То, что всё опять держится на людях. На добровольцах. Когда объявили ЧС, мы ждали от государства технологий, решений, а получили снова ящики и лопаты. И ещё — попытку выпустить 160 птиц в море, хотя они были не готовы. Через пару часов — 60 мёртвых. Это был провал. Люди, которые неделями спасали этих птиц, не могли поверить, что всё так обернулось.
— Что вы думаете о будущем этой территории?
Сезон, скорее всего, откроют. Зависит от того, насколько убедительны будут СМИ и от самоощущения, что отдыхаешь на месте биологической катастрофы. Поставят шезлонги, лавочки, детские площадки. Но песок останется пропитанным. Канцерогены — не шутка. Да, сверху будет чисто, но если копнуть? А ведь эти дюны состоят из ценного кварцевого песка. А мы их сейчас просто выкапываем вручную. Надо спасать не только пляж, но и то, что внутри.
Коса очень быстро меняется. Всё, что еще неделю назад лежало на глубине 15 сантиметров, сейчас уже лежит на глубине 60 сантиметров. То есть нам нужно сейчас всё это выкопать, чтобы убрать. Получается, так и будем делать. Сейчас ее еще возможно убрать. Он твердый, а летом? Как? Многие затекают, и люди встают на колени и работают лопатами. Можно решить это своими силами.
Первая активная волна добровольцев схлынула, остались стойкие, которые могут дойти до самого конца. Задача стояла в том, чтобы побыстрее убрать всё это, отключить голову и просто работать.
— Что вы унесли с собой после этого опыта?
Волонтёр — это такая штука: ты сюда сбегаешь, в жизни ты взрослый, и говорят тебе там, что и как делать. А потом включается критическое мышление: думаешь, правильно ли ты делаешь? Почему ничего не получается или почему получается, но не так?
Как хочется, или а действительно ли это так? Это хаос, эмпатия и сострадание, и понеслось спасать всех, кого можно и нельзя. Очень много сострадания и любви в людях скопилось, и они отдают его живой природе. Обидно, что люди отдают свое сострадание морю, птицам, но не отдают его другим людям. А если не любишь ближнего своего, то я домой.
— Какой вывод из случившегося стоит сделать?
Каждый должен себе задать вопрос и честно дать на него ответ: а после моей деятельности не придется ли ничего ликвидировать и исправлять? Такой вопрос, видимо, не задали себе те люди, которые вышли в море на старых танкерах, не предназначенных для таких работ.
— И напоследок. Если бы вы знали, как будет на самом деле — поехали бы снова?
Поехал бы. Без вопросов. Потому что если не мы — то кто?
Конец.
Если было интересно, не стесняйтесь — ставьте лайки и подписывайтесь на мои каналы: Дзен и Телегу.
