Creepy Reddit

Источник: Страшные истории из реальной жизни

– Пока, Эдди! – Мама кричит мне снизу. Я вынимаю наушник. На первом этаже в коридоре оживленная суета. Папа и моя сестренка подначивают друг друга, смеются, снимая пальто с вешалки.

– Пока! – кричу я, не отрываясь от экрана. Игра в самом разгаре.

– Уверен, что не хочешь пойти? – Снова мама. – Тебе может понравится! Проведем время вместе всей семьей!

Да блин, мам!

– Мне и так хорошо, мам! Пока!

Теперь подключилась еще и сестра:

– Эдди, ну давай! Не сиди весь день дома как ботан!

– ПОКА! – У меня уже терпение на исходе!

– Ладно, скоро увидимся! – отвечает мама.

– Пока, лузер! – Голос Луизы слишком добродушный, чтобы принимать это всерьез. Мы хорошо ладим. Мама внизу мягко отчитывает ее, я не разбираю слов, но этот тон знаю отлично.

Голоса стихают, шаги торопливо удаляются. В конце концов хлопает входная дверь и ключ поворачивается в замке. Зашибись. Наконец-то немного покоя. Никто не ворвется ко мне с очередной гениальной идеей и не будет отвлекать.

Наушник возвращается на законное место. Я снова собран и сосредоточен на одном: на победе. Еще одно поражение и место в рейтинге будет потеряно. Я не могу себе такого позволить.

Тук, тук, тук

Пальцы стучат по клавишам.

Тут и там гремят взрывы, но я отлично ориентируюсь.

Мускулы напряжены, все внимание сосредоточено на игре, я делаю все, что от меня зависит… и… да!

Даю пять сам себе, наконец откидываюсь назад под протестующий скрип кресла. Теперь можно снять наушники и сполна отпраздновать момент ликования под мягкий стук дождя по стеклу. День серый и пасмурный. Ветер тихо вздыхает в кронах деревьев.

Я смотрю на часы.

Черт, почти час прошел. Как же быстро летит время.

Отталкиваюсь, кресло делает полный оборот и возвращаюсь к компьютеру. Темный экран загрузки ловит мое отражение.

Я сижу за компом так же, как и ты сейчас, хотя может у тебя в руках и смартфон. Не в этом суть. Связанный с миром, вовлеченный, но все же совсем один.

Стучит дождь.

И игра зависает.

Индикатор загрузки застревает на середине. Я нервно трясу мышкой, но курсор тоже замер.

– Блин!

Жму Esc.

…ничего.

Хм.

И тут, нажимая Ctrl+Alt+Delete, я слышу шум снизу.

Как будто хлопнула дверца шкафа.

Мгновенно меня окатывает волна паники. Удивительно, как быстро человек может перейти от беспечности к полной бдительности. Все чувства обостряются и я остро ощущаю, как громко бьется сердце.

…Мне просто показалось? Может это совсем другой звук? …Может это что-то снаружи?

…Снова. Снова хлопает шкафчик, потом вроде бы… холодильник?

Все хорошо, не паникуй. Не паникуй! Серийные убийцы не роются в холодильниках… правда ведь?

Крадусь к двери спальни и медленно, очень осторожно открываю ее. Выскальзываю в коридор, на цыпочках крадусь к перилам…

…Открывается кран и вода разбивается о раковину. Фух. Меня немного отпускает. Убийцы не моют руки перед убийством. В этом же просто нет смысла.

Понемножку я набираюсь смелости окликнуть того, кто внизу, когда вдруг меня самого зовет знакомый голос. Паника сразу отступает – это моя сестра.

– Эй, Эдди! У меня тут кое-что вкусненькое!

– Здорово! Вы зашли в кондитерскую на обратном пути? ПОЖАЛУЙСТА, скажи, что вы взяли карамель!

Повисает тишина.

– Спустись и посмотри! – отвечает она. Что-то с шуршанием передвигают по кухонному острову.

– Хорошо, я сейчас!

Я иду обратно к себе, чтобы перезагрузить компьютер.

И снова замечаю часы.

Хм. Они так быстро вернулись? Интересно почему? Из-за дождя?

Нажимаю и держу кнопку включения, а потом снова выхожу на лестничную площадку и кричу вниз:

– А вы чего так рано?

…

…Нет ответа.

Дверь в родительскую спальню открыта. Комната пуста, по окну на противоположной стене стекают струи дождя.

По какой-то странной причине, беспокойство подкрадывается ко мне, взбираясь ознобом по загривку.

– Луиза, – кричу я вниз, застряв у перил. – Где мама и папа?

Снова тишина. Я иду по коридору верхнего этажа к маленькому окошку, выходящему на передний двор.

…Родительской машины нет.

Я подхожу к лестнице и с верхней ступеньки вглядываюсь вниз, в холл.

Свет выключен, и тревожная аура ползет из теней вверх по ступеням.

– Эдди, спускайся. – Голос сестры доносится из глубины дома. Наверное она на кухне. – Иди посмотри, что у меня для тебя есть!

Стоит звенящая тишина. Никакого хлопанья шкафов, никаких шорохов, никакого движения или звона ключей. Голос сестры стихает, и тишина ложится на дом как одеяло. Тишина и стук дождя.

Черт, ладони вспотели.

Что происходит?! Эдди, чувак, расслабься, все ведь нормально. Возьми себя в руки.

Но я все же почему-то не могу сдвинуться с места. Незримая сила удерживает меня от того, чтобы шагнуть вниз по ступеням.

– Луиз… – Я пытаюсь снова окликнуть сестру, но голос подводит. Нервно откашливаюсь, во рту сухо как в пустыне.

– Эдди, – отзывается она. – Эдди, спускайся вниз.

– Когда вы вернулись? – теперь мне удается крикнуть. – Где машина?

Тишина.

– Луиза? – Я не знаю, что еще сказать…

А затем, мгновение спустя, из-за угла медленно, неторопливо выходит моя сестра. Вся окутанная тенями, полускрытая, она останавливается у подножия лестницы, поворачивается и смотрит на меня снизу вверх.

Секунду мы просто стоим и смотрим друг на друга. Она внизу. Я вверху.

Она ничего не говорит, лишь вдруг широко улыбается. В полумраке ее зубы кажутся такими белыми.

Вдруг она резко взмахивает рукой, манит за собой, разворачивается и так же медленно возвращается на кухню.

И только когда она скрывается за стеной, я снова слышу голос сестры:

– Давай, Эдди. Спускайся и посмотри, что у меня есть.

У меня волосы встают дыбом.

Не понимаю.

Стиснув зубы, весь покрытый мурашками, я отступаю обратно в свою комнату и захлопываю дверь. Черт, слишком поспешно… Стук двери, втретившейся в косяком эхом отдается в доме.

И тут же, ровно в тот же момент, безошибочно узнаваемый звук разрывает тишину. Что-то несется вверх по лестнице. Топот, стук по перилам, так быстро и все ближе и ближе…

Вскрикнув от ужаса, я наваливаюсь на комод и, подпитанный силой нахлынувшего адреналина, толкаю его к двери. Цветок в горшке валится на пол, рассыпая землю по ковру.

Черт. Черт! Я стою посреди комнаты, отпрянув от двери, сердце так колотится… И жду, что вот-вот начнет дребезжать ручка, что вот-вот кто-то бросится на дверь с той стороны. Кто-то…

…Моя сестра?

Но ничего не происходит.

Минуты тянутся мучительно медленно.

Я больше не слышу топота, звук оборвался так же внезапно, как и начался. И предельно осторожно я подхожу к двери и прижимаюсь ухом к дереву. И слушаю, глубоко дыша.

…Вслушиваюсь изо всех сил, стараясь уловить хоть что-то, и понять, какого черта здесь творится.

…

– …Открой дверь, Эдди, – шепчет голос моей сестры с той стороны.

В ужасе я отпрыгиваю от двери, и слепо шарю по столу в поисках телефона, боясь отвести от нее взгляд. Вот он! Трясущимися пальцами ввожу пароль… с первого раза не получается.

…И со второго.

Нечто по ту сторону двери не стучит. Не пытается пробиться силой. Только шепотом повторяет одно и то же.

– Эдди, хватит валять дурака. Открой дверь, впусти меня. Я хочу кое-что тебе показать.

Сначала я пытаюсь позвонить маме.

Дрожащей рукой подношу телефон к уху.

…Занято.

Блядь.

– Давай, Эдди, открой дверь. Я хочу тебе кое-что показать.

– Луиза! – Не выдерживаю и отзываюсь. – Ты чертовски меня пугаешь. Если это такой пранк, просто ПЕРЕСТАНЬ, пожалуйста. Просто ОСТАНОВИСЬ.

– Открой дверь, Эдди. Открой и впусти меня. Ты должен это увидеть, пожалуйста, пойдем со мной.

– Если это такая шутка, я не сержусь, просто перестань издеваться надо мной!

Тишина.

А затем…

– Просто спустись вниз. Тебе нужно спуститься со мной вниз. Просто пойдем.

Ну нахер. Я звоню в полицию.

Пусть кто-то скажет, что я слишком остро реагирую, но мне похер. Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.

Гудок. Щелчок. А затем:

– 911, что у вас случилось?

Делаю глубокий вдох.

– Вы меня слышите? 911, – раздается голос из трубки.

– В моем доме кто-то есть, – шепчу я так тихо, как только могу.

…Но моя сестра очевидно слышит. Теперь ее голос звучит громче.

– ЭДДИ. Ты должен открыть дверь. Впусти меня. Ты должен открыть дверь. Впусти меня, это очень важно. Это очень важно.

То, как она произносит последние слова… У меня от этого зубы сводит. Нет, они звучат почти нормально. Почти. Просто… Блин… Не знаю. Как это описать? Как будто она устала говорить. Будто мышцы, необходимые для речи устали…

Страшно до усрачки. Но я стараюсь ее игнорировать. И сообщаю данные о себе оператору.

Дождь начинает бить в стекло. Ветер тоже усиливается.

– Хорошо, сэр. Машина скоро прибудет, пожалуйста, оставайтесь на линии.

Так я и делаю, отступая с самый дальний от двери угол спальни, в ужасе от того, что существо с голосом моей любимой сестры ворвется внутрь.

– ЭДДИ! – кричит оно, заставляя меня подпрыгнуть. – ЭДДИ! Ты должен впустить меня! Тебе нужно пойти со мной!

Клянусь, снаружи по дороге шуршат шины. Поворачиваюсь к окну, чтобы удостовериться…

И сердце пропускает удар.

Там внизу, на обочине дороги, под проливным дождем стоит и неотрывно смотрит в мое окно… моя семья.

Моя мама. Мой папа. И Луиза.

Они просто стоят рядком, прижав руки по швам, и смотрят на меня снизу вверх. Прямо на меня.

***

Полиция прибыла примерно через десять минут. Им пришлось очень постараться, чтобы успокоить меня.

Я не слышал, чтобы “сестра” выходила из дома, но полицейские тщательно обыскали все и никого не обнаружили. “Семья” снаружи исчезла, стоило мне ненадолго отвлечься и отвернуться. Буквально вот они были и вот их уже нет.

У моей мамы (у моей НАСТОЯЩЕЙ мамы, очень на это надеюсь) чуть крышу не снесло, когда они вернулись и обнаружили дом в окружении полицейских машин. Луиза понятия не имела о чем я твержу, никто из них, если честно. Она настаивала, что и не пыталась меня разыгрывать. Временами она бывает надоедливой… Но я все же не могу представить, чтобы она стала делать что-то подобное.

Вообще не могу представить, чтобы кто-либо из моей семьи сделал бы нечто подобное.

Но мне пришлось убедиться, что их рты двигаются в такт речи, прежде чем немного успокоиться.

Прошло около месяца с того случая. В двери у меня теперь врезан замок, но с тех пор ничего страшного не происходит… Хотя ночами мне все еще тревожно, черт, а кому бы не было? И вот, что я хочу сказать. Теперь, когда моя семья собирается уезжать и спрашивают, хочу ли я поехать с ними…

Теперь я говорю “да”.

~

Оригинал (с) Darkly_Gathers

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я сидел за компьютером, когда заметил, что мой пес, Бенни, пялится на меня через окно. Честно говоря, сначала я не обратил на это внимания, подумав, что это что-то из его обычных странностей, однако минуты шли, а он все продолжал таращиться. С некоторым беспокойством я оглядел кабинет на случай, если в нем вдруг объявилось что-то странное, что могло заинтересовать собаку, но не обнаружил ничего необычного, а когда взглянул в окно еще раз, пса уже не было.

Все еще испытывая беспокойство, я встал из-за стола и направился к выходу – как оказалось, только затем, чтобы, споткнувшись, рассадить колено о дверной проем. У меня уже случались неудачные моменты на этой неделе, но этот оказался худшим. Я лежал, постанывая от боли, и вдруг увидел Бенни снова – на этот раз он таращился на меня с другой стороны двора.

– Просто дай мне полежать тут, – простонал я.

Поднявшись, я поковылял внутрь, перевязал колено. На улице машина моей жены свернула на подъездную дорожку. Я пошел ей навстречу, чтобы рассказать про этот определенно странный день, но все мысли вылетели у меня из головы, когда она выпрыгнула из машины и побежала мне навстречу.

– Я получила должность! – Она сжала меня в объятиях. – Теперь я директор лаборатории!

– Ох, черт!

Я прилично зарабатываю на обучении менеджеров для крупной сети ресторанов, но жена то и дело дает мне фору. Она работает с секретными правительственными исследованиями в области квантовой физики. Получить повышение в таких условиях – просто мечта, и это значит, что мы, возможно, сможем раньше выйти на пенсию.

Не удивительно, что история с Бенни на время вылетела у меня из головы.. Я открыл бутылку вина, заказал еду из нашего любимого местечка, однако после обеда, когда все хорошие новости наконец уложились в голове, я снова вспомнил о странном поведении пса. К этому времени он доел свой ужин и снова застыл на месте, на этот раз посередине кухни. Когда я спросил жену, не замечает ли она чего-то странного в его поведении, та ответила только, что пес выглядит нормально, но я не мог не заметить, как быстро она сменила тему. Вечером, когда я уже почистил зубы и готовился ко сну, я случайно заметил его стоящим в полумраке в конце коридора.

– Ты в порядке, дружок?

Он не двигался, не отрывая от меня глаз. Что-то определенно было не так, и на всякий случай той ночью я запер дверь спальни.

На следующий день на работе я рассказал коллеге, за свою жизнь приютившему шесть бездомных собак, о поведении Бенни

– Может, ему просто больно? – поинтересовался он, жуя сендвич. – Он странно двигается?

– О, нет, когда двигается, он выглядит нормально, я просто подумал, что он болен или что-то в этом роде.

– Ну… ты сказал, что он ел… Может, стоит показать его ветеринару, но, кажется, это не первый раз, когда ты параноишь из-за какой-то глупости.

– В смысле?

– Ну, я помню, как ты поехал в больницу, потому что думал, что у тебя боли в груди.

Я скептически наклонил голову и задрал футболку, показывая ему шрам, идущий через всю мою грудную клетку. Я родился с пороком сердца и перенес три операции, чтобы исправить это. Даже сейчас вынужден принимать четыре разных препарата, чтобы уберечь себя от внезапной смерти.

– Действительно, чего это я беспокоюсь?

– Окей, окей, но на этот-то раз дело не в сердце? – Он уставился в свою тарелку. – Я имею в виду, иногда ты слишком зацикливаешься.

Оставшуюся часть дня я провел в сомнениях и даже решил, что, возможно, это действительно паранойя. В конце концов, большую часть времени Бенни вел себя нормально и выглядел здоровым, так что, возможно, это действительно просто его обычные странности…

Когда я вернулся домой, стало однозначно ясно, что это не так. Бенни не выбежал встречать меня к входной двери, как делал обычно. Я огляделся, но пса нигде не было – ни во дворе, ни в гостиной. Со знакомым чувством беспокойства я стал методично обыскивать дом в поисках собаки. Наконец, я открыл дверцу шкафа в нашей спальне и наконец нашел его: Бенни неподвижно сидел в углу на куче старой одежды и неотрывно смотрел на меня.

– Эй, что ты здесь делаешь? – Я неловко рассмеялся.

Пес продолжал пялиться на меня. Постояв несколько минут, я покачал головой и вышел из комнаты.

Отправившись в кабинет, я попытался продолжить работать – нужно было закончить презентацию к завтрашнему дню. Обычно я довольно хорошо себя контролирую и без проблем фокусируюсь на работе, но, если я сильно нервничаю или устал, как правило, начинаю прокрастинировать чуть больше, чем мне хотелось бы, и, кажется, сейчас происходило именно это. Просматривая мемы, я наткнулся на смешную картинку с двумя толстыми черно-белыми котами и подписью к ней: “В прошлом месяце мой кот пропал. Неделю спустя я нашел его и принес домой. Сегодня мой кот вернулся. Теперь у меня два одинаковых кота”.

Картинка была действительно смешной, но породила в моей голове странную мысль. Смог бы я понять, что Бенни подменили? Он обычная черная такса, а этих милых ребят иногда довольно сложно различить… Посмеявшись над собственными размышлениями, я вернулся к работе.

Позже, вечером, когда мы с женой разговаривали на кухне, я опять заметил Бенни. В этот раз он сидел под дубом на краю нашего участка, и снова – неподвижно. Обычно, оказавшись снаружи, он начинал носиться за котом и, что важно, избегать деревьев, но теперь он просто сидел там.

– Смотри. – Я указал на окно. – Я же говорил тебе, с ним что-то не так.

– О, – ответила она. – Пойду позову его на ужин.

…во-первых, сейчас было не время для собачьего ужина. Во-вторых, в семье я был единственным, кто кормил животных. Однако прежде, чем я успел что-то сказать, жена торопливо вышла из дома и пошла через лужайку, даже не обувшись. Затем она взяла собаку на руки, принесла обратно на кухню и… немедленно начала рассуждать о том, что, возможно, в связи с повышением ей придется уехать на неделю в Неваду.

– Так ты не заметила ничего странного в поведении Бенни? - перебил ее я.

– Думаю, он в порядке. – Она снова взяла пса на руки и начала покачивать. – Просто иногда он бывает странноватой сосисочкой.

Я сощурился, но развивать тему не стал. До самого отхода ко сну жена выглядела непривычно нервозной. Каждый раз, как она видела, что я приближаюсь к Бенни или смотрю на него, она вздрагивала и нервно сжимала кулаки... Каждый раз, когда я обращался к ней, она смотрела на меня с опаской, как будто боялась, что я снова заговорю о собаке.

Позже, когда нес белье в стирку, я обнаружил, что наша кошка сидит на верхней ступеньке лестницы. Абсолютно неподвижная, она пялилась на меня, а потом ушла.

– Ты же не будешь тоже начинать вести себя странно?

Я покачал головой. Вот теперь это точно паранойя, кошки всегда странно себя ведут… Однако я не мог снова не вспомнить поведение Бенни.

На ночь я снова закрыл дверь спальни. На следующий день на работе я потратил кучу времени, пытаясь нагуглить что-нибудь про странное поведение у животных. Предположив, что, возможно, у пса просто что-то болит из-за проблем со здоровьем, я все-таки написал жене с предложением показать Бенни ветеринару. К моему удивлению ответила она мгновенно.

Конечно. Отпрошусь с работы пораньше и отвезу его, как только смогу.

…и это тоже было странно. Она казалась такой нетерпеливой, плюс, никогда до этого она не уходила с работы раньше. Может, новая должность дала ей чуть более свободный график? Так или иначе, когда я вернулся домой, она уже ждала меня, чтобы рассказать, что свозила Бенни к врачу, и тот сказал, что для собак нормально иногда делать какие-то странные вещи, особенно если хозяева начинают вести себя необычно.

– Намекаю. – Жена игриво ткнула меня локтем в бок. – Ты слишком нервничаешь и этим волнуешь собаку!

После обеда я сидел в своем кабинете. Бенни все еще вел себя странно, и еще Скраффлз, наша кошка… Она тоже держалась от меня на расстоянии. Просто сидела наверху или пропадала снаружи. Картинка про двух одинаковых котов не шла у меня из головы.

Я разблокировал свой телефон и стал просматривать фото в галерее. У меня точно были фото обоих, и Бенни, и Скрафлз, до того, как их поведение изменилось. Я старательно рассматривал фотографии в попытках найти какие-нибудь отличительные метки. Бенни был почти полностью черным, так что найти в нем особенные черты внешности не удалось. Со Скраффлз было проще, но у меня было слишком мало ее фотографий. Мордочка ее была серой, а вся остальная шерсть – белой. Так что, если бы кто-то решил ответственно подойти к делу, наших животных было бы проще подменить, чем большинство других

Я снова покачал головой. О чем я вообще думаю? Жена подменила наших животных? Смешно. Зачем ей это делать?

Но, как только я встал из-за стола, я сразу же заметил очередную странность снаружи. Оба – и Бенни, и Скраффлз – сидели под деревом на границе нашего участка.

Что они, черт возьми, там делают? Я открыл дверь и шагнул на лужайку. Только заметив меня, животные развернулись и побрели прочь. Я подошел к тому месту, где они сидели, и посмотрел на землю. Это было достаточно сложно, потому что закатное солнце слепило меня, но земля выглядела совершенно нормальной. Высохшие листья покрывали ее, как и во всем остальном дворе.

Почувствовав, что кто-то смотрит на меня, я оглянулся. Бенни сидел в нескольких метрах от меня; от неожиданности я попятился, и несколько мгновений мы просто разглядывали друг друга, после чего Бенни отвернулся.

Я подошел к нему. Вообще я избегал его с того самого момента, как в его поведении появились все эти странности, но сейчас мне хотелось разглядеть его получше. Пес продолжал неподвижно стоять напротив. Его шерсть, его размеры – все выглядело как обычно, и при этом что-то по прежнему было не так. Я знал свою собаку, я знал Бенни, но сейчас что-то в нем изменилось, и я не мог объяснить, что именно. Не было какого-то чувства… привязанности, не было ощущения того, что он – мой.

“Бенни” повернул голову и вдруг зарычал на меня.

Я торопливо вернулся в дом, зашел в свой кабинет, запер дверь и упал в кресло, чувствуя себя больным. Да что с ним не так? Я прижал ладони к лицу. Я серьезно рассматриваю вариант, что его подменили? Я все думал и думал, пытаясь понять, что заставило его вести себя так.

А еще – я не мог перестать думать о том, как изменилось поведение моей жены. Каждый раз она выглядела так, словно пытается минимизировать или вообще прекратить разговоры о животных. Что такого знает она, чего не знаю я?

Когда это, черт возьми, вообще началось? Я попытался вспомнить все смешные или забавные поступки своих животных. Скраффлз всегда была нервной и пугливой, так что разницу заметить было трудно, но вот Бенни…Бенни стал абсолютно другим, когда…

Мысли зашли в тупик. Я мог вспомнить кое-что с прошлых выходных, но большая часть воспоминаний была смазана. Я вспомнил, как думал, что у меня ковид, и весь день пролежал в кровати абсолютно измученный. Затем в понедельник я почувствовал себя лучше и сделал тест на ковид, который оказался отрицательным. Что еще произошло в те выходные? Что-то случилось, пока я лежал в кровати? Я чувствовал, что в эти дни явно произошло что-то еще, но никак не мог вспомнить, что именно. Я напрягал мозг изо всех сил, но единственным, чего я в итоге добился, была головная боль.

Наконец я сел за стол и тут же услышал приглушенный голос, доносящийся из-за стены. Я встал и подошел поближе. Наши с женой кабинеты разделяла стена, иногда она проводила совещания по телефону, и в том, что я слышал ее голос, не было ничего необычного.

Но на этот раз мне захотелось подслушать.

Я взял пустой стеклянный стакан, приложил его к стене и прижался ухом к донышку.

– Я говорила тебе, что не знаю, – произнесла моя жена.

Затем последовала пауза, пока ее собеседник не закончил говорить.

– Послушай, я говорила, мне жаль, но это, блин, реально сработало!

Еще одна пауза, вздох. Голос ее стал мягче, чем до этого.

– Да, я знаю, что он что-то заподозрил, но не переживай. Думаю, я смогу разобраться. – Она вздохнула. Раздался клацающий звук – телефон лег на стол.

У меня перехватило дыхание. Она что-то скрывает. Она что-то сделала с животными.

Остаток дня я прятался в кабинете и даже забыл выпить лекарства. Головная боль никуда не делась, и я не хотел видеть ни жену, ни наших питомцев.

Я честно пытался убедить себя в том, что дело тут в чем-то другом, но у меня не получалось. То, как вел себя Бенни, – от этого нельзя было отмахнуться или просто не заметить…

В ту ночь я лег так поздно, как только мог. “Бенни” таращился на меня, пока я поднимался по лестнице в спальню. Жена спала – или притворялась, что спит. Я закрыл и запер дверь, свернулся калачиком в углу кровати и попытался понять, что же мне теперь делать. У меня не было ни единого ответа, я просто хотел, чтобы мои животные были в порядке.

И мне определенно нужно было знать, что за хрень моя жена сотворила с ними.

***

Все следующее утро я провел в судорожных попытках найти в интернете хоть какую-то информацию о странном поведении у животных, но в итоге понял, что не могу найти ничего нового, а только перехожу по уже однажды открытым ссылкам. В итоге к концу утра я был окончательно измотан и зол на себя за то, что ничего толком не сделал.

После ланча я решил отправиться на прогулку, чтобы проветриться. Стресс – не самая хорошая штука в мире, особенно для меня с моими проблемами с сердцем. Было холодно, ветер становился все сильнее, пока я бродил вокруг здания, в котором располагался мой офис. Когда я обошел его с другой стороны, то внезапно заметил человека в синем пальто, стоящего на другой стороне улицы, однако, стоило мне присмотреться, он развернулся и пошел прочь.

Он что, следил за мной? Я честно попытался вытряхнуть паранойю из головы, но после подслушанного вчера разговора я ни в чем не мог быть уверен. Обошел здание по кругу еще раз, внимательно выискивая вокруг признаки чего-нибудь необычного, но ничего не обнаружил.

Ближе к концу обеденного перерыва я вернулся ко входу в офис, но стоило мне пройти мимо велосипедной парковки, как я снова почувствовал на себе чей-то взгляд. Резко развернувшись, я увидел еще одного человека, который тут же пошел в другую сторону.

Я чувствовал, что схожу с ума. Забежав внутрь, я направился в уборную – может, что-то в моем внешнем виде привлекало излишнее внимание? Однако, посмотревшись в зеркало, я не увидел ничего особенного. Черт, да я выглядел просто прекрасно! И уж точно значительно лучше, чем чувствовал себя.

До конца дня я не сделал по работе ровным счетом ничего. Вместо этого я постоянно просматривал фотографии своих питомцев, пытаясь найти хоть какие-то отличия, и периодически выглядывал в окно, чтобы проверить, смотрит ли на меня кто-нибудь, так что к тому времени, когда наконец приехал домой, я представлял из себя комок обнаженных нервов. Я заперся у себя в кабинете и закрыл глаза. Стоило мне выглянуть во двор, как я видел “Бенни”, снова неподвижно сидящего под деревом.

Вечер прошел в тишине и напряжении. Я пытался вести себя как обычно, когда жена вернулась домой, но, кажется, она знала, что я что-то подозреваю. Большую часть времени я провел в одиночестве в кабинете, то и дело поглядывая в окно, высматривая, не следит ли за мной кто-то.

Добравшись наконец до спальни, я стал ждать, пока жена уснет. Спустя некоторое время ее дыхание наконец стало медленным и спокойным. Как только она уснула, я встал с кровати и выскользнул из комнаты.

Мне не хотелось беспокоить “моих” животных, так что я спустился по лестнице так тихо, как только мог. Внимательно осмотрев холл, я двинулся в сторону кабинета жены.

Я вскрыл дверь и осторожно зашел внутрь, подсвечивая себе фонариком на телефоне. Кабинет выглядел так же, как и обычно, с единственным, заваленным бумагами столом и ноутбуком, стоящим прямо поверх документов.

Честно говоря, понятия не имею, что я хотел там найти. Просто обходил комнату по кругу, пытаясь обнаружить что-нибудь, указывающее на то, что она замышляла. Вокруг громоздились груды бумаг, большинство из которых могли быть секретными документами, не предназначенными для чужих глаз.

Я приподнял ноутбук, чтобы посмотреть под ним, когда услышал в коридоре знакомое клацанье коготков по полу. “Бенни” спускался в холл по направлению к кабинету. Даже днем мне было неуютно находиться рядом с ним, а уж ночью… От звука его шагов у меня мурашки побежали по спине. Я обернулся. Дверь кабинета я оставил открытой, так что пес без проблем мог войти внутрь.

Я открыл дверцу шкафа в дальнем конце комнаты и забрался внутрь, спрятавшись в самом углу. Когда я прислонился к стене, какая-то вещь упала на меня сверху.

Ох.

Я поймал рюкзак за секунду до того, как он упал на пол, и застыл, вцепившись в него. Я мог слышать, как “Бенни” обходит комнату по кругу, как он подходит к шкафу… Пару раз принюхавшись, он развернулся и вышел, оставив меня наедине с рюкзаком.

Убедившись, что его больше не слышно, я успокоился и заглянул в рюкзак. Может быть, я смогу найти что-то полезное в нем? Я открыл основное отделение, бегло оглядел его и несколько мгновений спустя вытащил лабораторный отчет в пластиковой папке. В любой другой ситуации я бы проигнорировал его, но внезапно название доклада бросилось мне в глаза.

“Практическое применение массовой передачи информации на макроуровне (Настоящая квантовая телепортация)”.

– Настоящая квантовая телепортация? – пробормотал я от неожиданности.

Большая часть текста была написана сухим и скучным языком, кое-где я просто не понимал, что читаю. Я возвращался к началу отчета снова и снова, перечитывая его, пока абстрактные фразы не выстроились в какую-то осмысленную конструкцию.

“Примечательно, что полученный результат несколько отличается от классического понимания телепортации, так как технически предмет никуда не перемещается. Оригинал продолжает существовать, пока создается полная его структурная копия (с достаточным количеством рабочего материала). Эксперимент не был выполнен удачно ни на одном объекте с массой свыше 11,75 килограмма”.

Полная структурная копия? Я перечитал еще раз. 11,75 килограмма… Это чуть меньше 20 фунтов. Последний раз, когда мы взвешивали Бенни, он весил как раз примерно столько…

Я чувствовал себя так, будто меня ударили ножом в живот. Я вскочил на ноги и, толкнув дверь шкафа, ввалился в кабинет. Если я правильно все понимаю, эта технология позволяет создавать абсолютно точную копию. Что может быть лучше для проверки этой технологии, чем маленькие животные…. И что бы вы сделали, если бы не хотели, чтобы ваш муж начал спрашивать, что здесь делают два абсолютно одинаковых животных…

Я едва мог дышать. Это невозможно. Я выбежал из кабинета жены и бросился наружу, во двор. Я должен это сделать, я должен знать.

Я бежал прямо к тому странному месту в конце дома, которое так интересовало “наших” животных.

Земля была темной и засыпанной листьями, так что я подсветил себе фонариком. Теперь я мог видеть, что она была… взрыта. Да, опавшие листья покрывали почву, но что-то было закопано под ними.

Я плакал, раскапывая грязь голыми руками. Я не хотел видеть их такими, но должен был узнать. Словно маньяк, я горстями отбрасывал землю в сторону, чтобы наконец узнать, что сделала моя жена.

Я остановился, когда мои руки наткнулись на что-то мягкое. Все внутри меня заледенело. Руки задрожали и онемели. Очень осторожно я разгреб землю в стороны, открывая то, что скрывалось под ней.

Черные волосы, пара глубоко запавших глаз, оскаленные белые зубы. Человеческое лицо.

Моё лицо.

Я поднялся на ноги. Ветер мягко обдувал меня, отгоняя запах гниения. Я стоял, глядя на свое мертвое лицо, и отчаянно пытался понять.

Сердце колотилось так сильно, как никогда раньше. Никакой боли, никакого прерывистого дыхания. Сердце, неисправное от рождения, сердце, за которое я боялся каждый день, которое могло не справиться… Это было не то сердце, что билось сейчас у меня под кожей.

Трясущейся рукой я дотронулся до груди. Шрам, пересекающий мою грудную клетку, свободно двигался под пальцами, как будто был не глубже обычного пореза.

Сотни мелочей в теле, на которые я не обращал внимания всю неделю, наконец привлекли мое внимание. Линии на ладонях были неправильными, родинки располагались в других местах, и даже зубы стояли чуть иначе, чем я помнил.

Я упал перед телом на колени. Мое лицо мертвыми глазами смотрело в темноту…

Все еще стоя на коленях, я услышал слабый хруст листьев за спиной, когда Бенни пересек лужайку и направился к нам. Все это время я чувствовал себя неправильно и потому проецировал свои чувства на других существ, которые действительно понимали, что что-то не так, и не притворялись.

Нет, мои животные не были… заменены.

А я был.

– Мне жаль, дружище, – пробормотал я, глядя, как Бенни скулит и тычется Дэйву в лицо. – Его больше нет.

Сейчас мне кажется, что я понимаю, как именно это работает, или, по крайней мере, догадываюсь. Телепортация не могла бы сработать с целым человеком, но вполне могла сработать с мозгом. Думаю, я – клон Дэйва, созданный, может быть, для последующей трансплантации органов или для какого-нибудь эксперимента. Когда настоящий Дэйв умер от сердечного приступа, моя/его жена, должно быть, телепортировала его мозговую структуру в мою. Я выглядел как он, у меня были его воспоминания, но я не являлся им на самом деле.

Я не знаю, кем я был до этого события, и я даже не уверен, важно ли это. У меня такое чувство, будто жена не должна была делать то, что она сделала, так что, возможно, я – какой-то сверхсекретный эксперимент. Последствия применения этой технологии и этическая сторона клонирования людей ввергают меня в ужас, но у меня есть жизнь Дэйва, и в целом она меня устраивает.

Со временем питомцы начали относиться ко мне теплее. Думаю, они знали, что настоящий Дэйв покинул их, но был я, и я вел себя в точности как он. В некотором смысле вы можете утверждать, что я – это и есть он, но мне кажется, что это неправильно. Впрочем, моя жена, похоже, явно придерживается именно этой идеи – я не сказал ей, что я все знаю. Черт, я даже продолжаю принимать те сахарные пилюли, которыми она заменила мои старые препараты для сердца… но, думаю, люди, которые с ней работают, уже знают, что я в курсе.

Я начал бегать после работы.

И теперь я снова и снова вижу странных людей, которые молча смотрят на меня с другой стороны улицы.

~

Оригинал(с) cubnrub

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела @GayaGaal специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Муж полюбил “батины шутки” задолго до подходящего возраста, так что, вероятно, я пропустила пару тревожных звоночков. А может – и больше. В свою защиту скажу, что это ребячество тогда казалось очень стильным.

Давайте я быстро введу вас в курс дела. Весь год, когда мы со Стивеном стали жить вместе, каждый раз, когда мы обменивались фразами “Я люблю тебя”, он щипал меня за щеку и кричал: “Бзззз, сделай себе чертовы вафли”.

Никто из нас даже не любил вафли — ему просто нравилось портить момент. И я злилась и ворчала, его тупая фишка меня расстраивала. Да боже мой, это просто выводило меня из себя.

Поэтому одним прекрасным утром, хорошо выспавшись, я вошла на кухню и едва заметила его странный вопрос.

– Ты видишь мою улыбку?

Я взглянула на Стивена от кухонного островка.

– Что?

Он откинулся назад и моргнул.

– Что?

– Показалось, ты что-то сказал.

Он пожал плечами и потряс головой. Видимо, померещилось.

Пока я наливала себе кофе, он снова повторил. В этот раз тише.

– Ты видишь мою улыбку?

Ну вот, опять. Обычно шутки Стивена были не смешны первые пару недель, пока его неустанное упорство не начинало щекотать мое чувство юмора.

– Очень забавно, дорогой, – сказала я, зевнув. Затем обошла островок и подошла поцеловать его, но заметила (болячку) (ранку)… под его левой ноздрей. – У-у, намажь чем-нибудь.

Выходя, я услышала, как Стивен зашелся сильным кашлем.

Следующие несколько дней казалось, что все в порядке. Он периодически вставлял эту шутку где-то в диалогах, а потом вел себя как ни в чем ни бывало. Раз или два он даже упоминал ее в телефонных разговорах.

– Дорогая, я в магазине. Нам не нужны – Ты видишь мою улыбку – бумажные полотенца?

Стивен купил какую-то мазь для все более растущей болячки, хотя, похоже, она не особо-то помогала. А может, вообще ухудшала ситуацию.

Однажды вечером, когда мы сели ужинать, он съел пасту и уставился мне прямо в глаза, скривив губы в жуткой усмешке.

– Ты видишь мою улыбку?

Я отложила вилку.

– Так, хватит. Уже неделя прошла, а мне все еще не смешно.

– Ты о чем?

– Да об этой дурацкой шуточке про улыбку.

Он наклонил голову.

– А?

– Даже. Не. Начинай. Прекрати немедленно.

Завязался спор, он требовал объяснений, а я все больше и больше раздражалась.

– Ты не можешь просто признать, что шутка не взлетела, и перестать?

– Ну, взлетают только шутки про самолеты. Но я и правда не понимаю, о чем ты.

Напряжение спало, поскольку я наполовину застонала, наполовину усмехнулась над его остротой.

Позднее, когда я принимала ванну с ломтиками огурца на глазах, дверь в дальнем конце ванной со скрипом открылась.

– Стивен? – окликнула я.

Еще скрип.

– Эй?

Я выскользнула из ванной, поймав огуречные кружочки. В ванной никого не было. Скорее всего, дверь распахнулась от сквозняка. Я погрузилась обратно в воду.

Позже, вытираясь, я заметила на запотевшем зеркале над раковиной улыбающийся смайлик и подпись: “ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?”

Стивен уже лег спать, поэтому лекцию о личных границах пришлось отложить на следующее утро.

Немного после полуночи кошмарный сон о падении в черную бездну разбудил меня. На мгновение ощущение перенеслось и в реальный мир, наверняка потому, что матрац продавился под нашим весом. Я распахнула глаза в попытке избавиться от остатков кошмара и увидела, как Стивен стоит прямо надо мной на четвереньках, прижав свой нос к моему.

Я едва не закричала. Болячка Стивена увеличилась. Сейчас он выглядел как подросток, объевшийся варенья. Он что, ковырял эти струпья?

– Что за хрень? – заорала я.

Он тут же перекатился на свою половину кровати и, отвернувшись к стене, сделал вид, что храпит.

Я сильно ударила его по затылку.

– Да ты мне чуть инфаркт не устроил.

Он прикинулся, что только что проснулся, а уголки его рта дергались, как будто кто-то тянул их невидимыми ниточками.

– Ой, это за что?

Он прислонился к изголовью, одной рукой потирая затылок, а другой расчесывая ссадину под подбородком.

Отворачиваясь, я сказала:

– Шутка уже приелась, и совсем не смешно.

Он начал возражать, но тут же закашлялся. Потом поднялся и вышел в коридор.

– И дерматологу покажись, – крикнула я вслед.

Когда зазвенел будильник, дальняя сторона кровати была пуста. Я пересекла коридор второго этажа и зашла в ванну. Стивен стоял у раковины, уставившись на свое отражение. Он пальцами растягивал и шевелил губы, уже побледневшие в уголках.

От двери я сказала:

– Слушай, извини за вчерашнее. Но ты напугал меня до чертиков. Мы можем сделать вид, что ничего не случилось?

Он растянул уголки губ в усмешке. Десны выглядели нездорово.

Я закатила глаза.

– Ну отлично, – сказала я, выходя в коридор.

– Ты видишь мою улыбку? – крикнул он вслед.

С работы я позвонила матери и минут двадцать рассказывала ей все.

– Он никак не успокоится со всей этой хренью про улыбку.

– Скажи честно. Объясни, насколько это бесит тебя.

Звучало разумно. Стивену, конечно, нравились подростковые шуточки, но все-таки у него и детство в заднице не играет; весьма вероятно, мы сможем как-то договориться и, забыв обо всем, отправиться куда-нибудь на романтический ужин.

Когда я вернулась, Стивен сидел в гостиной на первом этаже, бешено строча что-то в блокноте.

– Можем поговорить? – спросила я.

Он все так же склонялся над блокнотом, сосредоточившись на письме.

– Извини, что вспылила прошлой ночью. Я не хотела так сильно ударить тебя. Но эта шутка, она реально меня достала. Как думаешь, все-таки сможем сделать вид, что ничего не было?

Нет ответа.

– Пожалуйста, ответь мне. Хотя бы дай знать, что слушаешь меня.

Я подошла к нему и выхватила блокнот. Стивен резко вскочил, напугав меня, и отобрал его обратно. Мельком я увидела, что в нем были написаны повторяющиеся слова. “ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?”

Он улыбнулся, обнажив невероятно белые зубы. Отбелил он их, что ли? Это уже выходило за рамки шутки. Больше похоже на реальную психическую болезнь.

– Стивен, поговори со мной. Что не так?

Он прокашлялся.

– Ты видишь мою улыбку?

Он отбросил блокнот в сторону и шагнул ко мне, вытягивая руки. Тонкие струйки крови из прокушенной губы стекали по его подбородку.

– Ты видишь мою улыбку?

Я отступила в коридор.

– Стивен…

– Ты видишь мою улыбку?

Он сильно закашлялся, а затем хрипло прорычал это еще раз. Потоки слюны текли с бледных губ.

Я развернулась к двери на каблуках. Стивен шел за мной.

– Ты видишь мою улыбку?

Он шел следом за мной из дома, а потом и по подъездной дорожке. А когда я закрыла дверь своего Форд Эскорт, начал стучать по стеклу.

– Ты видишь мою улыбку? Ты видишь мою улыбку?

Пока я заводила машину, он выдохнул на стекло, чтобы оно запотело, и написал буквы “Т-Ы В-И” задом наперед. Чудом я не переехала его, пока выруливала по дорожке задним ходом.

Когда я добралась до матери, мои глаза покраснели и опухли от слез. Поведение Стивена совершенно не заинтересовало полицию. “Да, конечно, ваш муж повторяет что-то про улыбку, уже выезжаем”. Медиков тоже. “Вам скорую прислать из-за странной сыпи?”

Стивен не отвечал ни на мои сообщения, ни на звонки. В ту ночь я засыпала, молясь, чтоб с ним все было в порядке, как будто пытаясь поддержать его на расстоянии.

Мать велела мне держаться подальше, пока не найдем кого-нибудь, кто мог бы сопроводить меня домой, но в той пустой холодной постели мне снились кошмары о том, как Стивен ранит себя. Ему была нужна помощь. Это не могло ждать.

Когда я въехала на подъездную дорожку, то заметила, что дом погружен в темноту. Мерзкий запах ударил в ноздри, стоило только открыть входную дверь. Слегка знакомый медный запах.

Откуда-то сверху раздавались глухие удары. Я медленно поднялась по ступенькам.

В коридоре я включила свет и чуть не вскрикнула. По стенам тянулись слова “Ты видишь мою улыбку?” Они покрывали каждый сантиметр от пола до потолка. Сердце забилось чаще.

Дверь в ванную была слегка приоткрыта. На цыпочках я подкралась ближе, цвет надписи казался то красным, то черным. Я подумала тогда, что, наверное, это помада или краска.

Осторожно постучала в дверь.

– Стивен? – позвала я так тихо, что едва услышала саму себя. Спустя некоторое время зашла внутрь.

Муж скорчился в углу, голый, спиной ко мне. Он возил красной, как вареный омар, рукой, размазывая слово “В-И-Д-И-Ш-Ь” по бежевым плиткам, прерываясь только чтобы обновить “чернила”, сплевывая густую красную мокроту на пальцы. Вот дерьмо, так на стенах он писал своей кровью.

– Ты видишь мою улыбку? – прорычал он, спазм прошел по всему телу. Что-то неправильное было в его голосе. Он говорил, как в кресле у стоматолога с распорками во рту.

Я невольно отпрянула назад. Дверь скрипнула. Голова Стивена взметнулась.

Я выбежала в коридор и рванула к лестнице. На середине спуска Стивен схватил меня за ноги, отправив нас обоих вниз.

Я приземлилась на спину. Прямо над моей головой вращались две размытые лампочки. Я наблюдала за ними, пока два Стивена с покрытыми запекшейся кровью ртами не перекрыли мне обзор.

Он прижал меня к полу. И среди ужасных хрипов, вырывающихся из его горла снова и снова, повторялись четыре слова.

ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?

Когда зрение прояснилось, я поняла, что это не просто кровь покрывает его лицо. Сухожилия и мышцы челюсти выступали из кровавой каши, дергающиеся, вибрирующие, как перетянутые гитарные струны. Местами были видны даже части кости. Губы и плоть вокруг были где-то обкусаны, где-то срезаны, а где-то оторваны. На щеках кожа просто висела лоскутами.

Он приблизил лицо вплотную, его жуткие челюсти оказались буквально в сантиметрах от моего рта.

– Ты видишь мою улыбку? – мерзко выдохнул он.

Из его рта вывалился большой лиловый язык, пытаясь забраться мне в правую ноздрю. Я изо всех сил отталкивала его, куски плоти забивались мне под ногти.

Неожиданно он захрипел, как кошка, откашливающая шерсть, обнажил зубы. Я воспользовалась возможностью выкрутиться из-под него и сбежала на кухню, где вооружилась ножом для стейков.

Он последовал за мной, оскалив клыки.

– Я тебя, блядь, предупреждаю! – проорала я.

Он ухмыльнулся, хотя я поняла это в основном по его глазам – эти сумасшедшие глаза, казалось, смеялись. Стивен приближался, двигая челюстью туда-сюда.

Наконец он присел. И я воткнула нож прямо в его горло. Тело Стивена обмякло и упало на пол.

***

Парамедики ужаснулись по прибытии.

– Это самая безумная херня, которую мне когда-либо доводилось видеть, – сказал тот, что повыше.

Полицейский просто не мог поверить моей истории. Все еще заикаясь, я рассказывала, как Стивен калечил себя, прежде чем напасть снова и снова. Меня отвезли в участок для официального разбирательства, а потом мать забрала меня к себе. И мой рот почему-то никак не хотел оставаться закрытым.

Я плакала у нее на плече, снова и снова облизывая губы. Язык на ощупь напоминал ковер, к тому же в моем животе что-то непрестанно переворачивалось. Изжога, наверное.

В конце концов желание открыть рот и широченно зевнуть победило. Мама отшатнулась с беспокойством на лице.

– Что ты имеешь в виду, дорогая?

Я бросила непонимающий взгляд и почесала зудящий рот.

– В смысле “что я имею в виду”?

Она протянула руку и вытерла слезу с моей щеки.

– Как же я могу не видеть твою улыбку?

~

Оригинал (с) lightingnations

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Заикина Екатерина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

На нашей улице появился странный человек. Он просто стоит и плачет. Он нас пугает, но мы ничего не можем сделать. Как и полиция…

~

Я проснулся от тихого звука плача где-то вдалеке. Цепляясь за ускользающий сон, я сначала подумал, что плачут наши дети. Но чем дольше лежал, просыпаясь, тем более ясно осознавал, как ошибочна эта мысль. Рыдания были настолько мрачные, как будто плакал взрослый мужчина, и источник звука находился снаружи нашего дома.

– Проверь, пожалуйста, детей, – пробормотала в полудреме жена.

– Это не дети, – раздраженно прошептал я в ответ.

Я выглянул в окно, и мое предположение подтвердилось. Посередине улицы стоял и рыдал человек. В его силуэте, едва различимом в тусклом свете фонарей, ощущалось что-то неправильное. Он был совершенно неподвижен, казалось, даже не дышал, издавая стоны, нарушающие тишину ночи.

На противоположной стороне улицы некоторые разбуженные стенаниями соседи включали свет.

– Заткнись! – крикнул сосед, живущий ниже по улице, но не получил ответа.

Первым моим порывом было выйти и предложить помощь, но что-то в его виде остановило меня. Замерев от страха, я не мог пошевелиться. Высокий мужчина, на лысой голове которого торчало лишь несколько прядей седых волос, стоял ко мне лицом, но из-за тусклого света невозможно было разглядеть детали.

Прошло около получаса, прежде чем я понял, что так и не сдвинулся с места. Я был парализован и очнулся, только когда моя жена проснулась и спросила, что я делаю.

– Я… я не знаю, – я заикался, – на улице стоит мужчина, думаю, ему нужна помощь.

Джоанна выглянула в окно. Даже в темноте я видел, как ее лицо побледнело от одного вида этого человека.

– Что случилось?

– П-позвони в полицию, не ходи на улицу. – Её голос дрожал.

– Почему? Что ты увидела?

– Я не.. я не знаю, просто не выходи на улицу, пожалуйста! – умоляла она.

Я взял её за руку и осторожно отвел от окна. Что-то в этом человеке ввергало нас в панику, но кроме его тревожащего вида не было никаких очевидных причин для ужаса, который мы испытывали.

– Джоанна, давай проверим детей, и я позвоню в полицию, хорошо? – Я наполовину утверждал, наполовину спрашивал.

Она кивнула и поспешила в детскую.

Пока я набирал 911, я думал, как объяснить этот страх, вызванный безобидным, казалось бы, человеком. Тем не менее, вариантов было немного, и я нажал кнопку вызова.

– Девять-один-один, что у вас случилось? – спросила женщина на другом конце провода.

– Здравствуйте. Меня зовут Зак Ларсен. У нас посреди улицы стоит мужчина и громко плачет. Я не знаю, пьян ли он, но дети его боятся. Я, эм-м… Я правда не могу сказать, что это чрезвычайная ситуация, но с ним точно что-то не так, – объяснил я.

– Хорошо, сэр, мы направим к вам патруль. Можете назвать адрес? – спросила она.

Я подтвердил свои данные, и разговор закончился. В спокойные ночи патруль обычно приезжал примерно через десять минут. На этом я счел свой гражданский долг выполненным, и, когда Джоанна вернулась и сказала, что дети спят, я немного успокоился.

Закрыв шторы, мы отправились обратно в постель, уверенные, что полиция разберется с ситуацией. Но как бы я ни хотел, чтобы на этом история закончилась, дальше события развивались все хуже.

Слишком взволнованный, чтобы заснуть, я просто лежал и смотрел на часы. Человек за окном продолжал безостановочно плакать. Так прошло два часа, а полиция все не появлялась. Я подумал снова выглянуть в окно, но одна мысль о рыдающем заставила меня остаться в постели.

К четырем часам утра я понял, что терпеть муки бессонницы придется до конца. Однако, когда первые лучи солнца постучались в окно, мир вокруг меня погрузился во тьму, и я все-таки задремал, но к своему ужасу продолжал слышать плач даже сквозь сон.

Несколько часов я провел на границе между сном и явью…

А когда окончательно проснулся, снаружи царила полная темнота. Летом рассвет должен наступать около шести часов утра, а когда я последний раз смотрел на часы, было четыре. Я думал, что не мог проспать более получаса, но чувствовал себя совершенно разбитым. В горле пересохло, а мочевой пузырь разрывался.

Под безостановочные всхлипывания я скатился с кровати. Джоанна мирно спала, казалось, шум её совсем не беспокоит.

Я взял телефон и посмотрел на часы. Они показывали 00:03, что было абсолютно невозможно: не так давно было четыре утра. Спотыкаясь, я подошел к окну, решив в конце концов разобраться в происходящем.

Он просто стоял там и не двигался все это время. Ниже по дороге стояла пустая патрульная машина с мигающими фарами, но самих полицейских нигде не было видно.

– Какого хрена?.. – пробормотал я про себя.

Как и в прошлый раз, вид этого человека поверг меня во что-то вроде транса, который прервался, когда меня окликнул сын.

– Почему дядя плачет? – спросил он.

– Алекс, а где твой брат? – задал я встречный вопрос.

– В комнате. Он намочил постель, – ответил он как ни в чем не бывало.

Стивену было всего пять, но последний случай недержания был больше года назад, и я думал, что эти ночные неприятности остались позади. Перед тем, как проверить его, я решил еще раз позвонить в полицию, но прежде чем набрать номер, заметил дату. Суббота. Значит, мы проспали целые сутки, полностью пропустив пятницу.

– Алекс, иди к себе в комнату, папа сделает один важный звонок и вернется к тебе, хорошо?

Шокированный, я записал информацию в календарь и позвонил в полицию. К моему ужасу, связь пропала.

– Боже, как мы могли проспать целый день? – в замешательстве воскликнула Джоанна. Она только что проснулась и посмотрела на часы.

– Не знаю… – коротко ответил я, – все это так странно.

– Этот парень все еще плачет? Где полиция?

– Их машина стоит там, но они просто… пропали…

Шли минуты, и я наконец осознал, что мы на самом деле пропустили день. Вот почему Стивен намочил постель и я сам так сильно хотел в туалет. Нас каким-то образом усыпили. Мы были вынуждены спать весь день чтобы страдать от ужасов ночи.

Но как родители мы были обязаны расставить приоритеты. В первую очередь мы занимались детьми. Отправившись убирать постель Стивена, мы пытались продумать план побега. Пробовали звонить со всех телефонов, но сети не было, тоже самое происходило и с Интернетом.

– Попробуем включить телевизор, – в отчаянии предложила Джоанна.

Настроив старый телевизор, мы увидели нечто большее, чем обычные помехи. На экране рябило какое-то изображение. Мы могли лишь предположить, что видим человека, стоящего лицом к камере. Наложенная строка текста гласила: “Выйди на улицу”.

– Как это возможно? – запаниковала Джоанна.

– Не знаю, но я абсолютно уверен, что выходить на улицу – херовая затея, – выдал я, на мгновение забыв, что рядом находятся дети. – Простите, я не хотел ругаться.

Мы с женой подошли к окну, сказав детям оставаться на месте. На другой стороне улицы стоял один из наших соседей, и размахивал бейсбольной битой. Выглядел он растерянно.

– Я тебя урою! – кричал он.

Я открыл окно, будучи готовым в любой момент крикнуть ему, чтобы он бежал внутрь. Однако, не успел он добраться до плачущего, как в воздухе воцарилась оглушительная тишина. Секунду спустя рыдания сменились маниакальным смехом, усиливающимся каждую секунду.

Хотя мы знали, что смех исходит от странного мужчины, он звучал так, словно кто-то хохотал прямо в нашем доме. Это был самый громкий звук, который я когда-либо слышал, настолько невыносимый, что мы в агонии упали на землю.

– Закрой окно! – прокричала Джоанна.

Я тут же сделал, как было велено, но безрезультатно, смех оставался таким же громким. И в один момент все прекратилось так же внезапно, как и началось.

– Что это было? – Алекс заплакал, и Джоанна заключила их со Стивеном в крепкие объятия.

– Тихо, все хорошо, – сказала она настолько мягко, насколько могла, – просто не подходите близко к окнам, ладно?

К тому времени, как я смог встать, чтобы оценить ситуацию, наш сосед уже исчез. Все, что от него осталось – след из крови и внутренностей, который вел к монстру в обличии человека, который снова продолжил рыдать.

– Он пропал… – прошептал я.

Следующий час мы провели в абсолютной тишине. Все, что мы могли делать – это ждать рассвет и молиться о благополучном исходе. Мы оставили телевизор включенным на случай появления новостей. Дети, хоть и беспокоились, все же были слишком малы, чтобы оценить всю тяжесть ситуации. В чем-то я им завидовал. Они видели в нас совершенных защитников, способных спасти их от любого зла в мире. Но, судя по тому, чему мы стали свидетелями, я не верил, что мы оправдаем их ожидания.

Мы пошли на кухню, чтобы перекусить, считая минуты до рассвета. Но когда на горизонте забрезжил первый лучик света, я снова почувствовал, как тело перестает слушаться. В следующую секунду меня охватила темнота, и я без сознания упал на пол.

Мы снова проснулись в полночь, а это означало, что еще один день прошел мимо. Теперь у нас не было ни телефонов, ни компьютеров: все батарейки сели. Все, что у нас осталось для определения времени – это пара наручных часов.

Рыдания все продолжались. Они звучали чуть громче с момента убийства соседа, но ни капли сожаления в них не было. Чем дольше мы слушали, тем меньше верили в человечность этого существа.

– Давай включим свет, эта штука жутко меня пугает, – попросила Джоанна.

Я щелкнул выключателем, но ничего не произошло. Безуспешно проверил все генераторы в доме, и понял, что вся улица погрузилась во тьму. Тогда супруга задала вопрос, после которого я потерял последнюю надежду:

– Почему они не пришли помочь нам?

У меня не было ответа, и я не мог найти подходящих слов утешения. Я мог только стараться защитить свою семью от ужасной угрозы, нависшей над районом, пока сам не поддался ей.

Этой ночью мы стали свидетелями того, как еще трое соседей вышли из домов в тщетных попытках противостоять мужчине. Каждый раз, когда в воздухе раздавался этот больной смех умирал еще один наш друг. Они даже не сопротивлялись смерти, просто шли навстречу мучительной кончине без тени эмоций на лицах .

На третью ночь я начал понимать, зачем люди выходят наружу. Нас принуждали спать днем, и у нас не было света ночью. Нам больше нечего было делать, кроме как слушать плачущего человека. Паника, которую раньше вызывали его рыдания, каким-то образом обратилась в сочувствие, этакий извращенный вариант стокгольмского синдрома. Я настолько отчаялся, что тоже хотел бы выйти к плачущему, но не мог оставить свою семью.

– Может, ему действительно нужна помощь? – предположила Джоанна. – Думаю, настало время выйти наружу.

Ее голос звучал безразлично, монотонно и холодно. Она встала, чтобы уйти, но я успел схватить ее прежде, чем она дошла до двери. Шок ненадолго вернул ее к реальности.

– Подумай о детях, – сказал я ей, – мы нужны им.

Мои слова вывели ее из транса, но только на время. Она зарыдала:

– Я знаю, знаю. Я не понимала, что делаю, я была не в себе.

Но момент осознания продлился недолго, потому что я услышал, как открылась входная дверь, когда убирал со стола. Дети уже уснули, и я собирался последовать их примеру. Я бросился к двери, чтобы увидеть, как моя жена собирается уйти.

– Прости меня, – последнее, что сказала она мне, перед тем как выйти из дома.

В глазах потемнело, я ничего не успел сделать. Под тошнотворный смех я провалился в принудительный сон… Когда я проснулся, Джоанны уже не было, от нее остался только блестящий в свете фонарей кровавый след, ведущий к плачущему человеку. Я не стал звать ее, зная, что она мертва.

***

Что с нами теперь?.. Четыре дня плачущий стоит на нашей улице. У нас достаточно еды, чтобы продержаться еще неделю, но я боюсь, что столько нам не понадобится. Большинство соседей встретили свою кончину, а я не иду на это только ради детей. Но они тоже хотят выйти, и я не знаю, как долго смогу сохранять их в безопасности.

Я записываю эти последние слова перед тем, как мы покинем этот мир. Чтобы написать это сообщение я использовал последний внешний блок питания, и он почти пуст. У меня нет связи с внешним миром, но я надеюсь, сигнал появится, люди должны знать, что здесь произошло.

Если вы читаете это – пожалуйста, пришлите помощь. Я не знаю, как долго смогу сопротивляться крикам.

~

Оригинал (с) Richard Saxon

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом. Мы будем очень благодарны =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5

~

Ночь, когда мы убили нашу дочь, навсегда останется в моей памяти. Каждый раз после, закрывая глаза в попытке заснуть, я снова и снова прокручивал в голове те события, заново переживая самый постыдный момент своей жизни. Вспоминал тяжесть безжизненного тела Сары в моих руках. И тяжесть, придавившую сердце, когда я выносил ее из машины, беззвучно рыдая.

Мы с Ханной планировали тот вечер месяцами, прежде чем решились. И это было практически нереально осуществить, учитывая, что мы не могли даже подумать о том, что собираемся сделать, поблизости от Сары, чтобы случайно не выдать секрет. Только по пути на работу у меня появлялась возможность поразмышлять о том, как лишить жизни собственную дочь. И каждый вечер, отправляясь домой, я старался выкинуть эти мысли из головы и заменить их чем-нибудь нейтральным: работой, песней по радио…

Особенно трудно было обсуждать что-либо с Ханной. Она много времени проводила рядом с Сарой и не так хорошо умела хранить от нее секреты. Только оказавшись вместе вне дома, мы могли что-то обсудить, но случай подворачивался редко: кто знал, что успеет сделать Сара, оставшись без контроля.

Ханна начала напевать. Она и так постоянно что-то мурлыкала себе под нос, занимаясь домашними делами, но в тот момент казалось, что песня льется из нее с каждым вздохом. На самом деле, это даже раздражало, ведь это были одни и те же три песни. Снова и снова. “What I Like About You”, “Every Rose Has Its Thorn”, или “Talk Dirty to Me”. В какой-то момент я обнаружил, что и сам уже их напеваю по пути на работу в машине.

И вот во время одной из таких поездок, мурлыкая под нос никак не желающую отвязаться заунывную ковбойскую песню, я наконец понял.

Яд.

У Ханны был действенный способ не думать о Саре – прокручивать песню в голове. Я думал, что именно поэтому она так часто начала петь, но до этого момента не замечал, что все три полюбившиеся ей песни принадлежали группе Poison из 80-х. Группе, которую, как я знал, Ханна вообще-то не слушала.

Тем вечером, вернувшись домой, я проверил свою теорию, спев песню Лу Роулинса, одну из любимых песен моей мамы: “Мы понимаем друг друга”. Ханна не знала текста, но, когда я дошел до припева, ее глаза вспыхнули, заставив меня испугаться, не выдала ли она себя.

Я бросил быстрый взгляд на Сару, не выпуская песню из головы. Она тихо сидела на диване, глядя в окно на ночное небо. В те дни она все чаще и чаще вела себя так, будто мыслями блуждала далеко-далеко от нашего мира. Часами сидела в одном положении, уставившись в пустоту. Я часто задавался вопросом, как много она на самом деле знает о своем окружении, но не тешил себя надеждой, что ей известно хотя бы малость меньше, чем все.

И вот так, общаясь песнями, мы составили план.

***

Стояла ранняя весна. Дни становились длиннее, но тот оказался просто бесконечным. Я отправился на работу, Сара в школу, а у Ханны имелся свой список дел.

Мы встретились за ланчем в закусочной около моего офиса. Я взял томатный суп и салат, она тунца. Обсудили список покупок, предстоящий тест по математике у Сары… Устроили шоу для любого, кто мог бы нас запомнить, хотя в тот день в закусочной было совсем немного людей, и вряд ли нашлись бы желающие нас подслушать. Отчасти поэтому я и выбрал именно это место.

А еще потому, что знал, что камера слежения в углу не работала и не могла запечатлеть, как Ханна осторожно передает мне через стол маленький конвертик, скрытый в ладони. В нем хранилось все, что нам теперь было нужно: белый порошок, как я понял, Мидазолам – сильное седативное средство.

Оказалось, что у нашей соседки Темми Хауэлл, к которой отправилась Ханна, когда я разговаривал с Бобом, нашлась подруга-медсестра с доступом к препаратам и низкими моральными устоями. Она не раз доставала таблетки по просьбе Тэмми. И вот, один телефонный звонок, пара недель ожидания – и транквилизатор оказался в нашем распоряжении. Я надеялся на что-нибудь посильнее, но жена уверила меня, что это сработает – порошок до того, как Ханна раздавила их, был десятью таблетками, что намного больше обычной дозы. Такое количество успокоительного обязано было сделать свое дело.

Несколько часов спустя я припарковался в гараже. Рядом на пассажирском сидении стояли два покрытых сальными пятнами бумажных пакета и картонная подставка с тремя молочными коктейлями. При обычных обстоятельствах я уже ополовинил бы картошку, но в тот раз упаковка оставалась нетронутой. То немногое, что я смог съесть за обедом, через пару часов попросилось наружу, и мысль о еде вызывала только отвращение.

Внутри пакетов лежали три бургера, завернутых в фольгу, скрепленную этикеткой. С халапеньо и беконом для меня, сендвич с курицей для Ханны и чизбургер с беконом и маринованными огурчиками для Сары. Ее любимый. Стикер усложнял задачу, но, набравшись терпения, я смог аккуратно отклеить его, раскрыть бургер и всыпать примерно половину порошка из пакетика внутрь. Остаток отправился в шоколадный коктейль.

Конечно, я не мог думать о том, что делаю. Гонял в голове мысли о тяжелом дне на работе, о том, почему вдруг заболел живот, о том, что это похоже на изжогу (отличный повод отказаться от ужина, если не найдется другой причины)... И вот, натянув на лицо улыбку, я взял еду и вошел в дом.

Ханна встретила меня у двери, поцеловала в щеку и поблагодарила за ужин.

Она уже накрыла стол и теперь взялась раскладывать содержимое пакетов по тарелкам, а я отправился к спальне Сары. Как всегда, трижды постучал в дверь.

– Привет, солнышко, ужин готов.

Но мне ответила только тишина.

Я этого ожидал – Сара редко присоединялась к нам за столом. Несколько последних недель мы видели ее лишь перед школой и сразу после, стремительно шагающей от спальни к входной двери или наоборот. Все остальное время наша дочь проводила, запершись в комнате, вероятно, за чтением. (Я ни при каких обстоятельствах не допускал мысли, что Сара могла заниматься чем-то другим, опасаясь, что могу оказаться прав).

Но я не ожидал, что она откроет дверь, когда я уже соберусь уходить, оставив еду у двери и смирившись с тем, что она снова не выйдет.

Моя дочь стояла темным силуэтом в темноте – в спальне Сары никогда не горел свет. Она была такая худая и бледная, волосы свисали толстыми сальными прядями… Всего лишь оболочка. На мгновение я почувствовал облегчение от того, что должно было произойти. Существо, занявшее тело Сары, не было моей дочерью. Волк в овечьей шкуре.

– Привет, солнышко, – сказал я. – Рад, что ты решила присоединиться к нам. Я принес твой любимый бургер и шоколадный коктейль. Не знаю, как у тебя, но у меня выдалась просто адская неделька.

Она лишь смотрела сквозь меня.

В тот последний раз мы ужинали в мучительной тишине. Самой страшной в моей жизни. Сара не поднимала головы, просто пожирала еду, склонившись над тарелкой.

Не помню, когда в последний раз видел, как она ела, но от этого зрелища мурашки бежали по коже. Боже, она ела как животное.

Она резко вскинула голову, когда эта мысль проскользнула через брешь в моем щите. Жир, приправы и соусы размазались по лицу и рукам, а глаза искрились ненавистью.

– Салфетку? – Я старался говорить как ни в чем ни бывало, но выдал себя даже одним этим словом. В лицо мне смотрел отвратительный зверь, и чем дольше, тем меньше в ней оставалось человеческого. Зрачки заполонили радужку – черные смоляные лужицы среди белого моря. Челюсть неестественно выдвинулась вперед, и, только когда она улыбнулась, оскалившись, я понял почему – ее зубы стали короткими и плоскими из-за месяцев постоянного стачивания друг об друга. От одного этого зрелища у меня заколотилось сердце, но то, как двигался ее рот, раздвигаясь в оскале, как напрягались мышцы челюсти и щек, как на шее и на лбу вспухали вены, как черви, копошащиеся под кожей… от этого хотелось бежать.

Я передал ей салфетку, постучал по уголку рта, показывая, где нужно вытереть, и вернулся к своей трапезе.

Как только с едой было покончено, Сара вернулась к себе. Переглянувшись, мы с Ханной начали убирать со стола.

Я читал, что Мидазолам действует через полчаса, но дали ему час.

А к исходу часа странное спокойствие начало наполнять дом. Настолько чуждое чувство, что я даже подумал, что перепутал бургер и взял тот, что с успокоительным, хотя тут же понял, что это невозможно.

“Спокойствие”, которое мы вдруг ощутили, на самом деле не было никаким спокойствием. Просто ушло ощущение опасности, затопившее когда-то наш дом. Мы так много лет провели под гнетом обреченности, депрессии и страха, что забыли, каково это – чувствовать себя в безопасности в собственном доме.

Видимо, лекарство сделало свое дело.

Как только минул час, мы постучали в дверь Сары.

– Сара? – окликнул я.

Никакого ответа. Нет, она и так не откликнулась бы, но в тот раз не было ни шарканья шагов, ничего.

Стиснув зубы и поймав полный надежды взгляд Ханны, я открыл дверь.

Сара сидела на полу, безвольно прислонившись к стене. Я подумал было включить свет, но тут же отказался от этой мысли, решив, что чем меньше мы увидим, тем лучше.

На коленях она держала коробку из под обуви, которую когда-то обнаружила Ханна, а в руке сжимала совсем свежий рыжий кошачий хвост.

Опустившись на колени, я снова окликнул ее:

– Сара? Сара? Ты меня слышишь? Это папа.

Ничего.

Пощупал пульс на шее.

Ничего.

Прислонился ухом к ее рту, пытаясь уловить звук или дуновение дыхания.

Ничего.

Ханна принесла стетоскоп, одолженный у Тэмми, чтобы послушать, бьется ли сердце девочки – нужно было знать наверняка.

Вздохнув, я поднялся. И вместе с этим вздохом наружу вырвались слезы, скопившиеся за десять лет. Я оплакивал домашних животных, убитых Сарой, оплакивал семьи, которые она разрушила, но прежде всего оплакивал маленькую девочку, которая однажды принесла мне гаечный ключ, уловив мысль, что он мне нужен. Маленькую девочку с огромным потенциалом, которой не повезло родиться в мире, избегавшем, боявшемся и ненавидевшем ее за то, на что она была способна. Она ничего не могла с этим поделать, но ей пришлось это вынести.

И это ужасно несправедливо.

Я долго рыдал, сжимая тело дочери в объятиях, на которые не решался, пока ее сердце билось. Ханна сидела рядом, всхлипывая мне в затылок. Мы оплакивали нашу жизнь, пока колодцы не иссякли, пока не осталось слез, чтобы выразить страх, депрессию, сожаление… и облегчение. Но дайте время и колодцы наполнятся снова, а нам нужно было сохранять спокойствие хотя бы несколько следующих часов.

Нужно было много чего сделать.

Ханна отнесла Сару в машину – девочка оказалась легкой, как птичка, – а я вскрыл оконную раму ломом. А потом очистил его от дерева и краски в вернул в сарай. С другой стороны улицы из темного окна серьезное лицо Боба смотрело на меня. Мы встретились глазами, когда я вышел на лужайку, чтобы осмотреть результат работы, и я утвердительно кивнул ему. Старик провел ладонью по лицу, стирая слезы, и задернул занавески.

Ханна ждала в машине. На заднем сидении покоилось пристегнутое ремнем безопасности тело Сары с одеялом, накинутым на колени.

Мы так долго обдумывали это и вот наконец-то смогли прямо поговорить, не беспокоясь, что Сара подслушает. Мы понятия не имели, как лекарство повлияет на нее, не знали, получится ли вообще убить дочь, поэтому Ханна придумала пристегнуть ее. Если бы Сара внезапно проснулась, мы попробовали бы отвлечь ее, и это сделать было бы намного проще, чем если бы она проснулась в багажнике.

Два часа мы ехали в тишине. Миновали стоянку грузовиков и добрались до развилки, где дороги превращались в грунтовки. И еще час ехали по пустыне. Ехали, пока не нашли то, что искали: сегмент заброшенной шахты, в котором не было ни души уже больше пятидесяти лет с тех пор, как обвал забрал жизни дюжины человек. Там не бывали граффити-художники, туда не забредали охотники за привидениями. Крошечная шахта в дальнем конце целого комплекса, непопулярная даже в лучшие свои дни. Дыра в земле, достаточно большая, чтобы доставить оборудование на поверхность. И чтобы заставить маленького человека навсегда сгинуть в глубинах, однажды соскользнув по крутому склону.

До шахты мы шли пешком, по очереди несли Сару на руках. Передавали ее тело над сетчатыми заборами с надписями “ ВХОД ЗАПРЕЩЕН”.

Добравшись до места, я воспользовался последним шансом попрощаться с Сарой, сказать ей, как мне жаль, как я сожалею обо всем, что с ней случилось… Ханна снова начала плакать, но все же смогла выдавить искреннее: “ Прощай, малышка. Я всегда буду любить тебя”.

Я поцеловал Сару в лоб. Ханна тоже. И на этом мы навсегда простились с нашей малюткой.

По крайней мере, мы так думали.

***

Известие о смерти Боба сильно повлияло на меня. Столь же тяжелой оказалась новость о смерти Тамары “Тэмми” Хауэлл, пришедшая пару дней спустя. Газетные сводки пестрели знакомыми именами: Марк Джарвис – отец Престона, Лоуренс Маршалл – бывший учитель математики у Сары, Эвелин Гейтс – мать девочки, сломавшей обе ноги сразу после того, как на обеде бросила жвачку Саре в волосы.

Если и оставались какие-то сомнения, что Сара приложила руку к этим смертям, прошлой ночью они развеялись.

Мы только сели ужинать, как вдруг раздался стук в дверь.

Я поднялся и пошел к двери, гадая, кто это мог бы быть. Ханна осталась тихо сидеть на месте. Сара весь день провела в своей комнате, тарелка с едой нетронутая стояла у дверей спальни.

Я открыл дверь и встретился взглядом с обеспокоенными глазами нашего соседа из дома напротив, Дэвида Питерсона. Худощавый мужчина, еще не старый, но уже неуклонно приближающийся к закату, стоял на моем пороге. Последние двадцать лет он проработал бухгалтером и в своих очках в роговой оправе и с ручкой, торчащей из нагрудного кармана, не мог бы соответствовать своей профессии больше, даже если бы постарался.

– Привет, Дэйв, – сказал я немного растерянно. – Все в порядке?

– Я на самом деле пришел именно с этим вопросом к тебе. – Я никогда не слышал, чтобы его голос так дрожал.

– Конечно, что случилось?

Он сглотнул, пытаясь подобрать слова.

– Я хотел зайти и убедиться, что вы с Ханной в порядке. – Дэйв поднял тарелку с пирожными, которую я даже не замечал до этого момента. – Вот, Нэнси испекла. Подумала, что это поможет вам справиться с тем, через что вы сейчас проходите.

Я нахмурился.

– Прости, Дэйв, я не понимаю, к чему ты клонишь.

Он поднял руку в извиняющемся жесте.

– Прости, я не хотел совать нос не в свое дело. Просто вы с Ханной стали так редко появляться, а когда мы мельком видим вас, кажется, что вас что-то сильно беспокоит. Мы пытались привлечь ваше внимание пару раз, но вы настолько погружены в себя, что не замечали. И это ничего, – быстро добавил он. – Мы не в обиде, просто хотели, чтоб вы знали, что мы рядом, если вам понадобимся.

Эта речь тронула меня почти до слез.

– Спасибо, Дэйв. Очень приятно слышать.

Подхватив тарелку, я уже собирался закрыть дверь, но Дэйв придержал ее.

– Я хотел сказать кое-что еще, – тихо, заговорщицки проговорил он. За моей спиной со слабым скрипом открылась дверь.

– Что? – так же тихо спросил я.

– Это прозвучит дико, поэтому, пожалуйста, поверь, что я не стал бы такого говорить, если бы не увидел своими глазами, но иногда нам с Нэнси кажется, что мы видим женщину, стоящую у окна на втором этаже.

У меня моментально пересохло горло.

– Что?

– Мне кажется, это не Ханна, – она выглядит слишком болезненной и худой. У вас же больше никто не живет, так?

– Никто.

– Этого я и боялся. – Дэйв нервно огляделся, знакомое мне ощущение опасности накрывало его. – Вот мы и добрались до “дикой” части. Пожалуйста, знай, что я говорю это только потому, что вы с Ханной нам дороги, но мне кажется, та женщина в вашем окне… не человек. Она кажется слишком… неправильной.

И в этот момент шея Дэйва сломалась с треском, вдруг вывернувшись под неестественным углом. Тарелка выскользнула из моих рук и разбилась, разбрасывая пирожные по тротуару.

Все звуки будто умерли, осталось лишь гулкое биение сердца и гул крови в ушах. А потом тишину прорезал крик. Крики. В доме позади меня и на другой стороне улицы вопили женщины – Нэнси Питерсон, наблюдавшая с крыльца, и Ханна, оказавшаяся за моей спиной.

Я захлопнул дверь и резко обернулся. Ханна и правда стояла позади меня, а за ее плечом все с той же жуткой ухмылкой чеширского кота маячила Сара. Волосы падали ей на лицо плотно сбитыми жгутами, а глаза казались абсолютно мертвыми, несмотря на безумную улыбку.

– Он не должен был так думать, – безэмоционально сказала Сара. – Они всегда так думают.

Ханна все продолжала кричать. В ужасе она обернулась на Сару, перевела глаза на меня… черт, этот взгляд говорил слишком много. Я понял, что она беспомощно тонула в воспоминаниях о той роковой ночи и о каждом новом открытии, ведущем нас к ней. И это ее сгубило.

Крик внезапно оборвался. Горло Ханны все еще судорожно напрягалось, вены вздувались под кожей, но у нее будто выключили звук.

– Сара… – начал я, но и мой голос вдруг пропал, оставив лишь сухой хрип.

– Она всегда играла хуже, чем ты, правда? – спросила Сара все тем же бесцветным голосом. – Она все время пела, пытаясь отгородиться от меня, но мысли все равно просачивались. А ее сны…

“О чем ты говоришь?” – Неспособный вымолвить ни слова, я мысленно говорил с Сарой, точно зная, что она слышит.

– Не притворяйся, папочка, она все тебе рассказала. Она отравила мою еду в ту ночь, бросила меня в пустыне, оставила гнить в чертовой яме, а всем сказала, что я просто пропала. Всем, кроме тебя, конечно. Ты помог ей. Ты помог унести меня в пустыню и бросить там гнить.

Сара закрыла глаза и на мгновение ослабила сверхъестественную хватку на горле Ханны. Последний душераздирающий крик пронзил тишину, и она исчезла.

Как и Престона Джарвиса когда-то, Ханну, мою жену и мать Сары, стерло с лица земли.

Упав на колени, я зашелся в рыданиях.

Сара медленно приблизилась ко мне, опустилась на колени и прижалась тонкими губами к моему уху. Горячее гнилостное дыхание заполнило все вокруг – последний привет от гниющего недоеденного трупика какой-то птицы, который я позже найду на полу ее спальни.

– Я не сотру ее из твоей памяти, как было с родителями Престона. Ты этого не заслуживаешь. Я оставлю воспоминания, но ровно настолько, чтобы тебя никогда не оставило понимание, ЧТО ты забыл.

Последний раз я встретился с глазами своей дочери – черными, полными ненависти крохотными зрачками. А потом Сара исчезла, оставив меня в одиночестве.

Я не позволял ни единой крамольной мысли пробраться в мое сознание до тех пор, пока не ушло и давящее чувство страха, заполнявшего дом. И, как только мрак отступил, почувствовал, как волна любви и сожаления обрушилась на меня, как цунами. Ханна не могла удержать Сару и знала это. Она не могла помешать дочери узнать правду, но могла утаить от нее кое-что. В своих воспоминаниях она исказила факты так, чтобы дать мне шанс на милосердие, чтобы заставить Сару поверить, что лишь одна Ханна была виновата во всем, что я узнал о произошедшем только тогда, когда стало уже слишком поздно. Хотя я этого и не заслуживал.

***

Некоторое время спустя приехала полиция – запоздалый бегун увидел тело Дэйва, лежащее на моем крыльце, и вызвал помощь. Я прекрасно слышал, как жена Дэйва в ужасе кричала его имя с той стороны дороги, когда он мертвый упал на землю, но она сказала копам, что Дэйв вышел, чтобы занести тарелку пирожных соседям, и она даже не подозревала о том, что он лежал мертвым у всех на виду прямо через дорогу. И я вполне верю, что это последнее, что она помнит, – я видел, на что способна Сара, и думаю, это ее извращенная версия “милосердия”.

С каждым вздохом все больше воспоминаний о моей жене исчезает. Утекает сквозь пальцы, как песок. Я знаю, что они все еще там, где-то в глубине моего сознания, но пытаться вызвать в голове хоть что-то становится все труднее. Почти как вспоминать сон. Черты ее лица расплываются, а вместе с ними покрываются плотной дымкой наши моменты: первый поцелуй, первое свидание, брачная ночь…

Сара тоже исчезла, но по-другому. Я все еще чувствую ее присутствие, как бы далеко она ни была, и знаю, что рано или поздно она вернется домой.

Так что, если вы вдруг обнаружите, что не можете вспомнить лица любимого человека, если почувствуете, как незримый взгляд не отрывается от вас, сидящего в одиночестве своей спальни, если проснетесь посреди ночи от давящего страха, знайте – это может быть она. Сара. И контролируйте свои мысли.

Она вас слышит.

~

Оригинал (с) DoverHawk

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2 • 3 • 4

~

Не могу с уверенностью сказать, когда идея убить Сару впервые пришла мне в голову. Может быть, когда Ханна показала мне фото ее дневника. Может, в ту ночь, когда исчез Престон Джарвис. А может, в последовавшие за этим адские недели, когда мы боялись лишнего шага ступить в собственном доме и молились всем богам с просьбой избавить нас от кошмара, поглотившего нас.

Какое-то время казалось, что все это нереально.

Могла ли Сара, МОЯ Сара, убивать людей? Нет. Ни за что. Никогда.

Но она убивала.

В коридоре на стене висели школьные фотографии нашей дочери, с которых она улыбалась на фоне нарисованного леса. Каждый раз, проходя мимо, глядя в эти сияющие глаза, я снова отказывался верить, что эта малышка способна на зверства, в которых мы ее обвиняли. Это было просто невозможно.

Но так оно и было.

Крамольная идея несколько недель сидела в глубинах моего мозга, гноясь, как мерзкий нарыв, пока внезапно не взорвалась, разливаясь по всему разуму. Я ненавидел себя за то, что думал об этом. За то, что позволил подобной мысли прийти мне в голову. Но еще больше ненавидел себя за то, что не видел другого выхода.

Не было ни психолога, ни тюрьмы, ни суда, который мог бы удержать ее. Что бы Сара ни захотела сделать, она это делала. Возможно, существовал шанс ослабить ее способности каким-нибудь сильнодействующим лекарством, чтобы хотя бы попробовать достучаться до нее… Но цена ошибки была слишком высока.

Только убив Сару, можно было обеспечить безопасность всем вокруг. Она была слишком сильной, и слишком сломанной ментально, чтобы жить счастливой, здоровой жизнью. Она всегда представляла бы угрозу, как сильно бы мы ее ни любили. Тринадцать лет мир демонстрировал нам, как снова и снова все будут отгораживаться от Сары, бояться ее и ненавидеть.

Возможно, и для нее такая судьба была во благо.

Я знал, что это не так. Но поверил в свою ложь, чтобы успокоить совесть.

Я рассказал все Ханне, и часть меня желала, чтобы она возненавидела меня за такие мысли. Чтобы она дала мне пощечину, сказала, что я ужасный человек просто потому, что предполагаю подобное. Но она не доставила мне такого удовольствия.

Я пригласил ее на романтический ужин в ресторан. Как только официант отошел, Ханна тут же спросила с ноткой беспокойства в голосе:

– Что случилось?

Я нахмурился.

– Не смотри на меня так. – Ее слова прозвучали куда более резко, чем она, как мне показалось, хотела. – Ты вытащил нас из дома, чтобы поговорить о Саре, так? Что-то еще случилось?

– Нет, нет. – Я покачал головой. – Ничего такого.

Я взял паузу, чтобы собраться с силами, медленно осушил почти половину стакана воды со льдом, а затем рассказал Ханне о своей идее.

Казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди прямо в тарелку с пастой. Ханна молчала несколько долгих минут.

Я положил в рот пару макаронин, но на вкус они были как бумага.

А потом она заговорила низким, тихим, наполненным сожалением голосом:

– Думаю, ты прав.

Я не знал, смеяться мне или плакать. Противоречивые чувства боролись во мне, застывшем на своем стуле.

– Ты меня слышал? – В глазах у нее стояли слезы, уголки рта подергивались.

Я кивнул, не в силах произнести ни слова. Горло горело огнем.

Так мы просидели в том ресторане несколько часов. В конце концов, нервы улеглись, и мы смогли проглотить немного еды. И начали вынашивать план.

Сначала нужно было уговорить соседей. По крайней мере, Боба из дома напротив и Тэмми – они наверняка увидели бы любые подозрительные манипуляции. Мы договорились, что, если даже один из них откажется помогать (или хотя бы подтвердить историю, которую мы придумаем для полиции), мы бросим эту затею.

Десятки раз я проговаривал речь, прежде чем взять тарелку свежеиспеченного печенья и постучаться в дверь к Бобу. Он улыбнулся, увидев гостинец, но улыбку стерло с морщинистого лица, стоило ему взглянуть мне в глаза.

– Заходи, – сказал Боб. – Вижу, тебе есть, что сказать.

Мы вошли внутрь и расположились в укромном уголке на двух бордовых креслах. В доме витал аромат роз.

– Могу я предложить тебе выпить? – спросил Боб, уже направляясь на кухню.

– Конечно. – Я отлично знал, что, даже отклони я предложение старика, он все равно вернулся бы с парой бутылок пива.

Звон стекла. Знакомое шипение, вырвавшееся из-под пивной крышки. Боб протянул мне бутылку и, вздохнув, опустился в соседнее кресло.

– Итак, что у тебя на уме, сынок?

Я попытался сглотнуть, но во рту было суше, чем в пустыне. Промочив горло пивом, я наконец заговорил.

– Сара не в порядке.

Боб поднял бровь:

– Из-за рака?

– Нет, ничего такого. У нее непорядок с головой. Уверен, ты заметил, что она отличается от других детей, что заставляет людей чувствовать себя… ну… неудобно.

Боб кивнул.

Я снова глотнул пива.

– Мы делали все, что могли, чтобы помочь ей, но ситуация вышла из-под контроля. Мы больше ничего не можем сделать. Никто не может.

Я замолчал, вглядываясь в лицо старика. Следующих слов он мог бы мне не простить.

– Помнишь тот день, когда Медведя сбил грузовик? Это сделала Сара. Она способна на подобное и на кое-что хуже, намного хуже. Думаю, поэтому люди и чувствуют себя странно рядом с ней. Чувствуют, что она другая. Что она опасна. Произошло несколько инцидентов, я предпочел бы не вдаваться в подробности, но расскажу, если захочешь, которые привели меня и Ханну к мысли…

Боб поднял руку в предостерегающем жесте.

Мои внутренности скрутились, словно клубок змей.

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, как служил?

Я только покачал головой, ошеломленный внезапной сменой темы.

– Я служил под Кхешанью, в 68-м, и видел больше крови, чем должен видеть человек. Тысячи людей погибли в тот год. Много ночей я засыпал под звуки выстрелов и просыпался от предсмертных криков. Не могу сказать, что не забирал жизни. Я сделал гораздо больше, чем мог вынести, да поможет мне Бог, но были и другие…

Он замолчал и задумался, на мгновение я засомневался, что Боб продолжит свой рассказ.

– Я впервые встретил Пола в учебном лагере, и он стал мне единственным надежным другом на протяжении всего этого кошмара. Когда нам впервые пришлось убивать, я был в ужасе, но потом взглянул на Пола, и его вид напугал меня даже больше, чем мысль о смерти от рук врага. В его глазах плескалось… удовольствие. Каждый раз я видел эти вспышки, когда он стрелял в другого человека. Ему это нравилось, о, как ему нравилось. Он рассказывал о своих жертвах, будто травил охотничьи байки. Смаковал, сколько партизан убил, будто считал оленьи головы, и с каждым произнесенным словом все больше гордился собой. Дни превращались в недели, недели – в месяцы, а тот взгляд только прочнее обосновывался в его глазах, его истории становились все более ужасными, а человек, которым он когда-то был, оказался потерян навсегда. Я видел, как он стреляет в мужчин, женщин и детей, наслаждаясь их последними вздохами. Я видел, как он совершал зверства, о которых никогда не стану говорить.

Старик на минуту замолчал.

– Однажды ночью на наши имена пришли документы о переводе. И в этот момент, когда большинство людей почувствовали бы радость и волнение от возможности прекратить кровопролитие, я почувствовал ужас. Ужас за тех, чьи пути пересекутся с моим некогда любимым другом. Потому что ни на йоту не сомневался, что для меня кровопролития закончатся, но для Пола все только начинается. Для него это была игра всей жизни, и он не прекратил бы играть.

– И я забрал последнюю жизнь. Жизнь моего лучшего друга. Я убил его в джунглях Вьетнама за день до перевода. Мы наткнулись в тот день на семью беженцев, и там, где я видел людей – мужчин, женщин и детей, – Пол видел агнцев на заклание. Он вскинул винтовку на плечо… а я выстрелил ему в затылок. Я не задаюсь вопросом, правильно ли поступил. Если бы я сделал это раньше, сколько невинных душ было бы спасено. – Боб поднес бутылку к губам, одним глотком допил пиво, встал и пошел на кухню.

– Я люблю твою дочурку, – крикнул он из кухни. Нотка боли, прокравшаяся в его голос, просачивалась сквозь стены. – И я хочу для нее самого лучшего. Не желаю слушать вопрос, который ты хотел задать, такие вещи не должно произносить вслух. Но думаю, что ты все равно обнаружишь, что получил на него ответ.

И так оно и было.

***

Мы с Ханной не решались смотреть новости в доме с момента появления Сары, опасаясь узнать что-нибудь вроде новостей о стоянке грузовиков Red Trailer и выдать себя. Достаточно было только узнать, что там произошло, чтобы осознать, что мы не сможем не думать о той ночи. Это было все равно что под прицелом пистолета смотреть документальный фильм о львах и при этом не допускать и мысли о львах, чтобы не схлопотать пулю в лоб.

Вот в чем суть. В ту ночь мы дважды проезжали мимо этой стоянки грузовиков: один раз с нашей маленькой девочкой, пристегнутой ремнем на заднем сиденье, безжизненно мотающей головкой, когда машина налетала на кочки, а второй раз вдвоем. Когда в машине кроме нас осталась только тишина и странное чувство облегчения. Стоянка дальнобойщиков была последним островком цивилизации на пути к тому месту, где мы оставили Сару. И первым местом, где остановился бы водитель с ничего не помнящим подростком на пассажирском сидении.

Утром того дня, когда Сара появилась на нашем пороге, повар стоянки Red Trailer пришел на работу и обнаружил тела своих коллег. Это не могло быть совпадением. Сара побывала там, но что заставило ее убить всех этих людей? Они напали на нее? Возможно, но я так не думаю. На девочке не было никаких следов насилия, вообще. Ну и если бы кто-то напал на нее, не думаю, что власти нашли бы тело. Его либо стерло бы из существования, либо размазало бы по стенам.

Я склоняюсь к двум сценариям. Либо Сара не контролировала происходящее, либо абсолютно точно знала, что делает, и ей было просто все равно. Как ребенку, разрушающему муравейник.

Не важно, какую из двух дверей открыть. За ней все равно скрывается оружие массового поражения. Живущее по соседству с моей спальней.

Я не был уверен, стоит ли сообщать Ханне новость о событиях на стоянке грузовиков. Эта тайна готова была сожрать меня, но и для Ханны она могла оказаться неподъемной. Она никогда особенно хорошо не умела скрывать мысли от Сары, и ей уже приходилась сдерживать один немыслимый секрет… Но раз нам нужно сделать хоть что-то, чтобы оградить себя от опасности, которую несет Сара, я не мог сделать это в одиночку.

Вопрос разрешился сам собой сегодня утром. Мы не выписываем газету, поэтому, когда Ханна положила ее на стол рядом с завтраком, я был немного озадачен.

– Тут нашлось несколько отличных купонов, – сказала она абсолютно нехарактерную для нее вещь. – Взгляни на работе, и составим список покупок.

Сара еще была в постели, но мы не могли рисковать говорить прямо.

– Понял, – сказал я, в два глотка допивая кофе и хватая портфель. – Пора бежать.

Я поцеловал жену и вышел из дома, понимая, что чем дольше проведу внутри, тем больше вероятность, что любопытство просочится сквозь барьер из мыслей о работе и предстоящем обеде.

Я проехал несколько кварталов, прежде чем припарковаться у заправки. До работы оставалось полчаса, так что времени прочитать то, что Ханна хотела, чтобы я увидел, было предостаточно. Я уже собирался искать раздел с купонами, полагая, что подсказка кроется там, но оказалось, что мне не нужно было идти дальше первой страницы.

ЭКСПЕРТЫ ПОЛАГАЮТ, ЧТО МЕЖДУ ЗАГАДОЧНЫМИ СМЕРТЯМИ МОЖЕТ БЫТЬ СВЯЗЬ

Многие подозревали связь между недавними необъяснимыми смертями: от тех несчастных на стоянке грузовиков Red Trailer и до последнего случая – смертью Роберта Салливана. Но только вчера представители ФБР официально объявили, что они изучают возможную связь между этими эпизодами.

Уже было зарегистрировано более двадцати смертей, включая восемь жертв на стоянке грузовиков, которые поставили в тупик полицию и судмедэкспертов.

“Если бы была установлена какая-либо причина смерти, – заявляет представитель ФБР Тодд Халл, – мы рассмотрели бы возможность того, что за этим стоит психически больной человек или группа людей. Прямо сейчас идет расследование возможной связи между этими смертями, и мы призываем общественность незамедлительно обращаться за медицинской помощью при любых необъяснимых изменениях в настроении, уровне активности, тревожности, диете и так далее. На данный момент не выявлена связь происшествий ни с питьевой водой, ни с загрязнениями воздуха, но уверяю вас, мы изучаем все возможные варианты”.

Халл также призывает общественность сохранять бдительность и пристально следить за состоянием близких.

“Вероятно, самая необъяснимая часть этого дела – отсутствие реакции общественности, – утверждает Халл. – Прошло уже несколько дней, но ни об одной жертве не забеспокоились родственники или друзья. Никто не обратился в полицию. Подчеркну, что бдительность является ключом к обеспечению безопасности для нас и наших близких”.

Халл имеет в виду тот факт, что о каждой из смертей докладывали лишь соседи или случайные прохожие. Власти сообщают, что семьи и друзья погибших были шокированы известием об их смерти, хотя их близкие люди пропадали за несколько дней до визита полиции.

Читая эту статью, я как будто падал в яму. Сара не удовлетворилась стоянкой дальнобойщиков. И теперь ее способности кратно возросли в сравнении с тем, что было три года назад.

Роберт Салливан, или, как я привык называть его, Боб, жил в 16 километрах отсюда, на другом конце города.

Сидя на заправке с газетой в руках, я не смог сдержать рыданий.

~

Оригинал (с) DoverHawk

⠀

Благодаря нововведению Пикабу вы можете поддержать проект, а мы все также продолжим сдерживать НЁХов, извлекая из реальности и запирая их в рассказах =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.