Безрадное
3 поста
3 поста
16 постов
5 постов
9 постов
3 поста
4 поста
10 постов
— Подождите! Подождите пожалуйста! — попыталась остановить воспитательница папу Максима, когда тот был уже в дверях.
— Жду, — улыбнулся мужчина, развернувшись.
— Вы нам ручку на окне не замените? Там болтики надо выкрутить, мы вам даже отвертку дадим. Всё же для детишек!
— Легко! — звонко согласился папа и бодро замаршировал в помещение группы.
— Это мой папа! — гордо и громко заявил Максим, и все дети посмотрели на него с уважением.
— Ой, спасибо вам большое, — расплылась в улыбке молодая воспитательница. — А у вас ещё пары минут не будет? Нам бы кое-какую мебель передвинуть. Детишкам очень надо.
— Легко! — всё с тем же энтузиазмом ответил папа и схватился за парту.
Вечером, когда папа Максима пришел его забирать, воспитательница уже ждала с той же отверткой в руках.
— Мне очень неудобно вас просить, но у нас тут у некоторых шкафчиков петли расшатались. Остальным папам вечно времени или навыков недостает, о собственных детях позаботиться не могут, — тяжело вздохнула воспитательница и повесила нос.
— Легко! — кивнул папа Максима и достал из кармана уже приготовленный набор отверток и пакетик с саморезами.
— Ой, а вы подготовились, спасибо большое, — просияла воспитательница.
— Это мой папа! — светился от гордости Максим.
— Мы сейчас на прогулку идём, может, поможете заодно на участке старые покрышки выкопать?
— Легко!
— Спасибо!
— Это мой папа!
Наутро воспитательница пришла на работу и, к своему удивлению, обнаружила, что её уже ждут папа Максима и сам Максим, который буквально спал на ходу.
— Здравствуйте, а вы чего так рано? — спросила она, подойдя к двери, ведущей в группу.
— У вас там карниз отходит, у некоторых стульев спинки расшатаны, а ещё я хотел бы посмотреть сантехнику, — папа Максима отошел в сторону, и воспитательница увидела небольшой инструментальный ящик.
— Золотой вы человек. Вот бы все родители были такими отзывчивыми, — улыбнулась девушка и, вставив ключ в замок, начала с трудом его поворачивать.
— Замок тоже гляну, — кивнул мужчина, наблюдая за этими усилиями.
Полдня папа Максима слонялся по группе и что-то менял, подкручивал, двигал, устранял, чем иногда мешал воспитательницам вести занятия. Но они в ответ только рассыпались в благодарностях, а Максим всё ещё с гордостью, но уже более сдержанно произносил: «Это мой папа».
Когда группа пошла на прогулку, папа Максима отправился следом.
— Вы уже так много сделали, давайте оставим что-то и другим папам, — сдержанно улыбнулась воспитательница, намекая, что пора бы уже и закончить с ремонтными работами.
— Да мне несложно! Это же наши дети! — радостно ответил папа Максима и, возглавив колонну детей, замаршировал на участок, держа в руках катушку электрического кабеля, который разматывался по дороге.
На участке папа Максима достал из своего ящика болгарку, молоток, рулетку. Затем сбегал к своему автомобилю и притащил сварочный аппарат и электролобзик.
Всю прогулку мужчина резал, стучал, приваривал, сверлил. Из-за этого шума и треска дети не могли сконцентрироваться на своих детских мыслях и настроиться на игры, а воспитательницы — насладиться свежим воздухом, так как древесная и металлическая пыль летала в воздухе низкими облаками.
***
На следующий день, придя на работу, воспитательница Максима поняла, что её ключ от группы не подходит к двери. Она уже хотела звонить в администрацию, когда услышала знакомые шаги: хмурый Максим и его папа поднимались по лестнице, как обычно, самые первые из всей группы.
— Вот, я вчера замок перед уходом заменил, — протянул папа новые ключи воспитательнице, при этом открывая дверь личным ключом. В нос ударил сильный запах краски.
— Перед уходом? — испуганно спросила девушка.
— Да, я вчера стенку перекрасил одну — там кое-где старая краска облупилась.
— Слушайте, но ведь такие вещи делаются обычно в выходные дни.
— Ничего страшного, мне несложно! — улыбнулся папа Максима и зашёл внутрь, как на свой родной объект, сразу включившись в работу.
Максим больше не хотел никому говорить, что это его папа, потому что одногруппники стали на него косо смотреть.
Весь день у воспитательниц и детей болели головы от краски и шума, который без конца создавал папа Максима, продолжая приводить помещение группы в порядок.
Мужчина починил и усовершенствовал всю мебель, пересадил все цветы, выбил все ковры. Играть и заниматься в таких условиях было просто нереально. Когда группа отправилась на прогулку, стало ясно, что спасения нет нигде. Абсолютно весь участок был покрыт краской, лаком, известью и другими субстанциями, которым требовалось высохнуть, поэтому дети просто ходили по кругу, водя грустный хоровод.
— Ну вы знаете, мы не имеем права вас так часто просить. У нас есть свой слесарь, который обязан такими делами заниматься! — не выдержала воспитательница, когда мужчина принёс с собой перфоратор.
—Ой, мне несложно — всё же для детишек, — улыбался в ответ папа Максима, и от огонька в его глазах воспитательнице становилось как-то не по себе.
Срочно был собран тайный комитет из поварихи, нянечки, воспитательницы и приглашенной для консультации заведующей. Разрабатывались схемы и максимально вежливые варианты для избавления группы от излишне активного родителя. Пару раз папе Максима отключали электричество, чтобы лишить его возможности работать на участке. Тогда он привез бензиновый генератор, и ситуация усугубилась. В ход пустили охрану, но в итоге папа Максима привлёк сторожа на свою сторону, и тот держал ему лестницу, когда мужчина запенивал оконные щели снаружи.
В один прекрасный день, когда терпеть помощь папы Максима больше не было ни сил, ни желания и его решили в грубой форме попросить перестать её оказывать, ребенка привела мама.
— У мужа отпуск закончился, — объяснила женщина перемены.
— Ой, он у вас просто золотой! Такой хороший, такой отзывчивый, — расслабленно выдохнула воспитательница.
— Да, есть такое дело. Ему только дай волю, — согласилась женщина.
— Вы знаете… Мне не очень удобно вас просить, но не могли бы вы взять домой шторы постирать? А то они после всех его ремонтов сильно запылились, и дети этим дышат…
— Легко! — улыбнулась мама Максима. — Мне как раз на работе отпуск дали — на месяц.
Тишина и покой — именно об этом так давно грезил Семенов, и его мечта наконец сбылась — спасибо двенадцатиперстной кишке и ее язве.
В гастроэнтерологическом отделении городской больницы №5 Семенов чувствовал себя как в Эдеме. Диетическое питание, сон, полезные вещества внутривенно, хорошее армирование в стенах, не пропускающее мобильную связь, отсутствие любой деятельности, отзывчивые медсестры — за такое не жалко и желудком пострадать. В стенах больницы все работало как часы —даже кишечник Семенова. Все здесь было строго и, как следствие, идеально, пока в палату к Семенову не определили Ваню Маслова.
Маслов был настоящим бунтарем и проблемой режима. Он щипал за задницы всех медсестер, вне зависимости от возраста и размера иглы в руках, в столовую таскал целый набор вонючих приправ: перец, карри, кинзу, тимьян, а еще громко рассказывал похабные анекдоты, от которых все, кроме Семенова, почему-то ржали как лошади. Этот тип смог раздобыть wi-fi, сигареты и уважение всего лежачего коллектива — и все это в течение первого дня пребывания в стационаре.
Все были рады этому пассажиру — все, кроме Семенова, который яро выражал свой протест недовольной физиономией.
— Дюша, эй, Дюш, ты спишь? — донеслось до Семенова сквозь крепкие приторные сновидения.
— Меня зовут Андрей Евгеньевич, — злобно прошептал Семенов, увидев нависшее над ним лицо Вани Маслова.
— Евгенич, вставай, чего разлегся? — улыбался своей масляной улыбкой Маслов.
— Вы зачем меня посреди ночи будите? Отбой же был.
— Был, пять минут назад, — показал Ваня на настенные часы, где большая стрелка показывала начало одиннадцатого. — Я тут сегодня шел мимо местного учебного класса и заметил там проектор.
— И?
— Они класс не заперли. У меня в машине флешка есть с фильмами, а у Вадика — ноутбук, — заговорщицки хихикнул Маслов.
— Какой еще Вадик?
— Как это — какой? Вон тот, который у окна спит.
Ваня говорил о человеке, что находился в этом отделении дольше, чем главврач больницы на своем посту. Сам Семенов не привык с кем-то знакомиться, считая пустой треп вредным для лечения.
— К чему вы клоните? — осторожно спросил он.
— Как это — к чему? Тебе, наверное, капельницы с тормозной жидкостью сегодня поставили, — еле сдерживал смех Маслов.
— Не тебе, а Вам.
— Не-е, нам вообще еще ничего не назначили. Короче. Надо забрать проектор из класса и флешку из машины. Ты что на себя берешь?
— Ничего из предложенного, — буркнул Семенов и хотел было повернуться на другой бок, как вдруг почувствовал, что его силой вытаскивают за плечи из кровати.
— Отлично, значит будешь отвлекать сестру на посту. — Маслов каким-то невероятным способом умудрился мгновенно поднять Семенова на ноги, при этом обув его в тапочки, а затем выпихнуть в коридор. — Минут на пятнадцать ее отвлеки, — подбивал Ваня пытающегося протиснуться назад в палату Семенова.
— Не впутывайте меня, отстаньте, вы не имеете права, — чуть ли не пантомимой изъяснялся Семенов, не смея нарушать покой пациентов других палат.
— Если не поможешь, я всем расскажу, что ты на эндоскопистку заглядываешься и специально по пять раз в месяц на прием приходишь, чтобы она тебя гладила по головке, пока ты там «кишку» глотаешь.
— Да как… Да откуда вы… — ошарашенный Семенов не мог составить предложение, потому что задыхался от смущения.
— Давай, Евгенич, я знаю, что у тебя получится. С твоим-то подбородком и теми идеальными анализами, за которые тебя хвалил врач, любая санитарка тебя сожрет с аппетитом и без. Пользуйся своими обаянием, — с этими словами он подтолкнул Семенова к посту медсестры, а сам скрылся за углом.
— Вы почему не спите? — грозно спросила женщина у бледного, как стены вокруг, пациента.
В глазах у Семенова потемнело. Он чувствовал, как миллиметры ртутного столба поползли вверх. Он забыл, как говорить, забыл, как дышать. Его хваленое обаяние улетучивалось в приоткрытое окно. Собрав всю волю в кулак, приосанившись и зачесав остатки волос назад, Семенов положил локоток на поверхность стойки, расслабил каменные брови и, предварительно чихнув в ладонь, произнес томным голосом:
— Что-то не спится, — и подмигнул.
Медсестра понимающе кивнула и страстно улыбнулась. Уже через минуту Семенов стоял в процедурном кабинете со спущенными штанами и получал укол феназепама внутримышечно.
— Блин, Евгенич, мало отвлек — мы не успели прошмыгнуть, — накинулся Маслов, когда Семенова вернули в койку.
— Оставьте меня в покое, я не умею флиртовать, — вяло произнес Семенов.
— Это мы уже поняли, поэтому план был пересмотрен: ты отправляешься за флешкой.
— Никуда я не пой… — Семенов не успел договорить и провалиться в сон, как понял, что сидит на подоконнике у распахнутого окна, с повязанной на поясе простыней.
— Надо помочь, Евгенич, ради общего дела. Мы тут со скуки помрем. Я у морга припарковался, так как у больницы вся парковка была занята. Машину я тебе отсюда с брелка открою, флешка в магнитоле торчит. Запомни: черный Хундай, номер 373.
— Я никуда не пой… — снова открыл было рот Семенов, но его уже вытолкнули в окно и начали быстро стравливать с третьего этажа. Семенов разразился благим матом в немом крике.
Ночь была холодная и облачная. Рассмотреть что-либо было и так непросто, а в совокупности с растекающимся по крови седативным препаратом — практически невозможно. Семенов бросился к главному входу, собираясь сдать всех с потрохами. На вялых ногах он, петляя, шел по неосвещенной территории, ориентируясь лбом, налетая им на нерабочие фонарные столбы.
— Зараза, — пробубнил Семенов, когда перед его взором предстало серое одноэтажное здание с табличкой «Морг».
«Плевать, заберу флешку и обратно. Если хотя бы еще раз меня тронут, буду орать», — решил он, подходя к парковке, где его уже ждал целый ряд черных Хундаев.
Номер Семенов не запомнил. Он начал действовать от противного и просто дергал за все ручки подряд, пока не наткнулся на снятую с сигнализации машину.
Наконец одна из дверей поддалась, и Семенов попал в салон. Из магнитолы торчала заветная флешка, за которую он дернул изо всей силы и вырвал вместе с плохо установленной магнитолой.
«Так тебе и надо, гад», — расплылся в хмельной улыбке Семенов и вдобавок к вырванной магнитоле вывел пальцем на пыльном лобовом стекле неприличное слово.
***
Коварный препарат, который вкололи Семенову, действовал стремительно. Мужчина, словно завсегдатай рюмочных, еле добрался назад. Он уже был готов заснуть на этих теплых огромных трубах, которые тянулись вдоль всей территории, но на горизонте замаячила сплетенная из простыней веревка.
Обвязавшись, Семенов дернул три условных раза, и его потянули наверх. Правда, почему-то не в то окно.
— Ты кто? — спросили перебинтованные с ног до головы мумии из хирургического отделения, куда втянули Семенова.
— Я из гастроэвлтвмлтдот, — промямлил что-то нечленораздельное Семенов.
— Этот походу из психдиспансера сбежал, — сделал вывод один из пациентов.
— Мжн я остнсь у вас? — умолял Семенов.
— Нельзя, мы своего человека из магазина ждем. Сегодня в гастроэнтерологии кино показывают, мы хавчик ждем. Так что давай, иди отсюда.
Семенов попытался объясниться, но не смог. Его вытолкнули назад в окно, и он чуть было действительно не стал новым пациентом хирургического отделения, летя вниз головой. Спас его возвращающийся с огромными пакетами больной, который смягчил приземление своим большим мягким телом и воздушной кукурузой.
Наконец Семенов нашел нужный канат и, снова обвязавшись, дернул. Оказавшись в родном отделении, он вручил флешку Маслову, который уже наладил импровизированный кинозал. На стене растянули простыню, к ноутбуку подключили «одолженный» из класса проектор, в палату тем временем подтягивались новые знакомые Семенова из хирургии с чипсами и попкорном.
Флешку вставили в ноутбук и включили первый попавшийся фильм с названием «Вскрытие».
— А что за кино у тебя там? — спросил Вадик у Маслова.
— Понятия не имею, ужастики какие-то.
На экране и правда начались ужастики. После первых сцен у людей пропал аппетит, а спустя десять минут просмотра в напряженном молчании, Ваня решил нажать на «стоп» и изучить содержимое флешки.
— Евгенич, ты нафига машину патологоанатома вскрыл? — в очередной раз растолкал он спящего Семенова.
— В смысле — патологоанатома? — от медикаментов в крови Семенова не осталось и следа, а сон вышел вместе с холодным потом.
— Да там сплошные видео со вскрытий. Я же тебе описал машину.
— Да идите вы в баню со своей машиной! Со своим кинопоказом! Со своей флешкой! — заголосил Семенов, не в силах больше сдерживаться.
Зарубцевавшееся язва начала разрубцовываться.
— Тихо ты, все понятно, чего кричать-то… Ляг, отдохни, — начал успокаивать его Маслов. — У Вадика на ноутбуке есть какие-то фильмы, их и посмотрим.
— Что?! — не верил своим ушам Семенов. — Да вы совсем, что ли, ох-ох-ох…
— Задыхается, кажется, — крикнул Маслов. — Зовите сестру!
Этой же ночью Семенова перевели в другую палату, где он спокойно проспал до самого утра.
Новый день начался, как раньше — до появления в больнице Маслова. Семенов ел, пил, спал и выздоравливал, а происшествия прошлой ночи считал кошмарным сном. По больнице лениво расползались слухи о странных вандалах, которые напали ночью на машину патологоанатома и украли флешку с исследованиями и успокаивающей музыкой, а заодно обвинили человека в непристойных вещах, оставив надпись на стекле. Правда, потом проверили видеокамеры и оказалось, что патологоанатом приворовывает медикаменты по ночам, а надпись как нельзя точно подтвердила его сущность.
Все возвращалось на круги своя, пока следующей ночью Семенова снова не разбудили.
— Евгенич, я тебя по всему крылу искал, — нависла над ним физиономия Маслова.
— Отстань, демон!
— Ладно-ладно, прости за вчерашнее, понимаю, вышло некрасиво. Тут просто такое дело… У нас сегодня очередной кинопоказ. Приходи!
— Я сейчас медсестре вас сдам, а завтра — главврачу!
— Медсестру я тоже пригласил. И эту… эндоскопистку. Все уже в нашей палате, ждут начала, тебя одного не хватает.
— Как это? Как у вас получилось? — вытаращил глаза Семенов.
— Хорошая рекламная кампания. Вчера всем так понравилось, что нам разрешили по-тихому каждую ночь собираться. А эндоскопистка — это моя соседка по даче, я ей рассказал о твоем мужестве и уговорил прийти. Она ждет.
— Правда? — просиял лицом Семенов. На радостях его язва рассосалась почти бесследно.
— Правда. Только есть один нюанс. Вадика выписали сегодня. Нам ноутбук нужен с фильмами, а опыт в побегах тут только у тебя. Добежишь до круглосуточного магазина техники через дорогу? Мы тут скинулись на дешевенький ноутбук, после выписки оставишь его себе. Ну что, по рукам?
Семенов не успел даже подумать, как его уже спускали на веревке вниз, а молочного цвета луна подсвечивала дорогу к новым ночным приключениям.
Александр Райн
— Пап, подай балясину, пожалуйста, — попросил Макс, отмечая карандашом место сверления.
— Ты знаешь, что Петька машину новую взял? «Китайца» купил. Говорит, что не хуже его «немца», а в обслуживании дешевле. И ведь не в кредит, — подавая балясину, рассказывал отец о старшем сыне.
— Знаю, он мне звонил на той неделе.
— Ну а ты чего? Так и будешь на своём велосипеде, как школьник, по городу мотаться да деревяшки колотить?
— Мне нормально, я не чувствую необходимости что-то менять, — прицеливаясь сверлом, ответил Макс.
— Ну и зря. Он тут на море собирается ехать на машине, а на велосипеде дальше нашей речки-вонючки никуда не доедешь. Не знаю, правда, зачем ему наши юга. Он в том году летал в Тунис, рассказывал, какой там сервис, как любят там наших туристов. О-о-ой, вот бы тоже так на лежаке пузо греть да только рот иногда открывать, чтобы тебе туда виноград вкладывали. Красота! — захлебывался слюной отец.
— Да нормальная у нас речка. Вы же сами меня каждую неделю просите вас туда на такси свозить.
— Это мы просто привыкли, а вот у Петьки жена новая работает в лаборатории. Так вот, она говорит, что в наших реках вообще купаться нельзя.
— Ей из столицы виднее, — беззлобно улыбнулся Макс и закрепил балясину. — Так, держится нормально. Еще немного — и будем перила крепить. Нужно будет еще съездить в магазин, докупить крепеж.
— Перила-шмерила, — вздохнул отец. — Может, Петьке позвонить? Проконсультироваться?
— А чего ему звонить? Зачем человека отвлекать от дел?
— Ну, он же продает это самое… напольные покрытия.
— Так а при чем тут пол и лестница?
— Ну так всё одно же — стройка. Может, подскажет тебе чего дельного! Ты-то курсов не кончал, учился вообще на повара, а сам всю жизнь кувалдой машешь — теории-то ноль.
— Ну, ноль так ноль. Вроде окна вам и двери без всякой теории поменял, и уже три года без нареканий.
— Да это каждый дурак может, — махнул отец рукой. — Петька вон вообще работу только профессионалам доверяет. Говорит, что скупой платит дважды. А ты всё экономишь, сам везде лезешь.
— Ну если может себе человек позволить, то почему бы и нет? — согласился Макс и просверлил новое отверстие. — Ты помогать-то мне будешь? Подержи вот тут.
Отец крякнул от усилия, затем чихнул от деревянной стружки, попавшей в нос, и схватился за балясину, чуть не вырвав её с корнями и не рухнув с лестницы.
— Да не тут, пап! Ну я же тебе показал, — бросился Макс к отцу. — Аккуратнее, чуть не упал.
Выставив отца и балясину по уровню, Макс решил дальше действовать самостоятельно.
— Ох, как мне уже надоело тут с тобой возиться. Мать просила закрутки из погреба Петьке достать, он завтра с утра приезжает. А я тут торчу весь день.
— Я сам достану, не надо тебе в подвал. Там свет нужно починить. Я в субботу после работы заскочу и сделаю.
— А пораньше никак? У меня ведь там и мои «закрутки» хранятся.
— Тебе мать и так рацион сократила. Нечего лазить каждый день за своими «закрутками», — сказал Макс, заканчивая работу.
— Ой, тоже мне… Рацион… Ладно, Петька завтра приедет, привезет мне коньяк с завода, как обещал. Он-то знает, как старика порадовать, не то что ты, рацион-шмацион, — бубнил отец.
— Ты как-то неважно выглядишь. Может, давление измерить? Я тут привёз вам новый тонометр взамен того, что постоянно разные цифры показывает.
— Нормальный тот тонометр, — рявкнул отец. — Мне его Петька подарил на день рождения.
— Так это когда было? Лет десять назад? Да он и тогда его по какой-то акции купил, сразу видно было, что вещь долго не протянет.
— Ты на Петьку не наговаривай. Он знает, какие вещи брать. Он и квартиру себе нормальную взял, в столице. Не то что ты — убитую всю, да еще и за городом.
— Мне моя квартира нравится, я там такой ремонт сделал, что теперь она сто́ит как ваш дом.
— Ой, подумаешь, как наш дом. Тебе бы только к нашему дому и прицениваться. Мы с матерью тебе уже добавили на твоё жильё, а дом этот — Петькин, так что ты не начинай тут, — пригрозил отец.
— И не собирался, — отряхивая руки, сказал Макс. — Ладно, я поехал за крепежом, а ты ничего тут не трогай и на второй этаж пока не забирайся. Как закончу с перилами, так и будешь новой лестницей пользоваться.
— Ладно, не буду, езжай спокойно.
— Вы с Ванькой сегодня не посидите?
— Вези, чего ж не посидеть-то. Эх, жаль, у Петьки детей нет… Какие были бы внуки золотые, — мечтательно затянул старик. — Но каждому, как говорится, своё. Кому-то — дети, велосипед и работа каждый день на износ, а кому-то — Тунис, квартира в столице и настоящая зарплата. Жаль, что мы тебя не смогли нормально воспитать.
— Жаль, бать, жаль, — улыбнулся Макс, натягивая кроссовки. — Продукты нужны какие?
— Да, на тумбочке список.
Закрывая дверь, Макс задержался, чтобы подкрутить расшатавшуюся дверную ручку, и краем уха услышал телефонный разговор:
«Да, Петь, сможем одолжить. Не переживай, что в прошлый раз не отдал. Ты, главное, приезжай, здесь без тебя всё идёт чёрт-те как».
Миша был на грани срыва. Он только недавно вышел из тюрьмы, где пребывал последние несколько лет за кражу, и его руки снова чесались. Зарабатывать деньги честным путем Миша не умел, как и подчиняться любому виду руководства.
Истратив последние сбережения, парень прогуливался темной ночью по одному из спальных районов города, высматривая варианты быстрого и максимально безопасного обогащения.
Как назло, на пути не попадалось ни одного ночного гуляки, а все магазины были давно закрыты и зарешечены так, что ни один зомби-апокалипсис не вызовет опасения. Город казался вымершим и законсервированным.
Миша уже было выдохнул, решив, что судьба сама отводит его от рецидива, когда вдали замерцала провокационная вывеска «24 часа».
«Черт ее, эту судьбу, разберет. Сама не знает чего хочет», — вздохнул про себя Миша и двинул в сторону будущего места преступления. Более безопасный вариант легкой наживы сложно было представить.
Он прочитал название магазина: «Цветы» и вошел внутрь. Резкие приторные запахи кружили голову. Миша огляделся по сторонам в поисках продавца, которого собирался припугнуть своим раскладным ножом, но в магазине, казалось, не было ни души. Наконец Миша увидел торчащие из-под стола ноги. Подойдя ближе, он увидел лежащую без сознания женщину.
«Да это просто удача какая-то!» — Миша не мог нарадоваться сложившимся обстоятельствам.
Обшарив карманы продавщицы, он уже было взялся за кассу, когда в тишине, словно гром, раздался голос:
— Стоять!
От неожиданности Миша чуть не прилег рядом с продавщицей. Перед ним стоял человек в полицейской форме, с которого ручьями стекал пот, а сам он хватал воздух ртом.
— Уф, ух, ох, — задыхался мужчина. — Стоять долго будут ваши цветы?
— Не-не-н-не-делю! — выпалил Миша.
— Хорошо, — вытер лицо рукой полицейский. — Дайте мне что-нибудь не шибко дорогое, но такое, чтоб жене полковника понравилось, только чтобы без романтических намеков. При этом женщина должна почувствовать особое отношение. Короче, надо сделать так, чтобы меня не уволили. Вы же меня понимаете? — на измученном лице сотрудника читалась полная растерянность.
— Ага, — кивнул насквозь мокрый от волнения Миша и, выйдя к центру магазина, быстро схватил дрожащей рукой первое, что попалось на глаза — букет подсолнухов.
— Уверены? — недоверчиво спросил полицейский.
— Да, — коротко ответил Миша, наткнувшись на его подозрительный взгляд.
— Что-то я вас раньше здесь не видел.
— Так я первый день. Предыдущий флорист устал.
— Ага. А нож зачем?
— Так для упаковки.
«Наблюдательный какой», — трясся от страха Миша.
— Ну упакуйте тогда, — холодно улыбнулся клиент, и Миша, кивнув, подошел к столу.
В тюрьме у Миши была всего одна книга, с которой он просыпался и засыпал. Это был самоучитель по оригами. Целыми днями он только и делал, что складывал из бумаги разных зверей и геометрические фигуры.
Не имея ни малейшего представления о стандартных упаковках, Миша отмотал от валика полметра крафтовой бумаги и сложил из нее первое, что пришло в голову — гуся.
Ничего особо выдающегося не вышло. Гусь вышел примитивный и невзрачный, со сложенными на груди крыльями, в которых он и держал тот самый букет. Миша сглотнул комок в горле и протянул полицейскому свой ансамбль, готовясь к неминуемому аресту.
— Ничего себе, — поджал губы клиент. — Вот это сервис, молодец.
Он оглядел букет со всех сторон, а затем достал кошелек:
— В школе флористов учился?
— Ага, три года.
Миша забрал деньги и, посмотрев на ценник за букет, отсчитал сдачу.
— А за упаковку?
— За счет магазина, — улыбнулся Миша.
— Держи тогда так, мимо кассы, — подмигнул полицейский и сунул Мише купюру при рукопожатии.
Не успел Миша выдохнуть и вернуться к своему занятию, как в магазин снова вошли люди. На этот раз — две тучные, пестро размалеванные женщины навеселе.
— У вас эустома есть? — поинтересовалась одна из них, облокотившись на прилавок так, что он заскрипел.
— Кажется нет, — пожал плечами Миша. — Я давно у врача не был.
— Хорошо, а ранункулюс? — пренебрежительно окинула его взглядом женщина.
— В детстве было что-то такое, вроде удалили.
— Слушай, красавчик, у нас там у подруги день рождения, а у неё на личном фронте проблемы. Мы хотим подарить ей что-то небанальное и красивое, чтобы она расцвела и весь вечер занималась чем-то, кроме слёз. Предложения есть? — подошла другая женщина и своей огромной грудью подвинула стол вместе с Мишей.
Тот убрал раскрытый нож в карман, решив не испытывать судьбу и не прибегать к насилию, тем более что насилие могло случиться не в его пользу.
Выйдя из-за прилавка, Миша с умным видом начал разглядывать ассортимент, разыскивая то, что показалось бы ему максимально небанальным. А небанальным здесь было всё, кроме того, что Миша принял за знакомые с детства ромашки — их-то Миша и достал.
— Вот, — протянул он охапку цветов.
— Хризантемы? Издеваешься? Мы же тебе говорим: не-ба-наль-но-е, и чтобы увлечена была, — постучала женщина себе по голове, намекнув на устаревший головной процессор флориста.
— Так это… пусть гадает весь вечер. Ну там, любит-не любит, — предложил Миша. — Возьмите сразу штук пятьдесят — как раз до утра.
Тут он увидел, как на него надвигаются две грозовые тучи и приготовился отбиваться букетом.
— Да ты гений! — выдала одна из них. — Давай все, что есть!
Миша подошел к вазе на полу и, присев, точно собирался поднимать штангу, взял в охапку огромный букет хризантем и вручил его одной из клиенток, которая легко смогла сжать этот веник в кулак.
— Спасибо, дорогой, мы еще придём, — чмокнула воздух та, что была без цветов, и обе женщины направились к выходу, где им навстречу уже шёл невероятно высокий и худой молодой человек в костюме, на вид — студент-первокурсник. От посетителя за километр разило неуверенностью.
— Да что ж вам всем не спится, — прошипел чуть слышно Миша, в очередной раз не добравшись до кассы.
— Добрый вечер, — промямлил парень, глядя на Мишу сверху вниз.
— Доброе утро, — фыркнул тот в ответ, кинув взгляд на часы, стрелки которых перевалили за полночь.
Парень долго ходил по магазину, присматриваясь к разным ценникам, чем сильно бесил Михаила.
— Вам чем-то помочь?
Парень промолчал, продолжая выбирать. В этот самый момент дверь магазина распахнулась и внутрь хлынула целая толпа подвыпивших мужчин.
— Да что же такое творится, — негромко взвыл Миша.
— Ваше цветейшество, выручайте, — обратился к Мише тот, чей язык был завязан в самый слабый узел. — Мы с ребятами так хорошо посидели, что теперь нам бы попасть домой и так же благополучно лечь спать, не получив от жен по шее.
Разгневанный Миша начал кричать о том, как несправедлива судьба и что всё в жизни идёт через одно место. Размякшие от алкоголя мужики бурно поддерживали его и называли своим братом.
— Вот! Вот! Держите! — Миша сунул каждому по букету самых дорогих цветов.
Собрав деньги, он еле выпроводил на улицу стремящихся расцеловать его покупателей и уже было хотел вернуться к тому, за чем пришел, как вспомнил об одной «немаленькой» проблемке.
— Вы выбрали? — обратился Миша к студенту.
— Нет, — замялся тот. — Дайте мне самую дешевую розу.
— Одну, что ли? — раздраженно уточнил Миша, задрав голову.
— Д-д-д-да.
— А чего так мало? В качестве основного подарка снимешь Луну с неба?
— Нет, — покраснел парень. — У меня просто больше денег нет.
— С помощью одного цветка другого не сорвать. Намек понимаешь? — спросил Миша, которого этот персонаж начал забавлять.
— Нет, — признался парень. — У меня у мамы завтра день рождения. Хотел, пока она спит, сбегать в магазин и купить на утро подарок.
— На, — вытащил Миша охапку алых роз из холодильника.
— Да вы что! Говорю же, нет у меня денег!
— Бери так. Один раз живём, — настаивал Миша.
— Не могу…
— Бери, я сказал, — Миша достал из кармана нож и направил на парня.
— Хорошо, простите, — тот кинул на стол мелочь и, схватив цветы, помчался на улицу.
Миша хотел было закрыть за ним дверь, как её толкнул уже знакомый полицейский.
— Дружище, ты просто ас, — бросился обнимать страж порядка Мишу. — Я зашёл сказать тебе спасибо и вручить презент, — протянул он бутылку дорогого коньяка. — Жена полковника просто в восторге. Оказывается, она сама из деревни, у нее перед домом тоже росли подсолнухи, и гуси были. Короче, завтра меня переводят в другой отдел, как я и мечтал. Спасибо тебе, дорогой! Вот бы побольше было на свете таких хороших людей.
Он от души пожал Мише руку и вышел прочь.
Солнце уже начало подниматься где-то далеко за городом и окрашивать город в светло-синий.
Наконец, выпроводив всех до единого, Миша добрался до кассы. Он потирал руки и облизывался в предвкушении наживы. Открыв аппарат, Миша обнаружил внутри лишь несколько мелких купюр и гору монет. Сердце налилось тоской, вор засунул руки в карманы штанов, вытащил ночную выручку и сложил с тем, что имелось перед глазами. Теперь сумма вырисовывалась вполне приличная. Миша даже присвистнул от восторга.
Подсчитывая деньги, он не заметил, как женщина, лежавшая всю ночь на полу, очнулась и подошла к нему сзади.
— Вы кто? — спросила она, напугав Мишу до чертиков.
— Я… этот, сменщик ваш, — не придумав ничего лучше, ответил он.
— Слушайте, вы только начальству ничего не говорите. У меня, кажется, какая-то аллергия. Помню только, как мне плохо от запахов стало.
Женщина села на стул и выпила воды из вазы.
— Ага, — пообещал Миша. — Ладно, я пойду.
— Не спешите, — раздался мужской голос.
— У нас перерыв, — бросил Миша в ответ, намереваясь вернуть деньги обратно в карманы.
— Здесь нет перерывов. Магазин работает круглосуточно, — не отставал клиент.
— А теперь есть. Выйдите, пожалуйста, — начал раздражаться Миша.
— Я-то выйду, а вот ты явно выйдешь не скоро, если не выслушаешь меня.
Наконец до Миши дошло, что его раскусили.
— Я хозяин этого магазина, — мужчина подошел к прилавку и посмотрел Мише прямо в глаза, отчего у того пересохло во рту. — Проснулся полчаса назад, смотрю по камерам, — он жестом показал на черную полусферу в углу, — а у меня в магазине какой-то неопознанный субъект цветы продает, хотя только вчера я взял на работу новенькую сотрудницу.
— Простите, у меня просто… — начала было флористка.
— Всё нормально, не переживайте, просто эта работа не для вас, — с сожалением улыбнулся хозяин. — Сами понимаете, здоровье не обманешь.
— Понимаю, — согласилась женщина и поспешила убраться из магазина, так как ей снова становилось дурно.
— А что до вас, — мужчина снова перевел взгляд на Мишу, — я просмотрел на быстрой перемотке всю запись за ночь и был удивлён. За одну смену вы умудрились сделать мне двухдневную выручку.
— Ну… Просто я флорист от бога, — начал выкручиваться Миша.
— Не надо врать. Я знаю, зачем вы пришли сюда — на записи всё прекрасно видно, — хозяин разоблачал Мишу в пух и прах. — Но вы правы, какой-то талант у вас всё же имеется. Предлагаю сделку: вы работаете на меня месяц по ночам, а я не подаю заявления в полицию и даже плачу вам зарплату, — улыбнулся мужчина, когда Миша уже мысленно приготовился писать чистосердечное.
— Я не привык быть у кого-то в услужении.
— Об этом нет и речи. Вы, по сути, работаете сами на себя, я лишь даю вам помещение, товар и процент от продаж. Если хотите, у вас будет помощник для выполнения непосильных задач, вроде ухода за цветами. По-моему, всё честно.
Миша начал прикидывать в голове все «за» и «против». Но выбирать особо не приходилось. Желание возвращаться в тюрьму отсутствовало, а то, что он делал сегодня ночью, никак не тянуло на слово «работа», больше — на вынужденное творчество. Кажется, он наконец нашел своё место в социуме.
— Только вот за букет роз придется из зарплаты вычесть. Вижу, что вы человек добрый, хоть и боитесь таким казаться, но бизнес есть бизнес, — добавил ложку дегтя хозяин.
Миша понимающе кивнул.
— Ну что ж, предлагаю скрепить наше соглашение документально, и можете приступать к работе с завтрашней ночи. Сегодня вам надо как следует отдохнуть, — сказал хозяин и полез за бумагами в стол.
Миша снова кивнул.
Как только они подписали набросанный от руки договор и хозяин вручил Мише остатки от заработанного за ночь, в магазин вошел пожилой мужчина в дорогом костюме и достал кошелек.
— Мой сын заходил к вам за цветами для моей жены. Я пришел расплатиться. Я знаю, что вы ему отдали их бесплатно, так как мы ему больше не даем денег. Он совершенно не умеет ими распоряжаться, тратит все карманные на онлайн-игры. А тут пришёл с таким красивым букетом для матери. Мы были удивлены, честное слово.
— Ну вот видите, теперь и вычитать ничего не нужно, классно сработано, — снова похвалил хозяин магазина Мишу, и тот даже залился краской от смущения.
— Есть только одна серьёзная загвоздка, — нахмурившись, посмотрел посетитель на Мишу, и тот похолодел, вспомнив, как угрожал его сыну ножом. — Мне теперь надо купить букет лучше, чем принес этот засранец, я же муж, — засмеялся он, а хозяин похлопал бледного Мишу по плечу.
Александр Райн
Жора только что купил в кредит классную камеру, о которой мечтал с тех пор, как отучился в колледже. Почти пять лет он занимался чем угодно, но только не высоким искусством, о котором грезил с выпускного, и теперь у него появился шанс. Первым делом Жора уволился из газовой котельной, где всё равно толком не работал, а целыми днями только и делал, что продолжал изучать любимую тему.
В планах были личные выставки, обложки популярных журналов, съемки президентских выступлений, работа в Playboy. В свободное от творчества время Жора собирался фотографировать для души автотехнику, природу, родные урбанистические пейзажи, а также делать автопортреты в неограниченном количестве.
У парня теперь было всё для искусства: хорошая камера, море энтузиазма, запас теории, а ещё — отсутствие постоянной занятости и конкуренция. Она-то Жоре всё и портила.
Как только он начал изучать рынок, оказалось, что фотографов, как и музыкантов, поэтов, писателей, сценаристов и прочих высококультурных лодырей (по мнению Жориных родителей) — бесчисленное множество. Теперь каждый владелец айфона или дешевой зеркалки считал себя настоящим профессионалом и заваливал интернет своим творчеством. Среди этой массы было легко затеряться.
Жора завёл себе странички во всех известных социальных сетях, наклепал десяток объявлений, оплатил рекламу и принялся ждать. Первая заявка поступила уже через час. Позвонила мама и попросила сфотографировать холодильник, который требовалось продать.
— Мам, ну какой еще холодильник? У меня профессиональная оптика!
— Вот и отлично. С профессиональным фото быстрее продадим!
— Да на такие фотоаппараты императоров фотографируют! — поражался маминой невежественности творец.
— Ваше императорское величество кормилось из этого холодильника двадцать пять лет. Будьте любезны с уважением отнестись к клиенту. К тому же я не забесплатно прошу — тарелка щей уже ждёт.
Так прошло три недели. Жора фотографировал всё, что не имело никакой культурной ценности: бабушкиного кота, мамины цветы на балконе, папину зимнюю резину. Был еще заказ на свадьбу друга, но Жора из принципа отказался работать на каких-то позорных шашлыках.
Работать за еду было невыгодно. Близился первый взнос по кредиту, который пирогами и свекольником было никак не оплатить, хоть Жора и пытался. Не желая расставаться с мечтой, он продолжал поиски и, потерпев массу неудач, наконец смог найти что-то стоящее. Жора устроился в фотоателье. На первый взгляд работа была однотипная и унылая: фото на документы, чашки, футболки. В довесок к фотографии Жора был обязан в совершенстве освоить принтер/сканер/копир, но это нисколько не смущало того, кто во что бы то ни стало решил покорить мир большого искусства.
— Добрый день, — печально поздоровалась первая клиентка, когда Жора налаживал свой фотоаппарат на штативе. — Мне фото на паспорт.
— Вы хотели сказать: портрет на паспорт? — продолжая заниматься настройкой, спросил Жора. — Цветной, черно-белый?
Женщина театрально вздохнула и собрала волосы в хвост:
— Мне сорок пять, краски жизни и так блекнут, не вижу разницы…
— Что значит — не видите разницы? — возмутился Жора, закончив подготовку оборудования.
— Я никогда не получалась на паспорт. А в цвете все изъяны только усиливаются.
— А теперь получитесь! — Жора стрельнул в женщину пылающим страстью взглядом, и та, попятившись, чуть не уронила стеллаж с кружками.
— Может, я лучше в другое место схожу, — клиентка развернулась на пятках, собираясь сбежать, но Жора уже стоял к ней лицом, перегородив выход, и смотрел на неё жадными до искусства глазами.
— Прекрасно, — дыхнул он горячим воздухом в лицо женщины. — Мудрый, но при этом всё ещё юный взгляд, симметричные идеальные брови, аккуратный нос и слегка покусанные губы придают небольшую дерзость образу, — затараторил он томно, а затем резко и громко скомандовал: — Садитесь!
Ошеломленная лавиной комплиментов и экспрессией фотографа, женщина молча повиновалась. Она застыла на стуле, боясь даже вздохнуть, пока фотограф смотрел на нее в объектив из сложенных пальцев.
— Слушайте меня! Мы должны зафиксировать ваш вызов возрасту, ваш внутренний огонь, вашу страсть к жизни — и всё это в формате 3.5х4.5! — Жора возбужденно бегал по крохотному кабинету фотоателье.
— Но как? — проглотив комок в горле, спросила женщина. — На паспорт же всё должно быть строго и по правилам.
— Правила для институтов! Горите внутри! Голову прямо, глаза на меня, подбородок чуть опустите, дайте мне огня! — кричал Жора, распаляясь всё сильней и щелкая камерой. — Ярче! Мягче! Живее! Жестче! — командовал он.
Люди, пришедшие делать распечатку с флешки, с любопытством выглядывали из-за двери, стараясь понять, что за пафосная фотосессия происходит в этом закутке два на два метра, который располагался в самом непроходном месте торгового центра.
— Готово, — вручил Жора распечатанные фото через десять минут съемок, вытирая со лба пот. — Я не стал брать глянец, для вашей кожи матовая бумага больше подходит, — добавил он, когда женщина разглядывала своё лицо на снимках.
— Вы мне чужие фотографии дали, — протянула она их Жоре.
— Портреты, — поправил её фотограф. — И это ваши.
— Мои? — клиентка не верила глазам. — Я тут выгляжу моложе, чем на фото, сделанном в двадцать лет. Это фотошоп?
— Нет. Я не пользуюсь фотошопом, — гордо зазвенел голос Георгия. — Следующий, заходите!
Женщина ушла в абсолютной растерянности и с глупой улыбкой на лице, а Жора принялся распечатывать договоры купли-продажи авто.
Следующий фотопортрет Жора делал на загранпаспорт.
— Улыбайтесь! — велел Жора мужчине. — Вы же собираетесь путешествовать! Что за кислятину вы мне тут принесли на своих плечах?
— Так нельзя же, — еще больше поник клиент.
— Улыбайтесь глазами! С таким унылым портретом вам визу даже на Северный полюс не выдадут!
— Не выходит, — промычал мужчина после пятнадцати минут съемок.
— Значит, будем фотографироваться, пока не выйдет! — не отставал вошедший во вкус фотограф. — Давайте я вам сейчас расскажу анекдот!
На следующий день Жора приволок на работу сорок оттенков белого полотна для заднего фона и подстраивал их под каждое новое фото. Он играл со светом, контрастом, тонами, настроением и внешним видом клиентов. Плохо постриженных и небритых Жора отправлял в ближайшую парикмахерскую, грустных и уставших — в СПА-салон, а тех, кто являлся в неглаженом, — домой. Он работал не ради денег, а ради искусства. Хозяин фотоателье не мог контролировать Жорины порывы, так как находился в отпуске, и у фотографа был полный карт-бланш.
— Да это обычные «корочки» на трактор! — ругался с ним пожилой мужчина, когда Жора потребовал от него искр во взгляде. — У меня нет времени на ваши фоты-шмоты, делай быстрей, и я пошёл.
— Да с таким подбородком, как у вас, не трактором управлять нужно, а целым аграрным комплексом! — не отставал Жора, но комплименты не работали.
— Не вешай мне лапшу на уши! Делай фото или я уйду!
— Если уйдете, то я вашу фотографию повешу на доску позора на самом видном месте, под надписью «Неликвид»!
— Да я тебя самого повешу!
— Я не возьму с вас денег, если будете меня слушать! — выдвинул Жора последнее свое коммерческое предложение, и оно сработало.
Мужчина сдался и начал изображать лицом харизму, силу воли, отвагу и многогранность богатого внутреннего мира, которые требовал от него фотограф. Уходил клиент, матерясь себе под нос и даже не взглянув на полученные фото.
В этот день Георгий сделал ещё лишь пару портретов: на студенческий и военный билеты, причем одному и тому же человеку, который восстанавливался в институте. Жора считал, что фотографии должны отличаться. Пусть не по формату, так по настроению — всё же разные инстанции. Бедный парень был так застенчив, что просто не мог отказать вдохновленному фотографу в течении сорока минут.
Спустя две недели работы в ателье к Жоре повторно зашла его первая клиентка и привела с собой десяток своих коллег, которым тоже нужно было срочно сделать портрет на паспорт.
— Вам, наверно, недавно всем двадцать исполнилось? — галантно улыбнулся фотограф, глядя на разновозрастную компанию. — Можно массово поздравить?
— Нет, — залились краской дамы, — просто мы хотим поменять наши паспорта. Тоже хотим выглядеть на фото по-человечески, а не как герои передачи «В мире животных».
Жора молча кивнул и принялся творить. Фотосессия продлилась два рабочих дня, пока всех, а особенно фотографа, не устроил результат.
Следующим повторно явился тракторист. Мужчина был неузнаваем: хорошо пострижен, облачен в белую рубашку и галстук, пах дорогой туалетной водой. На лице он принёс улыбку, а под руку привёл разрумянившуюся нарядную даму.
— Сделаешь нам фото для свадебного альбома? — робко спросил мужчина. — Мы только из ЗАГСа.
— Поздравляю!
— Это всё твоя фотка, ну та, на «корочки», — шептал он стеснительно. — Леночка в учебном комбинате мне документы выдавала. Сказала, что влюбилась в меня с первого взгляда.
— Взгляда на фото, — уточнила Леночка.
— Ага, точно, — кивнул тракторист. — В общем, спасибо тебе.
— Вам спасибо за ваш образ. Ну что, готовы? — спросил Жора и, получив утвердительный ответ, а заодно и плату за прошлую и будущую работу, начал настраивать камеру.
Через неделю у дверей Жоры начали скапливаться очереди. Узнав, что на документах можно реально хорошо выглядеть, люди со всех районов города стали стекаться к маленькому фотоателье в торговом центре на окраине. Каждый его клиент теперь при первой возможности доставал паспорт и гордо демонстрировал главную страницу, стараясь показать фото. Кто-то даже выставлял эти портреты вместо аватарок в социальных сетях. Отныне только Жоре доверялись медицинские книжки и водительские удостоверения — считалось, что его фотографии приносят здоровье и удачу на дорогах.
Спустя несколько месяцев из затяжного отпуска вернулся хозяин фотоателье и сразу же направился в торговый центр — проверять свой бизнес.
— Ты совсем тут берега попутал? У нас там впервые очередь человек пятнадцать, а ты возишься по полчаса с каждым фото! — начал кричать хозяин, как только очередной клиент расплатился с Жорой и вышел.
— Они все подождут. Я — художник. Художники не спешат, — холодно ответил Жора.
— Ты будешь безработным художником, если не начнешь работать как положено! И где копир?
— Убрал. У нас теперь только фото.
— Не понял. Ты себя хозяином, что ли, возомнил? — кипел от злости мужчина.
— Нет, просто сюда никто больше не приходит за этими услугами.
— Сюда приходят за тем, что написано на нашей вывеске. Заканчивай со своей самодеятельностью!
— Хорошо, сегодня же и закончу. Я увольняюсь.
— Ты и так тут не трудоустроен. Я сам сегодня доработаю. Много ли ума надо — на кнопку жать. Зарплату на карту переведу, можешь не переживать, я человек слова. Сделай мне фото на удостоверение и можешь идти хоть на все четыре стороны.
— Хорошо, садитесь.
Жора настроил свет, камеру, попросил не двигаться и сделал всего одну попытку, затем распечатал фотографию и, передав ее хозяину, начал собирать оборудование.
— Да у тебя руки не из того места растут! Я тут на крокодила какого-то похож. Правильно делаешь, что уходишь.
— Боюсь, что я ничего не могу поделать. Именно таким я вас и вижу, — собравшись, Жора начал переобуваться.
— Ладно, слушай, я что-то погорячился. Вижу, что ты стараешься, да и люди не уходят, — смягчился хозяин, выглядывая в проход. — Оставайся.
— Спасибо, но не могу, — фальшиво улыбнулся Жора. — Завтра я уезжаю со своей выставкой по стране, а потом и по Европе.
— Какой ещё выставкой? — ухмыльнулся мужчина.
— Выставка портретов на документы. У меня уже заключен контракт на год вперед.
— Никогда о таких выставках не слышал. Что может быть интересного в фотографиях на документы?
— В портретах, — поправил его Жора. — Много чего. Тут ведь — как подойти к делу. Всего вам хорошего, и приходите на выставку.
— Ага, непременно! — съязвил директор и, проводив Жору к выходу, обратился к ожидающим: — Уважаемые клиенты, простите за заминку, технические неполадки. У нас смена трудового коллектива, но уже всё улажено. Мы готовы сделать для вас все необходимые фото, проходите по очер…
Он потух на полуслове, так как очередь на глазах распадалась: люди уходили за Жорой — единственным фотографом в мире, делающем портреты на документы.
Александр Райн
— Вот скажи мне, Егорка, ну зачем тебе отпуск? Что ты там будешь делать? — директор что-то усердно искал в своём телефоне и даже не поднимал взгляда на Егора. — Ты же без работы не сможешь, а на диване валяться — это то же самое, что в рабочем кресле. Только там скука смертная, а тут — развитие, общение, деньги, в конце концов. Ботинки себе новые купишь, — покосился начальник на грязную обувь Егора.
— Я на плоту по реке сплавляться решил. Нет там ни людей, ни общения, ни денег. Только речка и тишина. Разве что рыбаки на берегу, но там за общение и огрести можно, — оправдывал Егор свой порыв на законный отдых.
— Как это — на плоту? Где ты его возьмешь? — оторвался от телефона директор.
— Так я уже его взял, в смысле построил.
— Что, вот прям взял и построил?
— Ага, — показал Егор ладони со следами от извлеченных заноз. — Отдохнуть от всех хочу, а другого способа я не придумал. — Он мечтательно закатил глаза.
Директор молча смотрел на него, явно переваривая информацию. Затем повернул к себе заявление и поставил подпись.
***
— Егорка, ну ты чего удумал? Какой еще плот? Тоже мне, блин, Юрий Лоза нашелся. Ты отпуск-то по уму используй! Нам баню конопатить надо! — хрипел по телефону отец.
— Пап, да какая баня? Я и париться-то не люблю.
— Да ты не парься, но конопатить-то помоги! Там и дядя Сережа будет, и брат твой Васька приедет.
— Я тебе в прошлый отпуск уже помог яму копать под туалет, а половину позапрошлого лета мы с тобой, дядей Сережей и Васькой забор этот проклятый ставили, который вы потом сами же и сломали, когда вам скучно без соседских лиц стало. Дай мне хоть раз в жизни в одиночестве на свежем воздухе побыть, шашлыка наесться вдоволь и позагорать без предварительного насилия над позвоночником и печенью. Пойми, я устал от людей!
— Да ты чё… Да где это видано… Да… — затерявшись среди слов, отец издал напоследок какое-то тарахтение и сбросил вызов.
***
— Егорка, мы тут с Вовкой как узнали от бати твоего, что у тебя отпуск, тоже решили взять отпуска! Так что — жди гостей, — встретил Егора у магазина старый знакомый Андрюха, который от радости светился, как китайский фонарик.
— Какие отпуска? Вы же оба без работы сидите уже два года, — старался пройти мимо Егор.
— Ну… Это не важно. Главное, что отгуливать нужно обязательно в компании друзей!
— Не, Андрюха, у вас жены есть, с ними и проводите свои «отпуска», а я в тишине побыть хочу, один. Мне надо познать внутренний дзен, побыть наедине с собственным «я», книжку, давно отложенную, прочесть в конце концов. Я там всё оборудовал: навес, свет на батарейках, скамейка, стол, место под палатку.
— Ого, да ты прям подготовился!
— Два месяца готовился! Так что — извиняй.
***
В день отплытия Егор стоял на берегу возле своего плота и сверялся со списком необходимых в плавании вещей. Он с нетерпением ждал момента заветного уединения. Не так важна была сама затея с плотом, как тот факт, что на реке его никто не застанет. Никто не дозвонится, никто не будет стучать в дверь или караулить у подъезда. Всё, чего хотел Егор, — это отдохнуть в одиночестве. Само предприятие эффективно решало вопрос уединения без больших финансовых затрат. Наслаждаясь звуками реки, кваканьем лягушек и знойным летним солнцем, Егор загрузил последнюю сумку с продуктами на плот и уже было хотел отчаливать, как из кустов внезапно появился отец.
— Я тут подумал: ты был прав. Надо же хоть иногда просто отдыхать в отпусках, — заявил тот сходу, снимая с плеч огромный рюкзак. — Кстати, дядя Сережа и Васька поддержали твой выбор.
Не успел он договорить, как оба они возникли из камышей. Их лица украшали хитрые, довольные ухмылки. У каждого за спиной имелась поклажа, а ещё дядя Сережа держал в руке огромный пакет, в котором что-то многозначительно позвякивало.
— Можно мы с тобой?
Егор смотрел на непрошеных гостей и сожалел о том, что рассказал в деталях о своём маршруте.
— Добро пожаловать, — натянул он вялую улыбку на свои отвисшие от разочарования щеки, показав на плот.
Не успели мужчины погрузить вещи, как на берегу появился большой черный джип. Хлопнув дверью, из него вывалилась плотная фигура в камуфляжном костюме-тройке и с упитанным портфельчиком в руках. Костюм скрывал в себе пропитанное смесью кремов от комаров, загара и болей в суставах тело директора Егора.
— Смирнов, здравствуй! Ты так вдохновил меня идеей с этим своим плотом, с одиночеством, с тишиной, что я сам решил взять отпуск! Коллеги твою геолокацию мне еле сдали, чуть не уволил пару человек. Мне плот некогда строить, а ты, смотрю, парень рукастый, приличное судно сделал. Возьмешь с собой в рамках производственной необходимости.
Последняя фраза прозвучала как утверждение. Директор похлопал рукой по портфельчику и продолжил:
— К тому же, у плота же должен быть свой директор. Я и работу с собой взял на случай, если заскучаем. Как раз проработаем новый формат договоров с отсроченными платежами для наших клиентов. О, а ты, смотрю, и не один вовсе, как мне рассказывал, — подозрительно покосился он на мужчин. — Евгений Павлович, начальник Егора! — протянул он промасленную кремами руку.
— Антон Ильич, папа этого социофоба, — улыбнулся отец, а затем представил остальной коллектив.
Не успели незваные гости перезнакомиться, как к берегу с ревом подскочило нечто, напоминающее металлический курятник на колесах, с треснутой эмблемой «Вольво» на абстрактном бампере. В курятнике тряслись и ругались четыре тела, которые вырывались на свободу, кукарекая о большой непобедимой дружбе и жизненно необходимых каждому человеку тишине и уединению.
— Брат, мы пытались уйти без жен, но они настояли на том, чтобы мы взяли их тоже постигать внутренний дзен.
— Я должен был постигать дзен! Я! В одиночестве!
— Кто же это постигает дзен в одиночестве? Мы и радио прихватили! — радостно кричал Вовка, доставая жену с заднего сидения.
Вскоре на речку подошли еще двое, кому Егор на днях с восторгом рассказывал о том, как хорошо, когда отпуск можно провести в одиночестве и тишине. На его большой плот уместилось десять человек. Они уже начали пить за уединение и ругать непроработанное в мелочах судно, когда Егор принялся отталкивать его от берега большим бревном.
Течение быстро подхватило плот и понесло в сторону соседней области.
— Подождите! Егорку забыли! Давайте к берегу! У кого весла?! — слышались вдали голоса.
Егор стоял на берегу, держа в руках весла, и, улыбаясь, смотрел на удаляющийся вдаль источник шума. Сегодня был первый день долгожданного отпуска.
Александр Райн
— Вот знаешь, Серёга, мне с детства пророчили большое будущее. И были правы, — начал свой рассказ Валерий Петрович. — Я стал очень-очень важным человеком. От моего указа и одобрения зависят судьбы. Иногда у меня нет даже пяти минут свободного времени — весь в делах.
Серёга понимающе кивнул и, не желая перебивать собеседника, молча слушал дальше.
— Вот вчера, к примеру, захожу я в свой кабинет, сажусь, а мне уже в дверь стучат.
«Ну что такое? Ни минуты покоя! Дайте мне с мыслями собраться!» — кричу я, а в ответ мне сразу список нерешённых вопросов:
«Требуется финансирование на импорт товаров из магазина в холодильник!» — сообщает секретарь.
— Ну а ты что? — без слов, одним лишь взглядом, спросил Серёга.
— Ну а что я — перевёл со счета нужную сумму. Импорт — дело важное. А секретарь продолжает:
«Нужно выделить средства на здравоохранение — закончились аспирин, уголь, грудной сбор, витамины».
Делаю переводы между счетами, закрываю сделки на букмекерских сайтах, запрашиваю акты сверок у своих контрагентов. По итогу оказывается, что родной брат должен мне пятьсот рублей. Требую немедленно закрыть дебиторскую задолженность и всё перечисляю на здравоохранение.
Только от меня отстаёт секретарь, а я начинаю расслабляться, как ко мне уже стучат из Пенсионного фонда:
«Сегодня было обещано принять во внимание запрос о помощи в передвижении пенсионеров!»
«Куда изволите перемещаться?» — спрашиваю я, не выходя из кабинета.
«На вещевой рынок — за шторами, скатертью и новым тазиком, — сообщает мне Пенсионный фонд, а потом спрашивает: — Ты покушал? Я там котлеток нажарила».
Утвердив данный запрос, я уже собираюсь заняться тем, ради чего пришёл, как вдруг ко мне стучится представитель организации «Поддержка детства и юношества» и спрашивает:
«Не хотите ли сделать вклад в нашу организацию, приобретя для нужд её участников новый скоростной велосипед?»
«Я для ваших нужд на прошлой неделе самокат приобрёл», — отвечаю я.
Но представитель продолжает обработку — давит на болевые точки, словно я какой-то новичок:
«Ты меня не любишь, что ли? Я же спортом хочу заниматься! Теперь из-за тебя буду толстой, как все мои одноклассницы!»
«И не проси! Как минимум до следующего финансового планирования!» — отрезаю я.
Тут же подключается младший сотрудник организации и требует немедленной оценки его изобразительных способностей.
«Я занят, приходите через десять минут!» — держу я дверь кабинета, в которую пытается ворваться весь детский фонд в составе двух девочек — четырнадцати и пяти лет.
Приходится вызывать секретаря, который всё принимает на себя. Велосипед был обещан в конце отчётного квартала и только за хорошие оценки, а рисунок был прислан мне на WhatsApp, где я всё и проанализировал.
«Геометрия трубы на домике неровная, могут возникнуть проблемы с вытяжкой. И что за материал используется на кровле? Не пойму, это что? Ветряная мельница? Согласовано с местным инженерным бюро?» — начинаю я придираться, а меня тут же добавляет в чёрный список родной секретарь, представляешь? А ведь мы пятнадцать лет под одной крышей живём!
Казалось бы, Серёг, основные дела закончены, но нет — начались проблемы с внешней политикой. Сижу я в кабинете, думаю о закупке строительных материалов на ближайший сезон, и тут мне звонят из съёмного посольства, которое находится прямо под нами. Хозяин посольства и его неадекватные квартиранты кричат очень громко и явно на иностранном. Много подобного рода слов, от которых у меня уши завяли, я услышал впервые, а ведь я знаю три языка. Наконец до меня доходит: мы их затапливаем! Срочно вызываю секретаря, прошу проверить соседний кабинет.
И действительно, мы затопили соседей. Всему виной — наши с секретарём недавние водопроводные реформы. Сливной шланг от стиральной машинки оказался на полу, а сама машинка в этот момент стирала.
Я уже чувствовал, как у меня в кармане образуется внешний долг, но в конечном итоге катастрофа оказалась локальной — всё обошлось небольшим косметическим ремонтом потолочной плитки. Но в тот день я изрядно натерпелся.
В общем, когда секретарь подошла к двери с новыми требованиями, я был вынужден соврать:
«Звонили из министерства транспорта. Требуется моё присутствие».
«Опять машину под знак поставил?»
«Нет, на место для инвалидов», — отвечаю я и уже собираюсь вставать, чтобы покинуть кабинет, но понимаю, что не могу.
«Что, бумага закончилась? А я ведь говорила тебе, что у нас последний рулон. Ты почему вчера не купил?» — отчитывает меня секретарша, ну, то есть Катя.
Короче, очень много у меня дел, Серёга, очень. Важный я человек, ответственный. А тут ты еще в пять утра меня постоянно будишь. Нет чтобы потерпеть до моего будильника, а ты скулишь, — недовольно ворчал Валерий Петрович, глядя в глаза собаке. — А в целом я всему рад. Большой человек — он же совсем не обязательно должен быть ответственным за миллион людей. У каждого из нас своё маленькое государство дома. Со своими законами, конституцией, планами и целями. Знаешь, Серёг, я так рад, что мне есть за что быть ответственным. Ведь если не я, то ответственным может стать кто-то другой.
Александр Райн
— Ох, мама дорогая, только не он! — кассирша Наташа побледнела, заметив за стеклом мрачную, как подвал морга, фигуру. — Сюда идёт, господи боже, еще и попугая своего взял. Галя, подмени меня, умоляю! — кричала в отчаянии Наташа, но Галя уже бежала встречать машину с товаром, которая еще даже не выехала со склада.
Над дверью грустно брякнул колокольчик и, несмотря на то что на дворе стояла середина июля, в магазин ворвался холодный ноябрьский сквозняк. Гена Скорбин — самый печальный персонаж района — пришел покупать продукты. В магазине тут же повисла гробовая тишина. Скорбин одним своим видом вызывал изжогу, упадок сил и настроения. От его кислой мины уменьшался срок годности у продуктов, а от звука его голоса тараканы начинали отбирать яд у мышей. С Геной, как обычно, был его меланхоличный соратник — волнистый попугай — птица, знавшая сорок синонимов слова «пустота».
— Пап, смотри, пират! — радостно крикнул маленький мальчик.
— И правда, — обрадовался папа, незнакомый со Скорбиным. — А как зовут вашего друга? — спросил он у Гены.
— Фитилёк, — произнёс с придыханием Гена.
— А почему Фитилёк?
— Потому что вся наша жизнь — это медленно тлеющая и стремящаяся к концу рыхло свитая веревка, — ответил загробным голосом попугай, а Гена продолжил делать покупки.
Отец и резко повзрослевший мальчик отложили в сторону мороженое и молча вышли из магазина — обдумывать своё существование.
С корзиной в руках Скорбин подошёл к кассе и начал выкладывать товары: бутылка уксуса, отруби, пачка соды, самый черный чай, какой можно было найти на прилавках, и вафельный торт.
— Гуляете сегодня? — нервно хихикнула Наташа.
— Отмечаем день рождения, — кивнул Гена, и кассирша представила, как к Скорбину прилетает волшебник в ржавом вертолете и бесплатно показывает северокорейский артхаус.
— Слу-слу-слу-шайте, — проглотила комок в горле Наташа, пробивая товар, — вы что, совсем один будете отмечать?
— Почему один? Фитиль со мной. Мы с ним родились в один день.
«И в один год?» — хотела было спросить Наташа, глядя на ветхого попугая, но, передумав, задала другой вопрос:
— А вам не будет грустно?
— Грустно — когда рассветное солнце прогоняет безмятежный ночной мрак и наполняет жилье тенями ежедневной ответственности, заставляя покидать его, — взял слово Фитилёк, и Наташу всю передернуло от этих птичьих выводов.
— Будете праздновать дома? — не отступала девушка, которая почему-то решила, что это ее дело. А может, ей просто было скучно, потому что других покупателей как ветром сдуло.
— Лучший вариант сложно представить, — тяжело вздохнул Гена.
— А почему бы вам не сходить куда-нибудь, развеяться?
— Вчера мы ездили на мусоросжигательную фабрику. Этих впечатлений хватит на полгода, — поклонился Скорбин и, сложив покупки в старую облезлую сумку, двинулся к выходу.
— А если я предложу вам организовать ваш день рождения — что вы на это скажете? — выпалила Наташа и тут же прикрыла ладонью рот, понимая, что совершает ошибку.
— Зачем вам это? — за полуопущенными веками Гены читались безразличие и скука.
— Потому что ваша унылая рожа меня бесит! — снова не сдержалась Наташа.
— Что ж, неплохой повод. Я зайду за вами в десять.
— Но в десять мы только закрываемся. Я же не успею подготовиться и привести себя в порядок после работы!
— А какой в этом смысл? — ответил Гена, открывая дверь.
Колокольчик издал мрачный звон и застыл, а звук растворился в тишине, словно замершая нота реквиема. Скорбин ушел, не дождавшись ответа.
Ровно в двадцать два ноль-ноль Гена появился на пороге магазина, облаченный во всё черное. Фитилёк все так же восседал на плече и выглядел еще более безрадостно, чем днем.
Наташа вышла из магазина совершенно разбитая. Она успела только собрать грязные волосы в пучок, замаскировать налипший запах работы дезодорантом и накрасить губы.
— День такой тяжелый, хочется упасть и проспать до утра, — зевнула она.
— Всё отменяется? — губы Скорбина дрогнули, и на угрюмом лице образовалось что-то, отдаленно напоминающее улыбку.
— Не дождетесь, — буркнула Наталья. — Я из вас выбью всю эту серую пыль, и вы больше никому не испортите настроение своим унылым видом. Мы будем веселиться.
— Жаль, — ответил Скорбин, и Фитиль повторил за ним:
— Жаль-жаль.
Первым делом Наталья решила отвезти Гену в ресторан, где заказала столик, еще будучи на работе.
В ресторане Скорбин попросил поменять место у окна на место у выхода.
— Чтобы не идти через весь зал, когда мы покончим с этим, — сказал он так, что стёкла и посуда покрылись инеем.
Наташа неуверенно кивнула и подозвала официанта.
— Добрый вечер, я Лев, ваш официант. Что будете заказывать? — улыбался молодой парень, протягивая меню.
— Я буду утку в малиновом соусе и салат с тунцом, — улыбнулась в ответ Наташа.
— Кутья есть? — не глянув ни в меню, ни на официанта, спросил Гена.
— Эм-м-м, боюсь, что нет, — подумав, что это шутка, молодой человек улыбнулся еще шире.
— Тогда гречку.
— Прекрасно. С чем подать?
— С черным хлебом.
— Так, гречка с хлебом, что-то еще? Ой, какой у вас замечательный попугайчик! Он говорящий? Как тебя?..
— Не сто́ит, — не дала закончить вопрос Наталья.
— Прошу прощения. Что будете пить? У нас есть все напитки мира!
— Ци-ци-ци… — начал было Фитиль.
— Цинандали? Цуйка?
— Цианистый калий, — выдал наконец попугай.
— Простите его, — трагично взглянул Скорбин на официанта. — Принесите цикорий.
— Бу-дет сде-ла-но, — улыбаясь из последних сил, процедил сквозь зубы Лев и убежал.
— Цикорий? Серьёзно? Я понимаю, что вы уже не так молоды, но не обязательно же всегда быть таким скучным и унылым. Расслабьтесь, — начала свою атаку Наташа. — Вам сколько сегодня — сорок пять?
— Тридцать три, — тяжело выдохнул Гена, и попугай тотчас сделал то же самое.
— Ого, так вы вчерашний школьник! А ведете себя так, словно уже сто лет как на пенсии! Что с вами случилось?
— Я столкнулся с непреодолимой, жестокой и бескомпромиссной силой…
— Ох, простите. С потерей?
— С обществом.
— А моё общество вам тоже не по душе?
— Мне не по душе это место, я к нему не привык. А вас я часто вижу в магазине, и вы напоминаете мне об отрубях, которые я люблю.
Так и не поняв, комплимент это или оскорбление, Наташа перестала говорить и взялась за еду, которую принес официант. Остаток ужина прошел в скорбном молчании.
— Нам раздельный, — сказал Гена, когда официант принёс счет.
— А вы джен… — начала было Наташа, но Скорбин уже бросил на стол приготовленную заранее мелочь и вышел из ресторана.
— Ну что, куда теперь? — спросила Наталья, догнав быстро удаляющегося от ресторана Гену.
— А разве это не всё? Я плохо провёл время — зачем делать еще хуже?
— Ну подождите! Я согласна, было скучно… Точно! — захлопала в ладоши Наташа, отчего Скорбина начало пучить. — А давайте в караоке?
— Зачем?
— Будет классно! Что вы любите петь?
— Псалмы.
Караоке-бар был полон людей. Перепонки Скорбина, обычно тяжело воспринимающие даже взмах крыльев комара, испытывали агонию. Одурманенные Бахусом люди искренне верили в свои музыкальные таланты и пытались брать оперные ноты там, где в песне шёл речитатив. Воздух был таким концентрированным от веселья, что хоть ножом разрезай.
Наташа заказала столик и побежала оплачивать песню для Скорбина. Через пять минут принесли напитки и заиграла музыка. Наташа исполнила все известные песни, посвященные дню рождения, которые адресовала своему сегодняшнему спутнику. Зал аплодировал каждый раз всё громче и поздравлял изменника всё жарче, требуя его на сцену.
Скорбин отбивался как мог: плакал, притворялся спящим и глухонемым, а Фитиль кусал за пальцы тех, кто пытался похлопать Гену по плечу или обнять. В конце концов защита пала, именинника вытащили в центр зала, вручили кусок торта, микрофон и подарили десять песен на выбор.
Понимая, что сбежать не получится, Скорбин выбрал самое веселое, что пришло ему в голову. Кивнув диджею, Гена прочистил горло и под шум праздной толпы начал с Боярского.
Гена пел чисто и искренне, как полководец перед лицом неминуемого конца. Он без устали повторял: «Всё пройдет: и печаль, и радость». Особенно у Скорбина получалось делать акцент на слове «радость». После первого припева в кафе прекратились все разговоры, после второго алкоголь перестал действовать, после третьего послышались рыдания повара и треск разрывающегося сердца су-шефа.
Скорбина пытались увести со сцены, умоляли замолчать, но он уже вошел во вкус и не принимал ни денег, ни угроз.
— Следующая песня называется «Как молоды мы были», — объявил Гена, и бросивший курить двадцать лет назад директор кафе за пару минут втянул в себя половину пачки.
Когда от тоски начала дохнуть рыба в аквариуме, руководство вызвало полицию. Но Скорбин успел заказать последнюю песню про «уходящее куда-то детство», которую исполнял на этот раз Фитиль, так как Гене вставили в рот кляп.
Через пять минут совершенно трезвые люди покидали закрывшееся кафе. Директор обещал, что продаст оборудование, если до утра не захлебнется слезами.
Скорбин и Наташа прогуливались по самым мрачным переулкам, слушая Фитиля, который читал им стихи собственного сочинения. Иногда из густых теней на них нападали вооруженные люди и отдавали все свои деньги, умоляя простить им грехи.
— А вы в квестах когда-нибудь участвовали? — спросила Наташа, понимая, что вечер теряет своё праздничное волшебство.
— Что за квесты?
— Ну там страшная комната, призраки, лабиринты, — загорелась Наташа, — страх, уныние — всё как вы любите!
— Звучит многообещающе, — совсем раскис Скорбин, а Фитиль от скуки захрапел, как взрослый мужик.
Наташа разыскала в интернете самый жуткий квест и вызвала такси. В темных лабиринтах Гена и правда начал чувствовать себя лучше. Резкие звуки поднимали ему настроение, а устрашающая музыка — аппетит. Развеселившись настолько, насколько это возможно, он начал гоняться за актерами и делиться с ними эмоциями. На выходе Скорбину вернули деньги и даже предложили работу дементора, но он отказался, сославшись на то, что уже имеет работу.
— Это был худший вечер в моей жизни, — призналась Наташа, когда они прощались с Геной у его подъезда.
— Согласен. И раз уж всё равно мы оба плохо провели время, не хотите зайти в гости и съесть торт?
— А вы сами хотите, чтобы я зашла?
— Нет, но Фитиль уже потух, а я не привык есть в одиночестве.
— Хорошо, — улыбнулась Наташа, и они поднялись на самый верхний этаж, словно на вершину древней башни.
Дома у Скорбина было неуютно и холодно. Минимум мебели, пианино, пара тарелок и безвкусные зеленые обои во всех комнатах. Достав из морозилки торт, Гена кое-как воткнул в него единственную свечу и поставил чайник.
Пока тот закипал, Скорбин сел за пианино и начал играть Бетховена. Никто из соседей не стучал по батареям, потому что Скорбин мог в ответ морзянкой ввести человека в депрессию.
Когда они уселись за стол, Наташа спросила:
— Вот скажите, а кем вы с таким характером работаете? Вы криминалист? Работник ритуальных услуг? Военный?
— Я писатель. Книжки пишу, рассказы, иногда пьесы.
— Ужастики?
— Нет. В основном комедии или детские книги.
— Что?! — впервые Наташа подумала, что Скорбин пошутил.
— Ну да. Юмористическая проза.
— Да врёте вы всё! — обиделась Наташа.
— Нет, не вру.
Скорбин ушёл в другую комнату. Вернувшись, он положил на стол несколько книг с очень яркими обложками и весьма позитивными названиями.
— Геннадий Скорбин, — прочла Наташа и открыла первый попавшийся рассказ.
Она сделала глоток чая, и уже через несколько секунд он фонтанчиком выплеснулся у нее через нос. Наташа засмеялась так, что начала давиться. Скорбин смотрел на нее с каменным лицом.
— Господи, да это же просто умора!
Не сдерживая смеха и слёз, Наташа продолжила читать. Рассказ за рассказом проглатывались легко, как родниковая вода.
— Это вы написали?
— Некоторые обороты придумал Фитиль.
— Быть не может! Но вы же такой весь мрачный и серый.
— А вы вся такая веселая и радостная. А что у вас на самом деле на душе? — внезапно спросил Скорбин, и Наташа замолчала. Немного подумав, она наконец грустно выдала:
— Пустота.
Мужчина кивнул и налил ещё чаю.
— Завтра придёте? — спросил он, надкусив торт и стряхнув крошки со стола.
— А можно?
— Нет. Но вы всё равно приходите.
— А книгу подарите?
— Я лучше для вас новую напишу.
Александр Райн