AlexandrRayn

— Буду дома, когда мы переедем из этой мухосрани в нормальный город, — раздался голос из спальни.

— Опять старая песня… — выругался сэр Дастин, облачаясь в домашние доспехи. — Я тебе сто раз говорил: как Константинополь возьмем, тогда и переедем!

— Да что ты мне свой Константинополь опять сватаешь?

— А куда тебе надо? В Рим? Париж? Снова тебе одноклассницы свои портреты прислали?

— Пф-ф, провинция… Говорят, Москва похорошела при князе Данииле Александровиче, может, туда? Продадим замок, земли, крестьян, лошадей твоих полноприводных… Глядишь, хватит на студию на Патриках, и катись оно конем, а?

— Не резиновая она, Москва эта, да и кто нас там ждет? К тому же Золотая Орда на подходе — глядишь, цены на жилье упадут… Тогда и переедем.

— А маме дачу под Владимиром возьмем?

— Ага, если только она пограничный контроль пройдет. Ее виноградное дыхание могут признать особо опасным химическим вирусом.

— Я все слышала! — раздался голос из винного погреба.

— Верните губы к бочонку, мама, а то еще мимо, не дай бог, прольется.

Сэр Дастин прошел в спальню и чуть было не вскрикнул от ужаса. Он оглядел комнату, забитую от пола до потолка китайским (и не только) хламом: канделябры, фонарики, верхние и нижние платья в неограниченном количестве, свинцовые белила, ртутные румяна, колпаки… Сэр Дастин почувствовал, как пол уходит из-под ног.

— Каталиночка, это что? Г-г-где золото? Камни где? Где, я тебя спрашиваю, серебро, шекели, лиры, евро, тенге? Я же три года спину рвал на Востоках! Иноверцев к традиционной системе ценностей методами огненной убедительности склонял. Где результат моего труда?! 

— Ой, Дася, не бубни, — отмахнулась Каталина, посылая в окно очередного голубя с заказом. — Ты со своими командировками прям весь из себя пуп земли. Ну да, прикупила немного вещей — так я же для нас стараюсь! — надула она губы, накачанные пчелиным ядом.

— Что значит — для нас?! Где в этом бардаке хоть что-то для меня? — рыцарь пнул гигантского фарфорового слона, который теперь стоял вместо его любимого кресла. Слон качнулся, как Шалтай-Болтай, и вернулся в исходную точку.

— Ну так я же специально позитивную энергию коплю, чтобы потом тебя мотивировать на подвиги, неблагодарный ты абьюзер! Как, думаешь, ты стал таким успешным крестоносцем? Сам, что ли?! — она смерила его снисходительным взглядом.

Еле сдержав гнев, как советовал сэру Дастину его психоаналитик, которого он взял в плен под Палестиной, рыцарь произнес:

— Ну а шлагбаум-то зачем установили?

— Так чтоб чернь свои повозки у нас на газоне не парковала, да всякие интуристы без приглашения носы не совали.

— А если что случится? Пожар, к примеру, или маму твою, дай бог, приступ какой хватит. Как к нам бригада огнеборцев или гости на праздник попадут? А если лекаря потребуется вызвать? Придет он, а ему этот идиот домофонный начнет про биометрию заливать. Уйдет ведь человек.

— Кого мы ждем, тех и так пропустят, — парировала Каталина, — а чужие пусть лесом идут, через запасной вход.

— Ясно… Смотрю, у вас тут без меня всё схвачено, — почесал кочергой подбородок сэр Дастин.

— А ты как думал? Идем в ногу со временем. Скоро гобелены придут по номерам, будем с мамой ткать.

— Ваша брага и филе-миньон готовы, — появился в дверях паж.

— Заверни с собой! — рыцарь развернулся на пятках и направился к выходу.

— Дася, ты куда?! — взволновано крикнула ему вслед Каталина.

— В поход, куда же еще. Я вообще-то перерасчет за ипотеку собирался в этом месяце сделать, но теперь хоть бы на обычный взнос наскрести. Все, я ушел. Константинополь брать надо.

— Ага, иди. Конан-завоеватель, блин… Привези мне рахат-лукум!

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

На чердаке Карамелькин пнул коробку со старыми платами, включил маленький ночник, достал свой чайный набор, бросил в кружку с водой древний кипятильник и принялся настраивать трансивер, занимавший половину стола. Поймав нужную частоту, он включил микрофон и произнес:

— Прием, Георгич, как слышно? Прием.

— Прием, Николаич, слышно нормально. А меня? Прием.

— Хорошо слышу. Надо поговорить. Прием.

— Что, опять семейные неурядицы? Прием.

— Опять, Георгич, опять…

***

Всё началось полтора года назад, когда гений радиофизики Карамелькин собрал свою новую высокомощную антенну и установил ее на маленьком чердачном балкончике. Раньше его трансивера хватало только на то, чтобы подслушивать дальнобойщиков, пьяных полицейских в глубинках, куда не дошла цифровизация, да своих бывших коллег из института, откуда его выперли за сумасбродство. Диме нравилось шпионить за другими. Что-то вроде аудиоспектакля. Хорошо успокаивало нервы. А тут взбрело ему в голову разработать совершенно новую, мощную антенну — и он стал ловить такие слабые сигналы, о которых раньше и не мечтал.

Спустя три дня радиосерфинга и подслушивания индийских таксистов Карамелькин поймал очень странный сигнал.

Сначала Дима подумал, что наткнулся на волну иностранных шпионов и что человек, передающий послание, говорил шифрами — язык был уж больно инородным, не похожим ни на один известный. Но когда Карамелькин ради прикола включил микрофон и передал в эфир: «А я вас слышу, гы-гы-гы», — ему тут же ответили: «Я вас тоже слышу. Помогите. Срочно нужна помощь!».

Стало не до смеха.

— Кто это? Что случилось? Прием, — спросил Карамелькин спустя пару минут ступора.

Было опасно ввязываться в не пойми какую историю. Карамелькина за его установку могли привлечь, и привлечь очень серьезно. Но вдруг человек застрял где-нибудь на горном пике? Попал в авиа- или автокатастрофу? На необитаемый остров? Возможно, Карамелькин его единственный шанс во Вселенной. Что ж, в одном своем предположении Дмитрий был близок к истине.

Голос в динамике принадлежал дальнобойщику, но не какому-нибудь Васе Редькину из Новокузнецка, а самому настоящему космическому «рейсовику».

— Гор-сик-нкрж сорок девять. Мой идентификатор — Гор-сик-нкрж сорок девять, — сказали в динамике. — Я с планеты Ди-Си-Эк 1. Нужна помощь. Топливо закончилось в Солнечной системе. Прошу выслать буксир или заправочный модуль. Мои координаты... Не могу выслать точные координаты. Навигационные системы повреждены.

Сначала Дима решил, что над ним шутят коллеги, которые перехватили сигнал и раскрыли его. Но чем больше они общались с незнакомцем, тем понятнее становилось, что всё намного сложнее и интереснее.

— Меня зовут Дмитрий Николаевич Карамелькин, я инженер с планеты Земля. Откуда вы знаете наш язык? Куда и зачем направляетесь? — сначала подыгрывал Карамелькин, всё еще не веря в искренность собеседника.

— Мой идентификатор Гор-сик-нкрж сорок девять, — повторил голос. —Направляюсь в систему Альфа Центавра. Везу ценный груз. Судя по вашим хронометрическим данным, застрял в вашей системе три тысячи триста пятьдесят один год, три часа и двенадцать минут назад. Во избежание столкновения с кораблем, вылетавшим с прилегающего пространственного коридора, мною был совершен аварийный налет на комету. Ваш сигнал транслируется через автоматический переводчик. Прошу выслать помощь.

Карамелькин задавал и задавал наводящие вопросы, пока окончательно не убедился, что ему не врут и что космошофер действительно находится в беде. Причем, судя по данным, находится он в беде еще до нашей эры.

Для простоты общения Дима попросил у нового знакомого разрешения называть его Георгичем, а себя ради справедливости предложил называть Николаичем.

Георгич был не против. Ему вообще было плевать, как его будет называть условный землянин, если тот поможет. Пусть хоть фекалиями марсианского носорога именует — только бы прислал топливо. Но Карамелькин не мог помочь...

Целую неделю он посвящал Георгича в свои возможности и в возможности своей планеты, после чего обоим стало ясно, что без координат ждать спасения бесполезно. Да и с ними, если честно, шансы не сильно возрастали.

— Значит, я обречен на вечное одиночество… — сделал очевидный вывод Георгич. — Теперь жена точно будет уверена, что у меня любовница в созвездии Скорпиона.

— А у тебя и жена есть? — удивился Карамелькин.

— А как же! И дети тоже. Сорок пять штук. Чего, ты думаешь, я по Вселенной с этим хламом в кузове мотаюсь. Кормить же всех надо...

— Ого… А мы никак на одного не решимся.

— Зря. Дети — это к'артальные споры жизни! — уверенно заявил Георгич. — Я по ним очень скучаю.

— Ну да, понимаю… Я подумаю, как тебе помочь. А пока я бы хотел кое-что обсудить…

Теперь они общались ежедневно. Карамелькин случайно прознал, что Георгич по диплому психолог, а вот уже по жизни — водитель-дальнобойщик. И пусть их миры разделяли сотни световых лет, проблемы у обитателей этих миров были плюс-минус одинаковые, если, конечно, не считать разницу политических устройств и анатомию населения планет.

Несмотря на то что в беде оказался Георгич, жертву во время бесед изображал Карамелькин: жаловался на бывших коллег, на жену, на нынешнее поколение, на прошлое, на правительство, на капитализм, на коммунизм, на соседей, на почтовое отделение возле дома, откуда ему вечно забывают принести уведомления о посылках, заказанных из Китая…

Так как у Георгича не было выхода, а за три тысячи земных лет Карамелькин стал его первым собеседником, то он и выслушивал все эти жалобы, стараясь проработать их вместе с Димой. А тот в свою очередь обещал сделать всё, чтобы помочь спасти бедного дальнобойщика.

Дима собирал новую антенну на основе первой. С ее помощью он планировал послать сигнал на родную планету Георгича, а потом собрать доказательную базу и стать вторым Теслой или Эйнштейном. Он должен был вписать свое имя в историю, как всегда мечтал, а для этого можно было пожертвовать многим. Разумеется, ни о каком поиске новой работы речь не шла — от этого факта жена Карамелькина была категорически не в восторге. Тем более что ее он в свои дела и новое знакомство не посвящал. А еще вечно огрызался, если его просили объясниться.

— Когда я закончу со своей антенной, я совершу такой прорыв, что денег нам с тобой хватит до конца жизни, — без конца повторял он.

— Не уверена, что я именно о такой жизни мечтала… Слушай, а ты вот такую же чушь про антенну и так же уверенно газовикам можешь наплести? А то на зиму нам с тобой дрова придется заказывать, если коммуналку не оплатим.

— Ничего, успею я до зимы, — уверенно заявил Карамелькин. Но, естественно, не успел.

Благо жена умудрялась приносить ему с работы неисправные бытовые приборы коллег, а заодно дала объявления в интернете. Раз уж муж не выпускает из рук паяльник, так пусть хоть таким образом какую-то копейку в дом приносит. Карамелькин брал эту работу неохотно, но жена угрожала разводом, и Дима каждый раз сдавался, а потом бежал на чердак и жаловался Георгичу. Тот, разумеется, его очень внимательно выслушивал. Про проблемы самого Георгича Карамелькин спрашивал редко.

— Ну у тебя-то и так понятно всё — дело дрянь. Соболезную, конечно, — перебивал его Дима каждый раз, когда тот пытался вставить свои пять копеек, и снова начинал про себя.

И вот сегодня, когда у Карамелькина уже всё было готово для теста, а жена, как назло, закатила очередной скандал, Дима бросился изливать душу своему бесплатному космическому психотерапевту.

— Николаич… — попытался прервать поток нытья тот, но Дима продолжал жаловаться. — Карамелькин!

— А?

— Слушай, я больше так не могу. Прием.

— Да я знаю, знаю… Ты ждешь уже три тысячи земных лет, навигация не работает, по жене скучаешь и…

— Нет! — снова перебил его Георгич. — Я не могу больше тебя слушать! Да и смысла не вижу. Ты в очередной раз рассказываешь мне о том, как буквально наплевал на свою жену. А то, что мы с тобой прорабатывали сотню раз, — антропоморфному коту под хвост. Ты вообще не меняешься, и твой эгоизм уже всех достал, включая меня. Прием.

— Что-о? — возмутился Карамелькин. — Да ты… ты… Я же для тебя стараюсь! День и ночь с этой антенной ковыряюсь, семью забросил…

— Ты для себя стараешься. И жену ты сам забросил. Я тебе сто раз говорил, что если ты с ней выходные проведешь, я даже не замечу, потому что мне два ваших дня, что тебе — две секунды. И детей, судя по всему, ты один не хочешь. Из твоих слов мне давно стало понятно, что ты свои интересы не готов отодвигать в сторону. Похвально, конечно, вот и похвали себя. А я всё равно не питаю иллюзий насчет спасения. Но лучше я снова буду сидеть тут в одиночестве, чем продолжу слушать твое нытье. Надоело. Я отключаюсь. Прием.

— Ах так! — Дима ударил кулаком по столу. — Ну и сиди! Неблагодарный водятел! Я умываю руки. Прием! — Дима нажал кнопку и выключил трансивер.

Этим же вечером он отнес новую антенну на помойку, где ее тут же перехватили бомжи. Затем, впервые за полтора года сделал дома уборку: разложил весь инструмент по порядку, расфасовал крепеж, смотал провода. Потом починил фен и вручил жене со словами:

— Завтра буду искать работу.

Жена никак не отреагировала, решив, что это всё очередное липовое обещание ее эгоистичного супруга. Но в течение двух недель Карамелькин и правда успел съездить на несколько собеседований, а к концу месяца устроился в одну очень перспективную контору инженером.

С того последнего разговора с Георгичем что-то в Диме изменилось. Ему очень не хватало их бесед. Георгич был его единственным другом, но он больше не выходил на связь. А Диме очень требовалось общение — хоть какое-нибудь.

Отныне каждый раз, когда ему хотелось поныть или пожаловаться кому-то, он сильно прикусывал язык и просто молчал либо переводил разговор на собеседника и его проблемы. Как ни странно, люди начали к нему тянуться и сами в какой-то момент задавали вопросы, чему Карамелькин был несказанно рад. Выстраивалась нормальная беседа. У Димы появились друзья на работе. С женой тоже мало-помалу наладились отношения. Они словно начали заново узнавать друг друга. Георгич был прав: супруга давно хотела детей. Карамелькин тоже решил, что пора.

Так прошло десять лет. А когда сын Димы подрос и начал, как папа, интересоваться физикой, они вместе поднялись на чердак, где хранился старый трансивер, и Карамелькин показал, как им пользоваться.

***

— Папа! Папа, там тебя к приемнику просят! — послышался однажды возбужденный крик юного Карамелькина. Он летел с чердака сломя голову.

— Меня? — удивился Дима. — Кто это?

— Не знаю! Какой-то Георгич! Хочет поблагодарить!

— Ге… Георгич? — не верил своим ушам Карамелькин. Он уже давно решил, что всё это ему тогда просто почудилось и никакого космического друга вовсе не было.

— Всё верно, Николаич. Прием, — поздоровался старый знакомый, когда оба Карамелькина поднялись наверх.

— И тебе прием, Георгич! — дрожа как осенний лист, поприветствовал его Дима. — Ты всё еще там, на приколе?

— Уже нет. Твоя антенна сработала!

— Антенна? Как это? Я же ее выбросил...

— Выбросил, но ее подобрал какой-то нищий инженер, которого жена выгнала, и запустил тем же вечером. В общем, он тоже поймал мою волну, а потом мы вместе отправили сигнал на ближайшую станцию моей конторы. Короче говоря, ты меня спас, Николаич, но я не знал, как с тобой связаться...

Карамелькин не мог поверить в услышанное. Кто-то воспользовался его изобретением, присвоил себе его открытие... Он, конечно, был рад за друга, искренне рад, но это было нечестно... Хотя, с другой стороны, он ведь сохранил семью и даже приумножил. А так бы, наверное, он ничего не понял, и остался бы в итоге один…

— Это тебе спасибо, Георгич, поверь, ты помог мне не меньше, — посмотрел Дима на своего восторженного сына, которого безумно любил.

— Не за что. Главное, что до тебя дошло. Слушай, я тут в отпуск собираюсь с женой. Мы подумываем к тебе заехать. Ты как, не против?

— К нам? Сюда? На Землю?!

— Ну конечно, к вам. У вас, говорят, очень привлекательные и малозаселенные торфяные курорты. Хотим проведать.

— Ну да… Конечно. Конечно, прилетайте! Тебе координаты мои дать?

— Не надо, я же починил навигатор, скоро буду. И у меня для тебя подарок.

— Это какой же?

— Антенна новая. Сможешь выдать за своё открытие. Я же знаю, как это для тебя важно. Правда, я тебе везу то, что у нас дети в первом классе собирают, но для вас это передовые технологии. В общем, жди, скоро будем.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

«Это еще кто такие? — чуть было не сказал вслух Вадим, глядя в упор на незнакомцев. — Неужели у деда были еще дети, кроме моей мамы? Да они и не похожи на него совсем. Оба чернявые… Что происходит?»

Нотариус продолжал заниматься своими делами: с равнодушным видом подписывал бумаги, перекладывал их в папки, ковырялся в телефоне. Казалось, он специально тянет время, чтобы испытать терпение Вадима.

Через несколько минут в кабинете появился еще один неопознанный субъект. На этот раз — рослый ухоженный старичок в кашемировом пиджаке. Его белоснежные волосы и борода явно были уложены мастером в дорогом салоне. На пальцах и на шее Вадим заметил несколько давно поблекших, но еще узнаваемых татуировок. Вместе с мужчиной в кабинет зашел запах хорошего парфюма.

Спустя пару минут появилась еще одна личность — полная противоположность предыдущей: потрепанная косуха трещала по швам на шарообразном теле, лохматая голова и куцая бородка уже давно просили расчески, на поясе черных вытертых джинсов позвякивала серебряная цепочка, а из кожаных обрезанных перчаток торчали короткие пальцы с большими серыми ногтями. Вместе с мужчиной в кабинет зашел запах дешевых сигарет. «Какой-то стареющий байкер», — окрестил его Вадим.

— Ёксиль-моксиль! Шампаньола, ты что ли?! — радостно загорланил байкер, заметив стильного деда. — Ты че вырядился-то? Ой не могу, держите меня семеро! Это случайно не ты с рекламой сим-карт по телеку выступаешь? — байкер громко загоготал и хотел было обнять ухоженного, но тот увернулся и протянул морщинистую руку.

— Ага, щаз! Руки свои при себе держи. Не зря тебя Шампаньолой прозвали — твои липкие рукопожатия на всю страну прославились. Ничего себе встреча... Сто лет, наверное, не виделись.

— Ведите себя потише, пожалуйста, — попросил нотариус, изображая крайнюю занятость.

— Пардон муа, мсье, — с клоунским поклоном ответил байкер и все же успел хлопнуть Шампаньолу по плечу. Затем он развернулся к сидящей у окна парочке, взгляд его упал на парня. Лицо байкера расплылось в еще более широкой улыбке.  

— Вадим Сергеич?

— Н-н-нет, — робко протянул руку паренек, — я Коля Зайцев…

— А-а-а! Заяц третий! — обрадовался толстяк. — А это, я так полагаю, зайка? — он широко улыбнулся девушке, которая прижалась к Коле, явно испытывая ужас. — Да не бойся ты. Лизка, так? Не помнишь меня?

Девушка замотала головой.

— Пожалуйста, потише, вы мешаете мне работать, — уже не так сдержанно повторил нотариус.

— Уи-уи, прошу простить, — байкер постучал себя по губам, а затем уже спокойно сказал: — Я с вашим дедом двадцать лет подряд на Дальний Восток гонял, а вот этот вот, — он показал рукой на Шампаньолу, — нашей кухаркой был.

Байкер-весельчак еле сдерживал накатывающий на него смех.

— Я не кухаркой был, я просто единственный из всех вас не мог без конца травиться одними сухарями и самогоном, — фыркнул ухоженный, садясь в кресло.

— Ага, зато тухлой курицей в шампанском — запросто! — прыснул байкер. И даже молодые люди, заразившись его весельем, неуверенно улыбнулись.

— Значит, Вадим — это ты? — повернулся лохматый к Вадиму. — Ну да, сразу видно Лешкину горделивую осанку и вечно мрачную физиономию.

— Да, я Вадим, — встал с дивана молодой человек и со всей холодностью, какая поселилась у него в душе после смерти деда, спросил: — А вы кто? Я вас первый раз вижу.

— Я дядя Боря, — протянул обе руки мужичок, — тебе дед про меня разве не рассказывал? Мы с ним лучшими друзьями были.

Он покосился на Шампаньолу и озорно подмигнул.

«Ага, как же. Дед с такими клоунами даже здороваться не стал бы», — подумал Вадим, не желая отвечать на рукопожатие.

— Нет, не рассказывал. А вы что тут делаете? Я вас на похоронах не видел.

— Так меня никто и не звал. Я о похоронах-то узнал, только когда они уже прошли, — развел непожатыми руками дядя Боря. — Дед твой сам все связи оборвал.

«И правильно сделал», — решил Вадим, глядя на этого типа.

— Я, кстати, очень соболезную. Нам всем жутко будет его не хватать, честное слово, — продолжил байкер. — Хотя последние двадцать лет нам его и так ужасно не хватало. Но это его решение, не нам судить.

Стильный старик коротко кивнул в знак согласия со словами товарища и тоже принес свои соболезнования Вадиму.

Тем временем в кабинете почти бесшумно появился еще один человек. На этот раз — женщина лет сорока. Она ни с кем не поздоровалась и, негромко сообщив свою фамилию нотариусу, присела в стороне от всех.

После нее заходили всё новые и новые люди разных полов, возрастов и разной степени достатка. Все они называли фамилии и занимали свободный стул или угол. Одни из них были знакомы между собой, другие знакомились прямо на месте, и почти все подходили к Вадиму, чтобы выразить соболезнования.

Вадим все так же холодно благодарил незнакомцев и периодически бросал нетерпеливые взгляды в сторону нотариуса, который до сих пор не зачитал завещание, ради которого молодой человек сюда и пришел. А вот зачем пришли все остальные, было вообще не ясно.

Наконец, когда в кабинет забилось столько людей, что пришлось открыть одно из окон и запустить свежий воздух, нотариус попросил тишины и, коротко представившись, начал зачитывать завещание.

Как и предполагал Вадим, ничего кроме счета в банке, где хранились деньги после продажи квартиры, у деда не осталось. Все свои вещи, не считая тех, в которых его провожали в последний путь, он оставил вместе с недвижимостью покупателям, а сам провел остаток дней в какой-то съемной комнате на отшибе, о которой Вадим тоже ничего не знал. Дед пропал с радаров несколько месяцев назад. Но вот что действительно было совершенно неожиданным и повергало в шок, так это то, что деньги от продажи квартиры распределялись между этими незнакомцами, пришедшими сюда сегодня.

Вадим просто не мог поверить, что дед так поступил с ним. Тот самый дед, который был для него всем, просто взял и лишил его наследства ради каких-то посторонних? Разве такое возможно?

Когда нотариус зачитал третью фамилию и причитающуюся человеку сумму, Вадим не выдержал и вскочил с места:

— Что вообще происходит?! Вы кто такие? Развели старика прямо перед смертью?! Почему он завещал вам свои деньги?

— Пожалуйста, сядьте на место и дождитесь очереди, — флегматично попросил уставший нотариус, но Вадим и не думал успокаиваться.

— Вы сами все сядете скоро! За мошенничество! Все вы, — он ткнул пальцем в нотариуса. — У моего деда никого, кроме меня, не было! Я еще раз спрашиваю: с какой радости он вам что-то оставил?! Где вообще это записано?

— Вот тут, — спокойно протянул лист бумаги дядя Боря.

Вадим выхватил пожелтевший от времени листок. В наступившей тишине под десятками любопытных взглядов он прочитал расписку. Его дед, Юдин Алексей Петрович, обязывался вернуть своему другу Козлову Борису Семеновичу (или его наследникам) пятнадцать тысяч рублей, полученных в долг такого-то числа такого-то месяца и года.

— Сумма должна быть пересчитана в соответствии с инфляцией, — прочитал Вадим последнюю строчку и взглянул на дату. Этой расписке было двадцать два года. Как раз в тот год дед забрал Вадима к себе. Да и почерк был дедов. Вадим прекрасно знал его, ведь дед всегда писал ему письма в летние лагеря и потом в армию. — На что он у вас занимал? — строго спросил Вадим, возвращая расписку.

— Да для тебя и занимал, — хмыкнул Борис. — Тебе тогда надо было спортивную форму покупать, учебники, одежду, еще что-то там. Лешка засранец, конечно, продал тогда свою «Яву», но денег всё равно не хватало. Ты же еще болел часто, не помнишь, наверное?

Вадим замотал головой.

— Ну мы с ним и договорились тогда, что отдаст, как сможет. Ну он и отдал. Все-таки он из нас самый честный был.

Вадима словно током прошибло. Он хотел было вернуться на диван, но слегка промахнулся и чуть не упал на пол. Его успели подхватить под руки и принесли воды. Когда ему стало легче, остальные присутствующие начали протягивать свои расписки, чему, конечно, не сильно обрадовался нотариус, чей рабочий день увеличивался на неопределённое время. Каждый человек честно рассказывал Вадиму о том, на что его дед брал заём, и воспоминания сами собой вспыхивали в памяти внука.

Вот он перенесся в то лето, когда дед единственный раз свозил его на море. А вот — новенький хоккейный шлем, клюшка и коньки. Вот та самая поездка в летний лагерь, откуда Вадим сбежал в первую же неделю. А еще брекеты, репетиторы по математике и английскому, водительские права, учеба в институте, первая, пусть и сильно подержанная машина, которую дед без конца чинил во дворе…

— Получается, все это... было куплено в долг? — прошептал Вадим, возвращая последнюю расписку.

— Твой дед много денег занимал не только у нас — своих знакомых и друзей, а еще раньше, когда твоя мама слегла, а отец запил. Лешка тогда все на ее лечение тратил, а отца пытался воззвать к разуму и принудительно таскал по наркологичкам и психотерапевтам, — сказал Шампаньола.

— Ну почему же он мне ничего не сказал? Почему я всех вас никогда не видел?

— Такое ощущение, что ты своего деда вообще не знал, — удивился байкер. — Да потому, что он упрямый и гордый осел. Был, прости господи. Многие из нас предлагали ему деньги просто так, но он начинал орать и требовал взять расписку. Еще грозился, что с того света придет отдавать долги, если понадобится... А он, знаешь ли, может... — Борис немного стушевался. — Видимо, не хотел, чтобы ты про это знал. Да и большинство из нас в те годы были не самыми примерными гражданами: любители азартных игр, пьяницы, гонщики, хулиганье... — он обвел взглядом присутствующих и громко объявил: — Да, смиритесь, это факт! Криминальных элементов среди нас, разумеется, не водилось, но вот отпетых балагуров — хоть отбавляй. Многих уже нет в живых. Сюда пришли их дети, внуки, братья, сестры... Ну и мы, оставшиеся в строю… — он кивнул на Шампаньолу.

— Хотите сказать, что мой дед тоже таким был? — нахмурился Вадим.

Он просто не мог поверить в услышанное. В его памяти дед был вечно измученным работягой, но никак не байкером или балагуром: после смены на заводе занимался с ним уроками, а по выходным брал его на картинг или в лес за грибами, учил делать удочки из орешника…

Тем не менее Борис кивнул.

— Как я уже говорил, он был намного лучше нас вместе взятых и очень любил семью, которой не стало, после того как твоя мама умерла... В общем, это его решение, и не нам его судить. Кстати, а ведь я ему так и не успел сказать, что это я тогда ему колесо погнул… Смелости, понимаешь ли, не хватило признаться. Ну, видимо, пронесло, — грустно хохотнул Борис.

Когда за окном уже истончался день и загорались первые фонари, из кабинета вышел последний наследник, не считая Вадима.

— Жуков, — произнес, зевая, нотариус, и молодой человек встал с дивана, чтобы узнать, что же ему причитается. — Вам только это, — положил на стол конверт нотариус и, получив подпись Вадима, попросил его покинуть кабинет, чтобы самому наконец собраться домой.

Выйдя на улицу и жадно вдохнув прохладный вечерний воздух, Вадим вскрыл конверт и встал под уличный фонарь, чтобы прочесть написанное. На тетрадном листе в клетку обычным карандашом знакомым почерком были выведены слова: «У тебя есть собственное жилье, машина, есть специальность и хорошая работа, а еще у тебя замечательная жена. Жалко только, что я правнуков не застал. Вадик, не обижайся насчет квартиры, но ты должен понять, что моя задача была — не дать тебе пропасть, и другого способа я не нашел. Надеюсь, ты понимаешь, какое наследство я тебе оставил. Уверен, что понимаешь. Будь счастлив, внучок».

Дед, как всегда, был немногословен, но говорил четко и по делу. Вадим несколько секунд постоял, задумчиво глядя куда-то в пустоту, затем перевернул листок и прочел: «P.S. Борьке передай, что про колесо я в курсе. Может, как-нибудь загляну к нему во сне и всыплю как следует за то, что сам не сознался. Так что пусть не расслабляется. Твой дед Алексей Петрович Юдин».

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

Но прямого столкновения между двумя сторонами никогда не случалось, а все потому, что Татьяна Ильинична и Газов весьма трепетно относились к психическому здоровью дочери и жены Анечки. Между враждующими сторонами сложилось негласное соглашение о пассивно-агрессивном взаимонеуважении. А началось все с подарка на свадьбу.

Татьяна Ильинична подарила молодоженам пятитонный подкатной домкрат со словами: «Чтобы не обращаться за посторонней помощью в случае любого незапланированного поднятия или прокола».

Анечка поблагодарила маму от души, ведь подарок был дорогим и ужасно полезным. Газов тоже оценил заботу и на 8 Марта подарил теще кларнет. В открытке он написал: «Пусть каждый раз, когда в голове у вас созреет какая-то социально полезная мысль, вы тут же сможете облечь слова в прекрасную музыку. Дудите, Татьяна Ильинична, нам всем на радость».

Анечка была в восторге, она сама давно хотела предложить маме найти какое-нибудь хобби, а тут заботливый зять сделал такой замечательный подарок.

На день рождения Газова теща купила ему лазерный уровень, аккумуляторную дрель и набор газовых ключей разных размеров.

«Я, когда их увидела, сразу о тебе вспомнила, дорогой зять».

На годовщину тещиной свадьбы был приобретен подарочный комплект для промывания желудка, набор сорбентов и сертификат на поварские курсы.

«С заботой о вашем здоровье и здоровье ваших близких», — улыбался Газов, протягивая дары.

На Новый год теща заказала ведро саморезов, стильный молоток и болгарку.

«Дорогой зять, помни: если в жизни что-то не крутится — это не проблема. Всегда можно забить. А если забьется криво, то можно срезать».

Газов тоже не мог обойтись без креатива и подарил второй маме муравьиную ферму.

«Как здорово, когда можно следить за жизнью целой колонии и при желании бесцеремонно вмешиваться».

На Татьянин день Газов смог через знакомых выбить месячный абонемент в одиночную палату инфекционной больницы.

«Только дураки считают, что подарки не передаривают. Этот можете передаривать смело. У вашего супруга скоро ведь выход на пенсию, и вы наверняка будете отмечать. Сможете вручить прямо во время праздничного ужина».

На 23 Февраля Газов тоже получил абонемент. Ему достался поход в маникюрный салон.

«Я считаю, что подарки все же передаривать не стоит», — с такими словами целовала его теща в обе щеки.

Холодная война продолжалась даже после деревянной свадьбы Газовых. Теща уже имела полный постапокалиптический набор: ее развлекали говорящие колонки, архив всех выпусков «Дом-2» и арсенал духовых инструментов, которого хватило бы на целый оркестр.

Газов же начал зарабатывать тем, что сдавал инструмент в аренду, а на вырученные средства продолжал вызывать мастеров.

Жена и тесть в эти разборки не лезли. Хотя тесть иногда приезжал в гости, чтобы одолжить болгарку или лопату, потому что его инструменты были старые и полуживые. Теща всегда с гордостью говорила, что он одним молотком и газовую колонку починит, и смеситель поменяет, и новую проводку в доме проложит, если понадобится.

А жена Славы так и не замечала этой конфронтации. Вскоре в молодой семье родился сын. Мальчик с самого детства полюбил бабушкины котлеты и дедушкины отвертки, но мечтал, когда вырастет, работать сидя в кресле ― как папа.

Кажется, начиналась оттепель.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

Стрелкину этот вариант показался идеальным. Он хотел было подойти поближе, но не стал, поняв, что собака мало того что без намордника, так еще и привязана тонкой веревочкой к своему щуплому лысому хозяину, сидящему рядом на газетке в позе лотоса.

— Простите, — еле слышно прошептал Василий. (Лысый, кажется, дремал с открытыми глазами). — Простите, собака продается? — повторил Вася чуть громче, боясь, что пес тоже заинтересуется сделкой и захочет высказать мнение.

Один глаз у хозяина пса моргнул.

— Продается, — подтвердил мужчина, не поворачивая головы к Васе, — но вы лучше у него спросите.

— А он что, говорящий? — изумился Вася, представляя, какой у собаки мощный и красивый голос, а еще, наверняка, акцент.

— Нет, конечно, — лысый посмотрел на Стрелкина как на идиота. — Но пес этот пойдет только с достойным и смелым человеком, готовым жертвовать свое время, силы и самого себя на благие безрассудства и созидание, — заявил он и, закрыв глаз, издал какой-то утробный протяжный звук: — Ом-м-м.

— В прошлом месяце я сдал полтора литра крови, чтобы купить отлив на окно, — вспомнил Стрелкин.

Пес как будто кивнул.

— Это подойдет, — подтвердил хозяин собаки, — можете забирать. Но помните: это очень благородное и смелое животное. Оно будет отважно беречь границы вашего душевного покоя и сделает всё, чтобы жизнь ваша была полна тишины и гармонии.

— Так он что, уже дрессированный? Вот так просто возьмет и пойдет со мной? — Вася очень внимательно изучал собаку в надежде, что она на батарейках и к ней есть какой-то пульт управления.

— Это мудрое животное. Оно понимает суть своего существования и не противится ему, — сказал лысый, а после добавил: — Две пятьсот.

— За две не отдадите? — по привычке решил поторговаться Стрелкин, открывая кошелек.

— Не будьте так мелочны, пес этого не оценит, — нахмурился лысый, а мастиф поднялся и стал еще в три раза больше. Вася тут же протянул деньги, показательно пересчитав при собаке.

— Слушайте, а документы какие у него есть? Ветпаспорт хотя бы.

— Документов нет. Он гражданин Вселенной, — сказал мужчина и, свернув свою газету, растворился в толпе.

По дороге к дому, Василий забежал в зоомагазин и руками показал размер собачьей пасти, на которую требовался намордник. Ему предложили обратиться в сварочный цех или взять клетку для какаду и приладить ее. Пришлось пока отбросить эту затею. К тому же пес вел себя исключительно культурно. Пока они шли с Васей домой, он трижды останавливался возле клумб, чтобы понюхать цветы, и один раз в подземном переходе — послушать уличных музыкантов. Василию приходилось покорно ждать.

Другие собаки даже мысленно отказывались тявкать, видя, какая тонкая нить в тонкой руке тонкого Стрелкина держит эту машину по переработке мяса. В общем, дошли без жертв.

Будки у семейства Стрелкиных не было. Они хотели предложить собаке занять баню, в которой жили сами, пока возводили дом, но пес, зайдя на участок, подошел к единственной яблоне и, сев под ней, закрыл глаза.

Жена Василия попросила привязать собаку к бетонному блоку, пока зверюга не адаптируется. Ну или пока семья не адаптируется к нему. В общем, так всем будет спокойнее.

Прицепляя пса автомобильным тросом, Вася задумался о том, что если сядет аккумулятор, то собака вполне сможет завезти его микроавтобус даже в горку. Ну или на работу можно будет ездить прямо на животном. Имя питомцу решили придумать позже.

В эту же ночь на участок явились воры из соседнего гаражного кооператива. Им жутко не терпелось заиметь ту шлифованную дюймовую доску, которой Стрелкин привез аж два куба. Легко преодолев забор из сетки-рабицы, двое мужчин бесшумно подошли к складу пиломатериалов и уже приготовились подтаскивать добычу к забору, когда один из них заметил два огромных собачьих глаза на уровне своих собственных. Позади собаки был бетонный блок, а за ним по земле тянулась длинная борозда.

Пес молча взял зубами из рук воров шестиметровую доску и бесшумно положил к остальным, а затем взглядом предложил ворам прогуляться с ним по участку. Оцепеневшие от ужаса мужчины не посмели отказаться от приглашения. Вместе с четвероногим они изучили каждый чахлый кустик, покрытый цементной пылью, полюбовались звездами, посидели под яблоней, послушали, как поет ночной ветер. А когда начало светать, воры освободили собаку от троса, перелезли через забор и, поправив его, молча ушли в сторону гаражей, не обмолвившись друг с другом ни словом. Что-то сильно изменилось в них за эту ночь.

Когда Стрелкины проснулись, они очень удивились тем витиеватым рисункам на земле, что всю ночь оставлял бетонный блок. Лишь с высоты птичьего полета можно было понять, что их стройплощадка теперь представляет собой изображение инь и ян. Собака сидела под яблоней, прикрыв глаза. Бетонный блок находился на другой стороне участка.

Вася пересчитал материалы и с радостью резюмировал: собака работает. Позавтракав, он отправился по делам , а когда вернулся, жена рассказала ему про пса.

— Слушай, а можешь собаку вернуть? — неуверенно спросила она, то и дело поглядывая в окно на яблоню.

— А что такое? Он на вас лаял? Бросался?

— Нет, ничего такого, просто он какой-то странный…

— Да скажи ты прямо! Мне на работе эти экивоки мозг сломали.

— У меня от него мурашки по коже… Утром я дала ему суповой набор и сухого корма. Но он так к ним и не прикоснулся. Зато все гнилые яблоки подъел и общипал траву возле себя.

— Хочешь сказать, что он вегетарианец?

Жена нервно кивнула.

— А еще он как будто видит меня насквозь. Помнишь, у нас в бане стоит гитара без струн и лежат мои незаконченные рисунки?

— Ну и что? — Стрелкин не понимал, к чему идет разговор.

— Пес то и дело подталкивал меня к ним, чтобы мы постояли и посмотрели на них. Он как будто ждал, что я ему сыграю или нарисую его портрет.

— Ну дорогая… — Стрелкин беззлобно улыбнулся.

— Не смейся, это еще не всё! Я убила шмеля, который кружил возле меня. Так пес его при мне закопал и заставил стоять над этой могилкой два часа. Стоило мне сделать шаг в сторону, как он поворачивался ко мне и смотрел прямо в упор. Мне даже пришлось сказать поминальную речь, иначе бы он не отстал.

Стрелкину казалось, что жена шутит, но она продолжала:

— В обед он ушел.

— Как это ушел? — испугался Вася.

— Открыл калитку и ушел. Через два часа вернулся очень довольный, пах цветами, в зубах держал какую-то книгу…

— А что за книга?

— Не знаю я, он не дает почитать. Видимо, считает, что я еще не готова к такой литературе. Потом приехала Катька, хотела зайти, так пес ее не пустил.

— Всё правильно! — просиял Стрелкин. — Он же охранник, значит, верно понимает свои обязанности.

— Да нет, не очень верно. Он ее в итоге пустил, когда она бутылку вина оставила за забором, которую хотела со мной выпить в честь очередного своего развода.

Стрелкин задумался. Поведение пса и правда настораживало, но отдавать его пока не хотелось. Да и некому было отдавать. У Васи даже чека не было.

Следующей ночью воры снова явились к забору, и на этот раз с ними пришел какой-то пожилой мужчина. Но эта троица не стала переступать порог без приглашения. Пес сам открыл калитку, и все трое проследовали к яблоне, под которой молча просидели всю ночь. С восходом солнца мужчины полили и подвязали кусты, обработали яблоню купоросом, подмели участок и ушли.

Утро встретило Стрелкиных очередными сюрпризами. Но, снова убедившись, что все доски и весь песок на месте, Вася закрыл глаза на странности.

Выбрать имя псу было непросто. Он не откликался ни на одно, подходил только когда сам считал нужным и, что самое интересное, за всё это время и разу не гавкнул. В его безмолвии прослеживалось презрение к мирской суете и всепонимающее молчание самого мироздания. В итоге его стали звать просто Тишиной. А если сокращенно, то Тишка. Пес не был ни за ни против. Он вообще никак не выражал свои чувства, но вот окружающих постоянно заставлял проникнуться.

Пару раз к Стрелкиным приходили люди из разных структур с сомнительными предложениями вроде проверки газовых труб, которых на участке еще не было, или обработки клещей, что странно для поздней осени. Каждый раз к ним выходил Тишка и организовывал прогулку по участку, которая непременно заканчивалась каким-то маленьким созидательным делом и сидением под яблоней. Стрелкины уже даже не обращали внимания и называли это экскурсионной программой пса.

Был даже случай, когда к Стрелкиным пришел знакомиться весьма религиозный сосед, недавно вступивший в какой-то культ. Пес тут же взял мужчину в оборот и повел к дереву, где они провели трехчасовую беседу. Итогом этого знакомства стало то, что на участке у дяди тоже появилась яблоня, а для пса он стал таскать овощи.

Но вот как-то раз у хозяев всё же пропало огромное количество кровельного утеплителя. Его стащили прямо из нового дома, пока семья мирно спала в бане. Пес не дал никаких показаний и продолжал вести себя как ни в чем не бывало.

— Этот утеплитель стоил как десять таких собак, — сокрушался Вася. — Он мог хотя бы разок гавкнуть, хоть поскулить. Но не стал. Опять, наверное, кусты им показал и Большую Медведицу. Всё. Надоело. Проще было сразу камеру воткнуть.

В тот же день он выложил объявление о продаже собаки, включив в стоимость понесенный ущерб. Новый хозяин нашелся быстро и уже вечером забрал пса, хотя тот и не хотел покидать любимое место под деревом. Пришлось грузить собаку манипулятором.

А на следующий день к дому Стрелкиных приехала какая-то незнакомая грузовая машина. Из нее вышли трое мужчин и попросили хозяина дома.

— Вы простите, мы поступили очень некрасиво, и вам бы стоило, конечно, вызвать полицию, но мы решили действовать немедленно, когда ваша собака показала нам тот утеплитель, что вы купили… Понимаете, на таких вещах нельзя экономить, а материал, что вы взяли, непригоден для жилого помещения. Из-за примесей, входящих в его состав, у вас могут развиться легочные и сердечно-сосудистые заболевания, — говорил водитель этой банды. — У нас друг на рынке работает, мы у него по хорошей скидке выменяли на подходящий. В общем, сейчас разгрузим. Пусть это будет наш подарок Учителю.

— Вы про Тишку что ли? — улыбнулся Стрелкин.

Мужчина кивнул.

— Благодаря ему наши жизни стали полнее. Появилась ясность в стремлениях, вера в лучшее. Мир стал понятнее и приобрел хрупкость. Короче, я со старшей дочерью помирился, а отец, — он посмотрел сторону пожилого мужчины и вытер рукой проступившие слезы, — вернулся к маме.

У Стрелкиных челюсти волочились по земле, пока трое мужчин разгружали машину.

— У меня тут гараж неподалеку, — сказал водитель, когда они занесли последний тюк, — если вам помощь какая нужна, приходите, не стесняйтесь. Номер семнадцать.

— Хо-ро-шо. Спа-си-бо, — пожал ему руку всё еще ошарашенный Стрелкин.

— А где ваша собака? Нам бы с ним потолковать полчасика. У бати вопросы есть…

— Тишка в отъезде. Встречается со своими духовными коллегами, — соврал Стрелкин, а сам уже судорожно начал искать в телефоне номер покупателя пса.

Новый хозяин наотрез отказывался возвращать питомца. Правда, тот и без всякого согласия владельца сам пришел через два дня и уселся под любимой яблоней. Путь пса можно было проследить по оставленной через весь город борозде, сделанной колесом грузовика, к которому привязали Тишку. Покупатель требовал вернуть деньги в двойном размере. Стрелкин вернул в тройном.

Собака осталась. Как и было обещано, она отважно берегла границы душевного покоя и сделала всё, чтобы жизнь Стрелкиных и всего частного сектора была полна тишины и гармонии.

А когда дом был построен, семья решила завести кота. Но это уже совсем другая история.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

Люди продолжали спокойно стоять, не подавая намеков на грядущую бурю. Автобус скрипнул тормозами, встал, распахнул двери, и тут толпа мгновенно, но при этом организованно, начала заполнять салон, расползаясь по нему в разных направлениях. Зайдя в салон, Плутов мгновенно плюхнулся на свободное место и расслабил окоченевшие ягодицы. Через секунду подошел какой-то мужичок и уставился на него непонимающим взглядом.

Плутов тоже смотрел удивленно. В салоне было полно свободных кресел, но мужчина как будто мечтал занять именно это место у прохода. Игра в гляделки продолжалась некоторое время.

— Это его место, — шепнула Плутову соседка у окна.

— Что значит «его»? — удивился Плутов. — Тут что, по билетам, как в самолете? Что-то не вижу бизнес-класса и стюардесс тоже не наблюдаю.

Люди продолжали заполнять салон: некоторые громко приветствовали всех присутствующих, кто-то ограничивался сдержанным кивком, остальные молча занимали пустые места.

— Оно насиженное, — всё так же шепотом объяснила женщина. Услышав это, мужчина в проходе согласно крякнул.

— Мы не в курятнике. Мне плевать. Место было свободным, и я его занял. И почему мы не едем? — процедил сквозь зубы Плутов.

Женщина вытянула голову и, оглядев салон, сказала:

— Ждем Федю, опаздывает как всегда.

— Какого еще Федю? — Плутов не мог взять в толк, что вообще происходит.

Тут в автобус влетел красный запыхавшийся школьник лет двенадцати и мгновенно прилип к стеклу напротив входа. На его огромном, не по росту рюкзаке Плутов заметил криво вышитую надпись «Федя». Двери захлопнулись, и автобус тронулся.

Мужчина еще немного постоял возле Плутова и, не дождавшись каких-то, ведомых только ему результатов, отошел в сторону. Больше ничего странного в автобусе не происходило. Одни люди поднимались со своих мест и выходили, другие входили и тут же занимали опустевшие кресла. Автобус как автобус — ничего особенного. Плутов просидел всю поездку, глядя в телефон, и чуть было не проехал свою остановку.

На следующий день Плутов снова ждал тринадцатый автобус в окружении толпы. Люди уже на остановке обсуждали какие-то скучные вопросы, словно были старыми знакомыми. Транспорт подъехал вовремя. Плутов зашел в салон один из первых и, оглядевшись, с удивлением заметил ту же самую женщину у окна. Он подсел к ней, и буквально через секунду рядом возник вчерашний дядька. На лице его читался всё тот же немой укор.

— Он что, такой принципиальный? — обратился шепотом Плутов к женщине, пока странный тип сверлил его взглядом.

— Просто вы нарушили порядок.

— Какой, к черту, порядок? Это общественный транспорт…

— Ну да. Понимаете, тут существует негласный кодекс утреннего автобуса: каждый занимает свое место, едет до определенной остановки, потом его место занимает следующий. Контингент тут не меняется годами. Мы друг друга знаем в лицо, а некоторых даже по именам.

— Это какой-то бред, — отмахнулся Плутов и, взглянув на часы, проворчал: — Какого лешего мы стоим?

Тут в салон влетел школьник с огромным рюкзаком и прилип к стеклу лбом. Двери захлопнулись.

На следующий день Плутову начало казаться, что в его привычной матрице произошел сбой. Он теперь тоже узнавал лица. Знакомый шепот, как обычно, обсуждал погоду. У окна рядом с ним сидела все та же женщина. Школьник Федя оставлял свое дыхание на стекле. И только дядька, чье место Плутов занимал последние дни, сегодня не подошел, а глазел издалека — этому льву пришлось найти новую тень для отдыха, дабы не покидать границы родного прайда.

Вскоре стало понятно, что имела в виду его соседка. Заходя в автобус, люди здоровались с пассажирами либо просто кивали. Они заранее знали, какие места освободятся, и покорно ждали своего часа. Никто никого не трогал, не отдавливал ноги, не ругался. Люди двигались слаженно и молча. Лишь через пять остановок, когда салон забился полностью, начался традиционный беспорядок и малоразборчивый гомон.

Плутов снова утонул взглядом в телефоне, пока кто-то не тронул его за плечо. Он уже хотел было возмутиться, но тут услышал:

— Вам разве не сейчас выходить?

Сверху на него смотрела какая-то девушка. Плутов глянул в окно и, увидев свою остановку, сорвался с места, не поблагодарив.

Всё это начало напоминать какую-то временную петлю, которая Плутову не нравилась. Люди с ним зачем-то здоровались, улыбались, пытались заговорить о погоде, отвлекая его от собственных мыслей. Он надменно отводил взгляд, намекая, что вступать в этот «закрытый» автобусный клуб не намерен. И вообще, скоро привезут детали для его машины, и он навсегда сбежит из этой нищебродской матрицы.

Вот только детали оказались какими-то весьма редкими, и сроки в сервисе постоянно сдвигали. Это очень нервировало Плутова, и он начал вымещать злость на тех, с кем каждое утро был вынужден вместе проводить пару десятков минут. Он ежедневно менял свое место, желая то смотреть в окно, то быть поближе к дверям, то подальше от водителя. Нарушался привычный порядок, и матрица реагировала: исчезла слаженность, появились толкотня и раздраженные взгляды, оттаптывались ноги. А мужчина, чье место Плутов занимал первые дни, и вовсе стал забиваться в самый неудобный угол и засыпал стоя. Люди теперь ждали автобус, уже заряженные негативом, и, как только двери открывались, начиналась давка и возня. Дело дошло до того, что взбесившийся водитель чуть было не зажал дверьми стремительного влетающего в салон Федю.

***

Как-то раз Плутов проспал будильник и, не тратя времени на завтрак, помчался прямиком на остановку. Все прошлые дни стояла тёплая погода, и улицы города превратились в миниатюрные венецианские каналы, которые сковало льдом за одну ночь. Ноги у прохожих разъезжались на ходу, как у коров-фигуристок. Что уж говорить о тех, кто передвигался по улице бегом. До остановки оставалось меньше пятидесяти метров, когда в эфире Плутова резко возникло темное утреннее небо, а затем и вовсе отключилось электричество. Он, конечно, вышел из матрицы, но вот в Зионе, к сожалению, не очнулся.

Пассажиры уже сидели на своих местах, и даже Федя успел прильнуть к стеклу, но двери продолжали оставаться открытыми.

— Мне ехать надо, у меня график, — отмахивался от одной из пассажирок водитель, но женщина упрашивала его подождать.

— Слушайте, ну явно что-то не то. Он ведь никогда не опаздывает и всегда заходит в автобус одним из первых, — не унималась она.

— Точно! Чтобы задницу свою посадить, — послышался еще один голос из салона.

— Да заболел человек! Или в отпуске. Или работу сменил. Какое вам вообще дело?!

— Не менял он работу и в отпуск не уходил. Я вчера слышала, как он по телефону договаривался сегодня в восемь утра с кем-то в его офисе продаж встретиться. Я вам точно говорю: что-то случилось.

— Да мы все слышали. Он же на весь салон эти свои три куба ясеня продавал!

— Точно. И не болеет он. Морда такая здоровая, аж бесит. Я вам как косметолог говорю, — подала голос женщина из первых рядов, и большинство согласно закивало.

— Ну, значит, на такси поехал или на машине. Да мало ли причин! — не отступал водитель. Но и двери не закрывал, из-за чего ноги пассажиров лизал ледяной сквозняк. — На работу разве никто не опаздывает? Откуда эта гражданская сознательность? Вам что, больше всех надо?

— Точно! Поехали, а то опоздаем! Вот именно. Да и задолбал он постоянно места менять! — звучали голоса наперебой.

— Негласный кодекс, — произнесла вдруг женщина, что приставала к водителю, и в салоне повисла тишина. — Негласный кодекс, — повторила она с каким-то пугающим придыханием, и все вокруг повторили нараспев:

— Негла-а-а-сный кодекс.

— Негласный кодекс, — смиренно произнес водитель и осенил себя билетным валиком. Он уже начал было отъезжать от остановки, чтобы встать через пару метров на прикол, как кто-то закричал:

— Да вон он, вон он, бежит!

В этот самый момент Плутов был как раз на финишной прямой, но тут ноги его взметнулись вверх, и он, сделав лишь половину сальто, вышел из «общего чата», успев заметить, что автобус уезжает.

Очнулся Плутов по пути в больницу в машине скорой помощи.

— Это такси? — промямлил он, разлепив глаза. — Я вообще-то на автобусе езжу…

— Ага. Вариант «комфорт», — засмеялся врач, параллельно проверяя фонариком реакцию зрачков на свет. — На хорошем автобусе катаетесь. Аж пять человек дожидалось нас.

— Вы о чем? — Плутов только и мог что моргать с глупым видом.

— Люди в автобусе увидели, как вы шлепнулись, и вызвали скорую.

— Люди? В автобусе? Я же видел, как он отъезжал…

Врач лишь пожал плечами:

— Они там между собой какой-то кодекс обсуждали. Сектанты?

— Да нет… Мы просто все в одно время на работу ездим, — замотал головой Плутов.

***

На службе ему дали отдохнуть до конца недели, а в понедельник Плутов снова стоял на остановке в кругу знакомых лиц и обсуждал погоду.

Через пару недель наконец позвонили из сервиса и сказали, что машину можно забирать.

— Ты ключи от машины забыл на столе, — позвонила утром жена Плутову, когда тот уже садился в автобус.

— Я решил пока на автобусе поездить. Экономичнее, да и спокойнее. На дорогах скользко.

— Да? Ну как знаешь, — хмыкнула она.

Плутов расположился на своем насиженном месте у окна, когда к нему подсел какой-то незнакомый тип, а рядом с ним через мгновение встала женщина — словно чего-то ждала.

— Вон же свободные места есть, — показал ей мужчина на пустующие кресла, но женщина и не думала отходить.

— Тут насиженное просто, — шепнул ему Плутов.

— Курятник, что ли? — удивленно хмыкнул тот.

— Негласный кодекс.

— Чё еще за фигня? И чё мы не едем?

— Федьку ждем, — сказал Плутов. — Опаздывает… Как всегда.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

А ведь еще вчера за дверью стояла точно такая же многочисленная толпа. Только состояла она из обычных работяг, которые требовали всего лишь исправного инструмента, чистой спецодежды и справедливой индексации зарплаты.

— Тише, пожалуйста, тише, — директор вежливо просил людей успокоиться, но его голос просто растворялся в клокотании неуправляемой ватаги.

Тут открылась соседняя дверь, и над этим морем голов бригантиной возвысилась самая большая и самая громогласная.

— Я люблю слушать музыку в собственной голове, — волной накрыл присутствующих голос Ольги Прокофьевны. Гомон тут же умолк. — И лучше бы вам быть хором Турецкого, потому что если я пропущу еще хотя бы один куплет из-за этого шума, то вам придется мне его компенсировать.

Дверь захлопнулась, а в повисшей тишине даже внутренние голоса людей превратились в шепот.

— Значит, так, — директор впился взглядом в притихшую толпу. — У нас завелся шпион, вернее, два шпиона. Посему предприятие должно быть полностью проверкопригодным: все нарушения устранить, украденное вернуть, разбавленное восстановить до прежней консистенции. Я лично проверю каждый огнетушитель и каждую запятую в техдокументации. Больных — на больничный, выпивших — за ворота. И чтобы все с этой минуты ходили в касках. Срок вам до следующей пятницы. Вопросы есть?

— А возвращать украденное надо до последней инвентаризации или после?

Андрей Константинович не верил собственным ушам. Да, он действительно запустил в свой огород ненасытные сорняки, но почему-то решил, что надо бороться с одуванчиками вместо развязного борщевика, душившего и без того еле живые грядки.

Руководство разбрелось по заводу и без энтузиазма принялось исполнять указ главнокомандующего.

В обед директор разыскал в столовой жену и, отобрав поднос с едой у инженера по охране труда, подсел к ней.

— Ир, они копают под нас, да? Хотят закрыть завод? Ты что-то говорила им? — спросил он шепотом, оглядываясь по сторонам.

— Кому? — прочавкала женщина.

— Ушакову с этой его терминаторшей.

— С чего вдруг им хотеть закрывать завод? Мы все работаем на его благо. Задача нашей конторы — обеспечить правильное функционирование сверлильного станка.

— Ага, конечно, — фыркнул директор и резко перешел на шепот. — Я не могу так рисковать. Скоро я рассчитаю Ушакова в связи с производственной необходимостью.

— Так тебе же придется ему три месяца зарплату платить. Ты же скорее удавишься, чем пойдешь на такое, — усмехнулась супруга.

— Выбора нет. Либо я его, либо он меня. Как только я подстелю соломку, всё будет кончено. Но ты же никому не скажешь? — он посмотрел на нее с надеждой, как тогда, когда им было по семнадцать и он случайно выпустил любимого попугая будущего тестя в окно.

— Не скажу, — закатила глаза жена. — Но ты параноик.

Всё это время директор лично контролировал возвращение завода к заводским настройкам. И, как оказалось, сделать это было не то чтобы сложно — практически невозможно. Вскрывались такие древние проблемы, пустившие корни, что казалось, будто заводом управляют прямиком из глубин ада. В стенах нашлись замурованные новенькие (до сих пор в пленке) станки, списанные еще до девальвации. От сроков годности газовых баллонов по спине бежали мурашки, на пожарных выходах тренировались в сварке студенты-практиканты и заварили их наглухо, а по документам завод давно числился как птицефабрика номер пять. Еще за забором лежали чьи-то пенсионные накопления в виде двух тонн цветного металла, а на склад ежедневно приходила огромная партия рукавиц, но до рабочих доходило только двенадцать пар в месяц. В связи с этим раз в неделю на импровизированном ринге организовывались бои. Победитель получал пару рукавиц и мог снять с проигравшего любой элемент одежды. Участникам разрешалось самим изготавливать оружие, а вот изготовление тракторов было последним в списке. И ведь за каждой подобной проблемой стояла чья-то подпись.

Наконец полетели головы, начали заводиться уголовные дела, вводиться строгие правила — и всё это ради того, чтобы спокойно уволить Ушакова без каких-либо последствий.

Кстати, об Ушакове. От знакомых из налоговой и банковской системы Андрею Константиновичу наконец пришли отчеты по этому индивиду. Мужчина был чист: никаких просроченных кредитов, штрафов или подсудных махинаций, за исключением возведенного в прошлом году гаража на дачном участке. Но и там вопрос оставался спорным. Из доходов — только работа на заводе и пункт приема крови, где Ушаков числился почетным донором.

«Свою кровь отдал, теперь моей захотел попить», — решил директор, закрывая отчет.

Вместо запланированной недели сроки растянулись на два с половиной месяца. Пока директор проводил свои реформы, штат Ушакова продолжал пополняться. Сокращенные инженеры перетекали из-под одного правящего крыла под другое, но сам Ушаков, как и прежде, продолжал трудиться за станком.

Настал день икс. К Андрею Константиновичу явились остатки руководящего состава и расположились на диване.

— Я так понимаю, это успех? — он мысленно потирал ладони. Ушакову скоро придет конец, и никто ему ничем не сможет пригрозить в ответ. — Раз мы нашли столько проблем и поймали всех к этим проблемам причастных, то теперь и дела пойдут в гору? План развития имеется?

— Имеется, — кашлянул в кулак финансовый директор. — Исходя из анализа ситуации и тех реалий, в которых находится предприятие, самым логичным и перспективным планом будет поджог.

— П-поджог? — вытаращил глаза директор.

— Ага. Мы тут подготовили презентацию… — финансовый директор попросил коллег внести проектор. — Хотите, я покажу вам графики и схему распространения огня? Мы смогли точно определить, где лучше всего начинать палить, и уже притащили туда две канистры растворителя.

— Совсем, что ли, головой поехали? — закричал начальник. — Какой, к черту, поджог?

— Андрей Константинович, выбора особо нет, — развел руками финансовый директор. — Либо поджог, либо банкротство, но и там не так просто. Судя по тому, что было занесено в расходы организации, вы рискуете остаться без последних штанов, а бухгалтеру, да и мне в принципе тоже, придется бежать из страны и искать политическое убежище.

— Всё настолько плохо? — начальник окончательно поник.

— Нет, всё намного хуже…

— Сколько мы еще продержимся?

— Честно говоря, я до сих пор не понимаю, из каких средств вы платите зарплаты и на что содержите помещение. Я все-таки за поджог.

Остальные участники собрания согласно закивали.

Директор попросил всех выйти, а сам прополз через мини-бар в бухгалтерию, где, сверившись с данными, тяжело вздохнул.

Спустившись на первый этаж, он на ватных ногах медленно пошагал в никуда. Хотелось просто прогуляться по заводу. Взглянуть хотя бы еще разок на работающее производство, надышаться перед концом ядовитой пылью. Мысли в голове путались, все проблемы стали казаться мелочными. Даже Ушаков, стоящий за своим блестящим станком, совершенно не раздражал взгляд. Всё это больше не имело никакого значения. Завод убили не шпионы и не наглые слесари — его убило безалаберное и никчемное руководство.

«А что вообще там делает Ушаков?» — нахмурился Андрей Константинович, разглядывая огромный поддон с готовыми деталями и кипу чертежей на верстаке. Он медленно подошел к своему оппоненту.

— Привет, Юр. Ну как дела? — как бы невзначай поинтересовался Андрей Константинович. — Что сверлим?

— Дела идут, — не отвлекаясь от работы, ответил Ушаков. — Сверлим детали для новых моделей тракторов.

— Каких еще новых моделей? — Андрей Константинович подошел ближе и озадаченно взглянул на проект. Чертежи были ему незнакомы. Завод никогда не выпускал ничего подобного. Это была диверсия. — Кто и когда это запустил в работу?! — немедленно потребовал он объяснений.

— Дак вы же сами и запустили пару месяцев назад. Когда принесли чертежи тех деталей.

— Что-о-о?! — Андрей Константинович лихорадочно начал перебирать листы. — Совсем охренел?! Да я тебя… Я тебя!!! Хотя…

Он махнул рукой, понимая, что уже нет смысла строить из себя начальника. Ему и руководить-то больше нечем. Но вот что странно… если внимательно осмотреться... Директор повертел головой: станки деловито гудели и неустанно продолжали резать, сгибать, кроить. Приодетые в новые спецовки и каски рабочие усердно трудились, словно предприятие не делало свой последний предсмертный вдох. По цеху всё так же растекался крепкий аромат свежеразбавленной грунтовки.

— Да вы не переживайте так, Андрей Константиныч, всё схвачено. Вы лучше помогите нам придумать название новой модели. Для выставки надо.

— К-какой еще выставки?..

В глазах потемнело, ноги стали подкашиваться. Директор начал падать, но тут под руку попалось ведро, на котором раньше восседала секретарь слесаря.

— Аграрной, какой же еще, — буднично ответил Ушаков, — на следующей неделе. Ваша супруга предложила поучаствовать. Говорит, что есть большие шансы выйти на новых крупных клиентов с Дальнего Востока. Хотя мы и так сейчас загружены по самое не балуй. Все-таки тендер выиграли…

— Ю-ю-юра, прекрати издеваться, ты победил. По-бе-дил! — слезы душили начальника, хотелось кричать от бессилия. — Заводу кабздец! К чему эти твои издевки?!

— Да какой кабздец, Андрей Константинович? — Юра нажал на кнопку, и мотор, сделав еще несколько оборотов, замер. — Всё нормально. Работаем, живем, будем развиваться. Сами посмотрите, никто же не стоит, балду не пинает. Наконец всё работает как надо. У ребят нормальный инструмент, спецовка, вытяжка тянет, кран-балки поднимают, компрессоры выдают нужное давление — всё новенькое, качественное и работает. И всё это благодаря вам.

— Но… но… но ведь заказов почти не было! И что это за новые трактора? Кто разработал, откуда тендеры? Юра, я что, ударился головой об этот дурацкий швеллер, торчащий из стены?

— Спилили его уже давно, — показал Ушаков на стену, — вы не ударялись. Просто пока вы занимались внутренней чисткой и восстановлением производства, наш отдел занимался всем остальным. Мы прособеседовали всех управленцев и инженеров, которых вы уволили, и отобрали самых адекватных.

— Были и такие?..

Ушаков кивнул.

— Ольге Прокофьевне в Сколково подсказали, как ваши чудо-детали можно применить. Они ведь действительно произвели фурор в нашей сфере и помогли победить те косяки, из-за которых мы проигрывали конкурентам. Теперь наша слабая сторона стала нашим преимуществом. Собственно, с того самого момента и выстроилась четкая позиция по работе. И всё это, повторюсь, благодаря вам.

Ушаков, конечно, улыбался как самодовольный идиот, но, кажется, был искренен.

— Х-х-хочешь сказать, что мы продолжаем работать? И завод не закрывается? — уже чуть ли не кричал от нахлынувших эмоций директор.

— Закрывается, — тяжелым невидимым топором рубанул Ушаков. — Придется нашим конторам провести слияние и работать под общим новым именем, если вы, конечно, готовы поступиться принципами. Вам супруга всё объяснит.

Директор хотел было открыть рот, чтобы возразить, но Ушаков тут же добавил:

— Ваше императорское величество никуда не денется. Трон под вами не шатается. Корона останется на голове, скипетр — в руках, а мы — ваши верные подданные — на своих рабочих местах. Каждый должен делать свою работу.

Андрей Константинович не мог поверить в происходящее. Ему потребовалось несколько часов бесед с инженерами, переговоров с женой и даже с бывшим первым ассистентом охранника Федора. Но в итоге его смогли убедить, что всё сказанное Ушаковым является чистой правдой и завод должен выкарабкаться со дна в ближайшие годы. Правда, финансового директора всё же придется уволить.

***

— Так и где ваша секретарша? Я должен поговорить с ней, это же ведь ее рук дело, я верно понимаю? — вернулся он к сверлильному станку в конце рабочего дня.

— Она ушла. Сказала, что ее миссия здесь выполнена, — ответил Ушаков, убирая рабочее место.

— Какая еще миссия? Она же ведь просто секретарь, — подначивал директор.

— Честно говоря, я вообще не понимаю кто она такая… — признался слесарь. — Всё же началось после того случая со сверлами. Ну, когда вы себя повели как засранец.

Директор сделал вид, что пропустил колкость мимо ушей.

— Я пришел домой и выложил объявление о поиске работы. На следующий день мне позвонила Ольга Прокофьевна и начала расспрашивать о причине увольнения с прежнего места. Ну я на эмоциях и вывалил ей всю подноготную вашего безобразия.

— Так прям и безобразия?

— Там другие слова были, я просто научился выражаться скромнее благодаря Ольге Прокофьевне. Ну вот она и предложила всю эту схему с секретарством. Чтоб вы понимали: денег она с меня не брала. Сказала только, что надо быть готовым взять на себя некоторую ответственность и быть готовым работать «вопреки», но результат обязательно будет и будет положительным для всего предприятия, если только вы, — он показал пальцем на директора, — не сдадитесь и будете проявлять свой характер. Ну вы и проявляли.

— Так она не засланный шпион, получается?

— Засланный, определенно засланный, но не шпион. — Ушаков закончил уборку и, закинув в рот леденец, устремился в сторону раздевалки. Директор засеменил за ним. — Она сказала, что ей на пенсии скучно и нравится наводить порядок в разных структурах, в том числе и в обычных семьях. В общем, ушла она сегодня утром, но обещала следить за нами дистанционно. И еще просила передать, что «в следующий раз, если вы начнете забываться и возьметесь за старое, она найдет нам нового директора».

Андрей Константинович проглотил комок в горле, но мысленно уже пообещал себе сделать всё возможное, чтобы никогда больше не встречаться с этой женщиной.

— Слушай, Юр, а фамилия-то у нее имеется?

— Ага. Странная какая-то… Набекрень. А вам зачем?

— Ну ты же просил название для новой модели тракторов. Теперь оно у нас есть.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr