1789 год. В свежеобразованных Соединённых Штатах выбирают первого президента, Суворов уничтожает турков в районе будущей Румынии, бельгийцы пытаются изгнать австрийцев из своей страны.
А в Версале почти шестьсот человек, собравшихся в зале для игры в мяч, торжественно клянутся замыслить шалость и только шалость.
(Вздёрнутые вверх руки призваны отображать энтузиазм, а не сердечно-солнечное приветствие, не путайте.)
Все, кто хоть как-то знаком с историей Франции, знают, что шалость удалась. Правда, не каждый из собравшихся смог лично удостовериться в этом — изрядная часть поклявшихся отвлеклась на более близкое знакомство с рацпредложением доктора Гильотена, поэтому до финальных титров добрались не все.
Но перед тем как начать рассказывать, что же получилось из этой клятвы, нам нужно забежать назад и поведать о причинах, вызвавших такое переполнение зала. И для этого стоит обрисовать безрадостную картину, сложившуюся к Франции к тому моменту. А поскольку вековые традиции коррупции, раздолбайства и потрясающей неэффективности государства сложились задолго до описываемых событий, начнём мы аж с середины 17 века, с правления Людовика XIV.
Старый-добрый обычай в любой непонятной ситуации бить витрины, жечь машины и протестовать с неистовой силой во Франции зародился давно, и на детство Людовика пришёлся как раз такой период. Сперва королевская семья и кардинал Мазарини бодались с парламентом, потом — с аристократами, затем — вообще включился режим “каждый сам за себя”. Цирк с конями и дворянами продолжался лет пять, и изрядно запомнился как Людовику, так и вообще всем причастным. Народ Франции, посмотрев на это дело, решил, что лучше уж как-то жить с одним правителем, нежели со сворой горлопанов. Король, как ни странно, полностью разделял это мнение и принялся укреплять то, что впоследствии назовут абсолютизмом.
Вообще, если очень упрощённо, так можно назвать любую абсолютную монархию. То есть, ту, где королю, королеве или другому гендерному титулу никто и ничто не мешает, кроме законов физики. Важные шаги в этом направлении ещё до Людовика делал кардинал Ришельё, более известный в нашей стране своей неустанной борьбой против четырёх алкоголиков в форме.
Продолжил его дело ещё один любитель красных шапочек — Мазарини, и во многом именно из-за глубокого неприятия его действий и поднялась буча, о которой сказано выше. Идея “один я в белом плаще стою красивый” Людовику весьма и весьма приглянулась, и сразу после смерти своего кардинала король собрал государственный совет, где и сообщил, что всё, хватит, далее он уж как-нибудь сам разберётся, без сопливых. Что характерно — не соврал. Всё время своего правления Людовик XIV разбирался с вопросами единолично, хоть и не без помощи толковых советников, которых умел находить и удерживать у себя.
(Сам Король-Солнце во всём своём галантерейном великолепии)
Технология была проста — один советник, по имени Кольбер, принимает разнообразные законы, чтобы страна всё же приносила денег несмотря на все прошлые пертурбации, второй, маркиз де Лавуа, на эти деньги в ускоренном темпе клепает новые юниты, реорганизует армии и вообще занимается правильными марсоугодными делами.
Благодаря этой кадровой политике король быстро показал всем окружающим, к чему он более всего тяготеет. Ввиду достаточно прискорбной ситуации с типографиями того времени, контурных карт выпускали ничтожно мало, и в детстве их Людовику не досталось. Поэтому пришлось красить карты в натуральном виде — методом войн и захватов. Все его боевые действия Людовика в один выпуск никак не уместятся, по ним нужно писать отдельный цикл, поэтому сократим — сперва всё было ок.
Голландцы и испанцы страдали и выхватывали живительных, могущество Франции было в зените, а авторитет короля — неоспоримым. Резиденция правителя переехала в Версаль, и все мало-мальски значимые дворяне — туда же. Быть известным аристократом и не быть при дворе стало моветоном и поводом для высмеивания. Дескать, если ты благородный, но почему-то не занял в Версале важнейшую должность младшего распорядителя по делам виноупотребления по нечётным дням каждого третьего месяца (а таких должностей ввели много, специально, чтобы прибрать к рукам всех возможных бузотёров) — то ты весьма не очень и, наверное, вообще дурак какой-то.
Обезопасив себя от повторения детских приключений, Людовик с головой ушёл в военные эскапады. Дошло до того, что им были созданы несколько комиссий по делам “восстановления справедливости”, единственной целью которых было смотреть вдоль границ — что ещё на самом деле всегда должно было принадлежать Франции?
Король-Солнце успел побомбить (с кораблей, понятное дело) Алжир, Триполи и Геную, отжать Страсбург и кучу городков поменьше у немцев и голландцев и исписать десятки фломастеров, очерчивая новые приобретения короны.
(За малым исключением, это всё приобретения короны)
Счастье географического маньяка стало меркнуть только когда всех соседей окончательно достали постоянные аннексии, и против французского престола стали складываться крупные союзы. Уже в следующую массовую войну, в которой Людовик возжелал немного потоптать многострадальных немцев во имя добра и Пфальца, стало понятно, что Франция долго не протянет. Каким бы экономическим гением не был Кольбер, постоянные войны требовали дикого количества денег, которого у Франции попросту не было, несмотря на все усилия финансиста.
Тем более, что радикальные реформы Кольбер провести не мог — Людовик рассматривал своего советника скорее как свинью-копилку и стремился немедленно выдать все выхваченные из неё копеечки своему любимцу — маркизу де Лавуа, в обмен на ещё пригоршню солдат.
(Народ, надо отметить, усилия Кольбера тоже не оценил. Когда тот умер, за три года до той самой войны с немцами, похоронную процессию пришлось охранять — столь сильно было желание простых людей донести до министра финансов своё тяжёлое огорчение его политикой, хотя бы и посмертно).
Война за Пфальц стала первой для Людовика, где профит ушёл в отрицательные величины — территориальные приобретения вроде как и были, но затраченных средств никак не стоили. Кто другой бы понял намёк судьбы, но не таков был Король-Солнце.
Уже через 4 года он с задорным гиканьем влез в войну за наследство, оставленное Карлом Вторым “Инцест укрепляет семью” Испанским. В ней успели поучаствовать почти все государства Западной Европы — от самих испанцев до датчан, отметилось даже княжество Трансильвания — и закончилась она для Франции не так, чтоб очень уж хорошо. Хоть формальные цели Людовик и выполнил, но экономика страны подкосилась окончательно, а многие куски территорий были утеряны навсегда — например, изрядные части Канады. Также серьёзно потрепало флот, и о гуманитарных бомбардировках пришлось на какое-то время забыть, в то время как британцы, напротив, начали задумываться о том, что им чем-то нравится словосочетание “править морями”.
Помимо прочего, во время войны за испанское наследство у Людовика XIV случилось и ещё одно огорчение — внезапная эпидемия кори передала привет антипрививочникам будущего, выкосив к чёртовой бабушке практически всех наследников короля. Ещё один решил присоединиться к тренду и ловко упал с лошади, после чего единственным вариантом остался аж правнук Людовика. И то только потому, что его нянька по своей тёмности и необразованности сочла, что кровопускание — так себе лекарство от кори, и попросту не подпускала к нему эскулапов с ножами.
В итоге, после того как Король-Солнце решил на собственном примере проверить, как это так можно навернуться со скакуна, и затем помер от гангрены (поранил ногу при падении, а ампутировать запретил, ибо не державно это и моветон), наследником стал Людовик XV, его правнук, которого к такому повороту событий не готовили.
(Прадедов бродяга, нянин симпатяга — Людовик XV на троне и лабутенах)
Первые 8 лет за Людовика правил его регент, герцог Орлеанский, покуда малолетнего короля выхаживали, баловали и сдували пылинки со всех августейших частей тела. Задачка перед герцогом была та ещё — несмотря на все усилия Кольбера, Король-Солнце в своей погоне за географической доминацией выжал страну досуха, попутно ещё и рассорившись едва ли не со всеми соседями.
Надо отдать герцогу должное — за столь короткий срок он попытался сделать всё возможное, чтобы как-то поправить положение. Ввёл реформы управления, постарался помириться с протестантами (прошлый король прижал их к ногтю со всей силой своего характера), наладить внешнюю политику и подружиться с бывшими противниками.
Чтобы за шкирку оттащить страну от полного экономического коллапса, вызванного непомерными долгами, кривой донельзя системой налогообложения и прочим наследством прошлого монарха, регент согласился на предложение некоего Джона Ло — шотландца, картёжника, дуэлянта и экономиста, человека замысловатой судьбы и интересных идей.
Если вкратце, Джон считал, что эти ваши драгметаллы суть ересь и разбазаривание ценных ресурсов. Валюта для государства должна стоить по минимуму, но иметь такую же покупательную способность как и серебро с золотом. Обеспечивать её, конечно, неплохо, но, в целом, не так уж обязательно — знай, штампуй себе новые банкноты, чернила-то не золотые.
Пользуясь всемерной поддержкой регента, Джон в краткие сроки организовал акционерное общество, а заодно и выпуск бумажных денег в Париже. На какой-то период страну охватило безумие, весьма знакомое всем тем, кто видел по телевизору бесконечный сериал о жизни и приключениях Лёни Голубкова. За акциями, постоянно растущими в цене, собирались дичайшие очереди, спекуляции и биржевые махинации процветали. Состояния делались в считанные недели, государство богатело.
В какой-то момент Джону доверили под управление не только госбанк Франции, но и торговлю с её заморскими колониями, причём всеми — от обеих Америк до Китая и Японии.
Возможно, Ло был честным человеком и путём торговли пытался устроить обеспечение своих бумажек до какого-то приемлемого уровня. Возможно, это изначально был хитрый план “как поднять денег из ничего”. Существуют разные версии, но факт остаётся фактом — в какой-то момент стало понятно, что выкупить обратно эти акции банк не сможет — ему тупо не хватит наличности в твёрдой монете, причем не хватит катастрофически.
Ло пытался бороться с ситуацией, вообще отменив обращение монет и изъяв “излишки”, хранившиеся у населения, но такие меры почему-то радости и понимания ни у кого не вызвали. Попытки обменять акции и банкноты на что-то весомое случались всё чаще, и в 1720 году, спустя 4 года после основания банка, система окончательно рухнула.
По итогам выяснилось, что обеспеченных хоть чем-то активов у компании было примерно на 300 миллионов ливров. А вот бумажек успели наштамповать на 3 миллиарда.
Впрочем, если закрыть глаза на огромное количество личных банкротств и финансовых трагедий, план регента удался — главным выгодоприобретателем от всей этой аферы стало государство, осилившее несколько уменьшить свои долги за счёт невиданного доселе le MMM. Сам Ло был вынужден бежать в Венецию с тремя копейками и без семьи — во Франции вероятность его выживания приближалась к стоимости напечатанных им банкнот, которые сразу отменили.
Французский же народ на долгие годы приобрёл стойкую антипатию к бумажным деньгам и инициативам “сверху”.
(Голландская карикатура 1720 года, намекающая, что товарищ Ло втирает французам какую-то дичь)
Где-то в этот момент, пока обокраденные граждане учились клеить обои из бесполезных бумажек, Людовик XV достиг совершеннолетия и был коронован. Но править не спешил — королю было похер.
Не так похер, как, например медоеду или другой какой бесстрашной росомахе. Нет, заглаженного и избалованного королька интересовали следующие вещи — охоты, кутежи, попить-покушать вкусного и любовницы, конечно же. Остальной мир был Людовику неинтересен, неприятен и никоим образом его не привлекал. Поэтому государственными делами Франции по старой традиции стал заниматься кардинал, но, увы, совсем не Ришельё и даже не Мазарини, а какой-то де Флёри. Данный священнослужитель крайне мало в чём разбирался, поэтому следовал зову интуиции — духовенство от налогов освободить, протестантов снова к ногтю, а что делать с непомерными расходами короны (Людовик воевать особо не любил, но средства, выделенные на юнитов, прожирал сам с превеликим энтузиазмом) кардинал не знал, поэтому толком ничего и не сделал.
И, покуда Людовик пьёт, жрёт и развратничает, у нас есть время наконец-то рассказать про основные проблемы экономики Франции той поры. А их было множество.
Во-первых, с древних времён неплохой профит для королей составляла такая чудесная и замечательная традиция как продажа должностей. Практически любых, за тот или иной прайс. Причём если поначалу, в незапамятные времена, они отдавались пусть и за деньги, но хотя бы не навсегда, то уже к царствованию прадеда нашего версальского гуляки чины отдавались не только пожизненно, но ещё и в наследство. Плюсом к тому шёл ежегодный налог на должность — эдакий аналог годовой лицензии.
С одной стороны — постоянный приток наличности в казну. С другой — должностей понаплодили огромную кучу, каждый купивший немедленно стремился отбить расходы, и эффективность всей системы была глубоко отрицательной.
Настолько, что ещё Ришельё, будучи не в силах совладать с этим трендом, ввёл институт королевских интендантов — специальных суровых мужчин, которые, если надо, лично выезжали на места и разруливали все проблемы. Так как закупившихся впрок чиновников было либо не докричаться (они полагали, что услуга уже оплачена, поэтому какой теперь с них спрос вообще?), либо не дождаться (те немногие, что стремились как-то оправдать свой пост, устраивали полную неразбериху, имитируя бурную деятельность).
Особой популярностью пользовались на рынке должности сборщиков налогов. Дело вот в чём — статистическое бюро Франции пребывало в том же плачевном состоянии, что и все остальные отрасли, поэтому вопрос с получением денег решался незатейливо: в столице путём уверенного гадания на кофейной гуще и научного тыка в полоток решали, что такой-то округ в этом году должен выдать определённую сумму, ну, примерно, как при отцах и дедах выдавал.
Означенная сумма передавалась сборщику, и дальше никого не волновало, как он там на местах собирается это взимать. Естественно, ушлые налоговики брали под козырёк, легко наскребали необходимое, докидывали свой процент, потом ещё немного себе любимым за вредность работы, отсылали затребованные крохи в столицу и считали чистую прибыль.
Причём, что характерно, налоги по большей части взимались не с богатой части населения.
Что приводит нас ко второй проблеме — сословному обществу.
Ещё с феодальных времён всё население Франции делилось на три части. Приятно, удобно и легко запоминается.
Первое сословие — духовенство. Огромное влияние (см. истории про известнейших кардиналов), громадные запасы денег и земли, минимум налогов.
Второе сословие — дворяне. Примерно всё тоже самое, только капельку побольше налогов и обязанностей.
И третье — все остальные.
Вообще все, от вечно голодного крестьянина в обносках до вполне себе зажиточного бюргера в преуспевающем городе. Налоги более чем 50% в совокупности, прав — самый мизер. И если на ропот крестьян давно привыкли возлагать огромное рифлёное скобяное изделие, то вот зарождающиеся буржуа были крайне недовольны подобной бесправностью и всеми силами пытались этот вопрос решить.
У богачей из третьего сословия были варианты, как исправить несправедливость — та самая покупка должностей, и они ей вовсю пользовались. Что, в свою очередь, приводило к дальнейшему обнищанию крестьян и простого люда — ведь свежеиспечённый чиновник немедля возмещал расходы за счёт своих бывших односословцев.
Дворяне же, как и следовало ожидать, крайне не любили таких выскочек, не способных полчаса перечислять своих славных предков, и напряжение постепенно росло.
При этом даже в раздутой до безобразия бюрократической системе Франции, чинов на всех не хватало, а с другими социальными лифтами всё обстояло ещё хуже.
Дополнительным счастьем для простых крестьян были баналитеты. За этим забавным словом скрываются всевозможные уловки и способы выжать побольше мякотки из сельского люда. Прекрасное наследие феодальной поры, пустившее глубокие и широкие корни во Франции.
Хочется помолоть своё собранное зерно? Да, конечно, но только вот на этой мельнице, принадлежащей известно кому, за повышенный прайс.
Проехать по дороге на рынок? Нет проблем, но дорога платная.
Есть желание как-то размножить домашнюю скотину (если она вдруг есть)? Всегда пожалуйста, но самцов имеет право держать только помещик, прейскурант за случку — на стене хлева.
Про запрет входить в леса с целью охоты или хотя бы просто валежника собрать можно и не говорить. Добавим обязательную работу на владельца земель сколько-то дней в году, периодическое обязательно участие в работах по строительству всякой инфраструктуры (дорогам это, правда, всё равно не особо помогало), и в итоге получится, что крепостного права во Франции вроде бы как и нет, причём давно, а жить легче почему-то не становится.
Людовик XV кутит и развлекается, страна катится дальше вниз, а собравшиеся через несколько десятков лет в зале для игры в мяч всё ждут, когда же мы к ним вернёмся.
И в следующем выпуске мы обязательно это сделаем.
