Николас Дэймс преподает гуманитарные дисциплины, в том числе обязательный курс по великим книгам Колумбийского университета, с 1998 года. Ему нравится его работа, но она изменилась. За последнее десятилетие студенты стали меньше читать. Конечно, студенты никогда не читают все, что им задают, но сейчас все по-другому. Студенты Дэймса, похоже, приходят в замешательство при мысли о том, чтобы прочитать несколько книг за семестр. Его коллеги заметили ту же проблему. Многие студенты, даже в самых престижных и элитных колледжах, больше не готовы читать книги.
Такое развитие событий озадачивало Дэймса до тех пор, пока однажды в осеннем семестре 2022 года к нему в кабинет не пришла первокурсница, чтобы рассказать, насколько сложными для неё оказались первые задания. На курсе литературы студентам часто приходится читать книгу, иногда очень длинную и насыщенную, всего за неделю или две. Но студентка сказала Дэймсу, что в её государственной школе от неё никогда не требовали читать книгу целиком. Ей давали отрывки, стихи и новостные статьи, но ни разу не давали книгу от корки до корки.
«У меня отвисла челюсть», — сказал мне Дэймс. Этот случай помог ему понять, что изменилось в его учениках: дело не в том, что они не хотят читать. Дело в том, что они не знают, как это делать. В средних и старших классах их перестали об этом просить.
В1979 году Марта Максвелл, влиятельный специалист по грамотности, написала: «Каждое поколение в какой-то момент обнаруживает, что студенты читают не так хорошо, как им хотелось бы, или не так хорошо, как ожидают преподаватели». Дэймс, изучающий историю романа, признал, что эта проблема существует уже давно. «Меня всегда одолевали сомнения по поводу того, что это что-то новое», — сказал он.
Дэниел Шор, заведующий кафедрой английского языка в Джорджтаунском университете, рассказал мне, что его студентам сложно сосредоточиться даже на сонете.
И всё же, «я думаю, мы наблюдаем явление, которое я тоже не решаюсь игнорировать». Двадцать лет назад на занятиях Дэймса студенты без труда вели сложные дискуссии о «Гордости и предубеждении» на одной неделе и о «Преступлении и наказании» на следующей. Теперь его студенты сразу говорят ему, что объём прочитанного кажется им непосильным. Дело не только в бешенном темпе чтения: им сложно улавливать мелкие детали, не теряя при этом общего сюжета.
Полных данных об этой тенденции нет, но большинство из 33 преподавателей, с которыми я беседовал, рассказали о похожем опыте. Многие обсуждали эти изменения на собраниях преподавателей и в разговорах с коллегами. Энтони Графтон, историк из Принстона, сказал, что его студенты приезжают в кампус с более узким словарным запасом и меньшим пониманием языка, чем раньше. Всегда есть студенты, которые «легко и вдумчиво читают и красиво пишут, — сказал он, — но теперь они скорее исключение». Джек Чен, профессор китайской литературы в Университете Вирджинии, заметил, что его студенты «закрываются», когда сталкиваются с идеями, которые им непонятны. Они уже не так способны вдумчиво читать сложные тексты, как раньше. Дэниел Шор, заведующий кафедрой английского языка в Джорджтаунском университете, рассказал мне, что его студенты с трудом могут сосредоточиться даже на сонете.
Неспособность закончить стихотворение из 14 строк, не отвлекаясь, указывает на одно из распространённых объяснений снижения способности к чтению: смартфоны. Подростки постоянно отвлекаются на свои устройства, что мешает им готовиться к напряжённой учёбе в колледже. «Это изменило представления о том, что достойно внимания, — сказал мне Дэниел Уиллингем, психолог из Университета Вирджинии. — Скучать стало неестественно». Чтение книг, даже ради удовольствия, не может конкурировать с TikTok, Instagram и YouTube. В 1976 году около 40 % старшеклассников сказали, что за последний год прочитали хотя бы шесть книг ради удовольствия, в то время как 11,5 % не прочитали ни одной. К 2022 году эти показатели изменились.
Но дети среднего и старшего школьного возраста, похоже, все реже и реже сталкиваются с книгами в классе. На протяжении более чем двух десятилетий новые образовательные инициативы, такие как «Ни одного отстающего ребенка» и «Общее ядро» делали упор на информационные тексты и стандартизированные тесты. Учителя во многих школах перешли от книг к коротким информационным отрывкам, за которыми следуют вопросы об основной идее автора — формат, имитирующий стандартизированные тесты на понимание прочитанного. Антеро Гарсия, профессор педагогики из Стэнфорда, завершает свой срок на посту вице-президента Национального совета преподавателей английского языка. Ранее он преподавал в государственной школе в Лос-Анджелесе. Он рассказал мне, что новые рекомендации призваны помочь учащимся выстраивать чёткие аргументы и обобщать тексты. Но «при этом мы пожертвовали способностью молодых людей работать с объёмными текстами в целом».
Майк Школка, учитель и администратор, проработавший почти два десятилетия в школах Бостона и Нью-Йорка, рассказал мне, что отрывки из книг заменили собой полноценные произведения на всех уровнях обучения. «Нет такого навыка, который можно было бы проверить и который был бы связан с… Можете ли вы сесть и прочитать Толстого? » — сказал он. А если навык сложно измерить, у преподавателей и руководителей округов мало стимулов его развивать. Кэрол Джаго, эксперт по грамотности, которая объездила всю страну, помогая учителям составлять учебные программы, говорит, что, по словам преподавателей, они перестали учить такие романы, как «Моя Антония» и «Большие надежды». Пандемия, из-за которой пришлось менять учебные планы и переводить занятия в онлайн-формат, ускорила отказ от изучения произведений целиком.
В недавнем опросе Исследовательского центра EdWeek, в котором приняли участие около 300 преподавателей с третьего по восьмой класс, только 17 % респондентов заявили, что в основном преподают по целостным текстам. Ещё 49 % сочетают целостные тексты с антологиями и отрывками. Но почти четверть опрошенных заявили, что книги больше не являются основой их учебных программ. Одна учительница старших классов в Иллинойсе рассказала мне, что раньше строила свои занятия вокруг книг, но теперь уделяет больше внимания навыкам, например умению принимать правильные решения. В рамках курса по лидерству студенты читают отрывки из «Одиссеи» Гомера и дополняют их музыкой, статьями и выступлениями на TED. (Она заверила меня, что её студенты читают как минимум два полных текста в семестр.) Преподавательница английской литературы в старшей школе в Атланте рассказала мне, что раньше её ученики читали по 14 книг в год. Теперь их количество сократилось до шести или семи.
«Я не могу сказать: «Хорошо, в течение следующих трёх недель я ожидаю, что вы прочитаете «Илиаду»», потому что они этого не сделают».
Частные школы, которые выпускают непропорционально большое количество абитуриентов элитных колледжей, похоже, медленнее других переходят от чтения целых томов к чтению отрывков, что, по словам Дэймс, приводит к обескураживающему разрыву в навыках чтения у первокурсников. Но частные школы не застрахованы от этой тенденции. В подготовительной школе, которую я окончил пять лет назад, на последнем году обучения я посещал курс по Джейн Остин. Я прочитал только один роман Остин.
Проблема, которую Дэймс и другие профессора выявили, отличается от проблемы в муниципальных колледжах и университетах, не прошедших конкурсный отбор, где у некоторых студентов наблюдаются проблемы с грамотностью и пониманием прочитанного, из-за чего они не могут пройти университетские курсы. Успевающие студенты в таких престижных учебных заведениях, как Колумбийский университет, могут расшифровывать слова и предложения. Но им сложно сосредоточиться или проявить достаточно амбиций, чтобы погрузиться в серьёзный текст.
Столкнувшись с этой проблемой, многие преподаватели колледжей считают, что у них нет другого выбора, кроме как давать меньше заданий на чтение и снижать свои ожидания. Виктория Кан, которая преподаёт литературу в Калифорнийском университете в Беркли с 1997 года, раньше давала задания на 200 страниц в неделю. Теперь она даёт меньше половины этого объёма. «Я не даю всю „Илиаду“. Я даю отрывки из „Илиады“. Я надеюсь, что некоторые из них прочтут её целиком», — сказала мне Кан. «Я не могу сказать: «Хорошо, в течение следующих трёх недель я ожидаю, что вы прочитаете «Илиаду»», потому что они этого не сделают».
Шочитль Гонсалес: школы, в которых детей больше не учат читать
Эндрю Делбанко, давний преподаватель американистики в Колумбийском университете, теперь ведёт семинар по малой прозе американской литературы вместо обзорного курса по литературе. Раньше в курс по Мелвиллу входил «Моби Дик»; теперь его студенты довольствуются «Билли Баддом», «Бенито Серено» и «Письмовником Бартлби». В этом есть свои преимущества: малая проза позволяет больше времени уделить «сложностям и тонкостям языка», как сказал мне Делбанко, и он смирился с этими изменениями. «Нужно соответствовать времени», — сказал он.
Преподаватели Колумбийского университета, определяющие учебную программу по литературе и гуманитарным наукам, решили сократить список литературы для чтения в текущем учебном году. (В последние годы он расширялся, даже несмотря на то, что студентам было сложно читать новые книги, написанные авторами с другим цветом кожи.) Как и Дельбанко, некоторые преподаватели видят преимущества в том, чтобы изучать меньше книг. Даже самые подготовленные студенты, вероятно, уже много лет бегло просматривают некоторые из предложенных книг. Джозеф Хоули, руководитель программы, сказал, что предпочёл бы, чтобы студенты пропустили некоторые классические произведения — «Преступление и наказание» теперь исключено из списка, — но прочитали оставшиеся тексты более внимательно. И, что особенно важно, это изменение даст преподавателям больше времени, чтобы научить студентов тому, как они должны читать.
Но неясно, могут ли преподаватели привить любовь к чтению, сократив учебную программу. Некоторые эксперты, с которыми я беседовал, объясняли снижение интереса к чтению книг изменением ценностей, а не набора навыков. Студенты могут по-прежнему читать книги, утверждают они, — просто они предпочитают этого не делать. Сегодня студенты гораздо больше озабочены перспективами трудоустройства, чем в прошлом. Каждый год они говорят Хаули, что, несмотря на удовольствие, которое они получили от изучения литературы, они планируют получить диплом по более полезному для их карьеры направлению.
Те же факторы, которые привели к снижению числа студентов, изучающих гуманитарные науки, могут привести к тому, что студенты будут тратить меньше времени на чтение в рамках тех курсов, которые они изучают. Опрос выпускников Гарварда 2023 года показал, что они тратят почти столько же времени на работу и внеклассные занятия, сколько на учёбу. А благодаря многолетнему завышению оценок (в недавнем отчёте 79 % оценок в Гарварде были в диапазоне от A до A+) студенты могут обойтись без выполнения всех заданий.
Из-за атрофии или апатии нынешнее поколение студентов читает меньше книг. Возможно, с возрастом они будут читать больше — пожилые люди самые заядлые читатели, — но данные неутешительны. Исследование американского института времени показывает, что за последние два десятилетия общее число людей, читающих книги ради удовольствия, сократилось. Несколько преподавателей рассказали мне, что их студенты относятся к чтению книг как к прослушиванию виниловых пластинок — занятию, которое может нравиться небольшой субкультуре, но в основном это пережиток прошлого.
Для экономического выживания издательской индустрии необходима аудитория, которая хочет и может тратить время на чтение объёмных произведений. Но, как наверняка оценят читатели литературного журнала, на кону стоит нечто большее, чем почтенная индустрия. Книги могут развивать сложную форму эмпатии, перенося читателя в сознание человека, жившего сотни лет назад, или человека, живущего в радикально отличающемся от читателя контексте. «Многие современные представления об эмпатии основаны на идентификации, политике идентичности», — говорит Кан, профессор из Беркли. «Чтение — это нечто более сложное, поэтому оно расширяет ваш кругозор».
Однако для получения таких преимуществ необходимо следить за развитием персонажа на протяжении всего его пути. Их нельзя получить, прочитав отрывок на пять или даже на 30 страниц. По словам нейробиолога Мэриэнн Вулф, так называемое глубокое чтение — длительное погружение в текст — стимулирует ряд ценных умственных способностей, в том числе критическое мышление и самоанализ, в отличие от беглого чтения или коротких отрывков.
Профессора, с которыми я беседовал, снова и снова рисовали мрачную картину читательских привычек молодёжи. (Историк Адриан Джонс был единственным, кто не согласился с этим, но признал: «Мой опыт немного необычен, потому что Чикагский университет — это, можно сказать, последний оплот людей, которые читают».) В течение многих лет Дэймс спрашивал первокурсников, какая книга им нравится больше всего. Раньше они называли такие книги, как «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Теперь, по его словам, почти половина из них называет книги для подростков. Серия Рика Риордана «Перси Джексон» пользуется особой популярностью.
Я могу представить себе худшую подготовку к испытаниям и приключениям в Lit Hum. Серия Риордана, хоть и полна легкомысленных действий и порой примитивного юмора, также искусно обращается к литературному приёму, столь же древнему, как и западный канон: придумывает новые приключения для вспыльчивых богов и скомпрометировавших себя героев греческой мифологии. Но, конечно, есть причина, по которой, несмотря на тысячелетия переосмыслений, мы никогда не забывали об оригинале. Чтобы понять природу человека и оценить величайшие достижения человечества, вам всё равно нужно прочитать «Илиаду» — целиком.
Rose Horowitch
