Мамлюки

Начнем с того, что Триполитанская война считается первой военной операцией, которую вооруженные силы США провели вдалеке от всей территории, «overseas», т.е. «за морями», как принято именовать подобные кампании в американской военной терминологии. Во-вторых, ряд диверсионных рейдов подразделений американского флота (US Navy) и морской пехоты (US Marine Corps) в 1804 г. считаются прообразом действий сил специальных операций ВМС США – знаменитых «морских котиков» (US Navy SEAL). И, наконец, ряд современных американских авторов называют события 1801-05 гг. «первой войной Америки против терроризма». Сложно сказать, насколько верно последнее утверждение, продиктованное в первую очередь политической конъюнктурой. Триполитанская война велась Соединенными Штатами против берберийских пиратов, которые с раннего средневековья до XIX в. своими бесстрашными грабительскими рейдами с побережья Магриба в Средиземное море и в Атлантику держали в страхе почти всю Европу.

Впрочем, непосредственным противником молодого североамериканского государства в этой войне являлись не столько сами пираты, сколько обвиненный Вашингтоном в поддержке пиратства Вилайет Триполи (нынешняя Ливия), входивший в состав обширной Оттоманской империи с существенной фактической независимостью. Имелся и «персонифицированный» враг американской нации - правитель (паша) Триполи Юсуф Караманли. Этот восточный деспот попытался заставить американскую дипломатию играть по его правилам и в результате столкнулся с пресловутой «дипломатий канонерок». Ситуация, почти зеркально отражающая трагические события последнего столетия…
Предыстория Берберийской войны неотделима от истории берберийского пиратства. Арабы, стяжавшие мировую славу как искусные мореплаватели и отважные морские бойцы, со времен своих великих завоеваний на североафриканском побережье Средиземноморья в VII – VIII вв. активно промышляли морскими набегами на европейское побережье. На своих превосходных парусно-гребных кораблях они добирались даже до Великобритании и Исландии. Их основными базами в Магрибе были Тунис, Триполи, Алжир и Сале, правители которых покровительствовали пиратам. Помимо богатых трофеев, пополнявших местные рынки, пиратство было неиссякаемым источником рабов, труд которых был востребован в экономике региона, а также пленных (в основном – европейцев), которых за немалые деньги выкупали их родные или христианские монархи Европы. С переходом Магриба под власть Османской империи, в значительной степени номинальную, ситуация не изменилась. Здесь следует отметить, что как для правителей Алжира, Туниса, Марокко и Триполитании, так и для Высочайшей Порты в Стамбуле, берберийские пираты представлялись не морскими разбойниками, а скорее вполне легальными корсарами. Уместно привести этическое и религиозное обоснование этого явления, к которому прибег в 1785 г. на переговорах об освобождении захваченных американских моряков в Лондоне османский дипломат Сиди Хаджи Абдул Рахман Адья. Он счел возможным заявить следующее: «все народы, которые не признают Пророка, - грешники, и со стороны правоверных представляется справедливым и правомочным захватывать их имущество или брать их в плен. Любой мусульманин, который погибнет при этом в бою, несомненно, войдет в рай». Следовательно, для жителей Магриба того времени пираты были героями, а для власть имущих – по крайней мере не преступниками. При этом и для тех, и для других отчаянные парни с пиратских галер, дешево сбывавшие или просто проигрывавшие на берегу свои трофеи и рабов, являлись источником богатства. Такова причина определенного сращивания пиратства с государством в Северной Африке в ту эпоху. Кстати, следует особенно отметить, что, подобно большинству пиратских сообществ, мусульманское «береговое братство» Магриба было весьма неоднородным по своему этническому составу. Среди «берберийских» флибустьеров были как арабы и берберы, так и турки, греки, албанцы, а также принявшие ислам европейские моряки из вчерашних пленных или перебежчиков. Например, предводитель пиратского набега на Исландию в 1627 г. Мурат Реис был в «прошлой жизни» голландским корсаром Яном Янсеном ван Харлем.
В XVII-ХVIII вв., с ростом военного могущества Европы, набеги на ее побережье стали для берберийских пиратов слишком рискованным делом. Их основной мишенью сделалось торговое судоходство в Средиземном море. При этом Англия и Франция предпочли обезопасить свои корабли, заключив с правителями стран Магриба договора, согласно которых последние брали под свою защиту суда, следующие под британским Юнион Джеком или бурбонскими лилиями Франции. За это казну восточных деспотов ежегодно пополняли солидные суммы в звонкой монете; за каждый пропущенный случай нападения пиратов высчитывались штрафы. Пираты, которым теперь приходилось тщательно выбирать каждую жертву, чтобы не утратить расположение титулованных береговых покровителей, с тем большей яростью набрасывались на суда государств, не охваченных договорами о защите. С 1783 г. завоевавшие независимость от Великобритании Соединенные Штаты, у которых к этому году истек и срок союзного договора с Францией, оказались именно в таком положении. Американские торговые суда, перевозящие дорогостоящие товары (ради дешевых не стоило пускаться в опасное плавание через океан), представляли для корсаров с североафриканского побережья желанную добычу. Впрочем, смелые и энергичные янки всегда были готовы постоять за себя, но берберийским пиратам храбрости тоже было не занимать. В случае же удачного нападения в их руках оказывались экипажи, за которые было кому заплатить выкуп. Никогда не бросать своих граждан в неволе – такого принципа придерживалось американское государство со своих первых самостоятельных шагов, по крайней мере на словах, а чаще всего и на деле.

В 1784-85 гг. в Средиземном море были захвачены три американских торговых судна – «Betsey», «Maria Boston» и «Dauphin». Более сотни американских граждан оказались в плену в Алжире и Марокко. Нужно сказать, что положение злополучных моряков, считавшихся «рабами» алжирского дея (правителя), было ощутимо лучше, чем у чернокожих рабов, трудившихся на плантациях на их заокеанской родине. Они имели определенную свободу перемещения, могли наниматься на работу к местным жителям, зарабатывать деньги и приобретать собственность. Кое-кто из пленных даже достиг высокого положения в обществе. Например бывший мичман времен Войны за независимость Джеймс Л. Кеткарт (James Leander Cathcart) стал личным переводчиком и секретарем дея. Однако плен в любом случае есть плен, и для американских моряков он продолжался невыносимо долго – до 1796 г., унеся некоторых из них в могилу. Тогда 115 выживших американцев были наконец освобождены в результате нелегких переговоров, в которых приняли участие два будущих президента США (в то время – дипломаты) – Джон Адамс и Томас Джефферсон. Свобода пришла в обмен на выплату алжирскому дею внушительной суммы в один миллион долларов. Для сравнения: годовой бюджет Соединенных Штатов был тогда всего в шесть раз больше.
Подобное положение заставили Конгресс США задуматься о постоянных гарантиях безопасности своего судоходства в регионе. Выход был найден в заключении с правителями Магриба соглашений о защите ими американского торгового флага, аналогичных имевшимся у Великобритании и Франции. Взамен американская сторона была готова ежегодно выплачивать некоторое количество долларов на «сопутствующие расходы». «Уперся» только алжирский дей, который уже почувствовал вкус больших американских денег. Ему США вынуждены были вплоть до 1815 г. периодически «отстегивать» суммы, составлявшие до одной пятой их национального годового бюджета. Остальные правители – Марокко, Туниса и Триполитании – поначалу запросили весьма разумные и даже скромные выплаты. Например, первая выплата, сделанная в 1799 г. триполитанскому паше Юсуфу Караманли, составила всего 18 000 долларов. Надо отдать должное региональным владыкам Магриба: свои обязательства по договорам они выполняли честно. Разумеется, они избегали проливать кровь своих братьев по вере, и пиратских капитанов, атаковавших «запретные» корабли, никто не вешал на реях и не топил. Тем не менее, пленные немедленно освобождались, их суда и товары возвращались, а сами пираты платили в казну внушительную неустойку во избежание тюремного заключения. Словом, для берберийского пиратства настали тяжелые времена. Но сами правители Магриба отнюдь не пренебрегали пиратскими методами обогащения. На следующий 1800 год Юсуф Караманли решился потребовать от Соединенных Штатов увеличения «взноса на борьбу с пиратством» до 80 000 долларов. Когда Вашингтон просто проигнорировал эту сумму, предприимчивый Юсуф-паша «пересчитал» ее с учетом долга, и в 1801 г. повысил до 225 000 долларов. Требование сопровождалось образным предупреждением, что, если денег не будет в ближайшее время, триполитанский паша «поднимет свою ногу с хвоста пиратского тигра». Все это было с по-восточному изысканной вежливостью высказано правителем американскому консулу в Триполи Джеймсу Л. Кеткарту (тому самому удачливому пленнику в Алжире, судьба которого плотно переплелась с Магрибом).

Юсуф-паша, самый известный представитель правившей в Триполи с начала ХVIII в. Караманлийской династии (выходцы из османских служилых сословий из Албании) и, в определенной степени, прообраз объявлявшихся США «врагами демократии и пособниками терроризма» ближневосточных лидеров конца XX – начала XXI вв., был весьма сильным политиком и яркой личностью. Этот еще молодой человек (в 1801 г. ему было 35 лет), в 1795 г. захвативший престол у своего старшего брата Хамета (приверженца подчинения Оттоманской порте), был твердым сторонником максимально возможной независимости Вилайета Триполи. Хорошо разбираясь в военном и морском деле, Юсуф-паша вел большую работу по укреплению обороноспособности Триполитании. Он усилил военный флот (не пиратский), основой которого стали два десятка маневренных парусно-гребных канонерских лодок (около 100 орудий, численность экипажей – около тысячи человек), укреплял оборонительные сооружения Триполи, особенно с моря (береговые батареи при нем насчитывали около 150 орудий), активно привлекал на службу европейских наемников, в основном артиллеристов и военных инженеров из Италии. Не полагаясь на храбрые и стремительные, но недисциплинированные конные ополчения вассальных племен (память о том, с какой легкостью войска Наполеона Бонапарта наносили в Египте поражения мамелюкской коннице была еще свежа!), Юсуф-паша пытался создать регулярную пехоту весьма своеобразным способом. Он даровал свободу нескольким тысячам молодых и сильных невольников и начал формировать из них полки по прообразу османских янычар. При этом для своего времени и региона триполитанский паша был довольно либеральным правителем: старался избегать чрезмерной жестокости, если в ней не было необходимости. Свергнутому брату Хамету и его сторонникам он позволил удалиться в изгнание в Тунис. Как реальный политик, Юсуф Караманли полагал, что навязать Соединенным Штатам свои условия вполне в его силах. Он не мог предположить, что далекая страна, появившаяся на карте мира менее двадцати лет назад и реально занявшаяся формированием своего военного флота только в 1798 г. (год создания Военно-морского министерства – US Department of the Navy), «потянет» войну со столь отдаленным противником. Требование увеличения дани было со стороны триполитанского паши, по сути, грамотным блефом. В случае, если деньги не будут получены, он предполагал вновь развернуть пиратские действия против американского судоходства, заработав сопоставимую кучу денег на выкупах пленных и трофеях. А заодно и повысить авторитет среди соседей, объявив Соединенным Штатам войну, которая осталась бы формальным актом. Однако Юсуф-паша недостаточно хорошо был знаком с неукротимым и агрессивным национальным характером американцев…

Томас Джефферсон, ставший в 1801 г. президентом США, сразу после своей инаугурации категорически отверг требование правителя Триполи. Предчувствие войны против берберийских пиратов в эти дни уже витало в воздухе в Соединенных Штатах. Что крайне характерно для американского общества, объявлению войны предшествовала широкая пропагандистская компания. Страсти подогревались живописными рассказами о «зверствах варваров» над пленными американскими моряками, в прессе появлялись воинственные эссе с заголовками типа: «Kill the Pirates!» («Убивать пиратов!»). Живо реагируя на настроения электората, Конгресс США буквально накануне вступления Джефферсона в должность принял законодательный акт, согласно которому в постоянной готовности должны были находиться «шесть фрегатов, укомплектованных офицерами и матросами (officerd & manned), подчиняющихся лично президенту Соединенных Штатов». В случае возможной войны с пиратами Средиземноморья, Конгресс предписывал этому военно-морскому отряду «защитить нашу торговлю и наказать их наглость, топя, сжигая и уничтожая их корабли и суда, где бы они ни находились».
Не зная, что терпение Соединенных Штатов исчерпано, Юсуф Караманли сам положил начало войне. 10 мая 1801 г. он приказал своим «делиям» (гвардейцам; дословно: «отчаянным», «безумным» - тур.) срубить флагшток перед американским консульством в Триполи. В османской традиции это было равнозначно акту объявления войны. Американскому консулу Кеткарту было предписано сесть на первый же уходящий корабль и убираться, что тот и сделал, переехав в Тунис. После этого события стали развиваться с быстротой, максимально возможной для разделявших врагов огромных расстояний.
Томас Джефферсон, один из основателей политической традиции США, использовал прецедент объявления войны не только для того, чтобы послать американский флот против дерзкого восточного деспота, но и для того, чтобы создать прочную модель функционирования американской государственной и военной машины в подобных ситуациях. Выступая перед Конгрессом, он особо настаивал, чтобы введение военно-морских сил США в бой «основывалось на положении, содержащемся в Конституции, без обязательной санкции Конгресса, и проводилось по военному ведомству». Президенту удалось убедить законодателей в конституционности своих действий, как главнокомандующего. Америка вступила в свою первую войну «за морями», как в целый ряд последующих, без официального объявления войны. В 1801 г. конгрессмены уполномочили Томаса Джефферсона «предпринять все необходимые наступательные и оборонительные действия, как если бы состояние войны было объявлено». В следующем году они увековечили вышеописанный алгоритм действий в «Акте о защите торговли и моряков Соединенных Штатов» («An act for the Protection of Commerce and seamen of the United States»). Согласно этому документу, президенту разрешалось «применять такое количество боевых кораблей Соединенных Штатов, которое он сочтет необходимым... для действенной защиты торговли и моряков в акватории Атлантического океана, Средиземном и прилегающих морей. Данным актом американские корабли уполномочиваются захватывать суда, принадлежащие бею из Триполи (так в документе; имеется в виду паша Триполи – прим. автора), захваченное имущество распределяется между теми, кто привел эти суда в порт». Последний постулат вполне характерен для военно-морского «призового права» того времени.
В 1801 г. первый отряд американских кораблей, состоявший из четырех вымпелов, направился в Средиземное море. Во главе этого небольшого соединения, получившего название Американской средиземноморской эскадры (American Mediterranean Squadron) был поставлен командор Ричард Дэйл (Commodore Richard Dale), ветеран Войны за независимость США и опытный моряк.

Он держал свой флаг на новейшем 44-пушечном фрегате USS «President», вошедшем в состав флота Соединенных штатов только в 1800 г. Помимо него, в поход отправились 36-пушечные фрегаты USS «Philadelphia» и USS «Essex» (возможно, последний - 32-пушечный), а также шхуна USS «Enterprise». На эскадре находилось около тысячи американских военнослужащих. Помимо моряков, в переполненных кубриках изнывали от скуки трансатлантического похода почти половина тогдашнего Корпуса морской пехоты, насчитывавшего в 1801 г. всего 350 человек. Американское командование не было уверено, насколько его кораблям в Средиземном море удастся наладить снабжение с берега, поэтому трюмы были до отказа заполнены припасами. В частности, рома и бренди было запасено «100 тысяч порций». Следует отметить, что, вопреки распространенному мнению, боеспособность и моральный дух американских «servicemen» почти всегда находились на высоте, и Берберийская война в этом отношении не исключение. Воинам паши Юсуфа Караманли и пиратам предстояло столкнуться с противником, который не уступал им в смелости, а по ряду показателей боевой подготовки явно превосходил.

Европе, охваченной в ту эпоху кровавым вихрем Наполеоновских войн, было явно не до борьбы с экзотическими средиземноморскими пиратами. Тем не менее, Соединенным Штатам удалось обзавестись для предстоящей морской кампании некоторыми союзниками. Швеция, с 1800 г. блокировавшая побережье Триполитании с требованием освобождения из плена сотни своих моряков, выделила в помощь американской эскадре три фрегата. Южнотальянское Королевство обеих Сицилий также присоединилось к коалиции. Опасаясь вторжения наполеоновских войск и революционных выступлений, король этой небольшой монархии Фердинанд I предпочитал держать свой военный флот наготове у собственного побережья. Он оказал Соединенным Штатам куда более существенную услугу: предоставили в их распоряжение базу в порту Сиракузы (Сицилия). Там американские моряки могли пополнять запасы с берега, проводить текущий ремонт кораблей, содержать пленных… Да и просто хлестать дешевое вино и флиртовать напропалую с доступными красотками в береговых тавернах во время редких перерывов между боевыми походами. Для поддержания боевого духа любого флота парусной эпохи последнее обстоятельство никак не являлось маловажным!
После успешного перехода через Атлантический океан, в начале июля 1801 г. американский военно-морской отряд прибыл к берегам Магриба и установил блокаду Триполитанского побережья. Коммандор Дэйл понимал недостаточность своих сил. Поэтому он сконцентрировался на том, чтобы перехватывать хотя бы крупные суда, направляющиеся в порт Триполи. При этом обладатели нейтральных флагов разворачивались американскими боевыми кораблями обратно, а суда под знаменем Вилайета Триполи подлежали захвату в качестве призов. На выход из порта застигнутые там войной нейтралы пропускались свободно. Блокада не распространялась на небольшие рыбацкие лодки, уследить за которыми было просто невозможно. Американцы отдавали себе отчет, что с их помощью неприятель может вести разведку, но надеялись, что смогут все равно предупредить все его маневры. К тому же рыбаки нередко бывали выгодны им самими, за несколько мелких монет поставляя информацию о происходящем в городе.
В Триполи же полным ходом шли военные приготовления. Паша Юсуф Караманли, осознав, что сражаться все-таки придется, избрал тактику глухой обороны. Перекрыв вход в бухту брандвахтами из своих канонерок, которые находились под постоянным прикрытием мощных береговых батарей, он готовился отразить попытку прорыва американского флота. Почти все невольники паши мужского пола были направлены на укрепление фортификационных сооружений Триполи, а также в качестве вспомогательного персонала - в артиллерию и на флот.

Будучи уверен, что с моря он сумеет отбиться, Юсуф-паша больше опасался сухопутного вторжения. Чтобы оперативно отреагировать на любую попытку высадки американцев, он призвал под знамена своих вассалов. Общие мобилизационные возможности племенных ополчений и феодальных отрядов Вилайета Триполи оцениваются американскими авторами в 25 тысяч воинов (Ravi Rikhye. US Navy: The Barbary Wars, Tripoli 1801-1805). Маловероятно, что Юсуф-паше удалось поставить в строй их всех, однако вскоре многотысячное войско воинственных всадников пустыни и босоногих оборванных пехотинцев уже разбило свои черные шатры в окрестностях Триполи. Собрав собственные силы, триполитанский паша попытался заручиться поддержкой соседей. Однако алжирский дей был доволен полученным от американцев выкупом и воевать не стал, а правители Туниса и Марокко остались верны заключенным договорам с Соединенными Штатами. Юсуфу Караманли оставалось рассчитывать только на себя.
Триполитанский военный флот, насчитывавший, по подсчетам американских офицеров, несколько легких парусных кораблей, 19-20 канонерских лодок и 2 галеры, получил приказ не покидать бухты. Что же касалось частновладельческих кораблей, в том числе корсарских, то им не возбранялось выходить в море на свой страх и риск. Поэтому кое-кто из наиболее отчаянных пиратских капитанов попытался действовать против осмелевшего американского торгового судоходства. Именно с этой попыткой был связан первый морской бой между американским и триполитанским кораблями, произошедший 1 августа 1801 г. Опытный предводитель пиратов (в некоторых американских источниках ему приписывают титул «пиратского адмирала») Реис Магомет Роус, добившись от Юсуфа Караманли помощи боевыми материалами и людьми, вывел свою 14-пушечную полакку (разновидность шебеки) «Триполи» в море. Он пообещал паше «навести ужас» на американских «купцов». Учитывая присутствие на борту «Триполи» военных моряков и одобрение правителя, это была корсарская, а не пиратская миссия. Однако первой же жертвой, ошибочно выбранной триполитанцами для атаки, оказалась 12-пушечная военная шхуна флота Соединенных Штатов USS "Enterprise" под командой 23-летнего лейтенанта Эндрю Стеретта (Andrew Sterett). Она была послана на Мальту для пополнения запасов воды для эскадры.

В последовавшем ожесточенном и продолжительном сражении молодой американский офицер полностью доказал матерому морскому разбойнику преимущество регулярного военного флота над пиратским. Умело маневрируя, USS «Enterprise» раз за разом уклонялся от залпов противника, а сам крушил его огнем бортовых орудий. Когда «Триполи» пытался уйти, «американец» легко настигал его. В отчаянии, командир корсарского корабля решился на последний шаг: спустил флаг, имитируя капитуляцию, а когда USS «Enterprise» приблизился, попытался взять его на абордаж. Но американские морские пехотинцы, находившиеся на борту шхуны, буквально расстреляли абордажную партию неприятеля. Реис Магомет еще дважды пытался повторить этот маневр, но американцы были настороже и продолжали методично обстреливать «Триполи». Когда из 80 человек экипажа «Триполи» были убиты более 20 и ранены до 30, корсар все-таки сдался окончательно. Лейтенант Стеретт, который должен был продолжать миссию по доставке воды с Мальты, счел возможным отпустить изувеченный триполитанский корабль. Предварительно ему подрезали мачты и выбросили в море все вооружение. На обратном пути Реис Мохамед встретился с флагманом американского блокадного флота фрегатом USS «President». Не растерявшись, пиратский капитан сумел выдать «Триполи» за тунисское судно, поврежденное французским капером, и, в конечном итоге, вошел в порт Триполи. Там потрепанного морского волка ждал жесточайший разнос от Юсуфа-паши за невыполненные хвастливые обещания и гибель откомандированных ему моряков. Лишив Реиса Магомета права командовать кораблями, правитель Триполи собирался влепить ему в назидание 500 палочных ударов. Затем, учитывая полученные старым пиратом в бою раны, заменил это наказание на не менее унизительное дефиле через весь город верхом на осле задом наперед. Победа американцев была тем более впечатляющей, что шхуна USS «Enterprise» отделалась в бою пробоинами в парусах и незначительными повреждениями. Никто из ее моряков не был убит или даже ранен настолько серьезно, чтобы получить освобождение от вахты.
Впрочем, морской бой 1 августа 1801 г. стал единственным успехом эскадры командора Дэйла, если не считать захвата пары маломерных триполитанских судов. Отряд американских кораблей был слишком малочисленным. В конечном итоге его деятельность свелась к проводке американских торговых судов в акватории Средиземного моря – миссии, несомненно, полезной, но совершенно не влиявшей на исход войны. В ходе одного из таких походов в декабре 1801 г. флагманский фрегат USS «President» наскочил на подводную скалу близ Балеарских островов и избежал опасных последствий лишь благодаря хладнокровию и профессиональным действиям командора Дэйла.
В апреле 1802 г., исчерпав ресурсы автономности своих кораблей и имея на борту немало больных, Дэйл принял решение возвращаться на свою базу в Вирджинии (Соединенные Штаты). В блокаде Триполитании должны были остаться союзные шведские фрегаты. Хитроумному Юсуфу Караманли удалось вскоре вывести Швецию из войны, освободив всех шведских моряков и выплатив некоторую компенсацию. На родине американскую эскадру ожидала отнюдь не триумфальная встреча. Общественное мнение обвинило Ричарда Дэйла в нерешительных действиях и едва ли не в трусости, хотя командор с наличными силами вряд ли мог сделать большее. Оскорбленный, он отказался от командования новой экспедицией к побережью Магриба и вышел в отставку. Остаток жизни этот опальный моряк провел как частное лицо, активно занимаясь предпринимательством и общественно-религиозной деятельностью.
В течение года Америка подводила итоги неудачного похода и подготавливала свой второй удар по Вилайету Триполи. Военное присутствие в Средиземном море в это время поддерживало небольшое «временное» соединение командора Ричарда В. Морриса (Richard V. Morris), главной силой которого являлся фрегат USS «New York». Помимо обострения отношений с нейтральным Тунисом после ошибочного захвата тунисского судна, это соединение ничем себя не проявило.
В июле - августе 1803 г. из нескольких портов Соединенных Штатов выступила в поход новая эскадра, насчитывавшая 11 вымпелов, под командой уже другого офицера, коммандера Эдварда Пребла (Edward Preble) - человека, роль которого в становлении ВМС США считается хрестоматийной.

Свой флаг он держал на 44-пушечном фрегате USS «Constitution». Основу эскадры составляли фрегаты USS «Chesapeake» (38 орудий», USS «Constellation» (38 орудий), USS «Congress» (38 орудий), USS «Philadelphia» (36 орудий) и «John Adams» (28 орудий). В состав эскадры также входили легкие силы флота: 18-пушечный бриг USS «Argus», 16-пушечный бриг USS «Syren», 12-пушечная шхуна USS «Vixen» (с 1804 – бриг), а также героиня прежнего похода 12-пушечная шхуна USS «Enterprise». Относительно одиннадцатого корабля эскадры у историков существуют некоторые сомнения. Возможно, имеется в виду еще один участник первого похода фрегат USS «Essex», присоединившийся к силам командора Пербла только в 1804 г. Кроме того, 12-пушечная шхуна USS «Nautilus», 10-пушечный шлюп USS «Hornet» и некоторые другие малые корабли были включены в состав эскадры позднее, за счет переоборудования приобретенных в ряде портов Средиземноморья торговых кораблей или захваченных призовых судов.
В конце августа – середине сентября 1803 г. эскадра Пребла несколькими группами кораблей прибыла в Гибралтар. Там британские колониальные власти позволили своим бывшим мятежным подданным американцам расположиться на временную стоянку. Уже 26 августа произошел первый боевой контакт с пиратами. 36-пушечный фрегат USS «Philadelphia» под командой капитана Уильяма Байнбриджа (William Bainbridge), считавшегося не новичком в водах Магриба (в 1795 г. именно он доставил алжирскому дею выкуп за американских моряков), «застал на месте преступления» марокканский корабль «Мирбока» (24 орудия, до 100 чел. экипажа). Марокканцы только что взяли на абордаж американский торговый бриг «Celia», который фрегат как раз должен был сопровождать, но задержался. Увидев приближение «хороших парней», команда американского «купца» собственными силами разоружила пиратскую призовую партию и вернула контроль над своим кораблем. Пират «Мирбока» попытался уйти, однако USS «Philadelphia» быстро настиг его. После недолгой перестрелки марокканцы спустили флаг: пример несчастного корсара «Триполи» явно не располагал их к сопротивлению американцам. Фрегат USS «Philadelphia» привел свой приз и спасенного «купца» обратно в Гибралтар. Там пираты были заключены в британской военной тюрьме, а плененная «Мирбока» была передана командором Преблом англичанам в качестве жеста благодарности за гостеприимство. Насколько известно, экипаж USS «Philadelphia» так и не получил за нее призовых выплат… ________________________________________________________________М.Кожемякин.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Аргун был четвёртым правителем Ильханата в период с 1284 по 1291 год, являлся набожным буддистом, выступавшим против исламского мира. Аргун-хан известен тем, что находясь во враждебном монголам мире, несколько раз отправлял посольства в Европу в безуспешной попытке сформировать франко-монгольский союз против мамлюков в Святой Земле. Именно Аргун попросил новую монгольскую невесту у своего двоюродного дяди Хубилай-хана. Известно, что миссию по сопровождению молодой невесты Кёкочин через Азию Аргуну взял на себя друг и придворный Хубилай-хана Марко Поло. Однако до прибытия Кёкочин Аргун умер, поэтому вместо него она вышла замуж за его сына Газана. Также известно, что на службе у правителей Ильханата были сотни западных авантюристов. Это объясняется тем, что ильханы отдавали предпочтение европейцам и христианскому миру. Одним из таких европейцев при дворе ильхана был генуэзский купец и дипломат Бускарелло.

Через Бускарелло Аргун информировал европейских дворян, таких как король Филипп IV Французский и Эдуард I Английский, что Аргун двинет свои войска, как только крестоносцы высадятся в Сен-Жан-д'Акре, и что ильхан доставит подмогу от 20 000 до 30 000 воинов, китайских инженеров, лошадей и всё необходимое для крестоносцев, если они придут на Святую Землю. Аргун также пообещал передать Иерусалим европейцам, если Египет будет успешно завоёван.

В послании Аргуна королю Франции Филиппу IV, датированное 11 мая 1289 года, сказано: «Под властью Вечного Неба я принял слово, что если ваши воины вторгнутся в Египет, я поддержу их. Мы окажем нашу поддержку, отправившись туда в конце зимы года Тигра (1290 год), поклоняясь Небу и поселившись в Дамаске ранней весной [1291 года]. Если вы пошлёте своих воинов и завоюете Египет, поклоняясь Небу, я дам вам Иерусалим. Если наши воины прибудут позже, всё будет бесполезно, и никто не выиграет. Если вы хотите, то поделитесь со мной своими планами, и я также буду рад принять любые образцы французской роскоши, которые вы направите со своими посланниками. Я посылаю вам это послание через Бускарелло и говорю, что всё будет познано силой Неба и величием королей. Это письмо было написано в начале лета в год Быка в Хондлоне».

Затем Бускарелло отправился в Англию, чтобы передать послание Аргуна Эдуарду I. Он прибыл в Лондон 5 января 1290 года. Эдуард I с энтузиазмом принял проект Аргуна, но отложил решение по дате до решения Папы, не взяв на себя чётких обязательств. После встречи с Эдуардом I Бускарелло вернулся в Ильханат в сопровождении английского посланника сэра Джеффри де Лэнгли.

Попытки Аргуна и последующих ильханов сформировать союз с европейцами оказались безуспешными из-за их многоуровневой и выжидательной политики европейских правителей. Не получив поддержки от европейцев, ильханы в 1306 году начали принимать ислам.

Бускарелло де Гизольфи после этого исчезает из документов, известно, что он умер в начале XIV века, в честь своего покровителя Аргуна он назвал сына, но Аргоне де Гизольфи, вероятно, никогда не посещал Иран.

В этом письме от 10 апреля 1262 года ильхан Хулагу (внук Чингисхана, в 1256 году, по решению великого курултая 1251 года прибыл во главе монгольских войск на Ближний Восток, завершил завоевание монголами Ирана, Ирака и сопредельных стран, провозгласил себя государем покоренных территорий и положил начало самостоятельной династии Хулагуидов) призвал Людовика IX Французского предпринять совместные военные действия против мамлюков. В письме Ильхан преуменьшил поражение монголов от мамлюков в битве при Айн-Джалуте в Галилее (вернее, он вообще не упомянул об этом поражении 1260 года), Хулагу также делал вид, что помощь французского короля будет незначительной и понадобится лишь на заключительном этапе военных действий:

«Хотя месть этим отступникам нас бы несколько порадовала, и они не причинили никакого реального вреда, тем не менее, мы намерены вскоре завершить наш план против упомянутых неверных вавилонян собачьей расы точно так же, как мы это сделали против других мятежников. Согласно нашим сведениям, будучи изгнанными со своих земель, море остается их единственным убежищем, поэтому мы предупреждаем вашу мощь, которая осуществляет господство на берегах в вашей части территории, о полезности патрулирования моря вооруженными судами, чтобы помешать вышеупомянутым неверным собакам, нашим общим врагам, найти там убежище, чтобы они не смогли сбежать от нас из-за каких-либо недостатков в наших морских силах»

Хулагу отправил это письмо всего за несколько месяцев до вторжения в Ширван армии Золотой Орды во главе с Ногаем и не знал, что не сможет начать наступление в Сирии. Людовик умер от цинги в ходе Восьмого крестового похода в 1270 году. Позже сын Хулагу, Абага, уже настаивал на высадке крестоносцев в Сирии или Киликии. В свою очередь внук Хулагу Аргун посчитал целесообразным пообещать папе Николаю IV креститься в Иерусалиме в случае успешного совместного похода против мамлюков. C письмом французскому королю Филиппу IV с предложением о военном сотрудничестве в 1305 года обращался и ильхан Олджейту. Государство Хулагуидов распалось в 1335 году, к этому периоду монголы в основной своей массе приняли ислам.

Под ударами кыпчаков пало Огузское государство. В XI веке кыпчаки окончательно вытеснили огузов с берегов Сырдарьи и Аральского моря. С 11 в. обширное пространство от Дуная до западных отрогов Тянь-Шаня было известно как Половецкая земля (Дешт-и-Кыпчак). Основная масса кочевий западных кипчаков была в 12 в. сосредоточена на левом берегу Днепра, по берегам Сиваша, на Донце и его притоках. Северная граница их почти вплотную подходила к территории Руси, южная шла по берегу Азовского моря. С середины 11 в. кипчаки проникли в предкавказские степи, изгнав из района Кубани и современного Ставрополья печенегов. На р.Сунже утвердилась ставка половецких ханов. В Дагестане поселились т.наз. дербентские кипчаки. Каменные статуи, возведенные половцами («бабы») в большом количестве встречаются на Нижнем Дону, в Приднепровье, Крыму, Приазовье, Подонье, Поволжье и Предкавказье.

Кипчаки находились на стадии разложения родового строя и образования феодального общества. Они не создали единого государства, но объединялись в отдельные племенные союзы во главе с ханами. В 12 в. в половецкой земле появились города с многонациональным населением (кипчаки, аланы, булгары, русы). Восточные кипчаки поддерживали тесные связи со Средней Азией, в особенности, с Хорезмом, где кипчакская знать составляла часть правящей элиты. Западные половцы находились в контакте с Русью, Византией, Венгрией и Болгарией.

Кипчаки обладали мощными по тем временам военными силами. Их основу составляла мобильная легкая и тяжелая конница, вооруженная луками, саблями, копьями, шлемами и легкими доспехами. Половецкие отряды активно использовали тактику засад, стремительных и внезапных конных набегов, глубокого вторжения в тыл противника с целью его окружения. Находясь в обороне, окружали свои стоянки повозками.

Первые сведения о союзнических отношениях между Хорезмом и кыпчакскими племенами известны с конца XI века. Уже при правлении хорезмшахов Иль-Арслана и его сына Алаэддина Текеша основными частями хорезмийской армии стали наемники из числа кыпчаков.

Кипчаки впервые дошли до границ Руси к 1055 году. Сначала они заключили союз с Всеволодом Ярославичем, так как у них был общий враг - торки. Но после победы над торками союзники поссорились, и в 1061 г. половецкий хан Искал разбил Всеволода. Вскоре кипчаки начали большие набеги на Русь (1068, 1092, 1093, 1096), Венгрию (1070, 1091, 1094) и Византию (1087, 1095). Нередко они вступали в союз с отдельными русскими князьями и вместе с ними нападали на владения их соперников. В свою очередь, князья часто роднились с половецкими ханами.

Первый набег их на Венгерское королевство датируется 1070 годом, в 1087 году куны (куманы византийских источников) в составе войск венгерского короля Шоломона принимают участие в походе на Византию (Князький, 2000, с.121). С 1091 года первые их группы селятся в Венгрии и далее отдельные родоплеменные объединения кочевников продолжают с разрешения королей оседать на жительство в такой благодатной для кочевания стране.

В 1103–1107 Святополк Ярославич и Владимир Мономах в ходе нескольких больших походов разбили днепровских половцев. Они покинули кочевья в Побужье. В 1109, 111 и 1116 русские князья разбили донских половцев. Хан Сырчан остался кочевать на Дону.

Отошедшие на северный Кавказ и в Грузию кипчаки в 1117 разрушили Саркел (Белую Вежу), принудив жителей города, а также племена печенегов и торков уйти на Русь. На северном Кавказе половцы потеснили аланов, адыгов и вайнахов, но в начале 12 в. границы между ними стабилизировались по р.Кубань, Нижняя Малка и Терек. Примирению между аланами и кипчаками способствовал в 1118 году грузинский царь Давид IV Строитель. Отрак перешел к нему на службу и отдал за правителя Грузии свою дочь. Грузинское государство использовало 40-тысячное половецкое войско для борьбы с турками-сельджуками, а 5 тыс. кипчаков были включены в личную гвардию царя. Так, в 1121 году кипчаки сыграли ключевую роль в разгроме сельджукской армии в Дидгорской битве.

В 1125 Отрак и часть его орды по приглашению хана Сырчана вернулись на Дон, но многие остались в Грузии. Во времена царствования царя Георгия III (1152–1184) в Грузию переселилось еще несколько десятков тысяч кипчаков и аланов.

Сын Владимира Мономаха, князь Мстислав Владимирович оттеснил западных половцев за Дон, Волгу и Яик (Урал). Несколько десятилетий они почти не тревожили Русь набегами. Зато в 1130–1150-х русские князья активно приглашали их для участия в своих междоусобных войнах. В этот период формировались устойчивые половецкие орды (Бурчевичей, Токсобичей и др.). Во второй половине 12 в. снова оформились два крупных племенных союза: приднепровско-лукоморский (ханы Тоглый, Изай, Осолук, Кобяк) и донской-предкавказский (во главе с сыном Отрака – Кончаком). С 1170-х кипчаки снова стали совершать опустошительные набеги на Русь и нападать на торговые караваны, шедшие в Византию. В ответ русские князья предприняли новые походы в степь. В 1184 им удалось разбить половцев и взять в плен Кобяка. Однако поход новгород-северского князя Игоря Святославлича на Кончака в 1185 оказался неудачным, и в 1185–1186 хан Кончак напал на Киев и Черниговскую землю.

К середине 1190-х самостоятельные набеги кипчаков на Русь прекратились, но ханы по-прежнему участвовали в усобицах русских князей. В 1203 хан Кончак в союзе с князем Рюриком Ростиславичем захватил и разграбил Киев.

Необходимо отметить, что вождями кипчаков были ханы, чья власть передавалась по наследству. О существовании особой кипчакской династии из рода Ильбури сообщается в различных мусульманских и китайских летописях. По мнению же С.Кляшторного, кипчакские ханы принадлежали к древней тюркской династии Ашина ("рожденных от волчицы"), из которой, вероятно, происходили и болгарские цари Асениды (выходцы из дунайских половцев). Но эти версии, видимо, не противоречат друг другу, поскольку Ильбури переводится с тюркского как "волчий народ", "волчье племя" и могло просто в какой-то момент заменить старое название Ашина. По мнению Р. Темиргалиева, главной целью для монголов Чингисхана были представители династии Ильбури, на которых монголы буквально охотились, уничтожая сопротивлявшихся и переправляя в Монголию и Китай тех, кто складывал оружие.
Накануне монгольского вторжения восточные кыпчаки буквально наводняли Хорезм, составляя и в мирное время основу армии (например, у Теркен-ханум в качестве личной охраны был 10-тысячный отряд ее соплеменников) и вооруженных гарнизонов многих городов. Возможно кыпчакские племена, связанные родством с династией хорезмшахов отчаянно сопротивлялись монголам, чувствуя свою незавидную участь. Остальные племена кыпчаков бежали из Хорезма, либо переходили на сторону завоевателей. Стоит отметить, в Дешт-и Кипчаке далеко не все оказывали сопротивление монголам. В политическом плане, к началу 13 века кипчаки представляли разные кланы, которые были в состоянии вражды между собой. По сведениям ибн Халдуна, некоторые восточно-кипчакские племена издавно были в родстве с монгольской аристократией. Более того, именно восточные кипчаки сами обратились к Чингисхану за военной поддержкой. Так первым кыпчакским племенем, добровольно вошедшим в подчинение монголам стало клан Токсоба. Витут из клана токсоба потерпев поражение от Юрия Кончаковича (западно-кипчакский хан из клана Шакрука), бежал в Ургенч, где был убит Хорезмшахом. Его двое сыновей вернулись на родину, где один был убит Юрием Кончаковичем. Второй (предположительно Муйтен-бий) обратился за помощью к Чингиз-хану, пылая местью к Хорезмшаху и Юрию Кончаковичу. Муйтен-бий получил от Чингиз-хана большие пожалования и стал вассалом монголов. После разгрома Хорезмшаха и смерти Иналчука, отряд Джебе и Субэдэя нанес поражение и убил Юрия Кончаковича, тем самым удовлетворив сына Витута (Муйтен-бий). Позже этот отряд разбил войска Котяна и русских князей на Калке.  

В 1239 году по приглашению короля Белы IV прибывает известный во многих странах, в том числе и на Руси, хан Котян (Котень, Кутен), которого торжественно встречает сам король. Но, поссорившись с венгерскими магнатами, в Пеште хан был убит ими в ходе заговора, а его люди разгневанные из-за смерти своего хана разграбили и разрушили окрестности Венгрии, а дальше ушли в Болгарию, где тогда правила половецкая по происхождению династия Асеней. А оставшиеся в Венгрии кипчаки к XIV в. уже христианизировались, и в хозяйственном отношении перешли к оседлости и перемешались с венграми. Важным фактором ассимиляции была армия. Они служили в войске уже при Анжуйской династии, и благодаря этому вошли в состав венгерской аристократии. Это были Бутемер из Илунчук (Илончук), Деметрий из Борчол (бурдж-оглы), Деметрий из Олас (улаш-оглы).

Тем не менее, подавляющее большинство кипчаков вошло в состав Улуса Джучи на территории Дешт-Кипчака, известного в историографии как Золотая Орда. После 14-15 вв. кипчаки вошли в состав татар, казахов, башкир, карачаевцев, кумыков и др. народов.

В заключение, кыпчаки вышли на ведущие позиции в разных государствах благодаря своим военным качествам. Кыпчакская аристократия, потеряв власть в Дешт-и Кыпчак, имела высокий статус в Китае. Так, большую роль в становлении кыпчакской гвардии в Китае сыграл кыпчак Тутуха из правящей династии восточных кыпчаков. Потомки Тутухи играли значительную роль при дворах императоров династии Юань. Эль-Тимур кипчак стал могущественным мажордомом при слабых императорах. Тем временем в Египте кыпчаки-бахриты правили Мамлюкским султанатом. В добавок, Делийский султанат, подобно султанату мамлюков в Египте, был государством, в котором властью обладали тюркские рабы. Там кыпчакам пришлось бороться за власть с другими тюрками. Наиболее сильной была вражда с халаджами, а также с карлуками в землях Синда и Пенджаба. Подобно мамлюкскому султанату Египта, правящие круги разговаривали на тюркском, а государство возглавляли кыпчакские аристократы из клана ольберлик племени йемек. Наиболее сильными правителями были Шамс ад-Дин Ильтутмыш и Гийас ад-Дин Балбан (Улуг-хан Аджам). При них Делийский султанат давал отпор внешним врагам и консолидировал владения мусульман в Индии.