Сепарация - процесс психологического отделения взрослого человека от родительской фигуры. Однако, есть люди, кто не смог по разным причинам "отсоединиться" от своих родителей.
😏Например "маменькин сынок", кажется, что человек живет в комфорте, за него берут ответственность и жизнь проходит с постоянной поддержкой. ☝Однако все не так просто... Вы задумывались, а что могут чувствовать "взрослые дети" зависимые от родителей?
🧐Внутри возможен постоянный, выматывающий конфликт. С одной стороны - острое желание самостоятельности, личного пространства, права на собственный выбор и ошибки. С другой - глубинное, привитое с детства чувство вины и страха: "я их подведу", "я не справлюсь без их одобрения", "моя самостоятельность будет воспринята как предательство".
🙁Человек живет с постоянным чувством тревоги и фоновым недовольством собой. Он либо не может принять решение без оглядки на мнение родителей, испытывая затем стыд за свою несостоятельность, либо, приняв его вопреки их воле, мучается чувством вины. В любом случае - человек в проигрыше...
💪Как работать психологу в данном случае?
✅Основная работа здесь - не столько с семьей, сколько с самим человеком. Ему предстоит пройти путь от состояния "я – плохой, неблагодарный ребенок" к позиции "я - взрослый человек, имеющий право на свою жизнь, и мой родитель - взрослый человек, отвечающий за свои чувства".
✅😊Я данном случае, я помогаю человеку научиться опираться на свои мысли, понимать свои чувства, учиться принимать самостоятельно решения, формировать ответственность за себя.
❤УПРАЖНЕНИЕ❤ которое можете сделать для того, чтобы понять насколько вы самостоятельны и не зависите от мнения других😜
Таблица (из двух столбиков), под названием "мои цели/желания/планы". Напишите в первый столбик что вам хочется в этой жизни достичь, получить, ощутить. А во второй столбик - что ожидают от вас другие. 😄Да, фразы могут совпадать, но интересно здесь то, как и чем вы заполните таблицу. Возможно вы так "самостоятельны", что совсем закрылись от людей, или наоборот, не знаете, что писать в первом столбике)
Спустя десять лет тихого брака я узнала, что наша свадьба почти сорвалась из-за паспорта, спрятанного свекровью. И теперь, глядя на документы о разводе, я задаюсь вопросом: а была ли наша любовь настоящей или это всего лишь плод упрямства?
Лопнула струна.Та самая, тихая, фальшивая, что дребезжала в нашем браке все десять лет, но которую мы старательно не замечали. Звук ее разрыва был похож на звон хрусталя, падающего на кафель — окончательный и необратимый. Он положил на стол папку с документами. Я подписала. И в тишине нашего когда-то общего дома прозвучала исповедь, перевернувшая все с ног на голову. Мы пили чай.Уже как бывшие муж и жена. Горький, остывший, без печенья. Ритуал для галочки, чтобы хоть как-то скрасить невыносимую тяжесть шага, который мы только что сделали.
— Знаешь, мама всегда была против, — вдруг сказал он, не глядя на меня, вращая чашку в руках. В его голосе не было злости, лишь усталая констатация факта. — До последнего надеялась, что мы одумаемся.
— Я помню ее взгляд на свадьбе. Холодный, как лед. Я думала, это ревность, — выдохнула я, ощущая, как по спине бегут мурашки. Он горько усмехнулся, все так же глядя в окно на серый ноябрь. —Это была не ревность. Это была ярость. Ее план провалился. В воздухе повисла тяжелая, липкая пауза. Я поняла, что за ней последует что-то важное. Что-то, что изменит прошлое.
— Какой план? — голос сорвался на шёпот. Он наконец посмотрел на меня. В его глазах читалось изнеможение от десятилетней лжи. —За два дня до загса. Она взяла мой паспорт. Спрятала. Сказала, что потеряла, и будем разбираться месяц. А ты уже в подвенечном платье… — он замолчал, сглотнув ком в горле.
Мир перевернулся. Комната поплыла. Я вспомнила тот день. Его перекошенное паникой лицо. Глухие звонки матери. Ее спокойный, слишком спокойный голос в трубке: «Успокойся, сынок, ничего страшного, подождем…». А потом — моего отца, который в ярости метался по кабинету и звонил «нужным людям». Чудо. Новый паспорт за один день. Мы восприняли это как знак. Как победу нашей любви над бюрократической машиной. Мы были героями, романтическими героями, сражающимися за свое счастье. — Связи твоего отца все испортили, — его голос вернул меня в реальность. Он был плоским, безжизненным.
— Она не ожидала такого. Она просто хотела нас остановить. Дать нам время одуматься.
Во рту стало горько. Я вскочила, отшвырнув стул. —И ты ЗНАЛ? Все эти десять лет ты ЗНАЛ?!
Он не отводил взгляда. Его молчание было оглушительным. Оно было страшнее любого «да».
— И что? Ты все равно пошел со мной под венец из чувства долга? Из-за того, что паспорт-то уже был на руках? — из меня вырывались сдавленные, хриплые звуки. Слез не было. Была только холодная, все сжигающая ярость.
— Я любил тебя! — крикнул он, тоже вставая. Его чашка со звоном упала на пол, оставив на полу коричневое пятно. — Но я всегда чувствовал этот камень за пазухой! Ее молчаливое «я же предупреждала» каждый раз, когда мы ссорились! Это она внушила мне, что мы сошлись по ошибке, из-за суеты и спешки! И я… я поверил. Прости. Я смотрела на него— этого взрослого, состоявшегося мужчину, который до сих пор боялся гнева своей матери. И вся наша совместная жизнь предстала передо мной в новом, уродливом свете. Не свадьба. Не романтика. Отчаянная попытка двух взрослых детей доказать что-то своей родительнице. Его — что он самостоятельный. Мне — что я достойная. Мы не строили брак. Мы играли в брак, чтобы заткнуть рот одной женщине.
— Ты не понял самого главного, — сказала я тихо. Ярость ушла, сменилась леденящей пустотой. — Это был не знак свыше. Это было испытание. На прочность. Нашу прочность. И мы его прошли тогда! Мы получили этот паспорт, мы поженились, мы доказали всем, что наше чувство сильнее! А ты… а ты все эти годы хранил в себе ее правду. И позволил ей медленно отравлять нас. Ты не боролся. Ты просто ждал, когда ее предсказание сбудется.
Он опустил голову. В доме было слышно, как за окном шумит дождь. Плачет небо по нашей несбывшейся любви. Он ушел.Папка с документами лежала на столе, как надгробный камень. Я осталась одна в тишине, прислушиваясь к призракам нашего прошлого. Не было громких сцен примирения. Не было объятий. Было лишь горькое, щемящее понимание. Наша любовь была настоящей. Тогда, десять лет назад. Но ее убило не время и не быт. Ее убило чужое слово, занозой засевшее в сердце моего мужа. И его нехватка мужества вынуть эту занозу.
Я не пожалела о десяти годах. Я пожалела о том, что мы не смогли их защитить.
А вы верите в знаки судьбы? Или считаете, что случайности — это всего лишь испытания, которые нужно пройти, не оглядываясь на мнение со стороны? Поделитесь вашей историей о том, как чужое слово едва не разрушило ваши отношения. Больше историй у меня на канале ссылка в шапке профиля. ИСТОЧНИК.
Не стреляйте в пианиста. Он видит вашу ложь насквозь.
Первой взбунтовалась «Лунная соната». Ноты на пюпитре зашелестели, будто от порыва сквозняка, хотя окна были закрыты. А потом я услышала. Не звуки — запахи. Резкий, сладковатый парфюм, которым не пахла мама. И сдавленный, виноватый смех папы. Это был не наш, домашний папа. Это был чужой мужчина.
Я не хотела этого знать.
Мне было тринадцать, и мой мир был выстроен из папиных похвал за пятерки по алгебре и маминых блинчиков с малиновым вареньем по воскресеньям. Он стоял на трёх китах: любовь, доверие, «мы — семья». И вот киты оказались картонными, а вода — ледяной и чёрной. Я сказала маме. Тихо, на кухне, пока папа смотрел футбол. Не плача. Я боялась, что слёзы размоют слова, и она не поймёт. Я выложила ей всё, как отборную крупу: время, место, запах духов, название гостиницы, которое мелькнуло на папиной смс, когда он показывал мне смешное видео с котиком. Мамино лицо не изменилось. Оно просто… опустело. Словно кто-то вынул из него батарейки. Она молча повернулась, взяла со стола губку и начала медленно, с нажимом, вытирать уже чистый стол. —Хорошо, Катюша, — сказала она голосом, который был не её. — Иди делай уроки. В ту ночь я слышала, как они ругались. Не кричали — шипели, как два разъярённых гадюшных клубка за стенкой. Потом хлопнула дверь. А наутро папа, бледный, с тёмными кругами под глазами, поймал меня в коридоре. —Довольна? — спросил он, и его шёпот обжигал сильнее крика. — Семью разрушила. Своими руками. Натешила любопытство?
Это было первое раскатистое эхо камня, брошенного в воду. Его слова впились в меня, как заноза. Может, и правда я? Может, надо было промолчать? Пронести эту вонь чужих духов в себе, как невысказанную похабную шутку?Развод был быстрым и злым. Как хирургическая операция без анестезии. Квартира наполнилась шелестом документов, молчаливыми взглядами, переходящими в упрёк, и гулкой пустотой на месте папиной вешалки. Прошёл год. Мама начала выходить в свет. Сначала на курсы керамики, потом — на кофе с коллегой. Мужчиной. Сергей был спокойным, с добрыми глазами. Он не пытался купить меня подарками или стать «новым папой». Он просто был. Помогал донести тяжёлые сумки, чинил мамин ноутбук, смешил нас за ужином дурацкими анекдотами.
И тут мой отец, который за год ни разу не спросил, как у меня дела в школе, внезапно вспомнил о своих отцовских чувствах. Он примчался как ураган, ворвавшись в нашу новую, хрупкую тишину. —Я не верю своим ушам! — его голос гремел в телефонной трубке. Мама держала её в сантиметре от уха, её рука дрожала. — Ты тащишь в дом какого-то проходимца? При моей дочери?! Это что за беспредел? —Он не проходимец, — холодно парировала мама. — И это не твоё дело, Артём. —Не моё дело? — он фальцетом взвился до смешного. — Моя дочь — не моё дело? Ты разрушила семью, а теперь… —Я разрушила? — в мамином голосе впервые зазвенела сталь. — Это я изменяла? Это я врала? —Ну изменил! — рявкнул он, и в его тоне появилось что-то новое, наглое и циничное. — С кем не бывает? Я мужик, мне это положено по природе! Это же ерунда! А ты взяла и всё поломала из-за ерунды! А теперь ещё и любовника к ребёнку поделила! В этот момент я перестала дышать. Мир сузился до щели в двери, за которой я стояла. Я слышала, как где-то внутри меня с сухим треском ломается что-то важное, несущее. Вера? Любовь? Уважение?
Мама положила трубку. Не бросила, а именно положила. Тихо. Её плечи дёргались. Она упёрлась руками в раковину и смотрела в окно на тёмный двор. —Мам? — я вошла в кухню. Она обернулась.На её лице не было слёз. Только усталость. Бесконечная, вселенская усталость. —Всё хорошо, дочка. Иди спать. Но я не могла. Я сидела на кровати и смотрела на свои руки. Те самые, которые «разрушили семью». И думала о папиных словах. «Положено по природе». «Ерунда». Вдруг я всё поняла. Это был не крик боли. Это была инструкция. Его жизненное кредо. Он искренне не понимал, за что его наказали. Он играл по своим правилам, а мы — нет. И он считал это чудовищной несправедливостью.
Спустя несколько дней он прислал смс. Короткую, деловую: «Катя, нужно встретиться. Обсудим твоё будущее».
Мы сидели в кафе. Он пил американо, отпивая маленькими глотками, и смотрел на меня не отцом, а оппонентом. —Я знаю, ты на меня злишься, — начал он. — Но пойми, взрослая жизнь — сложная штука. В ней много компромиссов. —Измена — это не компромисс, папа, — сказала я тихо. — Это предательство. Он поморщился,будто я сказала что-то наивное и глупое. —Не драматизируй. Мама, я вижу, уже устроила свою личную жизнь. Может, и нам стоит попробовать всё наладить? Вернуться к старому? Для тебя же лучше. Полная семья.
Я смотрела на него — красивого, ухоженного, успешного мужчину. И видела не отца. Видела чужого человека, который предлагал мне сделку. Он продавал мне обратно наш старый, гнилой изнутри мир в обмен на моё молчание, на моё согласие принять его «мужскую природу» как данность. Я отпила свой какао. Он был сладким и тёплым. Настоящим. —Нет, папа, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — Мне не лучше. Мне спокойно. А с тобой — нет. Я не хочу возвращаться ко лжи. Его лицо исказилось. В нём было недоумение, обида и… страх. Он боялся правды. Боялся тишины, в которой слышен голос совести. Боялся остаться один на один с последствиями своего поступка, который уже нельзя было списать на «ерунду».
Он заплатил за кофе и ушёл, не обняв меня на прощание.
Я шла домой и думала о том, что он, наверное, прав в одном — мы никогда не сойдёмся. Не потому, что мама не простит. А потому, что я — уже нет. Я выучила его урок. Тот, который он не собирался преподавать. Я научилась отличать любовь от собственничества, правду от удобной лжи, а силу — от слабости, прикрытой громкими словами о «норме».
И этот урок оказался дороже всей его показной, гремящей, лопнувшей как мыльный пузырь семьи.
Дверь в нашей квартире была не заперта. Из кухни доносился смех мамы и Сергея, аромат только что испечённого пирога с яблоками и музыка — живая, настоящая, наша. Я сделала глубокий вдох и вошла внутрь.
А ваша семейная история хранит подобную трещину, которую десятилетиями замалчивали «ради детей»? Поделитесь в комментариях — как молчание о правде повлияло на вашу жизнь? ИСТОЧНИК
Когда он насытился и счастливо развалился на соломе, Бертранда приподнялась на локте и стала пристально смотреть на него, загадочно улыбаясь. "Чего лыбишься?" - спросил он, смутившись.
"Признайся, ведь ты же не муж мой, - сказала она. - Ты не Мартен Герр".
В иллюстративных целях.
Бертранду де Рольс выдали за Мартена Герра, когда ей было тринадцать лет. Жених был старше на год. Произошло это знаменательное событие в 1538 году во французской деревне Артига в исторической области Лангедок.
Бертранда и Мартен происходили из зажиточных крестьянских семей, так что свадьба была весьма богатой по деревенским меркам.
Родители выделили новобрачным отдельный дом. Бертранда и Мартен жили вполне благополучно, не ссорились, работали вместе, но вот только детей у них долгое время не было.
Лишь в 1546 году, после восьми лет брака, Бертранда родила сына. Мальчика назвали в честь деда по отцовской линии - Санси.
Художник Жюльен Дюпре.
Несмотря на то, что Мартен Герр дал сыну имя своего отца, с родителем у молодого крестьянина отношения не ладились. Мартен считал, что Санси недостаточно ему помогает финансово.
В 1548-ом году напряженные отношения между отцом и сыном привели к настоящей катастрофе: Санси Герр обвинил Мартена в краже зерна с его мельницы. Отец был готов заточить сына в тюрьму, и Мартену пришлось спешно бежать из деревни.
Отец после бегства сына сменил гнев на милость, но найти Мартена не удалось. Молодой мужчина исчез, как будто его и не было.
Прошел год, затем еще один, и еще. Бертранда ждала мужа, с каждым годом теряя надежду. При этом, согласно Каноническому праву Католической церкви, выйти повторно замуж женщина не могла, пока ее супруга официально не признают умершим.
Художник Жюль Бретон.
Санси Герр, отец беглеца, скончался так и не увидев больше сына: старик до последнего вздоха проклинал себя за подозрения в адрес Мартена. На смертном одре Санси простил сына и вернул ему право наследования.
Вскоре скончался и отец Бертранды. Теперь главой семьи стал Пьер Герр, дядя Мартена. Пьер, чтобы не упускать богатство семейства де Рольс из рук, спешно женился на матери Бертранды.
Жизнь в деревне Артига продолжалась по-старому, а "полувдова" (так прозвали Бертранду сельчане), все также оставалась одна, не зная, жив ее супруг или мертв.
В 1556 году исполнилось восемь лет с тех пор, как Мартен Герр сбежал из деревни. 31-летняя Бертранда, все еще очень красивая, и, к тому же, весьма обеспеченная, жила одна.
Это обстоятельство привлекало внимание многих мужчин: всякий хотел "пристроиться под теплый бочок" одинокой "полувдовы", стать хозяином отличного дома, мельницы, амбара, погребов, набитых снедью.
В иллюстративных целях.
О несчастной жизни Бертранды де Рольс прознал и Арно дю Тиль из деревни Сажа.
Арно считался распутником, вором и бродягой. Как-то раз в таверне дю Тиль повстречал жителя деревни Артига, который принял его за другого человека - за Мартена Герра.
Дю Тиль не стал разубеждать крестьянина а, напротив, хорошенько расспросил его о Мартене и его жене.
На следующий день Арно пришел в соседнюю с Артигой деревню и назвался там Мартеном Герром.
Когда Бертранде сообщили, что ее супруг нашелся и подвизается поблизости, бедняжка лишилась чувств. Члены семьи Герр, между тем, запрягали повозку.
К дю Тилю приехали Бертранда, Пьер Герр, а также четыре сестры Мартена.
Взглянув на Арно, Бертранда признала мужа: авантюрист был очень похож на Мартена внешне, а кроме того, с момента исчезновения Герра прошло восемь лет. Однако предстоял еще разговор. Изворотливый дю Тиль воспользовался полученными от сельчанина сведениями, а кроме того, заявил, что многое он не помнит из-за полученного во время скитаний удара по голове.
Бертранда умоляла мужа вернуться домой, но Арно признался, что страдает дурной болезнью, и не желает заразить супругу.
Герры уехали восвояси, но самозванец не отказался от своего плана стать Мартеном Герром. Напротив, Арно стал искать людей, готовых рассказать ему о семьях Герр и де Рольс.
Узнав достаточно, дю Тиль приехал в Артигу и явился к Бертранде. "Жене" мужчина заявил, что полностью излечился от дурной болезни с помощью некой бабки-шептухи, и теперь готов к супружеской жизни.
Бертранда с радостью приняла подменного мужа. В опочивальне, а может, и еще раньше, женщина поняла, что "Мартен" - самозванец, однако, не имея возможности вновь вступить в брак, была рада и тому, что есть.
Кадр из фильма "Возвращение Мартена Герра".
Вскоре Бертранда забеременела и родила девочку, затем - вторую. Тиль, укрепившись в семье Герр, чувствовал себя уверенно и рассказывал всем, как восемь лет он служил во французской армии, а затем жил в Испании.
Новоявленный Мартен был недоволен, как "дядюшка" Пьер Герр управлял финансами семьи. Муж Бертранды требовал перераспределения средств в пользу жены.
Пьера такой расклад никоим образом не устраивал, и дядя стал настаивать, что Мартен - самозванец.
Основным доказательством Пьера было то, что Арно не знал баскский язык (Мартен родился в Стране Басков). Кроме того, зажиточный крестьянин указывал, что у племянника размер ноги был явно больше, чем у пришлого.
В январе 1560 года Пьер Герр получил судебное постановление об аресте самозванца.
К тому моменту Арно дю Тиль четыре года благополучно жил "под теплым боком" Бертранды, был примерным мужем и отцом.
Кадр из фильма "Возвращение Мартена Герра".
Вскоре Арно предстал перед судом. Пьер Герр самолично обвинял "племянника" в самозванстве, но его доводы не выглядели убедительными. Внезапно на суд явился некий человек, заявивший, что видел Мартена Герра. По словам свидетеля, мужчина служил в испанской армии и потерял ногу на поле брани.
Суд признал Арно дю Тиля самозванцем и приговорил его к обезглавливанию и последующему четвертованию за присвоения чужого имени, имущества, а также за совра щение чужой жены.
Дю Тиль немедленно подал апелляцию в Парламент Тулузы, после чего о деле Мартена Герра заговорили по всей Европе.
Огласка привела к неожиданному результату: в 1561 году прямо на судебное заседание явился мужчина с деревянной ногой, заявивший во всеуслышание, что именно он - Мартен Герр.
Двух "Мартенов" поставили перед Бертрандой, и женщина указала на одноногого:
"Вот мой муж!".
Этого же человека опознали его дядя, сестры и другие члены семьи Герр.
Кадр из фильма "Возвращение Мартена Герра".
На суде Мартен рассказал, что в 1548 году, опасаясь ареста, он сбежал в Испанию, в Бургос, где стал лакеем кардинала Хуана Альвареса де Толедо.
Кардинал передал Мартена в свиту своего брата, военачальника испанской армии.
Во время битвы при Сен-Кантене, проходившей в рамках Итальянской войны, Мартен получил ранение в ногу, началась гангрена и врачу пришлось лишить солдата конечности.
Вернувшись в Испанию Мартен стал служить при монастыре, где и услышал о скандальном судебном процессе во Франции.
После того, как многие люди опознали в самозванце Арно дю Тиля, все стало понятно: 12 сентября 1560 года суд в Тулузе утвердил первый приговор, но четвертование заменил на повешение.
Самозванец был казнен в деревне Артига напротив дома Герров. Посмотреть на это зрелище собралось много народа из окрестных сел и деревень.
Мартен Герр отказался принять Бертранду обратно и отбыл в Испанию. Муж считал жену виновной в измене и не верил, что та могла принять самозванца за него.
С другой стороны, Мартен так и не объяснил, почему он не вернулся к жене, оставив ее одинокой на много лет.
Дальнейшая судьба Бертранды, Мартена и других участников этой средневековой драмы, к сожалению, историкам неизвестна.
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
Всегда ваш.
Василий Грусть.
ПС: Буду благодарен за донаты, работы у меня сейчас нет, а донат, чего греха таить, очень радует и мотивирует писать.
Смешно этот опрос читать, когда перед глазами несколько примеров обратного.
Самый, наверное, наглядный - это история с моим другом детства. Очень уж он на внешку не очень, да и харизмой никогда не обладал, из-за чего девушки на него не смотрели, как на мужчину вообще никогда, но стоило ему начать зарабатывать около 400к в месяц (а если быть точным, это его средний ежемесячный профит из совместного с братом бизнеса), то внезапно целой пачке старых знакомых девушек он вдруг стал интересен, включая даже, как минимум, одну замужнюю, при том, что он всё такой же "скучный", одеваться дорого-богато не стал, никаких метаморфоз со своим внешним видом не проводил.
по совершенно необъяснимым причинам ... непонимание и злость на весь мир
Никто не захочет отношений со злобным подозрительным требовательным существом, какого бы пола это существо ни было.
Печаль в том, что такие существа создали свою субкультуру, и сами определили градации "на каком свидании должен быть поцелуй, на каком секс, на каком этапе отношений можно привезти лекарств, а на каком это может быть разводкой на стоимость парацетамола, кто должен платить за поход в кафе, когда можно требовать телефон на день рожденья".
И любой отход от установленных ими же градаций воспринимают как "Ага-ага, меня хотели развести на деньги/меня хотели развести на секс".
Правда в том, что и ноющие девственники, и пафосные телочки находятся на одном уровне. Первым нужен секс от каких-то мерзких баб, которые хотят забрать все их деньги, а еще родить ребенка и выставить на алименты пожизненно. Вторым нужно продать секс, лично им не нужный, подороже.
Удивительно, но эти два типа людей среди всех остальных видят только друг друга. Инцелы "простые хорошие парни" видят только телочек, которые хотят кофе и самый дорогой бутер из Старбакса прям на первом же свидании, а то и разводят на десяток тарелок в суши-кафе. Телочки "вложившиеся в образование и хобби" видят только мамкиных пикаперов, которые стремятся засунуть язык им в горло после двух часов знакомства, или еще как-то пометить добычу.
Обычные люди между тем не пересекаются ни с теми, ни с другими, с правилами не ознакомлены. Тем не менее знакомятся, встречаются, заводят многолетние отношения, целуясь/занимаясь сексом кто на первом свидании, кто после полугода отношений. Инцелов и тарелочниц видят в интернете, удивляются, где такие водятся и кому это нужно.
Правда в том, что и телочки, и инцелы прекрасно себя осознают. И вот этот выкрик "Государство должно дать женщин" - он признание осознания себя. Данный индивид прекрасно понимает, что добровольно к нему женщина не подойдет, либо за деньги, либо по талонам дадут от государства секс. А больше никак, ведь вокруг только коварные меркантильные существа женского пола