Итак, настал этот знаменательный день, и мы выдвинулись в сторону солнечной Монголии. Выехали из города пораньше, в пять утра, что бы к обеду уже быть на границе и успеть пройти таможню. Маршрут совсем несложный, протяженностью порядка 400 км до п. Ханх. Практически до самой границы с Монголией - хорошая асфальтированная дорога с небольшими гравийными участками и то в основном из-за ремонта мостов и дорог. Сама дорога представляет небольшое и интересное путешествие. Удивительная природа, море леса и скальники не оставят равнодушным никого.

В семь утра остановились в посёлке Большая Глубокая на завтрак (завтрак входил в стоимость поездки). Посёлок Большая Глубокая расположен на Култукском тракте. Юго-западнее посёлка находится исток речки Большая Глубокая, впадающей в Иркут. Отведав яичницы с беконом продолжили своё путешествие по Култукскому тракту. В наши дни Култукский тракт, с его серпантинами, крутыми подъемами и спусками, считается одной из самых опасных дорог не только Сибири, но и России. В среде дальнобойщиков так и говорят: если Култук пропустил — считай, рейс сложился хорошо.

Благополучно пропустив Култук оказались на Тункинском тракте — легендарном древнем пути, пролегающем вдоль одноименной долины: когда-то здесь, по берегу реки Иркут, Чингисхан вел из Монголии на Запад свое многотысячное войско. Тункинская долина всегда поражает наблюдателя своей красотой. Густые хвойные леса заявляют нам о бурной жизни растений, стремительные реки - о силе и непокорности воды, а величественные горы с заснеженными шапками вершин - о господстве и могуществе природы.

За любованием природой путь прошел незаметно. Быстро проскочили юго-западную оконечность Байкала, полюбовались остроконечными пиками Тункинских гольцов, заехали в Кыренский дацан и покрутив там барабаны помчались дальше по Тункинкому тракту. А на подъезде к поселку Монды, нас остановил пограничный пост для проверки загранпаспортов. Достаём паспорта. Быстро проверив нас пропускают дальше.

Вот и посёлок Монды. Он расположен у границы между Россией и Монголией, в котловине, опоясанной отрогами Восточных Саян, Хамар-Дабана и Тункинских гольцов. Люди облюбовали эти неописуемой красоты места со стародавних времен. Лежащий на высоте около 2 тысяч метров, Монды является ближайшим поселением к высочайшей вершине Восточного Саяна – Мунку-Сардык (3491 метр), в 10 км западнее поселка начинается подножие этого горного массива, в 13 км на юго-западе проходит государственная граница с Монголией. В поселке Монды мы пообедали позами и лагманом дожидаясь встречающей стороны из Монголии. Наш российский водитель, вместе с машиной, остался в гостинице в Мондах дожидаться нас с обратного пути, а мы весёлой стайкой разместились в трех уазиках Буханках и поехали покорять монгольский дивный край.

Тринадцать километров пролетели незаметно и примерно в час дня мы уже на границе с Монголией. Если кому интересно ДАПП (двухсторонний автомобильный пункт пропуска) работает с 10.00 до 18.00 без выходных, как с нашей, так и с монгольской стороны. Погранично-таможенный пункт российской стороны встретил нас суровыми пограничниками и весёлой собакой. Я на границе в первый раз, а потому мандраж и ожидание неизведанного. Постояв немного перед воротами, как раз пропускали встречную машину, мы заехали на территорию для досмотра и заполнения документов. Высадив из УАЗика нас отвели в здание таможни где мы прослушали правила поведения на границе и про таможенные ограничения. Запомнил только про то, что с Монголии можно привести три литра алкоголя на человека, один блок сигарет и полный запрет ввоза продуктов животного происхождения, даже сухой творог. Пообещал себе что обязательно найду этот сухой творог и попробую. Чай провозить можно. После заполняли регистрационный лист. Пока мы заполняли документы машина проходила тщательный досмотр. Досматривается все: бардачки, багажники, вплоть до всех внутренних отсеков. Специально обученная собака нюхает салон авто и вещи на наличие запрещенных препаратов.

Закончив со всеми формальностями выезжаем из ДАПП Монды. Пока Россия, привет Монголия! Упс… Сто метров и опять ДАПП. Теперь Монгольская. Эй! Давай всё по новой, открывай ворота, расчехляй паспорта. Я уже хочу горы и долины, а не вот это вот всё! Тут нас уже встречали весёлые пограничники и суровая собака. Мы снова заполняли документы, смотрели в камеру и снимали пальчики. При прохождении погран-таможни я понял что моё имя на монгольском звучит как «ЭЙ!», ну по крайней мере меня тут так звали постоянно: -Эй, ты куда пошел?; -Эй, все пальцы клади, да вот так. -Эй, смотри в камеру!; -Эй, не туда!; -Эй, Вам сюда нельзя, выход там!;

Спустя почти 2 часа отъезжаем от границы, и через 2 км еще одно КПП со шлагбаумом. Люди в форме снова смотрят наши паспорта, но наши лица им совсем не интересны, они ищут штампики на страницах и убедившись в наличии оных благополучно пропускают в заждавшуюся нас заграницу. Ну теперь всё, кончились проверки, полетим во всю мощь мотора старенькой буханки! А, не… Прууу! Нас снова остановили: мужичок монгольской внешности собирает по 100 рублей с носа за посещение нацпарка и выдает красивые билеты. На билетики мы не позарились, да и денег нам было жалко, поэтому на ломаном русском мы кое-как ему объяснили что наш буханка первый, за нами еще два буханка, там гид, там деньги, мы проезжай, деньги там, сзади. И плевать что он мог не знать даже такого слова как буханка. Главное, что мы громко объясняли и эмоционально размахивали руками. Дядечка, махнув рукой, от нас отстал и мы снова покатили, с ветерком, в светлое будущее.

Двадцать километров по гравийке и вот мы на Хубсугуле!

Хубсугул - одно из двух величайших озер Азии, младший монгольский брат Байкала! Он не только похож на Байкал, но и связан общей сетью горных рек. Вода, вытекающая из Хубсугула с рекой Эгийн-Гола, попадает сначала в Селенгу, крупнейший приток Байкала, а затем, пройдя свыше 1200 км по степям Монголии и Забайкалья, вливается в Байкал. Капризное, большое, многоводное, он воспевается в песнях как море необозримое, обширное, могущественное. Монголы называют его почтительно — Хубсугул-Далай. Дикая и суровая красота озера, высокие горы, окружающие его, величественная глухая тайга поражают путешественника, попавшего в этот дикий край. Стройные лиственницы спускаются к самому берегу озера. В бухтах прячутся золотые песчаные пляжи. Здесь много птиц, можно часто увидеть диких зверей, в притоках водится таймень, а озеро чрезвычайно богато рыбой. Хубсугул – тюркское слово, означающее «озеро синих вод», в XIX столетии русские путешественники именовали его Косоголом. Вода в озере пресная, аналогичная байкальской воде, чистая и пригодна для питья в сыром виде. Хубсугул расположен на высоте 1645 м над уровнем моря и на высоте 1118 м над уровнем Байкала. Длина озера 136 км, а наибольшая ширина — 36,5 км. Наибольшая глубина составляет 262 м. Хубсугул — самое глубокое озеро в Монголии.

На берегу озера раскинулся Ханх - единственный поселок на севере озера, возникший первоначально как русское купеческое поселение. Первоначально поселок назывался Турт – по имени реки, впадающей в этом месте в озеро. Через поселок проходил зимний чайный путь – на подводах по замерзшему льду озера перевозили из Китая на ярмарку в Иркутск тюки с китайским чаем. В настоящее время это совсем небольшое поселение, где проживают около 2500 человек.

На самом берегу озера Хубсугул у подножья горы Хирвэст уютно разместился туристический комплекс Саян-Радиан (Край Земли). По прибытии в посёлок нас любезно встречает директор комплекса Доржи Доржеготов заселяет нас в юрты. Но юрта это не просто жилище из палок и войлока - это пространство соединения человека с самой жизнью. Место, где можно отдохнуть от проблем и забот, где восстанавливаются силы, и исчезает накопленное напряжение. Вот это всё мы и проверим, ведь в этих юртах нам жить ближайшие дни. Разместившись и немного погуляв по берегу озера мы нестройной гурьбой потянулись в юрту-столовую, там обедаем и идём смотреть местные достопримечательности.

В оставшееся время решили прогуляться по поселку и прикупить сувениров. Жители поселка по многим своим повседневным делам, вплоть до заправки топливом или крупным покупками, более ориентированы на приграничный Тункинский район Бурятии. Поэтому рубль здесь имеет равное хождение с тугриком и в Ханхе менять рубли на тугрики совсем не обязательно (но лучше иметь мелкие деньги, с крупных купюр в магазинах может не быть сдачи). Но если кому сильно хочется, то в поселке на центральной улице есть банк. В магазинах есть набор самых необходимых продуктов и товаров повседневного пользования, российского, монгольского и китайского производства, и ограниченный выбор сувениров. Мы закупились монгольским чаем и сухим творогом.

Нагулявшись и проголодавшись, мы как раз вернулись на базу к ужину. Наевшись от пуза мы ещё немного прогулялись по берегу озера. К сожалению нам не повезло и озеро в наш приезд практически всё было подо льдом. Лишь небольшая кромка воды, метра в три, была не окована льдом. Оценить всю красоту «озера синих вод» мы так не смогли, так что любовались закатом и пускали блинчики по воде стараясь попасть выскочившим камушком на лёд. К ночи, несмотря на начало июня, стало достаточно холодно. И даже оттаявшие воды озера стянуло корочкой льда. Мы надеваем дополнительные кофты и куртки.

Специально обученный монгол заходит в каждую юрту и затапливает в них печки. Делает он это весьма своеобразно: закинув несколько лиственничных поленьев в печь, поливает их огнем из газовой горелки, а когда поленья разгорятся ставить сверху на них целлофановый пакет с углем. Всё это добро неистово полыхает некоторое время делая жар в юрте поистине нестерпимым. Вечером в юрте было настолько жарко, что мы сидели в ней с открытыми дверями, в радиусе полутора метров от печки плавился целлофан и раскалялась металлическая посуда. Плюнув на этот прорыв из инферно мы выскочили на улицу и оправились снова бродить по берегу глядя на звезды и кидая мелкие камушки на лёд вполголоса обсуждая климат Монголии.

Вообще на Хубсугуле климат своеобразный: когда выглянет солнце — становится жарко, как только заходит за облако, хочется сразу надеть кофту. В целом очень похоже на байкальский климат, но солнечная активность намного больше, т.к. высота над уровнем моря на Байкале около 500 м, а на Хубсугуле 1650 м. Вода холодная настолько, что если зайти в воду голыми ногами, то через несколько секунд начинает их сводить. Проверено на себе. Мне вообще окрестности озера в районе поселка очень сильно напомнили остров Ольхон, что на Байкале. Вот уже и время к полуночи, налюбовавшись россыпью созвездий отправились по остывшим немного юртам смотреть сны.

Так закончился первый день в Монголии. Продолжение следует.

Первоначально чай был доступен только царю и его приближенным. Долгая и сложная транспортировка чая посуху делала его весьма дорогим напитком. Однако, по мере развития торговли с Китаем, чай начал распространятся среди всего российского населения. Впрочем, в силу дороговизны это всё еще был напиток знати и богатых купцов.

Маковский Константин Егорович 1839 — 1915; За чаем. 1914. Ульяновский областной художественный музей

Однако после издания императором Александром I указа о разрешении продажи чая в трактирах и ресторанах от 31 декабря 1821 года, в стране начался бурный рост чайного потребления. Покупка целой пачки чая еще оставалась для людей среднего достатка непозволительной роскошью. Другое дело — выпить чашку-другую ароматного напитка в трактире.

Позже выделился отдельный вид заведений – чайные.

Русская чайная по сути представляла собой то же, что и восточная чайхана: в ней пили чай, заедая различными закусками, беседовали, проводили деловые встречи. Столы в зале были только общие, длинные, большие самовары выставлялись прямо на столы. Чай подавался в виде заварки, которую каждый по вкусу разводил кипятком из самовара.

«Чаепитие в трактире» 1874 г. The Museum of Visual Arts

Всё это привело к огромному скачку импорта чая. В 50-е годы XIX века в страну поступило более 380 тысяч пудов (6000 тонн) чая, в следующее десятилетие – уже в два раза больше, а еще через 10 лет импорт опять удвоился, составив 1 480 тысяч пудов. Широкое потребления чая способствовало подъёму тех отраслей промышленности, которые были прямо или косвенно связаны с чайной торговлей.

Например, в Туле началось массовое производство самоваров. Если во второй половине XVII века самовары были диковинкой и производились поштучно, то к 1850 году в Туле действовало уже 28 самоварных фабрик, производивших около 120000 самоваров в год.

Та же ситуация сложилась с русским чайным фарфором. Если первоначально чайные сервизы единично выпускались по указу Екатерины II на Императорском фарфоровом заводе, то теперь этим занялись многочисленные частные фирмы.

Чайные склады в Кяхте

Постепенно начали формироваться особые русские традиции употребления чая. Среди дворян была общепринято, с некоторыми изменениями, английское чаепитие. Чай подавался в сухом виде, в специальной чайнице, и заваривался непосредственно за столом. Часто было принято добавлять молоко. К чаю подавались чисто символические тарелочки с бисквитами или вовсе ничего. Содержанием встречи за чаем было общение, сам напиток играл вспомогательную роль.

Купечество, в свою очередь, создало отдельную традицию чаепития. Купеческий чайный стол должен был выставлять напоказ его богатство и благополучие. Тут был и отполированный до блеска самовар, и варенье, и меды, и сушки, и бублики, и пироги, и прочие закуски. Купеческое чаепитие было долгим, основательным, тут было принято выпивать не меньше дюжины чашек чая. Заварочный чайник использовался один, чай в нём заваривался очень крепко и уже в чашке разбавлялся кипятком из самовара. Так в начале XIX века формировалась традиция двухчайниковой заварки, которая сохранилась по сей день.

Традиция двухчайниковой заварки

Популярность чая неизбежно привела к распространению множества суррогатов и подделок. Самым простым и легальным способом был так называемый «кирпичный чай». Он представлял собой брикет из спрессованных отходов чайного производства – веточек, стеблей, порченного чайного листа. Вкус такого чая существенно уступал настоящему, зато и стоил он намного дешевле.

Другим, уже нелегальным способом, было повторное использование заварки. Спитой чай собирали по трактирам, после чего его сушили, подкрашивали купоросом или сажей и продавали второй раз, обычно подмешивая в хороший чай. Такой чай получил в народе прозвание «рогожский», поскольку чаще всего его делали в Рогожском районе Москвы, недалеко от Таганки.

Самым популярным способом подделки было использование иван-чая. Иван-чай, он же кипрей, он же копорский чай.

ОТВАР ИЗ СУШЕНОГО КОПОРСКОГО ЛИСТА ИЗДРЕВЛЕ УПОТРЕБЛЯЛСЯ НА РУСИ, НО СТОИЛ ОН ПОЧТИ В СТО РАЗ ДЕШЕВЛЕ ЗАМОРСКОГО ЧАЯ.

Подкрашенный копорский чай точно так же подмешивался в китайский, часто в равных долях. Как нетрудно догадаться, тут вкус тоже не отличался изысканностью. Даже сохранилась присказка — «копорское крошево и кисло и дёшево». «Копорка» производилась тысячами пудов и даже рождала попутное производство. В Калязинском уезде Тверской губернии многие крестьяне зарабатывали на жизнь, производя подделки под китайские ящички для чая.

Правительство активно боролось с фальсификатом. Подделка чая сказывалась на объемах импортных поставок и казна недополучала таможенных сборов. Указами от 1816, 1819 и 1833 годов вводились запреты на продажу заменителей чая под видом китайского. В случае обнаружения прямого подлога или примесей в китайском чае продавцам грозили внушительный штраф и изъятие товара, а в случае повторного нарушения – лишение всех прав состояния и ссылка в арестантские роты на срок до 5 лет. Однако не помогали даже самые суровые меры – доходы от продажи подделок были просто огромны.

Ситуация изменилась лишь во второй половине XIX века, когда в 1862 году начался ввоз кантонского чая морем, а в 1880-х годах начали функционировать Самаро-Уфимская и Екатеринбургско-Тюменская железные дороги, резко сократившие время и стоимость сухопутной доставки чая. Примерно тогда же начались поставки чая в Россию из Индии и Цейлона. Чай доставлялся морем в Одессу и оттуда развозился по всей стране. Цена чая резко упала, и он стал обычным ежедневным напитком. Таким мы его знаем в наши дни.

moiarussia.ru

Кяхтинский язык 中俄混合语

Кяхтинский язык — русско-китайский пиджин (упр. 中俄混合语), существовавший на рубеже XIX—XX вв. в районах Приамурья, Маньчжурии и Забайкалья, граничащих с Китаем (название — от города Кяхта). Позднее он распространился на более широкой территории и сформировался в сибирский пиджин.

Лексика кяхтинского языка была преимущественно русской. Слова записывались кириллицей (китайский язык в торговых сделках исключался по инициативе китайской стороны), но вот грамматический строй был китайским. Согласно Википедии, одно время этот язык даже преподавался в Китае для нужд чиновников, торгующих с Россией, издавались учебники и существовали экзаменационные комиссии.

По проведенным исследованиям, в первой половине прошлого века данным языком владело около миллиона человек. На нем велось общение не только с китайцами, но и монголами, корейцами, удэгейцами, нанайцами и другими коренными народами Приамурья и Приморья, что позволяло обходиться без услуг переводчика носителя языка. Причем большинство лингвистов сходится во мнении, что это не испорченный русский язык, а особое наречие, развившееся при взаимном проникновении двух столь разных языков, как китайский и русский.

Наряду со словами, пришедшими в него из русского, в кяхтинском пиджине присутствует некоторое количество заимствований из китайского и монгольского (который широко использовался как язык межэтнического общения в XVII-XVIII вв.): адали (точно, как, как будто), бичи (писать), фуза (лавка, магазинчик), оё (междометие со значением: "как же! не тут-то было!"), хао (браво!), хынь хао (брависсимо!), жа-жа-жа (звукоподражание "ха-ха-ха").

Помимо простых слов, в кяхтинском пиджине существуют композиты, которые можно интерпретировать либо как сложные двухкорневые слова, либо как фразеологизмы: бамебуки-почивай (телесное наказание), перамо солово (правда, правду говорю; употребляется как вводное слово), поцелуй переведеника (Пасха), рука-сапоги (перчатка), рюмашека кушаху (пьянствовать, пить водку), сама воля (как хочешь, твоя воля), середеце-шило (жестокосердие), соли-повеси (умереть), ума-конечайло (сумашествие), языка-меда (красноречие). Вполне возможно, что некоторые из них являются кальками с китайского. По крайней мере для одного из этих композитов, а именно, "рука-сапоги", нам удалось найти китайский источник: "шоутао" (перчатка), где компонент "шоу" имеет значение "рука", а компонент "тао" - "покрывать, накрывать, надевать, обёртывать, футляр, чехол, обёртка".

Вот несколько примеров из словаря русско-китайского пиджина. Они будут особенно интересны тем, кто владеет китайским:

Во ке и памагай = Я могу помочь

Воды ниды пилюли давай = я дам тебе лекарство

гуляй-гуляй = гулять, развлекаться (видимо, калька с 玩儿玩儿)

ерлан = доза спиртного, 100 грамм (от 二两酒)

куня = девушка (от 姑娘)

лянга = два

лайба = иди сюда

харчидан = столовая (харчи+(食)堂)

Какой люди хочу канка? = С кем ты хочешь увидеться?

и, наконец, мой любимый пример:

Чега фанза шипко шанго = Этот дом очень красивый

Интересно, что слово "играй-играй" на русско-китайском пиджине означает как "торговаться", так и "насмехаться, издеваться". А еще мне понравилось, что у них в качестве обращения к мужчинам (типа, "господин", "Sir") использовалось слово "капитан". По-моему, очень красиво звучит. )))

В связи с наплывом русского населения с начала XX века, открытия школ, создания советской инфраструктуры наиболее удалённые от собственно русского языка формы стали исчезать из языка, заменяясь на формы, приближенные к русскому. Пиджин окончательно утратил норму и фактически разделился на идиолекты, каждый из которых в какой-то степени сохранил собственно пиджинные черты, которые варьируют с формами, заимствованными из русского языка. В настоящее время остаточные черты пиджина характерны для речи представителей старшего поколения сибирских народностей.

Основная масса грузов проходила через Кяхту зимой: замерзшие степь и русла рек и сегодня во многих местах остаются лучшими дорогами.

Фото: Сергей Каптилкин

Чертеж государства китайского. Добираться до Кяхты было всегда непросто. В наше время можно сесть на поезд Москва–Улан-Батор и сойти на приграничной станции Наушки, откуда еще 30 километров нужно проехать на автобусе Наушки–Кяхта, который, правда, ходит нечасто. Второй, менее бюджетный путь: самолетом до Улан-Удэ, а потом – три часа на автомобиле по безлюдным степным дорогам. Обозу из 60 телег, сопровождавшему российскую дипломатическую миссию из 120 человек во главе с Саввой Лукичом Владиславичем-Рагузинским, в 1725 году на преодоление пути из Санкт-Петербурга до этих мест понадобилось почти десять месяцев.

В Кяхте многое поражало приезжего: и сам поселок миллионеров, и его обитатели, их нравы и обычаи, и соседняя колоритная Монголия с ее бесконечной степью.

Задача перед Рагузинским стояла непростая: установление политических и, самое главное, торговых отношений с Китаем.  Переговоры Рагузинского с китайцами затянулись на семь месяцев: более 30 раз Савва Лукич садился за стол переговоров, около 20 проектов договоров предлагалось с обеих сторон. Тем не менее 20 августа 1727 года на реке Буре (Монголия) был подписан Буринский трактат, а 14 июня 1728 года уже в российской Кяхте – Кяхтинский договор, установивший границы империй и правила ведения приграничной торговли.

На первом плане купеческие дома, вдали – Воскресенский собор, за которым виден шпиль гостиного двора. Справа – российско-монгольская граница.

Фото: Кяхтинский краеведческий музей им. В. А. Обручева

Кяхта. Вокруг места, выбранного Рагузинским для постройки Новотроицкой крепости, ходит много легенд. Одна из них гласит, что, знавший китайцев не понаслышке, Савва Лукич долго искал речку, текущую не из Китая в Россию, а наоборот: остерегался потравы. Такая оказалась в данной местности одна – Кяхта. Вот на обоих берегах реки к концу 1727 года и была выстроена крепость, впоследствии превратившаяся в городок Троицкосавск, получивший свое название в честь Новотроицкой крепости и основателя Кяхты Саввы Владиславича-Рагузинского. Крепость всех желающих вместить не могла, поэтому у самой границы годом позже Рагузинский заложил торговую слободу Кяхта, будущую столицу сибирских миллионеров. К концу 1728 года армией на казенные деньги были возведены гостиный двор с 24 лавками и 32 (!) купеческие избы, расположенные по периметру защитных стен гостиного двора. А вот о том, откуда Рагузинский взял три с лишним десятка купцов для заселения этих изб, архивы умалчивают. Но точно не из Китая.

Маймачен. Китай в те времена был страной чрезвычайно закрытой, куда из России пропускались только казенные караваны, ходившие раз в три года. Возглавлял караван доверенный купец, к которому приставлялись правительственный комиссар, четыре целовальника и гвардейский офицер с сотней казаков. Путь из Москвы до Пекина занимал целый год, столько же шло на обратную дорогу, плюс год – на формирование нового каравана. Свой товар в караване могли иметь только те купцы, которые попадали туда в должности торгового агента. Как попадали, объяснять не надо – за три столетия в России ничего не поменялось. Каждый караван, основной товар которого состоял из 100–200 тысяч пушных шкур, приносил когда 270 тысяч рублей прибыли, а когда – сплошной убыток. Единственным местом, где можно было осуществлять частные коммерческие контакты с Китаем в обход казенного каравана, была Кяхта. И торговля здесь была организована весьма экзотическим образом. В 120 саженях, то есть меньше чем в трех сотнях метров от слободы, у самой монгольской границы китайцы построили собственный торговый город Маймачен – правильный четырехугольник, обнесенный высокой деревянной стеной и прорезанный тремя параллельными улицами с севера на юг. Одни ворота выходили как раз к Кяхте, другие – в сторону Урги, как называли тогда Улан-Батор. В Маймачене жили исключительно мужчины, чуть более 400 человек, поскольку китаянкам в то время запрещалось селиться за пределами Великой стены. Будущие купцы попадали в Маймачен 12–14-летними мальчиками и, прослужив несколько лет, получали право каждые три-четыре года выезжать на родину, где обзаводились семьями. Впрочем, встречались китайцы, не видевшие семей лет по десять. Пришлый китайский купец по приезде в Маймачен не имел права торговать в течение года, который должен был посвятить тщательному изучению русского языка. Делалось это для того, чтобы русским купцам незачем было изучать китайский: овладев языком, они могли бы проникнуть в тайны китайской торговли.

Удунгинский купеческий тракт – самая короткая дорога от Кяхты до Иркутска, проложенная через хребет Хамар-Дабан во второй половине XIX века. Дореволюционный сибирский хайвей.

Фото: Кяхтинский краеведческий музей им. В. А. Обручева

Товарообмен. Торговля с Китаем имела архаичный меновый характер: товар менялся исключительно на товар. Из Китая нам, понятное дело, нужно было многое, гораздо интереснее другое: что мы могли предложить восточному соседу?  Тогда основной и важнейшей товарной позицией России была «мягкая рухлядь», пушнина.

Под страхом смерти. Мало кто сегодня даже с третьей попытки назовет второй по важности после пушнины российский экспортный товар XVIII века. Что стоило в Санкт-Петербурге 37 рублей за пуд, а в Европе уже 160–290 рублей? И за частную торговлю чем с 1735-го по 1782 год полагалась в России смертная казнь? Не поверите – ревень, вернее, его высушенный корень, служивший в допенициллиновую эпоху довольно эффективным лекарством.  С появлением Кяхты весь трафик ревеня пошел через слободу.

Российский ревень, называемый в Европе московским или императорским, вытеснил с рынка голландский и португальский именно благодаря своему высшему качеству. Высокий спрос на ревень продержался почти до 1840 года, после чего пошел на убыль, а открытие в 1860 году китайских портов для европейских торговцев и вовсе свело российский ревенной бизнес на нет. Но к этому времени Кяхту охватила другая лихорадка – чайная.

По данным на 1900 год, в кяхтинской женской гимназии состояли 252 ученицы: 61 – дворянского и чиновничьего сословия, 22 – дочери купцов 1-й гильдии, 130 – купцов 2-й гильдии и мещан, 12 – духовного, 14 крестьянского и 11 – казачьего сословия. Плюс одна инородка и одна иностранка. Полная демократия и толерантность.

Чай по-купечески. Появившись в России сравнительно поздно (посол Василий Старков привез царю Михаилу Федоровичу четыре пуда китайского чая в подарок от монгольского Алтын-хана), чай завоевывал позиции постепенно. Сначала как царский лечебный напиток, в эпоху Петра I – как дворянский. С ростом импорта чай стали пить купцы, а следом – и простой люд. Аристократы-дворяне копировали в петербургских салонах английскую чайную церемонию. Купцы и помещики создали собственную культуру, отдавая должное сладостям. Ну а появление самовара – идея пришла с Тибета – сделало чаепитие настоящей народной традицией. С ростом популярности чая росли и доходы кяхтинских купцов. Великий чайный путь протяженностью около 8840 верст, проходивший полторы сотни городов трех государств, пересекал российскую границу только один раз – в Кяхте. Свое путешествие чай начинал в провинции Фучань, где носильщики переносили его коромыслами по узеньким тропиночкам. Далее от Ханькоу он следовал водой по рекам, затем перегружался на мулов, которые доставляли его до монгольского Калгана. И уже караваны из тысяч верблюдов, за 45 дней преодолевая 1284 версты бесплодных степей, доставляли чай в Маймачен, после чего китайские купцы слали своим кяхтинским коллегам «узоры» – пробы чая всех сортов. После дегустации составлялось Секретное положение, или Сравнительный расценок русских и китайских товаров (торговля-то была меновая!), и слобода оживала.

Савошники. В Кяхте существовали две необычные профессии, не встречавшиеся в других местах: савошники и ширельщики, к представителям которых можно было отнести большую часть рабочего люда слободы. Каждый чаехозяин имел в Кяхте собственную савошную и ширельную артели. Работа савошников заключалась в следующем: в здании гостиного двора они помогали монголам развьючивать верблюдов и взвешивать каждое место. Затем на собственных лошадях отвозили чай в ширельни. После ширки савошники принимали заширенный чай, взвешивали и снова перевозили в гостиный двор, складывая его под хозяйские навесы, чтобы просыхал в ожидании ямщиков для отправки в Иркутск. Средний заработок савошника составлял от 15 до 25 рублей в месяц (лошадь стоила 3 рубля!), и жили они значительно лучше окрестных крестьян.

Караваны из тысяч верблюдов, груженных чаем, преодолевали 1284-верстовый путь от монгольского Калгана до Кяхты за 45 дней. Плиточный чай был поистине народным напитком. Листовой же попадал лишь в дворянские и купеческие гостиные.

Фото: Кяхтинский краеведческий музей им. В. А. Обручева

Ширельщики. Слова «ширка», «ширить» и «ширельщик» в Кяхте позапрошлого века значили совсем не то, что в современной России. Китайский чай в пути от плантаций до Москвы проводил около года, и в дороге его поджидал главный враг – влага. Поэтому перед путешествием по неприветливой России чай «ширили» – зашивали в воловьи шкуры шерстью внутрь. Ширка чаев происходила в специально построенных каждой купеческой фирмой деревянных казармах рядом с гостиным двором – ширельнях. За день до ширки ширельщикам доставлялись вымоченные шкуры – одной хватало на две упаковки. Артельщик брал место чая, заворачивал в шкуру и зашивал ремнями с помощью особой железной иглы. Дело свое артельщики знали, но главным их недостатком была жуликоватость: стянуть кирпич чая считалось не воровством, а проворством.

Фокусники. Каждый китаец пытался обмануть своего покупателя. У торговца были весы трех видов: на одних он вешал покупаемое, на других – продаваемое, третьи были верные, для тех, кто не дался на обман. Также и аршины всегда нужно было иметь при себе свои. Русские купцы тоже были не прочь объегорить китайцев. Некоторые зашивали в лапки пушного зверя, продаваемого на вес, свинец. Подменивали белых песцов мангазейскими зайцами. Продавали зайцев с песцовыми хвостами.

Как в кино. Расцвет Кяхты пришелся на середину XIX века – практически весь чай в Европу шел именно через слободу, и его потребление в мире росло, а торговый оборот превышал 30 миллионов рублей. В уездной Кяхте проживало два десятка миллионеров, а совокупный капитал кяхтинских предпринимателей составлял в 1855 году более 160 миллионов рублей, что делало Кяхту крупнейшим торговым и финансовым узлом государства. Пик торговли пришелся на 1842 год, когда находившийся в состоянии войны с Англией Китай стал отчаянно нуждаться в золоте и серебре. Началась нелегальная торговля за золотые монеты, а серебряные переплавляли в грубые товары (например, килограммовые чайные ложки), и ими расплачивались с китайцами. В итоге за год товарооборот удалось увеличить на 30 процентов. В это время были построены несколько великолепных соборов и церквей, способных украсить и столицу, каменные гостиные ряды. К тому же Кяхта была единственным российским городом, находившемся на самоуправлении, что привело к интересному результату. При фантастических налоговых поступлениях (в расчете на одного жителя Кяхта платила в 150 раз больше налогов, чем в среднем по империи) почти четверть городского бюджета тратилась на образование: в маленьком городке на окраине империи насчитывалось девять (!) учебных заведений, в том числе: реальное училище, женская гимназия, женское приходское училище, четырехклассное городское училище. В 1862 году здесь начинает выходить первая печатная газета в Забайкайле – «Кяхтинский листок». Городок жил с размахом – спустя всего полтора года после изобретения кинематографа зажиточная Кяхта уже смотрела кино. Особенно привлекали публику экзотические для здешних мест виды – приход поезда железной дороги и уличные сцены больших городов. Купеческие дома поражали своими размерами, конюшнями и оранжереями. В 30 верстах от слободы была даже собственная сибирская «Рублевка» – дачный поселок Усть-Киран, куда на лето переезжали состоятельные кяхтинцы. Дачное дело было поставлено солидно. Для примера, на участке купцов Лушниковых разместились четыре больших дома, разные службы, скотный двор, сад, две купальни, качели и лодочная станция.

Листовой китайский чай.

Фото: Сергей Каптилкин

Закат Золотого века.С постройкой Суэцкого канала в 1869 году появился более короткий и удобный путь транспортировки чая из Китая в Европу и Россию. Товарооборот начал сокращаться: морем перевозили дорогие сорта байхового чая, а дешевые, широко употреблявшиеся в России, продолжали везти через Кяхту. Но в конце 1890-х годов было завершено строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, и основной грузопоток пошел по ней. А после Русско-японской войны в 1905 году гостиный двор в Кяхте опустел окончательно. История знает массу примеров процветания и дальнейшего упадка торговых путей и городов: Ганза, Венеция, Фламандия. Торговля умирала, но города оставались прекрасными памятниками ушедшей эпохи. Советской Кяхте выпала совсем другая судьба: от веселой слободы остались одни развалины и экспонаты в местном музее, директор и сотрудники которого были расстреляны коммунистами.

Текст: Александр Грек Фотографии: Сергей Каптилкин

https://nat-geo.ru/travel/russkiy-klondayk/

(с.) National Geographic Россия.