Кочевник к которому мы приехали в гости, оказался (внезапно!) старшим братом Доржи и встречал нас вполне радушно. Пока мы толпились возле загона с лошадьми, тискали козлят и удивлялись кизячной крыше у мазанки, Доржи о чем-то успел переговорить с братом, провести нам небольшую экскурсию по загонам для скота и прилежащим строениям, отправить кого-то куда-то зачем-то, вновь переговорить с братом и махнув нам приглашающе рукой скрыться в юрте.
Монголы — кочевой народ. Юрты для них стали идеальным жильем. В доме, который по нескольку раз в год приходится разбирать и перевозить на новое место, не может быть ничего лишнего, а все необходимое должно находиться на строго определенных, освященных традицией местах.
Но не стоит думать что монгольские кочевники чураются благ цивилизации. В зависимости от достатка есть и грузовики, и мотоциклы (которые современным пастухам зачатую вместо коней), спутниковые антенны и телевизоры, солнечные панели и дизельные генераторы. Вот на это монголы готовы тратить свои деньги. Но опять-таки — ничего лишнего.
Зайдя в юрту я внимательно огляделся. Ведь одно дело гостевая юрта, где мы жили в Саян-Радиане и вот эта — настоящая жилая, кочевая. Монгольская юрта почти всегда ориентирована по оси «север — юг». Вход — с южной стороны, строго напротив него — почетная сторона юрты, куда сажают важных гостей и где хранится алтарь с изображением богов. Западная сторона юрты — мужская: здесь находится кровать главы семьи и его жены, охотничье снаряжение, конское седло, упряжь, бурдюк с кумысом и прочие принадлежности скотоводческого хозяйства, которые ассоциируются в основном с мужскими видами занятий. Восточная сторона — женская. Сразу у входа — полки с посудой и шкафчик с продовольствием, ведра для дойки скота и прочие предметы, связанные с женским трудом. Слева на кровати вповалку спал небольшой ребенок и отказывался реагировать на голоса и топот заходящих в юрту людей. Полы украшал линолеум. В центре дома находилась металлическая печь. У дальней стены напротив входа расположились невысокие деревянные шкафчики с расписными дверцами. На них — телевизор укрытый платком, швейная машинка и китайская игрушка микрофон-караоке. На полках фотографии членов семьи и буддийские реликвии. Возле шкафчиков стоял низеньки столик и несколько столь же низеньких табуреток. Доржи уже сидел за столиком и что-то смотрел в своём смартфоне. Заметив меня, он приглашающе махнул рукой и похлопал по табуретке рядом с собой. Не став кочевряжиться я уселся на самое почетное место в юрте.
Вскоре появился хозяин юрты и, скрестив ноги, уселся прямо на пол по левую руку от Доржи. Хозяйка суетилась возле шкафчика с посудой, а Доржи, достав табакерку, в качестве гостеприимного жеста, предложил мне нюхательный табак. В Монголии у каждого уважающего себя монгола есть такая табакерка с нюхательным табаком. Табакерка представляет собой выточенный из цельного камня флакон, в который насыпается очень мелко растертый нюхательный табак. Флакон закрывается пробкой, в которую вставлена миниатюрная ложечка из меди.
Подцепив этой ложечкой крохотную горсточку табака и, разместив ее на тыльной стороне ладони, втягиваете табак в нос. Отказаться было неудобно и я залихватски внюхнул в себя понюшку табака. Нос сразу прошиб яркий аромат ментола и эвкалипта, как от вьетнамской звездочки, так что я даже не понял, был там вообще табак или нет. При этом мозг настойчиво подавал сигналы о какой-то неправильности и я, невольно подняв взгляд, увидел скрещенные на мне напряженные взгляды и наведенные телефоны практически всей нашей группы. Не знаю что уж они от меня ожидали, но биться в конвульсиях или превращаться в розового единорога я точно не собирался. После нескольких бесполезно-томительных секунд ожидания к Доржи потянулись ладошки самых смелых: -Мне! -Мне. -А можно мне? -И мне тоже.
Но вот хозяйка принесла на стол плошки с оромом и тараком, а так же жбанчик с лайтовой версией монгольского чая. Ором это толстые пенки, образующиеся путем длительного кипячения молока в котле на медленном огне. В монгольской кухне пенки употребляют в качестве десерта. Если вы представили обычные молочные пенки, то зря, блюдо было немного жирным, консистенцию имело простоквашно-комковатую, присутствовал явный сливочный привкус. Нам предложили положить ором на хлеб и посыпать его сахаром. Получилось довольно-таки вкусно.
Тарак же был явной простоквашей со специфическим привкусом монгольского кочевья. Запивали мы всё это чаем с молоком. Опустошив продовольственные запасы хозяев, народ потянуло на наивные вопросы о социальной жизни монгольских кочевников. О равноправии, феминизме, ювенальной юстиции, свободной любви и прочих правах человека. Доржи, конечно, отвечал максимально в духе современности, но и его запасов толерантности хватило ненадолго и нас пригласили вон из юрты кататься на лошадках.
В конечном итоге отловив и оседлав парочку лошадей, нас пригласили на посадку. «Двести рублей, — огорошил нас Доржи. - Наличкой, без сдачи.» И? Где я ему двести рублей посреди степи найду? Раньше сказать нельзя было? Давай лучше карточку к лошадиному крупу приложу! Пришлось идти побираться в народ. Народ добрый. Двести рублей для меня нашли, на возмездной основе. Можно ехать. Честно говоря, я всё же немного боялся. Боялся что при запрыгивании на лошадь не рассчитаю и, как в дешёвых комедиях, перелечу через неё и шмякнусь на землю. Наоборот, не смогу перемахнуть, зацеплюсь ногой и шмякнусь на землю. Лошадь меня понесет, я не удержусь и шмякнусь на землю. Лошадь взбрыкнёт и я… Ну вы поняли.
Внук хозяина метнулся в степь и привел обратно ему его оторву, мы взгромоздились в сёдла и хозяин, подхватив поводы наших лошадей, неспешно потянул нас в бескрайнюю степь. Конечно же утруждать себя объяснением основ верховой езды никто не стал и под размеренный шаг кобылы я судорожно вспоминал сцены из фильмов и книг, где герои лихо скакали на лошадях изредка одаривая зрителя/читателя советами по лошадевождению. Так часть седла в которую я судорожно вцепился обеими руками, называют, вроде, лука, неловко придерживаемые пальцами ремешки — поводья, а так же есть шенкеля и лошади их зачем-то дают. Управлять лошадью нужно с помощью поводьев. Натягивая правый или левый повод, всадник поворачивает голову коня в нужную сторону. При торможении поводья натягиваются и говорится «Пруу», а при ускорении надо встряхнуть поводьями и сказать «Ноо». Вроде несложно.
Отъехав от загона и перейдя в брод широкий ручей, мы шагом двинулись по степным просторам. Я даже как-то расслабился: лошади идут на поводу с неспешной скоростью, поворачивают вслед за ведущим, я с седла не сползаю и с лошади не падаю. Но, недолго музыка играла. Товарищ монгол попридержал свою кобылу и, когда я с ним поравнялся, с хитрой улыбкой сунул мне повод от моей лошади. What? Мы так не договаривались! Но стремительно удалявшемуся всаднику до моих причитаний было как до смеси красного и синего. Флегматичное непарнокопытное, по инерции пройдя ещё с десяток шагов, на меня благополучно наплевало и потянулось мордой к степной травке. Немного опешив от подобной наглости, я дернул поводья на себя и принялся понукать животину. Но ни мои робкие «Ноо», ни подергивание поводьев лошадь ни капельки не впечатлили. И только, хлестнув поводьями посильнее, я добился хоть какого-то отклика и мы наконец-то сорвались из шага в рысь.
Бег рысью – способ движения со скоростью от 15 до 25 км в час. Рысью конь может пробежать без остановок десять километров и ничего плохого с ним не случится. В отличие от всадника. При беге рысью толчки от лошадиных ног через седло очень неприятно передаются в заднюю часть всадника. И на жестком монгольском седле при такой сильной тряске усидеть очень трудно. Я где-то читал как можно не допустить избиения седлом центра принятия решений. Надо, упираясь ногами в стремена, совершать в такт толчкам возвратно-поступательные движения в вертикальной плоскости. Когда седло поднимается, надо самому приподняться, а когда оно опускается, надо вдогонку мягко присесть. Это оказалось совсем не трудно и, возликовав от своей крутости, я, подстёгивая лошадь, помчался догонять солошадников.
Стоит ли говорить что от таких поскакушек я получил неописуемое удовольствие и был в полнейшем восторге! К точке сбора я возвращался уже «умелым кавалеристом» готовым раздавать непрошенные советы и насмехаться над неумехами. Но, к сожалению, желающих прокатиться было мало, еще две пары, да и Доржи заторопился на поздний обед: сократил круг в два раза (за те же 200 рублей) и нас всех согнал по уазикам не дожидаясь финиша последней пары. А я ещё хотел выклянчить лук и сфотографироваться с ним на лошади. Но не судьба. Скоропостижно попрощавшись с кочевниками, мы на всех скоростях рванули обратно. Обед стыл.
На обед была небольшая порция вареной картошки с рисом и много мяса. Много. Мяса. Вареного. Всё-таки мы сильно избалованы свежей зеленью. Я люблю мясо, особенно такое вкусное. Но вот лучка бы. Огурчика, помидорчика. Да любой зелени на худой конец. Но нет, вот хочешь — бульончиком запей, или чаем. Или вот хлебушка возьми. Кусочек. Не успел? Расхватали? Ну что ж ты такой нерасторопный. Съешь ещё это мягкое монгольское мясо да выпей чаю.
После обеда все разбрелись кто куда. По магазинам, вздремнуть, или ещё куда. Мы же сидели на лавочке, любовались окрестностями Хубсугула и болтали, кто о красоте, а кто ногами. Когда невыносимая тяжесть бытия, после обильного обеда, перестала давить на желудок и стало можно дышать и двигаться, мы выдвинулись прогуляться на гору Хирвест.
Гора Хирвест находится на западной оконечности поселка Ханх, с неё открываются прекрасные виды на поселок и озеро. А если пройти чуть дальше, то, в безоблачный день, можно насладиться шикарными видами Восточных Саян и их наивысшей точкой — Мунку-Сардык.
Особенно, наверное, приятно наблюдать здесь закаты и восходы. На горе можно найти остатки древнего острога, два обо — каменное и деревянное, и священное дерево. Гора частично покрыта лиственничным лесом.
Сарлыки беспечно пасутся по склонам индифферентно относясь к мимо проходящим туристам. Скалящиеся черепа лошадей взирают на всё с пониманием.
А беркуты приглашают насладиться красотами монголии с высоты птичьего полета. В общем на горе Хирвест мне понравилось: красота, раздолье и бесконечная синь вечного неба.
Гуляли мы по горе до самого ужина, а на ужин нам обещали приготовить хорхог. Хорхог — это приготовленная в раскаленных камнях баранина, тушёная в закрытом металлическом котле. Хорхог – это скорее техника приготовления, поэтому единого рецепта нет. Иногда таким образом готовят только мясо, иногда добавляют овощи, обычно это морковь, репчатый лук, картофель или капуста. И никаких специй, кроме соли и черного перца. В эпоху Чингисхана хорхог готовился прямо в овечьей шкуре.
Рецепт хорхога был создан кочевниками, поэтому это блюдо обычно не подают в ресторанах и не едят в крупных городах. Хорхог едят без столовых приборов, только руками. А камни, в которых готовилась баранина, по традиции подаются вместе с едой. Камни в процессе приготовления впитывают жир и становятся чёрными и скользкими. Их перекладывают из руки в руку не понимая зачем это делают, но традиция есть традиция, а будешь умничать получишь в лоб половником.
Мясо было очень горячим, нежным и вкусным, и совсем не пахло бараниной. Первые подаваемые блюда были деревянными с красиво выложенным мясом, но сфотографировать я их не успел. Люди были голодными, а я нерасторопным. Когда мы практически насытились, а бараний жир стал подзастывать на губах и тарелках, каждому подали по пиале мясного бульона, того, что получился при приготовлении хорхога. Было очень вкусно, но немного солоновато. С сожалением отвалившись от стола и набив карманы костями мы пошли подкармливать местных собак, которые бегали за нами по всему поселку с момента нашего приезда сюда.
Побродив ещё по поселку и по берегу озера, начали готовиться к очередной ночёвке в юртах. Договорились что в этот раз истопник придет топить печку два раза: в двенадцать ночи и четыре утра. Навыпрашивали на кухне термосов с горячим чаем. Запаслись вкусняшками в местных лабазах. Да и погодка была значительно теплее чем вчера. Озеро не застывало. Вот и закончился второй день нашего пребывания в Монголии. Налюбовавшись на звёзды и немного озябнув, мы направились на боковую.
