Мунку-сардык

Монголы — кочевой народ. Юрты для них стали идеальным жильем. В доме, который по нескольку раз в год приходится разбирать и перевозить на новое место, не может быть ничего лишнего, а все необходимое должно находиться на строго определенных, освященных традицией местах.

Но не стоит думать что монгольские кочевники чураются благ цивилизации. В зависимости от достатка есть и грузовики, и мотоциклы (которые современным пастухам зачатую вместо коней), спутниковые антенны и телевизоры, солнечные панели и дизельные генераторы. Вот на это монголы готовы тратить свои деньги. Но опять-таки — ничего лишнего.

Зайдя в юрту я внимательно огляделся. Ведь одно дело гостевая юрта, где мы жили в Саян-Радиане и вот эта — настоящая жилая, кочевая. Монгольская юрта почти всегда ориентирована по оси «север — юг». Вход — с южной стороны, строго напротив него — почетная сторона юрты, куда сажают важных гостей и где хранится алтарь с изображением богов. Западная сторона юрты — мужская: здесь находится кровать главы семьи и его жены, охотничье снаряжение, конское седло, упряжь, бурдюк с кумысом и прочие принадлежности скотоводческого хозяйства, которые ассоциируются в основном с мужскими видами занятий. Восточная сторона — женская. Сразу у входа — полки с посудой и шкафчик с продовольствием, ведра для дойки скота и прочие предметы, связанные с женским трудом. Слева на кровати вповалку спал небольшой ребенок и отказывался реагировать на голоса и топот заходящих в юрту людей. Полы украшал линолеум. В центре дома находилась металлическая печь. У дальней стены напротив входа расположились невысокие деревянные шкафчики с расписными дверцами. На них — телевизор укрытый платком, швейная машинка и китайская игрушка микрофон-караоке. На полках фотографии членов семьи и буддийские реликвии. Возле шкафчиков стоял низеньки столик и несколько столь же низеньких табуреток. Доржи уже сидел за столиком и что-то смотрел в своём смартфоне. Заметив меня, он приглашающе махнул рукой и похлопал по табуретке рядом с собой. Не став кочевряжиться я уселся на самое почетное место в юрте.

Вскоре появился хозяин юрты и, скрестив ноги, уселся прямо на пол по левую руку от Доржи. Хозяйка суетилась возле шкафчика с посудой, а Доржи, достав табакерку, в качестве гостеприимного жеста, предложил мне нюхательный табак. В Монголии у каждого уважающего себя монгола есть такая табакерка с нюхательным табаком. Табакерка представляет собой выточенный из цельного камня флакон, в который насыпается очень мелко растертый нюхательный табак. Флакон закрывается пробкой, в которую вставлена миниатюрная ложечка из меди.

Подцепив этой ложечкой крохотную горсточку табака и, разместив ее на тыльной стороне ладони, втягиваете табак в нос. Отказаться было неудобно и я залихватски внюхнул в себя понюшку табака. Нос сразу прошиб яркий аромат ментола и эвкалипта, как от вьетнамской звездочки, так что я даже не понял, был там вообще табак или нет. При этом мозг настойчиво подавал сигналы о какой-то неправильности и я, невольно подняв взгляд, увидел скрещенные на мне напряженные взгляды и наведенные телефоны практически всей нашей группы. Не знаю что уж они от меня ожидали, но биться в конвульсиях или превращаться в розового единорога я точно не собирался. После нескольких бесполезно-томительных секунд ожидания к Доржи потянулись ладошки самых смелых: -Мне! -Мне. -А можно мне? -И мне тоже.

Но вот хозяйка принесла на стол плошки с оромом и тараком, а так же жбанчик с лайтовой версией монгольского чая. Ором это толстые пенки, образующиеся путем длительного кипячения молока в котле на медленном огне. В монгольской кухне пенки употребляют в качестве десерта. Если вы представили обычные молочные пенки, то зря, блюдо было немного жирным, консистенцию имело простоквашно-комковатую, присутствовал явный сливочный привкус. Нам предложили положить ором на хлеб и посыпать его сахаром. Получилось довольно-таки вкусно.

Тарак же был явной простоквашей со специфическим привкусом монгольского кочевья. Запивали мы всё это чаем с молоком. Опустошив продовольственные запасы хозяев, народ потянуло на наивные вопросы о социальной жизни монгольских кочевников. О равноправии, феминизме, ювенальной юстиции, свободной любви и прочих правах человека. Доржи, конечно, отвечал максимально в духе современности, но и его запасов толерантности хватило ненадолго и нас пригласили вон из юрты кататься на лошадках.

В конечном итоге отловив и оседлав парочку лошадей, нас пригласили на посадку. «Двести рублей, — огорошил нас Доржи. - Наличкой, без сдачи.» И? Где я ему двести рублей посреди степи найду? Раньше сказать нельзя было? Давай лучше карточку к лошадиному крупу приложу! Пришлось идти побираться в народ. Народ добрый. Двести рублей для меня нашли, на возмездной основе. Можно ехать. Честно говоря, я всё же немного боялся. Боялся что при запрыгивании на лошадь не рассчитаю и, как в дешёвых комедиях, перелечу через неё и шмякнусь на землю. Наоборот, не смогу перемахнуть, зацеплюсь ногой и шмякнусь на землю. Лошадь меня понесет, я не удержусь и шмякнусь на землю. Лошадь взбрыкнёт и я… Ну вы поняли.

Внук хозяина метнулся в степь и привел обратно ему его оторву, мы взгромоздились в сёдла и хозяин, подхватив поводы наших лошадей, неспешно потянул нас в бескрайнюю степь. Конечно же утруждать себя объяснением основ верховой езды никто не стал и под размеренный шаг кобылы я судорожно вспоминал сцены из фильмов и книг, где герои лихо скакали на лошадях изредка одаривая зрителя/читателя советами по лошадевождению. Так часть седла в которую я судорожно вцепился обеими руками, называют, вроде, лука, неловко придерживаемые пальцами ремешки — поводья, а так же есть шенкеля и лошади их зачем-то дают. Управлять лошадью нужно с помощью поводьев. Натягивая правый или левый повод, всадник поворачивает голову коня в нужную сторону. При торможении поводья натягиваются и говорится «Пруу», а при ускорении надо встряхнуть поводьями и сказать «Ноо». Вроде несложно.

Отъехав от загона и перейдя в брод широкий ручей, мы шагом двинулись по степным просторам. Я даже как-то расслабился: лошади идут на поводу с неспешной скоростью, поворачивают вслед за ведущим, я с седла не сползаю и с лошади не падаю. Но, недолго музыка играла. Товарищ монгол попридержал свою кобылу и, когда я с ним поравнялся, с хитрой улыбкой сунул мне повод от моей лошади. What? Мы так не договаривались! Но стремительно удалявшемуся всаднику до моих причитаний было как до смеси красного и синего. Флегматичное непарнокопытное, по инерции пройдя ещё с десяток шагов, на меня благополучно наплевало и потянулось мордой к степной травке. Немного опешив от подобной наглости, я дернул поводья на себя и принялся понукать животину. Но ни мои робкие «Ноо», ни подергивание поводьев лошадь ни капельки не впечатлили. И только, хлестнув поводьями посильнее, я добился хоть какого-то отклика и мы наконец-то сорвались из шага в рысь.

Бег рысью – способ движения со скоростью от 15 до 25 км в час. Рысью конь может пробежать без остановок десять километров и ничего плохого с ним не случится. В отличие от всадника. При беге рысью толчки от лошадиных ног через седло очень неприятно передаются в заднюю часть всадника. И на жестком монгольском седле при такой сильной тряске усидеть очень трудно. Я где-то читал как можно не допустить избиения седлом центра принятия решений. Надо, упираясь ногами в стремена, совершать в такт толчкам возвратно-поступательные движения в вертикальной плоскости. Когда седло поднимается, надо самому приподняться, а когда оно опускается, надо вдогонку мягко присесть. Это оказалось совсем не трудно и, возликовав от своей крутости, я, подстёгивая лошадь, помчался догонять солошадников.

Стоит ли говорить что от таких поскакушек я получил неописуемое удовольствие и был в полнейшем восторге! К точке сбора я возвращался уже «умелым кавалеристом» готовым раздавать непрошенные советы и насмехаться над неумехами. Но, к сожалению, желающих прокатиться было мало, еще две пары, да и Доржи заторопился на поздний обед: сократил круг в два раза (за те же 200 рублей) и нас всех согнал по уазикам не дожидаясь финиша последней пары. А я ещё хотел выклянчить лук и сфотографироваться с ним на лошади. Но не судьба. Скоропостижно попрощавшись с кочевниками, мы на всех скоростях рванули обратно. Обед стыл.

На обед была небольшая порция вареной картошки с рисом и много мяса. Много. Мяса. Вареного. Всё-таки мы сильно избалованы свежей зеленью. Я люблю мясо, особенно такое вкусное. Но вот лучка бы. Огурчика, помидорчика. Да любой зелени на худой конец. Но нет, вот хочешь — бульончиком запей, или чаем. Или вот хлебушка возьми. Кусочек. Не успел? Расхватали? Ну что ж ты такой нерасторопный. Съешь ещё это мягкое монгольское мясо да выпей чаю.

После обеда все разбрелись кто куда. По магазинам, вздремнуть, или ещё куда. Мы же сидели на лавочке, любовались окрестностями Хубсугула и болтали, кто о красоте, а кто ногами. Когда невыносимая тяжесть бытия, после обильного обеда, перестала давить на желудок и стало можно дышать и двигаться, мы выдвинулись прогуляться на гору Хирвест.

Гора Хирвест находится на западной оконечности поселка Ханх, с неё открываются прекрасные виды на поселок и озеро. А если пройти чуть дальше, то, в безоблачный день, можно насладиться шикарными видами Восточных Саян и их наивысшей точкой — Мунку-Сардык.

Особенно, наверное, приятно наблюдать здесь закаты и восходы. На горе можно найти остатки древнего острога, два обо — каменное и деревянное, и священное дерево. Гора частично покрыта лиственничным лесом.

Сарлыки беспечно пасутся по склонам индифферентно относясь к мимо проходящим туристам. Скалящиеся черепа лошадей взирают на всё с пониманием.

А беркуты приглашают насладиться красотами монголии с высоты птичьего полета. В общем на горе Хирвест мне понравилось: красота, раздолье и бесконечная синь вечного неба.

Гуляли мы по горе до самого ужина, а на ужин нам обещали приготовить хорхог. Хорхог — это приготовленная в раскаленных камнях баранина, тушёная в закрытом металлическом котле. Хорхог – это скорее техника приготовления, поэтому единого рецепта нет. Иногда таким образом готовят только мясо, иногда добавляют овощи, обычно это морковь, репчатый лук, картофель или капуста. И никаких специй, кроме соли и черного перца. В эпоху Чингисхана хорхог готовился прямо в овечьей шкуре.

Рецепт хорхога был создан кочевниками, поэтому это блюдо обычно не подают в ресторанах и не едят в крупных городах. Хорхог едят без столовых приборов, только руками. А камни, в которых готовилась баранина, по традиции подаются вместе с едой. Камни в процессе приготовления впитывают жир и становятся чёрными и скользкими. Их перекладывают из руки в руку не понимая зачем это делают, но традиция есть традиция, а будешь умничать получишь в лоб половником.

Мясо было очень горячим, нежным и вкусным, и совсем не пахло бараниной. Первые подаваемые блюда были деревянными с красиво выложенным мясом, но сфотографировать я их не успел. Люди были голодными, а я нерасторопным. Когда мы практически насытились, а бараний жир стал подзастывать на губах и тарелках, каждому подали по пиале мясного бульона, того, что получился при приготовлении хорхога. Было очень вкусно, но немного солоновато. С сожалением отвалившись от стола и набив карманы костями мы пошли подкармливать местных собак, которые бегали за нами по всему поселку с момента нашего приезда сюда.

Побродив ещё по поселку и по берегу озера, начали готовиться к очередной ночёвке в юртах. Договорились что в этот раз истопник придет топить печку два раза: в двенадцать ночи и четыре утра. Навыпрашивали на кухне термосов с горячим чаем. Запаслись вкусняшками в местных лабазах. Да и погодка была значительно теплее чем вчера. Озеро не застывало. Вот и закончился второй день нашего пребывания в Монголии. Налюбовавшись на звёзды и немного озябнув, мы направились на боковую.

Продолжение следует.

Ближе к утру в юртах стало холодно. Очень холодно. Температура воздуха ночью на улице опустилась до нуля, вода в Хубсугуле окончательно замерзла и место дислокации сменилось с адского котла на ледяные воды Коцита. Благо я не в Турцию собирался с его «all inclusive», а в суровые монгольские степи, поэтому бодренько соскочив с кровати в четвертом часу утра и выудив из закромов рюкзака трофейную зажигалку я, подрагивая от переполнявшего меня восторга к местному климату, разжег в нашей печурке огонь, в очередной раз вспомнив добрым словом Прометея. Лиственничные дрова весело затрещали, животворящее тепло стало разливаться по юрте, а я, юркнув обратно в кровать, отправился в царство Морфея досматривать третьи сны.

Утром нас разбудил недовольный гомон обитателей соседних юрт. Как оказалось в завтрашний день не все могут смотреть. Потому что взять с собой в поездку зажигалку, спички, или, на худой конец, огниво — большинство не догадалось, а искать по ночному поселку вчерашнего истопника — занятие заранее проигрышное. Так что выспаться этой ночью смогли не только лишь все, мало то смог это сделать. Вот и высказывали они своё недовольство директору юрта-сити, а тот в ответ вещал, хитро поблескивая глазами, про аутентичность, монгольских кочевников и вековые традиции юртостроительства. Но всё же договорились что идейный последователь Цоя будет на следущую ночь топить печь в двенадцать ночи и в четыре утра.

Придя к мировому соглашению, мы отправились на завтрак. Нам подали сладкую кашу (хотя, если судить по уровню сладости, то это было скорее варенье из риса с добавлением сливочного масла), довольно-таки вкусную яичницу с беконом, хлеб с куском масла и чай с молоком. Причем яичницу нам подали несколько позже. Настолько позже, что я успел покушать, сходить в юрту, переодеться к экскурсии, собрать телефон-кошелек-документы и вернуться к месту сбора. И тут меня позвали дозавтракать. Э… Ну ладно. Облизав ложки и опрокинув в себя стаканы с чаем (в отличие от меня, который, из-за лапковости рук, опрокинул стакан на стол), нестройной гурьбой потянулись к уазикам. Нас ожидала экскурсионная поездка в глубины монгольских степей, а так же дикие гуси-лебеди, дикие лошади и дикие вполне себе цивилизованные монгольские кочевники. Любезный Доржи (для тех кто забыл — директор туристического комплекса Саян-Радиан) облачившись в монгольский халат, монгольские сапоги и монгольскую шляпу любезно решил побыть нашим гидом и сопровождать столь дорогих гостей в этом увлекательном путешествии.

Вообще поездка по монгольским степям, скажу я вам, это отдельный вид искусства. Езда на уазике по ухабистой дороге сравнима с попыткой удержаться на необъезженном скакуне имея диван вместо седла. Вы когда-нибудь пытались удержаться на таком? Вот и я нет. Благо опыт езды в подобном транспорте на подобных дорогах у меня был. (Привет, Ольхон!) Балансируя корпусом и держась руками за металлический каркас под седушкой я чувствовал себя пассажиром рыболовного катерка попавшего в шестибалльный шторм. За окном тоже было море, только море сухопутное, степное. Не хватало только цветущего ковыля чтобы по настоящему превратить степь в бушующее бело-зелёное море. Скача как взбесившийся козел мы перелетали с выпуклости на впуклость, минуя холмы и ручьи, сурков и журавлей, мохнатых лошадок и лохматых сарлыков.

Это лохматый сарлык. Слово са́рлык (производное от монг. сарлаг) и выражения тибетский бык или хрюкающий бык (недовольный як хрюкает, что крупному рогатому скоту не свойственно).

Первый пункт нашей экскурсии это шаманское святилище Арван-Гурван-обо (дословно переводится как «тринадцать обо») находящееся на выступающем скалистом Хангинском мысе. Обо — это место поклонения местным духам, то есть хозяевам данной местности. В традиционной форме представляют собой кучи из камней или деревья, украшенные ленточками и флажками.

С годами обо увеличивается в своих размерах за счет жертвенных камней во время ежегодных обрядов и от проходящих мимо путников. Название святилища восходит к древним преданиям в которых рассказывается о 13 северных нойонах – сыновьях божественных тэнгриев (небесные духи происходящие от верховного вечного неба), которые спустились с неба вершить суд над людьми и выбрали различные места проживания. Согласно древним обычаям на обо проводятся тайлаганы — один из древних обрядов почитания богов. У высших божеств, просят мира, благополучия и хорошего урожая., где совершается жертвоприношение «зулдэ» – головой жертвенного животного, для увековечивания жизни рода. В долине реки Ханха-Гола, впадающем в озеро в этом месте, в начале девятнадцатого века действовал буддийский дацан и обо на Хангийском мысе было местом проведения буддийских молебнов. В 1938 г. дацан был уничтожен. Летом 2005 г было сложено 13 новых обо из крупных белых валунов и древнее шаманское святилище вновь было освящено.

Степенно высадившись из транспорта, мы неспешно поднялись на холм к центральному обо. Доржи велел нам по дороге подобрать по три небольших камушка. Ну надо так надо. Поднявшись и выслушав от Доржи развернутую историческую справку мы приняли участие в обряде: воскурили воскурительную смесь, походили посолонь вокруг центрального обо, покидали в него камушки и чего-то хорошего попросили у Вечного Синего Неба.

Мне было очень интересно, но ничего не понятно.

После этого Доржи пояснил что под влиянием китайской культуры обо всё чаще ассоциируются со знаками восточного календаря основанном на 12-летнем лунном цикле. Народ принялся судорожно вспоминать кто есть кто по жизни — свинья, овца или обезьяна какая и разбредаться по «своим» просить всяческих ништяков.

Я же, запутавшись в своих небесно-восточных корнях и не рискуя чего бы то ни было просить у «чужих» знаков, побрел фотографировать горы, цветочки на склонах и прочие красивости.

Вдоволь набродившись по холму и нафотографировавшись, пошли смотреть хангинские пещеры, где когда-то медитировали ламы. По пути мы остановились у покосившейся коновязи и Доржи попросил окружающих найти подходящий камушек, что бы выправить коновязь.

Благодаря своей природной смекалке, пока остальные ещё только озирались по сторонам, я метнулся кабанчиком до показавшегося мне подходящим камушка и ловко вбил его ногой в образовавшийся зазор между землей и коновязью тем самым выправляя столб. Да, я молодец. Доржи тем временем объяснял что это не просто безымянный столб, это — сэргэ. Сэргэ символизировало «древо жизни», «мировое дерево», объединяющее три мира. На столб наносились три кольцевых канавки. Верхняя предназначалась для привязывания лошадей верховных небожителей, средняя – для лошадей обычных земных людей, нижняя – для лошадей представителей подземного мира. В прошлом у каждой юрты стояло сэргэ, «ибо пока стоит сэргэ – жива семья». Установление сэргэ имело символическое значение: это моя земля, это место имеет хозяина. Нельзя было разрушать сэргэ, пока оно само не придет в негодность.

Но вот мы и дошли до Хангинских пещер, что находились недалеко от тринадцати обо. И появились эти пещеры там неспроста. Считается, что в святых местах наиболее продуктивна медитация для получения просветления, энергии и бодрости. Уединение в таком пустынном месте является существенной частью мистического обучения. Основная цель уединения – отвлечь внимание от предметов внешнего мира и направить его к духовному началу. Эффективность таких духовных практик особенно высока в святых местах, которые почитаются с древних времен и считаются своеобразными «контактными зонами» между мирами.

Вот представьте что вы лама, спускаетесь по отвесному обрыву, с помощью камней и молитвы выдалбливаете себе небольшую нишу в скале, усаживаетесь там в позе лотоса и сидите там пока в своем познании настолько не преисполнитесь, что этот мир вам станет абсолютно понятен, и поймете что вы здесь только для одного — покоя, умиротворения и вот этой гармонии, слияния с бесконечно-вечным, созерцания великого фрактального подобия и от вот этого замечательного всеединства существа, бесконечно вечного, куда ни посмотри, хоть вглубь — бесконечно малое, хоть ввысь — бесконечное большое, понимаешь? Я — нет.

Доржи тем временем наглядно нам показал, как сидели и молились ламы в подобных нишах. Я тоже забрался в подобную, уселся в позе лотоса и, не медитировал, нет, любовался красотой открывающихся видов: Хубсугул, снежные пики Саян, степные просторы и кристально чистый воздух. На мгновение может показаться что ты один во вселенной и сейчас тебе приоткроется краешек истины мироздания… Но, гомон голосов и скрип камней под ногами нашей группы вырывают тебя из этого наваждения.

Пора ехать. Еще пара-тройка красивых фоток и буханочным караваном уезжаем на птичье озеро.

Попетляв по степи приехали к небольшому озерку на островах которого гнездятся тучи разнообразных птиц. Им здесь полное раздолье.

До яиц не могут добраться четвероногие хищники и табуны кочевников не втаптывают гнезда в землю. Я не орнитолог и птицах не разбираюсь, но это не помешало мне полюбоваться на лебедей, уток, гусей и прочих чаек. Немного оглохнув от птичьего базара, и тщетных попыток заснять на телефон хоть что-то путёвое я вернулся к группе.

Из уазика уже достали лук, роздали желающим стрелы и вовсю проводили краткий курс молодого монгольского лучника. Не спешите вызывать зоозащитников, монголы обычно на птиц не охотятся, не преследуют и не беспокоят их. Считается, если птиц много около дома, то это приносит богатство и благополучие. Поэтому стрелы у нас были турнирные. На наконечники были насажены пластиковые набалдашники и для охоты они были не пригодны.

В детстве многие играли в индейцев и делали себе луки из подходящей палки и резинки от трусов. Моё знакомство с луком до сегодня лет этим и ограничивалось. А тут дали мне в руки монгольский лук. Настоящий. Всамделишный! Монгольский лук — это сложносоставной лук, из дерева, кожи и роговых накладок склеенных при помощи животного клея. Длина монгольского лука в целом составляет 150 - 170 см. Стрелы для монгольского лука около 90 - 95 см. История показывает, что большинство известных нам империй строились по большей части огнем и мечом. Однако, когда говоришь об империи Чингисхана, уместнее сказать, что построена она была луком. Эффективность уникального оружия монголов могла вполне сравниться с огнестрельным оружием. Стреляли мы просто в степь, без всяких мишеней, или в бескрайнюю высь неба, навесом, а специально обученный монгольский мальчик бегал за стрелами. Инструктор по ТБ видя всё это заливался бы горючими слезами, но благо в степи ему было неоткуда взяться. Почему-то я боялся облажаться и выстрелить как-то криво или вообще себе в ногу. Зато, если бы это произошло, смог бы стать стражником Вайтрана. Но лук, на удивление, очень удобно лег в мои руки, а они, в свою очередь, почему-то наклонили лук почти горизонтально, словно обитатель Гарлема свою пушку.

Так я и стрелял. Попытавшись выпрямить лук строго вертикально, как нам и показывал Доржи, мне показалось это дико неудобным, хотя я и понимал что сам себя ограничиваю в силе натяжения тетивы. По конец я настолько освоился, что бесплатно раздавал советы как правильно стрелять из лука всем желающим. Очень уж мне это дело понравилось! Стрелять из лука, разумеется. Раздавать советы я и раньше умел. Всё хорошее когда-нибудь кончается: у нас отобрали лук и стрелы. Но, как сказал однажды Александр Грейам Белл про уазик: «Когда закрывается одна дверь, открывается другая...». И нас повезли к монгольским кочевникам. Настоящим.

Продолжение следует.

Итак, настал этот знаменательный день, и мы выдвинулись в сторону солнечной Монголии. Выехали из города пораньше, в пять утра, что бы к обеду уже быть на границе и успеть пройти таможню. Маршрут совсем несложный, протяженностью порядка 400 км до п. Ханх. Практически до самой границы с Монголией - хорошая асфальтированная дорога с небольшими гравийными участками и то в основном из-за ремонта мостов и дорог. Сама дорога представляет небольшое и интересное путешествие. Удивительная природа, море леса и скальники не оставят равнодушным никого.

В семь утра остановились в посёлке Большая Глубокая на завтрак (завтрак входил в стоимость поездки). Посёлок Большая Глубокая расположен на Култукском тракте. Юго-западнее посёлка находится исток речки Большая Глубокая, впадающей в Иркут. Отведав яичницы с беконом продолжили своё путешествие по Култукскому тракту. В наши дни Култукский тракт, с его серпантинами, крутыми подъемами и спусками, считается одной из самых опасных дорог не только Сибири, но и России. В среде дальнобойщиков так и говорят: если Култук пропустил — считай, рейс сложился хорошо.

Благополучно пропустив Култук оказались на Тункинском тракте — легендарном древнем пути, пролегающем вдоль одноименной долины: когда-то здесь, по берегу реки Иркут, Чингисхан вел из Монголии на Запад свое многотысячное войско. Тункинская долина всегда поражает наблюдателя своей красотой. Густые хвойные леса заявляют нам о бурной жизни растений, стремительные реки - о силе и непокорности воды, а величественные горы с заснеженными шапками вершин - о господстве и могуществе природы.

За любованием природой путь прошел незаметно. Быстро проскочили юго-западную оконечность Байкала, полюбовались остроконечными пиками Тункинских гольцов, заехали в Кыренский дацан и покрутив там барабаны помчались дальше по Тункинкому тракту. А на подъезде к поселку Монды, нас остановил пограничный пост для проверки загранпаспортов. Достаём паспорта. Быстро проверив нас пропускают дальше.

Вот и посёлок Монды. Он расположен у границы между Россией и Монголией, в котловине, опоясанной отрогами Восточных Саян, Хамар-Дабана и Тункинских гольцов. Люди облюбовали эти неописуемой красоты места со стародавних времен. Лежащий на высоте около 2 тысяч метров, Монды является ближайшим поселением к высочайшей вершине Восточного Саяна – Мунку-Сардык (3491 метр), в 10 км западнее поселка начинается подножие этого горного массива, в 13 км на юго-западе проходит государственная граница с Монголией. В поселке Монды мы пообедали позами и лагманом дожидаясь встречающей стороны из Монголии. Наш российский водитель, вместе с машиной, остался в гостинице в Мондах дожидаться нас с обратного пути, а мы весёлой стайкой разместились в трех уазиках Буханках и поехали покорять монгольский дивный край.

Тринадцать километров пролетели незаметно и примерно в час дня мы уже на границе с Монголией. Если кому интересно ДАПП (двухсторонний автомобильный пункт пропуска) работает с 10.00 до 18.00 без выходных, как с нашей, так и с монгольской стороны. Погранично-таможенный пункт российской стороны встретил нас суровыми пограничниками и весёлой собакой. Я на границе в первый раз, а потому мандраж и ожидание неизведанного. Постояв немного перед воротами, как раз пропускали встречную машину, мы заехали на территорию для досмотра и заполнения документов. Высадив из УАЗика нас отвели в здание таможни где мы прослушали правила поведения на границе и про таможенные ограничения. Запомнил только про то, что с Монголии можно привести три литра алкоголя на человека, один блок сигарет и полный запрет ввоза продуктов животного происхождения, даже сухой творог. Пообещал себе что обязательно найду этот сухой творог и попробую. Чай провозить можно. После заполняли регистрационный лист. Пока мы заполняли документы машина проходила тщательный досмотр. Досматривается все: бардачки, багажники, вплоть до всех внутренних отсеков. Специально обученная собака нюхает салон авто и вещи на наличие запрещенных препаратов.

Закончив со всеми формальностями выезжаем из ДАПП Монды. Пока Россия, привет Монголия! Упс… Сто метров и опять ДАПП. Теперь Монгольская. Эй! Давай всё по новой, открывай ворота, расчехляй паспорта. Я уже хочу горы и долины, а не вот это вот всё! Тут нас уже встречали весёлые пограничники и суровая собака. Мы снова заполняли документы, смотрели в камеру и снимали пальчики. При прохождении погран-таможни я понял что моё имя на монгольском звучит как «ЭЙ!», ну по крайней мере меня тут так звали постоянно: -Эй, ты куда пошел?; -Эй, все пальцы клади, да вот так. -Эй, смотри в камеру!; -Эй, не туда!; -Эй, Вам сюда нельзя, выход там!;

Спустя почти 2 часа отъезжаем от границы, и через 2 км еще одно КПП со шлагбаумом. Люди в форме снова смотрят наши паспорта, но наши лица им совсем не интересны, они ищут штампики на страницах и убедившись в наличии оных благополучно пропускают в заждавшуюся нас заграницу. Ну теперь всё, кончились проверки, полетим во всю мощь мотора старенькой буханки! А, не… Прууу! Нас снова остановили: мужичок монгольской внешности собирает по 100 рублей с носа за посещение нацпарка и выдает красивые билеты. На билетики мы не позарились, да и денег нам было жалко, поэтому на ломаном русском мы кое-как ему объяснили что наш буханка первый, за нами еще два буханка, там гид, там деньги, мы проезжай, деньги там, сзади. И плевать что он мог не знать даже такого слова как буханка. Главное, что мы громко объясняли и эмоционально размахивали руками. Дядечка, махнув рукой, от нас отстал и мы снова покатили, с ветерком, в светлое будущее.

Двадцать километров по гравийке и вот мы на Хубсугуле!

Хубсугул - одно из двух величайших озер Азии, младший монгольский брат Байкала! Он не только похож на Байкал, но и связан общей сетью горных рек. Вода, вытекающая из Хубсугула с рекой Эгийн-Гола, попадает сначала в Селенгу, крупнейший приток Байкала, а затем, пройдя свыше 1200 км по степям Монголии и Забайкалья, вливается в Байкал. Капризное, большое, многоводное, он воспевается в песнях как море необозримое, обширное, могущественное. Монголы называют его почтительно — Хубсугул-Далай. Дикая и суровая красота озера, высокие горы, окружающие его, величественная глухая тайга поражают путешественника, попавшего в этот дикий край. Стройные лиственницы спускаются к самому берегу озера. В бухтах прячутся золотые песчаные пляжи. Здесь много птиц, можно часто увидеть диких зверей, в притоках водится таймень, а озеро чрезвычайно богато рыбой. Хубсугул – тюркское слово, означающее «озеро синих вод», в XIX столетии русские путешественники именовали его Косоголом. Вода в озере пресная, аналогичная байкальской воде, чистая и пригодна для питья в сыром виде. Хубсугул расположен на высоте 1645 м над уровнем моря и на высоте 1118 м над уровнем Байкала. Длина озера 136 км, а наибольшая ширина — 36,5 км. Наибольшая глубина составляет 262 м. Хубсугул — самое глубокое озеро в Монголии.

На берегу озера раскинулся Ханх - единственный поселок на севере озера, возникший первоначально как русское купеческое поселение. Первоначально поселок назывался Турт – по имени реки, впадающей в этом месте в озеро. Через поселок проходил зимний чайный путь – на подводах по замерзшему льду озера перевозили из Китая на ярмарку в Иркутск тюки с китайским чаем. В настоящее время это совсем небольшое поселение, где проживают около 2500 человек.

На самом берегу озера Хубсугул у подножья горы Хирвэст уютно разместился туристический комплекс Саян-Радиан (Край Земли). По прибытии в посёлок нас любезно встречает директор комплекса Доржи Доржеготов заселяет нас в юрты. Но юрта это не просто жилище из палок и войлока - это пространство соединения человека с самой жизнью. Место, где можно отдохнуть от проблем и забот, где восстанавливаются силы, и исчезает накопленное напряжение. Вот это всё мы и проверим, ведь в этих юртах нам жить ближайшие дни. Разместившись и немного погуляв по берегу озера мы нестройной гурьбой потянулись в юрту-столовую, там обедаем и идём смотреть местные достопримечательности.

В оставшееся время решили прогуляться по поселку и прикупить сувениров. Жители поселка по многим своим повседневным делам, вплоть до заправки топливом или крупным покупками, более ориентированы на приграничный Тункинский район Бурятии. Поэтому рубль здесь имеет равное хождение с тугриком и в Ханхе менять рубли на тугрики совсем не обязательно (но лучше иметь мелкие деньги, с крупных купюр в магазинах может не быть сдачи). Но если кому сильно хочется, то в поселке на центральной улице есть банк. В магазинах есть набор самых необходимых продуктов и товаров повседневного пользования, российского, монгольского и китайского производства, и ограниченный выбор сувениров. Мы закупились монгольским чаем и сухим творогом.

Нагулявшись и проголодавшись, мы как раз вернулись на базу к ужину. Наевшись от пуза мы ещё немного прогулялись по берегу озера. К сожалению нам не повезло и озеро в наш приезд практически всё было подо льдом. Лишь небольшая кромка воды, метра в три, была не окована льдом. Оценить всю красоту «озера синих вод» мы так не смогли, так что любовались закатом и пускали блинчики по воде стараясь попасть выскочившим камушком на лёд. К ночи, несмотря на начало июня, стало достаточно холодно. И даже оттаявшие воды озера стянуло корочкой льда. Мы надеваем дополнительные кофты и куртки.

Специально обученный монгол заходит в каждую юрту и затапливает в них печки. Делает он это весьма своеобразно: закинув несколько лиственничных поленьев в печь, поливает их огнем из газовой горелки, а когда поленья разгорятся ставить сверху на них целлофановый пакет с углем. Всё это добро неистово полыхает некоторое время делая жар в юрте поистине нестерпимым. Вечером в юрте было настолько жарко, что мы сидели в ней с открытыми дверями, в радиусе полутора метров от печки плавился целлофан и раскалялась металлическая посуда. Плюнув на этот прорыв из инферно мы выскочили на улицу и оправились снова бродить по берегу глядя на звезды и кидая мелкие камушки на лёд вполголоса обсуждая климат Монголии.

Вообще на Хубсугуле климат своеобразный: когда выглянет солнце — становится жарко, как только заходит за облако, хочется сразу надеть кофту. В целом очень похоже на байкальский климат, но солнечная активность намного больше, т.к. высота над уровнем моря на Байкале около 500 м, а на Хубсугуле 1650 м. Вода холодная настолько, что если зайти в воду голыми ногами, то через несколько секунд начинает их сводить. Проверено на себе. Мне вообще окрестности озера в районе поселка очень сильно напомнили остров Ольхон, что на Байкале. Вот уже и время к полуночи, налюбовавшись россыпью созвездий отправились по остывшим немного юртам смотреть сны.

Так закончился первый день в Монголии. Продолжение следует.