Династический косяк состоял уже в том, что от, по меньшей мере, двух женщин у Теодориха так и не родилось (или не дожило до взрослости) ни одного сына, только три дочери. Поэтому ему ничего иного не оставалось, кроме как для младшей из них, Амаласунты, рожденной Аудофледой (дочерью и сестрой франкских королей), найти достойного супруга и надеяться, что они справятся с тем, с чем не справился он сам. Этим супругом стал знатный остгот Эйтарих, правда умер он ещё в 522-м году, прежде даже своего тестя. Но определенный успех этот брак всё же имел, т.к. в нём родились дочь – Матасунта (ок. 518/520-551 или позже) и сын – Аталарих (516-534).
Именно Аталарих и был назначен своим умершим в 526-м году дедом наследником трона. Но, поскольку новый король был ещё совсем мальчиком даже по готским меркам, регентшей стала сама Амаласунта. И вот тут-то начались проблемы. С одной стороны, Амаласунта явно была очень образованной и умной женщиной, и правила Остготским королевством весьма разумно (к слову, именно в годы её регентства Кассиодор написал «Историю готов»). С другой – она мало того, что женщина (что остготов-патриархалов, чей смысл жизни даже после христианизации, всё ещё держался на войне и всяком таком, уже бесило), так ещё и явно симпатизировала византийской культуре и самим византийцам, в том числе их новому императору – Юстиниану (527-565), который получил власть от своего дяди, Юстина I (518-527), всего на год позже, чем сама Амаласунта.
Поэтому чем старше становился Аталарих, тем больше мужчины, представлявшие остготскую знать, тянули одеяло на себя и пытались отдалить сына от матери. И, похоже, у них даже получалось. Что случилось дальше, сказать однозначно трудно, но предположительно у парня оказалось не самое крепкое здоровье, и постоянные пьянки в лучших германских традициях окончательно его подкосили. Так что осенью 534-го года Аталарих внезапно скончался, что создало уже ощутимый династический кризис, т.к. он не был женат, не обзавелся детьми и тем самым стал последним мужским потомком Теодориха, который мог бы править остготами.
Амаласунта попыталась было удержать власть в собственных руках, но у неё ожидаемо ничего не вышло, поэтому она вынужденно пошла на довольно невыгодную для неё сделку – предложила корону своему двоюродному брату, Теодахаду, сыну родной сестры Теодориха – Амалафриды. И тут мне, пожалуй, стоит сделать небольшое отступление.
Я уже ранее рассказывала о том, как король Гейзерих (428-477) создал в Северной Африке собственное королевство вандалов и аланов, как устроил под благим предлогом нашествие на Рим в 455-м году и вернулся оттуда с невестой для своего сына Хунериха (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 84.1 «Delenda est»). И даже византийцы ничего ему не смогли сделать: после долгого правления он благополучно передал бразды правления Хунериху (477-484) и мирно почил. У Хунериха от той самой римской принцессы Евдокии был сын Хильдерих, но его отодвинул на задний план двоюродный брат – сын Гентона, брата его отца, по имени Гунтамунд (484-496), поскольку на тот момент таким был порядок передачи власти. Удивительно, но путь ему расчистил ещё сам Хунерих.
Гунтамунд известен тем, что разрешил высланным предшественниками епископам-никейцам вернуться на их посты и вообще всячески задабривал местное религиозное большинство. Предположительно по той причине, что ощутил непрочность власти вандалов в регионе уже тогда – им угрожали в перспективе не только византийцы, но и берберы, и было не лучшей стратегией настраивать против себя ещё и подданных римского происхождения. Но, по правде сказать, не очень-то это вандалам помогло – их попытка в 491-м году под шумок вернуть себе Сицилию, которую когда-то Гейзерих уступил Одоакру, не увенчалась успехом. А спустя четыре года Гунтамунд умер, и власть перешла к его брату Тразамунду (496-523), которому и пришлось строить отношения с новыми «соседями» – остготами под руководством Теодориха. К счастью для их народов, оба короля решили, что им лучше дружить, и предположительно в 500-м году Теодорих отдал в жёны Тразамунду свою овдовевшую сестру Амалафриду.
На самом деле ничем хорошим ни для Амалафриды, ни для её брата это не кончилось. Союзником Тразамунд оказался так себе: когда византийцы напали на Италию, он не выслал Теодориху на помощь свой флот, потом принял у себя короля вестготов Гезалеха (507-511), сына Алариха II от наложницы, а не от Тиудигото, дочери Теодориха, ставшей матерью другого сына и наследника Алариха – Амалариха. Да ещё с императором Анастасием I дружил. Одним словом, крыса, а не зять. Хоть потом и переобулся с извинениями. В 523-м году его силы потерпели поражение от берберов в ходе Триполитанской экспедиции, и в том же году Тразамунд умер. А его место занял…трампампам, сын Хунериха и Евдокии.
Дождавшийся своего часа Хильдерих (523-530), кажется, недолюбливал всех этих варваров, что уничтожили родное государство его матери. А, может, просто, несмотря на все его описания как «кроткого и миролюбивого», был той ещё акулой в политических играх. Он тоже симпатизировал Византии в целом и Юстиниану, в частности. И предположительно из-за этого против него начала мутить воду Амалафрида. Неизвестно, как далеко зашли её мутки (и были ли вообще), но закончилось всё тем, что по приказу Хильдериха она в 526-м году была казнена, а её остготская свита, жившая при дворе со времен её бракосочетания с Тразамундом, была перебита. Теодорих собирался было отомстить за сестру, но не успел.
У Амалафриды, что интересно, было двое детей: дочь Амалаберга, ставшая между 507 и 511-м годами женой Герменефреда (507-534), сына Бизина, и королевой тюрингов (об этой парочке я могла упоминать тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»); и сын Теодахад. Оба предположительно были её детьми от 1-го мужа, т.к. Амалабергу замуж отдал Теодорих, а у Теодахада были владения в Тусции (современной Тоскане). Таким образом расправа над матерью никак не задела их самих, и в политику Вандальской королевства они замешаны не были. Зато судьбы их тесно оказались переплетены с судьбой Остготского королевства, особенно судьба Теодахада.
(Монеты (фоллисы) времен Теодахада. Для меня тут самое интересное - причесон и головной убор)
Потому что именно о нём вспомнили, когда стало ясно, как сильно шатается трон под королевой Амаласунтой, и ему она предложила свою корону в обмен на сохранение её фактической власти в государстве. Теодахад (534-536) был наделен всяческими пороками, но дураком явно не был, поэтому согласился. И, пользуясь тем, что кузина затеяла политическую чистку среди остготских элит (устроила заказуху в отношении нескольких видных мужей, например Тулуина) в крайне неподходящее время, едва стал королем, сплавил её на остров Мартана посреди озера Больсена, где весной 535-го года её убили, возможно, родственники тех, кого ранее убили по её приказу. Примечательно тут то, что погибла Амаласунта примерно так же, как когда-то Фауста, жена Константина Великого – в бане, где её предположительно заперли. И Юстиниан через своего посла Петра Патрикия никак не сумел этому помешать…Зато сумел воспользоваться этим как предлогом для вторжения.
Теодахад правителем оказался ещё хуже, чем можно было ожидать. Когда из-за его, по сути, действий войска византийцев под командованием великого полководца Велизария зашли в Италию с юга и вскоре осадили Неаполь, он ничего не сумел с этим поделать. Так что возмущенные остготы провозгласили новым королем Витигеса (536-540), который сумел закрепить свою власть браком с Матасунтой, дочерью Амаласунты, а к Теодахаду подослал убийцу, который успешно справился со своим заданием в декабре 536-го. Вот только Велизария это, разумеется, никоим образом не остановило. И вот именно тогда, по сути, и началось то, что дало название сегодняшнему роману...
Время действия: VI век, ок. 526-555гг. н.э.
Место действия: Остготское королевство (Италия), Византия, а также предположительно территории современной Австрии близ Цирля.
Интересное из истории создания:
Феликс Дан (1834-1912) в своё время прославился не только как историк и юрист, но также как поэт и писатель, особенно как автор исторических романов.
Родился он в Гамбурге в семье актёра Фридриха Дана и его первой жены Констанс Ле Гэй, предки которой были французскими гугенотами. В том же 1834-м году семейство перебралось в Мюнхен, где будущий писатель и учился, сначала в гимназии, а потом в университете им. Людвига Максимилиана, где изучал философию и право, и из которого он потом перевелся в Берлинский университет им. Фридриха Вильгельма. Так он стал доктором права и вернулся в Мюнхен, где начал в 1857-м году преподавать юриспруденцию. В 1863 году он стал доцентом, а в 1865 году – профессором им. университета Юлиуса и Максимилиана в Вюрцбурге.
А потом случилась Франко-германская война 1870-1971-х годов, и Дану пришлось на время забыть о своей научной карьере. В сражении при Седане он даже был ранен. К счастью, конфликт относительно скоро закончился, и Дан вернулся к своей работе, а в 1872-м году даже стал профессором немецкого и государственного права и философии права в Кёнигсбергском университете, где в 1878 году получил должность ректора. На этом его научный подъём не закончился, но, думаю, что это не столь важно. Важно то, что параллельно со своей работой в области права он увлекся ещё и историей, и в 1880-1889-х годах создал и опубликовал 4-хтомную монографию под названием «Предыстория германских и романских народов». Его исторические труды оказали большое влияние на концепцию европейского периода переселения народов (Völkerwanderung) в немецкой историографии конца XIX – начала XX веков. Причем указанная выше монография оказалась столь авторитетна, что издавалась вплоть до 1970-х годов.
Дан опубликовал произведения общим объёмом около 30 000 печатных страниц. И пробовать себя в качестве поэта начал ещё в 1856-м году. Одним из известных произведений художественной направленности стала «Вальгалла. Германские сказания о богах и героях» (1886), соавтором которой стала первая жена Дана Тереза фон Дросте-Хюльсхофф. Но в наибольшей степени прославился как писатель Ф. Дан благодаря романам «Аттила» и «Ein Kampf um Rom», причем второй впервые издан был в Лейпциге в 1876-1878-х годах в трёх томах. На русский язык это название как только ни переводили: и «Борьба за Рим», и «Битва за Рим», и «Падение империи», и «Схватка за Рим».
Первое немецкое издание потянуло аж на 1296 страниц, и потом эта книга неоднократно переиздавалась, в том числе и на русском языке. Мне, например, попадались издания 1993-го («Альфа») и 1994-го годов («ВКФ»), но они явно не единственные. И чтобы найти нормальный полный текст, пришлось покопаться среди вариантов.
Кроме того, по этой книге был в 1968-1969-х годах (и потом односерийная немецкая версия в 1976-м году) Р. Сиодмаком снят фильм «Последний римлянин» («Kampf um Rom», «The Last Roman»), правда, там много отступлений от текста, и я, полагаю, что это типичный пеплум своей эпохи, который раскритиковали даже современники, но всё же. Если захочется не только почитать, но и посмотреть, то вот, кое-что всё-таки есть. А теперь про сам роман.
(Кадр из фильма "Последний римлянин"/"Борьба за Рим". Роль Амаласунты исполнила Онор Блэкман)
Когда в Равенне угасала жизнь Теодориха Великого, его давний соратник Гильдебранд (или Хильдебранд) призвал за город, к руинам древнего языческого храма, молодых и подающих большие надежды знатных готов – Витихиса, Хильдебада, Тотилу и Тейю, чтобы…объяснить им, что Остготское королевство на краю, потому что Теодорих не оставил сына, а его дочери старик не доверяет во всех смыслах слова. После долгого, даже затянутого, разговора, где каждый поделился своими мнениями и опасениями, старый язычник Гильдебранд убедил пришедших объединиться ради блага их страны и народа, привёл всех четверых молодых мужчин к старому дубу, где вынудил заключить страшную клятву – пожертвовать ради поставленной цели всем, будь то имущество, жена или собственная жизнь.
После смерти Теодориха регентом при его внуке, Аталарихе, стала королева Амаласунта, женщина умная, но не умеющая, к сожалению, видеть насквозь людей и хорошо предсказывать, как сложатся дальнейшие события. Особенно ей это повредило, когда из всех возможных кандидатов она выбрала в префекты Рима и свои ближайшие советники Корнелия Цетега, немолодого и хладнокровного интригана, который поставил своей целью освободить бывшую Западную Римскую империю от остготов и их королевства, дабы родина его предков вновь восстала из пепла словно феникс, и хуже того, наравне с епископом Сильверием к тому моменту он уже активно руководил антиготским заговором в Риме.
Цетег громких клятв особо не давал, но и без них, похоже, был готов пожертвовать всем ради достижения собственной цели. Так что очень скоро королевский двор стал ареной для ожесточенной подковерной борьбы римлян и остготов, стремившихся перетянуть одеяло на себя. А потому как Амаласунта свою сторону выбрала, остготы во главе с Гильдебрандом взяли в оборот её сына, и вскоре юноша Аталарих, ещё недавно в целом послушный воле своей матери, стал для Цетега препятствием, которое он вознамерился убрать любой ценой…
Так с предательства и преступления и началась череда событий, которые и подтолкнули Остготское королевство к пропасти. Ирония в том, что снесло с политической арены без следа в итоге не только его, ведь время политического могущества Рима давным-давно оказалось в прошлом, и теперь главная сила ромеев была сосредоточена вовсе не там, а в Константинополе, где начал своё правление блистательный Юстиниан.
– Долиос! – в ужасе закричала Амаласунта. – Света! На помощь! Света!
И бросилась бежать вниз. Но ноги ее дрожали от страха, и она упала, ударившись щекой об острый камень. Из раны полилась кровь. Между тем явился Долиос с факелом. Он молча поднял окровавленную княгиню, но не спросил ее ни о чем. Амаласунта выхватила факел из его рук.
– Я должна видеть, кто там? – и она решительно обошла вокруг памятника.
Нигде никого не было. Но при свете факела она с удивлением заметила, что памятник этот не был старый, развалившийся, подобно всем остальным, а совершенно еще новый, какая-то надпись крупными черными буквами выделялась на белом мраморе его. Амаласунта невольно поднесла факел ближе к надписи и прочла: «Вечная память трем Балтам: Тулуину, Иббе и Питце. Вечное проклятие их убийце».
С криком бросилась Амаласунта назад. Долиос помог ей сесть в экипаж, и несколько часов она была почти без сознания. С этого времени радость, которую она испытывала в начале путешествия, заменилась смутной тревогой; и чем ближе они подъезжали к острову, тем сильнее тревожило ее дурное предчувствие.
Они подъехали, наконец, к берегу. Взмыленные лошади остановились. Она опустила окна и оглянулась. Время было самое неприятное: чуть светало. Они были на берегу озера, но его невозможно было рассмотреть: густой серый туман, непроницаемый, как будущее, скрывал от глаз все – ни дома, ни даже острова не было видно.
Справа стояло несколько низеньких рыбачьих хижин. Кругом рос густой, высокий камыш. Со стоном склонял он свою голову под напором утреннего ветра и, казалось, предостерегал княгиню, указывая, уводя ее прочь от озера. Долиос вошел в одну из хижин. Потом возвратился, помог княгине выйти из экипажа и молча повел к камышам. У берега колыхалась маленькая лодка, у руля ее стоял закутанный в темный плащ старик, длинные седые волосы его падали на лицо. Казалось, он спал: глаза его были закрыты и не открылись даже тогда, когда Амаласунта вошла в лодку. Долиос взял в руки весло, старик, все с закрытыми глазами, взял руль.
– Долиос, – с беспокойством заметила Амаласунта, – очень темно, сможет ли старик управлять в таком тумане?
– Свет ничем не помог бы ему, королева: он слеп.
– Слеп! Так повороти назад. Я выйду на берег! – в испуге сказала Амаласунта.
– Я правлю лодкой здесь уже двадцать лет, – ответил старик. – Ни один зрячий не знает пути лучше меня.
– Нет, Теодорих Амалунг велел ослепить меня. Меня обвинили в том, что герцог Аларих Балт, брат Тулуна, подкупил меня убить короля. Я был слугой Балта, герцога Алариха, но я был невиновен, так же, как и мой господин, изгнанный герцог Аларих. Проклятие Амалунгам! – вскричал он с яростью.
– Молчи! – заметил ему Долиос.
– Почему сегодня я не могу говорить того, что вот уже двадцать лет повторяю с каждым ударом весла? Проклятие Амалунгам! – ответил старик.
С ужасом смотрела беглянка на слепца, который, между тем, действительно, легко направлял лодку. Когда они пристали к острову, Долиос помог княгине выйти на берег, а старик повернул назад. Тут Амаласунте послышались удары весел другой лодки, которая быстро приближалась к берегу. Она сказала об этом Долиосу.
– Нет, – ответил он, – я ничего не слышу. Ты слишком взволнована. Пойдем в дом.
Скоро они подошли к воротам виллы. Долиос постучал – ворота тотчас открылись. Амаласунта вспомнила, как двадцать лет назад она въезжала в эти ворота, сидя рядом с мужем своим Эвтарихом. Ворота тогда были сплошь обвиты цветами, и привратник со своей молодой женой приветствовал их радостно.
Теперь же перед ней стоял угрюмый раб со всклоченными седыми волосами. Его лицо было ей незнакомо.
– А где же Фусцина, жена прежнего привратника? – спросила Амаласунта. – Разве ее нет здесь?
– Она давно уже утонула в озере, – хладнокровно ответил старик и пошел вперед.
Они прошли двор, вошли в дом, проходили одну залу за другой – везде пусто, точно все вымерло в доме, только их шаги громко раздавались в тишине.
– Разве дом теперь нежилой? Мне нужна служанка, – сказала Амаласунта.
– Моя жена будет прислуживать тебе, – ответил старик.
– А есть ли еще кто-нибудь, кроме вас, в доме?
В эту минуту раздался громкий стук в ворота. Амаласунта побледнела.
– Кто это? – спросила она, схватив Долиоса за руку.
– Кто-нибудь приехал, – ответил он и открыл дверь назначенной для нее комнаты.
Воздух в комнате был сырой, затхлый, как обыкновенно в нежилых помещениях. Но рисунки по стенам и мебель те же, что и раньше, – Амаласунта узнала их. Отпустив обоих слуг, она бросилась на постель и тотчас заснула
Сколько времени лежала она в полусне, трудно было бы ей сказать. Перед ее глазами проносились разные картины.
Вот к ней подходит Эвтарих – какая печаль видна на прекрасном лице его, потом она видит Аталариха в гробу, он точно приветствует ее, Матасунту, с укором на лице, потом туман, тучи, голые деревья, три грозных воина с бледными лицами в окровавленных одеждах, слепой перевозчик, проклинающий ее семью. А потом снова пустынная равнина, и она сидит на ступенях высокого надгробия Балтов, – и ей снова кажется, будто кто-то шевелится за ней, и чья-то закутанная в плащ фигура склоняется все ближе, ближе...
Сердце ее сжалось от ужаса, она проснулась, вскочила, быстро оглянулась: да, это не был сон, кто-то был здесь, вот занавес у кровати еще колеблется, и по стене быстро промелькнула чья-то тень.
С громким криком отдернула она занавес кровати – никого нет. Неужели же все это ей только снилось? Но она не могла оставаться одна и позвонила. Вскоре в комнату вошел раб. По лицу и одежде видно было, что это образованный человек. Амаласунта догадалась, что это врач. Она сообщила ему, что ее мучат страшные видения, он объяснил, что это – следствие возбуждения и, быть может, простуды во время путешествия, он посоветовал принять теплую ванну, и ушел приготовить лекарство.
Амаласунта вспомнила, какие чудные двухэтажные бани устроены в этом доме. Нижний этаж предназначался для холодного купания и непосредственно соединялся с озером, откуда вода вливалась через семь дверей. Потолок этого этажа служил полом верхнему, который был предназначен для теплого купания. Этот потолок был металлический, с помощью особого механизма он раздвигался на две части, и тогда обе купальни соединялись в одну. По стенам верхнего этажа проходили сотни труб, которые заканчивались головами разных животных: из каждой головы вытекала струя теплой воды.
Между тем пришла жена привратника, чтобы вести ее в бани. Пройдя ряд зал, они подошли к восьмиугольному мраморному зданию, имевшему вид башни: это и были бани. Старуха открыла дверь, и Амаласунта вошла в узкую галерею, которая окружала бассейн, прямо перед ней удобные ступени вели вниз: оттуда уже поднимались теплые ароматические пары. Против входа была лестница из двенадцати ступеней, которая вела к мостику, перекинутому через бассейн. Не говоря ни слова, старуха положила принесенное белье на мягкие подушки, покрывавшие пол галереи, и повернулась к двери, чтобы уйти.
– Твое лицо мне знакомо, – обратилась к ней Амаласунта. – Давно ли ты здесь?
– Восемь дней, – ответила та, взявшись за ручку двери.
– Сколько времени ты служишь Кассиодору?
– Я всю жизнь служу Готелинде.
С криком ужаса бросилась Амаласунта к старухе, но та быстро вышла и закрыла за собой дверь. Амаласунта слышала, как щелкнул замок. Предчувствие чего-то ужасного охватило ее, она поняла, что обманута, что здесь кроется какая-то гибельная для нее тайна, и невыразимый ужас наполнил ее душу. Бежать, скорее бежать отсюда – было единственной ее мыслью. Но бежать было невозможно: дверь была крепко заперта. С отчаянием она обвела глазами мраморные стены – повсюду множество труб, которые заканчивались головами различных чудовищ. Наконец, глаза ее остановились на голове Медузы прямо против нее, и она снова вскрикнула от ужаса: лицо Медузы было отодвинуто в сторону, и из образовавшегося отверстия смотрело живое лицо. Неужели это...? Дрожа от ужаса, всматривалась в него Амаласунта. Да, это лицо Готелинды, и целый ад ненависти отражался в нем...».
(Остров Мартана на острове Больсена)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Первые впечатления об этом конкретно большой книге у меня были, прямо скажу, не очень. Диалог Гильдебранда с его товарищами, казалось, тянулся бесконечно и обмусоливал одно и то же абзац за абзацем. Но стоило им дойти до клятвы, как я уже оживилась, ибо запахло жареными внутриличностными конфликтами, а такое я люблю. А на следующих главах я и сама не заметила, как втянулась в повествование. Местами эта история всё-таки буксовала, но в целом читать было интересно.
При этом я сразу должна сказать, что косяки у этой книги такие же, как и у многих других из того времени – нереалистичность, чрезмерная романтизация героев, плоские любовные линии, и всё это местами обильно приправлено исторической недостоверностью. Например, прочитав про семнадцатилетнего Аталариха, когда умирал Теодорих, я настолько не поверила своим глазам, что аж полезла в немецкий оригинал. И нет, никакой ошибки. Автор реально написал именно это. Правда, тогда не понятно, какого рожна такому взрослому парню понадобилась мать-регентша? Дан, конечно, пытался выписать обоснуй, но вышло неубедительно. И Амаласунту он состарил раньше времени. И судьбы Витихиса и Матасунты откровенно переврал, и двух королей после него где-то потерял. И список можно продолжать.
Кое-где, впрочем, встречались не то что бы неверные факты, но своеобразные трактовки, и далеко не всегда можно сказать, что это было удачным ходом. Так мотивация Матасунты, когда она поджигала амбары, ничего, кроме фэйспалма, не вызывает, равно, как и то, что она до того вытворяла. Читаешь и невольно думаешь: «Это ж надо быть такой идиоткой…». При этом я довольна тем, как Дан представил Амаласунту – ему удалось передать её образ и судьбу реалистично, и, пожалуй, даже хвалебно, если можно так это назвать, с огромным уважением, несмотря на неоднозначность как личности, так и поступков этой женщины. Пожалуй, Амаласунта – лучший женский персонаж этого романа. Феодора тоже вышла неплоха, но не настолько. Прочие женские персонажи у Дана довольно плоские и шаблонные, равно как и их любовные линии. Но там уже речь о канонах XIX века, ничего не поделаешь.
Среди мужских персонажей, хотя автор, кажется, вовсю, как немец, болел за остготов, я бы выделила Цетега. Он хоть и представлен скорее как антагонист и чуть ли не злодей, в действительности вышел именно что неоднозначным и наделен был немалой харизмой и положительными качествами, которые невольно заставляют проникнуться к нему уважением. Он не играл в благородство, как сменявшие друг друга остготские короли, пришедшие на смену Амалам, но у него были свои принципы и свой кодекс чести, и своя преданность идеалам. Так что за ним, пожалуй, следить было интереснее и волнительнее всего. Даже причина, по которой он оговорил Алариха Балта, у меня, честно говоря, вызвала, конечно, не одобрение, то точно понимание – нехрен было лезть не в своё дело.
И ещё нельзя не отметить эпичность этого романа – повествование охватывает целых тридцать лет, и действие постоянно переносит нас в самые разные локации Италии, а иногда и за её пределы. Упоминались такие города как Константинополь (Стамбул), Рим, Равенна, Флоренция и Фьезоле, Тарвизиум (Тревизо), Пизавр (Пезаро), Неаполь, Региум (Реджо-ди-Калабрия). Так что для меня эта книга, при всех её недостатках, характерных для XIX века, стала реально ценной находкой, и я, пожалуй, рекомендовала бы ознакомиться с ней тем, кто интересуется историей раннего средневековья, особенно историей Остготского королевства, о коем написано очень и очень мало. А ведь это была важная веха в развитии средневековой Европы.
Если понравился пост, обязательно жмите лайк (а то мне тут стая воронов понакидала минусов за прошлый пост в том числе на подборочные посты) и тыркайте "жду новый пост", подписывайтесь, комментируйте, если хочется помочь моему проекту, можно кинуть донат, чтобы я могла добыть редкие книги для подборки и сделать свой обзор полнее.