Зри

После Соломона.

Весна 544 года стала поистине катастрофической для дела Империи в Северной Африке. Уже было покорённые бесчисленные племена мавров вновь восстали против византийцев. В первой же битве погиб Соломон, а его солдаты частично дезертировали, частично отказались вынимать мечи из ножен. В таких условиях Сергию, племяннику павшего Соломона, оставалось рассчитывать лишь на собственные личные качества, да только характер у юноши оказался насквозь гнилым. Обладая немалым самодовольством, Сергий даже в условиях текущей катастрофы продолжал вести себя так, словно всё идёт своим чередом, а он сам — молодой повеса, живущий в своё удовольствие и не несущий ни перед кем никакой ответственности. От его недолгого правления в Африке одинаково взвыли как берберы, которые, конечно же, помнили, как он и его телохранители перерезали в Лептис-Магне делегацию племени лефтов, так и римляне, которые считали своего нового командира трусом и безмозглым сопляком.

Подготовка римлян к банкету, обычному времяпрепровождению Сергия

Пока Сергий беспрестанно веселился и ухлёстывал за местными дамами, мавры поднялись против Империи едва ли не всеми имеющимися у них силами. Вёл их по-прежнему Антала, а вскорости из Мавритании прибыл закоренелый мятежник Стоца (о его мятеже можно почитать в третьей части "Страстей"), о которым в римских пределах за прошедшие годы уж и вспоминать-то перестали. Теперь Антала, Стоца и десятки тысяч берберов безнаказанно чинили разбой и смерть в византийских пределах, не встречая практически никакого сопротивления со стороны имперских сил, ибо столь велика была ненависть солдат и офицеров по отношению к Сергию, что те готовы были назло ему равнодушно взирать на триумфальный марш врага. Антала, впрочем, попытался решить дело миром и, по словам Прокопия Кесарийского, написал императору Юстиниану следующее письмо:

"Никогда не стану я отрицать, что являюсь слугой твоей царственности, да и маврусии, во время мира испытавшие со стороны Соломона безбожное отношение, подняли оружие, можно сказать, принуждаемые к этому, против своей воли, не подняли его не против тебя, но защищаясь от врага, и особенно верно это по отношению ко мне. Он не только решил отнять у меня выдачу хлеба, которую задолго до этого назначил мне Велисарий в ты сам пожаловал ее мне, но он казнил моего брата, не имея никакого обвинения, которое бы мог на него возвести. Теперь мы отмщены: наш обидчик получил наказание, Если тебе угодно, чтобы маврусии служили твоей царственности, выполняли все, как они привыкли делать в прежнее время, то удали отсюда Сергия, племянника Соломона, вели ему вернуться к тебе и пошли в Ливию другого военачальника. У тебя нет недостатка в людях разумных и во всех отношениях более достойных, чем Сергий. Пока он командует твоим войском, не будет мира между римлянами и маврусиями"

Антала в этом письме проявил себя достаточно разумным человеком, стремившимся уладить разлад между ромеями и "маврусиями" даже после совершённых убийств. А вот Юстиниана понять сложно. Он и до Анталы получал донесения о том, насколько мерзок и бездарен Сергий, однако не пожелал отрешить его от должности якобы из уважения к его погибшему дяде. В высшей степени странное решение, что ещё сыграет свою дурную роль совсем скоро.

А пока Антала, понявший, что писать в Константинополь бесполезно, вновь начал собирать своё разношёрстное воинство, к которому присоединились не только мавры, но и дезертиры-римляне и даже ставшие в последние годы реликтом вандалы. Всё это войско собиралось в Бизацене и причиняло немалые беды местному населению, которое завалило имперское командование жалобами на их показное бездействие. Наконец, к мольбам мирных жителей прислушался один из офицеров по имени Иоанн. Этот Иоанн был весьма толковым офицером и, вероятно, самым ярым ненавистником Сергия. Иоанн, как и все остальные военачальники, просто сидел и смотрел, как мавры грабят страну, но теперь ситуация складывалась настолько паршивой, что с личной ненавистью можно было и подождать.

Карта позднеримской Африки, что напоминает о том, где находится Бизацена

Первым делом Иоанн приказал Гимерию, командиру остатков римских сил в Бизацене, направляться к некоему местечку Менефесса и ждать его там. Пока письмо направлялось к Гимерию, Иоанн узнал, что Менефесса уже запружена врагами. Он срочно отправил второе письмо, но курьеры посчитали себя умнее всех и умудрились заблудиться по пути к Гимерию, который так никогда и не получил это письмо. Конец оказался немного предсказуем: Гимерий со всем войском попал в плен и, если бы не личная доблесть одного из его подчинённых по имени Севериан, пришлось бы ему худо. С другой стороны, Гимерию в плену выдали очень унизительную роль наживки, с помощью которой мавры планировали захватить Хадрумет (совр. Сус, Алжир), главный город Бизацены. План, придуманный Стоцой, заключался в следующем: Гимерий приходит в Хадрумет, ведя для виду несколько связанных мавров в доказательство своих побед. Поскольку Гимерий был высокопоставленным офицером, сомнений в искренности этого спектакля у стражников возникнуть не должно было. И действительно: Гимерий сделал всё, как было приказано Стоцой, а пока стражники Хадрумета хлопали ушами, он и его “пленники” захватили ворота и позволили войти в город всему воинству мавров. Разгром городу причинили колоссальный и, когда мавры удалились из города, здесь остались лишь небольшой гарнизон да пепелище.

Руины Хадрумета в наши дни

Сразу после этого из плена бежали Гимерий (явно не испытывавший восторга от роли наживки) и Севериан, чего не скажешь об остальных солдатах Империи, решивших присоединиться к Стоце, что довольно красноречиво показывает, в какую пропасть рухнул авторитет командиров местных византийских войск после гибели Соломона. Ещё более красноречиво полную импотенцию военных показывает следующий случай. Как только основные силы мавров покинули Хадрумет, некий священник Павел, переживший падение города, спешно бежал на лодке в Карфаген и предстал пред взором Сергия. Павел, ни много ни мало, просил у юноши дать ему хоть сколько-нибудь солдат, чтобы отвоевать Хадрумет. Сергий, мягко говоря, обалдел от такой просьбы. Мало того, что его об этом просил незнакомый монах, так ещё и в самом Карфагене оставалось не так уж и много солдат. Наконец, после долгих препирательств Павел получил 80 солдат. Не Бог весть что, конечно же, но ум священника был не из праздных. Он снарядил едва ли не все корабли, стоявшие в карфагенской бухте и посадил на них не только моряков, но и обыкновенных гражданских, снарядив их армейской одеждой. Когда эта огромная театральная труппа подплыла к Хадрумету, Павел громогласно дал знать, что в город пожаловал сам Герман, кузен Юстиниана, который когда-то и в самом деле провёл несколько весьма плодотворных лет на этой беспокойной земле. У жителей Хадрумета не было возможности проверить правдивость слов Павла, поэтому они без разговоров открыли ворота. Настоящих солдат у священника, как мы знаем, было лишь 80 человек, но и их хватило, чтобы перебить немногочисленный берберский гарнизон. Таким образом, с помощью обманного манёвра (но не доблести римского воинства) Хадрумет вернулся под руку Империи.

Мирная жизнь в море у Хадрумета, что была нарушена очередной войной

Антала, Стоца и остальные мавры, узнав о мнимом прибытии Германа, поначалу страшно испугались, поскольку помнили, как кузен императора гонял их в хвост и в гриву, но затем поняли, что их обвели вокруг пальца. Их ярость была столь велика, что едва ли не вся Бизацена была вырезана подчистую. Уцелевшие жители и солдаты либо скрывались в крупных городах, либо вообще переходили на сторону Стоцы. Остальные имперские силы продолжали благодушно молчать. Даже Иоанн, видимо, после столь неудачной переписки с Гимерием решил, что с него достаточно и ничего не предпринимал.

На те же грабли

В таких условиях терпение начало кончаться даже у Юстиниана. Сергия всё ещё не отзывали из Африки, но придали ему равнозначного по статусу коллегу. Им стал Ареобинд, возможно, являвшийся потомком знаменитого Аспара, что во второй половине V века оказывал колоссальное влияние на политику Византии, назначая императоров по своему усмотрению. Этот Ареобинд был богат и знатен, вот только его военный опыт равнялся нулю. Учитывая то, что ему предписывалось сражаться с маврами в Бизацене до их полного уничтожения, такое назначение выглядит в высшей мере странным. С собой Ареобинд притащил целую свиту, состоявшую из его супруги Преекты, являвшейся племянницей императора, а также братьев-армян Артабана и Иоанна, выходцев их прославленной парфянской и армянской династии Аршакидов.

Ареобинд, приняв командование, быстро выяснил, что в городке Сикка Венерия (совр. Эль-Кеф, Тунис) стоят Антала, Стоца и всё их войско и от Карфагена их отделяют всего три дня пути. Первым делом Ареобинд отправил в Сикку Венерию того самого Иоанна (слишком Иоаннов много в нашем повествовании, однако), что предпринял недавно робкую попытку сдержать мавров в Менефессе. Параллельно военачальник отписал своему “коллеге” Сергию, чтобы тот присоединился к Иоанну и они вместе ударили по маврам. Сергий повёл себя совершенно в своём репертуаре и проигнорировал письмо Ареобинда, посчитав, что его смертельный враг Иоанн не стоит его, Сергия, внимания. Бедняге Иоанну пришлось вступить в бой с многократно превосходящим его врагом. Одно лишь давало энергию этому офицеру: личная сильнейшая ненависть к Стоце, что была едва ли не сильнее ненависти к Сергию. Ненависть эта была взаимной и столь велика, что они, по словам Прокопия, только и мечтали о том, как бы прикончить друг друга. И вот им эта возможность, наконец-то, выдалась. Здесь я позволю себе полностью процитировать прославленного хрониста:

"У него со Стоцей была вечная исключительная ненависть друг к другу, и каждый из них молился о том, чтобы закончить дни своей жизни лишь после того, как один убьет другого. И вот, когда сражение вот-вот должно было перейти в рукопашный бой, оба они, выехав из рядов войска, устремились друг на друга. ) В то время как Стоца еще подъезжал к нему на лошади, Иоанн, натянув лук, поразил его стрелой в правую сторону паха, и Стоца, получив смертельную рану, тут же рухнул; но он еще не умер и ему было суждено прожить еще некоторое время после этого ранения. Тотчас же к нему бросились все те, кто следовал за ним, а также войско маврусиев; они положили Стоцу, еще живого, под дерево, а сами с большим воодушевлением обрушились на Иоанна и римлян, и так как численностью они намного превосходили тех, то без особого труда обратили их в бегство. Говорят, что Иоанн сказал тогда, что ему приятно будет теперь умереть, так как желание его относительно Стоцы исполнилось. Было там место, которое шло уступами; здесь его конь, оступившись, сбросил его. Когда он вновь пытался вскочить на коня, враги захватили и убили его, человека великой славы и доблести. Узнав об этом, Стоца испустил дух, сказав, что теперь он умирает с чувством полного удовлетворения."

Чем кончилась сама битва  -  неизвестно. Скорее всего, силы были слишком уж неравны и римляне проиграли битву. Известно, что в сражении погиб и один из армянских принцев, тоже по имени Иоанн. Когда о произошедшем узнал Юстиниан, он решил, что две головы на одном и без того больном теле — это перебор. Типичная, надо сказать, ошибка Юстиниана, который уже с таким же размахом наступил на эти грабли в Италии, когда пытался придать командование сражавшимся там византийцам сразу Велизарию и Нарсесу. А в Африке случилось то, чего все так долго ждали: Сергия наконец-то отозвали в Константинополь. Вместе с ним отбыли и его братья Кир и Соломон-младший (который, оказывается, не погиб вместе с дядей-тёзкой, а попал в плен и сумел добиться выкупа за себя). Теперь Ареобинд оказался полновластным владыкой Византийской Африки. Точнее, её осколков.

Руины римских бань в Сикке Венерии

Игра Гонтариса

Те, кто читал предыдущие выпуски "Страстей Соломоновых", должно быть, помнят офицера по имени Гонтарис, что участвовал во второй кампании Соломона в Аврасии. Неизвестно, чем он занимался все прошедшие с тех пор годы, но теперь он вновь всплыл, причём самым неприятным образом. Командуя войсками в Нумидии, Гонтарис откровенно заскучал к текущему 545 году. Его совершенно не привлекала идея торчать в нумидийских крепостях, когда можно проводить куда более роскошную жизнь в Карфагене. И вот семена властолюбия прочно поселились в душе бывшего ассистента Соломона. Гонтарис твёрдо вознамерился провозгласить себя императором и отделить Африку от Византии. Сам он не мог восстать открыто против Ареобинда, ведь у него попросту не было достаточно войск. Посему Гонтарис решил пойти по пути интриг. Изображая из себя верного слугу Ареобинда, он вступил в сношения с Анталой, а также с царём Аврасии Иаудой (да-да, этот хорошо знакомый нам бербер всё ещё правил тем горным хребтом). Слова Гонтариса были сладки, особенно для Анталы, ведь тому было обещано соправительство в Африке, как только войска лоялистов будут сброшены в море. План Гонтариса был таков: мавры со всем мощью обрушиваются на Карфаген, а Ареобинда в ходе сражения как бы “случайно” убивают, после чего Гонтарис преспокойно занимает его место. Антале план очень понравился и вскорости берберское войско оказалось под стенами Карфагена. По всей логике Ареобинд должен был выйти из города и дать ему сражение, однако мы помним, что он был крайне неопытным военным и медлил, а посему от греха подальше решил, что лучше вообще перенести битву на день позже.

Гонтарис был крайне обозлён. Он подозревал, что задержка вызвана тем, что Ареобинд узнал о коварных планах своего подчинённого, посему решил перейти к плану “Б”. Гонтарис начал распространять среди солдат слухи о том, что Ареобинд — это трус, который вот-вот сбежит в Константинополь, а их оставит здесь умирать. Учитывая то, что римским солдатам традиционно не хватало жалования, то многие из них выслушали речи Гонтариса и воспылали гневом по отношению к Ареобинду, который начал догадываться, что главная опасность грозит ему вовсе не от мавров. Кончилось всё крайне печально: римляне, что поверили Гонтарису и римляне, оставшиеся верные Ареобинду, устроили кровавое и братоубийственное побоище прямо на улицах города. Лоялисты держались храбры, а вот Ареобинд и впрямь оказался трусом и сбежал в городскую церковь, не выдержав вида бездыханных тел. За ним последовали его супруга, сестра, а также престарелый сановник по имени Афанасий.

Победа Гонтариса оказалась практически свершившимся фактом. Осталось выкурить Ареобинда и его свиту из церкви, стараниями ещё Соломона обращённую в подобие крепости. Ареобинд вышел из церкви-крепости лишь тогда, когда Гонтарис на Священном Писании поклялся, что ему и его семье не будет причинено вреда и что завтра они уже смогут покинуть Карфаген. Гонтарис вообще казался воплощением любезности и милосердия. После того, как Ареобинд сдался, Гонтарис тут же пригласил его на пир, где оказывал Ареобинду высочайший почёт. Почёт оказался мнимым и сменился кровью, ибо той же ночью Гонтарис сделал финальный ход своей партии и его адъютант Улитей зарезал во сне Ареобинда и отрезал убиенному голову. Афанасия и остальных приближённых и родных Ареобинда Гонтарис, однако, пощадил и даже снабжал всем необходимым и никак не обижал их.

Вид древнего Карфагена с птичьего полёта в представлении художника

Что до головы Ареобинда, то её довольный Гонтарис отослал Антале, символизируя этим тот факт, что власть в Карфагене отныне принадлежит ему. Антала, однако, обладал своими понятиями чести и, узнав, каким клятвопреступником показал себя Гонтарис, решил продолжить идти своей дорогой, одинаково враждебно относясь как к Империи, так и сепаратистам. А меж делом ко двору императора-сепаратиста явился армянский принц Артабан, которому посчастливилось уцелеть во всём этом знатном бардаке. На словах армянин обещал верно служить Гонтарису, но на деле уже тогда решил прикончить его, дабы покончить с мятежом. Однако желание — это одно, а возможность реального воплощения — совсем другое. Так что Артабану достаточно долго пришлось играть роль верного слуги.

У Гонтариса быстро нашлось дельце для армянского принца. Ему надлежало разделаться с Анталой, с которым, как мы знаем, сепаратист поссорился после убийства Ареобинда. Взяв немалое войско, Артабан дошёл до многострадального Хадрумета, удерживаемого лоялистами Империи, не повстречав ровным счётом никого, ибо мавры по своей давней привычке бежали. Но затем по непонятным (для Гонтариса) причинам Артабан развернул свои знамёна и отступил обратно в Карфаген. Сам армянин оправдывался тем, что боялся, что из Хадрумета выступит гарнизон и ударит в спину его силам. В реальности же Артабан изначально хотел просто соединиться с лоялистами в Хадрумете, но потом вспомнил, что он вообще-то планировал убить Гонтариса.

Гонтарис же, изначально обозлённый бесполезным походом Артабана, вначале собирался убить армянского принца, но потом передумал и решил выступить из Карфагена со всеми имеющимися у него силами. Перед походом узурпатор решил хорошо провести время и устроил пир для своих приближённых. Среди приглашённых оказался и Артабан, который решил, что другого удачного шанса прикончить Гонтариса у него может и не представиться. Сопровождаемый своими родичами и соотечественниками. Артабан был столь решителен, что приказал своему родичу Ардаширу пристрелить его из лука, если тот потерпит неудачу в своём покушении и попадётся в плен.

И вот настало время пира. В какой-то момент Гонтарис сильно надрался и стал совершенно беззащитен для заговорщиков. Но даже в таких условиях всё едва не пошло прахом, ибо один из слуг узурпатора заметил меч, который старательно прятал Ардашир. Армянину ничего не оставалось, как атаковать Гонтариса из неудобной позиции. Тот от удара Ардашира лишился нескольких пальцев на руке, но остался на ногах. И в этот самый момент к нему подскочил Артабан и всадил в левый бок Гонтарису кинжал. От этого удара узурпатор уже не оправился. Вместе с ним погибли и все его стражники, которых перебили Артабан, Ардашир и остальные пришедшие на пир армяне. Византийские пиры — это поистину смертельно опасное занятие.

Так погиб неудавшийся император-сепаратист и свершилось это в конце весны 546 года. Артабан на некоторое время остался командовать имперскими силами, а Карфаген вернулся в лоно Империи. Однако ситуация оставалась предельно далека от идеальной. Мавры под предводительством Анталы опустошали Ливию, Бизацену, Нумидию. Римляне оказались зажаты в крупных крепостях. Нужен был человек уровня Соломона, чтобы переменить ход войны. Артабан, при всех своих заслугах, на эту роль не подходил. Вскорости Юстиниан направил очередного командующего в Африку. Именно этому персонажу предстояло полностью изменить ход войны.

Продолжение следует…

Автор: Артём Селицкий

"Заметки о поздней Римской империи и Византии"

Христос Воскресе!

Пока Соломон сражался с маврами, в Африке вовсю расцветала весна 536 года. Порядочные и не очень христиане по всем ромейским городам и весям готовились отмечать Пасху. Отмечать её собрался и вернувшийся в Карфаген Соломон. Когда евнух вошёл в городской храм и занял своё место во главе своих телохранителей, то вряд ли мог даже помыслить о том, что в церкви находятся люди, готовые прикончить его здесь и сейчас. Но Соломону повезло: предполагаемые убийцы оказались малодушными кретинами, которые вместо того, чтобы нанести смертельный удар полководцу, то стеснительно мялись на своих местах, то препирались друг с другом за спиной евнуха. Горе-киллеры не только не выполнили задачу, но и решили подобру-поздорову ретироваться из Карфагена.

Вот всё, что осталось от одной из византийских церквей Карфагена

Прочитавший этот отрывок читатель задастся резонным вопросом: кому и зачем вообще пришла в голову идея убить Соломона? Ведь тот вроде ничем не запятнал себя, а также показал себя талантливым полководцем, проведя две удачные кампании против мавританских повстанцев. Для того, чтобы ответить на сей вопрос, нужно вернуться на 2 года назад, в то самое время, когда рухнуло Вандальское королевство. Когда в ходе битвы при Трикамароне ромеи ворвались в вандальский лагерь и обнаружили там жён и дочерей врагов, то полностью потеряли голову. Долговременным результатом той бурной ночи стало появление множества смешанных семей из римлян-мужчин и вандальских дам. Эти дамы быстро оправились от насильственной смены мужей и начали подговаривать своих новых супругов заполучить те участки земли, коими некогда владели их изначальные вандальские мужья. У Соломона на сей счёт было иное мнение. Он полагал, что рабы и любое другое движимое имущество солдаты имеют полное право забрать себе. А вот землю — шиш. По мнению евнуха, земля, отобранная у вандалов, становилась собственностью императора и Империи. Несоответствие взглядов военачальника и солдат стало первым предвестником бури.

Ромейские солдаты

Имелась и другая серьёзная проблема. В ромейской армии последние несколько столетий традиционно очень силён был германский элемент, состоявший из людей, предпочитавших арианский вариант христианства. Ариане никогда не вызывали большой любви у власть имущих в Константинополе, а император Юстиниан так вообще запретил германцам, не принявшим официальную веру, отправлять свои религиозные обряды. Проблема взаимной неприязни халкидонитов и ариан возросла стократ по завершению Вандальской войны. Ведь после неё оставшиеся вандалы не растворились в воздухе и не исчезли. Напротив, уцелевшие германцы охотно (и не очень) вступали в имперскую армию и из них тот же Велизарий формировал отдельные отряды, отправленные сражаться как на Восток, так и здесь, в Африке. Один такой отряд, который должен был нести службу на острове Лесбос, что в Эгейском море, взбунтовался и на всех парусах отправился обратно в Африку. Там около 400 вандалов вошли в ту самую Аврасию, где недавно столько безуспешно Соломон искал сражения с царём Иаудой. Именно в лагере этих германских заговорщиков родилась идея убить Соломона в ходе празднования Пасхи, дабы имперское владение в этом регионе было разрушено.

Как известно, попытка убийства даже толком не состоялась. Но долго радоваться своему спасению евнуху не пришлось. Узнав о готовящемся восстании, Соломон попытался воззвать к благоразумию уже открыто бунтовавших солдат. Поначалу всё шло неплохо, но затем мятежники окончательно переступили черту и направились к дворцу, где обитал Соломон. Самого евнуха солдаты там не нашли, зато мученическую смерть от рук мятежников принял Феодор, начальник гвардии экскубиторов, человек, принёсший совсем недавно Соломону его первую победу над маврами в битве при Маммах (см. “Страсти Соломоновы, часть I”). Сам Соломон бежал в близлежащую церковь, где просидел весь день, окружённые мятежниками. Надо сказать, что бунтовщики оказались не самыми добросовестными стражами, а посему ночью Соломону и его приближённым удалось ускользнуть из храма, добежать до лодки, стоявшей в карфагенских причалах, и покинуть город. Понимая, что сам он не может ни на кого рассчитывать в Африке, он отправил своего гонца в Нумидию, дабы тот разузнал, есть ли хоть где на континенте войска, верные Империи. Сам же Соломон решил обратиться к помощью к человеку, которого он сменил на посту командующего имперскими силами в Африке. Евнух отправился к Велизарию, который в этот момент находился в Сиракузах на Сицилии.

Знаменитый порт Карфагена, некогда способного вмещать в себя около 400 кораблей. Античное и современное состояние.

Прославленный полководец, недолго думая, схватил в охапку Соломона и ещё около сотни солдат, погрузился на корабль, тотчас же отправился в Карфаген. Пока лоялисты отсутствовали, мятежники успели много чего натворить. Они избрали себе вождя по имени Стоца, некогда служившего в имперской армии. Тот быстро сколотил собственное воинство из дезертиров-римлян, вандалов и беглых рабов и во главе этой разношёрстной толпы (не менее 8–10 тысяч человек) направился к Карфагену. Так же, как и Велизарий когда, Стоца понимал: кто владеет Карфагеном с его могучими стенами и портами, тот владеет Африкой. Однако если главарь мятежников надеялся, что засевшие в Карфагене лоялисты тут же сдадут ему город, то он крупно просчитался. Офицер по имени Феодор Каппадокийский, командовавший гарнизоном города, наотрез отказался впускать мятежников. Солдаты-лоялисты, впрочем, осады откровенно побаивались и уже подумывали без ведома Феодора сдать город.

И именно в этот момент в город прибыл Велизарий. Да, он был не во главе победоносной армии. Лишь 101 человек (включая Соломона) сопровождали его. Но одно имя прославленного военачальника привело повстанцев в дикий ужас, который заставил их бросить посты и толпами бежать в Нумидию. Как бы их не увещевал Стоца, против лома всё-таки не было приёма и Велизарий настиг мятежников около Мембресы, городка, что стоял в 350 стадиях (около 64 км). Мятежников было существенно больше, чем лоялистов, но лоялистов вёл не абы кто, а сам Велизарий, чьего имени, как мы видим, оказалось вполне достаточно, чтобы мятежники в ужасе бежали прочь. Вот и сейчас Велизарий, используя свой недюжинный интеллект, использовал удачный момент, когда солнце светило мятежникам в глаза и приказал своим воинам рубить повстанцев. Эффект оказался потрясающим: мятежники частью погибли, частью бежали в Нумидию. Бежал и Стоца, который оказался достаточно крепким орешком и сумел разжечь пламя восстания и в самой Нумидии, убедив большую часть местного рядового состава перейти на его сторону, а командиров — просто прикончить. Прокопий Кесарийский считает, что Стоца смог привлечь на свою сторону около двух третей всех византийских войск в Африке. И противопоставить ему было некого. Велизария и Соломона к тому времени уже не было в Африке, ибо первый отправился по своим известным делам в Италию, а второй… Второй был отозван в Константинополь. Соломон, несмотря на очень бодрое начало, со своей задачей не справился, допустив крупный мятеж, и Юстиниан, будучи в крайнем раздражении, заменил его своим двоюродным братом Германом.

Фанатский рисунок, изображающий Велизария, человека, который мог одним своим видом обращать в бегство тысячи мятежников

Герман, прибыв в Африку, показал себя деятельным военачальником и ещё более деятельным и умелым дипломатом. Ему удалось лишить Стоцу большей части союзников простым способом: Герман выплатил причитавшееся римлянам жалование, из-за нехватки которого многие римские солдаты и присоединились к мятежу. Оставшихся бунтовщиков императорский кузен в блестящем стиле разбил в местечке Скалае Ветерес весной 537 года, спустя год после неудавшегося убийства Соломона в храме в ходе Пасхи. Стоца и на сей раз сумел спастись и он скрылся в Мавритании, со временем женившись на дочке одного из местных царьков. Этот мятежник ещё не раз в дальнейшем появится на страницах “Соломоновых страстей”.

А тем временем в стане византийцев принимались важные решения. По решению императора Герман, образцово проведший кампанию по подавлению мятежа, официально был назначен наместником Карфагена. Однако для Соломона, лишившегося поста и отозванного в Константинополь, это не был конец карьеры. Напротив, несмотря на неудачи евнуха, Юстиниан явно простил полководца и даже наградил его титулом патрикия.

Возвращение Соломона и конец его игры.

Время шло и в мире наступил 539 год от Рождества Христова. Византийский император Юстиниан продолжал делать ходы в своей шахматной партии. Так, он решил, что его кузен Герман, последние 2 года успешно сражавшийся в Африке с маврами, достоин большего, чем просиживать штаны в Карфагене. Герман был отозван с Чёрного Континента, а его место вновь занял наш герой-евнух. Соломону снова были приданы посты магистра армии и преторианского префекта, что давало ему неограниченную власть в Африке. Соломон прекрасно помнил, как неудачно кончилась его первая командировка в Африку и сделал необходимые выводы. Прибыв в Карфаген, евнух с первых же дней развил бурную деятельность. Первым делом Соломон основательно прошерстил личный состав своей армии, убрав оттуда все неблагонадёжные элементы. Следующим деянием евнуха стал знатный пинок вандальским дамам (да и мужам тоже), из-за которых в своё время и поднялся мятеж, в ходе которого полководец был на волосок от гибели. По его указы все вандалы изгонялись из африканских провинций Империи. Наверное, даже не битвы при Дециме и Трикамароне, а именно это волевое решение Соломона окончательно сломили хребет вандальскому народу и с тех пор мы более никогда не слышим об этих некогда грозных варварах.

Этот вандальский кавалерист словно прощается с нами. Но на деле мозаика выполнена в начале VI века, когда Вандальское королевство было в полном порядке.

Затем Соломон потратил уйму денежных и людских средств для обновления старых укреплений и создания новых по всей Римской Африке. Гавани африканских портов очищались, бывшие римские виллы превращались в небольшие укреплённые городки, канализации очищались и перестраивались, акведуки ремонтировались и снова, как встарь, наполнялись водой, а там, где раньше была пустота, встали новые здания, будь то крепости, как Лимиса в Тунисе, или же прекрасные церкви. Особое внимание Соломон уделил создание новой линии обороны из крепостей Тевесте (совр. Тебесса, Алжир), Телефте (совр Телифт, Тунис) и Аммаедары (совр. Хидра, Тунис). Следы строительной деятельности африканского наместника и по сей день то тут, то там попадаются в современных Алжире, Тунисе, Ливии и Марокко.

Один из образчиков фортификационных деяний Соломона в виде стены города Тевесте (Тебессы)

Устроив наилучшим возможным образом свои дела на подконтрольных Византии территориях, Соломон вновь решил помериться силами с уже известным нам царём Аврасии по имени Иауда. Как и несколько лет назад, Соломон отправился во главе ромейской армии в эти горы. Для эдакой разведки боем вперёд основного воинства был отправлен отряд под командованием некоего Гонтарис. Этот Гонтарис, достигнув руин города Багаис (совр. Ксар Багаи, Алжир), разбил здесь лагерь, из которого на следующий день попытался опрокинуть близлежащие отряды мавров. Попытка, как известно, не пытка, но в данном случае римляне просчитались и в ожесточённой рукопашной схватке Гонтарису и его воинам пришлось отступать в свежепостроенный лагерь. Но и там ему не дали отдохнуть, так как мавры, почувствовавшие вкус побед, деловито осадили византийские укрепления. Пока суть да дело, к месту событий прибыл Соломон с основными силами. Узнав, в какую лужу уселся Гонтарис из-за своей опрометчивой атаки, евнух послал в его лагерь часть собственных солдат. Кстати говоря, насчёт лужи. Это не только иносказательно выражение, призванное ярче продемонстрировать провал Гонтариса, но и несёт в себе буквальный смысл. Ведь пока Гонтарис сидел в собственном лагере, мавры почесали в затылках и решили изменить поток ближайшей речки под названием Абига. Это было несложно, так как местные жители ещё при старой римской власти соорудили множество специальных каналов, с помощью которых отводили воды реки так, как им нужно. Мавры же перекрыли вообще все каналы и добились того, что Абига начала протекать вокруг римского лагеря, попросту подтапливая его. Гонтарис и его люди начали понимать, что дело пахнет керосином, однако, на их счастье, к лагерю уже подобрался Соломон, а мавры в ужасе бежали в местечко под названием Бабосис и стали укреплять позиции, готовясь к приходу своего врага. Соломон не заставил себя ждать и в ходе завязавшегося боя опрокинул лагерь мавров, заставив их рассеяться по всей Аврасии.

Современный вид Багаиса (Ксар Багаи)

После сражения при Бабосисе мавры решили изменить тактику. У них и раньше-то не получалось одолеть византийские силы в открытом бою (эпизоды наподобие виктории над Гонтарисом — исключение), а теперь аборигены вообще решили с римлянами не связываться и понадеяться на суровую природу Аврасии. Берберы помнили, как Соломон уже приходил себя и ушёл несолоно хлебавши. Большая часть мавров перевалила хребет и ушла в Мавританию и к своим сородичам, жившим к югу от Аврасии. Однако царь Иауда остался, как остались 20 тысяч человек, составлявших войско этого царя. Иауда в своё время построил крепость под названием Зербула, где нынче он и закрепился и преспокойно начал ожидать прихода Соломона. Тому же совершенно не улыбалось торчать хоть и под низенькими, но всё же крепостными стенами. Посему евнух приказал опустошить все плодородные равнины вокруг крепости, а затем — поджечь. Когда об этом узнал Иауда, он решил, что было бы неплохо сменить позицию и отступил в другую крепость, на сей раз нерукотворную, ибо местечко Тумар, куда передислоцировался царь, было отлично защищено скалами. В Зербуле же осталось несколько командиров да небольшой гарнизон. На протяжении трёх дней римляне безжалостно обстреливали из луков небольшую крепостицу.

На четвёртый же день наступило время комедий. Римляне устали бессмысленно, как им казалось, расходовать запас стрел и Соломон скомандовал снятие осады. Ему и в голову не могло прийти, что осаждённые в Зербуле мавры приняли решение покинуть крепость! Дело в том, что ромеи вовсе не напрасно расходовали стрелы и умудрились каким-то образом перебить всех берберских командиров, сами того не зная. Уцелевшие мавры решили бесшумно покинуть крепость, пока все спят. Когда наступило утро, ни о чём не подозревавшие византийцы начали собирать свой скарб и готовиться к отходу. Кто-то из воинов заметил отсутствие всяких признаков жизни на стенах Зербулы и решил самолично глянуть, что творится в лагере мавров. Каково же было удивление солдата, когда он обнаружил, что врата крепости распахнуты, а внутри — ни души! Обрадовавшиеся византийцы вмиг опустошили Зербулу, оставили здесь небольшой гарнизон, а сами направились к Тумару.

У Тумара Соломона на какой-то момент оставил его полководческий дар и он зачем-то расположил солдат в том месте, где воды набрать особо-то и негде. Несмотря на жесточайший паёк (кружка воды на воина в день), воды всё равно не хватало воинам Империи, о чём они не замедлили сообщить Соломону. Евнуху пришлось скомандовать штурм, чтобы на время усмирить недовольство солдат и занять их основным делом: массовым истреблением мавров. Однако от слов Соломона Тумар не становился менее неприступным. Евнух, надо полагать, чем дольше осматривал местность, тем больше ощущал себя полным идиотом. Спас случай. Некий солдат по имени Гезон, посчитав себя главным армейским юмористом, решил шутки ради попугать мавров и картинно изобразил, как в одиночку идёт штурмовать Тумар. Выглядело это следующим образом. Поднимаясь ко входу в Тумар, Гезон оказался перед узким проходом, который сторожили три мавра. Этот триумвират решил, что римлянину здесь делать нечего и решили зарубил его. Проблема заключалась в том, что берберы несли стражу по другую от Гезона сторону этого прохода, поэтому, чтобы достичь дерзкого ромея, им пришлось вываливаться из этого прохода по одному. Гезон, может быть, и обладал странным чувством юмора, но он же был достойным воином, поскольку без особого труда расправился со всеми тремя маврами по очереди.

Всю эту занимательную картину видели остальные ромеи, которые, узрев ратные подвиги Гезона, с дикими криками, толкая друг друга, толпой (если не сказать — стадом) ринулись в этот проход, который отныне был свободен. Мавры явно не ожидали такого развития событий и по уже привычному сценарию начали покидать лагерь. Судьба их была печальна, ибо многие погибли в смертоносных горах. Ранен был и Иауда, но ему посчастливилось бежать в Мавританию. Соломону же после побоища, устроенного без его активного участия, досталось всё: пленники, сокровища, семья Иауды.

После схватки при Тумаре всё было кончено. Организованное сопротивление мавров было подавлено, а Соломон постепенно захватил большую часть римских провинций в Северной Африке. Полной реставрации римской власти здесь никогда не произошло, так как даже после поражения Иауды местность была предельна далека от умиротворения, но пока Соломон своими победами и мудрым правлением сумел более-менее сдерживать гнев берберов в узде. Наконец-то в этом регионе наступил мир, первый настоящий мир после, возможно, крушения западно-римской власти в Африке веком ранее. Так закончился 540 год.

Современные горы Орес (Аврасия). Сомневаюсь. что пейзаж здесь хоть сколько-нибудь менялся с VI века.

Счастье вечным не бывает

Минуло 4 года. Соломон по-прежнему пребывал в должностях как военного, так и гражданского управителя римских провинций в Африке. Он столь был мудр и успешен в своём правлении, что находившийся в далёком Константинополе император Юстиниан решил, что его родственники ничем не хуже. Как было сказано в самом начале цикла “Страстей”, у Соломона был брат по имени Вакх, у которого было трое сыновей: Кир, Сергий и Соломон (младший). Вся эта троица юношей была отправлена в Африку, где расселась по выданным в управление городам. Прибыв по месту службы в ливийский Триполи, юный Сергий сразу же обнаружил в одном из своих городов, некогда прославленной Лептис-Магне, целое войско берберского племени, именовавших себя лефтами. Лефты, правда, не воевать пришли, а просить привилегий у местных властей. В Лептис-Магне их встретил Пуденций, некогда поднявший восстание против вандалов и способствовавший началу крушению королевства вандалов. Тот посоветовал Сергию принять около 80 вождей лефтов, на что юноша согласился, обещая исполнить все их пожелания, а затем пригласил их на роскошный пир. Пир в Византии — дело очень рискованное, что не стало исключением и на сей раз. Благодушная обстановка пира быстро испарилась, когда лефты выдвинули против византийцев целый ворох обвинений. Сергий, пожав плечами, хотел просто покинуть место пиршества, но лефты окончательно распалились и попытались помешать племяннику Соломона покинуть зал. Один из телохранителей Сергия обнажил меч и, как говорится, пошло-поехало. В схватке была перебита практически вся берберская делегация. Однако одному из них удалось выбраться из этой “пиршественной” бойни и этот счастливчик успел рассказать всем оставшимся за дверью лефтам, что произошло. Римлянам, которыми командовали Сергий и Пуденций, ничего не оставалось, как принять ожесточённый бой на улицах Лептис-Магны. В завязавшейся схватке ромеи сумели победить, но ценой жизни храброго Пуденция. Сергий же, понимая, что по его душу впоследствии явится ещё более крупное войско, решил отправиться в Карфаген и запросить помощи у дяди.

Внушительные развалины театра Лептис-Магны

Соломон вряд ли пришёл в восторг, когда узнал, что натворил племянник. Ведь тот поклялся, что лефтам будет дарован мир, а вместо этого устроил побоище посреди пиршественного зала. Однако дело уже было сделано, и разъярённые мавры вновь готовились восстать по всей Африке. Не только лефты подняли мятеж против Империи. Их лидером со временем оказался человек, которого менее всего подозревали в предательстве. Звали этого человека Антала. Некогда простой главарь банды, Антала ещё при вандалах проявил себя как способный командир и стал для германцев настоящей занозой известно где. Когда на континент прибыли византийцы, Антала, конечно же, заключил с Велизарием союз и в последующие годы сохранял верность Империи, чего нельзя было сказать о его сородичах. Увы, в конце 543 года Антала вдрызг разругался с Соломоном. Во-первых, евнух решил, что хлебные пожалования, что византийцы ранее отсылали этому вождю, можно и прекратить, а заодно Соломон расправился с Гуаразилой, братом Анталы, возложив на первого ответственность за волнения мавров в Бизацене. Так что Антала с огромной радостью приветствовал делегацию восставших лефтов и тоже поднял мятеж, движимый глубокой ненавистью к Соломону.

Теперь же Соломону пришлось собрать армию, всех троих своих племянников и выступать из Карфагена по направлению к городу Тевесте (совр. Тебесса, Алжир), где он рассчитывал договориться как с Анталой, так и с лефтами. Однако переговоров не получилось, так как мавры вовсю припоминали то, что случилось в Лептис-Магне. Поняв, что увещевания бесполезны, Соломон стал готовить армию к бою. Незадолго до предполагаемого времени битвы евнух напоролся в местечке Киллиум (совр. Гасрин, Тунис) на небольшой отряд берберов, который без труда разбил. При варварах было при себе множество всякой всячины, которую евнух решил забрать себе. Нет, Соломона не охватила вдруг алчность, просто он считал, что добычу нужно делить после войны, в соответствии с заслугами награждаемых. А вот его солдаты были совершенно иного мнения и резко возмутились тем, что их командир не отдал добычу сразу. Соломон лишь махнул рукой, ведь сколько раз он сталкивался с недовольством своих солдат, но неизменно побеждал.

Но в этот раз счастье отвернулось от полководца. Когда мавры со всей решительностью атаковали лагерь римлян, то часть воинов Соломона попросту отказалась сражаться. Со временем стало понятно, что с помощью оставшихся сил сдержать берберов не получится. Соломону, потерпевшему первое в жизни серьёзное поражение в бою, пришлось спешно отступать из Киллиума. В ходе бегства, когда ромеи переходили реку, лошадь Соломона неожиданно рухнула на колени, а его седок выпал из седла прямо в реку. Телохранители евнуха успели посадить своего командира на другого коня, но Соломон, видимо, получил несколько переломов в ходе падения и не мог более управлять лошадью. Всю эту процессию быстро нагнали берберы и в ходе короткой схватки убили как Соломона, так и его людей. Первое поражение в жизни оказалось и последним. Его племянникам Сергию и Киру удалось бежать, а вот Соломон-младший исчез и долгое время считали, что он погиб вместе со своим дядей-тёзкой.

Развалины Киллиума (Гасрин)

Так погиб Соломон, а ромейская армия — рассеяна. Дело талантливого военачальника и администратора, на которое он положил несколько лет своей жизни, оказалось развеяно в прах, а тело полководца стало объектом забавы и глумления варваров. И всё из-за полной некомпетентности и, скорее всего, невменяемости его юного племянника, помноженной на собственную ошибку, когда он рассорился с Анталой. Сергий, к слову, после смерти дяди автоматически становился его наследником на посту наместника Африки, что было подкреплено соответствующим распоряжением Юстиниана. Вряд ли нужно говорить, что юноша, совершенно не желавший учиться на своих ошибках, к этому времени стал ненавистен одинаково римлянам и маврам. Не совсем понятно, почему император не погнал пинком Сергия. Прокопий считал, что всему виной — обыкновенное кумовство. Дескать, Сергий был помолвлен с внучкой Антонины, супруги Велизария. Антонина же, в свою очередь, находилась в прекрасных отношениях с императрицей Феодорой. В общем, прав ли желчный историк или нет, а Сергий остался на посту.

Но, если честно, все эти интриги, мнимые или реальные, не так уж и важны. Важно то, что, приведённая в полное расстройство нападениями мавров и восстаниями в собственных рядах, имперская власть в Африке готова была рухнуть так, словно это был спелый плод на древе. Дело Юстиниана о возрождении полновесной Римской Империи и так-то порядочно уже застопорилось из-за чумы, упрямых остготов и нападений персов, а тут ещё уже и завоёванная Африка готова была уплыть из рук императора.

Поэтому эта история, начатая ещё тогда, когда Юстиниан решил возвратить Империи Африку, нуждается в своём завершении, ведь кульминация войн с маврами ещё только предстоит. Пусть главный герой этого цикла уже не примет никакого участия в дальнейших событиях, однако последствия его прижизненных деяний будут ощущаться ещё много лет. А это значит, что “Страсти Соломоновы” продолжаются. Продолжаются и без центрального персонажа этой истории.

Продолжение следует…

Автор: Артём Селицкий

"Заметки о поздней Римской империи и Византии"

Весной 534 год от Рождества Христова завершались последние акты пьесы (описанные ранее в четырех постах) под названием “Падение Вандальского королевства”. Король Гелимер, запертый в горах, уже готовился сдаться, а его победитель, великий и достославный Велизарий, уже готовился отплывать в Константинополь за заслуженной наградой. Полководец был вполне доволен проведённой кампанией. Император Юстиниан отправил его сюда либо победить, либо сгинуть. Велизарию удалось уцелеть, несмотря на множество препятствий, как в битве при Дециме, когда всё шло к уничтожению ромейского корпуса и лишь задержка короля вандалов обратила неминуемое поражение в полную победу.

Ромеи у своих кораблей.

Поднимаясь на борт корабля, готового отплыть из Карфагена в Константинополь, Велизарий, скорее всего, надеялся на то, что оставленная им за спиной Африка сможет мирно существовать в качестве возвращённой имперской провинции. Реальность, как это часто бывает, оказалась ровно противоположной. Ещё будучи в порту Карфагена, Велизарий прослышал о массовом восстании мавров по всей Нумидии (северные Тунис и Алжир) и Бизацене (южный Тунис). Он уже не мог ничего сделать, так как уже отплывал в Константинополь отчитываться перед Юстинианом. А вот оставшимся византийцам пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть с опасным и в разы более многочисленным врагом.

Что произошло? Почему эти люди решили напасть на византийцев? Для этого придётся вернуться на полгода с лишним назад, в лето 533, когда Велизарий только готовился возвращать Африку Империи. Когда известия о прибытии византийского флота перестали быть просто слухами, мавры не на шутку перепугались, поскольку посчитали, что ромеи, хоть и имевшие основным противником вандалов, всегда найдут время, чтобы настучать по голове и кому-нибудь ещё. Мавры, продолжая пребывать в ужасе, стали думать, что делать. К счастью, ответ сыскался довольно быстро. Так уж вышло, что, хоть мавры и были давно христианами, их вера вполне себе могла совместить себе как Священное Писание, так и племенные радости, как, например, гадания. В мавританском обществе гадание было прерогативой исключительно женской. И вот именно к своим дамам заявились мавры, прося разузнать, чем обернётся для них прибытие Велизария и его воинов. Мавританские леди, основательно войдя перед этим в транс, выдали приблизительно следующее: “И прибудет войско с моря! И падёт королевство вандалов! И нам, кстати, тоже кранты, ведь погибель нам несёт римский безбородый вождь!”

Типичный мавр с точки зрения римских живописцев

Вряд ли нужно говорить, что степень страха мавров после таких предсказаний возросла до небес. Пытаясь спасти свои жизни, мавры быстренько заключили мир с прибывшим Велизарием и в дальнейшем, трясясь, ожидали развязки. Велизарий, как мы знаем, пророчество мавританок исполнял исправно. Когда стало понятно, что дни вандалов сочтены, мавры решили посмотреть на ромейских офицеров на предмет наличия безбородых лидеров. Оказалось, что Велизарий и его подчинённые командиры все сплошь бородачи. У аборигенов отлегло от сердца: пророчество не сбылось. Что сделали на радостях мавры? Правильно: они безо всякой причины попросту подняли восстание по всей Северной Африке, за исключением некоторых анклавов. Ромейских мужчин попросту вырезали, а женщин насиловали и отправляли в рабство. Бизаценский гарнизон был вырезан до последнего человека, а его командиры, гунн Эган и фракиец Руфин, пали в жестоком бою, вдвоём сдерживая толпы мавров. Что до Велизария, то он, как уже было сказано ранее, лично уже не мог помочь солдатам и горожанам. Однако он успел дать один приказ: вся власть в Африке была передана Соломону, евнуху, прибывшему из Константинополя.

Сей Соломон родился где-то в Месопотамии в 480–490 годах, рядом с крепостью Дара, где Велизарию предстояло одержать свою первую победу над персами. Соломон с детства был кастратом, ибо с младенчества мечтал о блестящей карьере в Константинополе, а это было известной чертой византийского чиновничества, нет, он стал им после какого-то несчастного случая. Ещё у Соломона был брат Вакх, который подался в священники, что не помешало ему стать отцом трёх сыновей: Кира, Сергия и Соломона-младшего. О Сергии ещё будет сказано много позже, а пока стоит вернуться к Соломону-старшему.

Развалины жилищного сектора в Даре

О раннем периоде карьеры Соломона известно прискорбно мало. Где-то в 506 году юноша поступает на службу к дуксу Месопотамии Фелициссиму, а к 527 евнух уже находится в штабе Велизария, где заслужил репутацию толкового и опытного офицера, за что, вероятно, и был назначен начальником штаба полководца.

Неизвестно, каково участие Соломона в кампании Империи в Африке, так как Прокопий Кесарийский, наш основной источник, не упоминает о евнухе до отплытия Велизария. Возможно, он участвовал в битве при Дециме, но после занятия Карфагена Велизарий отсылает Соломона в Константинополь, дабы отчитаться пред лицом императора о прогрессе. Отрапортовав Юстиниану, Соломон оставался в столице вплоть до начала весны 534 года, после чего был отправлен в Африку назад с целью сменить Велизария, которого, напротив, отзывали в Константинополь. Велизарий в довесок к военной власти одарил евнуха и гражданской, сделав Соломона полномочным представителем Империи в Африке. Именно он, будучи евнухом, и стал невольно тем “безбородым вождём”, которого с такой опаской ожидали мавры.

Приняв командование, Соломон долго размышлял над тем, как ему быть с маврами, заполонившими все имперские владения. Особенно, по словам Прокопия, евнуха тревожила ужасная судьба Эгана и Руфина, так как погибших офицеров очень ценили в воинстве Велизария. Первым делом Соломон попытался решить дело перепиской и отправил маврам пространное письмо, первые строки которого звучат так:

"И некоторым другим людям приходилось терять стыд и совесть и гибнуть, но у них не было перед глазами примера, во что выльется для них их безумие. У вас пример под рукой — положение ваших соседей вандалов. Так что же испытав, вы решили поднять оружие на великого государя и пренебречь собственным спасением?"

Мавры же ответствовали тем, что, дескать, Велизарий обманул их, обещая вольную жизнь, а на деле запретил убивать, воровать попытался поработить их и заставить голодать. Попутно мавры намекали, что их число всегда будет высоким, а вот ромеям стоило бы и поберечься:

“Заботиться о детях, конечно же, следует вам, которым полагается иметь только одну жену. У нас же, с которыми, случается, живут по пятидесяти жен, никогда не бывает недостатка в рождении детей”.

Соломон, прочтя это, лишь пожал плечами и во главе армии в 18 тысяч человек отправился отвоёвывать восставшую Бизацену. Прибыв в этот регион, Соломон расположился в местечке Маммы и принялся обустраивать лагерь. Мавры, возглавляемые квартетом вождей, также явились сюда, образовав круг из верблюдов, в который они поместили женщин и детей, ибо в обычае мавров входило совместное хождение в поход целых семей. Верблюды были нужны не только для тех, кто не мог сражаться. Между верблюдами стали спешившиеся мавры, вооружённые мечами и дротиками, в метании которых достигли немалых успехов. Другую часть воинов мавританские вожди отправили в горы, дабы те сверху обрушились на ромеев.

Римские провинции незадолго до вторжения вандалов в V веке. Бизацена находится к югу от Карфагена (оранжевый) и помечена жёлтым.

Соломона, видящего эти приготовления, обуревали мрачные чувства. Он боялся как той части мавров, что пересекали горы, так и того, что воины, опечаленные гибелью Эгана и Руфина, падут духом. Евнух, стараясь приободрить их, произнёс вдохновляющую речь, которую я приведу, пожалуй, практически целиком:

"Воины, соратники Велизария! Пусть никто из вас не испытывает страха перед этими людьми, и если маврусии, числом пятьдесят тысяч, победили пятьсот римлян, пусть это не служит для вас примером или предзнаменованием вашей судьбы. Вспомните о своей доблести, подумайте о том, что вандалы властвовали над маврусиями, вы же на войне без особого труда стали господами вандалов, а одолев более сильных, не пристало бояться более слабых. Кроме того, из всех людей мавретанский народ считается наименее способным к войне. Большинство их голы, а те из них, которые имеют щиты, держат их перед собой, короткие и плохо сделанные, которые не могут отвратить стрел и копий. Носят они два копья, и если им ничего не удастся сделать, они, бросив их, тотчас обращаются в бегство. Так что, если вам удастся выдержать первый натиск врагов, можно будет считать всю опасность этой войны преодоленной без всякого труда. Более того, у вас есть сила духа, крепость тела, опытность в военном деле, смелость и решимость ибо вы победили всех врагов; маврусии же лишены всего этого; они полагаются только на многочисленность своей толпы. Однако немногочисленные, но хорошо снаряженные, чаще побеждают толпу людей, мало опытных в военном деле, чем терпят от нее поражение. У хорошего воина храбрость заключена в нем самом, для труса же огромная масса его соратников, на которую он полагается, оборачивается по большей части опасной теснотой. Вы должны смеяться над этими верблюдами, которые, конечно, не смогут защитить наших врагов, а если окажутся ранены, что вполне возможно, станут причиной большого волнения и беспорядка в их рядах. Помня все это и считая врагов ниже себя, сохраняйте молчание и порядок; позаботившись об этом, мы тем легче и с тем меньшим трудом победим беспорядочную толпу варваров".

Мавры в своём ораторском рвении не остались в долгу пред ромеями. Их вожди сказали следующее:

"Что у римлян обыкновенное тело и что они уступают ударам оружия, это мы, соратники, знаем, ибо совсем недавно часть лучших из них мы, засыпав своими копьями, убили, остальных же, захватив, сделали своими военнопленными. Кроме того, мы можем с гордостью сказать, что и теперь, Как вы видите, своей численностью мы намного превосходим их. Более того, борьба ныне идет за самое важное: быть ли нам владыками всей Ливии или стать рабами у этих наглецов. Так что нам необходимо сейчас проявить все свое мужество. Тем, перед глазами которых опасность потерять все, позорно не проявить высочайшего воодушевления. Вы должны с презрением отнестись к вооружению врагов: если они пойдут на нас пешим строем, нелегко им будет двигаться, и они будут побеждены мавретанской быстротой, конницу же их поразит ужасом вид наших верблюдов, и их рев, заглушая весь остальной шум войны, естественно, приведет ее в беспорядок. Тот, кто, принимая во внимание их победу над вандалами, считает их непобедимыми, глубоко ошибается. Счастье и несчастье на войне обычно зависит от доблести вождя: Велизария, который является главнейшей причиной победы над вандалами, доброе к нам божество заставило уйти далеко от пас. Теперь же мы надеемся победить и этого врага, если в бою проявим свою храбрость".

После этих проникновенных речей битва наконец-то началась. Поначалу хвастливые слова мавританских вождей с лихвой сбывались: ромейские лошади испугались верблюдов, равно как и сами мавры своими дротиками отстреливали римлян, как бешеных собак. Соломон, понимая, что происходит, сам спешился и приказал остальным поступать аналогично, а также выставить стену щитов и с каменным выражением лиц отражать стрелы и дротики. Сам евнух, взяв с собой около 500 отборных солдат, принялся избивать даже не столько мавров, сколь их верблюдов. Как только животные погибли, мавританский круг был прорван и все византийцы во главе с евнухом принялись уже и за людей, беспощадно вырезая мавров мечами, пытаясь прорваться к тому самому центру круга, где сидели женщины и дети мавров. Поскольку мужчины, видя неистовство Соломона и его воинов, утратили мужество и толпами бежали в горы, повторилась ситуация Трикамарона, когда ромеи, ворвавшись в вандальский лагерь, обнаружили беззащитных женщин и детей и, конечно же, учинили немалое насилие.

Здесь же все пленники угодили в рабство, а на поле боя осталось лежать около 10 тысяч мавров. Уцелевших верблюдов ромеи взяли в качестве трофеев, ведь не пропадать же добру. Со всеми захваченными трофеями Соломон, показавший себя незаурядным полководцем, возвратился в Карфаген. Дело было весной 535 года и подходил к концу первый год пребывания Соломона в должности управителя Африки.

Однако, какими бы трусами не показали себя мавры, война только начиналась и Соломон осознал это, едва ступив в пределы имперского Карфагена.

Продолжение следует…

Автор: Артём Селицкий

"Заметки о поздней Римской империи и Византии"

И снова мавры в глазах римлян. Эти хотя бы романизированы, судя по виду.

Крушение Вандальского королевства

Освоившись в Карфагене, первым делом Велизарий принялся обновлять стены города. Так уж вышло, что многие варвары, как англы, саксы и юты в Британии или всё те же вандалы в Африке имели немалую страсть к разрушению римских укреплений до основания, вероятно, считая, что сражаться нужно в поле, а не на стенах. Вандалы и рады были бы снести заодно уж и стены Карфагена, да только на стены этого города у германцев силёнок не хватило. Велизарий же подобными глупостями не занимался и искренне считал, что тот, кто владеет Карфагеном, может даже не тратить усилий на завоевание остальной Африки.

Вероятно, в какой-то момент это понял и Гелимер, сидевший в Булла Регии. Понимая, что сам он не в состоянии справиться с Велизарием, король отправил своему брату Цазону письмо с просьбой немедля вернуться в Африку, благо тот как раз завершил успешную десантную операцию на Сардинии, о чём упоминалось во второй части цикла заметок о Вандальской войне.

Высадившись с корабля, Цазон поскакал к брату и оба заключили друг друга в объятия, давясь рыданиями. Пока братья умилялись, Велизарий продолжал восстанавливать стену и за 3 месяца, что он провёл в Карфагене, стена была полностью восстановлена и готова к осаде.

Руины Булла Регия, где думал думу Гелимер, ожидая брата

А братья-вандалы между делом решали, как им быть с засевшим в Карфагене Велизарием. Для начала Гелимер связался с маврами и пунами (да-да, соотечественники Ганнибала всё ещё жили в том регионе в то время), обещая тем солидную награду за каждую византийскую голову. Другие посланцы короля пробрались в Карфаген, где устроили сеанс пропаганды гуннским союзникам Империи, вещая им, что Велизарий якобы хочет расселить гуннов здесь навсегда. Те давно не скрывали своего отвращения природными условиями, в которых им приходилось воевать, так что увещевания шпионов Гелимера пришлись на благодатную почву.

Велизарий быстро прознал о творящихся у себя в тылу безобразиях и понял, что надо менять тактику. Не дожидаясь, когда какой-нибудь обозлённый гунн прирежет его во сне, Велизарий приказал всей армии выступать из города навстречу братскому дуэту. Враждующие армии встретились в декабре 533 года около городка Трикамарон, что в 50 км к западу от Карфагена, а разделяла их река.

Расстановка Велизария была следующая: левое крыло заняли пехотинцы и наёмники, правое — конники, а в центре стал сам Велизарий, Иоанн Армянин и ещё 500 лучших всадников. Гунны, всё ещё обиженные на римлян, встали где-то поодаль. Впрочем, они всегда принципиально отказывались смешиваться с римлянами и другими федератами, так что на кочевников никто, кроме Прокопия, внимания не обратил.

Что до Гелимера, то тот отдал Цазону центр, союзников-мавров отправил назад, а сам объезжал ряды воинов, пытаясь вселить мужество в них. Также вандальский король зачем-то приказал сражаться исключительно мечами. Учитывая то, что его противник обладал воинами, одинаково умеющими сражаться мечом, копьём и луком, приказ звучал довольно странно, если только, конечно, Прокопий не соврал.

Перед сражением оба командира произнесли пламенные речи пред своими людьми, а Гелимер так и вовсе согнал в лагерь женщин и детей вандалов, дабы мужам некуда было отступать в случае поражения. Битва же началась следующим образом. Первым делом Иоанн Армянин во главе лучших конников напал на ряды Цазона, а затем изобразил отступление. Затем Иоанн повторил тот же фокус ещё дважды и, убедившись, что ряды Цазона растянуты, напал на брата короля по-настоящему, используя поддержку конницы и союзников-гуннов, которые наконец-то забыли о своих обидах на византийцев. В завязавшейся схватке Цазон предсказуемо пал, как и все его воины числом 800 человек. И это при потерях ромеев, составивших около 50 воинов.

Скриншот из кампании “Total War:Attila. The Last Roman”. Кампания как раз посвящена Велизарию, да и в реальности именно так Иоанн Армянин и его воины изматывали вандалов

Следом за Иоанном в бой ринулись и остальные византийцы, оттеснив вандалов в их лагерь. Кто знает, как сложились бы дальнейшие события, если бы не фокус, который выкинул Гелимер. Король, узнав о гибели брата и о том, что Велизарий вот-вот будет здесь, попросту сбежал из лагеря! Узнав о бегстве своего государя, вандалы полностью утратили дух и стали искать защиты в близлежащих церквах, бросив на произвол судьбы своих женщин и детей. Те, в свою очередь, стали жертвами триумфального безумства византийцев, которых уже даже сам Велизарий не смог сдержать. Да и кто бы смог сдержать озверевшего ромея или, тем более, герула или гунна, когда ему открывались перспективы целую ночь наслаждаться вином, золотом и вандальскими женщинами. Велизарий же провёл эту вроде как триумфальную ночь в полнейшем ужасе. Если бы вандалы вернулись в лагерь, то имперское воинство попросту прекратило бы существование. Но никто не пришёл.

Наутро Велизарий смог худо-бедно своих солдат и выставить их на смотр. В данный момент после адской пирушки византийцы были похожи больше на откровенный сброд, нежели на римское войско, но Велизарию хватало и этого, ведь это воинство вообще уцелело. Сокровища по приказу полководца стали переправляться в Карфаген, туда же отправили и сдавшихся вандалов, предварительно лишив их оружия. За сбежавшим Гелимером отправили Иоанна Армянина, который гнался за ним 5 дней. Иоанн уже был готов захватить короля в плен, как случилась совершенно выходящая за рамки человеческого идиотизма история. Некий Улиарис, дружинник Иоанна, спьяну решил поохотиться. Он нашёл птичку и решил пристрелить её из лука, но каким-то немыслимым образом “птичкой” оказался Иоанн. Иоанн быстро скончался, вызвав глубокую печаль у всех: Юстиниана, Велизария, простых солдат и офицеров. Иоанн Армянин был прекрасным воином и командиром, а также архитектором победы при Трикамароне. Более всех убивался Улиарис, когда протрезвел и понял, что натворил. Справедливости ради, все, в том числе умирающий Иоанн, знали, что воин сделал это непреднамеренно, посему какого-то жестокого наказания Улиарис не понёс.

Однако момент был упущен и Гелимер смог прискакать к некой горе Папуа, чьё местонахождение нам, увы, неведомо. В этих горах король скрылся со своей роднёй и оставшимися ему верными маврами. Понимая, что штурмовать горы зимой нет никакого смысла, Велизарий приказал обложить хребет имперскими силами, во главе которых поставил Фару из германского племени герулов.

В этих горах Гелимер вёл себя, словно заправский комедиант и трагик в одном флаконе. Так, однажды он попросил у Фара губку, хлеб и лиру. На вопрос изумлённого вождя герулов король ответствовал, что хлеб ему нужен, чтоб утолить голод, лира понадобится для оплакивания своей несчастной судьбы, ну а губка — чтобы вытирать лицо от проливающихся в процессе игры на лире слёз. Фар пожал плечами и выполнил просьбу Гелимера, прекрасно понимая, что у того скоро окончательно сдадут нервы и король сдастся.

Современные миниатюрки, посвящённые герулам. Да и холмы на заднем плане, возможно, являют собой ту самую Папуа

Пока Гелимер разыгрывал из себя оскорблённого героя, в Карфагене творились не менее интересные события. Как-то к Велизарию на аудиенцию явился некий Бонифаций, казначей Гелимера. После недолгой беседы Велизарий узнал, что Гелимер далеко не всегда был таким романтиком, какового он корчил из себя пред взором простодушного Фара. Прекрасно осознавая, что он может и проиграть войну, король заблаговременно приказал Бонифацию погрузить королевскую казну на корабли и отплывать в Испанию, к вестготам. Проблема заключалась в том, что когда Бонифаций попытался покинуть Гиппон Регий, разыгралась сильнейшая буря. Команда казначея приложила титанические усилия, чтобы выйти из бухты, но стихия лишь усилила своё неистовство и вандалы поняли, что плыть дальше нельзя. Посчитав произошедшее Божьим промыслом, Бонифаций решил передать казну Велизарию. Надо полагать, что казначей предварительно выторговал себе солидные выплаты за такую услугу. И всё равно богатства, попавшие в руки византийского полководца, могли свести с ума любого. В этой сокровищнице было столько ценностей, сколько успели награбить вандалы за век с лишним разбоя, особенно после разграбления Рима в июне 455 года. Особенный интерес вызывал древний семисвечник-менора, который находился в Храме Иерусалимском, пока насильственную ревизию последнего не произвели римские солдаты во главе с будущим императором Титом в 70 году. Прокопий писал об этой находке следующее:

"Увидев их (семисвечник и прочие иудейские ценности), какой-то иудей, обратившись к одному из родственников василевса, сказал: «Мне кажется, не следует помещать эти вещи в царском дворце Византия. Не полагается им находиться ни в каком-либо ином месте, кроме того, куда много веков назад их поместил иудейский царь Соломон. Поэтому и Гизерих захватил царство римлян, и теперь римское войско овладело страной вандалов». Об этом было доложено василевсу; услышав об этом, он устрашился и спешно отправил все эти вещи в христианские храмы в Иерусалиме".

Вид Аннабы, стоящей на месте древнего Гиппон Регия

Меж делом минуло 2–3 месяца с тех пор, как Гелимер укрылся в горах. Стороживший его Фара был прав: нервы короля были на исходе. Окончательно решимость Гелимера рухнула, как он увидел, как два голодающих мальчика (один из которых был его племянником) жестоко избивают друг друга за крохотную лепёшку. Полностью утратив дух, Гелимер сообщил Фаре, что готов сдаться, чем сильно обрадовал как Фару, так и Велизария. Под гарантии, данные прибывшим посланником полководца, Гелимер наконец-то сдался. Когда его доставили в Карфаген, теперь уже бывший король разразился бешеным хохотом неизвестного происхождения, вероятно, оплакивая крушение дома вандалов.

Теперь, когда война была окончена, Велизарий покинул Африку, оставив её в руках своего помощника Соломона. Прибыв в Константинополь, полководец обнаружил, что удостоен чести, которой “рядовые” полководца не удостаивались много веков. Велизарий получил право на триумф. И действительно: ему устроили пышную процессу, начавшуюся от врат дома Велизария вплоть до трона, на котором в своих лучших нарядах восседали Юстиниан и супруга его Феодора. Самого полководца несли на руках пленные вандалы, а позади него везли захваченные в походах сокровища. Был среди участников процессии и Гелимер, который, видя великолепие столицы, всё повторял одну фразу: “Всё суета сует!” Оказавшись пред ликом императора и императрицы, Велизарий простёрся ниц. То же самое заставили сделать и Гелимера, который, разумеется, не горел желанием унижаться. После того, как сопротивление короля было сломлено, обутая в туфлю нога Юстиниана втоптала голову Гелимера в землю. Вандальское царство пало.

Часть изображений с Арки Тита в Риме. На ней римляне тащат ту самую менору. Спустя несколько веков таким же образом менору и иные сокровища римляне пронесут и по Константинополю

В дальнейшем Гелимеру трудно было жаловаться на что-то. Ему дали прекрасные поместья в Анатолии, где он прожил ещё много лет. Ему бы дали и патрикианский титул, откажись он от арианства, но тут бывший король последний раз проявил упрямство и наотрез отказался предавать свою веру.

Истинный же победитель получил консульство на следующий год, а затем и новое задание, куда сложнее предыдущего: вернуть Империи Италию. Велизарий ещё раз появится в Африке, но лишь затем, чтобы помочь Соломону, который столкнётся в новых-старых провинциях с целом ворохом трудностей. Но в целом судьба Велизария будет связана с Италией, с Левантом и Константинополем, но никак не с освобождённой римской Африкой, чья история будет идти своим нелёгким путём вплоть до окончательного падения под ударами арабов в VII-VIII веках.

Велизарий, каким его отобразили на знаменитой мозаики базилики Сан-Витале, что в Равенне

Автор: Артём Селицкий

"Заметки о поздней Римской империи и Византии."

Случай на станции Ad Decimum

Первой целью ромейского воинства стал городок Силлект (совр. деревня Салакта, Тунис), находившийся в одном дне пути от лагеря Велизария. В этот городок по приказу полководца направилось несколько солдат во главе с неким Вориадом. Вориаду предписывалось занять городок, если получится и при этом ни в коем разе не причинять вреда местным жителям. Напротив, воины этого отряда обязаны были вещать о бесконечных благах, что грядут с восстановлением римского правления в этих краях.

Операция прошла безупречно. Смешавшись с потоком деревенщины, входившей в город, Вориад и его люди взяли Силлект безо всякого труда и с полного согласия местных властей в лице священнослужителя и знатных лиц города. В качестве бонуса византийцы получили начальника вандальской государственной почты, который перешёл на сторону римлян и попутно одарил корпус Велизария свежими лошадьми.

Руины Силлекта

Разобравшись с делами в Силлекте, Велизарий двинулся дальше по направлению к Карфагену. Войско шло, разделённое на несколько частей. Спереди шёл передовой отряд из 300 человек во главе весьма одарённого военачальника по имени Иоанн Армянин. Основное войско шло сильно позади, а слева шествовали союзники из числа гуннов. Флот, что доставил византийцев в Африку, шёл достаточно близко от берега, чуть поотстав от основных сил Велизария.

Гелимер находился в это время в маленьком городке Гермион (местонахождение Гермиона, увы, неизвестно), что в 4 днях пути от Карфагена. Узнал о прибытии Велизария, вандальский король приказал своему брату Аммате казнить Хильдериха и содержавшихся с ним в заключении домочадцев. Старый Хильдерих оказался лишь пешкой в руках сильных мира сего, а теперь, когда его не стало, Гелимер мог рассчитывать на верность всех вандалов.

Разобравшись с Хильдерихом, Гелимер выступил из Гермиона во главе армии из 11 тысяч человек. Зная, что у ромеев воинов поболее наберётся (15 тысяч), король вандалов разделил воинство на три группы. Основные силы, включая ударную конницу, Гелимер, конечно же, оставил себе, а две другие группы отдал под начало брата Амматы и племянника Гибамунда. Должна была быть ещё и четвёртая группа, состоящая из союзников-мавров, но те решили, что игра не стоит свеч и заблаговременно сбежали из лагеря вандалов.

Как видим из этой картинки, отношения вандалов и мавров были ничуть не лучше отношений тех же мавров и римлян

Вскорости король увидел ромейские ряды. Вот-вот должен был наступить момент истины. Сейчас сам Гелимер нападёт с тыла воинства Велизария, Аммата — с фронта и Гибамунд — слева. Вместе эта троица возьмёт в клещи имперский корпус и сомнёт его. В реальности же Гелимер, увидев византийцев, с изумлением обнаружил, что перед ним находится вовсе не тыл войска Велизария, а его фронт. Хуже того, прискакали вандалы из отряда Амматы с… телом своего командира. Гибамунд так и вовсе пропал без вести.

Что же произошло? Здесь придётся вернуть на некоторое время назад. Дело в том, что утром решающего дня Аммата со своим отрядом очень “удачно” наткнулся на тот самый отряд Иоанна Армянина, который Велизарий выслал чуть ранее вперёд. Аммата доблестно сражался и убил с дюжину ромеев, но в конце концов пал. Вандалам удалось отбить тело своего командира, с коим они и прискакали к королю, который при виде тела брата совершенно забыл о византийцах и предался горю.

Отряду Гибамунда повезло ещё меньше. Эта группировка вандалов наткнулась на гуннских союзников Империи, которых откровенно начал утомлять унылый пейзаж Северной Африки. Увидев наконец врага, гунны бесстрашно атаковали вандальские ряды и гнались за ними до тех пор, пока не погиб последний вандал.

Типичный тунисский пейзаж. Вот в такой обстановке и погиб Гибамунд

Что до Велизария и его советников, то они о стычках с братом и племянником короля вандалов не знали, разумеется, ничего, так как шли сильно позади. Когда ромейское воинство достигло старой почтовой станции Ad Decimum и укрепилось там, между офицерами в который уже раз разгорелся горячий спор. На сей раз — о планах будущих сражений. Причём офицеры так увлеклись в своих препирательствах, что едва не проморгали подход сил врага. Слово Прокопию Кесарийскому:

Мнения архонтов разделились. Одни хотели идти на наступающих врагов, другие говорили, что для этого у них недостаточно сил. Пока они спорили между собой, варвары под предводительством самого Гелимера приближались к ним; они двигались дорогой, которая находилась между той, по которой шел Велисарий, и той, по которой шли массагеты, сразившиеся с Гибамундом. Поскольку местность по ту и другую сторону дороги была холмистой, они не могли видеть ни поражения Гибамунда, ни укрепления Велисария, ни тем более дороги, по которой двигался отряд Велисария. Когда вандалы и римские федераты оказались близко друг от друга, то оба войска охватило чувство соперничества, кто из них скорее займет самый высокий из находившихся там холмов. Он казался удобным для расположения, и те, и другие предпочитали вступить в бой с неприятелем отсюда. Опередив римлян, вандалы захватили холм, оттеснили врагов и, получив преимущество, обратили их в бегство. Отступая, римляне достигли местечка в семи стадиях от Децима, где находился копьеносец Велисария Улиарис с восьмьюстами щитоносцами.Все думали, что отряд Улиариса, приняв их, построится и пойдет с ними на вандалов; однако, соединившись, и те, и другие сверх ожидания что есть сил бросились бежать и стремительно вернулись к Велисарию.

И тут я не могу сказать, что случилось с Гелимером, как это он, имея в руках победу, сам добровольно отдал ее неприятелю…

Здесь я позволю себе прервать почтенного хрониста. По всей видимости, Гелимер всё бросил не из-за своих собственных каких-то полководческих промахов, а из-за того, что в этот самый момент ему привезли тело погибшего Амматы. Вообще Гелимер по отношению к своей родне (не считая убиенного Хильдериха) испытывал прямо-таки сентиментальные чувства, в чём мы ещё раз убедимся позднее. Смерть возлюбленного брата и вероятная гибель племянника стала для короля шоком, от которого тот если и отошёл, то нескоро.

Семейная трагедия вандальского государя стала подлинным подарком и спасением для Велизария. Всего один приказ Гелимера и очевидной судьбой имперской армии были разгром и гибель, а теперь же, пока король оплакивал брата, ромейский воевода смог воодушевить и развернуть своих солдат. Сбившееся стадо овец стараниями своего пастыря снова превращалось в боеспособную армию. В ходе мощной контратаки византийцы смяли ряды скорбящих вандалов, вынудив тех бежать на запад, в сторону древней Нумидии. Лишь наступившая ночь вынудила ромеев прекратить преследование. Гелимер же, лишившись возможности защищать столицу, тоже не стал заезжать в Карфаген и отправился вслед своим воинам, пытаясь вновь собрать их воедино в Нумидии.

Классическая зарисовка на тему “Ожидания — Реальность”. Сверху показано то, что планировал Гелимер, снизу — что получилось на самом деле.

Что до Велизария, то несмотря на эмоции, которые наверняка обуревали полководца в столь сложный момент, он оставался трезвомыслящим человеком. Велизарий приказал заночевать недалеко от места победы, дабы не входить в оставленный Карфаген ночью и не давать повода своим разгорячённым солдатам сделать чего-нибудь лишнего, как это обычно бывает при взятии вражеских городов. Стоит напомнить, что задача поладить с местным населением у Велизария по важности стояла едва ли не на одном уровне с победами над вандалами в сражениях. И, надо сказать, на сей раз воины не подвели своего командира. На следующее утро, 14 сентября 533 года, византийцы стройным маршем вошли в Карфаген, приветствуемые ликующей толпой. Вошёл в городскую гавань и флот, верно сопровождавший сухопутные силы Империи. Затем воины спокойно разошлись по своим постам, таким образом совершенно не нарушив мирную жизнь в городе, ну а Велизарий отправился прямиком во дворец, где уселся на трон Гелимера и принялся вкушать яства, заготовленные для победного пира в честь победоносного вандальского воинства и которые, естественно, в условиях бегства короля и армии, естественно, никто не успел убрать со столов. Велизарий мог чувствовать себя королём мира в этот момент.

Вид Тунисского залива, куда вошёл флот Империи

Однако, несмотря на крупное поражение, Гелимер был всё ещё жив и под его началом оставалось множество воинов. Конфуз при Дециме ещё не означал конца войны. Напротив, собранные в Нумидии войска вполне ещё были способны нанести поражение византийцам. Наступала решающая фаза Вандальской войны.

Автор: Артём Селицкий

"Заметки о поздней Римской империи и Византии"

Продолжение следует…