На следующий день планы пришлось немного поменять. Первыми гулять в город отправились старшие дети, пока я готовила обед и ужин, а капитан менял анод на пере руля (Цинковый анод пера руля предназначен для снижения и предотвращения воздействия гальванической коррозии на корпус судна и его агрегаты - прим. автора). Они по обыкновению ходили на противоположную сторону острова к скалистым берегам, выходящим в открытый океан. Мы тоже с радостью посещали эти красивые места, но в этот вечер решили прогуляться на восточную сторону острова, где находились исторические оборонительные укрепления города – форты и крепости.
– Далеко нам до форта топать? – спросила я у мужа.
– Нет, полтора километра.
– С Кузей, конечно, долго получится. Особенно в горку.
– Горка скоро кончится. Кузьманыч, давай я тебя пока что на плечах понесу, пока тут машин много ездит, да ещё и в гору подниматься. Потом опять сам пойдёшь, – предложил отец сыну, посадил его к себе на плечи, и мы бодренько пошагали вверх по узкому тротуару вдоль оживлённой улицы. Машины на извилистых поворотах регулярно сигналили, предупреждая встречное движение, и чтобы избежать столкновения на узкой дороге.
– А вот и наша лодочка видна, – улыбалась я, глядя с высоты острова на бухту внизу.
– Где наша лодка? Я не вижу, – жаловался Кузя. Пышные, обильно усыпанные розовыми цветами кусты олеандра заслоняли ему весь вид на гавань.
Лёша уже спустил сына с плеч, поэтому я взяла его на руки, чтобы он тоже смог увидеть, что находится внизу.
– Вон там, крайняя слева, видишь? Это наша яхта.
– Маленькая, – произнёс сын.
– Маленькая, потому что она находится очень далеко, – объяснила я. – Ладно, пойдём дальше. А то нам долго ещё идти.
Эта часть острова утопала в зелени. Помимо обычных заборов чуть ли не каждое домовладение могло похвастаться живой зелёной изгородью по периметру. Здесь росли разнообразные высокие кусты и деревья, в листьях и кронах которых заливисто пели многочисленные птички.
– Ой, смотри – бананы висят! – я впервые в жизни видела банановую пальму. – А это, наверное, финики.
Помимо пения птиц и жужжания насекомых из некоторых дворов доносилось кудахтанье кур и крики петухов.
– Тут мне всё Ки-Вест очень напоминает. Тот же тропический климат, океан, и куры, – вспоминала я флоридские острова Ки, где дикие куры были местной достопримечательностью и спокойно разгуливали по многолюдным улицам.
– Да, есть такое. Только в меньших масштабах. И туристов не так много, – согласился муж. – И игуан не хватает.
Через полчаса неспешной ходьбы в темпе двухлетнего ребёнка мы дошли до небольшого форта, оставшегося ещё со времён освоения Бермудских островов.
– Форт Гейтс построен в 1626 году, – Лёша читал информационную доску, установленную рядом с одной из стен. – А в 18 и 19 веке был перестроен. До сегодняшних дней сохранились гауптвахта и две пушки.
– Место, конечно, красивое. Вход в гавань очень хорошо виден. Смотри, яхта направляется сюда, в порт, – показывала я на парусную лодку, двигающуюся между буями в канале. – Повезло им. Океан сегодня очень спокойный.
– Дааа, не то, что когда мы заходили, встречная волна и ветер.
В форт зашла группа туристов, и сразу стало как-то тесно на небольшом скалистом пятачке.
– Пойдём дальше вдоль берега, – предложила я.
Мы спустились по скалам чуть ниже к океану и пришли на ровный участок, испещрённый маленькими, размером с кулак, и чуть побольше дырами, которые смешно хлюпали солёной водой каждый раз, как приходила прибрежная волна. Крабы, громко стуча клешнями по камням, при нашем приближении быстро убегали и прятались в бесчисленные щели.
– Какое хорошее место. И никого нет – отлично! – сказал Лёша.
– И как я с тобой только живу? – шутила я. – Я всегда была экстравертом и любила людей, шумные сборища, городскую суету. Угораздило же связаться с жутким интровертом. Приходится теперь гулять в безлюдных местах. И даже этого тебе мало! В океан меня теперь тащишь.
– Да, там классно. Нет вообще ни-ко-го! – улыбался муж. – Кузя, не дразни краба, он и цапнуть может.
– Интересно, почему Кузя не боится насекомых, крабов, а вот рыб боится и в воду не заходит, – размышляла я.
– Ну, рыбы тут, надо признать, огромные.
Две ярко-голубые рыбы как раз величаво плавали в скалистой заводи, подъедая водоросли с камней.
– Зато красивые. А там, смотри, рыба с иголками как из мультика про Немо, которая может раздуваться. Не знаю, как называется.
Мы молча сидели на камнях, Кузька лазил рядышком, изучая местную фауну, океан тихо шумел лёгким прибоем, мимо проплывали парусные яхты и грузовые корабли.
– Хорошо сидим. Но надо бы топать дальше, а то не успеем к закату, – сказал Лёша.
– Назад пойдём?
– Тут дорога есть круговая, не сильно длиннее, пойдём по ней.
– Кузь, пойдём дальше гулять, – позвала я сына.
Мы поднялись вверх на дорогу, вышли из-за пригорка, а там оказалось ещё одно укрепление, покрупнее масштабом и более ухоженное. Аккуратно постриженные газоны спускались с крепостных насыпей и простирались внизу широким полем. Кузьма, сломя голову, ринулся вниз по этим зелёным холмам.
– А что в конце поля? Обрыв? – я смотрела, как сын стремительно удаляется.
– Не знаю, – отозвался муж и побежал догонять Кузю.
Такого простора, где можно всласть побегать, Кузя давно не встречал, поэтому с радостными визгами и смехом играл с отцом в догонялки, пока запыхавшийся и обессиленный не повалился на траву. Я не останавливала их игры, хоть и понимала, что его придётся тащить теперь весь оставшийся путь на руках, да к тому же и солнце уже приближалось к своей океанской колыбели, намекая, что нам надо поторапливаться. Но ведь не каждый день можно вот так побегать и повеселиться!
– Набегался, маленький? – обратилась я к отцу и сыну, когда Лёша поднялся ко мне обратно с Кузей на руках.
– Ага. Пойдём, Кузяш, посмотрим ещё, что там за орудия стоят, – произнёс Лёшка.
Батарея Александры была построена в 1860 году и использовалась в качестве артиллерийской батареи в годы Первой и Второй мировых войн.
– Неужели здесь велись бои? – пробормотала я.
– Вряд ли, – ответил Лёша, – но это не значит, что не надо было строить защитные укрепления и нести здесь службу.
Вплотную к крепости примыкал крошечный маленький пляж, который манил жёлтым песочком и кристально чистой бирюзовой водой. Но у нас совсем не осталось времени ни на купание, ни на отдых, поэтому я взяла Кузьму на руки и пошла вверх по дороге. «Надо будет как-нибудь днём сюда прийти покупаться», – подумала я.
***
Прийти ещё раз на эту сторону у нас больше так и не получилось. Да и многое на Бермудах мы не успели сделать: всего один раз съездили в столицу Гамильтон; не ныряли и не плавали среди коралловых рифов, до которых нужно было добираться на лодке на другую сторону архипелага; не сходили в музей расписанных вручную страусиных яиц; не спускались в сказочные пещеры. Быт, ремонты, подготовка «Алетеса» к долгому переходу занимала у нас очень много времени. Но мы не шибко расстраивались, а лишь отмечали для себя, что на Бермудских островах много интересного и мы не прочь приехать сюда ещё раз.
Плотная пелена дождя скрыла от наших глаз не только бермудский берег, но и силуэт затонувшего корабля, и близстоящие лодки. Крупные капли отбивали частую дробь по крыше нашего дома, так что приходилось говорить громче обычного, чтобы быть услышанными.
– Вот что значит – льёт как из ведра, – прокричал Ваня.
– Настоящий тропический ливень, – добавила Маша.
– Ох, хорошо-то как! Лодку отмоет от соли!! Тут сезон дождей что ли начинается? – Лёша проверял, не протекают ли закрытые люки.
– Нет, здесь нет сезонов дождей. Хоть дождливых дней примерно половина в году, но они равномерно распределены по всем месяцам, – сообщила я. – А ещё все жители островов собирают дождевую воду, потому что другого источника пресной воды нет. Ну, ещё привозят с континента и опресняют морскую, но такая вода получается очень дорогой.
– Да, я читал, что вот эти странные ступенчатые крыши как раз и предназначены для сбора воды, – рассказывал Ваня. – Такая форма позволяет постепенно стекать потоку дождя даже в такой сильный ливень, как сегодня. Потом этот поток направляют через желоба в цистерны под домом.
– Так, а мы-то чем хуже? – воскликнула я. – Пока опреснитель у нас не работает, давайте тоже соберём дождевую воду. Маша, Ваня, держите кастрюльки, вылезайте в кокпит. Там как раз с навеса течёт бурным потоком.
Старшие дети воодушевились такого рода развлечением. Они дожидались, когда на навесе соберётся много воды, набухнет пузырь, потом снизу приподнимали эти пузыри и соревновались, кто больше поймает воды в свои кастрюльки. В процессе они сами попадали под тёплые струи воды, хохотали и веселились. Кузьма тоже очень хотел присоединиться к брату и сестре, но я ему разрешила лишь стоять на ступеньках в проходе, чтоб не мешался Ване и Маше под ногами.
– Интересно, чистая вода или нет, – муж взял прибор для определения количества примесей в воде. – Двадцать пять, пить можно. (Нормой считается уровень < 250 - прим. автора)
– А у неё другой вкус, не такой как я помню из детства. Мы-то тоже собирали дождевую воду, пока у нас в Слюсаревке не провели водопровод, – мне вкус воды даже понравился.
За полчаса, пока дождь не потерял свою силу, мы сумели набрать две пятилитровые бутылки воды. Местный климат с частыми ливнями все три недели помогал нам, как и бермудским жителям, обходиться собственными запасами воды, а не платить за неё баснословные деньги. Так что мы только перед самым отъездом воспользовались услугой и набрали полный бак воды на заправочной станции.
– Опреснитель-то надо починить, – заметил Лёша, – завтра, пожалуй, этим и займёмся.
***
Солнце, ещё недавно нещадно палившее, скрылось за грозовыми облаками, на горизонте ярко проявилась радуга.
– Как думаешь, польёт? – спросила я у мужа.
– По прогнозу не обещали. Надеюсь, пронесёт. А то надо будет срочно весь этот бедлам убирать.
– Не зря говорят, что яхтинг – это заниматься ремонтами в самых живописных местах нашей планеты, – восхищалась я красивым небом и радугой. – Сколько мы уже мучаемся с этой колбой? Два часа?
– Да мне кажется, что больше, – с тоской в голосе отозвался муж.
Мы с Лёшей сидели в кокпите, пили кофе, а вокруг нас валялась куча разнообразных инструментов и разобранный опреснитель. Мы решили сделать паузу, потому что уже почти отчаялись побороть абсолютно гладкую колбу с мембраной внутри, которая не хотела открываться и не поддавалась никаким манипуляциям. Мы уже всё перепробовали: и зажимы, и тиски, и разводные ключи, и специальный съёмник для фильтров; но все наши усилия были напрасны. Так что уставшие, с ослабевшими руками, мы отдыхали и наслаждались прекрасным видом, стараясь не думать о злосчастной колбе.
– Красиво у вас тут, – сказал Ваня, поднимаясь к нам наверх.
– Уснул? – спросила я у него, так как сегодня была его очередь усыплять Кузьму на дневной сон.
– Угу, довольно быстро.
– Ну, он сегодня утром рано подскочил. А Маша что делает?
– Вроде бы занимается то ли геометрией, то ли физикой. Удалось вам колбу открыть? – поинтересовался Ваня.
– Не-а. Вообще никак, зараза, не поддаётся, – жаловался отец.
– Что делать будете?
– Посидим, отдохнём, дальше будем что-то придумывать и стараться открыть. Других вариантов нет.
– Да, без опреснителя в океане никак, – посетовал сын.
– Можно, конечно, но очень сложно. Лучше бы всё таки он работал, – вздохнул Лёша.
– Я уже не знаю, что ещё придумать, чтоб ключ не скользил. Уже все виды ткани попробовали, и резина тоже скользит, – расстраивалась я.
– Нам бы что-то такое резиновое, но не гладкое, – рассуждал Лёша.
– У меня на кухне есть резиновая прихватка, она такая – с круглыми большими пупырками сверху.
– Неси, попробуем, – сказал муж, но в голосе совсем не чувствовалось надежды на успех.
В этот раз судьба сжалилась над нами, и крышка колбы медленно стала поворачиваться.
– Ползёт, ползёт! – обрадовался Ваня.
– Да неужели?! – не верили мы своему счастью.
– А я не люблю резиновые прихватки, всё смотрела на неё и хотела выбросить. Но она во время перехода хорошо помогает от звякания – я её между банками с приправами засовываю, – я радостно делилась своими мыслями.
– Ты что! Береги её теперь как зеницу ока. Такая ценная штука! – муж тоже радовался.
– Так вот и не знаешь, что где и когда пригодится, – рассуждал Иван.
– Наверное, поэтому твоя бабушка, которая Ира, никогда ничего не выбрасывала, – вспоминала я заваленные всякими, как казалось, ненужными вещами шкафы и полки в доме свекрови.
Теперь дело пошло быстрее. За пару часов мы поменяли мембраны, установили опреснитель на его законное место и запустили его поработать. Он на отлично справлялся со своей задачей – из солёной забортной воды делал вполне приличную и даже вкусную пресную.
Примерно через час, когда я полезла за мусорным пакетом в шкафчик под мойкой, я обнаружила воду на дне.
– Попробуй на вкус, солёная или пресная, – скомандовал капитан.
– Пресная!
– А соединение мойки сухое?
– Да, здесь всё сухо, но на дне немного воды.
– Видимо, из опреснителя течёт. Вань, пойдём разбирать рундук в кокпите. Надо до труб добраться.
– Тяжела и неказиста жизнь простого круизёра, – грустно шутила я. – То одно ломается, то другое. Лёш, а если бы у нас новая лодка была, меньше бы пришлось мучиться с ремонтами, а?
– Наверное. Но что грустить о том, чего у нас всё равно нет, – чем мне всегда нравился мой муж, так это позитивным настроем в любой ситуации. – А плановое обслуживание и на новой лодке приходится делать, так что рутинных ремонтов всё равно не избежать. Хотя можно, конечно, передоверить это всё сторонним лицам за деньги. И есть такие яхтсмены, которые не заморачиваются насчёт всего этого. Но тогда и плавать можно только рядом с берегом, потому что, кого ты будешь вызывать посреди океана, когда что-то сломается, непонятно. Том и Майк вон научились всё делать сами, и мы научимся.
В случае с опреснителем мужу пришлось научиться запаивать пластиком трещину на пластиковой же трубе. Через пару дней пришлось досконально разобраться в электрической схеме и устройстве генератора, когда мы в течение нескольких дней возились с ним и никак не могли найти причину его внезапных отключений. А загвоздка была банально в плохом соединении проводов на кнопке включения. Пришлось научиться менять фильтры, ремни и импеллер в большом двигателе и свечи в навесном моторе, разбираться в туалетной сантехнике и устройстве стиральной машины, чинить сгоревший кондиционер, ремонтировать АИС, менять верёвки на парусах и много других вещей. Каждый раз Лёша привлекал к ремонту и меня, чтобы, если вдруг что-то случится в океане с капитаном, я смогла бы сама справиться с управлением и ремонтом яхты. Не скажу, что Лёша за это время подготовил в моём лице равноценную себе замену, но чему-то я точно научилась.
– Всё, вроде бы держит заплатка, не течёт. Но пока рундук так оставлю, а то вдруг опять придётся туда лезть. На сегодня с работой закончим, – сказал Лёша.
– Папа, теперь поедем гулять? – обрадовался Кузьма. Ещё утром мы легкомысленно пообещали ему, что поедем на берег, как только отремонтируем опреснитель. Кто ж знал, что это займёт практически весь день?
– Нет, Кузечка, сейчас уже совсем поздно. Смотри, как на улице темно. Завтра устроим себе день отдыха и нагуляемся вдоволь, – объяснял отец. Конечно, сын отреагировал слезами, но быстро успокоился. Кузьма очень редко закатывал истерики и достаточно быстро справлялся с негативными переживаниями.
– Кузя, я вот тоже два дня уже не выходила на берег и ничего, не плачу, – то ли успокаивала брата, то ли жаловалась нам Маша.
– Ну, давайте предварительно решим, что сначала мы с папой и Кузей поедем погулять, а потом вы с Ваней, – предложила я. – Раз уж день отдыха.
Мы никогда не оставляли «Алетес» без присмотра, хотя многие яхтсмены не боятся бросить свою лодку на якоре на несколько дней, а то и недель. Правда, иногда это заканчивается плачевно, и потом в новостях читаешь, как очередную яхту сорвало с якоря и выбросило на берег. Поэтому у нас всегда на борту было как минимум два человека, не считая двухлетнего Кузьмы. По крайней мере мы надеялись, что не зря старшие дети ездили между буями в Калифорнии, тренируясь в управлении яхтой, и смогли бы при случае продержаться какое-то время сами и увести судно от берега и других опасностей, пока мы бы возвращались на «Алетес». Для связи мы использовали обычную ручную рацию, которая добивала практически до любой точки острова. Жаль, в первый день, когда Лёша и Маша ездили в Гамильтон, не догадались про неё, меньше бы волновались.
– Договорились! – согласилась Маша.
– Договорились! Договорились! – прыгал и кричал Кузя, но слово было такое сложное, что у него получалось лишь «довалились».
– А я бы с радостью сейчас до кровати довалился, – устало произнёс отец.
Бермуды сложены коралловыми образованиями, сформировавшимися на вершине потухшего вулкана. Архипелаг изобилует мелкими песчаными и коралловыми островками, рифами и лагунами.
В 2022 году нам довелось полюбоваться Бермудскими островами и их красивым побережьем, испещрённым вулканическими скалами.
Ветер и волны, проявляя невиданную солидарность и кидаясь в нас солёными, но тёплыми брызгами, били прямо в лицо и активно тормозили продвижение к островам. Мы давно уже сняли паруса и шли на моторе, потому что при таком курсе паруса бессильны.
Длиннохвостые белые фаэтоны парами кружили над мачтами, как будто сопровождая нас на пути к их дому, и ветер доносил их приветственные крики.
В пробивающихся сумерках начали вспыхивать огни приближающегося города. Мы вышли на финишную прямую – прямо по курсу виднелся разрыв между жёлто-коричневыми коралловыми скалами, который являлся входом в гавань Сент-Джордж. Несмотря на то, что каждую минуту океан одаривал нас волной, никто не уходил посидеть в тепле и сухости внутри лодки. С нетерпением и задорным блеском в глазах мы все стояли на ногах, наблюдая, как «Алетес» неумолимо приближается к узкому проходу между двумя высокими берегами. Кузяша бегал от одной стороны кокпита к другой, всматриваясь в буи, обозначающие канал, и фонари, зажигающиеся на такой долгожданной земле.
– Смотрите, зелёный. А тут красный! – радостно комментировал он свои наблюдения.
Даже капитан, который практически в одиночку нёс вахту последние сутки, выглядел бодро и воодушевлённо.
Снова заговорила рация, вызывая парусную лодку «Алетес». Нас всё ещё ждали и буквально в прямом эфире («100 метров прямо, теперь направо») провели сквозь бухту к причалу таможенного и пограничного контроля.
Очень приятный молодой человек принял швартовы, помог привязаться к причалу и провёл капитана в здание таможни. Оформление всех необходимых документов заняло не больше пятнадцати минут, и мы, счастливые и довольные, поехали бросать якорь на якорной стоянке.
– Давай не будем тут между лодок щемиться, а пойдём кинем за ними, – говорил муж, маневрируя среди яхт, стоящих на якоре. – Ты мне глубину говори.
– Тридцать два фута. Там на карте обозначено место крушения корабля, видишь? – волновалась я. – Двадцать восемь.
– Вижу. До него ещё как до Китая.
– Ты уверен? Тридцать пять. Не видно ж ни фига.
– Да, по карте до него ещё 100 метров.
– Может, всё таки ближе к выходу встанем? Лёш, ну серьёзно, приедем сейчас в этот корабль. Двадцать семь футов. А если карты врут, – я реально терялась в темноте, а в навигаторе место крушения рисовалось критически близко к нашему местоположению.
– Уймись, сумасшедшая! – смеялся Лёшка. – У выхода сильно качает. Всё, здесь бросаем.
Песчаный грунт достаточно хорошо держал якорь, и мы крепко зацепились с первого раза.
Наконец-то можно было расслабиться, спокойно лечь спать. Ну, почти. Установленному якорному приложению муж пока не доверял, поэтому мы с капитаном поделили ночь пополам и каждый час сначала муж, потом я выходили наверх проверить, не сорвало ли нас с якоря. Лодку вертело по окружности с центром в месте сцепления, и спросонья я не всегда соображала, всё ли в порядке.
Через три недели жизни на якоре я могла в любое время суток быстро и правильно оценить окружающую якорную обстановку. И меня не пугали лодки, которых ветром разворачивало быстрее нашей и они, как казалось, сейчас стукнут нас бортом; не волновалась, когда катамараны маневрировали в опасной близости; не переживала, что сильный ветер сорвёт «Алетес» с якоря. Ко всем этим моментам я уже относилась как к естественным и рутинным – нужно просто быть начеку, но страха не было.
А вот в первую ночь в темноте я постоянно высматривала очертания разрушенного корабля. Мне казалось, что с каждым моим выходом наверх мы медленно, но верно приближаемся к нему. Но это был всего лишь необоснованный страх, а здравый смысл в виде навигационного и якорного приложений показывал, что наша яхта рисует на воде зигзаги и круги, но ни разу не приблизилась к злополучному месту крушения.
Утро выдалось хоть и солнечным, но прохладным. Кузьма радостно носился по палубе, топотом своих ножек разбудив брата и сестру, которые спали в носовой каюте. Наконец-то ему разрешили прыгать, бегать, висеть на гике, подбегать на самый нос, к якорной цепи. Всех этих забав он был лишён во время пути по соображениям безопасности.
Старшие дети поднялись наверх, я оставила их присматривать за младшим, сама ушла готовить завтрак. Я закрепила плиту, чтоб она больше не качалась, и спокойно приготовила праздничный омлет, а не как раньше – сплошные бутерброды. Лёшка тоже проснулся и вышел посмотреть на Бермуды при свете дня.
– Ты видела, какой цвет воды?
– Да, обалденный, – я тоже поднялась в кокпит.
– Первый раз вижу такой насыщенный ярко-бирюзовый цвет, – восхищался муж.
– А водичка-то прохладная! – Ваня спустился по кормовым ступенькам, чтобы потрогать водичку.
– Я тоже хочу к водичке! – завопил наш маленький повторюшка.
Но нашлось занятие поинтереснее. Лёша стал поднимать и привязывать кранцы, которые мы вчера вывесили на левый борт для швартовки у таможенного причала, а потом забыли поднять. Старшие решили помочь в этом деле отцу, и Кузя, конечно же, тоже не прочь был поучаствовать.
– Мам, может позавтракаем на улице? – предложила Маша.
– Да, давай. Стол тогда готовьте, я вам буду подавать.
Особый вид удовольствия – принимать пищу на свежем воздухе, будь то у меня дома во дворе под тенью раскидистого грецкого ореха или на даче у подруги под тихий шелест берёзы и жужжание насекомых, или на балконе в городской квартире, наблюдая за кипучей уличной жизнью, или на лодке в кокпите, вдыхая свежий морской воздух и слушая дыхание волн.
– Такая свободная стоянка. Сколько лодок кроме нашей? Ещё четыре, – Ваня осматривался вокруг.
– Ну, если не понравится здесь, можно стать потом ближе к городу, – сказал капитан, а потом повернулся ко мне. – Кстати, ты же теперь видишь, что затонувший корабль далеко? А ты вчера зря переживала.
– А я и сейчас считаю, что мы к нему слишком близко, но днём, конечно, уже не страшно.
Ржавый и покорёженный остов корабля примерно на метр выступал из воды. Лишь нос высился коричневой тенью, и бывшие якорные клюзы, как пустые глазницы, зловеще смотрели на стоящие рядом корабли.
Иллюстрация к книге "Долгая дорога домой". Художник - участник событий Иван
Один как раз искал место, где бы ему бросить якорь. Небольшая, примерно сорокафутовая яхта под канадским флагом, вся уставленная каким-то скарбом, остановилась недалеко от нас. Четверо парней в кокпите выглядели радостно и взволнованно одновременно. С громким хлопком они открыли шампанское, разлили по бокалам, и один из них на всю якорную стоянку прокричал по-английски: «Добро пожаловать на грёбаные Бермуды!!»
– Вот как надо отмечать удачный приход. А не то что мы – пришли, поели и спать, – смеялась я.
– Если они и правда прямиком из Канады шли, то я бы тоже так орал. Когда мы только выходили из Норфолка, то севернее, как раз у Бостона, ближе к Канаде, собирался шторм. Мы то проскочили между двух штормов, а они скорее всего нет, – Лёшка радовался и за нас, и за их удачное завершение перехода.
Все уже давно поели, спокойно пили чай, а Кузьма всё ещё ковырялся в своей тарелке. Яхту немного покачивало, омлет и овощи постоянно падали у него с вилки. Мне надоело смотреть на его мучения и поднимать еду с пола, поэтому я сказала:
– Давай я тебя покормлю.
– Не надо, я сам себя выкормлю, – серьёзно ответил сын, а все остальные рассмеялись.
– Вот бы сплавать и понырять рядом с этим кораблём, – задумчиво бормотал Ваня.
– Ой, а можно покупаться? – обрадовалась Маша.
– Купаться будем потом. Если захотите, – ухмылялся отец, – вода ведь холодная. А сначала надо съездить в город, купить сим-ку, – капитан вернулся к рабочей рутине.
– И продукты, – добавила я.
– И продукты. А для этого надо достать и надуть тузик, снять и поставить мотор. Так что, Вань, долго тут не рассиживайся. Пойдём, будешь мне помогать, – Лёша встал из-за стола и пошёл открывать большой кормовой ящик, где у нас хранилась надувная шлюпка, в простонародье тузик (от английского слова «two» - два, «two's boat» т.е. для двоих) или динги, тоже английское слово.
– Пап, а кто в город поедет? – спросила Маша. – Можно я с тобой, ну пожалуйста, – стала выпрашивать дочь, демонстративно хлопая глазками и становясь в просящую позу богомола.
– Может быть. Посмотрим, – отец давным давно на горьком опыте научился ничего никогда не обещать детям – мало ли что может случиться.
– Папась, имей в виду, я тоже хочу, – раздался Ванин голос из кухни, где он мыл грязную посуду.
– Все хотят, но кто-то должен остаться здесь. На берег точно поедет папа, потому что я не знаю, где и как искать симки. И наверное, со мной на «Алетесе» останешься ты, потому что должен же хоть кто-то из сильных мужчин здесь на всякий случай остаться, – объясняла я сыну «политику партии». – Обидно, конечно, так долго идти, а потом только смотреть на берег, не имея возможности сойти на него и погулять. Но мы ведь сюда не на один день, так что у нас с тобой будет ещё масса возможностей погулять на земле и посмотреть, какие они, эти Бермудские острова. Надоест ещё кататься туда-сюда на тузике. Не обижайся, в общем, будет и на нашей с тобой улице праздник, – обняла я старшенького.
– Да я и не обижаюсь, – проворчал Ваня и пошёл помогать отцу. Маша с Кузьмой крутились там же, рядом с парнями, то ли помогая, то ли мешая процессу.
Мне тоже всегда тяжело давалось ожидание высадки на берег, если мы вставали на якорь, или выхода из территории порта в город, если мы останавливались в марине.
И сейчас я смотрела на манящий остров, откуда доносились весёлые и призывные голоса птиц, где белые крыши разноцветных домов сверкали на солнце, а сочная зелень деревьев приятно оттеняла улицы, и мечтала погулять среди этих пальм, послушать пение птиц, увидеть лица местных людей, изучить здешнюю архитектуру, просто бесцельно пошататься по городу. Я всегда любила гулять, куда глаза глядят, особенно в незнакомых местах. Хорошо, что у меня нет проблем с ориентированием на местности, и даже в эпоху до интернета я всегда могла найти дорогу назад. Ну, а в Сент-Джордже заплутать очень сложно. Этот маленький городок находится на небольшом возвышенном острове, и если подняться повыше, то всегда можно увидеть гавань, а соответственно и путь домой, на лодку.
Маша уже добрых двадцать минут сидела в шлюпке в томительном ожидании поездки на берег, а отец всё это время пытался завести подвесной мотор, который, видимо, в пути нахлебался океанской воды и отказывался работать. Когда все уже отчаялись добраться сегодня в город, раздалось такое долгожданное урчание двигателя, что мы все разом закричали: «Ура!»
– Всё, отвязывай, – скомандовал капитан.
Ваня отвязал и скинул верёвку Маше в шлюпку, мы с Кузей помахали им руками, посмотрели, как маленький тузик, подпрыгивая на волнах, исчезает из поля видимости, и отправились играть в кокпит.
Я предполагала, что наши гонцы быстро справятся с задачей покупки симки для телефона и свежих продуктов. Но время шло, а их всё не было видно.
Мы уже и поиграли с младшеньким во всевозможные игры, и почитали, и он сладко поспал на свежем воздухе в кокпите. Я приготовила обед, уж и пообедали, не сумев дождаться Лёшу и Машу, а их всё не было.
– Мам, а вдруг с ними что-то случилось? Ты им совсем не можешь позвонить? – волновался Иван.
– Совсем не могу. Американские симки здесь не работают. Мы роуминг не подключали. Да что с ними может случиться? Там же папа, значит, всё будет хорошо, – успокаивала я сына, хотя сама тоже начинала нервничать, ведь прошло уже пять часов с момента их отплытия на землю.
Ваня сначала тоже спокойно чем-то занимался – читал, играл на кларнете, потом с Кузьмой в шахматы (скорее просто рассказывал Кузе, как ходят фигуры, потом они строили из них башенки). Но последние полчаса он безвылазно сидел в кокпите, молча глядя между стоящих на якоре лодок, где должны были появиться отец с сестрой. Мне защемило где-то в груди и я вспомнила, как в детстве я точно так же выглядывала машину родителей, когда они куда-то уезжали.
***
Зима. Бабушка с тётей в соседней комнате тихо о чём-то переговариваются. В печке уютно потрескивает огонь. Я сижу на кухне у окна. Темно. Свет выключен, чтобы лучше видеть, что происходит на улице. Из этого окна хорошо видна дорога, ведущая от трассы М-4 к нашим посёлкам. Где-то вдалеке появляется свет дальних огней. Мигая фарами между деревьев, быстро приближается машина. Когда она проезжает в нашу сторону, а не поворачивает в соседний совхоз, я бегу в дальнюю комнату на другой стороне дома, чтобы посмотреть, повернёт ли машина на нашу улицу или промчится мимо. Мимо! Разочарованно я бреду к окну, чтобы опять занять удобную наблюдательную позицию. И вот опять огни, опять надежда загорается в сердце, но машина не доезжает до нашей улицы, поворачивает в совхоз. Где же папа и мама? Ведь давно уже должны были приехать. И вот наконец-то очередная машина в этот раз поворачивает на нашу улицу, а у нас тут живёт не так много владельцев автомобилей, значит, наверняка это папа за рулём.
***
И сейчас я смотрела на своего почти шестнадцатилетнего сына и не понимала, как так быстро пролетело время и как непредсказуема жизнь. Ведь, кажется, ещё недавно я смотрела в то окно, а вот уже у меня муж, трое детей и мы болтаемся на своей парусной яхте на Бермудских островах посреди Атлантического океана.
– Гребут! – вдруг закричал Ваня.
– Как? Гребут? – удивилась я, поднимаясь наверх.
– Мотор, видимо, не работает.
Я увидела, как наша шлюпка проплывала мимо канадской яхты. Лёша усиленно работал вёслами, Маша дёргала двигатель, пытаясь его завести. Потом они поменялись местами. Хотя у Маши и получалось грести намного хуже отца, но тузик достаточно быстро приближался, потому что им помогали ветер и течение. Вдруг заревел мотор, они на всех парах помчались к «Алетесу». Но когда я уже готовилась принимать верёвку, мотор опять заглох, не доехав пары метров. Шлюпка стремительно поплыла дальше, уносимая волнами.
– Маша, греби!! – закричал отец.
И они, каждый работая своим веслом, добрались наконец-то до плавучего дома и обессиленные вывалились на палубу.
– Что вы так долго и где продукты? – спросила я.
– Да блин! – муж не знал, с чего начать рассказ. – Симки продают только в Гамильтоне, это типа столица. А ехать туда на автобусе час или полтора, смотря на какой маршрут попадёшь. И автобусы ходят раз в час. Там ещё и половина магазинов закрыта, потому что воскресенье. За продуктами мы здесь тоже не успели, потому что магазин уже закрылся.
– Симки-то хоть купили?
– Да, за 200 долларов.
– Сколько? – я была в шоке.
– Да капец! Ну, может, чуть меньше. Сами симки по 30, кажется, баксов. И 10 гигов трафика по 50, – объяснял Лёша.
– Это ж не очень много.
– Значит, надо экономить, – заключил муж.
– Маш, ну как тебе Бермуды? Красиво? Понравилось? – у Вани были более возвышенные вопросы к сестре.
– Да, красивая местность. Дома такие необычные, с многоступенчатыми крышами. Бухты живописные.
– А Гамильтон понравился?
– Да там филиал Америки для богатых американцев, – рассказывал Лёша. – Огромные отели как во Флориде, пафосные марины. Мы ж пока ждали автобус, дай, думаю, узнаю, сколько стоит стоянка в марине.
– Ой, вы бы видели эту картину! – смеялась Маша. – Там такая марина, типа яхт-клуб. Все такие важные – в белых шортах, в белых рубашках. Сидят в фойе, кофеёк попивают, с серьёзным видом беседуют друг с другом. Швейцар дверь открывает. И тут мы – пять дней толком не мылись, с красными обветренными лицами, в старых футболках и драных шортах.
– И что узнали? Есть там нормальные марины?
– Да туда вообще не стоит соваться. Дорого, пафосно и непонятно, за что такие деньги берут, – отвечал муж. – Нам надо в опреснителе фильтр поменять, генератор починить, тогда мы вообще будем автономны и сможем сколько угодно стоять на якоре.
– Ещё бы мотор на тузике не глючил, – добавила я.
– Папа, а теперь я поплыву? – подключился Кузя.
– Нет, Кузяш, сегодня мы уже никуда не поплывём.
Я видела, что малыш вот-вот расплачется и предложила ему просто поиграться в привязанной шлюпке вместе с братом или сестрой, на что Кузьма с радостью согласился.
– Давай я с тобой пойду посижу там, – вызвалась Маша.
– Спасжилет только надень ему, – посоветовала я.
Они потом часто использовали тузик для игры. Кто-то из старших просто лежал, развалившись по круглым бортам маленькой резиновой лодки, а Кузенька рядом грёб вёслами, брызгался водичкой, игрался с верёвкой.
Вскоре небо над городом раскрасилось сначала розовым, затем чуть оранжевым, а потом загорелось ярко-рыжим огнём. На мачтах кораблей стали зажигаться белые якорные фонари. «Люмос!», – непроизвольно прозвучало у меня в голове, ведь это было похоже на то, как в «Гарри Поттере» у волшебников вспыхивает свет на конце волшебных палочек.
Ветер, задувавший весь день, совсем стих. Мы сидели в кокпите, ужинали, беседовали, слушали музыку и провожали первый день нашего пребывания в этом, как потом выяснится, милом местечке Сент-Джордж. За три недели он станет нам родным и близким, так что покидать мы его будем с тихой грустью и надеждой когда-нибудь сюда вернуться.
А ведь Бермудских островов на нашем пути могло и не случиться.
Несколько лет назад оказался в начале марта в Нью-Йорке с тремя свободными днями в кармане. Погода к прогулкам по городу не располагала, и решено было купить билет в какое-нибудь вкусно звучащее место. Например, на Бермудские острова.
На всех отечественных географических картах это место называется «Бермудские острова» или «Бермуды». Американцы и местные используют единственное число — Bermuda. Определенный смысл в этом есть: все острова площадью больше тысячи квадратных метров давно соединили мостами и виадуками, превратив Бермуды в единое пространство Бермуду.
В первую очередь Бермуда — это такой райский остров, где давно уже перестали пропадать самолеты, с белыми пляжами и водой из клипартов. В марте тут зима (то есть вода и воздух по +20), поэтому самолеты с восточного побережья Америки летят полупустые, круизные лайнеры в бухты не заходят, местные на улицу выходят в пуховиках, а жизнь на бермудских пляжах представлена исключительно саргассами.
Бермуда — это заморская территория Великобритании, что выражается в крайней степени цивилизованности места, красных почтовых ящиках и телефонных будках, черных урнах с золотой надписью Litter, ежедневном рейсе British Airways из Гатвика, портрете королевы в сити-холле, Union-джеке в левом верхнем углу флага, некотором количестве чистокровных экспатов-саксов и официальном английском.
Все остальное тут американское, включая 90% туристов и деньги. Деньги на Бермуде есть и свои (c птичками и дельфинами), но доллары в ходу на тех же правах при удобном курсе 1:1.
На Бермуде сравнительно недешево. Отели на Booking начинаются от 250 долларов, комната в гестхаусе — от 100, ужин в приличном кабаке — от 30. Получасовая поездка на такси, среди которых, к слову, можно встретить исключительно микроавтобусы, из аэропорта обойдется долларов в 35 в будний день и в 45 в выходной.
Тарифы на такси фиксированные и везде одинаковые. Есть даже услуга «Sightseeing»: за 40 долларов в час таксист будет возить вас по острову с остановками в интересных местах и развлекать историями. В такси помимо тарифов висит предупреждение о запрете блевать: если стало плохо, нужно попросить таксиста остановиться; не успели – штраф 300 долларов, плюс еще 150, если предпочтете делегировать право отмыть.
Бермудские таксисты бывают двух типов: 60-летние дедушки и здоровенные тетки около 30, легко швыряющие одной рукой 30-килограммовые чемоданы. А вот водители автобусов — исключительно средневозрастные здоровяки в самом расцвете сил.
Из общего между таксистами обеих групп — незакрывающийся рот. Вообще на Бермуде любовь к потрандеть в крови. Small talk в любой ситуации – местный ритуал, неучастие в котором будет помимо настроения стоить и нескольких вполне материальных плюшек. Работает это примерно так: — Привет. Маяк закрыт да? — Да.
— Привет. Как дела? Отличный день сегодня. Солнце и легкий ветер. — Привет. Моя любимая погода. А ты откуда? — Да, я вот из России приехал, тоже из морского города. Маяк смотрю, закрыт. — Ага, ремонт. Через месяц откроют. — Жаль, я люблю маяки. Ну ладно, пойду я тогда. Хорошего дня, приятно было поболтать. — Погоди, у меня тут где-то ключик от маяка был. Оттуда виды хорошие.
Альтернативное средство передвижения по острову — автобусы. Правда на Бермуде законодательно запрещено садиться в автобус с чемоданом. То есть такси — единственные для туриста вариант добраться в аэропорт. Прокатная машина среди доступных альтернатив не значится: туристам машины напрокат тут не дают, только скутеры. Но с бермудским траффиком, узкими дорогами, левосторонним движением и отсутствием опыта скутер — дело небезопасное. Несколько лет назад на таком скутере тут разбился насмерть россиянин.
Но самый крутой транспорт — это паромы. За пару долларов и 15-20 минут можно переместиться из практически между любыми точками острова.
Главная локальная особенность — крыши. На всей Бермуде они одинаковые: ступенчатые и белые.
На Бермуде нет никаких источников пресной воды, поэтому все собирают дождевую. Под каждым домом есть для этого резервуар. Крыши красят специальной безвредной краской, которая вместе со ступенями крыши играет еще и роль фильтра.
Со временем на крыше оседает осадок и ее нужно перекрашивать. Кровельно-малярный бизнес на Бермуде — один из самых прибыльных.
Бермуда — невероятно зеленое место. Даже в Юго-восточной Азии не всегда встретишь такое буйство зелени.
Покатаемся по острову. Столица Гамильтон — небольшой колониальный городок с летними кафе на набережной, магазинами, парками и административными зданиями.
Мэрия служит одновременно и музеем искусства.
К искусству Бермуды, особенно современному, следует приобщаться осторожно.
Сент-Джордж — милопоказушный городок, где на центральной площади по прежнему стоят помосты для порки плетьми.
В Док-Ярде крутой форт и старые королевские верфи вперемешку с яхтами.
Цифры вроде 1837 на плитах кладбища английских моряков дополняют картинку, и духъ фрегатов, канониров, пиратов и вообще времени на северозападной оконечности Бермуды чувствуется как нигде сильно.
Еще тут самая живописная в мире тюрьма.
Недалеко от Такерс-тауна крутые пещеры.
Ну все, можно и домой лететь. Однако, JetBlue решила отменить рейс, поэтому отправляюсь за счет авиакомпании в пятизвездочный Fairmont приобщаться к жизни американского upper-middle class на пенсии. Все эти светские беседы о погоде в лифтах со старичками, теннисные корты и поля для гольфа, свежая клубника с шампанским на завтрак, коктейли в лобби по 24 доллара, шаттлы от входа в отель к пляжу в двухстах метрах, полянки для созерцания заката после ужина, шорты с гольфами в цвет рубашки.
Удивительная все-таки логика у некоторых авиакомпаний: купить билет за 250 долларов на соседней стойке на рейс Delta через два часа взамен отмененного JetBlue не может, ибо «we do not have an agreement», а отправить на сутки в пятизвездочный отель ($370 по букингкомовской цене), заплатить за такси в обе стороны ($80), ужин ($65), завтрак ($35) и интернет ($15), в довесок добавив кредитных $100 и дав мне сделать 8 звонков в Россию общей продолжительностью в час, чтобы перенести на сутки попавший под раздачу аэрофлотовский полет домой — это легко. Ну, я особо и не против.
Немолодой таможенник на вылете, глядя в мой паспорт, показывает свой бейдж «Yuri Richardson»: — Папа космос любил? — Мама.
