Посмертные маски использовались, чтобы закрывать лицо умершего. У них было несколько назначений, первое из которых — это установление отношений через маску с потусторонним миром духов. Второе же назначение посмертной маски — представление черт лица умершего, так как они отливались не схематично, а путем снятия слепка с трупа.

В 1876 году Генрих Шлиман, археолог-любитель, открывший Трою, обнаружил семь посмертных масок при раскопках города Микены. Эти маски были найдены на похороненных телах в одном месте захоронения под названием «Могильный круг А». Шесть масок принадлежали взрослым мужчинам, и одна — мальчику, женских масок обнаружено не было.

Могильный круг А, расположенный неподалеку от Львиных ворот Микен, являлся королевским кладбищем XVI века до н. э. Изначально располагался вне стен, но в XIII веке до н. э. был включен в них в результате расширения Микен. Среди сокровищ, здесь обнаруженных, помимо золотых посмертных масок, были найдены различные ювелирные изделия, пряжки, диадемы из золота, серьги, изысканные посохи, оружие и даже весы, судя по всему, которыми «взвешивали души» как на суде Осириса. Всё это свидетельствует о том, что здесь хоронили правителей и членов царствующей семьи.

Этот могильник символизирует культурную трансформацию на территории материковой Греции, когда на историческую арену выходят ахейцы. Захоронения отражают богатство правящей элиты как доказательство сдвига от простых и более ранних погребений к более сложным церемониям. Возможно, шахтовые гробницы связаны с очередной миграционной волной ахейцев, прибывших с Балкан на Пелопоннес. После последнего захоронения около 1500 года до н. э. правители Микен отказались от шахтовых могил в пользу толосов. Могильный круг был интегрирован в городские укрепления около 1250 года до н. э., возможно, даже как священный участок. В тот период микенцы чтили духов предков, поэтому этот акрополь мог стать местом, где можно акцентировать внимание на героическом прошлом правящей династии.

Могилы содержали общее количество девятнадцати тел, мужчины были погребены с оружием, а женщины — с ювелирными изделиями, отражая социальные различия. Многие предметы демонстрировали минойское влияние, указывая на связи с Критом. Сочетание предметов роскоши из различных обществ подчеркивает «международный стиль», преобладавший в то время.

Но еще восьмая погребальная маска была найдена в могильном круге Б. Однако стоит отметить, что эта маска была отлита не из золота, а из электрума — природного минерала, сплава серебра и золота. Она была найдена в одной из шахт, где были похоронены, судя по современному ДНК-анализу, брат с сестрой. В целом погребения могильного круга Б беднее, чем могильного круга А.

Когда Генрих Шлиман нашел последнюю маску, он связал её с легендарным Агамемноном — царём Микен, который пошел войной на Трою. Непонятно, как Шлиман пришел к подобному выводу, возможно, эпатажный археолог попросту желал славы. На самом деле она древнее микенского царя на три сотни лет и датируется 1550–1500 годами. Посмертная маска, она была сделана из толстого листа металла, отчеканенного на деревянном фоне, с деталями, обработанными позже острым инструментом. На маске изображен человек индоевропейского типа. Пожилой бородатый человек с усами и бакенбардами, аккуратным длинным тонким носом, плотно сжатыми губами с близко посаженными глазами и широким подбородком.

Всем привет!

Сегодня будет щепотка эротики и довольно странное сочетание двух сразу произведений. Объединяет их то, что у них один и тот же главный герой, но в остальном практически ничего общего. Однако обо всём по порядку и для начала, как обычно, (не)много истории.

Мы снова перешагнули рубеж веков, и на этот раз надо сказать о событиях XII-го столетия до н.э. На 1190-е годы пришлись аж три года сильные засухи в Малой Азии, ставшие одной из причин краха Хеттского царства в ходе общеближневосточного кризиса, известного как «Катастрофа бронзового века», о которой я в прошлый раз уже упоминала. К слову, о хеттах. Во времена Рамзеса II им пришлось здорово попотеть, большая часть Сирии и Финикии перешли под полный контроль египтян, и в 1280-м году до н.э. между хеттами и египтянами был заключен первый известный письменный мирный договор. После этого между ними даже возникло некоторое подобие дружественных отношений, скрепленных династическими браками (так Рамзес женился на хеттских царевнах, дочерях Хаттусили III, история, правда, сохранила имя лишь одной из них - Маатхорнефруры, да и той хеттское имя тоже осталось неизвестным).

Правда, хеттам всё это не сильно помогло. Они замирились с ахейцами, потом то боролись, то мирились с Ассувой (к слову, Ассува считается коалицией более мелких государств, среди которых и Вилуса с Таруисой, отождествляемые с теми самыми Илионом и/или Троей), но самих их пинали ассирийцы.

Ассирийцы в XIII-м веке до н.э. оказались на коне и здорово потрепали Вавилонию-Кардуниаш. Я даже хотела написать пост об эпосе о времени правления ассирийского царя Тукульти-Нинурты I, который победил ещё живеньких гутиев и касситского царя Каштилиаша IV, но, во-первых, не нашла полный текст, а, во-вторых, не все согласны, что это именно эпос, а не царская запись (т.е. просто хроника). Как бы то ни было во второй половине XIII-го века и хетты, и касситы стали сдавать свои позиции, и привело это к тому, что Новохеттское царство прекратило своё существование под натиском "народов моря" во времена Суппилулиумы II, около 1180-1178гг. до н.э. Хаттуса при этом была разрушена. На бывших территориях Хеттского царства осталась Фригия.

А Касситская династия в Вавилонии, не выдержав борьбы с ассирийцами и эламитами, схлопнулась примерно в 1157-м до н.э. на царе Эллиль-надин-аххе. Потом против эламитов успешно поднял восстание Мардук-кабит-аххи-шу (правил ок. 1157-1138гг. до н.э.), основав впоследствии IV Вавилонскую династию, но столицей объявил Исин. Правда это уже совсем другая история.

В Индии зато около 1200-го до н.э. или чуток попозже образовалось царство Куру. По мнению большинства учёных, период царства Куру соответствует периоду археологической культуры черной и красной керамики. И будто бы тогда же на территории Индии впервые появилось железо.

В царстве Шан около 1197-1192-го годов до н.э. умер тот самый ван У-Дин, и его место занял сын, Цзу Гэн (ок. 1191-1184до н.э.), которому наследовал брат Цзу Цзя (1184-1177до н.э.). Они ещё не знали, конечно, но их государству оставалось существовать чуть больше ста лет.

Около 1115-го года до н.э. предположительно началось дорийское вторжение на греческие территории, из-за чего Микенской цивилизации пришел каюк, ахейцам пришлось самим потесниться и потеснить других, а в Древнем Египте ХIХ-я династия сменилась ХХ-й. Хотя сегодня речь пойдет всё-таки ещё о ХIХ-й, точнее о временах фараонов Мернептаха, сына Рамзеса II, и Сети II, сына уже Мернептаха. С Мернептахом, к слову, связывают по одной из версий событие Исхода, с которого, в некотором смысле, началась еврейская государственность (хотя большинство исследователей скептически относятся к самому этому событию, но это сейчас неважно). И, казалось бы, какая тут связь с Одиссеем? Вот тут-то и пришла пора рассказать о сегодняшних произведениях:

«Одиссея» Гомера и «Скиталец» Р.Г. Хаггарда & Э. Лэнга

Время действия: ХIII-ХII века до н.э. По основной версии события романа происходят во времена правления Мернептаха (ок. 1212-1201гг. до н.э.), но лично я склоняюсь к тому, что дело было в правление Сети II (ок. 1203-1193гг. до н.э.), личное имя которого было Сети Мернептах, тронное - Усерхеперура Мериамон, и женой которого была та самая царица Таусерт, полное имя которой Таусерт Сатра Меренмут. А Рамзес II тут мог называться отцом в смысле отца основателя, т.к. все перечисленные - его потомки. Если предположить, что Троянская война завершилась в 1208-м году до н.э., а Одиссей скитался аж 10 лет, то на Итаку он вернулся примерно в 1198-м году до н.э.

Место действия: Ахейская Греция («Одиссея»), и Греция, а затем Египет («Скиталец»).

Интересное из истории создания:

Рассказывать буду хронологически, вначале о поэме Гомера, затем о романе Хаггарда и Лэнга. Об «Одиссее» я немного сказала в прошлый раз. На 24 «песни» (рапсодии) она, как и «Илиада», была разделена примерно в III-м веке до н.э. всё тем же Зенодотом Эфесским. Кстати, есть мнение о том, что «Одиссея» является переработкой нескольких «малых эпосов», или же, что существовали более ранние поэмы («праодиссеи»), которые и легли в основу известной нам. В принципе, это самое важное и интересное о данном произведении в плане его создания, что стоило бы знать.

Совсем другое дело «Скиталец», иное название которого «Мечта мира» или «Всемирное желание» («The World's Desire»). Я довольно долго сомневалась, включать ли этот роман в подборку, потому что, во-первых, читала давно, ещё в 2014-м году, а, во-вторых, чтиво это своеобразное. Начать хотя бы с того, что это первое произведение Хаггарда, написанное в соавторстве. Лэнг после долгих споров и обсуждений разработал общую фабулу, и написал первые четыре главы и финал. Роман изначально планировалось назвать «Скиталец», но это название было занято стихотворением лорда Булвера; рабочим названием Хаггарда была «Песнь о луке».

Изначально роман издали в журнале The New Review (1890), а потом, в том же году, в издательстве «Longman» десятитысячным тиражом. На протяжении всего ХХ-го века он неоднократно переиздавался и переводился на многие языки мира, в том числе на русский (в 1903-м году). Это произведение прохладно было встречено критиками, по разным причинам. Так, например, одним анонимным обозревателем  соавторство Хаггарда и Лэнга было названо «странным», так как, по мнению рецензента, между ними отсутствовало «сродство вкуса», которое бы сделало работу двоих органичной, другой критик писал о «безбожной мешаниной анархии и культуры». Впрочем, у романа были и поклонники, особенно его будто бы любили школьники)

В том, какова была авторская задумка, я сейчас разбираться не решусь, потому что сюда можно приплести и поиск божественного, и воспевание любви как движущей силы вселенной, и много что ещё, и вроде как авторы подобное даже туда закладывали. Хотя из главного в этом романе можно выделить, пожалуй, две вещи – это альтернативный финал странствий Одиссея и привязку истории ахейцев к Древнему Египту, а после – к Исходу из него евреев. Так что насчет мешанины точно соглашусь. Но об этом позже.

О чём:

Если кто-то ждал, что сюжет «Одиссеи» будет развиваться по хронологии, то упс, это снова не так. Поэма начинается с того, что Одиссей томится, пардон, в сексуальном рабстве у воспылавшей к нему страстью нимфы Калипсо)) Как такое могло получиться? Э-э…не спрашивайте) То есть, как Одиссей попал на остров Огигию, там подробно рассказывается, а как вышло, что днями он горько плакал, но нимфу всё равно вечерами тр полюбливал – об этом ни слова. И вот в этих странных отношениях герой прожил на острове то ли семь, то ли целых восемь лет.

В это время на родину вернулись все участники Троянской войны, включая Менелая, которого судьба тоже помотала по чужим краям. Кто-то после этого жил ещё долго и даже счастливо, а кто-то совсем недолго и несчастливо (например, Агамемнон, которого замочили жена с её любовником. И лично мне жалко там было только спутников царя, особенно Кассандру, которых пустили в расход за компанию, потому что жизнь самого микенского владыки после его выходок и высказываний в «Илиаде» иначе и не могла закончиться).

Несчастливо жили и родственники Одиссея на Итаке. Пока его не было, умерла его мать, совсем стал плох отец, а некоторые не очень дружные с совестью жители острова, а также и других местностей позарились на жену, дом и прочие богатства пропавшего без вести царя. Причем какое-то время Пенелопа ещё умудрялась хитростями их пыл сдерживать, но потом её предательски сдали, и женихи стали напирать с удвоенной силой, не забывая столоваться в доме потенциальной невесты, сжирая её скот и зерно.

За двадцать лет сын Одиссея и Пенелопы успел из младенца превратиться в юношу и благодаря Афине пришел к закономерному вопросу – «Доколе?», после чего собрался и поехал спрашивать об отце его бывших боевых товарищей. Тут-то и прочие боги вспомнили, что у нас вообще-то Одиссей потерялся, нашли его и велели нимфе его отпустить. Та устроила скандал посланному с этой вестью к ней Гермесу, но в итоге вынуждена была сделать, как велели. И её любимый герой покинул остров на самодельном плавсредстве. Возле Керкиры он попал в бурю и, чудом уцелев, добрался до острова, где проспал до утра, зарывшись в листья, а утром вышел к царевне Навсикае, которая там своевременно с рабынями бельишко стирала. Девушка всячески о госте позаботилась и отправила к своим родителям, которые устроили Одиссею роскошный приём. Вот им-то и их гостям он и рассказывал о своих странствиях, тех самых, о которых все мы и слышали не раз. Думаю, не будет спойлером, если я скажу, что, в конце концов, Одиссей вернулся на родину, где жестоко отомстил всем обидчикам своей семьи и просто нелояльным засранцам, а потом стал с родными и близкими жить да поживать (благо, было на что, ахейцы – народ щедрый. Кто прочитает, тот поймет).

А вот Хаггард и Лэнг перечеркнули канон и пошли очень далеко в своих фантазиях. В их изложении Одиссей тоже вернулся на Итаку, но как пелось в песне, «и вот он приплыл: ни дома, ни друзей, ни врагов». Всё, что герой нашел на родине – это следы опустошающей эпидемии, которая унесла жизни не только его родных, но и многих других. После этого он не придумал ничего лучше, кроме как искать «Мечту Мира» – Прекрасную Елену, к которой когда-то сватался, и которая по какой-то загадочной причине не вернулась к мужу, а попала в египетский храм, где ей поклонялись как божеству. Что искал, Одиссей-таки нашёл, но вот незадача – попутно возбудил страсть и желание в местной царице Мериамун, жене фараона Менепта, которая оказалась несчастна в браке и к тому ж крутой колдуньей. Вот тут-то и началось всякое. Но по традиции дальше рассказывать не буду. Лучше приведу понравившиеся эпизоды.

Отрывки:

На самом деле выбрать опять было не так-то просто. Чего только стоит момент, когда на Итаке Афина, притворившаяся пастухом, стала трепать Одиссея за щёчки)) Но всё-таки больше всего мне понравился эпизод встречи Одиссея и Навсикаи:

«…Кажется, девичий громкий вблизи мне послышался голос.

Или здесь нимфы, владелицы гор крутоглавых, душистых,

Влажных лугов и истоков речных потаенных, играют;

125 Или достиг наконец я жилища людей говорящих.

Встанем же; должно мне все самому испытать и разведать».

С сими словами из чащи кустов Одиссей осторожно

Выполз; потом жиловатой рукою покрытых листами

Свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело.

130 Вышел он — так, на горах обитающий, силою гордый,

В ветер и дождь на добычу выходит, сверкая глазами,

Лев; на быков и овец он бросается в поле, хватает

Диких оленей в лесу и нередко, тревожимый гладом,

Мелкий скот похищать подбегает к пастушьим заградам.

135 Так Одиссей вознамерился к девам прекраснокудрявым

Наг подойти, приневолен к тому непреклонной нуждою.

Был он ужасен, покрытый морскою засохшею тиной;

В трепете все разбежалися врозь по высокому брегу.

Но Алкиноева дочь не покинула места. Афина

140 Бодрость вселила ей в сердце и в нем уничтожила робость.

Стала она перед ним; Одиссей же не знал, что приличней:

Оба ль колена обнять у прекраснокудрявыя девы?

Или, в почтительном став отдаленье, молить умиленным

Словом ее, чтоб одежду дала и приют указала?

145 Так размышляя, нашел наконец он, что было приличней

Словом молить умиленным, в почтительном став отдаленье

(Тронув колена ее, он прогневал бы чистую деву)…»

Что же касается «Скитальца», то тут сомнений быть не может, конечно же это момент заключения договора между царицей Мериамун и демоном-змеем:

«…Тогда Мериамун заглянула в шкатулку и содрогнулась, но тем не менее запустила в нее руку и, прошептав: «Выйди, выйди, Первородное Зло!» – вынула что-то на ладонь вытянутой вперед руки. Вдруг это нечто загорелось, точно красный уголек в серой золе очага. Потом из красного оно стало зеленым, затем белым и мертвенно синеватым, с виду предмет этот походил на свившуюся клубком змею, сделанную из опала и изумруда.

Некоторое время Мериамун смотрела на нее как бы в нерешимости.

– Спи лучше, гадина… Дважды уже я смотрела на тебя и рада бы никогда более не смотреть!.. Нет, я все же решусь!.. Ты – дар древней премудрости, замерзший огонь, спящий грех, живая смерть, в тебе одной обитает премудрость!

Порывисто обнажив свою белоснежную грудь, Мериамун положила сверкающую безделушку, казавшуюся змейкой из драгоценных камней, к себе на грудь, но при холодном прикосновении ее невольно содрогнулась: эта крошечная змея была холоднее смерти. Обхватив обеими руками одну из колонн комнаты, царица стояла, содрогаясь от нестерпимой боли, которую она молча выносила некоторое время, пока то, что было холодно, как лед, не стало горячо, как огонь, и не стало светиться ярким, ослепительным блеском сквозь шелковую ткань ее одежды. Так она стояла около часа, затем, проворно сбросив с себя свои одежды и распустив свои шелковистые черные волосы, ниспадавшие до пола, предстала во всей наготе. Склонив голову на грудь, она стала дышать на то, что лежало у нее на груди, так как Первородное Зло может ожить только под дыханием человека. Трижды она дохнула на него и трижды прошептала: «Проснись! Проснись! Проснись!»

Когда она дохнула в первый раз, драгоценная безделушка шевельнулась и засверкала. Во второй раз она распустила свои блестящие кольца и вытянула голову почти на уровень головы Мериамун. На третий раз она скользнула на пол и, обвившись вокруг ног царицы, медленно стала расти, как вырастает растение под магическим взглядом факира.

Все больше и больше становилась змея, светясь подобно факелу в маленьком склепе, и стала обвиваться вокруг тела Мериамун, опутывая ее своими кольцами: наконец подняла свою голову на уровень ее головы, и глаза ее глянули прямо в глаза Мериамун, точно пламя сверкнуло в них, и в этот момент лицо змеи стало лицом прекрасной женщины, лицом Мериамун…».

Что я об этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле, пока читала «Одиссею», не могла отделаться от мысли, что читаю сборник анекдотов. Серьёзно, особенно круто смотрелось бы в виде картинок с приколами. Можно было бы мемы задействовать или на мемы растащить. Вроде бы всё серьёзно и трагично, но при этом не получается отделаться от ощущения присутствия некой иронии во всех этих историях о том, как Одиссей или его спутники опять во что-то вляпались. Особенно с быками Гелиоса понравилось – типа «Ладно, я вам всё рассказал, так и быть. Клянетесь быков не трогать? – Конечно! Клянемся!». И я-читатель так: «Да-да!») Потом они, конечно же, оголодали и быков пустили на жаркое. Я на эту тему пошутила: «Ахейцы: Да это же мясо! Да что случится, если мы поедим, а потом принесем богу другое мясо?»; Гелиос несколькими неделями ранее: «Мои хорошенькие барашки и бычочки! Как вы тут поживаете? ^_^») Кстати, в целом угадала. Гелиос на быков, оказывается, любил любоваться, а эти варвары пришли и сожрали его любимцев.

В то же время приходится признать, что встречались там эпизоды действительно жутенькие, неприятные, возмутительные и трогательные. Я с удивлением обнаружила, сколь сходны образы жертвоприношения в Аиде с эпизодом жертвоприношения в Воющем ущелье из моего романа «Тусклый свет фонарей». Только в тексте гомеровской поэмы красочно описано то, что я подразумевала, но оставила за кадром. Как по мне, выглядело жутковато. И это только один момент из множества, способных многих не оставить равнодушными.

Кстати, о равнодушии. Хотя после «Илиады» и некоторых других сопутствующих историй Одиссею уже не так симпатизируешь, отвращения он всё же не вызывает, и ему время от времени всё-таки сочувствуешь. Ещё большее сопереживание вызывает его сын, Телемах, и финал истории, несмотря на жестокость, протеста не вызывает.

Что же касается «Скитальца», он вызывает весьма противоречивые мысли и эмоции. С одной стороны, авторам удалось создать очень яркие, живые и проникновенные образы, с другой стороны у меня в своё время сложилось впечатление какой-то сумбурности и разрозненности элементов этой истории. Вроде бы вот всё это можно сочетать (и ахейских героев времен Троянской войны, и правителей ХIХ-й династии в Египте и даже евреев), но не понятно, зачем. Мотивация Одиссея мне что тогда, что сейчас не ясна, и образ Елены выглядит максимально картонно и неправдоподобно. Замечали это ещё во времена жизни авторов – что Елена блекнет на фоне роковой красавицы Мериамун. К слову, история Мериамун меня тогда зацепила, и библейские события выглядели сильно и атмосферно.

В общем, не могу сказать, что произведения дополняют друг друга, они своего рода альтернативные вселенные, которые после определенных событий в какой-то момент расходятся в разные стороны. Какую из временных линий выбрать – решать вам.

Не забываю и ссыли на предыдущие части:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей в конце поста под №16:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

А также продолжение списка:

Часть 17. История нашего мира в художественной литературе. Часть 17. «Царь должен умереть» и «Бык из Моря»

Часть 18. История нашего мира в художественной литературе. Часть 18. «Царица Хатасу»

Часть 19. История нашего мира в художественной литературе. Часть 19. «Тутмос»

Часть 19.1. История нашего мира в художественной литературе. Часть 19.1 «Ригведа: VII, 18. К Индре»

Часть 20. История нашего мира в художественной литературе. Часть 20. «Синухе, египтянин»

Часть 21. История нашего мира в художественной литературе. Часть 21. «Бури на Ниле» и «Рамзес II Великий»

Часть 22. История нашего мира в художественной литературе. Часть 22. «Ши цзин: "Гимны дома Шан"»

Часть 23. История нашего мира в художественной литературе. Часть 23. «Илиада»

Всем привет!

Сегодня снова будет много (я аж сама ужаснулась, насколько) и снова про греков. Хотя начну я немного издалека, с "катастрофы бронзового века", которая пришлась на XIII-XII-й века до н.э. Коротко говоря, так принято называть начальный этап перехода от бронзового века к железному со всеми сопутствующими изменениями. Одним из важнейших событий данного периода было переселение т.н. "народов моря" к границам Древнего Египта предположительно откуда-то с Балкан. И среди этих народов затерялись такие, как шерданы, филистимляне, фригийцы, тевкры, ахиява и...ахейцы, одни из предков греков.

В прошлый раз я упомянула, что ахейцы завоевали Крит, положив, по сути, конец крито-минойской цивилизации и создав свою, крито-микенскую. Постепенно центр этой цивилизации переместился из Кносса в Микены, город, который по легендам был основан Персеем. А ещё как бэ намекает тот факт, что главный предводитель Троянской войны, царь Агамемнон и старший брат Менелая, был именно правителем Микен. Кстати, о Трое...

Довольно долго считалось, что миф - он и есть миф, и Гомер, увековечивший это событие в своих поэмах, просто поделился своим художественным вымыслом или вроде того. И так до того момента, как на территории современной Турции в подходящем под описание месте обнаружили руины города с широкими улицами и крепкими стенами, и многое указывало на то, что он оказался разрушен в результате военного вторжения. В ходе раскопок было обнаружено 9 археологических слоев, старейший из которых (Троя I) относится к древнейшему городу, который вырос на месте неолитического поселения ок. 3000-го года до н.э. Постепенно он разросся и стал крупным политическим и торговым центром. Проблемы начались предположительно с 1300-го года до н.э., когда произошло крупное землетрясение. А столетие спустя и вовсе пришли ахейцы и всё разнесли. К слову сказать, есть предположение, что Троя - это название страны, а сам город назывался именно Илион, как в поэме, о которой сегодня и пойдет речь:

«Илиада» Гомера

Время действия: ХIII, либо ХII века до н.э., около 1218-1208, либо 1194-1184-х годов до н.э.

Место действия: Ахейская Греция и Троя (территория современной Турции).

Интересное из истории создания:

Авторство этой эпической поэмы приписывают Гомеру, легендарному древнегреческому поэту и сказителю, жившему где-то между IX и VII-м веками до н.э. Некоторые высказывают сомнения в самом его существовании, но даже, если это подлинная историческая личность, о жизни его достоверно ничего неизвестно. Хотя предположения мелькают интересные. Например, что сам он был выходцем из Малой Азии, то есть не совсем даже греком (или даже совсем не греком?). Впрочем, гомеровский диалект не даёт точных сведений о племенной принадлежности Гомера, так как представляет собой сочетание ионийского и эолийского диалектов древнегреческого языка. Ещё распространено мнение о его слепоте, но, ознакомившись с его поэмой, я скажу так: если Гомер в какой-то момент и ослеп, то от рождения слепым он не был точно. У него слишком живые и подробные образы в текстах.

Что же касается самой поэмы, то она считается старейшим памятником не только греческой литературы, но и вообще европейской, и древнейшей трагедией. Кстати, существует версия, согласно которой впервые поэмы о Троянской войне и возвращении Одиссея на Итаку написала некая поэтесса Фантасия из Мемфиса (хотя вряд ли это было её настоящее имя), жившая в ХII-м веке до н.э. и, следовательно, являвшаяся современницей тех событий, а Гомер, живя три-четыре столетия спустя, вдохновился её произведениями и создал свои. Ещё более фантастические версии и вовсе авторство «Илиады» и «Одиссеи» приписывают женщине. Лично я в этом сомневаюсь, но некоторые эпизоды и рассуждения меня, скажем так, смутили (ну, в самом деле странно читать о женских «родовых муках» от мужчины тех времен). Так что я не могу исключать, что знаменитый поэт и вправду кое-что спи…позаимствовал у более раннего автора-женщины. Тем не менее обилие и описание батальных сцен лично для меня женское авторство делает крайне сомнительным.

Кстати, на самом деле поэма называется не «Илиада», а «Илиас» (Ἰλιάς), в честь города Илиона, у стен которого и происходят описанные события. В основу же её легли предания и сказания крито-микенской (или просто микенской скорее) эпохи. Существует целый цикл сказаний о Троянской войне. Все их обычно объединяют под общим названием «Троянский цикл», или «Эпический цикл», но целиком сохранилась только «Илиада». Текст её был разделён на 24 песни александрийским филологом Зенодотом Эфесским около IV-III веков до н.э.

О чём:

Кто-то, наверное, ожидает, что произведение это начинается прям с самого начала, ну там, с дележки яблока Парисом между тремя богинями…Спешу кого-то огорчить (или, наоборот, обрадовать) – вся поэма описывает события последних месяцев войны, причем до знаменитого Троянского Коня и, собственно, разрушения города дело там так и не дошло. Начинается всё с того, что жрец Хрис из одного попутно захваченного ахейцами города пришёл к Агамемнону, старшему брату того самого Менелая, из-за чьей жены всё это безобразие и приключилось, и попросил того за нехилый выкуп вернуть ему дочь. Агамемнон с издевками послал его куда подальше и Хрисеиду (это отчество, кстати, а не имя) оставил себе. Бедный жрец, похоже, дочку очень любил и пошёл плакаться своему божественному покровителю – Аполлону. Ну тот и устроил ахейцам полный эпик. Точнее эпическую эпидемию.

После этого ахейцы поняли, что что-то не так, позвали гадателя, и тот, смутившись после ритуала, сказал, что расскажет, что да как, если его не побьют. Разумеется, всем было не до обид, и его заверили в том, что уйдет он в полной сохранности. Вот тогда-то гадатель и признался, что это Аполлон наложил им проклятье под дверь, и за что. Все обратились к царю и стали толсто намекать, что нехорошо вышло, и девицу надо бы вернуть папе, раз он так просит и дружит с богами к тому ж. На это Агамемнон, называя говном нехорошими словами каждого по отдельности и всех сразу, разорался, и единственный, кто сказал ему, что он сам «образина собачья», был Ахилл, мол, так-то всем остальным эта война вообще не уперлась, а пришли они отстаивать честь самого Агамемнона и его непутевого брата, а остальным лично троянцы ничего не сделали. Тут-то меж ними и произошла грандиозная ссора. Усугубилась она, когда Агамемнон всё же вернул Хрисеиду её отцу, а у Ахилла забрал доставшуюся тому при разделе военной добычи Брисеиду. При этом царь не оценил, насколько знаменитый герой оказался привязан к этой женщине, и к тому ж, насколько он обидчив.

А обиделся он настолько, что пошёл жаловаться маме, богине Фетиде, и большую часть сражений из принципа отсиживался в своем лагере, потому что не рыжий он одно место рвать за такую «благодарность». Так одна ссора двух ахейских баранов привела к жутчайшим последствиям. Причем и для ахейцев, и, как ни странно, для троянцев. Я бы с удовольствием пересказала и то, что было дальше, но пост не резиновый, к тому ж я, как обычно, не хочу портить удовольствие тем, кто возьмется читать. Хм. Если, конечно, они получат удовольствие от этого чтива) Ниже поясню, почему.

Что я об этом думаю, и почему стоит прочитать:

Забудьте всё, что вам говорили об этой поэме в школе. Потому что за громкими эпитетами умалчивают самое главное: если б кто-то решил это экранизировать близко к тексту, фильмец однозначно вышел бы в виде исторического боевика с элементами фэнтези и с пометкой 18+, а также предупреждениями типа «слабонервным не смотреть». Эдакое true-мужицкое кино с пацанскими разборками, баталиями, настоящей мужской дружбой, ссорами, состязаниями и интригами, особенно бабскими. Уж что там Гера с Афиной с их задетым самолюбием выделывали – это просто нечто. Дамочки не гнушались ничем, ни драками, ни нае обманами богов, ни тем более смертных. Вот за Афину особенно было обидно, разрушился светлый образ мудрой богини в сияющих доспехах из детских книжек. Особенно, когда она обманом завлекла Гектора на бой с Ахиллом, у которого к тому моменту от горя из-за гибели друга поехала крыша, и он безжалостно мочил всех подряд троянцев на своем пути.

К слову, большая часть повествования – это красочные описания убийств (некоторым фанам Игры Престолов на заметку)), причем не только на поле боя, но и вне его, а также мародёрство (доспехи с убитых снимались тут же, причем обеими сторонами, но описание подобного ахейцами приводились чаще и со смаком), осквернение трупов или намерение это сделать, жертвоприношения, в том числе человеческие, и иногда наезды на богов. Ну и многочисленные перебранки, да. И угрозы всякого разного.

К слову, ахейцы зачастую не щадили даже тех, кто обращается к ним с мольбами о пощаде и предложениями щедрого выкупа. Это при том-то, что, как верно заметил в самом начале Ахилл, изначально у ахейцев с троянцами не было никаких личных счётов, а потом они могли мстить разве что за убитых товарищей. И всё бы ничего, но война есть война, на ней убивают. Вопрос только в том, насколько честно или бесчестно это будет, и насколько оправданно.

Вообще я хочу защитить Гомера от нападок, вроде того, что он пропагандировал насилие. Ну, типа как будто бы сказал С. Пинкер: «вместо того чтобы воспринимать насилие как человеческую проблему, решать которую надлежит людям, [древние греки] сочинили фантазии о вспыльчивых богах и списали свою жестокость на их вспыльчивость».

Камон, во-первых, времена такие были, во-вторых, Гомер описал войну не как место для ратных подвигов и стяжания славы (хотя и пытался косить именно под это), а как ужасное событие, зачастую возникшее, в сущности, по ничтожному поводу, и которое при этом уносит огромное количество жизней, причем самых ярких представителей сражающихся народов, и ещё огромному количеству людей приносит бесчисленные страдания, лишив их всего – дома, близких, имущества, свободы, здоровья, а иногда и жизни тоже, просто позже. Война ставит жизнь на паузу и крадет время, которого порой и без того отмерено немного. И Гомер обо всём этом говорит чётко, хотя и не выпячивает. О чём речь, если это поэма, над которой не получается не реветь, если читать её вдумчиво? Серьёзно, меня прошибло на слёзы, когда я читала эпизод с прощанием Гектора и Андромахи перед боем:

«…Вскоре приблизился он, проходя через город обширный,

К Скейским воротам, чрез них собираясь сойти на равнину.

Там подбежала навстречу ему Андромаха супруга

В пышных одеждах, царя Гетиона отважного дочерь.

Тот Гетион обитал при подошвах лесистого Плака,

В Фиве плакийской, мужей киликийских властитель верховный.

Дочь-то его и была за Гектором меднодоспешным.

Встретила мужа она; с Андромахою шла и служанка

С мальчиком их у груди, беззаботным, совсем еще глупым,

Сыном единственным, милым, - прекрасным, как звездочка в небе.

Именовал его Гектор Скамандрием, все остальные -

Астианактом: лишь Гектор один был защитником Трои.

Молча отец улыбнулся, увидевши сына-младенца.

405 Близко к нему подошла, обливаясь слезами, супруга,

Стиснула руку, и слово сказала, и так говорила:

"О нехороший! Погубит тебя твоя храбрость! Ни сына

Ты не жалеешь младенца, ни матери бедной. И скоро

Буду вдовою я, скоро убьют тебя в битве ахейцы,

Сразу все вместе напавши! А если тебя потеряю,

Лучше мне в землю сойти. Никакой уж мне больше не будет

Радости в жизни, когда тебя гибель постигнет. Удел мой -

Горести. Нет ни отца у меня, нет ни матери нежной.

Нашего старца-отца умертвил Ахиллес быстроногий,

До основания город разрушив страны киликийской,

Высоковратную Фиву. Убил Ахиллес Гетиона,

Но обнажить не посмел - устрашился нечестия сердцем:

Вместе с оружьем искусно сработанным предал сожженью,

Холм погребальный насыпал. И вязами холм обсадили

Дочери Зевса эгидодержавного, горные нимфы.

Семь у меня было братьев родимых в отцовском чертоге;

Все ниспустились в один они день в преисподнюю разом,

Всех перебил многосветлый Пелид, Ахиллес быстроногий

Возле медлительноногих коров и овец белорунных.

Мать же мою, что царила под Плаком, покрытым лесами,

Пленницей в стан свой увел он совместно с другою добычей;

Снова однако свободу ей дал за бесчисленный выкуп.

В доме ж отца умертвила ее Артемида богиня.

Гектор, ты все мне теперь, - и отец, и почтенная матерь,

Ты и единственный брат мой, и ты же супруг мой прекрасный.

Сжалься над нами и в бой не иди, оставайся на башне,

Чтоб сиротою не сделать ребенка, вдовою-супругу.

Войско же наше поставь у смоковницы; легче всего там

К городу подступ, и легче всего там на стены взобраться.

Трижды в том месте пытались напасть храбрецы под начальством:

Славного Идоменея, обоих Аяксов, а также

Двух знаменитых Атридов и мощного сына Тидея.

Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо вещий

Или, быть может, и собственный дух побудил их на это.

Ей отвечая, сказал шлемоблещущий Гектор великий:

Все и меня это сильно тревожит, жена; но ужасно

Я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок,

Если б вдали оставался, как трус, уклоняясь от боя.

Да и мой дух не позволит: давно уже я научился

Доблестным быть неизменно и вместе с передними биться,

Славу большую отцу и себе самому добывая.

Знаю и сам хорошо, - и сердцем, и духом я знаю:

День придет, - и погибнет священная Троя. Погибнет

Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.

Но сокрушает мне сердце не столько грядущее горе

Жителей Трои, Гекубы самой и владыки Приама,

Горе возлюбленных братьев, столь многих и храбрых, которых:

На землю пыльную свергнут удары врагов разъяренных, -

Сколько твое!..»

Вообще Андромаха изображается как идеальная жена, и, судя по всему, даже в древности отношения этой супружеской пары рассматривались как идеальные, и от этого судьба этой семьи выглядит особенно горькой и трагичной. Тема детско-родительских отношений тоже представлена очень любопытно, и ей уделяется особое внимание. Так и герои, и боги без зазрения совести жалуются на свои горести родителям, а Ахилла Приам уговорил отдать ему тело сына, в том числе надавив на сыновние чувства самого Ахиллеса, и речь эта, на мой взгляд, способна разжалобить кого угодно.

К слову, вы никогда не задумывались о том, на чьей же стороне на самом деле симпатии автора «Илиады»? Поначалу я предположила, что описанные Гомером жестокости, в особенности совершенные ахейцами, вроде как норма для того исторического периода, но чем дальше читала, тем большие у меня возникали в этом сомнения. По моему мнению, Гомер откровенно симпатизирует Гектору, герою и защитнику Трои, и его жене, жалеет троянцев и их союзников, печалится о судьбе самого города, Илиона, красивого и с широкими улицами, и уделяет на странность много внимания распрям среди ахейцев и их неприглядным поступкам. Причем в некоторых случаях пишет открыто, что в том или ином эпизоде происходит нечто ненормальное даже с его точки зрения, как в случае с телом Гектора.

Впервые задавшись вопросом о том, за кого сам-то автор болеет, я скептически подумала: «Походу, его симпатии были на стороне троянцев, не? Вот это был бы поворот». Но потом стала искать, кто ещё что об этом говорил, и наткнулась на мнение, что я всё верно поняла)

«Таким образом, при внимательном анализе текста «Илиады» становится абсолютно ясно: вовсе не ахейцы и, уж конечно, не Ахилл главные герои поэмы. Тогда кто?» – задается вопросом Г.Д. Малиничев, автор книги «Археология по следам легенд и мифов» (читала тут: https://history.wikireading.ru/219101). Вообще, если верить переводу текста, который читала я, автор этой книги написал некоторое количество гонева и передергиваний, но в целом я неожиданно вынуждена была с его выводами согласиться. Мы-то наивно думали, что это поэма про восхваление древнегреческих героев) А оно, походу, вон как вышло.

Вообще текст "Илиады" очень хитросплетенный и полный интересных исторических подробностей и деталей, да и языковая составляющая не менее интересна. Так вот много прочитала на тему того, что греки древние, мол, не знали синего цвета, и что вообще у Гомера в «Илиаде» творится с цветами странное и непонятное. Он точно был слепой, раз у него море «винноцветное» (хотя в моём переводе было «винночёрное»).

Почитала я это всё и решила проверить по словарям. Оказалось, что слово «oinó», переведенное как вино и использованное в слове «oinopi», что переводят по традиции как «винноцветный», входит в состав слова «oinópedon», что означает… «виноградник». Виноградник, Карл. Не «винодельня» или «винокурня», не «винный склад», а виноградник. Из чего я делаю вывод, что речь идёт о цвете винограда, который может быть как чёрного, так и тёмно-синего оттенка. Или вовсе фиолетово-красного или зеленого. Но поскольку слово это якобы применялось и к бровям Зевса (что, на мой взгляд, было верно переведено как «иссиня-черные»), то, вероятно, имелся в виду именно тёмно-синий цвет. Причем в «Илиаде» море таковым названо на заре, скорее всего вечером, потому как речь шла о приготовлении ужина. Так что моё мнение – Гомер нестандартно играл словами, просто за века смыслы этой игры слов утратились.

Должна отметить, что современному человеку, пожалуй, поэма может даться тяжеловато, именно в плане прочтения. Я вот рассчитывала одолеть её за один день – ха-ха, как я была наивна! Двадцать четыре части я осилила только примерно за две недели с перерывами. Но оно того стоило. Хотя в процессе можно много раз зевнуть от того, что кому-то в бок опять вогнали "пику", и он испустил дух, в конце начинаешь понимать, что, если решиться это пересказывать, пересказ всё равно выйдет длинным и насыщенным. Я вот так и не смогла однозначно выбрать отрывок для цитирования, потому что их было много достаточно ярких. Не могла не процитировать тот с диалогом Гектора и Андромахи. И, хотя пост уже вышел неприлично длинным, я не могу не привести ещё одну цитату.

Отрывок:

«…Малое время бежали быстрее. Но вскоре суженье

На углубленном пути увидал Антилох боестойкий.

Рытвина это была, где зимние воды, скопившись,

Часть дороги размыли и место кругом углубили.

Тут удержал Менелай колесницу, боясь столкновенья.

Сбоку погнал Антилох лошадей своих однокопытных,

Мимо дороги, и так, своротивши слегка, подгонял их.

Тут Антилоху в испуге сказал Менелай русокудрый:

"Как, Антилох, неразумно ты правишь! Сдержи колесницу!

Видишь, дорога узка! Обгоняй уж потом, на просторе!

Здесь колесницы столкнутся, и будет беда нам обоим!"

Так говорил Менелай. Антилох, притворясь, что не слышит,

Шибче погнал лошадей, коля их бодцом непрерывно.

Сколько с размаху запущенный диск пролетает, который

Юноша бросил, чтоб силу свою испытать молодую,

Столько пространства неслись они рядом. Но вскоре отстали

Кони Атрида. Он гнать перестал их по собственной воле,

В страхе, чтоб лошади вдруг не столкнулись на узкой дороге,

Не опрокинули б их колесниц, красиво сплетенных,

Сами ж они бы не грохнулись в пыль, добиваясь победы.

В негодованье ему закричал Менелай русокудрый:

"Кто-нибудь есть ли зловредней тебя, Антилох, середь смертных?

Что ж, проезжай! А считался и ты меж ахейцев разумным!

Приза без клятвы тебе получить все равно не придется!..».

В общем, хотя дело происходит на погребальных играх (ритуальных соревнованиях), очевидно, что проблема придурков на дороге насчитывает уже не одну тысячу лет)

В общем, как-то так. По традиции привожу ссыли на предыдущие части:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей в конце поста под №16:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

А также продолжение списка:

Часть 17. История нашего мира в художественной литературе. Часть 17. «Царь должен умереть» и «Бык из Моря»

Часть 18. История нашего мира в художественной литературе. Часть 18. «Царица Хатасу»

Часть 19. История нашего мира в художественной литературе. Часть 19. «Тутмос»

Часть 19.1. История нашего мира в художественной литературе. Часть 19.1 «Ригведа: VII, 18. К Индре»

Часть 20. История нашего мира в художественной литературе. Часть 20. «Синухе, египтянин»

Часть 21. История нашего мира в художественной литературе. Часть 21. «Бури на Ниле» и «Рамзес II Великий»

Часть 22. История нашего мира в художественной литературе. Часть 22. «Ши цзин: "Гимны дома Шан"»