Ахилл (или Ахиллес) — величайший герой древнегреческого эпоса, центральная фигура «Илиады» Гомера. Сын смертного царя Пелея и морской богини Фетиды (у греков взаимоотношения богов с людьми очень простые). Один из самых уважаемых греческих мифических героев. Быстроногий, непобедимый, неустрашимый, непобедимый, неуязвимый. Герой не только древнегреческих мифов, но и многочисленных современных фильмов. Как он хорош в кино "Троя"!

Но если отбросить фантазии Голливуда, то из древнегреческих мифов об Ахилле можно узнать много интересного, что его совсем не красит. Ну, например, известно ли вам, что великий Ахилл косил от армии, переодевшись в женское платье. Древнегреческий ухилянт.

Представьте себе сцену: остров Скирос. Царь Ликомед, этакий древнегреческий курортный администратор, неспешно правит своим уютным, богом забытым уголком. Главная достопримечательность – его дочери. Целая охапка прелестных девиц, проводящих дни в невинных забавах: плетут венки, томно вздыхают, обсуждают последние сплетни с Олимпа и, главное, не готовятся к войне.

И вот в эту идиллию, как слон в посудную лавку, вносит свою божественную тревогу Фетида. Мамаша Ахилла. Знала она пророчество: ее сын-лапочка либо прославится под Троей, либо... ну, вы поняли, вариант "и" тут не предусмотрен. Красивая гибель. Материнское сердце, естественно, выбрало путь подковерной возни. "Спрячем дитятко!" – решила морская богиня с решимостью, достойной лучшего применения. И придумала гениальный план: переодеть самого могучего, яростного и, прости боги, мужеподобного героя Эллады в... девушку. Да-да, вы не ослышались. Ахилл. В платье. На острове девушек.

И вот наш герой, чьи мускулы трещали от нетерпения сокрушать врагов, а пятки горели желанием нестись в бой, оказался заперт в гинекее под именем "Пирра" ( ирония: в переводе – "рыжая", а он блондин!). Представьте его лицо, когда ему вручили пеплос (женская одежда того времени). Не доспех, а пеплос! Ткань, которая вечно цеплялась за его накачанные бицепсы, а швы трещали при малейшем движении.

Дни текли медленнее, чем смола по стволу. Ахилл-Пирра:

• С трудом втискивал свои плечи в узкие проймы, мысленно посылая к праотцам всех портных Скироса.

• Учился ходить "грациозно", что на его языке означало "медленно и без лязга оружия". Каждый шаг был пыткой для воина, привыкшего к марш-броскам.

• Сидел за рукоделием. Его огромные пальцы, способные согнуть подкову, сражались с иголкой и ниткой, как с гидрой. Вышитые им "розочки" больше напоминали окровавленные пятна на поле боя.

• Вежливо улыбался, слушая бесконечные разговоры сестер о том, какой оттенок шафрана лучше подчеркнет их стан.

• Терпел восхищенные взгляды дочерей Ликомеда. "Ох, какая у Пирры... широкая кость!" – шептались они. "И походка какая... уверенная!" Ахилл лишь мрачнел, чувствуя себя цирковым медведем на ходулях.

Царь Ликомед, старый лис, возможно, и догадывался. Но кто он такой, чтобы спорить с морской богиней? Да и лишняя "девушка" в гареме – не обуза. Пусть себе шьет. Главное – тишина и покой. Никаких войн.

Но покой – это не про Одиссея. Хитроумного царя Итаки, которому было поручено собрать всех героев, как гончую пустили по следу пропавшего Ахилла. Прибыл он на Скирос не с мечом, а с... коробом подарков. Идеальный план для детектива-юмориста.

"О, великий Ликомед!" – воскликнул Одиссей, раскланиваясь с лицемерием, достойным Оскара. – "Слышал я о неземной красоте ваших дочерей! Позвольте преподнести им скромные дары от щедрот Агамемнона!"

И вот, в залу внесли ларец. Дочери царя, как мотыльки на огонь, слетелись к нему. Открылось великолепие: тончайшие ткани, золотые украшения, благовония... И – бац! – посреди этого гламура лежали сверкающий меч и тяжелый щит. Как ложка дегтя в бочке меда. Или как боевой топор в коробке конфет.

Настоящие девушки ахнули и потянулись к шелкам и браслетам. А "Пирра"? У него загорелись глаза. Мускулы напряглись под тонкой тканью платья. Рука сама потянулась... к мечу. Он схватил его с такой естественностью, с какой другие брали зеркальце. И замер, осознав провал. Весь его образ – румяна, пеплос, девичья прическа – вдруг стал кричаще абсурдным рядом с холодной сталью.

Но Одиссей не остановился. Он был режиссером этого фарса. По его знаку кто-то грохнул в трубу за дверью! Громкий, резкий, боевой звук!

Инстинкт – страшная сила. Ахилл забыл про Пирру, про платье, про Скирос. Он вскинул меч и щит, приняв боевую стойку, его взгляд метнулся на поиск невидимого врага. Весь его вид кричал: "Где они?! Да я их!.."

Тишина повисла густая, как кисель. Дочери Ликомеда замерли с открытыми ртами, браслеты позабыты. Ликомед потупился, делая вид, что разглядывает узор на полу. Одиссей же расцвел улыбкой победителя.

"Ну вот и нашлась наша пропажа!" – весело воскликнул он, хлопая ошеломленного "рыжеволосого девицу" по плечу, отчего тот чуть не выронил щит. – "Привет, Ахилл! Снимай юбку, герой. Троя ждет. А платье... оставь на память. Может, пригодится для маскарада после победы. "

Так закончилась карьера Ахилла на подиуме Скироса. Гроза Трои, краснея до корней волос (которые теперь можно было не красить в рыжий), сменил ненавистный пеплос на доспехи. Единственное, что он вынес с острова, кроме вечного стыда – это глубокое, ироничное убеждение: иногда материнская любовь – это самая изощренная пытка. А настоящего героя выдаст не только пятка, но и неспособность удержаться от боевой стойки при звуке трубы, даже если на тебе платье в пол.

Ну и самое понравившиеся мне