Лига Писателей

Однако встретила резкое сопротивление, которого не ожидала. Лиззи выставила ноги вперед и не позволила затащить себя обратно.

– Нет, – резко бросила она.

Оливия вспыхнула, как спичка, от ненависти в голосе дочери. Как она смеет так разговаривать? Теперь обе ее руки ухватились за волосы.

– Я тебе покажу, как себя вести. Нам нужно очень серьезно поговорить. Я преподам тебе еще один урок.

Она почти втащила дочь за порог. Тогда Лиззи уперлась руками в стены, не давая себя уволочь внутрь.

– Отпусти! Или я буду кричать! – предупредила Лиззи. – АААААА!!!

– Заткнись, дрянь! – не сдерживаясь орала Оливия.

– ПОМОГИТЕ, АААА, НА ПОМОЩЬ, СЮДААА!!!!

Оливия окончательно вышла из себя, отпустила волосы и, пока Лиззи падала на землю, попыталась вдогонку пнуть ее ногой в живот. Однако нога смогла только слегка задеть кончик одежды, поэтому Оливия сама грохнулась на спину. Через дорогу зажегся свет, и на пороге появился сосед Билл Робинсон. Он внимательно смотрел на двух лежащих женщин, но из-за старческой катаракты увидел только размытые силуэты на траве.

Лиззи ощущала боль в копчике, которая отдавалась до самого горла, но, зная, что на счету каждая секунда, перевернулась и поползла на дорогу. Оливия не сдавалась, и хоть при падении она сильно ушибла ягодицы и правый локоть, поднявшись, направилась в сторону дочери. Билл Робинсон наблюдал за тенью, что двигалась в его сторону, пока вторая лежала на земле и звала на помощь. Оливия схватила дочь за голову и прижала к газону, Лиззи кричала во все горло, а трава набивалась ей в рот. Билл медленно спускался по ступенькам, чтобы перейти улицу и – как он любил говорить, когда его внуки колотили друг друга – навести порядок.

В то же время черный кадиллак, за рулем которого сидел Энди Стивенсон, завернул на пятую авеню-стрит и, набирая скорость, чуть не сбил старика, выбежавшего на дорогу. Энди вывернул руль влево и, не справившись с управлением, затормозил с помощью дерева, растущего вдоль забора Оливии Смит. Шум, вызванный аварией, испугал Оливию, она автоматически отпустила дочь, а также Макса, подскочившего в полный собачий рост. Лиззи, воспользовавшись ситуацией, приподнялась и со всей дури заехала матери локтем под ребра, затем выскочила из-под ее туши, готовой вот-вот обрушиться, и рванула в сторону свободы, пока Оливия растерянно хватала ртом воздух.

Она прибежала к Бену менее, чем за 7 минут, поймав на себе несколько ошарашенных взглядов, что было вполне ожидаемо, учитывая ее потрепанный вид. Бен встретил ее с улыбкой, которая плавно сползала, по мере того как он приглядывался к ранам, покрывающим лицо. Из носа сочились две струйки крови, к ним прилип кусок травы, волосы выбились из пучка и хаотично торчали в разные стороны. Вид у Лиззи был такой, словно она выпрыгнула из движущегося поезда, мордой упав в землю.

– Не спрашивай, – прогундела она.

Они пошли в сторону дома Нэнси; на спине у Бена был походный рюкзак внушительных размеров. На улицах совсем стемнело, небо затянулось черными тучами, однако духота стояла такая же, как днем. Лиззи все еще держала салфетку у носа, стараясь остановить кровотечение.

– Значит, Нэнси все-таки с нами? – вдруг спросила Лиззи.

– Конечно, она в жизни не пропустит такое приключение. И вообще, ее самоотверженность иногда вызывает восхищение. Как-то раз в летнем лагере она до смерти забила кабана перочинным ножом, который залез к ним в палатку. Меня там не было, но так мне рассказывали.

Когда они подошли, из окна дома вывалилось тело, а затем задорно побежало к ним. Нэнси выглядела так, словно собирается на пикник с друзьями. Она кинулась на шею Бену и поцеловала его, четко пометив территорию. При этом ее веселье казалось крайне неуместным. Затем она повернулась к Лиззи и засмеялась.

– Девочка, выглядишь отвратно!

– Это мне уже говорили, спасибо, – ответила она.

Они решили немного обойти гору, пройдя вдоль железной дороги, найти более редкие заросли и попробовать пробиться там. У каждого из троих был в руках фонарь, правда Бен отдал свой Нэнси, пока орудовал мачете, прорезая им путь. Он считал, что надо пробраться вглубь на достаточно большое расстояние, куда полиция не смогла или не захотела зайти, но не слишком высоко, так как на это у них просто не было ресурсов.

Лес хранил тишину, окутывал тайной каждое безмолвное деревце, от чего появление трех городских ребят казалось нелепой шуткой. Что может сделать человек против неизведанных сил природы? Они поднимались в гору все выше и выше, но, как ни странно, страшно им не было. Где-то вдали завыл дикий койот, Лиззи это обеспокоило.

– Ребята, а нам есть чем обороняться?

Бен взглянул на нее с легким недоумением, демонстрируя мачете.

– Ну, если этого тебе недостаточно, то Нэнси прихватила кое-что.

– Просто я подумала, если нас окружит толпа зверей, вряд ли одного ножа будет достаточно.

Бену не понравилось, что она обозвала его орудие ножом. Будучи фанатом старых мексиканских фильмов, он привык к тому, что холодное оружие нужно уважать. Нэнси расстегнула рюкзак и показала темный предмет.

– Это тебя устроит?

– Ого! – в изумлении вскрикнула Лиззи. – Откуда он у тебя?

Нэнси убрала обратно пистолет и достала пачку сигарет.

– Я знакома с нужными людьми. А большего тебе знать и не надо.

– Джесси Кларк из параллельного класса стащил у своего дяди, – вмешался Бен. – И кстати, многие ребята нас поддержали и помогли кто чем мог. Правда пойти вместе с нами не решились, – он выхватил сигарету изо рта Нэнси, пока она не успела воспользоваться зажигалкой. – Ты серьезно, Нэнс? Хочешь, чтобы все тут нахрен загорелось? Дождя не было несколько месяцев, сухие ветки только и ждут малейшей искры.

Ей не понравилось его поведение, но она лишь недовольно фыркнула, словно говоря: «Да какая разница?». Лиззи почувствовала себя гораздо спокойнее. С оружием их положение стало более обнадеживающим: что бы ни повстречалось на пути, теперь его ждет равноценный ответ. Какое-то время они двигались вперед и вверх, не спеша пробираясь сквозь скрученные деревья; со временем приходилось все реже использовать мачете. Однако, чем выше они поднимались, тем сильнее ощущался странный гул, шедший из-под земли, будто глубоко под ногами работала электростанция. У Лиззи даже мелькнула мысль, что гора готова взорваться, как пирог в микроволновке, и раскидать их в разные стороны.

Полностью черное небо не пропускало свет луны, деревья сплетались у них над головами будто в поцелуе. Духота становилась все сильнее, и друзьям приходилось чаще останавливаться, чтобы глотнуть воды. Вскоре в воздухе запахло озоном, и все трое ощутили, как волосы один за другим встают дыбом, а во рту ощущается кислый металлический привкус.

– Мне все это не нравится, – внезапно сказала Лиззи.

– Брось, – ответил Бен, – Думаю, просто скоро будет дождь.

– И, скорее всего, с грозой. Нам бы подготовиться, – заключила Нэнси.

Они отыскали более-менее пологое место у толстого дуба с массивным ветвями и решили остановиться там. Пока Бен устанавливал палатку, небо устрашающе загремело. Сверкнула молния, и на долю секунды стало светло, однако города не было видно из-за плотной листвы. Девушки помогли Бену, чтобы успеть до начала ливня, так как первые капли уже падали на землю. Внутри было просторно, достаточно жестко, но зато стены палатки спасали от ветра, который успел разгуляться.

– Да, с погодой мы прогадали знатно, – выпалила Нэнси. – Надо было идти еще вчера. Может, и Лиззи осталась бы целее.

Лиззи почувствовала еле заметную насмешку в голосе. В словах не было чего-то оскорбительного, но между строк читалось: так тебе и надо, девочка, сама виновата. Она прикоснулась к разбитой губе, и та ответила острой болью. Пути назад для нее нет. По крайней мере, если она не приведет Ричи домой.

Начались ливни, молнии сверкали сквозь облака, освещая ночь яркими вспышками. Казалось, будто небо громко плачет, посылая на Землю свои ощущения страха и мучительного одиночества. Это была гроза, проникающая в каждый уголок души. Температура воздуха стремительно падала, поэтому ребятам пришлось залезть в спальные мешки. Бен и Нэнси расположились в одном, Лиззи в другом. Бен раздал сухие пайки еды для каждого. Поужинав, Нэнси довольно быстро уснула, сопя и похрапывая на его плече. В палатке стояла тишина, каждый думал о своем, изредка подпрыгивая от громких раскатов неба.

– Думаешь, дождь когда-нибудь перестанет?

– Конечно. Ни один дождь еще не длился вечно. Но боюсь, что ночь нам придется переждать, – ответил Бен. – Знаешь, план изначально был не очень умным, странно, что ты вообще согласилась.

Нэнси недовольно постанывала, поэтому им пришлось перейти на шепот.

– Не то чтобы у меня был выбор, – сказала Лиззи. – Нужно любой ценой найти Ричи.

Затем добавила:

– и Джо, разумеется.

– Лиззи… – он запнулся, не понимая стоит ли продолжать, – не думаю, что мы их найдем.

– Зачем тогда ты все это устроил? – она посмотрела ему прямо в глаза и ей показалось, что между ними промелькнуло ну ты же понимаешь зачем.

– Не знаю. Ты была такой расстроенной, полной отчаяния, это буквально разбивало мне сердце. К тому же я устал бездействовать. Этот кретин Хэмминг говорил со мной так, словно я во всем виноват.

– Со мной тоже! – вторила Лиззи.

– И мне очень хочется верить, что Джо поступил бы также. Он ничего не боялся.

У Лиззи в глубине души стало зарождаться чувство вины. Пока она не могла понять причины этого, но чувство разрасталось вдоль каждой клеточки тела.

– Послушай, Лиззи, – прошептал Джо, – я все хотел спросить, но всегда стремался... С чего ты вообще вдруг стала со мной встречаться?

Лиззи рассмеялась, прикрыв рот рукой, чтобы не разбудить Нэнси.

– Обстановка совершенно не располагает для таких вопросов!

– Ну, не хочешь, не отвечай…

– Почему же. Отвечу. Мне понравился твой жест.

– Какой жест?

– А ты уже забыл, как вытоптал на заднем дворе школы «ЛИЗЗИ БУДЕШЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ СО МНОЙ»?

– Неа…

– После урока литературы Саманта подозвала меня к окну, а ты стоишь там в снегу под знаком вопроса и машешь мне рукой. Не представляю, сколько времени ушло, чтобы составить это послание из следов. Это самое романтичное, что для меня делали.

– Вот оно что! – Бену стало неловко. – Знаешь, это, в общем-то, была идея Джо. И он же помогал мне реализовать ее.

– Мне все равно. Чтобы так открыто выразить свои чувства перед всей школой, не побоявшись быть отвергнутым и опозоренным, нужно быть очень смелым, Бен.

– Как мало девчонкам, оказывается, надо! – он засмеялся, и Нэнси подскакивала вместе с его плечом. В конце концов открыв глаза, она сказала:

– Черт побери, я хочу домой.

– Вряд ли это сейчас возможно, детка, – подтрунивал ее Бен. – Если не хочешь утонуть в реках грязи, лучше представь, что мы отдыхаем на природе.

– На природе я всегда покуриваю.

– Гринпис призывает беречь экологию!

– Идиот.

Некоторое время спустя они так привыкли к раскатам грома, что один за другим задремали. Лиззи подумала, что это ее вторая ночь вне дома, но в этот раз было гораздо удобнее. И безопаснее.

В ответвлении от основного тоннеля с грохочущими электричками, у ржавой двери с мощным пневматическим приводом с трудом уместилась довольно большая для такого помещения компания: Савин, это естественно, Габби, неожиданный элемент, император Ёсихито с четырьмя самураями личной охраны, накрытый одеялом Хикаморе и наконец таинственный сундук, расписанный под хохлому, на которой все с любопытством поглядывали, но не решались спросить, зачем этот предмет сюда принесли.

Изучив дверь при свете мощного электрического фонаря, император приказал освободить Хикаморе, но к несчастью, после того как расстегнули алюминиевую пряжку багажного ремня, он не мог стоять самостоятельно. Одно колено оказалось вывихнуто из сустава.

– Бедненький, как же вы всё это время терпели? – воскликнула Габби.

На что якудза только вежливо улыбнулся. На самом деле Хикаморе и сам немало удивился, что ничего не почувствовал, когда Савин с Майклом стягивали вместе ногу и руки при помощи особой авиационной пряжки с храповым механизмом. Бесчувствие без его согласия всё больше охватывало тренированный организм. Началось всё с отсутствия вкуса, но потом перешло и на тело. Так пойдёт, он и слышать скоро перестанет. Он твёрдо решил умереть, но не пропустить в дверь Савина, чтобы с ним не делали. Хикаморе снова улыбнулся. Благодаря бесчувствию, пытки окажутся бесполезными. Без его согласия никто не сможет пройти в империю Архонтов.

– Господин Савин, и что вы намерены делать? Он у вас в нерабочем состоянии? Как его предъявлять охране прохода?

Критически осмотрев голое колено, Савин бесцеремонно опрокинул Хикаморе на землю и с силой дёрнул за ногу, вправляя сустав.

– Порядок! В Сибири на вывихи вообще никто не обращает внимания. Раз и давай к вагонетке. Так что не вопрос, – Савин дружески похлопал якудзу по плечу:

– Ну что, боец, пошли в новый мир?

Встав на колени и уткнувшись головой в грязные шпалы, Хикаморе воскликнул:

– Мой император, простите мою дерзость, но я не могу ослушаться своего отца! Прошу меня убить, чтобы избежать позора.

– Надо его одеть. Ты, – Ёсихито показал на одного из телохранителей, – открой сундук.

Глазам компании предстал Дзиротё со связанными за спиной руками и кляпом во рту.

– Развяжите.

Освободившись от верёвки, Дзиротё немедленно бросился на колени рядом с Хираморе. Самураи стояли по бокам, держа наготове обнажённые мечи.

– Объясни, – приказал император старому якудза.

– Хикаморе, Япония в опасности. Ты должен подчиниться императору.

– Савин меня оскорбил! Я потерял лицо!

– Ты что о себе возомнил? – закричал старый якудза.

– Приказывайте! – с готовностью ответил Хираморе, опять уткнулся лицом в шпалы.

– Дзиротё, отдай ему свою одежду, – распорядился император, потом выразительно посмотрел на Савина, требуя действий.

– Ага, вот что, товарищ Фудзияма, – начал Савин, выполняя безмолвное требование.

– Его зовут Хикаморе, – поправил Дзиротё, помогая одеться своему приёмному сыну.

– Неважно, пусть будет Хикаморе. Сейчас проходим и на всех парах мчимся во дворец Архонтов. Времени, сам понимаешь, решительный ноль.

Увлечённые разговором, собравшиеся не заметили, как в тоннеле при тусклом свете электрической лампочки появился адъютант обер-камергера.

– Хикаморе, кто эти люди?

– Позвольте мне объяснить, – тут же реагировал Савин. – Его Величество, император Японии Ёсихито, лично решил удостовериться в существовании прохода между мирами.

– Ваше Величество, кто будет представлять ваши интересы? – с едва заметным поклоном спросил адъютант.

– Николай Савин уполномочен вести переговоры.

– Что с Хикаморе?

– Никто, но здесь оставлять нежелательно.

– Позвольте мандат, – попросил адъютант у Хикаморе.

На что тот молча кивнул на Савина.

– Вот-с, в полной сохранности, – с готовностью отдавая документ, уверил Савин.

– Н-да-с, «предприимчив и дерзок», – припомнил адъютант характеристику, данную самому себе Хикаморе. Он взял двумя пальцами прозрачный листок с иероглифами и с лёгкостью порвал на части. Упав на землю, они мгновенно исчезли, вспыхнув ярко-голубыми искрами.

Из темноты неожиданно выступили солдаты в чёрных доспехах с необычным оружием из множества трубок и рычагов.

– Идёмте, – приказал адъютант Савину и Хикаморе, затем обернулся к императору Ёсихито:

– Надеюсь, теперь дверь в надёжных руках?

– Охрана поручена имперской гвардии.

– Отлично. Мы с вами свяжемся. Всяческих благ, господа.

– Извините, не знаю как к вам обращаться, – неожиданно раздался голос Габби. – Я представитель американской прессы. Можно с вами? Общественность Америки должна знать, что происходит в Японии!

– Вас, кажется, Ифигеной зовут. Так вот, Америкой занимается другой отдел. Обращайтесь туда.

– Куда?..

Но её вопрос повис в квадрате яркого света, бьющей из прямоугольного проёма в стене со ржамыми рёбрами тюбингов. Огромный пневматический цилиндр, выпустив облачко водного конденсата, плавно закрыл толстую дверь, за которой исчезли фигуры необычных солдат в чёрной броне, ведущих перед собой двух людей. Русский будет представлять интересы целого государства, а судьба японца оставалась неясной.

***

В приёмной обер-камергера Модест Алексеевича Штюрма царила всегдашняя тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших напольных часов старинной немецкой фирмы.

В центре кабинета вытянулись по стойке смирно Савин и Хикаморе.

– Позвольте узнать, что хочет предложить нам император Ёсихито?

– Свою полнейшую лояльность.

– Занятно. Первый раз слышу, что мы в ней нуждаемся.

– Охрану двери и туристов из вашего мира, – быстро добавил Савин.

– Уже что-то стоящее. Вот этот господин уже обещал навести порядок, – обер-камергер показал глазами на якудзу. – И тут же опростоволосился. Благодаря вам, кстати.

– Ну вот, качество налицо. Делом доказал свою успешность.

– Надеюсь, с кактусами не сражаетесь?

– Что?

– Пришлось новый завести. Тот так и завял. Вот-с полюбуйтесь, ещё не цвёл. Но надеюсь, что в этом году обязательно обрадует. Вы представляете, он мне прошлый раз кактус отравил. Фокусник!

– Да-а, и зачем?

– Гипноз острова Хонсю рекламировал.

– Старый анекдот, про страх наверняка?

– Тоже владеете?

– Что вы? Детские шарики. У нас на испуг никто не ведётся. Сразу в глаз, чтобы не думалось, а там поглядим.

– Интересная метода. Слишком отчаянная, вам так не кажется?

– Зато никому в голову не приходит дерзить.

– И что мне с вами делать? Уж очень вы вёрткий.

– Согласен. Япония, как я понял, отпала?

– Вот что. Идите в отдел по борьбе с марсианами. Скажите, что я прислал. Для начала консультантом назначу, а там посмотрим.

После того как русский ушёл, обер-камергер обратил своё внимание на Хикаморе:

– Теперь с вами. В высотке «Винтаж 2000» очень странные порядки завелись. Будете докладывать каждый день обо всём необычном. Всё, не смею задерживать.

***

Теперь Хикаморе сидел в холодной комнате, на высоте 22 000 метров над землёй, и слушал, как гудит за окном дождь. Очередное задание он провалил. Как так получилось? Опять этот Савин? И самое главное, этот русский совсем не узнал своего знакомого. Может, и взаправду все белые не различают японцев? Так и он не очень-то различал русских? Для него все они на одно лицо, все носатые. Однако Савина он запомнил! Его насмешливое лицо и ещё эти коротенькие усики. Почему он сорвался – этого Хикаморе не понимал, а ещё он не понимал, почему буквально сразу ему начали казаться все похожими в этой высотке на Савина? Здесь действительно происходит много странного. Например, эта доска почёта? К чему она? А ещё этот дождь. Откуда он взялся? В стратосфере не должно быть дождей. Однако, вот он, шумит себе за окном. Когда хранитель ключа от бомбы, Семарг, приказал всем вернуться в Винтаж 2000, чтобы взорвать, все и вернулись. Никто не стал спасать свои семьи – это неправильно! Совсем неправильно! А ещё, что самое странное, он вдруг начал чувствовать вкус кофе. А вчера, когда появился этот отвратительный русский, он вгорячах выпил водку вместо воды. И что вы думаете – редкой мерзости вкус, именно что вкус. Может быть, от этого он и взорвался? А как ещё объяснить его неистребимое желание вычеркнуть этого самого Савина из своей жизни?

Конец

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

Внимание! Знак Ер (Ъ) со всей очевидностью указывает на вторую часть главы.

Глава 26 Сюрприз в "пыточной"

– Да, конечно. Вы что думали, вы один такой? – он засмеялся, – да ну бросьте. Это раньше, когда операция только появилась, основной причиной обращения была невозможность высокоинтеллектуальных людей (на нашем сленге мы называли их «мозговички»)  нормально общаться с близкими и окружающими, да и в целом комфортно жить в обществе без скатывания в алкоголизм или наркоманию. Ну, разумеется, ещё всегда было и есть очень много людей, которые планируют бурную политическую карьеру. Но теперь ситуация изменилась – у нас очередь, не успеваем оперировать. Сейчас даже обычному аполитичному человеку необходимо выбрать: или быть бескомпромиссным пламенным патриотом, или быть неолибералом без страха и упрека, а по нашим последним исследованиям: что то, что то – довольно тяжело даже человеку со средним интеллектом. Вот и идут к нам. Знаете, как на водопой. Казалось бы, непримиримые враги, а сидят вместе в приемной – общаются. Но, правда, уже после резекции надо, конечно по разным коридорам людей разводить. А то, знаете ли, были прецеденты и плевались и волосы друг другу драли, однажды кусаться начали.

– Так я по поводу языка проклятого.

– Да-да, как раз хотел сказать, что сейчас новый тренд. Главное, чтобы до этого подобной операции не было. А то знаете, сделали, допустим, резекцию мозга – пациент стал большим человеком, политиком. Это конечно врачебная тайна, сами понимаете, но где только наших прооперированных нет. Недавно вот один, который после операции возглавил комитет по законотворчеству... Впрочем ладно, что-то меня понесло, извините. О чём я говорил? А. Так вот, типичный случай, стал пациент после операции не последним человеком в государстве, а теперь вот в соответствии с новыми тенденциями хочет еще и от одного из языков избавиться. А там-то уж и вырезать особо нечего. Надо же какой-то минимум оставлять, чтобы человек, так сказать, хотя бы ложкой в рот себе попадал.

– Я у вас в первый раз.

– Да, я посмотрел вашу карточку. Ну что ж, иные противопоказания редко бывают, операция на мозге займ...

– В мозге!

Доктор очень внимательно посмотрел на пациента, молча что-то записал в карточку, и продолжил, но теперь значительно замедлив речь:

– Есть ещё правда всё-таки некоторые формальности.  Вам надо пройти несколько стандартных тестов, ну знаете – кровь, моча.

Он снова очень внимательно посмотрел на пациента:

– Тест на интеллект ещё. Вы знаете, закон нам запрещает делать резекцию мозга, если изначальный интеллект ниже определенного уровня.

Увидев, что пациент заерзал, доктор поспешил сообщить, снова перейдя на обычный для себя быстрый и расслабленный темп речи:

– Не волнуйтесь, это чистая формальность, знали бы вы, какие у нас были клиенты. Слышали, наверное, Сейм...

– Да я и не волнуюсь, что мне волноваться?

– Ну вот и славно. А знаете что? Давайте я лично проведу для вас маленькую экскурсию, покажу, как тут у нас все устроено.

Иммануил Львович поводил Леви по клинике, познакомил с различным персоналом, показал некоторые кабинеты и рассказал про оборудование.

В один момент мимо них провезли на кресле-каталке человека, который рьяно и громко доказывал санитару:

– Вот если взять и повесить всех наркоманов? Не останется наркоманов, не будет наркомании! А коррупционеры? Взять да и ввести расстрел. Понятное дело, так коррупцию и победим. Там наверху не дураки сидят. Поумнее нас с вами. Знают, что делают. Тебя спросить забыли! Надо – значит надо. Да и вообще, вот этот вот гуманизьм – до добра не доводит. Надо сажать и расстреливать. Вот при Цепеше... – Леви не расслышал окончания фразы, коляска с мастером оригинальных концепций скрылась за поворотом коридора. Леви обратился к доктору:

– О, это результат успешной ампутации ума, да?

– Мы предпочитаем немного другой термин. Как бы то ни было, увы – нет. В данном случае операция прошла неудачно. При вскрытии оказалось, что объект потенциальной резекции атрофирован. К сожалению и такие ошибки случаются.

На каждом веке лежало, будто по гире. Леви слышал, что где–то вдалеке его зовут по имени. С неимоверным трудом он смог раскрыть глаза. Кружащиеся расплывчатые пятна постепенно превратились в лицо доктора Михайленко:

– Леви Элвисович, Леви Элвисович, вы меня слышите? Как себя чувствуете?

Леви хотел сказать, что нормально, но губы не слушались. На краю сознания крутилась какая-то мысль. И по ощущениям в момент пробуждения Леви, эта мысль сорвалась с края и на всех парах, кометой понеслась в центр его сознания. Она надвигалась, разрасталась, заполняла собой всё. Леви безудержно захотелось высказаться. Обо всём. Важного было так много, что он не понимал, как все это уместить в противные маленькие незначительные слова.

– Ттт... т... так они ж не люди. Гоблины. Всё время нам жизнь только и портили. Дикари! Туалетной бумаги в глаза не видели. Живут у себя в землянках... – Еще он рассуждал про важность патриотизма, и неприемлемость терпимости, правда, говорил об этом исключительно матом. Потом он перешел на перечисления прекрасных перспектив и будущее уважение, доходящее до преклонения всех народов мира перед его соплеменниками. Но доктор его уже не слушал. Убедившись, что Леви, по всей видимости даже сам того не заметив к середине своей пламенной речи перешел на язык, ради которого и была задумана и реализована операция, Иммануил Львович сделал пометку в карточке об очередном успехе и погрузился в раздумья относительно следующего интересного случая.

Не прошло и года после операции, как Леви Айболитш выиграл национальную литературную премию имени Степана Барабульки и избрался от партии власти в нижнюю палату парламента.

Сайт: thatsameauthor.com

Тем временем император Ёсихито приказал незаметно привезти во дворец папашу Дзиротё, чтобы заставить его рассказать в подробностях все детали этой таинственной двери. Русский может говорить всё что угодно, но надобно и самому знать, что происходит в подвластной ему Стране восходящего солнца. Никогда нельзя полагаться только на один источник сведений, всегда нужно иметь альтернативные варианты.

Ничего не подозревающий шеф Дзиротё упал на колени, приветствуя своего императора. На этот раз Ёсихито сидел на высоком троне в огромном кабинете, обитым зелёными шпалерами с изображениями фантастических птиц и зверей.

В натёртом до блеска паркете из японской белой сосны отразилось бесстрастное лицо старого якудзы. Неожиданный приём у императора его очень беспокоил. Дзиротё никогда сюда не приглашали. Тем более, на частную встречу. Значит, речь пойдёт о чём-то очень важном. Настолько важном, что якудза до последнего момента не знал, кто его встретит. Все контакты с двором он вёл через Ямагато, и поэтому был твёрдо уверен, что именно советник послал за ним. Смущало, что в спешке, без предварительного звонка, но, в конце концов, такой важный человек не обязан согласовывать свои желания с главой преступного клана.

Однако вместо Ямагато его встретил грозный взгляд императора Ёсихито. До ушей донеслось негромкое:

– Подойди ближе.

Всё так же на коленях Дзиротё бесшумно приблизился по скользкому полу к подножью трона.

– Ты что это придумал?

– Ваше Величество, ничего не знаю. Вы хоть намекните, о чём речь. У меня много дел в работе.

– Твои дела нам без разницы. Что это за переговоры ты устроил за нашей спиной?

– Как сказали, так всё и сделал. Вы наверняка беспокоитесь насчёт контрабанды?

– На бамбук положу. Пусть растёт через твоё лживое лицо, – с этими слова император нажал на кнопку электрического звонка, устроенную в подлокотнике трона. Немедленно рядом с якудза возникли два самурая с обнажёнными мечами.

От испуга Дзиротё попробовал вскочить, но наткнулся на катану, занесённую над его головой, и снова упал на колени.

– Так вот, я и говорю насчёт станции Нагататё. Нелегальная контрабанда людьми, – быстро нашёлся Дзиротё, осознав, что никто не собирается с ним церемониться.

– Продолжай!

– Его превосходительство Ямагато приказал отправить туда на пробу человечка. Буквально через день он вернулся с мандатом на этот проход. Только выкрал её в темноте метро русский аферист и каторжник Николай Савин. Мы идём по следу, но пока безрезультатно. Мой человек донёс, что сегодня она будет у него. Мы всё приготовили для встречи: и больницу, и персонал.

– Какую такую больницу?

– Бутафорскую. Хикаморе должен его туда обманом привести.

– Что за человек этот Хикаморе.

– Мой старший командир, другому бы и не доверил. Очень надёжный командир. Сирота, я его сам воспитал.

– И упустил! Значит, плохо воспитал!

– Моя вина. Савин – очень опасный преступник. Самый лучший в России. Напал со спины. Мы и не ждали, что Хикаморе так быстро вернётся, а тут раз, и уже валяется, оглушённый кистенём. Раненый он немедленно бросился в погоню. Русский отправился в Америку, Хикаморе за ним. Только благодаря хитрости, удалось заманить обратно в Токио.

– Хитрости, говоришь!

– Со слов Хикаморе. Он всё докладывал по телефону.

– Так, так. И что известно про эту дверь?

– Говорят, что там совсем другой мир находится. Люди странные оттуда иногда приходят, иногда исчезают. Я, конечно, не верю во всяких там демонов, но Хикаморе сказал, что ему дали четыре месяца на всё про всё.

– На какое такое «всё»?

– Обер-камергер тайной империи сказал, что распылит Японию в пыль, если не прекратим безобразие с переходом. У него туристы начали гибнуть. Может и просто грозиться, но очень убедительно.

– И много?

– Чего?

– Путешественников ограбил?

Смутившийся якудза не знал, что сказать. За такую самодеятельность могли всю группировку казнить самым изуверским способом. Здесь и бамбук покажется игрой в «считалочки». Он медлил, из чего император сделал вывод, что много.

– Всё равно узнаю.

– Ну ведь надо же было ускорить переговоры.

– Ямагато, что тебе говорил?

– Что всё с вашего одобрения, но теперь я понял, что меня обманули. Как можно исправить?

– Исправить? Ты считал, когда эти четыре месяца закончатся?

– Завтра.

– Тебя даже убивать нет нужды. Нет смысла.

– Я всё сделаю как надо. Сегодня Савин будет у меня в руках.

– Кляп и в сундук его. Поедет со мной, – приказал самураям император.

– А как же Савин?!

Но никто не стал ему отвечать. Старого преступника быстро упаковали в красивый ящик с райскими птицами на зелёной крышке.

Станцию Нагататё оцепили гвардейцы по тревоге поднятые в ружьё. Поезда на скорости проносились мимо пустого перрона. Без пассажиров, покрытые белым мрамором колонны и стены вызывали ассоциацию с римскими термами из которых выпустили воду. Гулкое эхо от шагов дополняло впечатление, если не брать во внимание регулярный шум от электричек.

На правах нового хозяина станции Савин шёл впереди процессии, состоящей из четырёх самураев, тащивших на носилках связанного Хикаморе и Габби, с восторгом смотрящей на эпатажный строй гвардейцев в кирасах и с плюмажами на касках у входа в белоснежную станцию. Внутри их уже ждал император Ёсихито. Рядом с ним стоял, совсем здесь неуместный зелёный сундук, расписанный золотистыми райскими птицами под Хохлому.

– Ваше Величество, позвольте представить дочь Адольфа Окса Габби. Неуёмная особа оказывается пряталась в кабине пилотов весь перелёт до Токио.

Изучавший американскую демократию в Гарвардском университете Ёсихито расплылся в улыбке, вспомнивший при взгляде на энергичную девушку свою юношеские годы.

– Можете просто называть меня Император. Итак, что за ребячество? Мне о вас отец ничего не говорил?

– А я сама решила посмотреть, что приобрела наша газета в Японии.

– Однако?

– Ваше Величество, я подумал, что будет разумно взять её с собой, чтобы предотвратить утечку информации.

– Это не слишком кардинально?

– Вы сейчас обо мне говорите? – нахмурила брови Габби.

– Как у вашего отца со здоровьем? – деловито поинтересовался Савин.

– Всё отлично. А почему спрашиваете?

– Улетели, не предупредили наверняка. Волнуюсь за крупного акционера.

– Ничего. Он мне доверяет.

– Вот видите, Ваше Величество, всё в полном порядке.

– И всё же. Вдруг это надолго затянется?

– Можете наконец объяснить, в чём дело? – возмутилась Габби мужским недомолвкам.

– Боюсь, что при таком напоре у нас нет выбора. Этот самый гуманный, – как ни в чём ни бывало продолжил Савин.

– Пожалуй.

– Милая Габби, мне выпала честь представлять интересы Японии в тайной империи, которая находиться на несравнимо более высоком уровне развития, чем наш.

– А как же проект?

– Что поделаешь. Судьба зовёт. Это плата за линию метро. Я не могу быть неблагодарным по отношению к господину Оксу.

– Я что-то не понимаю. Что значит неблагодарным?

– В этом заключается моя часть сделки. Его Высочество потребовал непременного участия, коль вход в этот мир расположен прямо здесь.

– Послушайте, прекратите немедленно ваши шуточки. Где здесь?

– На станции Нагататё. Благодарю за приятную компанию, но вынужден откланяться.

– Стоп, это как это откланяться? Да куда же?

– Совсем недавно был обнаружен древний проход между мирами. Буквально через несколько минут я уйду на встречу с новым завтра. Один бог знает что меня там ждёт!

– Можно без мещанского пафоса. Посмотреть-то хоть одним глазиком никто не запретит?

Обернувшись к императору Ёсихито, Савин констатировал:

– Что я говорил, не отвертишься.

– Так-таки и не думайте! Стоп. А зачем вам этот несчастный якудза?

Послушайте, – вдруг без всякой связи Габби заметила: – он совсем голый. Одеяло дайте ему, что ли?

– Совсем забыл с вами. У нас ещё не улажено одно маленькое дельце.

– Пытки? Вы в своём уме? На дворе двадцатый век, а вы словно ящур!

– Это болезнь такая. Я правильно понял?

– Нет! Это хищник из Мезозоя. Сразу видно, что в России нет университета Хопкинса. Как вы только будете Японию представлять при таком уровне знаний? Вот что, я иду с вами. И только не возражайте, пожалуйста. У меня совсем нет на это времени. Не для того я сюда летела четырнадцать часов в неудобном кресле, чтобы просто так стоять у закрытой двери, как аксессуар какой-то!

– Ваше Величество, позвольте взять в качестве научного консультанта данную особу, – уже совсем официально попросил Савин, улыбаясь одними уголками глаз.

– Ну если только для соблюдения тайны.

– А что за тайна такая? – спохватилась американка.

– Габби, вы само очарование! Государственная, какая ещё! Но вас это не касается, как дочь Адольфа Окса.

– Да? Это почему это? Я умею молчать. Господин Император, можете на меня положиться, Я этим иностранцам ничего не скажу. Пусть даже пытают меня! В конце концов, я гражданка Америки. Не посмеют!

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

Внимание! Знак Ер (Ъ) со всей очевидностью указывает на вторую часть главы.

Глава 25 Шашки Го (Ъ)

Глава 26 Сюрприз в "пыточной" (Ъ) – день, два и опубликую...