Славянская мифология и сказки

Слова Повести временных лет гласят следующее: "А Радимичи и Вятичи и Север одни обычай имеяху - живяху в лесе, якоже вьсякый зверь ... И аще къто умьряше, - творяху тризнy над нимь. И посемь сътворяху краду велику и възложаху на крадy мьртвьца и съжьжаху и. Посемь, събравъше кости, въложаху в судину малу и поставляху на стълпе на путьх, еже творять Вятичи и ныне. Сиже творяху обычая и Кривичи и прочий погании, не ведуще закона божия, нъ творяще сами собе закон".
Под словом "тризна", творимая над покойником, надо понимать, конечно, не поминальный пир по умершему (носивший название "стравы"), а боевые игры, ристания, особые обряды, призванные отгонять смерть от оставшихся в живых, демонстрировавшие их жизнеспособность.Словом "Крада" по прямому смыслу Нестерова текста называли тот погребальный костер, на который возлагали труп умершего для его кремирования. Обычно трупосожжение производилось в стороне от места погребения, и подготовленный для кремации костер, вероятно, действительно представлял собою "громаду дров великую". В тех случаях, когда сожжение производилось на месте погребения, кострище предстает перед археологами как круг около 10 м в диаметре при толщине спрессованного слоя золы и угля в 30 - 40 см. "Крада" означало не только погребальный костер, но и всякое жертвенное сожжение: "крады и требища идольская", где "крада" соответствует греческому homos - горящему жертвенному алтарю.
Имел место обычай насыпания кургана над пепелищем , где производилось непосредственное сожжение покойника, над домовиной (воздвижение столпов над ним, своеобразные "избы смерти") куда помещались сосуды с прахом и прочими вещами связанными с потусторонней жизнью. Курганы возводились не как обязательная данность,а чаще встречались у людей из племенной знати.
Культ предков и земля предков, постоянно поддерживаемые новыми похоронами уходящего поколения и овеществленный домовинами, был очень важной составной частью древних языческих представлений. Воззвание к умершим в дни поминовения это призыв предков к охране дома и двора, к покровительству молодым семьям, самой земли от всяких неудач.

Образ Бабы-Яги принадлежит сразу двум мирам, миру мёртвых и миру живых. В древности прах умерших хоронили в домовинах(миниатюрная изба), расположенных на высоких пнях(столпах) у которых зачастую виднелись корни, напоминающие куриные ноги. Баркова А.Л. считала, что нахождение избушки на курьих ножках в лесу символизировало её нахождение в загробном мире. В.Я. Пропп говорил о лесе следующее : "Лес окружает иное царство, дорога в иной мир ведет сквозь лес". Более того данный факт зачастую фигурирует в народном фольклоре. Как отмечал в свое время Д.Д. Фрэзер, люди первобытной культуры верят, что "духи их предков живут в густом лесу".

Помощниками Бабы-яги выступают гуси-лебеди, которые в свою очередь символизируют ход времени, прилет и улет этих птиц совпадает со сменой сезонов. Считалось, что они приносят и уносят солнце из нашего мира в нижний. Привески в виде гуся и лебедя доживают в славянской традиции до XII в. А. В. Чернецов отмечает, что “образы двух птиц наряду с растительным декором (чаще всего по сторонам деревца) — это традиционная в древнерусском искусстве идеограмма рая (ирия). Это связано с дохристианским представлением о том, что ирий — место, куда улетают птицы”. Чарки, охлупни изб и т.д. в форме утки-лебедя, неся свою обрядовую и смысловую нагрузку сохранились на Русском Севере вплоть до рубежа XIX- XX веков.

Согласно крупнейшему специалисту в области теории и истории фольклора Проппу В.Я. выделяются три вида Бабы-яги: дарительница (она дарит герою сказочного коня либо волшебный предмет); похитительница детей; воительница.

По некоторым представлениям, Баба-яга хозяйка леса, повелительница зверей и птиц, всемогущая вещая старуха, охранительница границ «иного царства». По этой версии, Баба-яга — это проводник (душ умерших) в потусторонний мир и одна нога у неё костяная для того, чтобы стоять в мире мёртвых. Да и избушка ее поворачивается к лесу то задом то передом именно по этой же причине.

По текстам сказок можно усмотреть и обрядовый смысл действий героя, попадающего к Бабе-яге. В. Я. Пропп обращает внимание на очень важную, деталь. После узнавания героя по запаху она топит баню и выпаривает героя, совершая таким образом ритуальное омовение. Затем кормит пришедшего, что тоже представляет собой обрядовое, «покойницкое» угощение, как бы становясь и живым и мертвым одновременно, а после всего этого герой получает всякого рода волшебных помощников и предметы, для одоления злодея от Бабы Яги.

В большинстве сказок Яга дарительницы чудесного предмета, либо дает мудрый совет-наставление, как вести себя в предстоящих тяжелых испытаниях, либо выступает одновременно и дарительницей и советчицей. В сказке «Василиса Прекрасная» дарение является уже не способом помочь, а наградой за выполнение трудных задач.

Она заманивает к себе добрых молодцев и маленьких детей, якобы для того, чтобы их съесть. Своих жертв она преследует в ступе, погоняя её пестом и заметая след метлой. В египетской «Книге мертвых» описывается суд Озириса, во время которого на одну чашу клали сердце умершего, «на другую – перо богини Маат» . Если сердце перевешивало перо, то покойный считался грешником. В этом случае ему выносили обвинительный приговор, после чего сердце отдавалось «на съедение богине Амт(Аммат)», как и Баба яга съедала тех, кто не прошел испытание или чем то ее разгневал.

Баба-яга-воительница, сражаясь с которой «не на жизнь, а на смерть» герой сказки переходит к иному уровню зрелости. При этом злобность и агрессивность Бабы-яги не являются её доминантными чертами, но лишь проявлениями её иррациональной натуры. В. Аникин в книге «Русская сказка» про негативное отношение к ней писал, "такое отношение к Яге появилось на стадии сокрушения патриархальных понятий, в эпоху утверждения патриархального строя" В результате прежде почтительное отношение к Яге сохранилось лишь в образе дарительницы.

Меандровый узор, изначальная идея которого символизирует благополучие и достаток, сам по себе является подражанием узору мамонтового бивня, дентин которого на отполированном срезе имеет ромбическую структуру, широко распространенную в народном искустве. Данное наблюдение над структурой дентина мамонтовых бивней сделала палеонтолог В. И. Бибикова в 1965 г.  Она установила, что поперечный, или косой, срез мамонтовой кости образует на поверхности изделия ромбический узор естественного происхождения и при помощи своего открытия объяснила происхождение данного орнамента, четко награвированного на костяных изделиях из Мезинской позднепалеолитической стоянки на Черниговщине.

Меандровый узор  перекочевал и в вышивку, чаще всего выглядит похожим образом.

Отложение в вышивке очень pанних пластов человеческого мировоззрения объясняется pитyальным хаpактеpом пpедметов, котоpые покpывались вышитым yзоpом. Женская одежда, постельных пpинадлежностей, подвенечные кокошники невест, pyбахи, накидки, рушники.

Изyчение pyсских вышивок начал исследователь  В. В. Стасов. Он писал: «Здесь (в вышивке) в огpомном количестве пpимеpов можно видеть изобpажение дpевнего славянского богослyжения (в особенности поклонения деpевьям) и пpаздников pyсальных».

Откpытие в области семантики вышивки было сделано В. А. Гоpодцовым в 1921 г., он yвидел в вышивках  Макошь, соляpный кyльт, изобpажения рожаниц – всадников.

H. H. Тypина обнаpyжила на беpегy p. Поной в ypочище Чалмы-Ваppэ петpоглифы неолитического вpемени. Петpоглифы содеpжат изобpажения женщин и женщин-лосих в позе pодовых схваток, они окpyжены лосятами; y женщин четко обозначены гpyди и иногда окpyглый живот; ноги y них pаскинyты и согнyты в коленях, pyки pаскинyты в стоpоны. Междy неолитическим мифом, в котором главными пеpсонажами являются женщины-лосихи, Hебесные Хозяйки миpа, pождающие для земли оленей и дpyгих полезных животных, и позднейшей вышивкой является pассказ ладожан и посадника Павла летописцy в 1114 г. о тyче в полyнощных стpанах, из котоpой появляются «оленьцы малые».

К основным элементам фигyp pожаниц часто добавляются pастительные yзоpы – ветки, «елочки», что и позволяло говоpить о центральной фигуре  Г. С. Масловой, как о «деpеве сложной конфигypации»,или  «женщине-вазоне» , но наpядy с ветками часто вышивались и колосья. Hеpедко изобpажения pожаниц дополнены символами плодоpодия – «pомбом с кpючками» и квадpатами с семенами ( "засеянное поле"), а так же много вариантов других ромбических узоров несущие свой смысл и нагрузку.

Это слово происходит от старославянского «святки» - души предков.Святки начинались с кануна Коляды (праздник зимнего солнцеворота 22 декабря) и продолжались вплоть до 6 января.Разжигался Живой огонь, добываемый трением, от которого вновь разжигались очаги по домам, обрядовый костер, вокруг которого велись гулянья, ведь это праздник рождения нового солнца. Вкатывались в горы горящие колеса со словами:

«В гору катись, с весной воротись».

Рядились, как и на Масленицу, одевали тулупы шерстью вверх, надевали звериные маски, шли шумные карнавальные пляски в домах и на улицах. Рядились в медведя, коня, быка, козу, гуся, журавля. Пелись песни:

«За горою крутою, за рекою быстрою
Стоят леса дремучие, огни горят горючие
Вокруг огня люди стоят,
Люди стоят, колядуют…»
«За рекою за быстрою
Леса стоят дремучие,
Огни горят великие,
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы,
Добры молодцы, красны девицы
Поют песни — колядушки,
В средине них старик сидит,
Точит он свой булатный нож,
Котел кипит горючий,
Возле котла козел стоит,
Хотят козла зарезати».

Святочные обряды в древности представляли собой заклинания на весь год и гадания о будущем, практиковались и магические обряды,как и в "зеленые святки". Считалось, что в эти дни грань между верхним, нижним и нашим мирами истончалась, впуская в наш мир души умерших предков и нечисть. Поминались предки, к ним вопрошали о достатке и удачи в грядущем году. Проводились защитные волошбы в отношении дома, домашней скотины от различной хвори, падения и прочих неудач. Молодежь устраивала гадания, которые проводятся и по сей день.