История Веков

Что ж, давайте тогда рассмотрим на примере, "как всем хорошо известно", очень консервативного и традиционалистского народа, как японцы. Которые не приемлют ничего нового и иностранного, что даже пользуются до сих пор факсами, которые поголовны одновременно извращенцы и кровожадные маньяки, рубящие головы всем, в том числе и самими себе по любому поводу, и т.д. и т.п.

И будем мы сравнивать эти японцев с японцами, что жили всего лишь тысячу с хвостиком лет назад, чья жизнь и быт описаны в таких замечательных произведениях, как "Повесть о Гэндзи" авторства Мурасаки Сикибу, "Записках у изголовья" Сэй-Сенагон, а также "Повести об Отикубо" и "Повести о старике Такэтори", чьих авторов мы не знаем. И да, я не претендую на абсолютную истинность, я могу чего-то не знать или не совсем точно помнить. Можете меня поправить, при наличии фактов и источников.

Уверен, что кое-кто может сказать, что раз Мурасаки Сикибу и Сэй-Сенагон женщины, то что они могут понимать в том, что происходило между мужчинами в те годы. Ведь женщина традиционно в Японии по статусу не сильно выше вещи, откуда им было знать... Или это не совсем так? Что ж, эпоха Хэйан (эпоха мира, спокойствия, если переводить с японского) была в этом плане довольно противоречива. С одной стороны, женщина греховна, и без поддержки она никто, другой, если женщина имеет поддержку влиятельных личностей, происходит из сильного рода или обладает сильной волевой личностью, то ее влияние может быть огромным, и чем старше женщина, тем более она уважаема. Особенно хорошо это видно по более древним "Повести об Отикубо" и "Повести о старике Такэтори", где в первом произведении мачеха Отикубо крутит своим супругом и ее отцом как хочет, а во второй Кагуя, несмотря на то, что живет в семье бедных простолюдинов резчиков-бамбука, но может отказать знатнейшим женихам. Отчего же так? А все просто, в то время как раз происходил переход от традиционной японской матрилинейности (мужчина переходит в семью жены, а не наоборот) с очень высокой ролью женщины в обществе к понижению ее статуса при патриархальном укладе. Кстати, это очень хорошо видно, когда в поле зрения повествования попадают женщины низших сословий - они намного более открыты, своевольны и влиятельны ВНУТРИ семьи (например, служанка Акоги из "Повести об Отикубо"), по сравнению с высшей аристократией - что не удивительно, общественные изменения редко проходят одновременно для всего общества, и у низших сословий традиции сохраняются всегда дольше, по сравнению со знатью. Однако, ведь Мурасаки Сикибу и Сэй-Сенагон аристократки, значит они то как раз должны быть в подчинении мужьям, а потому они то как раз и не могут ничего знать и видеть... но опять нет. Они не были чрезмерно высокородными, хотя их семейства были весьма уважаемы, но больше как ученые и поэты. Плюс, обе женщины служили во дворце Императора, и могли наблюдать всю внутреннюю политическую жизнь столицы во всех красках. Так что как источники они вполне достоверны. И это не говоря о том, что на деле значимое снижение статуса женщины в Японии произошло весьма поздно, уже во времена сегуната Токугава, когда вновь наступил стабильный период мира, а до этого были и женщины-главы родов, и женщины-воины, что неудивительно для тяжелых времен, наступивших после окончания эпохи Хэйан.

Кстати, а почему вообще писательством в Японии начали заниматься женщины? Причина проста - в эпоху Хэйан японская письменность считалась низкой для мужчин, они (не все, конечно, ибо скорее всего часть произведений того времени на японском писали и мужчины, например, "Повесть об Отикубо") предпочитали писать на китайском. Да, как раз в этот период начинала появляться японская литература, написанная на японском, но во времена Мурасаки Сикибу это было еще уделом в основном женщин, и отказ от китайского произошел несколько позже, что, возможно, связано с падением династии Тан и периодом смуты в Китае. В те же годы "китайское" было практически равноценно тому, под чем сейчас для многих в головах подразумевается "европейское" - лучшее качество, высокая культура и т.д. и т.п. если же смотреть по историческим аналогиям, то можно сравнить эпоху Хэйан с Европой рубежа 18-19 веков, когда в моде было все французское, и дворяне предпочитали общаться и писать не на своих родных языках, а на языке "культуры", французском. Кстати, корейское ценилось хоть и меньше, но все же с большим уважением, и именно предсказание корейского гадателя определяющим образом повлияло на жизнь Гэндзи, главного героя соответствующей повести. Знать Хэйан носила китайскую одежду, китайские прически, не говоря о том, что политическая система того времени была калькой с китайской, правда, неработающий из-за сохранения родовой системы.

Немного про одежду - привычных кимоно в те годы не существовало, да и в целом носимые платья больше напоминали пышные многослойные китайские одеяния (ибо часто ими и были) с широкими спадающими рукавами, мало напоминающими относительно прямое кимоно, подпоясанное оби. Правда, один элемент одежд остался почти неизменным - это очень широкие штаны хакама, которые внешне для многих иностранцев кажутся юбками. Конечно, изменилось ношение и их - если на рубеже 10 и 11 веков хакама носили все, и мужчины, и женщины, то во времена сегуната Токугава они стали практически прерогативной мужчин, за исключением женского жречества. Данная ситуация привела к тому, что после окончания сегуната был короткий период ношения хакама женщинами в образовательных учреждениях, как символ уравнивания в правах с мужчинами.

Заканчиваются ли этим японские заимствования - нет. Что мы, к примеру, думаем, представляя традиционную музыку Японии? Сямисэн, кото и бива (другие не привожу, про него мало кто помнит). Да вот только эти сямисэн появился в Японии лишь в 16 веке, вероятно, благодаря торговой деятельности небезызвестного Оды Нобунаги. С кото история вышла вообще очень интересной - во временя Мурасаки Сикибу существовало несколько инструментов, которые называли кото, в том числе, японское кото, яматогото. Но самое удивительное в том, что современное кото пошло не от него, а от инструмента, называемого в те времена китайским кото, являвшегося по факту китайской цитрой чжэн. Нет, конечно, яматогото не исчезло полностью, но сохранилось лишь в храмовой музыке, да и то встречается там крайне редко. Вероятно, это связано со сложностью освоения яматогото, отчего в тяжелые времена многовековой смуты искусство игры на нем смогли сохранить лишь монахи. Бива также была привнесена в Японию из Китая, еще в 8 веке, хотя из приведенных инструментов бива в эпоху Хэйян уже считалась японским инструментом (про то, что с тех пор она изрядно изменилась, говорить не будем). Одновременно, многие из церемониальных танцев и песен, исполнявшихся на празднествах, были заимствованы из Китая и Кореи. Так что даже в музыке японцы впитывали иностранное, прежде всего, китайское веяние.

Можно и дальше рассматривать все то, что японцы или их отдельные группы перенимали от зарубежья, начиная от христианства (и принявшие которое японцы умудрились сохранить его в течение всего сегуната Токугава, несмотря на чудовищные гония) и гяру (по факту, копирования западной моды и женщин) до аниме (стиль которого появился благодаря влиянию Диснея) и карате (родом из Окинавы, которые хоть и родичи японцев, но народ другой и несмотря на формально подчиненное положение, был независим до второй половины 19 века). Вот тебе и японская нетерпимость ко всему зарубежному... Как то не сходиться, не правда ли?

Но, перейдем к другому - жестокость японцев. Что насчет нее в японской литературе рубежа 10 и 11 веков? Хм, самое жестокое, что могу вспомнить, это короткая сцена избиения старика, что пытался из-за обмана мачехи пытался принудить героиню к интимной связи, в "Повести об Отикубо". Некрасиво, жестоко, но никаких порубленных людей, отрезанных носов и голов, вспоротых животов и прочих "прелестей", чем прославились японцы в дальнейшим. Что неудивительно, ведь Хэйан не просто так переводиться как мир или спокойствие. Почти три века мира, без какой-либо большой войны, кроме шестилетней смуты Дзехэй и Тэнге, даже с эмиси, родичами айну, в те годы не было крупных конфликтов. Понятное дело, что какие-то столкновения все равно были, плюс регулярно возникали проблемы с разбойниками - но это были мелкие конфликты, не особо влиявшее на государство. Угрозы с материка тоже не было, мощная армия была не нужна. Небольшая дворцовая стража, больше формальная, настолько, что одним из важнейших их умений было бренчать тетивой, для отпугивания злых духов, и небольшие отряды в провинциях и на границах, поддерживающие в них порядок. Одним из самых страшных наказаний было изгнание из столицы, казни были редкостью, никаких вырезаний родов и ритуальных самоубийств. Все это началось позднее, примерно чем через полвека после написания "Повести о Гэндзи" и "Записок об изголовья", когда сначала произошла Двенадцатилетняя война с родом Абэ, которые были то ли поступившие на службу Императору эмиси, то ли местный японский военный род, то ли ветвь столичных Абэ, и окончательно развернулось в ходе знаменитой войны Тайра и Минамото, закончившей эпоху Хэйан. А во времена написания знаменитых повестей еще царил мир и покой, аристократия считала грехом не то что убивать, а вообще прикасаться к смерти. Изнеженные, чувствительные юноши и мужчины, способные буквально заболеть или даже умереть от печали или мук совести, слышал, что подобных людей сейчас называют "королями драмы". Причем если в нашем обществе это скорее осуждается, то для знати Японии эпохи Хэйан это считалась вполне нормальным, и даже хорошим. Как без тонкой, чувствительной души понять природу вещей и тщетность бытия? Правда, стоит отметить, что уже тогда проявлялся один из грехов японского (да вот только ли его?) общества - важно казаться, а не быть. За сложными величественными церемониями и возвышенными фразами зачастую скрывались приземленные и даже низменные желания и намерения, а ради сохранения лица совершались весьма нелицеприятные и гнусные поступки. Например, главный герой "Повести о Гэндзи" по юношеской дурости своей увез свою очередную возлюбленную, Югао, отличающейся болезненностью и слабостью, в заброшенный дом для уединенных утех, где она, не выдержав переживаний (мало того, что Гэндзи ходил к ней, не представляясь, отчего она опасалась, что он лис-оборотень, так и увез без предупреждения и непонятно куда, где почти нет людей и видны признаки запустения) ночью скончалась. Так вместо того, что бы вернуть тело в ее родной дом и признаться в произошедшем (в том, что Югао умерла от "злого духа", как указывалось в произведении, он не убивал ее), для спасения своего имени Гэндзи приказал по-тихому и инкогнито провести ей похороны, ничего не сообщив ее домочадцам (которые не знали, кто он), лишив ее малолетнюю дочь (не от него) матери и заодно буквально присвоил ее доверенную служанку, Укон, которую одну позволил взять с собой. Скажу честно, я пока читал, думал, что служанку вот-вот отправят вслед за госпожой, но нет, Гэндзи забрал ее с собой, и как выяснилось потом через много глав, Укон очень неплохо жила у нового господина, причем, судя по намекам, принося ему радость не только хорошей работой по дому, но и регулярными приятными беседами и... постельными утехами (правда, его жены эти утехи даже не воспринимали за измены, служанка же), в память об ушедшей. Да, после произошедшего Гэндзи очень долго переживал, болел, делал пожертвования храмам, но, к примеру, так ничего не и не сделал, чтобы поинтересоваться судьбой дочери Югао, хотя вроде как и переживал об этом тоже. Ну а когда через много-много лет она Укон случайно в храме (приходить в дом госпожи она стыдилась) встретила дочь, Гэндзи, конечно, приютил ее одарил всеми благами и приютил в доме, и нашел ей достойнейшую партию. Но при этом едва сдержался (да и то, лишь потому, что девушка оказалась весьма неподатливей на уговоры и упреки), что бы не совершить с ней всякие действия полового характера, притом что она то была до последнего уверена, что он ее настоящий отец. На людях, он вел с ней, разумеется, в рамках приличий. Но отметим, что Мурасаки Сикибу хоть и не говорила прямо, но намеками показывала осуждение к подобному двуличному и бесчестному поведению. И это осуждалось в Японии всегда, в том числе и сейчас, регулярно вижу критику этой двуличности в современных японских произведениях. Ну и будем честными, это беда не только японцев, а практически всех современных "цивилизованных" народов.

Отмечу еще одно - дочь Югао не просто так пересеклась в храме с Укон - она вместе с приютившими ее родственниками сбежала из дальней провинции, поскольку ее добивался грубый, жестокий и неотесанный местный знатный аристократ, судя по всему, из буси, тех, кто в будущем станет сословием самураев. И тех, кто через сотню с чем-то лет после написания "Повести о Гэндзи" возьмет всю власть в свои руки, отстранив изнеженную столичную аристократию и Императора от какой-либо реальной власти, установив первый Сегунат. Правда, одновременно они принесут в Японию море крови и жестокости, погрузив страну в столетия регулярной смуты и кровопролития - иначе зачем они будет нужны, воинам нужна война, хотя с другой стороны, иначе их могло бы ждать завоевание со стороны монголов или китайцев. Да-да, несмотря на все ураганы, значительно проредившие монголо-китайский флот, монголы высадились в Японии, и в итоге были разбиты, хотя и не без проблем. А заодно, привезли в Японию искусство боя в строю, систему управления большими подразделениями и еще несколько военных технологий, в которых в самой Японии тогда еще не было необходимости, ибо воины японцев, и, видимо, эмиси, предпочитали сражаться в дуэлях.

Окей, с этим в целом разобрались. Что еще? А, японцы - извращенцы. Посмотрим, что было в эпоху Хэйан. Ранние браки, неравные по возрасту браки, когда 12-14 летних девочек выдавали за годящихся в отцы, а с учетом раннего рождения детей, порой и в деды мужчин. Правда, было это не только в Японии, а буквально везде, что неудивительно - мерли тогда как мухи, даже знать. Та же Югао из "Повести о Гэндзи", если не ошибаюсь, умерла в возрасте около 20 лет, первая жена Гэндзи, Аои, умерла после родов в возрасте примерно 25 лет. Вряд ли Мурасаки Сикибу ввела такие печальные судьбы героинь и ряда героев, если бы ранняя, и часто, внезапная для современников, смерть не была нормой в то непростое время. Да и методы лечения недугов были... мягко говоря неэффективны. Чтения буддистских молитв, шаманские ритуалы синтоистских жрецов, в том числе изгнание духов, окуривание и т.п. Да, отмечу, что синтоисты занимались практически исключительно целительством, причем часто бродячим - ну и отдельными государственными ритуалами, важными для страны, но при этом считавшимися "нечистыми" для остальных ее жителей - назначавшаяся из дочерей столичной знати в Императорском дворе главная жрица-мико жила в большом удалении от столицы, и была обязана несколько месяцев проводить очищение после окончания выполнения своих обязанностей мико, дабы получить право вернуться в столицу и вернуться к буддизму. А весь современный синтоизм - детище очень даже современного национализма, возникшего в связи с насильственным открытием Японии. Конечно, синтоизм не выдумка, ибо все же его последователи никогда не исчезали полностью, а в ходе превращения в государственную религию из синтоизма были насильственно запрещены и вымараны все традиционные шаманские практики, сохранявшиеся в течение тысяч лет. Да и с приходом буддизма почти всю историю Японии они были на дне, в нищете, вплоть до вынужденной проституции среди странствующих мико в эпоху сегуната, что тоже вряд ли способствовало сохранению всех религиозных традиций. Но, это я отвлекся.

Что еще? Гэндзи воспитал себе идеальную жену из Мурасаки (настоящего имени Мурасаки Сикибу не сохранилось, собственно, Мурасаки ее зовут из-за имени ее героини, хотя и Мураски не имя, а прозвище, да и Сикибу является прозвищем, происходящей от должности кого-то из ее мужских родственников), малолетней девочки, что он похитил в тайне от ее отца и увез к себе, из ее сходства и родства с Фудзицубо, жены своего отца Императора, которую с детства любил. И да, консумировал брак он с ней, когда ей было около 14... тогда как самому Гэндзи тогда было уже к 30. И снова мы видим пусть и не прямое, но явное осуждение поступка Гэндзи, в виде красочного описания боли и разочарования юной Мурасаки от подобного предательства. Конечно, в будущем она станет прекрасной и самой любимой женой, которая будет прощать ему все его многочисленные измены... также явно осуждаемые автором. Дальше, короткая, но слишком результативная связь Гэндзи с Фудзицубо, кармически возвращающаяся ему аналогичной ситуацией с его младшей женой, Третьей принцессой (ушедшей после рождения Каору в монахини) и его племенником Касиваги (умершим от болезни, вызванной муками совести и стыдом перед Гэндзи от содеянного), где Гэндзи принимает Каору как своего сына, хотя и знает правду. Тут и говорить нечего, само построение ситуации говорит об отношении автора, все понятно. 58-летняя придворная дама, старая ветреница, одновременно крутит неплатонический роман с молодым Гэндзи и его другом, братом его жены Аои, проученная друзьями в разыгранной сцене ревности на любовном ложе с выхватыванием мечей. Тоже все очевидно. Ах, да, гаремы, и вообще распущенность нравов, с добрачными связями. Ну, это типичный гостевой брак, самые что ни на есть традиционные ценности Японии, хотя, хех, очень многие в наше время по всему миру так и живут, особенно по молодости. Кстати, вступление в связь без заключения брака (нужно было соблюсти ряд обязательных ритуалов, одним из важнейших из которых было посещение будущей супруги в течение трех ночей подряд, и только тогда брак считался свершенным) считалось зазорным и предосудительным, как для мужчины, так и для женщины. С другой стороны, и мужчины, и женщины могли вступать в брак несколько раз, причем не надо было дожидаться смерти супруга, естественной... или не очень. Женщины, конечно, не могли иметь несколько мужей одновременно, но долгое отсутствие визитов со стороны супруга или обоюдное согласие было достаточным поводом для условного расторжения брака и вступления в новый. Как по мне, это куда порядочней и правильнее, чем европейская традиция отправлять наскучивших жен на тот свет, или, при возможности и доли милосердия, в монастырь. Гаремы - ну так примерно лет за 15 до написания "Повести о Гэндзи" Владимир Святославович сам имел немаленький гарем, как и его отец. Да и после никто не отменял фавориток и фаворитов, по факт, официальных любовниц и любовников, а уж про потехи со служанками и говорить нечего - с ними то знать развлекалась всегда и везде. Сами же гаремы формально сохранялись в Японии до ее "открытия", когда американские пуритане продавали закон о их запрете. Но стоит отметить, что фактически гаремы к тому времени уже были крайней редкостью - уже мало кто мог их себе позволить, да и не особо целесообразно стало. Так что остались они лишь в произведениях, причем, как мне кажется, на многие из них повлияло именно описание гарема Гэндзи, идеального гарема с принятием других "жен", с уважительным и мягким соперничеством без жестокой и беспринципной борьбы за первенство с попытками избавиться от других соперниц, а часто и с принятием порядка значимости, и где "муж" старается уделить каждой "жене" достойное внимание. Конечно вряд ли все из гаремников испытали прямое влияние, но родоначальники гаремного жанра - очень даже вероятно. В любом случае, гарем - вполне традиционная ценность Японии, а не извращение. А теперь самое "вкусное" - ни в одном из прочитанных мною японский произведений эпохи Хэйан не видел ни одного упоминания однополых связей (я читал не все, если вдруг есть, напишите). Видимо, они были невероятнейшей редкостью, вследствие отсутствия предпосылок для роста их числа по причине отсутствия проблемы доступа к женщинам. К слову, всю запрещенную у нас гомо-литературу потребляют отнюдь не геи, а прежде всего вполне себе гетеросексуальные женщины среднего возраста, часто домохозяйки. Причины, думаю, объяснять не надо?) Получается, японцы не были в древности извращенцами, хотя и сейчас не особо являются?) Ну может чуть-чуть.
Итак, что же это получается, японцы эпохи Хэйан весьма сильно отличаются от японцев нынешних, не говоря о японцах времен Сегуната или Милитаризма? Выходит, народ и его культура может с течением времени, хотя казалось бы, за исключением поглощения эмиси (которое началось задолго до эпохи Хэйан) никакого вливания новой крови не было! А раз могут японцы, то с чего не могут измениться другие народы? Ничего не вечно, все меняется, все развивается. Еще две тысячи лет назад предки нынешних жителей Европы были варварами и дикарями, угрозой для цивилизации Рима. А что теперь?) Так что не надо быть в плену предрассудков и заблуждений, они несут лишь вред и разрушение. Оставлять на самотек все тоже, конечно, не стоит, слишком долго ждать придется и часто не самым лучшим путем, нужна взвешенная и продуманная политика по отношению к многим вопросам, связанным с национальностями.
На этом же мои рассуждения на сегодня окончены. Пишите в комментариях, можем немного порассуждать еще, при наличии, конечно, аргументов.