Сообщество фантастов

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:

http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.

http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.

UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))

UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.

Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.

P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

Предыдущие главы читать здесь:

@ZoyaKandik

Глава 5

-1-

Параллельные вселенные, альтернативные миры, да и просто другие обитаемые системы – про все это Юлька охотно и с удовольствием читала. И, чисто теоретически, допускала их существование в реальности, а не только в фантазиях авторов. В самом деле, одна-единственная обитаемая планета во всей Вселенной, один-единственный человеческий разум на всю эту неохватную громадину – ну, глупо же! Глупо и нелогично! Природа ничего не делает в одном экземпляре, наверняка где-нибудь существуют наши братья по разуму и – чем черт не шутит! – драконы, феи и другие фэнтезийные персонажи.

Но допускать, это одно, а лично убедиться в этом, поверить, принять – совсем другое! Особенно, если нет никаких доказательств, одни только слова очень странного человека с очень странными способностями. Тут уже откровенным сумасшествием попахивает. И, слушая рассказ Лилайны, Юлька даже не пыталась скрыть скептическую ухмылку.

Где находится ее мир, Лилайна и сама не знала. Где-то рядом, наверное. Или, наоборот, очень-очень далеко. Мир этот называется Хондар, и он прекрасен!

На Хондаре люди не летают в космос – небесная твердь там такое же реальное явление, как твердь земная, и поддерживается четырьмя невидимыми столбами-опорами, чья высота, однако, довольно точно вычислена местными учеными. На Хондаре нет мобильных телефонов, радио и телевидения – их не изобрели за ненадобностью. Зачем мобильник, если есть дорт – полуживой кристалл-транслятор, способный связать тебя с кем угодно и на каком угодно расстоянии, стоит вложить в него капельку своей маны? И никаких тебе «Абонент вне поля действия сети», никаких не вовремя севших аккумуляторов, каждый дорт сам себе и сеть, и аккумулятор, а его мощность зависит только от силы хозяина и ни от чего больше.

На Хондаре вообще нет ничего, чем вы, земляне, так гордитесь, говорила Лилайна, мечтательно улыбаясь. Никакого центрального отопления, электричества, всех этих ваших автобусов, самолетов и прочей техники. Зато есть живые дома, которые можно вырастить и настроить для своих нужд. Есть послушные драконы и сладкозвучные эльфы, поющие на свадьбах. Есть кристально-чистые источники и сады, цветущие и плодоносящие одновременно и круглый год.

А еще есть магия.

- О, конечно, магия! – издевательски хохотнула Юлька. – Наконец-то мы дошли до самого интересного!

Лилайна с упреком посмотрела на нее.

- Зря смеешься. Каждый хондарец в вашем понимании – маг. Чародей, колдун… назови, как хочешь. Конечно, не все мы одинаково сильны и могучи, это зависит от способностей, от личного ресурса маны… ну и что? Вы, между прочим, тоже не все поголовно гении, тупиц среди вас предостаточно. Зато каждый из нас способен на волшебство. Пусть на мелкое, бытовое… воду вскипятить, например. Носки заштопать.

Юлька фыркнула.

- Ну, тогда я тоже волшебница! Каждый день этим занимаюсь, утром и вечером. Берешь чайник, наливаешь в него воду, включаешь. Чего проще?

- А если нет электричества? – спросила Лилайна. – И даже газовой плиты нет?

- Костер разведу! Прямо во дворе!

- Нет спичек. И этой… как ее? Зажигалки.

- Попрошу у кого-нибудь!

- Ты одна. В лесу. Хлещет ливень, ты промокла до нитки, замерзла, и тебе просто необходимо выпить горячего чаю. А спичек нет.

- Я не пойду в лес без спичек, - упрямилась Юлька.

Лилайна с бешенством посмотрела на девушку – казалось, ее сейчас хватит удар. Или она сама хватит кулаком по голове строптивицы. Но ведьма сдержалась, только зубами скрипнула.

- Это что? – сдавленным голосом спросила она, ткнув пальцем в Юлькин рюкзак.

- Это? Рюкзак.

- Нет, вот это.

Юлька посмотрела, куда показывал тонкий хищный палец.

- Это дырка.

Дырка была свежая – утром, обуваясь, Юлька зацепила рюкзачком за торчащий из наличника гвоздь. Гвоздь давно надо было забить на место, но как-то все руки не доходили.

- Смотри, - приказала Лилайна.

Лицо ее напряглось, губы сжались в тонкую ниточку, ноздри раздулись. Похожая на хищную птицу, ведьма нависла над рюкзаком, по ее виску к углу рта сползла капля пота. Шли секунды, но ничего не происходило. Юлька уже было открыла рот, чтобы ехидно посочувствовать неудаче Лилайны, но поперхнулась – злополучная дырка вдруг расплылась, как расплывается капля туши на влажном листе бумаги, а потом исчезла.

- Ой, - прошептала потрясенная Юлька.

Лилайна, тяжело дыша, откинулась на спинку скамейки.

- Синтетика, - вытирая потный лоб, сказала она. – Поэтому так трудно. И маны много уходит… Ну, что, убедилась?

Юлька ковырнула пальцем плотную ткань без всяких следов повреждений.

- Гипноз, - неуверенно проговорила она.

Молчание Лилайны было выразительнее всяких слов.

Гипноз, лихорадочно размышляла Юлька. Что ж, очень даже может быть, наука гипноз не отрицает. Исчезнувшая вдруг дырка, все те манипуляции, которые Лилайна проделывала с ней, Юлькой, и посторонними людьми, все это вполне объяснимо, если Лилайна очень сильный гипнотизер. Вот сейчас щелкнет пальцами, морок спадет, и вновь появится дырка на рюкзаке.

А – Игорь? Игорь с его поцелуем? Это что, тоже гипноз? Как Лилайна могла воздействовать на Игоря, если ее не было там и тогда? Или что, ей даже расстояние не помеха?

Или все проще? – подумала Юлька. На самом деле, не было никакого поцелуя, проклятая ведьма просто внушила мне все это… Нет! Потому что – а как же тогда Дашка? Дашка и несколько десятков других свидетелей «поцелуя века»? Их, что ли, Лилайна тоже загипнотизировала?

А заодно групповой чат, неведомым образом выложив туда скандальные фотографии и снабдив их ехидными комментариями!

Окончательно запутавшись, Юлька посмотрела на Лилайну. Та сидела, нахохлившись, и сердито смотрела на девушку.

- Что такое мана? – тихо спросила Юлька.

-2-

Хондар появился в той складочке мироздания, где константы и физические законы других миров, таких, как, например, Земля, не сумели развиться в должной степени. Здесь все осталось так, как было в тот момент, когда Чистый Дух осознал себя, став Чистым Разумом, и совершил первый Акт Творения, разделив Единое на Множество.

Земле досталось ускорение свободного падения, закон Авогадро, число пи и прочее. А Хондару – закон маны.

Я не смогу объяснить тебе, что такое мана, говорила Лилайна, в человеческом языке просто нет такого понятия. Это и сама магия – древняя, изначальная. И способности к ней. И сила. А еще – умение брать, накапливать и отдавать. Управлять и направлять. Возможность творить, разрушать или бездействовать. Мана для нас – это все, она – основа нашего мироздания, исток жизни и водоворот смерти, устойчивость и изменчивость.

Чем больше в человеке маны, говорила Лилайна, тем больше он влияет на окружающее, изменяя мир в соответствии со своими представлениями о нем. Влияния эти довольно хаотичны: иногда, противореча друг другу, они взаимно гасятся. Иногда, совпадая, усиливаются. Но все вместе эти воздействия делают наш мир устойчивым и, вместе с тем, гибким.

Но одного количества маны недостаточно, чтобы человек стал истинным творцом или волшебником, как вы говорите. Нужна сила. А еще - умелость? искусность? И оба эти моменты должны быть наилучшим образом уравновешены в человеке. Что, к сожалению, редко бывает.

Если сила преобладает над искусностью, человек сможет разрушать горы и испарять моря. Но он не сумеет создать даже самый простой горшок для похлебки или вылечить насморк.

Искуснейший мастер, даже обделенный силой, сумеет создать настоящий шедевр или воскресить мертвого, но его созданиям суждена недолгая жизнь – великолепный чайный сервиз рассыплется в прах при одном прикосновении, а оживший покойник начнет заживо разлагаться.

- А я? – робко спросила Юлька. – А у меня?

Нельзя сказать, что она полностью и окончательно поверила самозваной колдунье из фантастического параллельного мира – придумать можно все, что угодно, и кинематограф тому ярчайшее доказательство. Но слова Лилайны задевали какую-то тонкую струнку в душе девушки, вызывая некое чувство – смутное, но волнующее.

Юлька не знала, что чувство это – осознание своей исключительности, сильнейшее желание приобщиться к сонму избранных. А если бы ей кто-то сказал, возмутилась бы самым искренним образом: какая еще исключительность? О чем вы? Мы – люди маленькие, мы свое место знаем.

- У тебя?

Лилайна улыбалась, глядя на девушку… нет, не на девушку, а на кого-то, стоящего за ее спиной. Юлька даже обернулась, но никого не увидела, если не считать ворону, сосредоточенно копающуюся в траве.

- У тебя, девочка, большой запас маны. Очень большой. Я бы сказала – исключительный, редко такое можно встретить. Я имею в виду – на Хондаре. А здесь, на Земле… - Лилайна покачала головой. – Я даже и не думала, что такое в принципе возможно. У вас ведь всей маны и на новорожденного младенца не наберется. Да и та, скорее всего, попала сюда переносом.

- Переносом? – не поняла Юлька.

- Ну, да. Из нашего мира в ваш. Вот я, например. У меня есть свой запас маны, я на нем живу, трачу потихоньку… девчонке одной фокусы показываю… (Юлька покраснела). Только трачу я чуть-чуть больше, чем требуется для фокуса. Образуется излишек, и этот излишек сливается в окружающую среду. Ну, вроде того, как ты отдаешь свое тепло в атмосферу.

- Но это же капля в море, - возразила Юлька. – Или даже меньше. Как же я могла набрать столько этой вашей… маны?

Простенькое слово с трудом легло на язык, словно Юлька стыдилась его произнести. Словно, произнеся, подтвердила: да, верю. Поверила в весь этот бред и готова к дальнейшему навешиванию лапши. Вот, даже уши пошире растопырила, чтобы вам удобнее было.

- Не знаю, - Лилайна равнодушно пожала плечами. – И никто не знает. Есть разные теории, но… Это все неважно. Важно то, что на вашей Земле иногда рождаются необыкновенные люди. Такие, как ты. Как Марина.

Все-таки исключительность! Избранность! Помимо воли, Юлькины губы растянулись в самодовольной улыбке: вот вам всем! Видали? Думали, мышь серая? А у мышки этой, между прочим, маны хоть завались! И нас, таких мышек, очень мало.

- Подождите, - вдруг спохватилась она. - Вы сказали – Марина. Это какая Марина? Та самая? К которой я…

- Та самая, та самая, - покивала Лилайна.

- Так она что – не шарлатанка? – растерянно спросила Юлька.

- Ни в коем случае! – решительно заявила Лилайна. – И мана у нее хорошая, умелая и сильная.

- Так а чего ж она?.. Ну, не помогла мне? Прогнала. Никто, мол, не поможет.

- Никто, - подтвердила Лилайна. – Здесь – никто. И не надейся.

- Но вы же сами! – чуть не плача, вскричала Юлька. – Вы же сами, лично! Что есть способ.

Голова у нее шла кругом, она чувствовала себя замороченной и обманутой. Так есть способ или его нет? Помогут ей или… Она уже не помнила, в чем именно ей требовалась помощь, понимала только одно – она лишается чего-то важного, значительного, чего-то такого, что способно полностью изменить ее жизнь.

Поманили дитятю пряником – всплыла бабушкина поговорка, и Юльке стало так обидно и горько, как бывает только в детстве.

- Нервы, - Лилайна осуждающе покачала головой. – Подводят тебя нервишки-то, а это никуда не годится. И слушать ты не умеешь.

- Умею, - всхлипнула Юлька.

- Нет, не умеешь. Я что тебе сказала?

- Что никто мне не поможет! Чтоб я не надеялась. А до этого наоборот, что…

- Здесь! – Лилайна подняла палец и внушительно покачала им перед лицом девушки. – Здесь – не поможет! Понимаешь?

И замолчала. Ну и тупица мне попалась, говорил ее вид.

- Здесь, - повторила Юлька, хмуря брови. – Здесь, это где – на Земле? А если не здесь, то… - она замолчала, расширившимися глазами глядя на ведьму. - На Хордаде? – шепотом произнесла она

- На Хондаре, - поправила ее Лилайна. – Да, там. И только там. Других вариантов у тебя нет.

- Но это же бред, - жалобно сказала Юлька. – Нет никакого Хондара. И магии никакой нет, вы все врете. Я вам не верю!

А щенячьи глаза молили – убеди! Я очень хочу поверить, я бы все отдала, лишь бы это оказалось правдой!

В принципе, все можно было сделать проще, думала Лилайна, держа паузу, как держит ее талантливый актер. Небольшое внушение, легкий толчок – и девчонка поверит, сразу и безоговорочно. Но это будет неинтересно. Безо всякой рефлексии Лилайна откровенно признавала – ей нравятся метания девчонки. Так садисту нравятся мучения его жертв. И лишать себя даже маленькой толики темного извращенного удовольствия она не собиралась. А девчонка никуда не денется, она уже на крючке и ей не сорваться.

- Марина тоже не верила, - сухо сказала Лилайна. – И на Хондар отправилась только от отчаяния. Она тогда была злая, заморенная баба. Ни мужа, ни детей, отец-инвалид и мать – полусумасшедшая деспотичная старуха. Ты такой ад и представить себе не можешь, через какой Марина прошла. И ко мне она явилась только для того, чтобы я порчу на мать навела. Черную, до смерти. Потому что на краю уже стояла, на самом краешке.

- А потом? - тихо спросила Юлька, потому что Лилайна замолчала.

- А потом ты сама видела. Умница, красавица, хорошо зарабатывает. От мужиков отбоя нет. Скоро, думаю, и до детишек дело дойдет.

- Нет, я о другом. Что там было, на Хондаре?

- Не знаю, - неохотно сказала Лилайна. – Она не рассказывала, а я и не спрашивала. Только она не зря там побывала, это точно. Выше среднего уровня ей не подняться, но для Земли и этого вполне достаточно. Видела бы ты ее в работе! Поиск пропавших… хотя нет, Марина этого не любит… заговоры на удачу, спрямление судьбы. Ну и любовная магия, куда же без этого. Привороты, обеты верности, то да се…

Привороты, с обидой подумала Юлька. Да уж, конечно. А мне, между прочим, отказала, зараза такая.

Впрочем, сейчас Юльке было не до обид.

- Значит, она стала экстрасенсом там, на вашем Хондаре? – деловито уточнила она. – И что, я тоже смогу так?

- Ты? Нет. Ты сможешь лучше. Говорю же, у тебя такой запас маны, какого я на Земле еще не встречала.

- Но если он такой большой, как вы говорите, почему же он никак себя не проявляет? – допытывалась Юлька. – Если есть потенциал, он же должен развиваться!

- Только при благоприятных условиях, - отрезала Лилайна. – Которых на Земле нет и быть не может. Пойми, девочка, зерно можно бросить в самую плодородную землю, но если не пойдет дождь, оно не прорастет. Так вот, на Хондаре дожди идут. А у вас – нет.

Юлька надолго погрузилась в размышления.

- Ну, ладно, - наконец проговорила она. – Хорошо, отправлюсь я на этот ваш Хондар, изучу магию. Вернусь… ну, скажем так, экстрасенсом. Очень крутым экстрасенсом. И что? Я смогу приворожить к себе Игоря? Без вреда для него?

- Сможешь, - утомленно сказала Лилайна. Пустая болтовня девчонки стала раздражать, вдруг дико разболелась голова, захотелось лечь и закрыть глаза. – Только не приворожить – влюбить его в себя. По-настоящему. Ты станешь для него идеалом.

Темная комната, мягкая постель. И холодный компресс на лоб! Изначальная Мана, что же так голова болит? Это все прилипала. И жадность. Ее прилипала и моя жадность – привыкла, понимаешь, экономить, а тут – неиссякаемый источник открылся. Ну и дорвалась, что называется. Девчонке что, ей только лучше, а я перебрала. И прилично так, вон, язык еле ворочается. Надо срочно сбросить излишек маны… хотя и жалко до слез, давно я под завязку не заправлялась. Но – лучшее враг хорошего, правильно эти пустышки говорят.

Юлька вздрогнула и едва удержалась от крика, зажав ладошкой рот, когда на их лавочку пролился короткий освежающий дождь, на который идущие мимо прохожие не обратили никакого внимания. С суеверным ужасом и упоенным восторгом неофита, только что приобщившегося к тайне, она смотрела на Лилайну, великую волшебницу, снизошедшую к ней, недостойной.

- Я согласна, - выдохнула Юлька.

Начало здесь.

Прошлая часть.

Роман по сеттингу настольной игры "Трапперы"

Глава 13. Тупик

Внутри вездехода, на котором Крински не заметил ни колес, ни гусениц, оказалось весьма просторно. Никаких выпирающих из стенок элементов управления, никаких переборок. Только небольшой пульт в носовой части и два мешка или подушки, одна впереди, другая сзади. Хахи расположился на передней, расставив ноги, и сидение, подобно гостевой сидушке Гобыша обняло его тело. Крински не без интереса сел в заднюю, она тут же преобразовалась в невероятно удобное ортопедическое кресло.

«Это они хитро придумали, — подивился георазведчик. — Подстраивающаяся мебель для полиморфов-эбрайлов».

Грог Хахи коснулся пульта, машина легко завибрировала и тронулась. Затем эбрайл повернул свою шлемоподобную голову к человеку и спросил:

— Правда ли, что хуманы построили от десяти до семидесяти заводов и исследовательских поселений за двадцать лет?

Что ж, это был не секрет, Низшие и бродяги давно разнесли вести о людях по всему Иднишу и далеко за его пределы. А вот разброс количества баз в вопросе Хахи говорил о том, что информации о хуманах у макматуба не так уж много и черпают они её из сомнительных источников.

— Правда, — ответил Крински.

Он решил не говорить ничего, о чем прямо не спрашивают. Но Грог уже резко сменил тему:

— Город Орли-ма — гордость клана Макматуба. Нигде не найти такой функциональной архитектуры. Всё для жизни: контуры циркуляции пищи, материалов, любых предметов. И всё для производства: заводы Орли создают самую удобную и долговечную технику, самосборные здания, оружие.

Он еще много говорил об особенностях технологий макматуба, часто используя термины, которых Крински не знал и даже не слыхал, будто они были из другого языка, не инци. В его речи отсутствовали присущие эбрайлам междометия и эмоциональное усиление, однако по смыслу она походила на рекламную презентацию.

В узкие окошки, похожие на прорези в лицевой броне Хахи, Крински увидел груды обломков на месте домов и садов. Рекламная вводная будто контрастировала с окружающим видом.

«Значит, уничтожать вы умеете не хуже, чем созидать», — подумал георазведчик.

— Грог Хахи, — сказал Крински, воспользовавшись паузой своего гида. — Позволишь ли спросить тебя кое о чем?

— Ты можешь задавать любые вопросы о Макматуба, на каждый из них найдется ответ у Грога Хахи.

— Зачем вы разрушили район Пятьдесят один?

— Очень хорошо, что ты спросил, юный хуман, — немедля ответил Хахи. — Район Пятьдесят один и его жители не выдержали натиска Хаоса, проиграли ему. Поэтому мы уничтожили его, движимые великим Замыслом. Замысел, — он выразительно помолчал, замерев. — Это путь, который ведет нас ко всеобъемлющему Порядку. Через борьбу с Хаосом и организацию разрозненных элементов в стройную систему.

Крински понял, что Грог перешел к раскрытию основ идеологии Макматуба, но сейчас его больше интересовало объяснение событий, в результате которых он сам чуть не стал кучей разрозненных элементов.

— Я видел, что район сильно обветшал, видимо, это и значит, что он проиграл Хаосу. Но почему вы не навели там порядок, не починили всё? Зачем было рушить? Тем более, там оставались жители! Сколько их погибло под завалами!

Хахи коротко кивнул и повернул голову вперед. Крински увидел, что они въезжают в ворота в массивной стене города. Макматуба неспешно повез его по чистой просторной улице, по которой проплывали редкие машины и ковыляли не менее редкие членистоногие прохожие. Крински увлекся рассмотрением ровного ряда зданий, подогнанных друг другу настолько плотно, что казалось, будто это одно длинное строение разной высотности. Впрочем, возможно, так оно и было.

— Потерянные не играют существенной роли, — сказал Хахи.

— Что? — глупо спросил Эдвард, отрываясь от окошка.

— Потерянные. Существа, которым никогда не приобщиться к Замыслу в силу своей природной ущербности. Они если и не служат Хаосу напрямую, то уж точно не могут ему долго противостоять. Они обречены на поглощение Хаосом, а зачастую и подпитывают его. Как и в случае с районом Пятьдесят один.

— Тогда зачем вы построили для них жильё? Это же какой-то абсурд!

— Ты совсем молодой и нетерпеливый, хуман. Хочешь сразу всё понять. Все ли хуманы такие?

— Не все, — буркнул Крински, снова отворачиваясь к окну.

— Макматуба следуют Замыслу, но это нелёгкий труд. Он требует умения, упорства и преданности. Эбрайлу нужно многое познать и многого достичь чтобы стать Макматуба. Многие хотят примкнуть к нам, ибо Порядок — поистине завораживающее будущее. Да, многие. Но не все нам интересны, далеко не все.

— Причем тут смерти потерянных?

— Пригороды Орли — все сто пятьдесят четыре района — это фильтры. Если район процветает, его старейшины и лучшие мастера вступают в клан.

— А если район хиреет, вы уничтожаете его?

— Естественно. И строим на его месте новый. И никакой страх не удерживает бродяг от того, чтобы заселиться в эти новые прекрасные дома, где нет Низших и бандитов, где вдоволь еды и воды и даже развлечений.

— Теперь понятно, — Крински даже удивился, что цинизм такого способа пополнения рядов макматуба уже не ужасал его. — Значит, вы не помогаете жителям пригородов, потому что хотите посмотреть, как они выплывут сами. И если они организуются, изберут власть, научатся ремонту и производству, освоят вашу инфраструктуру… А что если победители откажутся вступить в клан?

Хахи склонил голову на бок, затем на другой, рассматривая человека.

— Сколько тебе лет, Крински? — спросил он.

— Э, двадцать шесть, а что?

— Ты можешь Изменяться?

— Почему ты спрашиваешь?

— Можешь? Я слышал, что хуманы не Изменяются, это правда?

— Правда. Мы сильны не этим.

— Ты молод, смертен и очень ограничен. Только такие существа могут сомневаться, перешагивать ли на новый уровень. Ведь еще и на своём они не всё испробовали, не всё надоело. Поэтому мы следим, чтобы у власти в пригородах вставали эбрайлы, способные Изменяться. Для любого из них стать членом Макматуба — путь ко внутреннему обогащению.

Эдвард хмыкнул и рассеянно уставился в окно. Почему слова эбрайла показались ему обидными? «Значит, я не стремлюсь ко внутреннему обогащению? Нет, не это он имел ввиду. Это чисто эбрайлская проблема — всё вокруг уже избито, изжито, и, вроде как не к чему стремиться…»

— Хахи-ма, — спросил он, вновь оживившись, — а внутри Макматуба есть уровни? Какие перспективы у нового адепта?

— Мы о многом поговорим, Крински Хуман. А сейчас мы приехали. Ты мой гость, а гость Грога Хахи — почетный посетитель для всего клана. Я позабочусь, чтобы ты комфортно расположился в Орли.

Гостевые апартаменты поразили Эдварда. Огромная идеально чистая комната со сводчатым потолком и матово-серыми стенами на Корабле сошла бы за крупный конференц-зал. Жилых помещений такого размера на «Протее» не водилось даже в элитном сегменте. Ощущение простора усиливало почти полное отсутствие мебели: только три-четыре уже знакомых аморфных «мешка» да косая тумба с пультом и большим экраном над ней (как пояснил Хахи, это был стандартный компьютер).

Грог Хахи помог георазведчику настроить голосовое управление комнатой и предложил перекусить. По команде хумана из пола выдвинулся стол с плошками, наполненными салатом, фруктами, дымящимися кусками, судя по запаху, чего-то мясосодержащего. Что ж, такие игрушки есть и у людей.

— Теперь я вижу, что Макматуба в твоем лице, Хахи-ма, весьма гостеприимны, — сказал Крински, отведав угощений. — Но скажи, чем я заслужил такой почёт и внимание?

Хахи уже давно преобразовался: на лицевой части головы исчезли роговые пластины, обнажив бугристую, по-своему красивую морду.

— Ты ведь разведчик, Крински? — спросил Хахи. — Ты пришел, чтобы разузнать о Макматуба. Я тебе расскажу. А ты взамен расскажешь мне о клане Хуман.

— О, — Крински кивнул.

В этом заявлении было что-то необычное. Вроде выглядит как справедливая сделка, но… Когда клановик хвастает своим кланом, это выглядит естественно. Интересоваться чьим-то другим нехарактерно для эбрайла. Обычно они думают и говорят только о себе. Подвох? А может, наоборот, всё лучше, чем можно было представить, и Макматуба делает первые шаги к заключению союза? Сомнения прервал Грог Хахи, спросивший, как показалось Эдварду, с оттенком торжественности в голосе:

— Готов ли ты узреть факты о клане Макматуба своими глазами?

— Сначала я хотел бы убедиться, что с моим вездеходом всё в порядке, если позволишь, Хахи-ма.

– Да это бомба замедленного действия! – заявил мне младший сотрудник нашего отдела, долговязый очкарик, предпочитающий носить цветастые неподходящие ему по размеру рубашки. Он закончил загружать разноцветных котиков в облако.
– То есть ты хочешь мне сказать, что этим ты занимался целый рабочий день? – я поднял одну бровь, еле сдерживая порыв несколько истерического смеха.
– Нет! – Вася помотал головой, а затем гордо добавил. – Целых пол года!
Хм, если представить, это значит парень ровно половину года потратил на увеселительные картинки. Как он может, глядя в глаза, отвечать мне такую несусветицу? Он собирал их из всего интернета, как маленький паучок ловит мушек в паутине.
***
Я несколько раз видел, как он в столовой разговаривает с коллегами, когда он говорил, он резко и эмоционально жестикулировал. Слюна то и дело вылетала у него изо рта. Он всех бесил.
– Знаешь, что главное в блюде?! – он тыкал на пюре с картошкой указательным пальцем. Это выглядело несколько вульгарно, надругательство над идеально выложенным желтым слоем и овальной формой полумясного фарша. Парень, сидящий напротив него, ни разу не скривился, в отличие от меня, я в свою очередь пару раз выдавил свое «фи». Тем временем Вася продолжал:
– Главное не картинка и форма! Главное – приправа, без нее блюдо бы было пресным.
Я посмотрел в свою тарелку, затем нанизал кусочек котлеты на вилку и отправил в рот. Странное дело, но столовская котлета была ничем не примечательна и практически безвкусной.

– Мир изменился! – неожиданно вскричал очкарик и поднял котлету вилкой, собеседник немного вздрогнул. Затем опустил её обратно.
– Мы запустили в космос ракеты, мы засорили как планету, так и ближние ее окрестности, понимаешь?! – линзы поймали нисходящий поток света так, что полностью забликовали, как в аниме, когда герой в очках что-то задумал. Казалось, что Васины очки сами стали источником света. – А мы сидим с тобой здесь, и едим! А затем снова мусорим.
Он резко засунул себе вилку полную пюре в рот, затем закрыл рот двумя руками.
А я задумался о том, как бы его уволить, он явно был не очень нормальным, стоит лишь подождать первого косяка и словить его с поличным.
Затем парень проглотил, в это время кивнул, будто соглашаясь с чем-то, хотя собеседник не произнес ни одного слова и продолжил:
– Сегодняшнее общество – общество потребления. Абсолютного. Пот-реб-ле-ния…
Он выложил телефон на стол.
– Вот тут, – он приблизился к мужчине максимально близко, очки безумно сверкнули. – содержится всё. И с помощью этого, – он безжалостно провел вилкой по экрану. – можно управлять всем, чем угодно.
– Похоже на… – собеседник попытался произнести хоть что-то, но его тут же перебили:
– Пандемию! Ты ведь это хотел сказать?! По городу ходят тысячи людей, которые делятся всем, что произошло у них в жизни, точно так же, как шлюхи предлагают свои услуги всем подряд. Не видишь взаимосвязь?
Тот лишь покачал головой в ответ.
***
Таких встреч было еще несколько. Я был не удивлен, Вася часто менял слушателей, как злой гений рассказывал разным людям планы, и это еще сильнее заряжало его. Он питался не столько физической, сколько духовной пищей. Я не удивился бы, пожалуй, если бы в один прекрасный день Вася сказал, что собирается питаться солнечным светом. Все больше стало казаться, что рубашки становились больше, хотя на самом деле парень за последнее время сильно схуднул. Планомерно, он все больше напоминал головастика. По мере того, как он приходил на работу, лицо усыхало, голова становилась больше по сравнению с телом, а глаза, подчеркнутые синяками и очками, будто бы становились несоразмерно огромными.
Сегодня, пожалуй, настал тот день, когда он накосячил так, что я наконец-то смог его поймать.
– Это бомба! – будто потеряв весь страх перед начальством, он открыл папку. – Это котенок Флип.
Он указал трясущимся пальцем на фиолетового котенка, сидящего на игрушечном стульчике.
– А это Флоп. – он щелкнул на иконку, переключив на другого котенка, одетого в радужную одежду.
– А это Флэр. Она девочка. – он ласково посмотрел на кошечку, пока я багровел от злости. С каждой переключенной картинкой, я только набирал ярости и воздуха в рот, чтобы как следует послать Васю домой. Между тем он лучился некой гордостью изнутри, и ехидная улыбка не сходила с губ.
– Это Флекс. – он снова кликнул. Выскочил кот красного цвета, сидящий на розовом покрывале. – Он красненький, потому что … ой как Вы.
– ЭТО ЧТО ТВОЮ МАТЬ ТАКОЕ? – в конце концов я вскипел, как чайник, разогреваемый на большом огне.
– Котята. – развел руками Вася.
Как же он меня задолбал!
– Собирай свои вещи! Ты уволен!
Вася немного расстроился или показал, что расстроился. Точно не могу сказать. Он долго прощался с отделом и кланялся, как клоун, держа в руках коробку с его жалкими пожитками.
***
– Папа, папа, смотри! – моя дочь притащила планшет. Она была невероятно радостной, только недавно ей исполнилось четыре года, она любила хвастаться новым подарком. Несмотря на то, что этот простецкий дешевый аппарат подарил я, и для меня это была обыкновенная игрушка, я всегда удивлялся, как ребенку все так нравится и почему она так быстро учится.
С увольнения глупого сотрудника прошло пять лет, но внезапно я вспомнил все так, будто это было вчера.
Дочка прижала к груди планшет, излучая любовь и невинность.
– Я так тебе хочу показать… – она залезла ко мне на коленки, и я увидел ЭТО.
– Смотри, это Флэр, Флип, Флекс, а это… – на экране танцевали те самые котята. Маленькими пальчиками она указывала на котенка в разноцветной одежке. – Флоп. – она ласково погладила котенка, будто бы он был настоящим. – Он мой самый любимый. Они умеют танцевать, мяукать и прыгать. Это так весело! – она посмотрела на меня своими открытыми огромными глазами, так на меня, когда-то смотрел Вася, когда я принимал его на работу, а затем открывал доступ к IT и всей нашей базе.
– Котята, значит… – я скинул дочь с колен, она упала, планшет отлетел в сторону, пришла жена, взяла Катю на руки, прижала к себе и посмотрела на меня тем убийственным взглядом, который ловят на себе все женатые мужчины. Такой прожигает до костей и пепелит до головешек.
Затем развернулась и ушла, хлопнув за собой дверью. Я услышал захлебывающиеся в рыданиях слова Кати:
– Флекс, Флип, Флоп, Флэр...
Как объяснить ребенку, что эти котята обошлись моей компании очень дорого – держать глупого вечно раздражающего сотрудника, который только и занимается своими делами! Сколько я нервов убил на него! И, что дело совсем не в котятах, а в этом сумасшедшем Васе, который занимался чем угодно, но никак не работой?
***
Между тем, индустрия котят росла. Вскоре мой дом украсили десятки котят, которые глядели на меня своими игрушечными глазами и мешали спокойно жить! У Флопа появился домик, затем он начал встречаться с Флэр и поругался с Флексом, они стали врагами, но потом опять помирились. У Флэр и Флопа родились котята, а Флип и Фокс записали музыкальный клип… Фан, Фор, Фло…
Мультфильмы, франшиза, не знающая пределов, комиксы, книги… Со всех сторон меня окружили радужные котята, загоняя меня в замкнутый круг. Они становились больше, а я будто уменьшался, как Вася и его цветастые рубашки.
Как-то меня в бок толкнула жена, я резко проснулся в холодном поту, а она сказала, что я повторял во сне «Флоп, Флоп, Флоп…» .
***
Дочь росла. Она начала отдаляться от меня.
Как-то мы ходили гулять вдвоем, я пытался поговорить с ней, но она постоянно отвлекалась, то на игру в планшете, то на игру с плюшевыми котятами, то на разговоры с девочками в песочнице.
Я пытался ей рассказать сказку о царе Салтане, но она сказала, что ей это абсолютно не интересно и пнула принесенную мною из дома книжку.
Я разозлился и решил, что жена лучше занимается ее воспитанием. Тем более вечером слышал, как они вместе пели ту самую песенку из заставки про котят.
***
Я бы списал это на переходный возраст, но Катя стала совсем другой. Из милого ребенка она превратилась в жуткую тварь, она одевалась в черное, ярко красилась и ездила за гаражи с ребятами. Возвращалась прокуренная и пьяная.
Глаза котят слегка потускнели, но Вася придумал новую франшизу про липовых темных супергероев. Они разъезжали по городу на крутых машинах и убивали устаревших героев, называли себя «чистильщиками». Появилась игра, основанная на реальности. Подростки выражалив ней свою агрессию и прощались с детством, котята стали страшными чудовищами, на подобие Годзилы в наше время.
***
– Посвящено великой отечественной войне. Могила неизвестного солдата…
В ответ на мои слова, девушка фыркнула, уставившись в телефон.
– Фло, дорогая, Флоп мне сказал, что он не в курсе, что мог тебя обидеть. Тебе нужно ответить ему тем же.
Я не ослышался?
– Возьми его за лапку и сделай ему так же больно, как он сделал тебе!
Девушка переключила канал, она будто бы вся была сосредоточена и увлечена разговорами с кем-то по ту сторону экрана.
Было яркое солнечное лето, в воздухе витал запах цветов, деревья радовали зеленью, мы сидели на лавочке на Красной площади.
Внезапно на коленку опустился безумной красоты махаон. Я вспомнил все то, что знал о бабочках и обрадовался, что моя девочка наконец-то отвлечется от разговоров не со мной.
–Катя, смотри! – Я дернул её, указав на бабочку, раскрывшую крылышки под солнцем.
Она заинтересовано посмотрела на нее, затем сфотографировала.
– Я знаю около десяти видов бабочек.
Катя посмотрела меня исподлобья, а затем…
– Вообще Флоп был моим любимцем, пока он мне не изменил. Ты знаешь он переходит от одной к другой. – дочь вернулась к разговору. – А теперь она мне говорит, что он и ее обидел.
Я заглядываю ей через плечо. С той стороны на меня косится…человекообразный синий котенок.
Дочь разворачивается, раздраженно смотрит на меня и поднимает правое ухо, покрытое шерстью. Она легко рычит, выражая свое недовольство.
Я не верю своим глазам.
Перевожу взгляд на свои руки. Пальцы превратились в подушечки, покрытые красной шерстью.
– Ты сам не свой в последнее время, Флекс, – сидящая рядом Флэр поднимает игрушечные реснички и лижет лапку.

(Совсем скоро на Литрес выйдет мой новый сборник рассказов, куда войдут опубликованные на пикабу произведения, также на Литрес имеются 2 сборника "Когда миры меняют кожу" и "Межгалактический полет консервной банки", данный рассказ также входит в сборник "Фобология" от Союза Писателей )

Пограничные звёздные системы Российской Империи атакованы ударными флотами Американской Сенатской Республики. Мы начинаем наши «Хроники» с описания одного из самых кровопролитных и беспощадных столкновений начала 23 века. В мировой историографии этот конфликт назван – «Второй Александрийской войной». В наши учебники истории его первый этап вошёл под названием: «Отечественная война 2215 года»...

Глава 1(5)

— Вот и отлично, — ударил я в ладоши, поворачиваясь к Кузьме Кузьмичу, — закрыли одну тему. Теперь, ко второму вопросу. Почему до сих пор «рядовой» Волынец находится на корабле? «Одинокий» ведет бои, а по палубам бегает ребенок…

— И у меня такой же вопрос, — неожиданный голос со стороны дверей отсека заставил всех нас обернуться и на время забыть о разногласиях. — Итак, господа и дамы, почему я наблюдаю на боевом корабле человеческого детеныша?

Иван Федорович Самсонов собственной персоной стоял перед нами. По его лицу было видно, что командующий не особо намерен журить меня, но видимо удивление от присутствия на «Одиноком» Вари немного его смутило и выбило их привычного состояния.

— Здравия желаю, господин адмирал, — поприветствовал я его, отцепляя от себя маленькое рыжее существо, которое сразу же спряталось от глаз командующего за мою спину.

— Сиди, сиди, — махнул рукой Самсонов, видя, как я пытаюсь подняться с кушетки. — Отставить ритуалы, я здесь ненадолго и забежал лишь передать тебе вот это…

Иван Федорович протянул мне нагрудный жетон и табельное оружие, которые были изъяты у меня во время ареста, а так же планку боевых орденов, что ему доставили казаки с астероида.

— Это означает, что обвинения сняты? — спросила Таисия у командующего за меня.

— Ну, пока нет, — честно признался тот, — ведь дело открыто и требует прохождения всех процедур… Однако ход ему никто не даст, я вас уверяю…

— Как можно быть в этом уверенным, если документы уже отправлены на «Новую Москву» в главное Управление военной прокуратуры? — княжна с некоторого времени не доверяла словам Самсонова и остальных и старалась заручиться более весомыми аргументами, не зря же она потратила так много сил на защиту своего друга. — Вы гарантируете, что обвинения против Александра Ивановича будут сняты?

— Все, что смогу, сделаю, — поднял руки вверх командующий, видя на себе сразу несколько пар внимательных глаз и не очень довольных лиц. — Я конечно не всесилен, но… Конечно, есть там одна сложность с османским линкором…

— Выкладывайте все, — уперла руки в бока Таисия Константиновна.

— Передача «Абдул Кадира» после его захвата в качестве трофейного корабля неизвестным лицам может не понравиться Следственной Комиссии, — пожал плечами Иван Федорович. — Такой линейный корабль пригодился бы нам в продолжающейся войне…

— Напоминаю, что «Абдул Кадир» невозможно было захватить иначе, как…, — Таисия снова включила моего адвоката.

— Да, знаю я факты, — перебил ее командующий, — вы это столичным прокурорам расскажите…

— И скажу, и не только прокурору, но и кое-кому рангом повыше, — пригрозила княжна, намекая на родственные связи. — Только пока не могу, ибо идет война, и покидать флот я в ближайшее время не намерена.

— Вот и продолжайте служить, как ваш Васильков, — подытожил Самсонов, — и выбросьте из головы эти судебные процедуры, сейчас не до этого… Ну что, Александр Иванович, — командующий повернулся ко мне, — готов послужить Отечеству или обиду на меня затаил?

— Обижаются только маленькие дети, а я из этого возраста вышел, — ответил я, искоса посмотрев при этом на насупившуюся Наэму, которая демонстративно после моих слов мотнула головой, мол, не надо грязи. — Готов, конечно, господин адмирал, но при одном условии…

— Так, что опять за условие? — Самсонов насторожился.

— Пустяк, вы можете выполнить его в один клик, — ответил я, загадочно улыбнувшись. — Вы же, как главнокомандующий с соответствующими функциями генерал-губернатора всего ближнего сектора пространства можете выдавать патенты на каперство?

— Ты решил заняться пиратской деятельностью под шумок? — удивленно спросил Иван Федорович. — Если так, то никуда я тебя не отпущу. Мне и «Одинокий» нужен в строю, да и ты пригодишься…

— Патент не для меня, — покачал я головой. — Вы же знаете о галере, которую мне удалось захватить?

— Конечно, я лично видел на экране, как эта малышка разворотила борта «Саратоги»! — воскликнул командующий, заметно повеселев. — Если бы не твой таран, то истребители с американского авианосца обнулили бы все оставшиеся поля моих кораблей…

— Не просто обнулили, — поправила его, Таисия Константиновна, — атака 10-ой дивизии Ловато началась бы на час раньше, до известия о прибытии в систему группы адмирала Белова, поэтому эта задержка спасла всю нашу эскадру…

Друзья, здесь вы можете прочитать цикл Адмирал Империи целиком

Некая компания неких призраков, заметив Краснощёка за таким вот занятием, о котором сам Хейзозер постарался вскорости забыть, переняла его и распространила по всему острову. Естественно, от могил сразу отказались, но название “могильная рыбалка” сохранилось. Многие привидения так увлеклись могильной рыбалкой, что просиживали за ней сутками и стали настоящими спецами по психологии рыб, которых сами же и выдумали. Они могли выловить из могилы и молодого амура, но эти пресные бестии клевали редко. Взрослых амуров мало кто удил. На них уходила половина себя.

Оказывается, можно творить со своей душой всё, что захочешь, рвать её, резать на части. Почему раньше никто не додумался до столь, казалось бы, простой мысли? Наверное, потому, что многие ригормортисчане, как и их правители, являлись по природе своей эгоистами и эгоцентристами. Одни сознательными, другие не очень. Как, от себя кусок отломать?! Да в своём ли ты уме?! Вот от других можно. И даже нужно.

Для Кикосеца Ветрокрылого скука и одиночество стали его отрадой и его спасением, которого ему не хватало в обычной жизни обычного смертного, полной суеты и соблазнов. Кикосец был очень талантливым, но и очень слабовольным он тоже был, о чём, кстати, говорил его маленький округлый подбородок. Бард тайно комплексовал по поводу этого подбородка. Ему хотелось чеканного, выдающегося, внушающего уважение подбородка... а не этого слюнтяйского округлыша, по которому так и хотелось двинуть кулаком, причём самому Кикосецу. Потому Кикосец носил жиденькую бородёнку, маскирующую сие недоразумение. Уж лучше походить на козла, но мужественного козла, чем на безвольного мужчинку. Да, от козлов так и веет мужественностью. Их блеяние свидетельствует о волевом, нордическом характере, а глаза желтеют от суровой храбрости, целеустремлённости и врождённой сексуальности.

Стремясь к уединению, Кикосец спрятался от всех, кто и не думал вспоминать о нём, “зарывшись” в землю на берегу залива, как нагулявшийся Рафаэль Санти на недели “зарывался” в мастерской. Вы когда-нибудь пробовали, зарывшись в землю, играть на дульцимере и петь? Да, ответите вы саркастично, только этим и занимаюсь.

Поначалу Ветрокрылого как отсекло от той мелодии, которую он сочинил в едином порыве на берегу и сыграл Хейзозеру и Зенниспару. Дальше не ладилось. Развить, разнообразить гармонию не получалось. Кикосец пробовал другие ритмы, тональности, игрался с терциями, задавал дульцимере новый строй, однако, первый вариант, который никак не хотел становиться чем-то получше, нравился ему больше. Но всё же суховато. Бард ощущал это почти физически, как бы неуместно это не звучало в данном случае. Такое чувство появляется, когда долго работаешь над созданием произведения, добиваясь, чтобы каждая нота и каждое слово максимально точно и слаженно выражали смысл и настроение всей песни и настолько подходили друг другу, что менять что-то уже бы не хотелось. Недаром строители говорят, из хорошей стены кирпича не выкинешь. Мол, в хорошей стене плохой кладки нет. А вышибалы говорят, хорошую стену плохим человеком не сломаешь. И задумчиво добавляют: А вот плохую стену хорошим человеком сломать можно. Вышибалы - люди простые, для них человек чем крупнее, тем и хорошее. Вот оно, позитивное мышление, когда хороших побеждают ещё более хорошие. Плохие же - это такие заморыши и доходяги, которым переход из количества в качество ни за что не светит, и даже самый позитивный кретин не может назвать их хорошими.

Весёленькие пустые песенки для кабачного населения Ветрокрылый писал легко, и каждый месяц он выдавал по две штуки. А если учесть те песенки, которые Ветрокрылый выдавал за свои, тогда он мог и по семь песенок выдавать каждый месяц. А теперь же, когда захотелось придумать что-то серьёзное, заставляющее задуматься, может быть, немного иначе взглянуть на себя и окружающий мир, ничего не получалось. “Разучился что ли? – смурно подумал Кикосец. – Иль никогда и не умел?”.

Он и во время учёбы в Академии не особенно напрягался. Иногда пытался сочинить что-нибудь такое эдакое, но его постоянно увлекало и уносило прочь, то друзья, то девицы. Для выпускного экзамена он на скорую руку сочинил некий продукт, какой можно было принять за серьёзное произведение, если на время прослушивания песни полностью отключить мозг. Ну а если включить, песня оказывалась сентиментальной чушью, напичканной пафосом и незрелой подростковой патетикой, именно на то и рассчитанной, чтобы чуть ли не насильно выдавить у слушателей слезу. Начинающему самоуверенному барду повезло, что преподаватели не особенно любили включать мозг. “Неуд” ему поставил только Зенниспар. Остальной состав экзаменационной комиссии тут же объявил теоретика зачерствевшим от постоянного чтения книжек сухарём, ханжой и снобом. “Ты бы хоть на улицу почаще выходил, птичек слушал, – посоветовала ему Бленотина Сиклая, профессор по щипково-струнным, и восторженно прощебетала: – Ведь как птичка спел наш Кикосец, как птичка!”. “Да, как расчувствовавшаяся ворона”, – злобно ответил Зенниспар и удалился в свои покои, кабинеты по тогдашнему.

Ладно, не получается с музыкой, попробую подойти со стороны стихов. А не сложить ли мне элегию? Нет, не моё это. У Семафоры-то они не ахти какие получались, куда уж мне. Это вон, какой-нибудь Мак Лиак триста лет назад элегии кропал, как я кабацкие песенки. Или Миредах Шотландах шестьсот лет назад.

– Быть таким, как все, с детства не умел я, – напел Кикосец. – Ну да… про меня… про многих. Но не то. Все уверены, что они не такие как все. И это делает их такими как все. Но мелодия совсем не о том, совсем не о том. Как там Зенниспар говорил?.. Слова должны рождаться из мелодии и из сердца. А что в моём сердце таится? Мышцы, кровь и всё. Никогда не поймёшь, когда эта старая пройдоха серьёзен, а когда ерничает. Соберись, Кикосец, соберись… – Ветрокрылый заиграл мелос и печально и проникновенно пропел: – Я беру тебя в трактире, будто ты кружка “Стельки сапожника”... Тьфу! И это в глубинах моего сердца? Пожалуй, это в моих привычках, а сердце моё пусто. И того самого теперь лишился. Ладно… ещё одна попытка… Да, я видел немало, но нашёл тебя по глазам, твой взгляд это маяк, и я шёл будто по волнам… Пьяный что ли? Твой взгляд это маяк... Он пьяный, а она одноглазая. Пьяный искал её по глазам. Как по хлебным крошкам. Шла одноглазая и глаза на дорожку роняла, а за ней пьяный пёрся. И причём здесь “я видел немало”? Одноглазых он видел немало? О боги, что за бред мне в голову лезет? Так, ещё разочек... Мой азарт любит опасность, любимая, прости, но мне плевать на нашу старость… О ком это я, о старых пердунах? Да что я то о девках, то о старых пердунах! Ладно… Песня должна быть о чём-то важном для многих, тогда и песня станет нужной многим. Хм, а мысль дельная. Надо думать именно в этом направлении.

Но в этом направлении не думалось вообще.

Прошло шесть часов.

– Да я так свихнусь! – завопил в бессилии самопогребённый Кикосец. – Ничего не получается! Ни-че-го!

Прошлая прода: Сага о призраках - 64 (башканогия)

Книга здесь: https://author.today/work/168329

Пограничные звёздные системы Российской Империи атакованы ударными флотами Американской Сенатской Республики. Мы начинаем наши «Хроники» с описания одного из самых кровопролитных и беспощадных столкновений начала 23 века. В мировой историографии этот конфликт назван – «Второй Александрийской войной». В наши учебники истории его первый этап вошёл под названием: «Отечественная война 2215 года»...

Глава 1(4)

— Вот поэтому, если я еще раз услышу или увижу, что вы акцентируете свои действия на убийстве американских пилотов, а не на победе в схватке, выгоню с крейсера, — я умел быстро переходить из одного состояния в другое.

Перед Белло в одно мгновение уже находился не ее друг и товарищ, а строгий командир, который может так спросить за грехи, что век не отмолишься. Я понимал, что Наэма горит ненавистью и желанием убийства в отношении «янки», но позволять упиваться этим чувством в укор выполнению задачи я ей позволить не мог. Так, забывшись и наслаждаясь местью можно проиграть бой и послать на гибель всю эскадрилью…

— Сколько у нас осталось на борту МиГов и сколько пилотов? — задал я вопрос майору, не давая времени на защиту. — Чувствую, что не много…

— Пять машин на ходу, — нехотя призналась Белло, — что касаемо «соколов», то минус три номера из состава эскадрильи…

— Что и следовало ожидать, — кивнул я. — Поэтому игры в возмездие с этого момента прекратить немедленно!

— Господин контр-адмирал, — Наэма сначала посмотрела на Таисию, ища поддержки у своей новой подруги, — я никогда не ставила свои интересы выше задач, которые должна выполнить эскадрилья!

Все окружающие видели как, несмотря на смуглый цвет кожи, ее лицо покраснело от моих обвинений. Сейчас Белло стало не по себе – командир обвинял ее в непрофессионализме, а это было страшной обидой для этой боевой дамочки.

— Если вы имеете претензии ко мне, как к командиру палубников, так и скажите, — продолжала майор, уже не способная остановиться и чуть не плача. — Но не нужно меня обвинять в том, чего нет и быть не может! Вы думаете, я ради мести забуду, что рядом со мной находятся другие пилоты?! Машин действительно крайне мало осталось на «Одиноком», но мы же не сидели все это время в тылу, а сражались с превосходящими силами врага, от этого и потери в личном составе! А не потому, что мои «соколы» сражаются отдельно, а я гоняюсь в это время за «янки» в желании их убить!

— Ты сказала, что отправила на тот свет четырех американских пилотов? — задал я ей вопрос.

— Да…

— Хорошо, а сколько F-4 ты уничтожила во время последнего боестолкновения?

— Ну, соответственно те же четыре машины, — пожала плечами Белло.

— Сколько из этих пилотов успели катапультироваться из своих погибающих истребителей? — продолжал я.

— Все успели это сделать…

— Из этого следует, что ты, уничтожив истребитель, потратила ценное время на то, чтобы не атаковать следующего, а остаться в данных координатах, развернуться, найти на сканерах и уничтожить спасательную капсулу с пилотом, — заключил я. — Что это, как не месть и упоение этой местью в самый разгар боя?! Так должны поступать командиры эскадрилий? Они должны наплевав на продолжающееся сражение, гоняться и истреблять спасательные капсулы, в то время как остальные пилоты ведут неравный бой?! Я уже молчу о том, что само это действие, когда ты расстреливаешь беззащитных людей, даже если они являются твоими врагами, отвратительно…

С последней фразой я погорячился, увидев, как взгляд Таисии потух после этих слов, видимо княжна вспомнила свой недавний случай с уничтожением «Седель-Бахра». Обе мои боевые подруги стояли сейчас молча и насупившись, контр-адмирал Васильков явно был для них в данный момент не ценней тех самых американцев и османов. Но если уж поднял такой разговор, то надо идти до конца, нечего потакать «капризам» некоторых членов экипажа, от этого зависит очень многое…

— В общем, повторюсь, чтобы я больше не наблюдал подобного, — заключил я. — Никаких убийств, мести или чего-либо в этом духе, что бы могло ослабить эскадрилью. Наэма, ты отличный пилот и командир, оставайся такой и не превращайся в берсерка – воина одиночку, которому главное с честью погибнуть и отрубить побольше голов перед смертью… Ты меня услышала?

— Да, господин адмирал, — Наэма продолжала волчонком смотреть на меня.

— Похоже, не услышала, — по ее интонации и по тому, как официально майор ко мне обращается, догадался я. — Спрошу еще раз, подумай хорошенько. Ты все поняла?

— Да поняла я, шеф! — воскликнула Белло. — Никаких лишних трупов «янки»…

Друзья, здесь вы можете прочитать цикл Адмирал Империи целиком

Запенилась-забулькала, с первых дней набирая обороты, рабочая мечта - отпуск. Так бы, конечно, без отпуска, без мечты и вкалывал, да на работу забил. Теперь у меня отпуск по собственному желанию. Я за свободу личности. Захотел - не вышел. Получку получил, бабла у директора шаражки нашей ссаной (ссаной-прессаной) на покупку топливного бака к выдуманному лично мною мотику занял и не вышел.

Тут необходима неординарная воля. Нужно уметь подавить страх перед последствиями. И вот она, мечта, в толковую реальность из бестолковых фантазий извлечённая, летучей лисицей в моих ручилах бьётся. Очередное доказательство, что я крутяка и ничё не боюсь. Правда, как с этой тварью обращаться, не одуплил и в непонятках первое сэвендэвье безудержно пропьянствовал. На-на се-седь-седьмые су-сутки за-звякнул ко-корефанила. Давай, грит, к нам на вписку, чучундры в сборе. У нас, грит, чучундровая вписка с колдовством. Колдовство... На свете слов дебильных много. Нет, если кому нравится, когда в писку, пожалуйста! Никто не возражает. Я-то не люблю, когда меня в писку посылают или бьют. Я люблю, когда я её. В писку. И в зопу… Любая мыслина, получившая развитие, должна додумываться до своего логического завершения. И я завершаю. И в ртину. Эт дело я люблю! Эт дело я люблю!

Филологические забавы скручиваю. Вписка - есть лотерея, можно получить меньше затраченного, но можно и больше. Или огрести в тех же пропорциях. Накупил кой-чё, являюсь в корефанову пещеру и... аж в глазюках зарябило! От сучар пестрым пестро! По помещениям расположились, у батарей, на полу, в углах, у стен, даже за столами расселись. Лясы точат, дребезжат, выпивают и колдуют. Раздолье-то какое! Девки знакомые имеются. Ностальгия захлестнула. Эх! Одну захотелось по жопе шлёпнуть, другой по роже врезать, в память о былом. Все весёлые-развесёлые, будто тоже с работ поувольнялись. Сучарами всех подряд называю, и хороших, и уродов моральных. На всякий случай. А то о ком-то хорошее буду думать, а этот кто-то сучарой окажется. А так всё по справедливости. И никому не обидно. Вслух-то я никого сучарой не называю. Про себя тока. Без двоемыслия никак.

С одной цыпой сдружился, ля-ля конопля. Она историю изучает, культуру всяку. Про эпоху возрождения втирала, сундуки свадебные, художников и манду Лины какой-то. Догнал, что намекает. Грю, гляди в обе зенки, как падать надо. Студениха ойкнуть не успела, как я её, жопатутную, обхватил и на полати с ней ухнул. С ней и стаканюгой пиваса в ручонках её студенистых. Падая, она тем пивом мне харю намочила, а стекляшкой из-под него мне же по зубам заехала. Падла. Вдобавок у полатей две ноги обломились от двухтелесной тяжбы. Моему корефану полатями лапу отдавило, а мы со студенихой на пол скатились. И все, кроме корефана, засмеялись. Он взвыл. От боли. Он воет, мы смеёмся. Бытовая зарисовка.

Ванна общение с цыпой выдержала.

Много дружественных сук повидал. Некоторые из прошлого гада явились. Выжили с тех пор. Кого-то со света, а сами остались, отвоёванное заняв. Некоторых не признал, некоторые не признали меня. С какими-то в январе познакомился, они - суки январские, прошломесячные, которые перетекли в сук февральских. Часть февральских перетекут в мартовских. И так далее, вплоть до следующего гада. А там, глядишь, кто-то многогадной альфасукой очередную серию перевоплощений духовных завершит. Может, и правда, нормальным окажется. Или нормальной. Новую серию перевоплощений для себя откроет и приступит к ней с рвением величайшим. А нет, до конца своей житухи так сукой и просуществует, бездарно и безрадостно.

Жил у корефана пять суток. Райской птицей пролетел пяток в веселухе угарной. Такую шляхину устроили, огнище! Отожгли всей братосестрией всласть. Очухался в кресле. Все, сука, суки храпели поарбузно и отовсюду, потому я и встрепенулся. Главное, храпели они, а проснулся я. У меня от такого храпу ртина бы искривилась и наизнанку вывернулась. А эти ничё, котятками щемят. Вот она, тотальная несправедливость. Чаю глотнул, куском пряника подавился и, не прощаясь ни с кем, пещеру забвения покинул. Чего котяток будить?

В ките мёртвой хваткой в меня вцепилась смешинка. С полуоборота захохотал, тормоза отказали напрочь. У меня бывает. Смешным извилины засыплет и хохочу. Много слов дебильных, но и дебильных выражений не меньше. Вот образец снобистского мышления: Смех без причины - признак дурачины. Так если кто смеётся - причина всегда найдётся, а что за причина, хочу скажу, хочу при себе оставлю.

А вспомнилось из “Мёртвых душ”, когда Ноздрятый гостеприимно волочет зятя и Чичиконутого по усадьбе своей, радушно по псарне водит, а наутро того же Чичиконутого велит на досках разложить и плетей ему всыпать за просто так. Едва успокоюсь, как сцена вновь и вновь обогащает моё воображение, с новой точки зрения, яркостью и вызывает дополнительные приступы хохота. Красный уже, потный с похмелья, волосьё взъерошенное, глазела безумные блещут, а всё хохочу и хохочу. Китожиры закосились неодобрительно. Видать, неприлично так долго и громко смеяться в общественном транспорте. Один грит, ты, наверно, наркоман? Я ему в ответку: Ха-ха-ха! Да! Да! Да! Их либе дих! Ха-ха-ха! На ближайшей остановке меня высадили.

Иду, хохочу. Откуда ни возьмись, чёртова коробка шинами шуршит. Ну эти, которые виу-виу, пиу-пиу, тра-та-та-та! Вежливые, а у самих дубинка у пояса и автомат в коробке спрятан, как домашняя заготовка и подтверждение вежливости. Аж челюсти от вежливости сжало и брови сомкнуло. Им тоже не по себе, когда чел хохочет, когда челу весело. Их от этого изнутри тёмными силами распирает. Сразу “сержант-такой-то-ваши-документики-поехали-с-нами”.

Я во дворы свернул и в пасти дома схоронился. Ну их, козелоковых. Стою, хохочу. Тут сверху две гомодрилы громадные спустились, как архангелы с небес. Видать, на лестничной площаде беседы вели о Мозгоевском, и я их говору первобытному своим смехом как-то помешал. Ну хохотун я такой, что ж вы окрысились на меня?! Сошедшие обезьяны уставились. Морды вулаевские, кисти просят. Красок, полотна и мастерства рисовального. И меж собой схожи. Бритые. До синевы. Оба в тренировочном, в белых майках. Крепыши. На плечах татухи синеют. Шансонье этакие. Крыльев тока не хватает, нимба и ауры вокруг голубоватой. С такой интеллигентной внешностью надо исполнять роли добрых волшебников в детских спектаклях. Или рока-попс играть, став тинейджерским кумиром. Один макак выдавливает простуженно: Чё ржёшь, а? И так у него это агрессивно прозвучало, будто я не стою хохочу, а сижу, хохочу и сру в его пасти. Очень надо, когда своя есть. По чужим пастям срать, тока заразу цеплять. Я как-то в чужой пасти возвышение надристал, так три дня свербило. Видать, в отличие от Вулаева, умом макаки не блистали, но блистали агрессией. Второй макак взял слово: А ну голындай отседа! У одного татушка на левом плече синеет, у другого на правом. Это мне особенно смешным показалось. Сине-бритые макаки!

Я с новым приливом захохотал и, хохоча, выбежал из пасти, завернул за угол, а там коробка с двумя при погонах. Я круто развернулся и с хохотом от погонов ускакал, скрывшись за высокой растительностью. Снег перестал падать от удивления, а я всё хохотал и хохотал, бежал и бежал. То Ноздрева с Чичиковым вспомню, то шансонье - солдат синего ада. И смех мой эхом разносился по колодцам.

А вот в родной пещере мой смех оборвало небывалым количеством чужого шмотья, увиденного мною впервые. В прихожей валялись чьи-то куртки, штаны, шапки, трусы. Понюхал - не моё. Заглядываю в большенату. В моей постели баба толстая, одеялом моим до подбородка накрылась и спит с печальной мордой. Я одеяло-то с неё сдёрнул, мол, чего разлеглась среди чужого, баба?! Она оказалась не толстой, а обычной, просто возле ей лежал мужичок-прищепка, тощенький, махонький, под одеялом на бабский живот похож. Лежит, бедненький, сковрыжился, к бабе прижался, сквозь сон сиську сосёт. Жалкий такой. Словно кораблекрушение пережил и его к утёсу штормовой волной прибило. Заглянул в маленату, а там… пусто. Заглянул на жральню… полно! Грязной посуды. Жрали что-то протухшее и не помыли. Ещё один в сортире поселился, плечом стенку подпирает. Я его за грудки, кто такой?! А он мямлит, я. Вот же наглый сукин сын! Якает яки як яканутый. И на кеды нассал. Мне.

Того мужика, на моей постели спавшего с бабой не моей, за ногу стянул, баба тут же, как по заказу, проснулась и стыдливо в одеяло запахнулась. Выяснилось, что они тоже были на хате моего кореша, и я им по пьяне пещерные ключи вручил на сохранение. Вот они и сохраняют. Весь холодос выжрали, ящик пивасика крепкого, про запас купленного, высосали, наеблись и спать легли, не перекрестившись. Поди, и Монокля перед сном не читали, герои космоса, блядь.

Остальные рассказики: https://author.today/work/135259