Лига Сказок

Цветок прекрасен был, как будто бы звезда
С небес в траву нечаянно упала.
Его питали щедро почва и вода,
И солнце своим светом согревало.
Но было слишком мало этого ему.
Цветок невероятно огорчало,
Что красоту его не видно никому.
И, обратясь к богине, возжелал он
Расти не в дикой глухомани на лугу,
Куда век не ступали смертных ноги,
И не у звонкого ручья на берегу,
А на обочине проторенной дороги,
Где будут странники и день и ночь идти.
Его увидев, все они, конечно,
Замрут в восторге, позабыв про цель пути,
Запомнят красоту его навечно.
Была добра богиня, просьбам тем вняла
И чарами волшебными мгновенно
За сотни вёрст она цветок перенесла.
Он оказался в месте вожделенном –
С большим проезжим трактом рядышком совсем,
На солнцем освещаемом пригорке.
Там он прекрасно виден был прохожим всем.
Да только, как в известной поговорке,
Беды грядущей нам предвидеть не дано.
Осёл, был первым, кто цветок заметил,
Пришел и съел его с другими заодно.
Его не волновало, что на свете
Цветка того прекрасней не было и нет.

Увы, друзья, красотки часто тоже
В столицы мчатся, чтоб собой пленить весь свет,
А достаются тем, кто оценить не может.

© Автор. Олеся Емельянова. 2017 г.

Источник: https://www.olesya-emelyanova.ru/index-basni-mechta-cvetka.h...

Картинка из интернета.

Вампир Ларри проснулся с подпиленными клыками.

Узнал он это, когда по привычке провел языком по челюсти, считая каждый дорогой его сердцу зубик. Клыки стали скругленные и плоские, чего Ларри никак не ожидал. Они были его рабочим инструментом, которым он постоянно пользовался.

— Да как так-то?!

Ларри сел в гробу и в негодовании всплеснул руками. Спросонья в его голове царил сизый туман, который рассеивался понемногу и рваными кусками.

Вот, появилась картина того, как в дом-замок приехала тетушка и попросила приглядеть за племяшкой пару дней. Вот, из-за ее спины показалась остроносая и слишком любопытного вида мордочка девочки шести ведьмовских лет от роду. И, наконец, все части пазла сложились.

— КАР-МИ-НА!

Истошный вопль потряс каменные стены. Посыпалась крошка, страшно захлопали деревянные ворота на промозглом ветру и даже узорные башенки прикрыли тенями квадратные зубцы, словно они могли прогневать хозяина одним своим видом.

Пристыдились все, кроме виновницы беспорядка.

— Вот это воет, да? — сказала она, намазав на тост жирную ложку варенья.

Песель-скелетон по имени Гоги одобрительно тявкнул и поставил лапы на стол. Хвост-косточка зашелся в радостном вилянии, повторяя движения просвечивающего таза.

— Заслужил!

Кармина обрушила ложку на отсутствующий собачий нос, отчего получила еще больше воодушевленного лаяния. Очумев от переполнявших его чувств, пес понесся по кухне, снес канделябр и чуть не угодил в печку. С тлеющим угольком на хвосте он потрусил к хозяину, только выползшему из подвала.

— Эта проклятая девчонка, что она себе позволяет.

Ларри притушил хвост колпаком для свечей и походя сердито мазнул ладонью по костяной холке.

— Где она?

Были бы у Гоги уши, он бы их прижал. Но в отсутствие оных Гоги заклацал костяшками вслед за хозяином, указывая путь на обширную кухню, где остались следы пиршества: вскрытая коробка гематогена и банка разбитого полукровяного варенья, осколки которого рассыпались красными кристаллами по ковру.

— Мое любимое варенье! Как она посмела?!

Зарычав от досады, Ларри сунулся в холодильник и с неудовольствием отметил, что Кармина похозяйничала и на полках с энергетиками (бутылками с первой положительной). Ларри так расстроился, что хлопнул дверью и, забыв о варенье, успешно на нем поскользнулся.

— Тетушка Матильда, я тебе этого не прощу, — пообещал Ларри, потирая ушибленные колени.

Красные пятна расползлись по костюму, промочили брюки в самых невыгодных местах и запятнали рубашку.

И тут, когда думалось, что хуже день стать не может, в коридоре послышались размашистый топот и улюлюканье.

На перепуганном и затравленно каркающем вороне из гостиной выскочила Кармина.

Она хохотала, рыжие косички трепетали за плечами как огненные стрелы. Испуганный ворон, хоть и бывший раза в четыре больше обычного, еле выносил свою ношу и панически хлопал крыльями, силясь сбросить наездницу.

Челюсть Ларри звучно клацнула, широко раскрывшись. На секунду он позабыл о бедах, дивясь на несносную малолетку, разорявшую его дом. Ворон издал приглушенный и печальный “Карр” и выпрыгнул в окно.

— Мозаика, моя прекрасная фигурная мозаика…

Ларри уже не кричал, он оторопело шептал под звон ломанного стекла в прихожей. А потом в окне на кухне показалась верткая фигура, давившая пятками по черным бокам.

Ворон Михаил всегда был птицей степенной и важной, но тут он бился как цыпленок за пшено, изо всех сил пытаясь взлететь, что, конечно, не получалось. Кряхтя и задевая брюхом землю, он проковылял по тыквенным грядкам и скрылся за беседкой.

Гоги зашелся обеспокоенным лаем, да и сам Ларри вскочил в тот момент, как тень пропала. Пережить одну несуразную девчонку Ларри бы сумел, да и замок вряд ли бы разрушился до основания, но вот побег любимой племяшки… Ох, побег — это то, чего тетушка Матильда не простит.

— Гоги, плащ.

Голос переменился, окрасился привычными холодными нотками. Ларри твердым шагом вышел из кухни, по пути смахнув с ботинок остатки варенья, и направился к арочным воротам.

Песель в прыжке сорвал черный плащ с красным подбоем с плечиков и вкинул хозяину в бледную ладонь. Ларри запахнулся в плащ по самый нос, острый воротник разошелся под затылком павлиньим хвостом; схватил трость с черепом-набалдашником и вырвался в разнузданную октябрьскую ночь.

Иссиня-черное небо заволокли серые тучи, в их прорывах блестели серебряные звезды и сиял полный бок желтой луны.

Ларри сощурился, поднял голову и принюхался точно как Гоги — откуда-то справа повеяло проблемами. Значит, Кармину следовало искать именно там.

Широким жестом распахнув плащ, Ларри обернулся летучей мышью. Сделав два сильных взмаха крыльями под оглушительно-прощальный лай, Ларри отправился на поиски племяшки.

Ветер под крыльями хлопал как воодушевленный зритель в партере. Ларри несся над улыбавшимися тыквами, пролетал надгробия и узорные входы в склепы, кружил над голыми верхушками сбросивших листву деревьев. Он летел по следу аромата не столько Кармины, сколько варенья, и чувствовал, как голод скручивает живот. Вчера он был слишком на нервах, чтобы откушать свежей крови, а сегодня не успел. Теперь есть хотелось с большей силой, что напоминало о сточенных зубах.

Аромат привел к полуразрушенному склепу в дальней части имения. Тут, хромая на одну лапу, сидел ошарашенный Михаил. В черных и глубоких как озеро глазах отражалась луна.

— Х-хозяин, вы видели?.. Ах, я унижен, как унижен.

Если бы ворон мог краснеть, он бы запунцовел.

Михаил поднял крыло и спрятал под ним клюв, стыдливо прикрывшись от взгляда хозяина. Ларри ударился о землю и вернулся в человеческую форму.

— Где она?

— Там, играет с костями вашей пра-пра-прабабушки и…

Не успел Михаил договорить, как из темного прохода донесся вопль ужаса. Тотчас с Ларри сошла вся спесь, и он ринулся в склеп, думая лишь о том, как бы с Карминой не случилось нехорошего. Склепы были старые, от сильного шума потолок грозил обвалиться.

Паутина упала на лицо, из прохода вырвалась испуганная летучая мышь. Ларри ворвался в усыпальницу, проклиная неудавшуюся ночь, в которую для охоты не оставалось времени. Он бежал, подгоняемый голодом и страхом за Кармину, и нашел ее в тупике среди старинных захоронений.

Тут, под статуей ангела с чашей, стояла племяшка и яростно орала под безразличным взглядом толстого призрака, увившего шею ангела просвечивающим шарфом.

— Крикает и крикает, — меланхолично пожаловался призрак, — не закрывает рот. Пра-пра-правнук, пореши.

С трудом, сильно прищурившись, Ларри узнал в призраке давно упокоившуюся прародительницу. Она была из простых людей и, судя по картинам, дамой очень дородной, но безобидной. Никогда прежде с ее призраком у Ларри проблем не возникало.

— Ты что, привидений не видела?

Он вздохнул, потом заметил на пальце остаток варенья и быстро его слизнул. Племяшка вдруг замолчала, будто заткнулась непрерывно гудящая серена, и в этой тишине особенно громко заурчал пустой желудок. Ларри подумал, что если срочно не выпьет крови, то сойдет с ума, поэтому решил разобраться с проблемами побыстрее.

— Так, — сказал он серьезным тоном, — сейчас мы пойдем домой, и ты будешь сидеть тихо как мышка в своей комнате, пока я улаживаю дела. Потом я позвоню тете Матильде, и она тебя заберет.

Девочка надула губки и насупилась, будто совсем недавно не дрожала как осиновый лист. Призрак с интересом удлинился, удобно устроившись в ладонях ангела.

— Ты плохой, тетя так и сказала! Очень плохой! Поэтому я тебе помогла. Ты теперь не будешь пить кровь, теперь ты будешь вегетарианец.

Она бодро сделала пару шагов к Ларри и покровительственно потрепала его за локоть.

— Не переживай, дядя, ты привыкнешь.

И до Ларри дошло. Все раны заживали на нем в течение пары часов, но зубы до сих пор не отросли.

Все внутри похолодело. Если бы это было доступно вампирам, он бы облился холодным потом, но вместо этого спросил севшим голосом:

— Чем ты это сделала?

— Вот!

Девочка гордо извлекла кинжал, на лезвии которого остались зазубренные следы. Она помахала им перед носом Ларри, и он признал в кинжале фамильное достояние. Реликвию передавали из поколения в поколение, в старину она принадлежала первому охотнику на вампиров, которого пра-пра-прадедушка Ларри устранил.

— О-о-ох это он! Сколько зим минуло! Поглядеть б!

Призрак оживился, скрутился дымным кольцом и полыхнул зеленым светом над лезвием, отразившись в нем.

— Точно, точно! Это наше. Как мой дорогой Герард это хранил! Он говорил, что этот кинжал переправит любую душу в потусторонний мир навсегда, ее потом не возвратишь.

— Значит ли это, что мои клыки… Мои дорогие клыки…

Ларри схватился за голову. Кармина захихикала и беззаботно сунула кинжал за пояс. Призрак ее уже совершенно не пугал, она будто бы наоборот подружилась с ним.

— Да! Теперь ты не вампир, теперь ты хороший.

Крайне довольная своим поступком, девочка важно потопала на выход. Ларри, покачиваясь, медленно побрел следом. Любопытный призрак сопровождал их до входа, но далее, привязанный к своим костям, остановился на пороге.

— Дорогой пра-пра-правнук, — грудным голосом пробасил он, — ныне начинается новая жизнь для тебя. Будь ею счастлив!

— О да.

Застонав от досады, Ларри поймал неугомонную девчонку за воротник, не позволив вцепиться в только пришедшего в себя Михаила. Ворон возмущенно каркнул и взмыл в небо подальше от цепких ручек.

— Как мне теперь питаться? Всегда носить с собой нож?

Они шли по тропинке, пролегавшей между грядок с тыквами. Тыквы с вырезанными ртами (Ларри их не делал, честное слово! они вырастали сами) смеялись желтым светом им в спины. Над головой на безопасном расстоянии кружил Михаил.

Кармина осуждающе покачала головой.

— Дядь, а ты не пробовал просто ее не пить?

— Тогда я умру с голода.

— Тетушка иначе говорит.

Дом-замок встретил их скрипящими дверями и веселым песелем. Гоги выбежал навстречу, мотая хвостом и всячески демонстрируя приязнь и любовь к хозяину и девочке заодно.

Ларри незаметно вернул кинжал, пока внимание Кармины переключилось на Гоги. Ласково царапая ногтями череп, Кармина продолжила:

— Тетушка сказала, что если бы только понял, что тебе нужно, ты бы исправился и перестал быть плохим.

— Что же это по ее мнению?

Кармина повернулась и со всей серьезностью, какую только могла допустить шестилетка, посмотрела Ларри прямо в лицо:

— Обнимашки.

Ларри поперхнулся.

— Ч-что?

— Обнимашки. Я читала у тетушки в книге. Она говорит, вам не кровь нужна, а чужие эмоции, но вас не переубедить. Я подумала, а если б ты без клыков остался, может, ты бы и исправился. Давай обниму.

Ларри обомлел. Гоги сел, развалив лапы и открыв рот, смотря, как маленькая девочка широко развела руки в стороны.

— Ну, давай. Ты можешь поесть и от меня. Я тебя спасу, дядя!

Тон, с которым она говорила, был полон решительности. Ларри вновь свело желудок, но, опомнившись, взглянул на девочку со всей снисходительностью, на какую был способен.

— Если бы все было так просто, мы бы уже давно…

— Да ты просто не пробовал!.. Я лучше знаю. Глупые взрослые ничего не понимают.

Она опять настойчиво предложила объятия.

Полный скепсиса, Ларри опустился на колени, упершись ими в крыльцо, и обнял девочку. Ее теплые руки легли ему на плечи, а размеренный стук сердца отдался в уши. Ворон Михаил присел на арку ворот, с интересом выгнув шею.

— Чувствуешь что-то?

— Ничего.

— Чувствуй лучше.

С еще более тяжелым вздохом Ларри зажмурился, слыша только нарастающее журчание желудка, а потом… Что-то переменилось.

Горячие оранжевые лучи волнами поднялись от сердца Кармины, коснулись его кожи и проникли в грудь. Они нежно обволокли сердце, и на нем стало так тепло, что голод вдруг ушел, сменившись сытостью и приливом сил.

— Как это случилось?

Раскрыв глаза, Ларри недоуменно смотрел на девочку, а та довольно улыбалась.

— Видишь, я же говорила. Обнимашки.

Ее свет, передавшийся ему, струился по венам с новой энергией так, будто бы Ларри обпился крови. Но это было не привычное пьянящее чувство, а новое и незнакомое, очень глубокое и личное и, без сомнения, согревающее.

Ларри взял девочку за руку.

— Хорошо, — признал поражение он, — но нам все равно нужно убраться на кухне. И больше не смей ездить на Михаиле, ему это не нравится.

— Плохая птица, — буркнула Кармина.

Михаил угрожающе каркнул и взлетел выше, спрятавшись на крыше дома. Девочка сжала ладонь Ларри сильнее, а свободной рукой достала маленький коробок из кармашка.

— Тетушка передать сказала, я забыла. Новые она сделала.

На коробке сиял белозубой улыбкой вампир, а кругом развернулась искусная надпись: “Больше никаких людей! Только лучшие эритроциты по достойной цене”. Приписка мелким шрифтом ниже гласила, что одной таблетки хватит на трое суток.

— Она долго над этим работала. Сказала, ты будешь рад. Дядь, ты рад?

Ларри не нашелся, что ответить. Он принял коробок, спрятал его за пазуху как самую большую драгоценность и повел девочку в дом.

Вместе они убрались, отмыли пол. Гоги тоже помогал, временами следя больше, чем зачищая тряпкой, которую держал в зубах; но он старался, как и Кармина. И пусть большую часть работы выполнил сам Ларри, он не ругался, как и не чувствовал голода. Ему впервые за последнюю сотню лет было хорошо.

Когда вдалеке забрезжили рассветные лучи, Ларри взял с Кармины обещание не обижать обитателей дома, оставил ее на попечении Михаила и спокойно отправился спать.

— Не подпиливай мне больше зубы, — зевая, пробормотал Ларри и заполз в гроб.

Сон одолевал его, и сопротивляться сил не было.

— Хорошо, — бодро ответила Кармина и достала кинжал, который невесть как успела вернуть себе, — теперь будем играть в парикмахера, дядь!

Ужаснуться Ларри не успел, сон спешно прибрал его в свои надежные дневные лапы.

А с какой прической он проснулся к следующей ночи — это уже совсем другая история. Однако доподлинно известно, что Кармина была собой довольна.

Король – уховёртка

Автор – Доктор Н. Д. Н.

Жанр – Челябинский PIZDEЦ (реалистичный сюрреализм, андеграунд, психоделика), Челябинский реалистичный сюрреализм, Челябинский андеграунд, Челябинская печатная психоделика, мистика, философия жизни, биография

Глава 2 Узник стеклянного замка

Проснувшись рано утром и налив себе кружку крепкого кофе, я решил заставить себя работать над книгой. Зайдя в комнату и опустившись на стул, я попытался собраться с мыслями. Обрывки сна, который я видел 20 минут назад не давали мне покоя. Мысленно я делал попытки собрать мозаику из увиденных фрагментов сновидений в единый общий пазл. Пытался понять смысл и взаимосвязь ночных кошмаров, прояснить алгоритм увиденного и склеить последовательно приснившиеся мне кадры в единую ленту сюрреалистического фильма, что послал бог сновидений Морфей. Но у меня ничего не получалось. Я не мог смонтировать ленту ночного сеанса. В моем приснившемся кино не было логики, в принципе, как и всегда. Глотнув крепкого кофе без сахара, ощутив горечь кофейных зерен на рецепторах языка, я попытался отвлечься от воспоминаний необычного спектра красок ночных полетов и дать простор фантазии. Но у меня ничего не получалось. Метнув свой взгляд на стол, на котором, стоял ноутбук и в хаотичном порядке были разбросаны черновики, которые я вчера аккуратно пытался сложить. Среди этого хаоса на столешнице красовался пустой граненный стакан, который я забыл вчера унести на кухню. Вздохнув, я стал изучать его. Грани стакана ровными линиями отражали строгость этого предмета. Удивительно, но у этого предмета уникальная история, которая уходит корнями в прошлое. Я загуглил в строке «поиск» браузера: «история граненого стакана». Поисковик выдал следующее: изобретателем такого стакана считается стекольных дел мастер Ефим Смолин, живший между XVII и XVIII веками на территории современной Владимирской области. Свое творение он преподнес Петру I с уверением, что новая форма делает его небьющимся. Император, по легенде, выпил из него водки и бросил оземь. Стакан разбился, но это не испортило впечатления, и Петр воскликнул: «Стакану быть!». Позже эта фраза трансформировалась в «Стаканы бить!» — так появился обычай торжественно бить стеклянную посуду. Классический граненый стакан — с 16 гранями и ободком по верхнему краю — был выпущен 11 сентября 1943 года в Гусь-Хрустальном. Изобретение этой формы приписывают знаменитому скульптору Вере Мухиной, но документальных подтверждений этому нет, хотя создательница «Рабочего и колхозницы» действительно много экспериментировала со стеклом.

Я пристально стал изучать этот исторический предмет, который купил еще мой дед. Этот стеклянный красавец меня стал гипнотизировать, зачарованный красотой его граней, я стал размышлять на тему продолжения своей творческой карьеры предаваясь философским размышлениям глядя на хаос царивший на рабочем столе:

— Процесс написания книги некрасив и не эстетичен, — размышлял я, — он состоит из кучи скомканных листов бумаги, черновиков, отдельных листков из блокнотов и ежедневников, с идеями для продолжения своих творений. Этот процесс, не красив, в нем нет изящества, грации, красоты, точно такой же как момент женских родов, появления желанного ребенка на свет, который в течение 9 месяцев развивается в утробе матери. Эрнест Хемингуэй говорил, что писать нужно пьяным, а корректировать на трезвую голову. Мнение великого писателя может сбить с толку начинающего писателя внеся хаос и отклонения от основной и первостепенной идеи, — прервался я, сделав глоток горького напитка, обжегшего мне нёбо, но несмотря на это я продолжал, — не смотря на все эти доводы, мысли и советы, самое главное в этом таинстве конечный продукт, рожденное дитя, который должен быть по нраву читателям. Я пытался писать в состоянии алкогольного опьянения, но ты же помнишь (обращаюсь к себе), что ничего хорошего у меня не получилось. Когда после пробуждения, отрезвев утром, я прочитал написанное вчера, но то, что мне казалось ночным шедевром и великими идеями, навеянными зеленым змием, утром казалось галиматьёй. Утреннее пробуждение и трезвость оценили вчерашний шедевр - как чушь и бред сивой кобылы. После этого я стал придерживаться немного иного подхода к написанию книг и стал писать только на трезвую голову. Помимо этих выводов, я стал считать, что творческая личность не должна зацикливаться на одном направлении. Писатель должен себя пробовать в разных направлениях, даже если это вызовет гнев со стороны поклонников его таланта или критиков, людей, которые так и норовят сыпануть щепотку соли на рану «творческого разочарования». Писатель или поэт — это повар иного смысла, человек, который готовит иные духовные блюда (духовную пищу). Если он будет кормить своих поклонников только одним творческим продуктом, к примеру одной прозой «картошкой» то это скоро надоест, и почитатели его таланта могут со временем переключится на творчество другого слуги пера и любимца музы. И чтобы не допустить этого и держать читателей в тонусе, надо готовить «творческий винегрет», состоящий из разных направлений: стихов, повестей, рассказов, романов, поэм и тд., у поваров это морковь, свекла, картофель, капуста и тд. И этот винегрет, по одной небольшой порции преподносить, на прекрасном блюде в виде иллюстрированных обложек, своим читателям для того, чтобы вызвать у них читательский аппетит и любопытство! А задача критиков уже добавить специй по вкусу, своеобразной пикантности с рекомендациями для общественности, к блюдам такого экспериментатора.

В процессе своего философского настроя мой взгляд остановился на том, что пару обрывков листов черновиков загадочно шевелились. Я отчетливо слышал клацанье и шуршание. Я сразу догадался кто мог там скрываться. Я медленными движениями попытался поднять обрывки целлюлозных квадратов. Подняв их аккуратно, чтобы не спугнуть причину моего пристального внимания, я увидел, что под ними скрывалась именно та самая двухвостка, которая вчера от меня сбежала. Она продолжала влево и вправо шевелить своими угрожающими щипцами, расположенными сзади туловища, подобно двум разветвляющим хвостам дракона. Я резким движением накрыл её пустым граненным артефактом, который был под рукой. Дедовский граненый стакан помог захватить в плен назойливое насекомое, которое я до этого без результативно преследовал, поместив его в стеклянную клетку. Через ровные грани стекла, я стал изучать пленника стеклянной тюрьмы. Да это был вчерашний беглец, который был сейчас пойман! Он находился теперь в моей власти. Пленник пытался ускользать из темницы. Он метался по маленькому пяточку доступного для него пространства, но на его пути встречалась стеклянная стена, о которую он ударялся и отскакивал назад. После неудачных попыток покинуть стеклянное пространство, двухвостка остановилась, она повернулась головой ко мне и что удивительно стала смотреть мне в глаза при этом активно шевелить усами. Коричневый сектор глаз пытался загипнотизировать меня. Её челюсти то сжимались и разжимались, как будто она хотела что-то сказать и не могла. Насекомое в обороне, подобно скорпиону, подняло вверх свои заостренные бранши над спиной и направило их на меня. Клещи подобно остро заточенным ножницам враждебно угрожали мне. Я стал её рассматривать. Это было иное насекомое, вернее это была двухвостка, но она отличалась от своих сородичей. У неё был золотистого цвета хитиновый покров. Она была крупнее других особей. На её голове был необычный нарост напоминающей корону. Сегменты груди и брюшко было покрыто какими-то удивительными узорами и казалось, что эта особь занимала высшую ступень в иерархии насекомых своего вида.

— А, попался не званный гость! — радостно крикнул я. — теперь ты мой пленник и я буду делать с тобой, что хочу. Или буду просить за тебя выкуп у твоих подданых. Хотя, что с Вас взять? Только, наверное, килограмм корней огородных растений? Ты наверное, их король с короной на голове, — не мог успокоится я, — теперь я буду требовать дань с твоего народа или в обмен на твою жизнь я потребую чтобы вся Ваша рать мигрировала к вредной бабке Агафье живущей по соседству, а то она надо мной смеялась, что я не могу отравить вас всех и избавится навсегда от вашей популяции. И я заслуживаю этот рассадник двухвосток в доме, говорила смеясь Агафья своим беззубым ртом надо мной.

Я долгое время продолжал развлекаться издеваясь над несчастным пленником, чья первичнобескрылая жизнь была в моих руках и висела на волоске.

Хвастался собачий хвост:
«Я, друзья, совсем не прост!
Мне должны поверить вы,
Я главнее головы.
Я собакою виляю,
Как ей жить, определяю.
Без меня, как ни крути,
Ей и шага не пройти!»
Но однажды та собака
С бирюком ввязалась драку.
Волк, когда ее тузил,
Хвост бедняге откусил.
И собака завизжала,
Без хвоста прочь убежала,
Но живет на зависть всем,
А вот хвост пропал совсем.

Иногда и люди тоже
На собачий хвост похожи –
Горделивы и важны,
Да не очень-то нужны.

© Автор. Олеся Емельянова. 2016 г.

Источник: https://www.olesya-emelyanova.ru/index-basni-sobachij-hvost....

Фото из интернета.