AlexeyChe

AlexeyChe

Пикабушник
15К рейтинг 331 подписчик 10 подписок 90 постов 38 в горячем
Награды:
10 лет на Пикабу
30

Игра. Часть 2

Катя больно упала. Её словно вытолкнуло из пространства, куда-то в другое место и нос забил прелый запах пота, мочи и тяжелой влажной пыли. Не успев сгруппироваться, она ударилась локтями и коленями об мелкое крошево острых камешков, что что лежали на камнях побольше, да среди кусков серо-чёрной и липкой грязи, напоминающей весенние грунтовые дороги в деревнях. Было похоже на оставленное после бойни морское побережье, откуда ушла вода, но не влажность. Только сейчас Катя почувствовала, что ей ещё очень жарко. Она не смела двинуться, боясь прилива боли и ждала, пока тело привыкнет. Одежда быстро стала воглой и начала прилипать к телу, и уже казалось, что запах окутавший это место, полностью обволакивал и её, превращая в такую зловонную грязь. Кожа зудела, а коленные чашечки и локти пульсировали чистой болью, словно упала она не на камни, но в кучу битого стекла с идеально острыми краями. Наконец, трясясь она села и попыталась смахнуть застрявшую в коже породу и та, сбиваемая грязными ладонями, оставляла после себя чёрно-алые полосы крови и этой странной пыли. Катя медленно поднялась на ноги, пытаясь дышать медленно. Очень не хотелось, чтобы этот запах впился и изувечил её нутро. Отчего-то она знала, что рано или поздно это случится, отчего-то знала, что ей воздастся за надежду и веру, и она попадёт куда-то. Но куда же она попала?

–Неважно, – тут же пролетела мысль в голове и Катя тихо прошептала, повторив её снова. Она убеждала себя, – теперь я на месте, я знаю, что она здесь. Я уверена.

Тёмной дымкой вокруг вился туман, причудливо движущийся в воздухе, как если бы его били невидимые палки, разрезая или отгоняя такого же невидимого соперника. Откуда-то издалека доносились шепот и приглушенное ворчание.

Катя не смела сдвинуться с места, вслушиваясь в серую непроглядную даль. Первый шаг был самый сложный, как и всё в её жизни. А главное, было больно. Раны саднили, а мелкие камни, иглами впивались в ступни, как и оставаясь на них, скрепленные липкой странной грязью. Звуки летели на неё со всех сторон. Гнетущая тишина постепенно превращалась в сотни голосов, что звучат в голове сумасшедшего, неспособного избавиться от них никаким способом. Громче и громче. С каждым болезненным шагом, пока первые слова не удалось расслышать, и которые заставили её встать на месте и задрожать всем телом.

Когда Катя пыталась попасть в неизвестность, она не боялась, ибо готова была умереть, лишь бы найти свою дочь. Не боялась она и очутившись в таком странном месте. И лишь, когда услышала эти слова, страх и всеобъемлющий испуг охватил её тело и разум. Надежда встретилась с обманом в ужасной схватке, но оттого воспылала сильнее. Слова били словно стрелами, тявкающими собачьими выкриками доносясь со всех сторон, и также отовсюду неслись жалобные голоса, в которых, с каждой долгой секундой можно было различить и злобную угрозу.

Серая дымка вокруг расширилась, закрутилась в неведомом танце и медленно отступала. Кате захотелось крепко закрыть глаза, чтобы не видеть того, что откроется её взору, но всё же она смотрела по сторонам.

– Мама? – донёсся до неё протяжный крик.

– Мамочка, это ты? – визжало что-то с другой стороны.

– Мам-мма, а мамм? – мычало где-то вдалеке и приближалось.

Катя закрыла грязными руками уши и из глаз её потекли слёзы. Не слёзы страха или боли, но слёзы горя. Она понимала, что, а точнее кто предстанет перед ней.

Дымка ещё некоторое время медленно рассеивалась, а потом резко рванула вдаль, открывая то, что более всего Катя видеть не хотела. Отовсюду к ней ползли, шли и падали, израненные и почти опустошённые тела. Грязные, в лохмотьях и голые, совсем младенцы и почти взрослые. Все они разными голосами и хрипами, шипели и звали. Звали её? Сейчас она точно знала, что её и только её. Для них она здесь единственная мать, и каждый и каждая тянули к ней руки.

– Мама, забери меня отсюда!

– Мама, пожалуйста, я больше не могу!

Мама. Мама. И ещё тысячи и тысячи истошных криков, хрипов, шипений и возгласов, которые с каждой секундой становились злее и громче, заполняли собой всё пространство вокруг.

Катя вертелась на месте, хотела убежать, но бежать было некуда. Пасть из судорожно ползущих и идущих к ней тел захлопывалась и добычей была она одна. Не открывая ртов и глаз, кричали даже младенцы, больше похожие на недоношенные эмбрионы, что также тянули к ней маленькие тонкие ручки. Закрыв глаза, она, словно это был сон, рассчитывала, что всё исчезнет. Не исчезло. Не могло исчезнуть. Первые же прикосновения повалили её на камни, огнём когтей раздирая кожу, а за ней и мясо. Рук и ударов становилось всё больше. Катя на миг открыла глаза, что уже заливало кровью, и боль хлынула с новой силой. Никогда бы она не подумала, что ручки младенцев могут быть такими цепкими и наживо рвать плоть. Недоумение. Непонимание. Боль и ещё раз боль. Это не могло быть концом. Не должно быть. Она закричала и крик её затмил все иные звуки, пока дети раздирали её тело. Тело, как они думали, их матери.

– Мама! Мама! Забери меня!

– Меня!

– И меня! Меня, мама! – тысячи и тысячи раз прозвучало в голове, хотя, как ей думалось, она давно должна была умереть. Но не умрёт – это игра. Игра, в которую только предстоит сыграть.

Мир вдруг погас, звуки улетели в никуда, будто их никогда не существовало, а главное - исчезала боль. Чувствовала ли она когда-то такую боль? Нет, физическую – точно нет. Веки раскрылись сами собой и Катя обнаружила себя на лужайке, на которой росли чёрные деревья, средь серой колышущейся высокой и мягкой травы. Ветра не было, но стебли и ещё что-то невидимое нежно ласкали изодранное тело. Кровь, как под каплями воды, стекала вниз и тут же впитывалась в почву, и кончики стеблей краснели, как воспылали красным и стоящие рядом деревья. Плоть очистилась, вновь зарозовела, а раны затянулись почти за секунды. Катя стояла нагая, в одних лохмотьях. Плакала, и каждая упавшая слеза придавала новые оттенки траве и деревьям, где красные всполохи на листве чередовались теперь с розовым и даже почти прозрачным. На кончиках появлялись кристаллы соли.

Она вздрогнула от неожиданного прикосновения нежной ладони. Катя почти закричала, ибо ждала новой боли. Прикосновения рук, она будет помнить до самой смерти, быть может очень скорой.

– Тихо, не дрожи, – произнес спокойно гортанный женский голос ей на ухо. Почти нежно, если бы она могла говорить иначе, – ты сама сюда просилась неистово хотела оказаться в этом месте. Терпи.

Руки гладили Катино тело, словно изучая, быть может, даже наслаждаясь, проводя по грудям и спускаясь к промежности.

– Столько надежды и любви в тебе. Жаль, что ты не мужчина. Я бы с удовольствием выпила твоей крови, а может и откусила кусочек плоти, – проговорил голос на другое ухо и шерстью защекотало шею.

Сильный толчок повалил Катю на траву и некоторое время она стояла на четвереньках, не в силах поднять головы и взглянуть на нечто, ходящее рядом. Она видела огромные лапы с когтями вместо ног, те с чавканьем впивались в почву, разрезая дёрн, словно нож масло. Так остры были, что у Кати не оставалось сомнений – лишнее движение и её эти лапы рассекут с такой же лёгкостью, как и влажную землю, пропитанную кровью и слезами. Наконец нечто остановилось, встало перед головой Кати, и та, пытаясь сопротивляться дрожи во всем теле, подняла голову вверх. Перед глазами её стояло существо – демон с Головой львицы, ступнями некой древней рептилии и великолепным, она не могла не отметить, женским телом, что будто поблескивало оранжевыми оттенками от несуществующего в этом месте солнца. Две наливные груди были явно наполнены молоком. Молоком ли?

– Поднимайся. Пойдём, – сказала демоница и развернулась. Хвоста сзади не было, но Катя увидела торчащие из позвоночника острые кости, наверное, не менее острые, чем когти на ногах. Демоница одновременно была отвратительна и красива, величественна и гнусна. Катя ощутила уже знакомый прелый запах.

Она шла за ней молча, даже покорно, абсолютно не зная, что произойдет дальше, но принимая свою судьбу. Судьбу, в которую ранее никогда бы не поверила. Страх уходил, спрятался на время где-то на задворках разума, ибо понять происходящее Катя была не в силах. Стебли ласково щекотали ступни и ноги. Если бы в этой мире было больше красок, он был бы, наверное, необычайно красив, но лишь оттенки чёрного и серого захватили его. Деревья и травы, что окрасились Катиной кровью, неожиданно скрылись из виду. Катя посмела спросить.

– Где моя дочка? – произнесла она дрожащим голосом, стараясь скрыть волнение.

– Я думала ты не спросишь, – усмехнулась демоница, – ты так старалась, ради встречи с ней. Но готова ли ты?

– Я готова.

– Не сомневаюсь, Екатерина. Ты знаешь, что у тебя сильное имя? Довольно старое и… - демоница на миг задумалась, прорычала и продолжила, - чистое, ты достойна его.

– А твоё? – спросила Катя, ровняясь с демоницей. Та была не против. Странно, но она вообще не вызывала отвращения, по крайней мере.

– Думаешь это важный для тебя вопрос? У меня много имён из далёких и новых времён, слишком много и слишком разных, и все непохожие на непохожих языках.

Где моя малышка? – Катя намерено не говорила имя дочери. Боялась, что сказав его в этом месте, опорочит, осквернит или даже даст шанс демонице полностью её забрать. В миру она делала также, никто чужой не должен был знать имени дочери, так почему должна знать демоница? Но она, наверное, знала. Нет, точно знала.

– Здесь. Тебя устроит такой ответ? – ответила демоница и вроде как засмеялась. Смех её был похож на рычащее уханье, а изо рта донёсся запах гнилой плоти.

– Я хочу её спасти.

– От чего? Здесь она не умрёт и даже может жить вечно. Тут не всегда плохо, но лишь не всегда… - демоница вновь усмехнулась.

– Они же страдают! Я видела! – почти прокричала Катя и одернула себя, вновь уйдя за спину демонице, ожидая грозного ответа или наказания за свои эмоции, но та осталась спокойной.

– Почему ты решила, что они страдают? Почему решила, что они вообще существуют?

– Я видела их, слышала, чувствовала…

– Свои раны ты сейчас тоже видишь и чувствуешь?

– Нет, но… – Катя не знала, что сказать дальше и осмотрела своё тело. Следов от ран совсем не осталось.

– Вот именно. Нет. Без всяких «но». Что-то либо существует, либо не существует. И каждый из вас, людей, сам выбирает во что верить. Ты выбрала веру в моё существование, потому что истинно желаешь спасти дочь. У тебя есть шанс, если готова. Ах, ты же говорила, что готова.

– Я готова! Готова! – тут же ответила Катя и на глазах её вновь появились слёзы.

– Знаю, знаю. Потому-то ты здесь. Воздаяние за старания и решимость. Ещё за то, что вспомнила старые молитвы. Не знаю, понравится ли тебе, что будет дальше. Выбор, как и всегда за тобой.

Долго они шли молча. Под ногами была всё та же трава, только становилась немного более жесткой, деревья меняли свой вид. Чем дольше они шли, тем более похожими становились растения на корни, торчащие из земли, словно неведомый художник поменял их местами с ветвями. И на ветвях этих что-то росло. Поначалу Катя не понимала, что конкретно, но вскоре узнала очертания и её чуть не стошнило, она резко закрыла рот руками, чтобы зачем-то удержать рвоту, хотела отпустить, но взгляд развернувшийся демоницы сковал спазмы и Кате пришлось с отвращением проглотить мерзкую желчь, что налипла на пальцы. Демоница довольно проурчала.

– А что ты ожидала увидеть? Цветочные поляны под синим небом и звездами. Мы те, кем нас сделали вы – люди. Молчи, молчи, Екатерина, вскоре ты поймёшь, что не родившиеся дети на корнях, не самое плохое.

– Моя… – Катя не успела спросить.

– Ещё одна дочь? Да, где-то на корнях. Может не на этих, но, не знаю, где-то там, – демоница небрежно махнула рукой в сторону, указывая возможное направление.

Вскоре трава начала резать ноги, оставляя неглубокие царапины на ступнях, икрах, голенях и лодыжках. Пока Катя могла терпеть, сегодня она уже вытерпела кратно много большую боль, на фоне которой порезы были ничем. Вступив к началу каменного моста из блестящих черных блоков, Катя вновь услышала крики. Это разрывающее душу и тело «мама, забери меня», останется в подсознании навечно.

– Там внизу. Они.

– Они вечно кричат, – развернувшись ответила демоница, – в прямом смысле. Вечно и вечность. Зависит от времени, когда я их забрала.

– Так нельзя.

– Почему? Посмотри вниз. Они кричат, значит так можно. Так было нужно. И хочу сказать тебе, что так было нужно не мне, а неким людям меня придумавшим, – демоница засмеялась раскатами рыка, огласившего пространство над пропастью и крики внизу на секунду прекратились. Всего на секунду.

– Сколько их?

– Зачем тебе это? Их много, с начала времен, как человек решил, что создавать богов это хорошая идея. Идея и правда хорошая, для богов, но ты пришла за дочерью. Не забывай, что я даю тебе великий дар.

– Дар? Ты отняла её у меня, я хочу вернуть дочь, просто вернуть!

– Да, дар, так и запомни, и больше не смей при мне возмущаться. Ты мне нравишься, но это может быстро измениться. Я забрала её по праву сильнейшего, по праву дочери высших богов. Сейчас я лишь даю тебе возможность получить малышку обратно. Идём, скоро ты увидишь её.

У Кати перехватило дыхание. Она увидит дочку, увидит свою малышку. Ноги задрожали, и она чуть не упала, ухватившись за большой столб у пропасти. Случись это в центре моста, где какие-либо перила отсутствовали, Катя бы упала вниз. Вновь в детские руки, раздирающие её плоть. Дала бы демоница ей умереть или снова позволила ощутить всю ту боль?

– Вперед. Мы должны быстрее начать, я и так пропускаю жатву, – сказала демоница, вступив на мост, и пошла по нему размашистыми шагами, цокая когтями по камню, высекая в нём выбоины.

За мостом их ожидала вымощенная площадь из, казалось, белого гранита – того единственного, что было иного цвета в её демоническом мире серых и черных тонов. Стало нестерпимо жарко, кожу почти жгло, но, на удивление, Катя могла спокойно дышать этим смрадным воздухом, к которому присоединился ещё и запах горелой плоти. По швам между камнями текла, абсолютно точно, кровь. Кровь алая, более светлая и более темная, густая, словно патока, и быстрая, почти, как вода. Разная, она смешивалась между собой в более крупных углублениях и текла куда-то вверх. Впереди, в чёрном дыму появлялись очертания такого же белого трона. Внизу сидели и ожидали хозяйку огромный кабан и великих размеров, не менее роста человека, пёс. У обоих была содрана шкура, но это им никак не мешало. Ещё не подошла демоница к трону, как те ринулись к ней и, роняя кровавые слюни, принялись лизать ей ноги, что мгновение назад прошли по каналам крови у трона. Периодически они резали языки о когти, те падали вниз, но у зверей отрастали новые, они словно не замечали боли, или даже наслаждались ею.

Демоница села на трон, раздвинув ноги и в наслаждении откинув назад свою львиную голову, спинные шипы с щелчками и хрустом вошли в камень позади неё. Кабан тут же подошёл к правой её груди и принялся лакать кровавое молоко, то же сделал и пёс с левой грудью. Демоница зажмурилась и издала из львиной пасти довольное урчание. Катя сложилась пополам и её стошнило на белый гранит, где рвота перемешалась с кровью в отвратительную массу, от которой пошёл дым. Недовольный рык заставил её тут же подняться и выпрямиться, задержав дыхание. Испуганно, кабан и пёс ушли за трон.

– Я не терплю неуважения, Екатерина. Нужно сдерживать себя.

Катя выдавила из себя тихое «прости», продолжая сдерживать рвотные позывы, впрочем, те быстро прошли. Она удивилась, как скоро смогла привыкнуть к окружавшей её мерзости.

– Я не хотела.

– Я знаю, – демоница махнула рукой и из-за трона вновь вышли звери, принявшись сосать её груди.

– Это обязательно?

– Такой меня придумали люди, ничего не могу поделать и тем более не могу себе отказать, – проурчала демоница, – Екатерина, прежде чем я позволю тебе увидеть дочь, я хочу, чтобы ты сыграла в игру. По моим правилам естественно.

– Откуда мне знать, что ты позволишь?

– Брось это! Ты уже оказалась в моём мире, и не в том положении, чтобы спрашивать. Я сказала, что хочу, чтобы ты сыграла в игру. И ты будешь играть.

***

Когда демоница, под своё же урчание, явно получавшая от этого удовольствие, объяснила Кате суть игры, та некоторое время стояла неподвижно. Нет, она не думала сможет или не сможет поступить так, как от неё требует «игра» - точно поступит и не отступит. Вопрос стоял в иной плоскости восприятия, как она станет с этим жить? Не против ли этого кричало и визжало всё её нутро, когда малышка исчезла? Не против ли такой несправедливости? И будет ли справедливо, что своё, она заберёт у демоницы именно таким способом. Все будут страдать, всё что-то, да потеряют, и только это мерзкое существо останется в плюсе. Будет наслаждаться кровью и страданиями, продолжая своё гнусное дело, даже не сдвинувшись с места.

– Я вижу ты всё решила. Да что там, как только попала сюда, ты была готова на всё. Не жди слишком долго и дай мне знать, как будешь готова выбирать.

– Можно выбрать кого угодно? – спросила Катя, взглянув на демоницу и попыталась смотреть ей в львиные глаза, но взгляд то и дело останавливался то на окровавленных сосках, то на когтях, то снова возвращался в глазам и пасти.

– Абсолютно. Хоть у твоей соседки, да пусть даже и жены какого-нибудь президента. Можешь украсть, можешь убить, можешь наслать на них смертельную болезнь и дитя умрёт позже. Выбор за тобой. Любой ребенок, в любом месте, и любым способом. Довольно лёгкая игра для женщины, что столь сильно любит своё дитя, – львиная морда улыбалась.

– Любой ребенок, любым способом, – повторила Катя, вдыхая горячий и вонючий воздух, а потом продолжила, – что будет с ребенком?

– Да какое тебе дело? – пробормотала демоница, – всё зависит от твоего выбора, но помогать в нём я тебе не стану. И так моё отношение к тебе непозволительно великодушно для богини.

Катя покачала головой, она уже сделала выбор, знала, как поступит, но ещё не знала, у кого она отнимет самое ценное в мире сокровище. Образы мелькали перед глазами, она, невидимая и принявшая ужасный облик, заглядывала в окна, в двери, проносилась от города к городу. В моменты её незримого появления, люди в комнатах или на улице, словно ощущали её присутствие. Не все, но многие. И из таких мест она предпочитала сбегать. Решение же пришло само собой. Проскальзывая через стены старого обшарпанного общежития, где-то в Латинской Америке, Катя увидела большую комнату, всю в грязи, на столе и кроватях валялись шприцы и бутылки из-под алкоголя. Народу тоже было много. Вокруг беременной девушки бесцельно бегали мужчины, и только старая бабка, принимавшая роды, была по-настоящему озабочена происходящим. Когда Катя подлетела ближе, девушку затрясло, а бабка подняла голову, вертя ею по сторонам, вдруг остановилась и посмотрела прямо сквозь неё, бормоча что-то на неизвестном ей языке. Кате на миг стало больно, но боль быстро прошла. Она же выставила перед собой руки и сжала кулаки, слишком сильно. Ей даже показалось, что раздался хруст, но нет, это только её воображение. Девушка вскрикнула и затихла. Первый крик ребенка никто не услышал.

***

Демоница резко встала с трона, так, что груди натянулись и выпали из пастей кабана и пса. Те расстроено зафырчали, но быстро смерились и упали к ногам хозяйки.

– А ты молодец! Большая молодец. Сильная, любящая. Безмерно любящая. Всегда знала, что таким, как ты, нужно давать шанс попасть ко мне. Вы не останавливаетесь ни перед чем. Великие люди, воистину. И какая сцена, так легко ты смогла на миг превратиться в меня, какой хитрый и продуманный выбор! Думаешь, ей или тебе всё-таки будет легче? Впрочем, всё равно, моему наслаждению нет предела, я довольна. Ты можешь забрать дочь.

Катя сидела, покачиваясь из стороны в сторону. Ей хотелось одновременно кричать и скулить, молиться и проклинать всех на свете. Это её выбор, ёе вина, и теперь её бремя. Вопрос, сможет ли она жить дальше.

Из лужи крови перед троном начал появляться девичий силуэт. Голова, затем плечи, туловище и руки, талия, ноги. Кровь медленно стекала по телу, открывая формы девушки.

– Это не она! Не может быть она! Где моя дочь? Я всё выполнила! – истерично закричала Катя.

– Это она. Присмотрись, – прорычала демоница, подойдя к девушке, гладя ту по телу и волосам, снимая и соскабливая оставшуюся кровь, глотая её прямо с рук и облизывая пальцы длинным львиным языком.

Катя зажмурилась и била себя по голове руками, ещё и ещё. Она вспоминала момент, когда видела малышку в последний раз. В голове возникали образы, возникало всё. «Ах вот она моя доченька, вот моя любимая! Вот моя хорошая! - Она вынырнула из-под одеяла, вскидывая его вверх. Уже хотела вновь ухватить дочку руками и защекотать, услышать её звонкий смех, но ухватила она пустоту».

– Нужно раньше, раньше! Мне нужно раньше! – кричала Катя, не прекращая удары.

«Где же, где же, где же? Где моя девочка? Сейчас найду её и обниму-обниму такую красивую! – Ещё несколько движений, она откидывала одеяло и перед лицом оказывалась её маленькая дочка, что сидя на месте, улыбалась во весь свой беззубый рот, от радости щурясь и прикрывая дивные голубые глаза, да ждала, пока мама скинет непонятное ей покрывало с лица, чтобы им встретиться вновь, как и десятки раз до этого. - Ах вот она моя доченька, вот моя любимая! Вот моя хорошая!»

Катя остановилась и плакала. Из-под закрытых век текли слёзы. Где-то в подсознании она видела свою маленькую малышку. Она медленно открыла заплаканные глаза и взор её пал на девушку, что языком дочиста вылизывала демоница.

– Ну что, прозрела, Екатерина? – спросила демоница, довольно урча и любуясь своей работой.

Перед ними стояла красивая юная девушка, с русыми волосами, большими голубыми, с оранжевым отливом, глазами.

– Это?

– Это почти твоя копия. Посмотри, у неё твои глаза и волосы, папин нос и ушки. Она это, она.

– Почему? – спросила Катя, вытирая руками слезы и вставая на ноги.

– Потому что тебе никто не говорил, что время в моём мире течёт также, как у людей. Малышка немного подросла, но стала краше матери. Забирай её и уходите вдвоём, ты выиграла игру, Екатерина. Игру всей твоей жизни.

– Мама, – тихо произнесла девушка и обняла Катю. Крепко. Вцепилась в неё, словно испуганный кот, царапала ногтями нагую кожу, – мамочка.

Они долго стояли на месте. Странно, но демоница не прерывала, возможно отдавая должное осознанию вновь приобретенного. Для девочки прошли не недели, а года в этот адском мире. Что с ней было, что она тоже пережила, думала Катя, и наконец ответила, тоже вцепилась в девушку.

– Малышка моя, любимая. Доченька. Прости, я так долго…

Их прервала демоница.

– Долго? Ты лишь с десятками тысяч тех, кто пытался, и с буквально сотнями тех, кому было позволено прийти. Возрадуйся, это почти мгновенно. И проваливайте уже, сентиментальность не для меня.

– Деревья, дети на корнях? Если не узнаю, то не смогу жить дальше, – спросила Катя, всё ещё обнимая дочь. Дочь, она понимала и уже не сомневалась, это её дочь. Также она не сомневалась, что после содеянного, она так и так не сможет жить.

– Что корни? – спросила демоница, и тут же засмеялась, – вот что ты придумала, Екатерина. Наглая, очень наглая. И упёртая. Да, она же тут, я говорила, и время её давно остановилось.

– Я обязана спросить, могу ли я…

***

Он вошёл в квартиру, бросил ключи на полку, и медленно снял с себя куртку. В этот день знатно похолодало и его немного трясло. Впрочем, трясло его почти всегда, когда он возвращался домой. Однажды они договорились с ней, что он уйдёт, буквально на один день, даст ей время совершить некий обряд. Он ушёл, дал время, и теперь постоянно корил себя за это, ведь, когда вернулся, её не было. Как и в случае с их маленькой дочкой, все вещи были на месте, следов не нашли, да и искали не долго. Сам же он сдался после почти года шатаний по округе, бесконечных разговоров с соседями, которые пусть и жалели его, но больше уже раздражались. Потом руки опустились. Тогда, в течение одной недели, он потерял дочь и жену. Он не был уверен виноват как-либо он сам в произошедшем, но всё равно себя ненавидел. После же и ненависть почти прошла, снившись вечной апатией к каждодневному абсолютно одинаковому существованию. Силы духа хватило разве что на то, что не спиться и не опуститься на самое дно. Он погрузился, но плавал где-то над самым илом, вязким и противно пахнущим, готовым утянуть его в любой момент от забвения надоевшей жизни.

Начав снимать с себя обувь, он одернулся и резко встал, схватившись рукой за попавшуюся металлическую ложку для обуви. Мёртвая квартира, какой она была последние лет пятнадцать, казалось, ожила. Сейчас ему уже не было холодно, серые и синие оттенки, наполнявшие эти стены, будто бы стали ярче и к ним игриво присоединились теплые желтые и оранжевые всполохи света. Дома было жарко и абсолютно точно пахло блинами - он тут же вспомнил, всё нутро кричало об этом – его любимыми блинами, что Катя готовила для него почти каждую пятницу, под конец рабочей недели и подавала со сметаной и сахаром.

Его трясло, он боялся сделать шаг. Сердце бешено стучало в груди и рвалось наружу, пробиваясь в истерике сквозь ребра. Он боялся. Боялся, трясся, и до боли сжимал кулаки и зубы, а из глаз его брызнули слёзы. Больше всего на свете желал он, чтобы это была она, его Катя, Катенька, но мерзкий мозг настаивал на реальных вариантах, и ждал встречи с грабителем, отгоняя мистику происходящего. Первый шаг был сложным, а глоток дивно пахнущего воздуха так и застрял комом в горле. Рука медленно поднималась, занося над головой, комично смотрящуюся ложку для обуви. Второго шага не понадобилось.

Из-за угла коридора появилась девушка лет пятнадцати-шестнадцати, с грустью в больших зеленых, с оранжевым отливом, глазах, таких же, как у её матери. На руках она держала малышку, словно только что родившуюся, та улыбалась во сне и нежно сопела. Девушка подошла ближе, и он упал на месте смотря на них полными слез глазами, не мог пошевелиться.

– Здравствуй папа, – сказала она, – ты не поверишь, но мама спасла нас. И попросила не оставлять тебя одного. Боялась, что ты не справишься.

Показать полностью
95

Что я узнал, работая ландшафтным дизайнером. Рулонный газон

  1. Подготовка грунтов - важна. Кладете на суглинок - готовьтесь, что газон будет плавать; кладете на песок - меньше влаги и мин.веществ будет в газоне задерживаться.

  2. Минимум пассивный дренаж из 5см песка, минимум 15см хорошего спрессованного грунта.

  3. Подготовка под посев и рулон - почти идентична, а потому разница в цене будет только в разнице суммы за семена (хороший мятлик стоит дорого, дешевле доставка) и суммы за газон (дорогая доставка всегда)

  4. Не трамбовать грунт перед посевом/укладкой - нельзя(и садовый каток , я считаю, для этого тоже не подходит, нет там нужного эффекта. Трамбуем плитой) . По весне довольно часто правим работы "массовиков", когда газон поплыл и горочками пошел. Ну или, через пару сезонов сильно осЕл.

  5. Удобрения невероятно важны. Минимально вносятся 3 раза за сезон (лучше раз в месяц, если имеется возможность), тк с поливом из газона вымываются мин вещества, с покосом мы тоже "забираем силы" у травяного покрова. Хотим, чтобы было круто - вносим удобрения.
    Ниже пример цвета газона ДО внесения и ПОСЛЕ (изумрудный). Пример одного и того же участка. Ну и на самих удобрениях не экономим, ведь дешевые с содержанием азота-фосфора-калия 5-5-5, крутого результата не дадут - такие нужно вносить каждые 2 недели. С хорошими же не перебарщиваем, тк насыпав много удобрения на одном месте , можно это место сжечь.

Что я узнал, работая ландшафтным дизайнером. Рулонный газон Ландшафтный дизайн, Волна постов, Что я узнал, Профессия, Длиннопост, Трава, Газон, Грунт

до внесения

Что я узнал, работая ландшафтным дизайнером. Рулонный газон Ландшафтный дизайн, Волна постов, Что я узнал, Профессия, Длиннопост, Трава, Газон, Грунт

через неделю после внесения

6. Не люблю посев. Мороки больше, результат, через три года. Тк партерные рулоны к вам приедут , как раз 3х летние и уже готовые.

7. Мы используем для рулона только 3х летний 100% мятлик 4х сортов, желательно, чтобы это был посев у производителя из Датских семян в соответствующей вашему объекту климатической зоне. Порой просят более дешевые варианты газона , обычно это ЖК, где нужно быстро сделать придомовую территорию.

8. Начало сезона по газонам - это весенние процедуры по аэрации, скарификации, прокалыванию итд, и, естественно, первое внесение весеннего комплекса удобрений с бОльшим содержанием азота (осенью вносят с большим содержанием калия)

Аэрация - прорезание дернины и грунта аэратором с ножами (2-6см в глубину, как настроете); делается для обеспечения корней травы кислородом, влагой, и чтобы в эти прорези росли новые стебли травы. Дополнительно : собирает увядшую траву, грязь, мож, войлок итд - чистит ваш покров.

Что я узнал, работая ландшафтным дизайнером. Рулонный газон Ландшафтный дизайн, Волна постов, Что я узнал, Профессия, Длиннопост, Трава, Газон, Грунт

Процесс аэрации

Скарификация - по нашему вычесывание, по сути аэратор, но вместо ножей там спицы - ничего не режет, просто собирает увядшую траву, грязь, мож, войлок итд - чистит ваш покров. Граблями вы такого не сделаете

Прокалывание - Валик с гвоздями 10см - прокалывает дернину и грунт, задача, по сути как у аэрации, но глубже.

Помимо вышеуказанного есть и иные способы, но те уже применяются обычно на гольф полях, или футбольных стадионах:

Кернирование: прокалывание грунта полыми трубками, чтобы вытащить из грунта керн. После керны собираются , и та дырка засыпается песком. Задачи, что и у аэрации, но более мощно, так сказать. Нормальные машины для данного типа работ стоят 700+, мы у себя не используем. Избыточно, да и мало кто заплатит.

Прорезание: тоже для гольф полей - машина похожа на аэратор, только вместо ножей круглые диски (как от пиццы). Делают только на густых и не высоких покровах.

9. Если вы думаете , что красивый и густой газон будет жить просто так - ошибаетесь (нет, конечно, в виде исключений, как и везде, такое бывает, но я пока не видел). Периодически необходимо делать непопулярные, трудозатратные процедуры, как пескование, и землевание. Всё для того, чтобы выравнивать покров, просеивать его песком.

10. тк мы работаем в основном с мятликом, то мы не приемлем фраз клиентов подобно этим "давайте косить низко, не хочу косить каждую неделю", "ладно, если не низко, то будем косить раз в 3 недели" итп. Дело в том, что мятлик распускает стебли после 3.5см и покос, как многие любят на 3 см, да даже на 4см - не очень подходят для мятлика. Хотите низко - овсяница ваш выбор, но партерного газона не будет. Под партер - покос минимум 5-5.5см, и покос этот раз в неделю, желательно в один день (учитывая погоду).

11. Автополив, да, нужен. Дорого? Да, сейчас довольно дорого. Но в этом году наши начали наконец выпускать свои форсунки и сплинктеры (похоже на Хантер, но дешевле - будем пробовать), возможно цену позже скорректируют.

Полив, кстати и для меня тема важная, тк у поставщиков "под ключ" (т.е. материал, доставки, монтаж, наладка), цена за один и тот же участок, при идентичном оборудовании может отличаться в 2 раза. При этом пока не видел, чтобы компании топ уровня, делали, что-то иначе , чем адекватные середняки рынка.

Если нужна отдельно тема по автополиву, вы мне напишите - основы постараюсь написать доступным языком.

12. Порой слышу фразы "рулонку нужно будет переложить, через 4-5 лет". Нет, если ухаживаете за газоном, ничего не нужно будет перекладывать, если не ухаживать, то и через сезон покров будет выглядеть , как лужайка.

13. У нас (МО), на самом деле не "лакшери" условия для содержания крутых газонов. Нужно делать гораздо больше для ухода, чем, например, в Англии или Германии.

14. Ножи на косилках для покоса травы нужно точить, ага. Часто. Они не только "сбивают" траву, но и должны быть острыми. У нас уходит пара комплектов ножей за сезон (т.е. металл стачивается от максимума, до минимума , при котором нож можно использовать).

15. Я люблю красивые газоны. Люблю красивую его стрижку. Например "полоски" или "ромбики" - не каждой косилкой получится. 90% клиентов говорят, что им это нафиг не нужно. Стоит пропустить одну неделю фигурной стрижки и постричь "как получилось", сразу спрашивают, где их любимые полоски, мол без них участок выглядит дешевле.

16. Кромки газона важны - делайте бордюрчики, или хотя бы "английскую кромку", они их lawn strips называют. И косить удобнее , и выглядит лучше. Приствольные круги - тоже делать нужно, проще косить.

Что я узнал, работая ландшафтным дизайнером. Рулонный газон Ландшафтный дизайн, Волна постов, Что я узнал, Профессия, Длиннопост, Трава, Газон, Грунт

пример lawn strips

17. Мы обслуживаем, как простые участки, как и "дорогие".

18. Сорняки из газона выводят химией, не нужно ничего дергать (если только это единичный сорняк). Химия эта действует направленно - убивает сорняк, оставляет траву, главное не переборщить.

19. Правильно уложить рулонки можно бригадой в 5 человек, ну, сотки 4 за пару дней.

20. Основные правила:
Подготовка грунтов с отравниванием
Трамбовка
Ещё раз отравниваем и подсыпаем, где просело сильнее
Чуть вспушиваем верхние 1см для укладки
Укладка с нахлестом или в стык (нахлест лучше на мой взгляд)
Подрезка
Укатка
И сразу полив
Через пару недель можно и в футбол играть.

Чего вспомню - допишу. Всем красивых участков и газонов.

Показать полностью 4
34

Игра. Часть 1

Она пробиралась под воздушным шелковистым одеялом всё медленнее и медленнее, сопровождая свои движения привычными фразами и неизменной улыбкой на лице.

– А кто это тут у нас спрятался? Где же она сидит?

Одеяло падало на глаза и немного просвечивалось под солнечными лучами, что ярким светом играли за окном. Она будто бы ползла вперёд, приподнимая ткань и закидывая её за голову. Ответом на фразы была тишина, и только редко проезжающие машины бурчали моторами в небольшом закрытом дворе. Ей нравились такие игры с малышкой – сухо, чисто, безопасно и главное, случись что, ты уже дома.

– Где же, где же, где же? Где моя девочка? Сейчас найду её и обниму-обниму такую красивую!

Ещё несколько движений и секунд, она откидывала одеяло и перед лицом оказывалась её маленькая дочка, что сидя на месте, улыбалась во весь свой беззубый рот, от радости щурясь и прикрывая дивные голубые глаза с оранжевым отливом, да ждала, пока мама скинет непонятное ей покрывало с лица, чтобы им встретиться вновь, как и десятки раз до этого.

– Ах вот она моя доченька, вот моя любимая! Вот моя хорошая!

Катя хватала дочку руками за животик и щекотала, а вместе они смеялись самым искренним смехом над нелепой игрой, приносящей так много веселья им обеим. Из раза в раз. Бесчисленное множество раз. Столько, сколько нужно будет, пока дочка веселилась и улыбалась.

Иногда они засыпали за игрой, накрывшись этим же одеялом, мило обнявшись, а после, во сне, маленькая утыкалась маме в бок и та, привычными движениями доставала грудь и кормила ребёнка. Но не сейчас.

***

Заплаканная, сидела она и трясущимися руками сжимала розовое одеяло, впиваясь в него давно не стриженными ногтями. Если бы не оно, то разодрала бы себе кожу до крови, запачкав всё вокруг, ведь боли она сейчас не чувствовала. Красный цветок на обоях, с его импровизированной бело-желтой пыльцой, хоть как-то помогал сконцентрироваться, в него-то и впился её испуганный взгляд.

Наверное, со стороны, она смотрелась жалко. Но как выглядит женщина, у которой буквально несколько часов назад, буквально из рук пропал ребенок. Катя поставила на уши весь подъезд, а затем и весь дом, взорвала все группы в социальных сетях, что знала, и ещё до приезда полиции, добровольцы прочесали каждый уголок многоквартирного четырёхэтажного дома. Даже квартиры, в которых ребенок никак не мог оказаться.

– Екатерина, посмотрите на меня, пожалуйста, – говорил молодой на вид человек, сидящей на кухонном табурете, назвавшийся ранее Евгением. Собственно, более ничего она не запомнила. Какое-то удостоверение, куча вопросов, свои же речи, как в бреду. Она потеряла дочь! Катя оторвала взгляд от цветка на стене и краснющими глазами взглянула на окликающего Евгения, который протянул руку к её плечу. – Молодец. Постарайтесь сосредоточиться и четко повторите, что случилось.

Катя наморщила лоб и шире раскрыла глаза. Она не понимала, что от неё снова хотят. Разве она не рассказала, что случилось? Зачем её просят делать это опять? Они, что, не слышали её слов?

– Вы что, не слушали меня? Моя малышка пропала! – она уже не кричала, как раньше, говорила сбивчиво, но вполне понятно. На крики и истерику не оставалось сил. Евгений протянул ей невесть откуда взявшийся в руке стакан. - Моя дочь пропала! Моя малышка!

– Екатерина, расскажите, что случилось? Вы играли с одеялом, а потом?

– Что потом!? Что потом!? Потом она пропала! Пропала! – Катя вновь сорвалась на писк и затрясла руками, выбив поданный ей стакан и тут же остановилась. Вода взлетела вверх, словно из испорченного фонтана и забрызгала всё вокруг. Она вновь нашла глазами тот цветок на обоях.

Человек перед ней лишь немного поморщился, и не стряхивая с лица облившей его воды, спросил.

– Да, расскажите мне, как она пропала. Каждый ваш шаг, каждое движение. Я бы не спрашивал, будь это не важно. Все в этой комнате хотят помочь, - он медленно провёл рукой слева от себя, в сторону, где стоял полицейский в форме, какая-то женщина в костюме и её муж, которому до сих пор не дали с ней поговорить, только обнять, всю заплаканную, - поймите и меня, я обязан задавать такие вопросы и, чем точнее ответы на них я получу, тем лучше мы с коллегами выполним свою работу.

Она снова перевела на него взгляд.

– Каждый шаг?

– С самого начала дня, как только вы проснулись. Буквально каждое движение, что помните, – ответил он ей ровным голосом без эмоций, будто сидел перед ней робот, а не человек.

Муж стоял в дверях, тоже испуганный и отчего-то не сидел рядом. Конечно, после получаса поисков в квартире, постоянного распахивания всего и вся, она позвонила ему и дрожащим голосом прошептала в трубку, что малышка пропала. Успокоился он быстро, а потом закидал её вопросами, казавшиеся ей совершенно ненужными, абсолютно нелепыми и пустыми. Зачем вопросы, быстрее езжай домой, ищи её вместе со мной, ищи везде, где только можно и нельзя найти, в любых местах и любыми способами. Только сейчас она поняла, что он боялся не меньше неё, а может и больше. Ему тоже хотелось кричать, бежать и переворачивать каждую коробку на своем пути, заглянуть под каждую щель, пусть туда и не поместится даже карандаш. И он бы сделал, но смог остаться с холодной головой. Что он говорил тогда в трубку? Катя, посмотри под детской кроватью, может она упала и уползла туда, а ты не заметила? Катя, подними одеяло. Будто она не понимала и не смотрела. Не смотрела всё и вся в квартире по сотне раз. Малышки не было. Наконец, эта мысль и немое наваждение покинуло её.

– Екатерина? – Евгений наклонился к ней, как-то странно скривив шею.

– Мы весь день были дома, квартиру я закрыла на замок, как только Дима ушёл на работу. Малышка спала, да. Она проснулась только в восемь утра, а Дима уходит в половине седьмого...

***

Малышка проснулась без слез, как это обычно бывало и Катя заметила, как та начала тянуться маленькими пухлыми ручонками к игрушкам, что мирно висели на резинке, натянутой с боков кроватки. Маятник чуть покачивался в такт попыткам ребенка ухватиться за одну из забавных белых обезьянок. Она подошла к кроватке и её встретил открытый и чистый взгляд. Улыбка, какое-то младенческое приветствие на непонятном взрослому человеку языке и девочка, забыв про игрушки, потянула ручки к ней.

Обычный утренний ритуал включения чайника, открытия занавесок на окнах, подмывания, смены подгузников, приготовления еды, занимал не так много времени, но Катя всегда растягивала его, как могла, если у малышки было хорошее настроение. А сегодня её настроение било все рекорды, ибо маленькая даже не делала попыток, как-либо покряхтеть, повертеться в руках или удивиться, почему же её пронесли мимо зеркала и не остановились.

Она накормила дочку и какое-то время играла с ней на полу, когда та ползала из стороны в сторону, таская с место на место множество разбросанных игрушек, постоянно показывая их ей.  Время шло к первому дневному сну, на который у них тоже имелся свой ритуал. Долгая игра в постели, после которой она клала малышку в кроватку или, что бывало чаще, засыпала рядом с ней на большой двуспальной кровати, что они с мужем поставили так, чтобы лишь с одной стороны можно было на неё лечь.

Играли они с любимым одеялом малышки, который та нежно обхватывала ручонками, когда хотела заснуть. Это был лучший способ. Вот и сейчас Катя пробиралась под нежнейшим шелковистым одеялком, сопровождая свои движения привычными фразами и неизменной улыбкой на лице.

– А кто это тут у нас спрятался? Где же она сидит?

Одеяло падало на глаза и немного просвечивалось под солнечными лучами, что ярким светом играли за окном. Она будто бы ползла вперёд, приподнимая ткань и закидывая её за голову. Ответом на фразы была тишина.

– Где же, где же, где же? Где моя девочка? Сейчас найду её и обниму-обниму такую красивую!

Ещё несколько движений, она откинет одеяло и перед лицом окажется её маленькая дочка, что сидя на месте, улыбнется во весь свой беззубый рот, от радости щурясь и прикрывая дивные голубые глаза, да будет ждать, пока мама скинет непонятное ей покрывало с лица.

– Ах вот она моя доченька, вот моя любимая! Вот моя хорошая! – сказала Катя выныривая из-под одеяла и вскидывая его вверх. Она уже хотела вновь ухватить дочку руками и защекотать, услышать её звонкий смех. Но ухватила она пустоту.

Дальше были минуты спокойствия и осознанного поиска, ведь не могла малышка никуда пропасть из квартиры. Но дочка исчезла. И пришла паника.

***

– Екатерина, вы уверены, что не выходили из квартиры или, быть может, кто-то наоборот заходил?

– Я уверена. Дверь я закрыла сразу, как муж ушёл, – ответила Катя, отчего-то она не назвав его по имени. Словно в одночасье стал он ей чужим человеком, а не отцом её ребенка, что был рядом всё эти годы, снова именно сейчас она осталась одна и с потерей малышки, потеряла и всех остальных, даже себя. А может ли она верить себе? Пронеслось в голове, может ли быть уверена, что не произошло, чего-то страшного, что сознание в миг выкинуло из её головы и решило забыть так быстро, как это и произошло. Исключено. Она уверила сама себя и, соглашаясь покачала головой.

– Да, уверена. Никто не мог войти, а мы с малышкой тоже не выходили.

– То есть, девочка просто исчезла, когда вы в последний раз вылезли из-под одеяла? - Евгений чуть откинулся на стуле и упёрся руками в колени, а потом посмотрел в сторону дверей, где стояли остальные.

– Да. Её не было. И звуков никаких не было, – Катя видела, что человек перед ней хочет съязвить, указать на то, что человек не может без следа испариться, что в рассказе, чего-то не хватает, но сдержался.

– Спасибо. Я понял. Давайте мы поговорим ещё раз позже, а сейчас я оставлю вас в покое, вам нужен отдых, – сказал он вставая и ещё раз дотронулся до плеча, словно эти жесты доброты и причастности могли ей помочь, словно магическим образом избавят от стресса и предистеричного состояния.

Он поднялся и уверенным жестом попросил выйти всех, удержал даже мужа, что хотел обойти его, грубо вытолкнув в коридор. Катя осталась одна в комнате, дверь закрылась. Она посмотрела в то место на кровати, где в последний раз сидела малышка. Казалось, что она и сейчас там сидит, но трясущаяся рука гладила пустоту. Пустоту вечную и немую. Катя взяла одеяло и накрыла им голову. Закрыв глаза, вжалась в мягчайший ворс, глубоко, почти до боли в груди вдохнула воздух вместе с родным ей запахом и из горла её вырвался беспомощный крик. За дверью тихо говорили.

***

В поисках и периодических истериках прошла неделя. Все квартиры не только в подъезде, но и во всем доме, прочесали не один раз, сами жители в том числе. Опрошен был каждый, и каждая запись со всех камер засмотрена до дыр. Стало ясно одно – никто из квартиры, кроме мужа утром, не выходил, и никто до пропажи девочки не входил. Четвертый этаж тоже не оставлял ей возможности убежать самой, впрочем, как и малый возраст. Малышка и правда исчезла, пропала, испарилась. Можно придумать явлению любое название, суть оставалась одной.

Спустя эту бесконечно долгую неделю в полиции почти прямым текстом говорили, что найти похищенного младенца живым, через три дня почти невозможно, а через неделю все поисковые операции превращаются в фарс. Время – ресурс критический. За три дня область поиска расширится в геометрической прогрессии, и понадобится очень много усилий, чтобы её закрыть. И таких сил может просто не оказаться. Заявку, конечно отработают, без особой надежды. Статистически, да и практически, они были правы, даже если забыть о лени в органах по охране общественного порядка. Но то ребенок, и ребенок маленький, а потому искать продолжали многие, кто знал о ситуации. Осложнялось тем, что Катя не могла сказать больше, чем «моя малышка пропала» или «была вот тут и исчезла, через секунду». Мало кто верил, но все свидетельства указывали на то, что ребенок буквально испарился из этого мира. Все три психолога, работавшие с Катей, как один, сумасшедшей её не считали и были уверены, что её слова правда, что Катя не врёт ни в одной фразе, но как это может быть правда, понять не могли.

Опустошённая она сидела на кухне, рядом с горой приготовленных блинов, почти каждый из которых подгорел или свалялся. У неё, той, что всегда пекла любимое блюдо мужа идеально. Сейчас она просто старалась отвлечься, а он молча смотрел на неё, боясь пошевелиться, дабы не спугнуть спокойную задумчивость с её лица, чтобы она хоть немного посидела на месте. Без истерик, без бешеной беготни по дворам, без очередного перекидывая всех вещей в квартире с места на место.

И тут она заговорила, ровным голосом, тихо и хрипло, будто кричала до этого момента всю ночь на концерте любимой группы.

– Я читала сегодня утром, что есть демоны и духи, которые бесследно похищают детей. Нет, молчи, знаю, ты не веришь в мистику, бога. Но я сейчас верю во всё, что угодно, и готова поверить в самую чушь, лишь бы малышка оказалась снова рядом.

– Катя, милая, – он протянул ладонь желая взять её за руку, но она вздрогнула и, сжав руки в кулаки, прижала их к груди, всё ещё смотря в одну точку, – мы продолжим искать, ты только…

– Только что? Только не сходи с ума? Только не говори чепухи? Только что? – она прикрыла глаза, будто не хотела говорить того, что произнесла.

– Только не отчаивайся, – закончил он, – я не брошу тебя. Это тяжело. Мне тоже, как бы я не скрывал, но если мы не найдем её, нам придется жить дальше.

На кухне на несколько секунд замерцала лампочка и погасла. Он чертыхнулся и приоткрыл побольше шторы, на улице наступал вечер, но всё ещё было достаточно светло.

– Я не отчаиваюсь, я ищу варианты. Любые, даже самые дикие. Пока тебя не было я пробовала несколько обрядов, – он молчал, ждал, что Катя продолжила, – пока ничего, у меня даже не возникло ощущения, что что-то может произойти. Я попробую ещё. Этих демонов, их очень много, я даже не знала.

– Родная… – Катя вновь перебила его.

– Если не веришь и не хочешь, я буду пробовать дальше. Одна. Просто не мешай.

Их разговор окончился долгим молчанием, а потом он всю ночь смотрел, как Катя судорожно выискивает в интернете новые и новые ритуалы, читает латынь, персидский, испанский, всё с сильнейшим акцентом, что даже смотря на строки на экране, Катины попытки было не разобрать. Дальше были свечи, причитания под одеялом, а закончилось всё новой истерикой. Вселенской несправедливостью к ней и только к ней, ведь никто не имел права, будь то сам бог, лишать её уже второй дочери. Абсолютно никто. Наконец, они уснули.

Одну из близняшек они потеряли при родах. Бедняжка даже не сделала первого вздоха, несмотря на то, что все анализы и состояние Кати перед родами были идеальны. Им показали её, такую же красивую и милую, как сестричка, словно две капли воды похожую, а после унесли. Это и правда была несправедливость, он это понимал, а она не принимала. К этому времени она почти смирилась, но за неделю это неприятие возвысилось в ранг идеи всей жизни, по крайне мере до её конца, в безуспешных попытках исправить неисправимое. Кто-то скажет «лишь неделя», для Кати же – целая жизнь, в которой на плаву её оставляло лишь это незыблемое желание спасти дочку. Да, именно так она и говорила с того вечера. Не найти, но спасти, ибо уверена была, что дело теперь только лишь в нечистых силах, какими бы гнусными и сильными они ни являлись.

Поход в церковь на следующий день, убедил Катю в её намерениях. Муж чуть не разбил лицо священнику, но Катя оттащила его под причитания, что тот прав и нужно пытаться ещё и ещё, пока не оставят силы. Сил у неё появилось много, как и желания. Идея и действо, в которые он мог играть некоторое время, но не мог принять, как не мог принять и её сумасшествие. Это не её вина, и не его. Ничья, так случилось. Нужно жить дальше, нужно пройти всё вместе, но как, если Катя выбрала один из немногих способов, ведущих к разрушению.

И он играл. Мучительная игра для него, ещё более мучительная вера для неё. В какой-то момент один из них не выдержит и сдастся, и он не хотел быть первым, но его терпение точно окажется слабее её бездумной веры, ибо с верой проще, вера может многое простить и оправдать, многому может дать сил. Сколько я выдержу? Задавал он себе вопрос. Неделю, месяц, может даже год. Что будет дальше? Когда Катя впадёт в полное безумие? Эти мысли и поведение приходилось отгонять, но не замеченными ею они не остались.

– Ты не обязан, – сказала Катя в ночь, когда хотела совершить очередной ритуал.

– Обязан, Кать. Но не могу, прости, – он отвернулся, не смея смотреть ей в глаза, и некоторое время молчал, а когда посмотрел, она уже вела новые приготовления.

– Ты не виноват, – вдруг произнесла она и, встав с кровати, подошла к нему и обняла за шею. На её лице было некое воодушевление, быть может от того, что он признался. Сам признался. – Я справлюсь, только не мешай. Мы же только начали, но я уже чувствую что-то. Уйди. На день-два, дай мне побыть совсем сумасшедшей.

И он ушёл. В ту же ночь. Боясь лишь одного, что вернувшись, удивит Катю в ванной в перерезанными венами, что она таким способом уйдёт к дочке. К дочкам.

***

Великая дочь высших, что истязает младенцев.
Ее рука - сеть, ее объятия - смерть.
Она жестока, яростна, злая, хищная.
Сбегающая, воровка - дочь высших.
Она касается живота рожениц.
Она вырывает младенцев у беременных.
Дочь Всевышнего - часть богов, ее братья.
Без детей.
Ее голова - голова льва.
Ее тело - тело девы и скользкой твари.
Она рычит, как лев.
Она кричит, как бесконечность.
Демоническая сука.

Раз за разом, и ещё сотни раз, повторяла Катя, окунаясь во тьме в объятия того самого одеяла, призывая очередного демона. И те же сотни раз встречала перед собой пустоту комнаты. Она кричала и, наверное, все, кто мог, слышали. Она яростно проклинала и обзывалась на богов и их лики. А потом молилась в слезах, прося помощи и прощения. Час тишины, и она начинала сначала, в надежде, что что-то получится.

Великая дочь высших, которая истязает младенцев…

Показать полностью
82

По мелочи

Первые дни весны всегда радовали неким уютным ощущением приходящего тепла. Так приятно выйти из тени и встать под солнечными лучами, что буквально за минуты согревали и поднимали настроение. Автобус вновь опаздывал, но у Романа, как и у многих других, был способ его призыва – стоит прикурить сигаретку и знакомый белый силуэт с зеленой полосой показывался на горизонте. Так произошло и сегодня, что вызвало у него искреннюю улыбку. Магия, не меньше. Отличный день отличной недели. А уж если учесть, что сегодня на карточку упадёт зарплата и можно побаловать себя различными вкусностями, то день этот просто обязан удостоиться более восхваляющих его эпитетов.

Единственное, что смущало – отчего-то большое количество бомжей разного пола, деликатности и изношенности по пути от дома до остановки. Смущало не потому, что это бомжи, а потому что ранее он их попросту не видел. Присутствие их на районе ровнялось примерно «один в год», да и тот единственный был до одури галантным, словно средневековый подхалим со своими любезнейшими «уважаемый», «премного благодарен», «сударь, а не найдётся ли…» и тому подобные высказывания, кои и в коридорах факультета философии не всегда можно услышать. Те же, что попадались сегодня, более были похожи на гопников-оборванцев, с непременными атрибутами низших, как их называют, слоёв населения – перегаром, опухшими злыми лицами, изрядной вонью рвоты и мочи от всего тела, а также разномастной одеждой, которая этой вонью пропиталась ещё годы назад. Если бы Романа спросили, как бы он их назвал, то тот бы ответил нечто вроде – злобный гуль, или типо того.

Автобус почти подъехал к остановке. Роман затушил сигарету о металлическую стойку и метким броском отправил окурок в мусорку, стоящую рядом. Не под ноги же кидать. Подняв взгляд, Роман увидел перед собой, наверное, то единственное, что могло немного подпортить ему настроение. Точнее, он увидел перед собой бомжа. С красным пропитым лицом, фингалом под правым глазом и большим коричневым наростом под ним же. Глаза он толком не разглядел, но на миг показалось, будто в тех скопилась вся вселенская злоба и откажи ему в чем-либо, то проблем не оберешься. На мизинце левой руки у него отсутствовала фаланга, что заросла каким-то рваным шрамом. Роман людей почти никогда не судил по внешности, важны были поступки, но данный индивид под музыку всепоглощающей вони, заставил его отступить на шаг назад. Пришлось даже задержать дыхание.

– Дай-ка по мелочи, – рыкнул бесцеремонно бомж.

Никаких тебе «Добрый день, а не найдётся ли у вас несколько рубликов, уж очень полыхают мои трубы». Вот так, с порога, нагло и прямо в лицо – гони мелочь и всё тут.

Роман порылся в карманах и с удивлением обнаружил там пару монет, номинал которых даже не посмотрел, лишь брезгливо скинув те в протянутую грязную ладонь, которая показалась ему больше звериной, нежели человечьей. Двери автобуса открылись и Роман, аккуратно обойдя пришельца, лишь бы не задеть ненароком, юркнул внутрь, где позволил себе выпустить воздух. Редко он давал подобным просящим, ибо всё равно пропьют. Сейчас же сделал всё, чтобы быстрее удалиться и, странно, не смог сказать «нет у меня ничего», как говорил обычно.

В спину себе он услышал протяжное и почти штробасное, – Вот, дал по мелочи. Это хорошо! Очень хорошо, парень, очень хорошо!

И снова ни «спасибо», ни «благодарю». Славный день чуточку испортился завонял.

А вечером он испортился ещё раз. Роман увидел того самого бомжа в окно автобуса, когда водитель медленно подруливал к остановке напротив той, с которой он уезжал утром. Нет, чёрт бы с бомжом, если бы не одно большое и странное «но» – тот каким-то неведомым образом заприметил Романа и криво улыбнулся. Когда бомж встал со скамьи и помахал рукой, сердце Романа похолодело и несколько секунд билось внутри покалываемое ледяными иглами.

– Остановка «Магазин», – произнес женский голос из динамиков и двери раскрылись в разные стороны.

Выходить не хотелось. Роман подумал, что доехать до конечной и потом вернуться обратно в надежде, что за это время бомж куда-то уйдёт, будет вполне неплохой идеей, но всё же заставил себя шагнуть наружу. Весеннее солнце всё ещё грело, но столь теплого настроения, как этим утром, уже не придавало.

Бомж ждал его по ту сторону пешеходного перехода. Роман прошёл, нет, он почти пролетел мимо, проигнорировав вытянутую руку, но заметил, что бомж тут же двинулся за ним. Пару минут они шли в тишине, которую прерывали своим щебетанием птицы, да и те замолкали, когда бомж оказывался под ветками деревьев, на которых они сидели.

– Дай ещё по мелочи, – раздалось за спиной.

Роман промолчал, ускорив и без того быстрый шаг. Дальше придется бежать.

– Я знаю, тебе не жалко. Дай по мелочи! – повторял бомж и голос казался ближе, нежели фразой ранее.

Шаг, шаг, ещё шаг.

– Да не беги ты. Ну дай по мелочи. Дай-дай.

Роман резко развернулся и уставился на преследующего его бомжа. Тот улыбался. Во рту сильно не хватало зубов, да и те, что ещё оставались, выглядели более чем отвратительно. Не хватало гноя из десны, или крови из разбитой губы. И так хотелось его ударить, что адреналин ударил в кровь, а кулаки сами сжались и Роман ощутил, как ногти врезались в ладони. Он был зол и не сдерживал себя.

– Отвали от меня! Нет у меня никакой мелочи, – прокричал он, но бомж лишь подернул вверх брови в удивлении.

– Есть у тебя. Я же вижу, – прохрипел тот совершенно спокойно.

– Отвали нахрен! Ничего нет!

– Есть-есть. Ты уже дал по мелочи, значит ещё отдашь, – сказал бомж, вытягивая уже обе руки и складывая ладони вместе. – Дай по мелочи.

Роман начал шарить по карманам, как делал это утром, но не нашёл ничего ни в джинсах, ни в куртке, ни в портфеле.

– Видишь! Ничего нет! – Показывал Роман, сам не заметив того, что будто бы оправдывается перед этим грязным и дурно пахнущим бомжом, что у него не оказалось больше ни единой монеты. – На карте все деньги. Отвали!

– У тебя много есть, я вижу. Мне всего-то по мелочи надо, – снова спокойно ответил бомж, не обратив внимания на попытки Романа оправдаться. – И ты мне дашь всего по мелочи, как только поймешь, что нужно отдать.

И Роман побежал. Так он не бегал со времен школьных веселых стартов, когда отдавал все силы ради победы своего класса. Он бежал быстро дыша и в голове его крутилось яростное «отвали», повторяющееся из раза в раз. Рюкзак неудобно бился о спину, ключи в нём тряслись, летая из стороны в сторону и каждый удар казался ударом ножа. Очнулся он, когда вбежал в свой двор, и только тогда позволил себе сбавить темп. Оглянулся и с облегчением выпустил воздух из разгоряченных легких, что буквально горели внутри, а горло обжигал свежий весенний воздух. Дыхание никак не приходило в норму.

Лавочка у подъезда пустовала, что показалось странным. Вечно болтающие о чем-то бабки всегда занимали своё, можно сказать, законное место. Но не сейчас. Роман достал ключи и машинально потер бок рукой, словно проверяя нет ли там раны. Раны не было, но место немного болело. Ключ открыл дверь и тут же за спиной раздался голос, который он точно слышать не хотел. Более того, он не слышал, как у нему подошли.

– Ну чего? Дашь по мелочи?

Бомж смотрел на него взглядом куда более агрессивным, нежели ранее. Ровно дышал и вовсе не моргал. Роман только сейчас обратил внимание, что тот одет в длинный коричневый плащ (как в таком вообще можно было бежать) из странного материала, похожего на не выделанную кожу из грубо сшитых черной нитью кусков.

– Ну что? Дашь мне по мелочи?  – повторил бомж.

Роман ударил обеими руками бомжу в грудь и тот немного отшатнулся. Вовсе не так далеко, как от сильного удара.

– Я тебе в морду сейчас дам, урод! Что тебе от меня надо? – кричал Роман.

– Да так, по мелочи надо. Ты дал уже, но я знаю, что ещё отдашь.

– Я ментов сейчас вызову! – бросил Роман и ринулся в подъезд, дергая за ручку в надежде быстрее закрыть за собой дверь, но в проёме показалась уже знакомая, почти звериная рука. Она тянулась к нему, а по ту сторону хохотал бомж, повторяя всё те же слова.

– Дай по мелочи! Дай по мелочи, парень. Ромка-Ромка, дай по мелочи, у тебя много чего есть! Я же всё равно возьму!

Роман застыл на миг, не понимая, откуда бомж знает его имя. Что ему нужно? Почему именно с ним это происходит? На шум и крики никто не выходил. Подъезд будто вымер или смиренно наблюдал за происходящим. Если его начнут убивать, тоже никто не придёт на помощь? Удары плечом в дверь не помогали, бомж снаружи давил и словно не обращал внимания на боль и увечья. Он сбился со счета ударов железа, когда чёртова рука всё же выскользнула в проем, оставляя после себя разводы крови на металле. Не нажимая кнопку вызова лифта, Роман побежал на свой этаж. Спотыкаясь на ватных ногах от быстрого прилива усталости и непреходящего страха, он трясущимися руками открыл дверь в снимаемую им квартиру. Стоит ли говорить, что закрыл он её на все замки и даже подпёр стоящей в коридоре стойкой для обуви. Он даже не смотрел в окно, чтобы проверить стоит ли там его преследователь, но сразу набрал номер полиции.

***

Ожидание. Чёртово долгое и изнурительное ожидание, Роман провел сидя на краю ванной, периодически подставляя голову под холодную струю воды, дабы та хоть как-то помогла ему успокоить мысли и унять дрожь от испытанного страха. Прежде чем приехал наряд, прошло не менее трёх часов, но он всё же буквально подскочил на месте, когда услышал звонок в дверь.

– И вы утверждаете, что он это был именно тот человек, которому вы дали денег утром? – лениво спросил сотрудник полиции после расспросов по большей части не относящихся к делу.

– Именно он. И потом он бежал за мной до самого подъезда, где не давал закрыть дверь. Я уже говорил это!

– Успокойтесь пожалуйста. Сейчас ни внизу, ни в подъезде никого нет.

– Мне от этого должно стать легче? – грубо спросил Роман.

– Я прошу успокоиться и не говорить в таком тоне с сотрудником полиции, – ответил высокий мужчина, представившийся то ли сержантом Степко, то ли Стежко.

– Там кровь на двери, он рукой держал, – произнес Роман после нескольких секунд молчания и кивнул головой.

– Вы его ударили?

– Я пытался закрыть дверь, но он не давал. Пришлось нажимать дверью на руку.

– Железной подъездной дверью на руку, я всё верно услышал?

– Да, верно, – ответил Роман, – а в чём проблема? Он гнался за мной через целую улицу, откуда мне знать, что у него на уме?

– Вы нанесли ему увечья?

Роман непонимающе посмотрел на полицейского и кое как подавил желание сказать ему матом всё, что думает, но сдержался и начал говорить лишь немного повысив голос.

– Вы серьезно? Хотите ещё и меня виноватым сделать? Мало ли, что его там нет, вы три часа ехали! Естественно его там нет! Вы понимаете, что он бежал за мной, он не давал войти в подъезд! Да он ещё откуда-то моё имя знал! Что я должен был делать? – Роман был раздражен и внутри всё полыхало от несправедливости, от намеков, что шли из вопросов сотрудника.

– За всё это время он хоть раз притронулся к вам? – серьезно спросил полицейский, а его коллега, что стоял в подъезде усмехнулся. Роман молчал. – Ещё раз. Он вас трогал, бил или, может быть, хотя бы обзывал, может кидался чем-либо?

Роман покачал головой и в висках его забила злоба.

– Понятно, – сотрудник похлопал себя руками по груди, словно выискивая что-то в нагрудных карманах. – Спрашивать пили ли вы, или принимаете какие-нибудь таблетки я не буду. Закрывайтесь и отдыхайте.

– Вы не будете его искать?

– Кого? Бомжа с описанием бомжа? Который не сделал вам ничего, кроме того, что попросил немного мелочи, а вы ему за это руку дверью прищемили? – полицейский цокнул языком и развернулся, спустя пару секунд добавив уже нажимая кнопку вызова лифта. – Хорошего вечера.

Факты о том, что бомж дождался Романа вечером, что он бежал за ним, что знал его имя и, в конце концов, фактически преследовал его – полицейский посчитал нужным опустить и не считать важными.

Понял всю абсурдность ситуации Роман по прошествии часа. Как же глупо на самом деле было слышать подобное со стороны, но его-то страх был осязаем, он чувствовал угрозу всем телом. Весь вечер Роман смотрел в окна, жадно выискивая отложившийся в памяти облик. Раз за разом он подходил к окнам, то в спальне, то на кухне, и резко раздвигал шторы, но внизу на лавочке сидели бабки, на площадке играли в футбол дети, а преследователя нигде не было видно. С каждой попыткой становилось легче, но где-то глубоко в голове сидела жуткая мысль, что бомж появится снова. Самым страшным являлось то, что бомж знает в каком подъезде живет Роман. Что будет, если утром, по пути на работу, он встретит его вновь и услышит ненавистное «дай по мелочи»? Так и психом недолго стать с манией преследования.

Сон не приходил, а если и падал Роман в легкую полудрему, то вырывал его оттуда каждый шорох. Это была долгая и мучительная ночь. Постоянно казалось, будто из каждого темного угла доносится голос страшного бомжа. Что он от него хотел, что имел в виду? Давно стало ясно, что не монеты, ибо монеты стали лишь началом. Сейчас он лишь надеялся, что больше никогда в своей жизни не увидит его – странного бомжа с остановки. Как и большинству надежд, этой тоже было суждено рассыпаться в прах, потому как из коридора, громко и отчетливо прозвучали слова.

– Ну что? Пора дать по мелочи, - голос хрипел и словно усмехался на каждом слоге.

Роман вскочил с постели и тут же застыл, как вкопанный. Ноги не слушались, руки повисли плетьми и вернулся обжигающий холодом страх, не позволяющий даже кричать. В комнату вошёл тёмный силуэт и, да, это был он, теперь какой-то высокий, большой и сильный – его новый страшный кошмар. Свет луны за окном делал его более зловещим, нежели дневные лучи солнца. Комнату обволокли тошнотворные запахи разложения и крови. Привкус железа на языке не давал убедить себя в обратном. Бомж подошёл к Роману вплотную, в грязных руках его был тонкий нож, которым он проткнул себе подушечку большого пальца и провел им Роману по сжатым в тонкую линию губам.

– Давай. Мне нужно всего по мелочи, – прохрипел он утвердительно и вложил нож Роману в руку.

– Что тебе нужно? – Роман не узнал свой голос. Это и не голос был – некий сдающийся писк, желающий, чтобы его не трогали, желающий, чтобы в сию секунду он проснулся от дурного сна.

– По мелочи того, по мелочи сего. Чуть ногтя, чуть волоса, чуть кожи, чуть мяса… – говорил бомж обходя вокруг и внимательно рассматривая Романа, словно оценивая, что хочет от него получить, какие части его тела ему подходят.

И Роман отрезал аккуратно кусочек ногтя с указательного пальца и вложил в протянутую руку. Бомж довольно гаркнул и жестом показал продолжать.

– И даже не думай пырнуть меня, хуже будет, Ромка.

Прядь волос упала на ладонь, и бомж жадно вдохнул её запах.

– Ты что? Не можешь кожи и плоти чтоль дать? Жалко тебе?

Роману было жалко и было страшно. Из глаз потекли слезы, но руки как будто двигались сами. А потом пришла боль, долгая и пронзительная, длинная, как и сам растягивающийся лоскут кожи с его руки.

– Быстрее режь! Так меньше болит, – посоветовал бомж и чуть ли не хрюкнул от удовольствия и Роман, словно повинуясь заклинанию, резко дернул ножом, отрезав кусок. Его немой крик разнесся по комнате. – Молодец! А теперь по мелочи плоти.

– Плоти!? – голос был еле слышим.

– Да, плоти. Откуда хочешь, Ромка. Но ты не тяни, ладно?

Почему он не борется? Почему он не может даже шага сделать? Почему, в конце концов, не воткнёт этот тонкий нож в изуродованное лицо этого существа? Роман не мог себе ответить, и тело, повинуясь неведомому порыву присело, положило одну руку на пол, а второй молниеносным движением вскрыло фалангу на мизинце. Второй рывок срезал остатки кожи, кои ещё держали часть пальца на его месте. Бывшей месте. Хлынула кровь и Роман визжа прижал руку к груди. Боль пульсировала на каждый удар сердца, боль полыхала огнем, съедала изнутри и забирала всё внимание.

– Молодец, – произнес бомж, поднимая с пола отрезанный палец и присаживаясь рядом со скорченной жертвой. – А теперь по мелочи зуба, хоть крошечку, они у тебя хорошие.

– Я не могу, – прорыдал Роман, – я не смогу.

– Жаль. До этого у тебя получалось, – зло сказал бомж и, схватив за волосы, ударил Романа лицом в бежевый ламинат уложенный на полу.

Урожай был больше, чем желал истязатель и он довольно сгреб кровавое крошево руками и размазал по лицу своей жертвы.

– А теперь ты должен выбить зуб себе сам. Или вырвать, не знаю. И не говори, что не можешь, Ромка. Понимаешь? – бомж дождался пока Роман кивнёт. – Ты сам должен дать мне его.

Бесконечно долгие минуты, в которые мозг боролся с абсурдностью происходящего, боролся с тем, чего просто не мог позволить сделать своему обладателю – изувечить себя.. Вещь столь не свойственная человеку, но проигрывающая битву, когда на кону сама жизнь. И всё же Роман медлил, и медлил отчего-то дольше нежели, когда резал себе палец. Впервые с момента, как бомж появился в его квартире, впервые, как тело смогло хоть чуть сопротивляться. Неужели зуб настолько более важен ему, чем ещё часть пальца. Их и так выбили уже изрядно и один вроде бы не сыграет роли. Убеждения всегда работают только до момента, когда необходимо совершать само действие, вот только выбор невелик, либо его вовсе не существует. Роман поднял нож, что лежал на окровавленном полу и развернул изношенной рукоятью к себе. Сколько таких, как он делали то же, что и он сейчас? Много. И это было правдой, потому как он увидел на рукояти рытвины. Руки дрожали, он почти забыл о боли в пальце, но челюсть словно пульсировала и Романа вырвало. Бомж стоял напротив, надменно наблюдая за происходящим; усмехнулся, проведя дырявым ботинком по рвоте, смешивая её с кровью, словно как какой-то изысканный соус в тарелке.

Роман выпрямился, вытер рукой рот и поморщился от боли. Рукоять снова оказалась напротив лица. Лишь бы его не убили, лишь бы остаться живым, думал он. Наконец, Роман закрыл глаза и ударил. Боль вспыхнула, взорвалась, заискрила брызгами пламени во рту и висках. Крик заполонил комнату и резко сменился истошным мычанием, когда бомж закрыл рукой ему рот.

На ухо тот прошептал, – ну вот, дал всего по мелочи.

Всё закончилось. Нет, боль не исчезла, жуткая смесь крови, зубной эмали и рвоты осталась на полу. Алые брызги на простынях и одеяле, привкус железа и гнили во тру, да этот всепожирающий сладковатый запах мочи и пота в комнате. Бомж исчез, не осталось даже его следов на крови, пропал и нож. Вместе с тем пропал в каком-то смысле и Роман. Униженный, поглощенной болью и смирением, он стоял на коленях и плакал.

***

Роман не трогал ничего в квартире, всё он оставил на своих местах, как в том момент, когда волшебным образом испарился в миг его истязатель и всё, что могло бы заставить кого-либо поверить в правдивость произошедшего. Ему или поверят, или вновь скажут, что всё это с собой совершил он сам. Он даже записал на листе бумаге кривым подчерком нерабочей левой руки, что он скажет при звонке в экстренную службу, дабы ни в чем не ошибиться, и только после обнаружил, что телефон также пропал. Острая боль сменилась тягучей и ноющей, что почему-то отдавалась во всем теле, какими-то колкими толчками. Слезы на щеках давно высохли, напоминая о себе лишь ручейками разводов на неумытом окровавленном лице.

После случившегося уснул он прямо на табурете на кухне и проспал так до самого утра. От усталости ли, от сил, что отняли у него увечья, или от психологического перенапряжения – он не знал, скорее всё вместе. Сложнее всего было заставить себя собрать по кирпичикам мысли, а уж потом одеться и выйти из дома, в надежде, что чертов бомж, или кто он там на самом деле, не будет ждать его внизу. За окном лил дождь, наверняка промозглый и косой, что заливает глаза, он словно отражал настроение Романа – пасмурное и уничтоженное.

Открыв дверь подъезда, сейчас такую тяжелую и скрипящую, он вышел на улицу, где ветер сразу ударил в чуть прикрытые веки. Он поднял взгляд и увидел их. Фигуры – женщины, мужчины, даже несколько подростков. Все грязные и отвратительные в своей злобе. Сердце не билось в груди, оно стучало ростовым барабаном, больно ударяясь о ребра. Самый ближайший из них произнес.

– Говорят, ты по мелочи даёшь? – он кивнул головой назад. – Нам бы тоже немного…

Показать полностью
47

Ответ на пост «Что я узнала, работая ландшафтным дизайнером»2

Тема мне близка...Что я узнал за 15 лет работы в ландшафтном дизайне.
Будет сумбурно и пункты не по порядку значимости, а просто по моменту, как пришли мне в голову.

1) Большинство заказчиков не хотят ЛД, они хотят, чтобы сделали так, как они видят - им нужен просто исполнитель. "Давайте сделаем, как мы хотим и не будем спорить. Деньги платим мы" - довольно частая фраза в своих вариациях.

2) При этом, они не будут слушать, что можно и нельзя сажать/делать на их участке.

3) После они будут предъявлять именно вам, что вы их не переубедили(полагаю, это актуально для многих профессий).

4) Проект обязателен всегда, иначе потом не обойтись без танцев с бубном...ой, лопатой. (хотя бы эскиз генплана для клиента, рабочие чертежи - нужны нам в поле для выполнения работ)

5) Утверждать нужно каждый шаг, и каждое изменение в соответствии с желанием заказчика, иначе будете виноваты (возможны "расставания с клиентом, когда говоришь об этом, клиент порой считает это личным оскорблением)

6) Клиентов доверяющих ЛД всю работу от силы процентов 15-20 от общего числа. Порой мы не понимаем, зачем нас вообще приглашали (см п.1.)

7) Абсолютное большинство клиентов не оценивает стоимость всех работ по ЛД, путая их в озеленением.

7-2) Никогда не поддаваться на фразу "вы, значит, делайте проект, как видите, сумма на реализацию не проблема" - по итогу в 9 из 10 случаев слышим - "ой, мы думали в 1 млн уложиться, а тут только растений на 4" (при том, что клиент указал, что хочет бассейн и обязательно на участке должен быть довольно крупный бонсай). Потому и высылаем анкету, где клиент пишет примерную сумму, которую он готов потратить на ЛД (бывает, тоже обижаются, мол вы сейчас будете подгонять всё под данную цену).

8) Желательно соблюдать порядок работ на участке, иначе... беда иначе и много потерянного времени. Крайне не люблю выходить на участок после кого-либо, когда предыдущая компания посадила растения ДО финализации всех дорожек, до прокладки автополива итд.

9) Финальные схемы прокладки инженерных сетей (желательно с привязками) должны быть всегда. В принципе важно соблюдать этапность работ.

10) Цены в питомниках на одни и те же растения, одних и тех же спецификаций по размеру, возрасту итд итп, могут различаться в 2-5 раз.

11) из п.10 - в том числе, задача хорошего ЛД подобрать растения, учитывая цену и их качество на площадке, грунты, на которых выращивает питомник и грунты на объекте.

12) Желательно не брать/не привозить растения из других климатических зон для посадки. Бывает, что один и тот же тип растений произрастает много где, но выращенное в МО для посадки в МО , с 99% вероятностью приживется, а вот с таким же растением из, например, Курска для посадки в МО уже могут быть проблемы. И дело не только в климатическом поясе, но и почве, на которой растение произрастает в питомнике.

13) Бонсай стоимостью 500000рублей, вполне можно сделать самому, найдя в лесу очень кривую молодую сосну

14) Геотекстиль под мульчу , где есть посадки растений противопоказан (лопат и грабель, конечно, по вопросу и правда сломано много, но... давайте ещё поломаем)))

15) Большинство объектов, что мы реализовывали у нас на обслуживании - и только тогда мы говорим о гарантии. Без правильного ухода/полива/удобрений сад редко у кого растет, как положено.

16) Когда только начинали и последующие лет 5 ЛД делает ВСЕ работы в один ряд с помощниками. И посадки, и таскать грунт, и копать, и перевозить. В целом - ЛД довольно универсальная рабочая единица, которая не только руководит , куда и что сажать, делает проекты, но и трактор водит (да, удостоверение тракториста-машиниста у меня тоже есть, как и у жены).

17) Честная гарантия на неприжившиеся растения есть - да, мы её выполняем. Да, клиенты это ценят.

18) Сажая растения ЛД знает, как это будет выглядеть, через 5-10 лет, а потому "чёй-то у вас тут такие большие проплешины?" - это не просто так, это всё закроется. Бывает, конечно, что клиент просит картинку здесь и сейчас, и чтобы пустот в посадках не было - это сильно дороже, нет, это СИИИИИЛЬНОООО дороже и потом часть растений будут угнетать друг друга. Да, предъявят за это именно вам с вопросом "зачем тогда так много сажали". Уговоры действуют редко.
Вообще, касаемо всех ситуаций , где клиент результат своего выбора перекладывает на ЛД, моя супруга называет "неподготовленный заказчик", поэтому мы стараемся всё это рассказывать на берегу и даже памятки делаем - не часто, к сожалению помогает.

19) В год можно сделать, как один проект, так и 5-6 под ключ.

20) Зимой мы делаем только проекты и сметы, порой выезжаем смотреть участки.

21) Половина клиентов не хотят делать топографию (а она нужна, без вариантов). Геологию же (даже для постройки строений), делают , нуууууу. 1 из 20.

22) Земляные работы почти не приносят профита - это только грязь и траты времени на реализацию. Но хорошо подготовленный участок и выполненные земляные в уже в последствие помогут сократить длительность других работ.

23) Профит на ЛД работах по итогу выполнения всего проекта под ключ примерно 10%, когда выходит 15% это для нас праздник (бывает редко).

24) согласование проекта и его корректировки (как до начала работ, так и в процессе по желанию клиента), часто занимают больше времени, нежели вся реализация по этому проекту.

25) Клиенту в 9 из 10 случаев вообще "не сдались" ваши рабочие чертежи. Ему важна лишь картинка того, как всё будет выглядеть потом.

26) Работы в полях идут с марта по конец декабря. Питомники работают вообще весь год, просто зимой у них другие задачи, кроме выкапывания и отгрузки.

27) Заказчики удивляются, что гарантия не распространяется на растения и материалы, купленные не нами.

28) Мои самые нелюбимые работы - отмостка.

29) Любимые - подготовка под газон и укладка рулонного газона (обожаю, когда участок преображается буквально в один день). Это, кстати, почти всегда финальный этап работ - газон.

30) Не понимаю, когда просят посевной газон "с нуля". Подготовка под рулонку и посев почти идентична по этапам и цене. Разница же в цене за 1 квм минимальна. Но за посевом далее ухаживать и прям следить, да и в состояние партерной рулонки он дойдет не ранее, чем за три года. Рулонку же только поливать, через 2 неделю по ней уже можно бегать. Вид - бесценен и буквально на следующий день после укладки. Подготовка невероятно важна.

31) Мы тоже косячим, да. Вину признаем и исправляем за свой счет. Косяки обычно от расслабленности, когда перестаёшь пристально следить за рабочими.

32) Толковых агрономов почти нет на рынке труда, всё заняты и им хорошо платят.

33) Полевые работы в ландшафте довольно трудоёмкие, тем кто боится таскать тяжести, замочить ножки итд - там не место.

34) Толкового человека в помощники садовника или разнорабочим найти сложно, даже за х2 по рынку.

35) 8 из 10 клиентов в анкете пишут, что огород им не нужен, в процессе добавляются яблони, груши, грядки итп (это, видимо, наше, родное).

Пока, пожалуй, хватит. Буду вспоминать и дописывать периодически. Фоточки, если нужно, тоже могу покидать.

Показать полностью
15

Сказ о деде и лисе

Сказ о деде и лисе Рассказ, Проза, Мистика, Юмор, Лиса, Курица, Мат, Нецензурщина, Дед, Бабка, Кража, Длиннопост

Улицу огласило громогласное и полное разочарования «да eb твою мать!». Кричал дед. Судя по всему, из курятника пропала очередная курица и, несмотря на все свои усилия, ни одна из уловок и линий обороны деда не сработали, похититель ушёл, оставив после себя только след из пары перьев беззащитной птицы. Кстати, шёл восьмой день поимки неуловимого хищника, это вам не просто так. Стырено уже было половина курятника и старый терял всякое терпение, впрочем, как и его соседи, постоянно слышащие, наполненные отборным матом, дивные и витиеватые его ругательства, да проклятия. А ещё, мне казалось, крыша из-за всего случившегося у деда тоже потекла, успеть бы починить и залатать пробоины.


Сейчас расскажу, как всё началось. Итак, первая курица. Обыденно, закончив читать очередную статью в газете и разгадав сканворд по её окончании, дед пошёл по нужде в сельский туалет на участке. Его давно нужно было снести – именно так дед говорил каждый раз, но туалет несгибаемой глыбой, накренившись в сторону забора, стоял без малого с десяток лет. Не всего десять, а ровно с того момента, как дедуля обещал его снести и поставить новый в первый раз. Со светом, красивым белым, а главное тёплым стульчаком. И забыл, на новой струганной двери, дед обещался нарисовать знак химической атаки. Юмор моего детства, чтоб его. Так вот, путь в места испражнений и прочих нечистот человеческого организма, как раз проходил близ курятника. Тут то дедушка и заприметил большой подкоп. Первая кража – никакой изысканности. Старый смирился, признав, что курица в количестве одна штука потеряна безвозвратно, прикопал по-быстрому выкопанную грабителем дыру и со словами «ну xyLе, бывает», пошёл спать.


Вторая курица. День был веселый. Ну, как… Огород, огород, и опять огород, а также всё, что с ним связано. Ситуацию немного поправил вечерний поход на озеро и после, пара бутылок холодного дешевого пива, из местного магазина, родом из, не знаю, другого времени и, естественно, совсем другой страны. Пиво было выпито с особым наслаждением у вечернего костра, когда, ровно с последним глотком, из курятника раздался шум. Дед вошёл первым выдав вердикт примерно такого содержания «вот жеж sука bLядская», окатив хитрого хищника ещё небольшим потоком изобразительно-матного искусства, которое в высшем обществе он бы произносить постеснялся. Началось соперничество. Яму снова закопали.


Курица третья. С самого утра помогал деду строить баррикады. Ну как баррикады, дедуля нашёл на участке неизвестно откуда взявшеюся сетку рабицу. И мы, только лишь благодаря его сверх искусному навыку убеждения меня, постелили сетку в один рулон снаружи у стен, и внутри на всякий случай. «Хер теперь пролезет», объявил вердикт дед и мы пошли на рыбалку. Полагаю, не стоит подробно озвучивать, что мы увидели по приходу обратно домой. Тропинку к выходу позади участка, как раз там, где начинался лес, украшали незамысловато разбросанные перья. Дед сказал, что хищник, вероятно, dоxyя хитрая лиса, что она «рыжая bLядb», но с честью признал проворство и ловкость животного, довершив свои умозаключения словами «достойный соперник, сука». Как хищник попал в курятник, оставалось загадкой, ибо следов взлома обнаружено не было. Дед пошёл спать, выстраивая планы поимки и мести, носителю или носительнице, предположительно рыжей шкуры.


Курица четвертая. Уже звучит, будто представительница королевского рода. Но нет. Дед не спал половину ночи, пусть сон обычно, был его лучшим другом – похрапеть всласть отведенное время, было обязательным условием жизненного времяпрепровождения. Так, сетка есть, дверь есть, стены и крыша целые, утром считал дед на пальцах преимущества его линии обороны от рыжего зверя. Изъян был найден. Вместо слов с воодушевляющим взором «забор, sука, у нас вообще, sука, дырявый забор», лучше бы смотрелось «эврика», но речь шла лишь о деревенском заборе. Остатки сетки рабицы мы пустили на оплетку внешней стороны древнего деревянного забора со стороны леса. Он и правда был дырявый, не так чтобы уж «вообще sука дырявый», но дырок, куда могла пролезть лиса, и правда имелось приличное количество. Справившись с задачей и изрядно устав, решили идти по грибы, да вернуться вечером, примерно ко времени, когда из курятника обычно исчезала очередная курица, запасы которых таяли у деда с каждым проходящим днём. Как мной и ожидалось, ещё одну курицу спёрли до нашего возвращения. Прореха в обороне была обнаружена по следу разбитого стекла от небольшого окошка. Лиса разбила окно! Я начинал верить в сверх способности лисы и уже было проникся к ней симпатией. На этот раз дед сдержался и, по-моему, тоже начал подозревать, что зверь совсем необычен и крайне упорен в своём желании украсть курицу именно у него из курятника любым способом. Дыру, методом а-ля поле для игры в крестики-нолики, перекрыли проволокой и удалились спать.


Курица пятая. День пролетел быстро. Дедуля был почти уверен в новой линии обороны, но сомневался в какой момент остановятся способности рыжего зверя красть его куриц, а потому, вечером достал охотничье ружьё и, сев на скамеечке у курятника, да посматривая в сторону забора и леса, стал караулить. Был выстрел. Где-то около полуночи досталось соседскому коту, который не в то время и не в том месте решил прошагать по забору. Ещё через пол часа после выстрела раздался пьяный крик «да bLять, я же просто мимо проходил!» и местный бомж Веня, звеня бутылками, убежал в сторону леса. В полном разочаровании, дед уснул прямо на лавке, прохрапев до утра. Стоит ли говорить, что этим самым утром, куриц стало ещё на одну меньше. Следов проникновения и взлома вновь обнаружено не было.


Курица шестая. Дабы успокоить дедушку, я вытащил его на рыбалку. Задачей стояло не половить рыбку, но просто умиротворенно посидеть на озере и помолчать, подумать. Сидели пару часов, пока дед не объявил, повергающую стрелой в самое сердце, новость. - Это, bLять, бабка. Ну кому ещё? - Смотря на поплавок произнес он. – Ну, смотри, ведь курицы пропадали по-простому, ладно, а как я оборону выстроил, так стали пропадать, пока я сплю или меня нет. – Добавил дед. – Sука, bLя буду, бабка…ну или сосед. – Несколько сгладил он свои ужасающие выводы. Дед резко поднялся, бросил снасти и двинул в деревню. Пока я собирал вещи и удочки, стало поздно. Судя по всему, дед высказал свои выводы бабке, за что получил по хребту шваброй и был изгнан из дома с криками «старый дeбил, из ума вышел, ирод». Я, признаю, за идиотские слова «ну, кто ещё мог?», я тоже огрёб свою порцию любви, и нам было объявлено, чтобы мы, оба-два придурка, сегодня жрали только рыбу, которую сами поймали и спали на улице, или вместе с курами. Это была моя вовсе не умная попытка поддержать почти сломленного догадками деда. Жарили пойманную рыбу рядом с курятником. Я спал на лавке, дед же воспользовался бабкиными советом и, среди вони, да частично, куриного помёта, спал на стуле в курятнике. Тогда мне деда стало жалко, и я, вроде как зарекся ему помогать, но и сумасшедшим его не считал, куры то пропадали. Как и в эту ночь, когда он уснул. Ну что, следов не обнаружено, кроме небольшого клока рыжей шерсти. Догадка о принадлежности зверя косвенно подтверждена, оставалось понять, как лисица проникала в курятник. Курей оставалось ровно десять.


Курица седьмая. Сегодня предложил деду сгонять и купить новых курей на замену. Старый открестился, сказав, что обязан выиграть войну имеющимися у него силами, и обязательно до момента, пока под зубами хищника не падёт последний боец его куриного отряда. Бабка с порога выдала вердикт «ну всё, ebанyLся, старый» и перекрестила деда, меня за компанию, как особо подверженного влиянию. Быть может, она и права, ведь именно я предложил кое что новенькое и современное. Новая линия обороны, как это называл дед, была выстроена посредством установления датчика движения с лампой внутри курятника. Съездили, купили, установили, воткнули вилку в розетку. Курей загнали по местам и укрыли сетками там, где датчик не реагировал на их движения, но чтобы к ним подобраться, зону действия датчика попадёшь точно. Оставалось ждать. Логика была проста – лиса забирается, уж не имею понятия, каким способом, в курятник, датчик срабатывает, лампа включается, дед забегает в курятник и всаживает дробью в лису, какой бы красивой и пушистой не оказалась её рыжая шкурка. Пару раз я пожалел, что купил датчик не на батарейках, а работающий от сети, ведь в тот вечер у нас пару раз выключали свет. А дальше случилась совсем мистика. За полночь датчик сработал, дед заскочил внутрь, как настоящий спецназовец и с воплем «на, sука, на», расстрелял курицу, мирно жующую какое-то насекомое, ровно по центру зоны действия датчика. Кроваво-перьевым пятном, она осталась одиноко лежать, будто в свете софитов. Часть задачи выполнена – курицу по крайней мере не украли. Но потеря всё равно засчитана к баллам врага. Враг, именно так стал выражаться дед. Куриц осталось девять.


Курица Восьмая. Да, как вы заметили, у них появились имена-номера. Теперь с большой буквы. Я сидел под старой яблоней и … «да eb твою мать!», вот это всё, вы читали в самом начале. Сегодня курицу спёрли посреди белого дня, и это было похоже на издевательство и самое странное колдунство, которое я видел. Дед считал их каждый час, иногда по два, даже три раза подряд. Зашёл вот он в курятник, принялся «раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять», вышел, вдруг ринулся обратно с взволнованным и настороженным лицом. Вышел снова, и это была почти истерика, крик непонимания и тонны отборного мата. После очередного подсчёта, куриц осталось восемь.


Не знаю, что меня дёрнуло, но я пошёл в лес за участком, туда, куда подсказывало мне чутьё и странный образ в голове. Тупая игра воображения. Я шёл всё дальше, пока не начал чувствовать запах. Запах чёртовой жареной на костре курицы. Спустя пару минут я вышел на поляну, на которой сидел, вы только подумайте, здоровенный лис. Сидел, по-человечьи, будто на корточках и жарил дедову курицу, а на морде его читалось необычайное вселенское наслаждение от предвкушения любимой трапезы. Он заметил меня, но не убежал или удивился, а лишь спросил, на самом настоящем великом и могучем. – Курицу будешь? Это ваша, вкусная. – Кивнул он на неё носом. Я было хотел сказать ему, что он совсем охуел, но изо рта моего вылетело лишь скупое и нервное «давай». Лис с щелчком, словно от кнута, махнул хвостом, и перед ним появилась еще одна курица, которую он тут же ощипал и начал жарить. Со стороны участка снова раздался крик деда «Семь? Да, как bLять, семь, sука?».

Ссылка на рассказ - https://author.today/work/118441
Ссылка на озвучку в исполнении Павла Нагина, кому лениво читать весь этот бред) - https://knigavuhe.org/book/skaz-o-dede-i-lise/

Показать полностью 1
48

И капли света будет много

Ливень заливал глаза, а и без того тяжёлая одежда промокла насквозь, да стала просто-таки тянуть к земле, словно на нем был не ватный сюртук под изрубленной, и уже ни на что не годной дубленой кожей с шерстяным плащом, но полноценный воинский доспех. Ощущения были странными, потому как от целых доспехов у него остался лишь уже побитый в сражениях дубовый щит, да верный, почти древний топор, чье лезвие было испещрено десятками рытвин и сколов. Его давно пора было сменить, но не знал он оружия вернее, потому-то точил, пока железо позволяло и терпело удары. Кисть всегда гладила обух, будто тот был её продолжением, сейчас бы он сделал тоже, но рука безвольной плетью висела вдоль правого бока, ударяясь о бедро каждый раз, когда он неудачно поворачивал коня, объезжая стволы деревьев. Добрый конь, наверное, справился бы и сам, но привычка вечного контроля всего и вся, вынуждала смотреть сонными и залитыми теперь уже не кровью, но каплями дождя, глазами, перед собой. Полная луна, ярким белым диском освещала путь даже сквозь кроны деревьев этого темного леса, в котором странным образом перемешались сосны и дубы, а внизу их могучих стволов не росло ни кустов, ни травы, и лишь бесконечное море опавшей хвои застилало землю, по которой морями разбегался в разные стороны мох и средь него росли гроздьями разные ягоды. Именно сегодня пришёл первый морозец. Прелый запах забивал нос, несмотря на температуру и отчего-то согревал неким теплом воспоминаний о костре и чае из лесных трав. Это было единственное, что его сейчас согревало. Тело почти онемело, и без того покрытое ссадинами, гематомами и кровоподтёками, из-за постоянной пульсации которых, он не чувствовал порой и собственных пальцев.

Луна на несколько ударов сердца скрылась за циклопическими кронами вековых дубов, но вскоре показалась вновь, когда конь, извергая из ноздрей груды пара, вышел на редкий подлесок. К дождю добавился снег, и теперь холодная водяная масса ещё большим грузом оседала на плечах. Гадкая и грязная мысль, что он не дотянет и до утра, пронеслась в голове. Конь, словно почувствовав, заржал, топнул копытами и двинулся быстрее. На краю опушки, в лунном свете он увидел, что ни есть - чудо, абрис небольшого дома. Ни света в окнах, ни дыма из трубы. В такую-то погоду, да у кромки леса, где дров с избытком, не топили бы лишь самые немощные, или просто духи, обитающие в доме, всё ещё не оставившие тела погибших, тех, кем когда-то были они сами. Здоровой рукой, он ударил стременами и конь, как будто только и ожидал этого, сразу поддал к дому. Умное животное.

Подъехав, и небрежно соскользнув с коня, он всё же завёл его в пустой навес, что стоял сбоку, да просвечиваллся насквозь, через часть превратившихся в труху досок. На удивление, кое где под крышей была рассыпана прелая солома, а поилка до краев заполнилась дождевой водой, через протекающую крышу. Дом же стоял, как мёртвый, и скорее всего, внутри ждала давняя разруха, но всё лучше, чем замёрзнуть в первые дни зимы под открытым небом. Обойдя чуть накренившийся сруб по краю, он оказался у двери и с удивлением отметил, что хижина обитаема. Слегка стукнув ногой по древесине, он ожидал, что кто-то ответит, но дверь со скрипом просто подалась внутрь, медленно отворив для него темное, будто зево огромного монстра, нутро. Резко пахнуло сухой затхлостью и одновременно сыростью, говоря это том, что дом топили редко. Он вошёл и чертыхнулся, обнаружив, что оставил топор висеть на коне. Сил хватило, только слезть, да кое как привязать животное, пусть он и знал, что тот не уйдёт, пока хозяин не помрёт своей или от чужой руки, смертью.

- Хозяева! Есть кто? - крикнул он в пустоту и остался пошатываясь стоять в дверях, освещаемый лунным светом. Выбор у него был воистину невелик. Ответом поначалу послужила тишина, он вошёл чуть дальше, чтобы стук капель дождя отвлекал не так сильно, и вслушался. Осторожно прикрыл дверь здоровой рукой и, наконец, до него донесся скрип половиц.

- Есть, - ответил приглушенный старческий голос, - дверь закрой за собой плотно, путник, и я приючу у себя на ночь. И так холодно, не видишь что-ли?

- Да, бабушка, закрыл, - ответил он и чуть расслабился. Что ему может сделать обладательница голоса столетней старухи?

Раздался ещё скрип, где-то в темноте открылась другая дверь, судя по всему из зимника. Старуха, видимо, спала там, оставляя малые крупицы тепла. Шаги почти не были слышны, или вовсе их было не слышно, так ходили умирающие от старости. Неделя-две, или месяц, но доживающие свой век, редкие старцы этого мира, коим и правда осталось немного, которые и так прожили в разы больше остальных, умирали почти всегда в одиночестве.

- Назовись, - тихо спросила старуха.

- Гунхад я, бабушка. Наемник с города Урванкила, что близ Нерейского пика, - ответил он без утайки чистую правду. Силы постепенно оставляли его и единственное, о чем он мечтал - снять мокрую одежду, бросить снасти и оружие, да лечь хотя бы грязную солому. Просто отвлечься ненадолго в забытье, отпустить этот длинный день, унесший с собой его товарищей, и оставив его самого на грани жизни и смерти.

- Ах, знаю такое место, слышала. Ну ты заходи. Места у меня не много, уюта тут ты тоже не найдешь, но по голосу слышу, что тебе бы и сухая нора стала за счастье.

- Так и есть, бабушка. Мне бы просушить одежду и просто смежить веки.

- Поспишь ещё, успеется. Коли ты тут, зажги печь, сама я не могу. Руки настолько слабы, что поленья мне словно наполненный чугунный котел, а уж если нагнусь, так спину и десяток таких, как ты не разогнут.

- Таких, как я?

- Как ты, милый. Добрых крепких воинов. Вижу, досталось тебе, но без ран и в здравии, ты могучий рубака. Поверь, на своем, да и чужом веку я многое и многих повидала.

Слова старухи его удивили, ибо в избе тьма была непроглядной, несмотря на полную луну на улице. Неужели не было окон? Быть не может, он видел одно снаружи. Только сейчас обратил Гунхад внимание, что оно заколочено изнутри, и лишь тонкая полоска света, еле заметной чертой сияет с краю забитого окна.

- Как же ты разглядела, бабушка, при заколоченных-то окнах? - спросил он удивлённо, снимая с себя плащ, дёрнув петлю, и тот с громким шлепком грохнулся на пол, окатив старые доски ручейками воды. Наверняка, внизу они растеклись и осталось большое мокрое пятно, что ещё не скоро впитается в древесину и без того насыщенную влагой неотапливаемого дома.

- Ты раздевайся, а то пуще прежнего задрогнешь и топи печь. Хоть немного, милый. Всё я тебе расскажу. Не часто ко мне гости. Агатка только с гостинцами, да и та всё реже заходит. Быть может, оставит уже меня одну во смерти. Сейчас зима начнётся, дай бог поживу ещё немного, может и увижу помимо неё кого. Вот ты гостем стал, для меня это целое событие, - Голос старухи был вязким, тягучим, будто она в бреду говорила заклинание. Он знал, что это точно не заклинание, ведь такие древние старухи, как она, не смогли бы и строчки простого колдовства выдержать, слишком слабо её тело, слабее, нежели он сейчас.

Гунхад снял с себя остальное, что, как и плащ, грузно упало на дощатый пол. Обнаружив кровоточащую рану на левом боку удивился, ибо абсолютно не чувствовал боли в том месте, но с осознанием, боль эта пришла, колющая, где-то глубоко, противно скрипя на костях. Скорее всего тонкий кинжал легко проколол дубленую кожу, прошел через кожу человеческую и легонько тронув внутренности, мгновенно был выдернут из его тела. Чёртовы лесные духи решили порезвиться, да так, что от всего отряда остался он один, еле живой. Наемники унесли с собой в могилу четверых из восьми нападавших, после чего те отступили, но ушли не от поражения, а потому как никто из противостоявших им уже не стоял на ногах. Пойманные врасплох, падающими на голову с деревьев камнями, и молниеносно избитые дубинами с такой силой, что казалось били их ветвями и корнями сами деревья, наемники полегли быстро. Это было не сопротивление, скорее наказание невесть за какие проступки и то, что смогли они заколоть четверых духов являлось некой долей везения, помноженной на отточенные их умения, которые, впрочем, ничем не удивили лесных обитателей, кои были быстрее, сильнее и яростнее. Он не долго размышлял, почему его оставили в живых, ибо уходил по их территории. Быть может, и сами духи считали, что он не доживёт до утра. Больше заботило, почему лесные решили напасть, что стало причиной? Забава ли, месть за нарушение негласных и никому не обозначенных границ? Тем не менее он жив, еле стоит на ногах, всё тело пульсирует, словно единая большая шишка, нутро его колотит от холода, но он жив.

- Не бойся, глаза привыкнут. Всегда привыкают. Чуток, да будешь видеть, и капли света хватает человеческому глазу. Печь тут, рядом с дверью в зимник. Дрова, да огниво там же, внизу. Растопи, милый, я за дверью буду.

- А чего за дверью-то ждать, бабушка? Неужто стесняю тебя? - спросил он.

- Чем? Наготой своей? Я и поинтереснее видала. Хворь у меня, милый. Нет, не бойся, для тебя не заразна, лишь меня трогает. Как чистый свет кожи или глаз моих коснется, так болью режет меня, словно ножом вострым, - ответила старуха, - и солнце режет, и луна, и даже огонь в печи, потому и пойду в комнату, а ты позови, как заслонку захлопнешь. Единственное, что не так больно, так малую лучину в углу зажечь, да и то, когда далеко от неё сижу. Агатка порой так делает.

Силуэт старухи, больше нарисованный воображением, нежели зрением, проковылял в зимник и за ней медленно закрылась дверь, легонько так, чтобы слышно было, чем он занимается.

Гунхад разделся до гола и попытался осмотреть в темноте своё побитое тело, быстро бросил затею - глаза ещё не привыкли, и он толком ничего не видел. Подойдя к белым очертаниям печи, он рукой нащупал заслонку и открыл. Внизу обнаружил дрова в подпечеке, немного бересты и огниво. На удивление, справился быстро и вскоре в печи заполыхало. Дров было не много, но все сухие и протопить, да подкидывать понемногу до утра хватит, а потом, будь силы, может он и нарубит ещё в подлеске.

Старуха молчала, и даже дыхания её не слышал Гунхад на фоне дровяного треска и ветра, завывающего снаружи. Бедный конь, подумал он, и тут же одернул себя, потому как почти потерял сознание, навалившись на печной шесток, обдаваемый приятным жаром, что полыхал внутри. Подняв голову, он осмотрел помещение, освещаемое всполохами огня, что тут и там выхватывали из темноты детали почти аскетичного интерьера. Вон висит редкая снедь с сушеным чесноком под потолком, вон стоит у входа небольшой топор с обожжённой черной рукоятью, будто тот уже хотели сжечь от нужды, но оставили, вон в углу одинокий стул у такого же одинокого стола, где и стояла малая лучина, да висело на этом стуле пара каких-то грязных тряпиц, что сейчас вполне бы сошли и за простыню, и за одеяло. Силы оставляли его, клонило в сон. Заслонка заняла своё место.

- Готово, бабушка, - сказал он и сел, прислонившись спиной к ещё не нагревшейся стенке печи, и вскоре сполз по ней вниз, где холод витал ещё сильнее. Тело жадно хватало тепло, что излучало от топки, и чем больше его было, тем тяжелее становились веки.

Через некоторое время дверь резко отворилась и в губы ему ударила деревянная кружка.

- Пей, милый, попить нужно, хоть холодненькой, а потом уж спать ляжешь.

Он медленно приоткрыл тяжелые веки, не успев окончательно провалиться в дрёму. Вода была ледяная и обжигала нутро при каждом глотке, смущал лишь затхлый гнилостный запах. Из дверного проёма тоже пахнуло гнилью, но тело и разум в миг обессилили и Гунхад уснул.

Ему снилась Агатка, в месте, где на его отряд напали лесные духи. Вокруг, под тусклыми лучами солнца, валялись вспухшие трупы товарищей, неспешно пожираемые насекомыми, но глаза каждого, целые и наполненные вечной болью, смотрели на него. Отчего-то винили и требовали воздаяния за свои смерти. Он не знал, кто она, как выглядит на самом деле, и зачем появилась в его сне. Единственное, в чём был уверен – перед ним точно Агатка, та самая, о которой говорила старуха. Только была она мерзкая и липкая, ужасная тварь, с телом изуродованного человека. Голова, руки, ноги. Разница лишь в том, что человек этот отвратителен во всем. Куски мерзких наростов по всей коже, кровоточили и гноились, из них лезли личинки и, падая на мягкий мох, ползли в его сторону, оставляя за собой дорожки кровавой слизи, от которых исходил едко пахнущий дым. Множество суставов на руках и ногах сгибались в любом направлении, и оттого постоянно движущаяся и дёргающаяся Агатка выглядела странной и совсем неуместной средь спокойного леса. Позади неё стояла старуха, лица которой он не мог рассмотреть и управляла существом, будто куклой на нитях. Бабка вертела пальцами податливое жуткое тело и та, дергаясь и рывками переставляя длинные тонкие ноги, приближалась к нему.

Гунхада словно придавило чем-то тяжелым и подняться на ноги он мог, не хватало сил. В груди и боку тянуло, а больная рука почти не двигалась. Он полз назад, пока не упёрся спиной в дерево. С ужасом наблюдал Гунхад, как тварь движется к нему, готовая острыми зубами вонзиться в плоть и грызть её вместе с воняющими личинками. Знал – обглодают до голых костей, да и те потом рассыпятся в прах, и только пустые глазницы нетронутого черепа напомнят, что здесь погиб человек. Лёгкой смерти не будет, его ждёт ужасающая боль, от которой он, возможно, сойдёт с ума, мысли и чувства, само осознание, исчезнут за миг до гибели. Воин посмотрел вверх и с кроны могучего дерева падали на него кости. Несчётное количество людских костей. Больно било, ударяясь о голову, кости эти рассыпались в прах, и вскоре стало больно дышать. Знакомый сухой гнилостный запах забил нос.

- Тихо-тихо, всё хорошо, - проворчал старушечий голос, - уснул у печи, как младенец в люльке, только храп и слышала. Но мне оттого только веселее, чай не одна в доме, спокойнее.

Пробудившись, Гунхад больно ударился головой о печь, та была теплой, а значит проспал он не так долго. Голова сразу загудела, а забывшее на время сна о боли тело, заболело и запульсировало вновь.

- Надо бы дров подкинуть в топку, милый. Я пыталась, но мне сил не хватает. Каждый раз пробую сама, каждый раз не выходит. Ты бы хоть пару у топки оставил.

- Сейчас подкину, бабушка. Только встать нужно, собраться с мыслями, кошмар мне снился.

- Кошмары часть нашей жизни, они всегда с нами. Ну или по голове тебя кто приложил. Ты не тяни, милый. Пускай прогревается дом, погода нынче не зима лютая, но ветер северный, и уж слишком влажно. Когда влажно я до самих костей промерзаю, даже если тепло за окном. Давай, чтобы горячо было, и сам отоспишься, а уж утром поедешь дальше, если сможешь, - ответила старуха, ступая обратно в зимник, и Гунхаду показалось, будто она выделила эту фразу «до костей» и усмехнулась, но он уверил себя, что это лишь последствия кошмарного сна.

С трудом встав на ноги, Гунхад открыл топку и обнаружил там тлеющие угли. Ещё с половину часа и разжигать пришлось бы заново. Из зимника раздался храп, и он позавидовал старухе, которая так быстро уснула. Важно ли, что он снова не услышал, как древняя бабка прошла до постели? Или на чём она там спала. Гунхад положил коры на угли и по одному накидал сверху дров - до утра их должно хватить. Комната почти не прогрелась и остатки тепла витали вокруг самой печи. Впрочем, у проема в зимник было гораздо теплее. Наверное, большая печь, крупной своей частью стояла именно там, в бабкиной комнате, как про себя назвал её Гунхад.

Странное место, странный дом и странный сон. Правда, ничего лучше всё равно не было, и он заставил себя не реагировать на нарастающее волнение. Нужно было осмотреть раны, промыть в конце концов порезы и ссадины. Выпить, если получится, горячего травяного настоя и снова ложиться спать. Сон всегда помогал ему, пусть даже дурной.

Он хотел бы управиться быстро, но рука почти не слушалась, а действовать оставшейся выходило скверно. Закончив, и ощутив немую ломоту в мышцах, Гунхад подошёл к лучине в углу комнаты, чтобы забрать примеченное ранее тряпьё. Там, за маленьким столом, прикрытым неказистой скатертью, освещаемые точкой тусклого света, разбросанная лежала колода истёртых карт. Сразу вспомнилось, как мать, покуда была жива, говорила ему маленькому, что чужие карты трогать нельзя. Она не разделяла их на игральные или гадальные. Просто запрещено - табу, что он запомнил на всю жизнь, даже не задавая вопроса «почему?». Эти точно были гадальными. Он схватил лохмотья, и было собрался отойти, но взгляд остановился на картах, точнее рисунках, которые были изображены на лицевой стороне. Часть их будто кинули сверху, совсем разочаровавшись неудачным раскладом. Горящий крест, паук на горе из костей, яркое солнце на фоне чистейшего синего неба, нагая девушка во тьме под луной, рыцарь в латах на коне и, наконец, старуха в сером одеянии с перевязанными соломой глазами. Было согревшееся тело охватил озноб, Гунхад развернул голову в сторону зимника, откуда по-прежнему доносился старушечий храп. Огонек лучины отпечатался на сетчатке и словно прыгал на глазах с места на место, и там, где только что плясал свет, оказывалась чёрная точка. Удар сердца, два, три. Желтые точки исчезали, а чёрных становилось всё больше, сотнями воображаемых пауков они плясами на полу, потолке и стенах, всё ближе подбираясь к нему. Голова закружилась и Гунхад с грохотом упал посредине комнаты. Последнее, что он помнил – вонь, от пола пахло всё той же гнилью и сыростью, перемешанными с древней пылью. Глаза тяжело закрылись.

Снова снилась Агатка. И он опять знал, что это она – Агатка. В столь разных обличиях первого и этого снов. На этот раз пред ним предстала молодая девушка в белой открытой тунике. Лицо, словно покрытое вуалью под лунным светом, он не смог разглядеть, как ни пытался. Бледная, как снежное покрывало, чистая и спокойная, будто гладь горного озера средь скал, что закрывают его от дуновений ветра. Она пахла ромашкой и лавандой. Запах этот был столь сладок, что за мгновение заменил собой гниль и пыль, которыми он дышал ранее. Гунхад жадно вдыхал, вздох за вздохом, и также жадно смотрел, любуясь красотой девушки. Та теперь брела среди высоких деревьев, покачивая бедрами и звонко смеялась, каждый раз, когда называла его имя.

- Гунхад! Иди же за мной! –не поворачивая головы говорила она.

- Почему ты стоишь, Гунхад? Иди за мной. Я приготовила тебе подарок. – девушка удалялась, и порой петляла между толстыми стволами, то исчезая за ними, то вновь появляясь чистым белым пятном, средь всё более чернеющего леса.

- Я могу быть твоей, Гунхад. Иди за мной. Иди же, милый!

Гунхад остался на месте. Он в красках помнил первый сон, он помнил кости, валящиеся на него с деревьев, даже чувствовал отголоски фантомной боли. Он, наконец, просто боялся, что милая Агатка превратится то страшное чудовище, что он видел ранее и не желал, чтобы девушка исчезла. Хотел её, нестерпимо хотел и вожделел, сам не понимая, в какой момент желание заполонило всё его нутро, но так и не двинулся с места. Смех удалялся всё дальше, уже не видно было белого силуэта, и лес покрылся сизой дымкой.

Совсем стемнело и Гунхад развернулся, чтобы уйти в никуда своего сна, но как только он повернулся и сделал шаг, пред лицом его возникло лицо другое. Лицо старухи, с перевязью на глазах. Руки её, мёртвой хваткой обвили тело, когда он попытался убежать. Подул сильный ветер, унося с собой все картины леса, оставляя кромешную тьму. В ночном небе над головой, перестали светить все звезды, потухли в миг. Вдруг, сильным порывом унесло и повязку с глаз старухи, открыв взору ещё и чернь пустых глазниц.

Веки открылись совсем тяжело и сильно болели, как и глаза. Так тяжело, как не было никогда, когда он порой напивался до потери сознания, просыпаясь сидя спиной к таверне, в каком-нибудь захудалом городишке, расположенном на тракте. Но голова была чиста, мысли ворохом роились внутри, каждая заставляя одновременно обдумывать и то, что с ним произошло и то, что приснилось. Ярче других звенела одна – что за расклад он увидел на столе у лучины? Поворот на спину стоил ещё некоторых усилий. С удовольствием Гунхад отметил, что перед тем, как потерять сознание, он почти дошёл до печи и сейчас ему было тепло. Не резало тело холодными потоками сквозняка по полу, ни единого намека, что буквально несколько часов назад, он мог умереть в лесу, покрытый снегом и инеем, заживо замерзший и покалеченный. И тепло это ещё сильнее выдувало из зимника, вместе с въедающимся и всепоглощающим дрянным запахом. Лучина не горела и глаза почти моментально привыкли к тьме, мозг же дорисовывал очертания, кои успел запомнить за время, проведенное в доме.

Карты! Карты, вдруг возникли в голове, и Гунхад резко попытался вскочить с пола, вновь ощутив, что тело вовсе не исцелилось, а только лишь на время сна упало в сладкую и теплую негу расслабления. Он смог встать на колени, и голова на миг закружилась. Глубокий вздох помог бы больше, если бы не чёртов запах, который, казалось, стал сильнее. Где-то глубоко внутри него боролись две противоположности, одна кричала спешить и уходить, другая же томным голосом убеждала остаться, обещая великую награду. Сложно, но именно так ощущал он эту борьбу. И победило волнительное желание узнать ответ на несказанную загадку, увидеть какой-то незримый секрет, что, возможно, сотни лет скрывается в этом доме. Гунхад не знал, почему эта мысль засела в голове, и откуда вообще там взялась, но поднялся на ноги и тихо двинулся ко входу в зимник.

Дверь не заскрипела, когда он открыл её сильнее, а внутри не было видно ровным счетом ничего. Большая, вечно чёрная тьма вокруг. И только запах, этот мерзкий запах сладкой гнили человеческой плоти, всё сильнее проникал в лёгкие, обволакивал нагое тело, впиваясь в каждую пору кожи. Он знал, что отмыть его, стереть с себя, будет непросто, почти невозможно. Не раз встречал подобное на поле боя, где воины сотнями лежали под палящим солнцем, пожираемые ордами стервятников и полчищами копошащихся насекомых. Шаг, второй, и босой ступней он почувствовал то, о чём уже подумал ранее. Кости. Множество костей, часть из которых рассыпалось под его весом, превращаясь в невесомый прах.

- Зачем вошёл сюда? – раздался недовольный голос старухи, - Не должен был ты этого видеть. Теперь участь твоя предрешена.

Именно в эту секунду Гунхад осознал, что давно не слышал храпа старухи. В полной темноте, сознание теперь рисовало её иначе, она почему-то казалась тучной, взлетевшей над постелью, а после, парящей над ковром из человеческих костей, ровным слоем рассыпанными по деревянному полу зимника.

Перед лицом, почти как в недавнем сне, оказалась старуха. В кромешной тьме, он всё-таки видел её очертания. Дряблая, в одной ночной сорочке - порванной, изрезанной, да испачканной, в пятнах давно высохшей и поменявшей цвет крови. На её лице отразилась вековая усталость и грусть, а в белесых глазах он увидел почти вечное горе. Тело её парило над полом, а дряблые руки и ноги были связаны накрепко железными цепями, ни одна из которых не издавала ни единого звука, даже стуча звеньями друг о друга.

- Ты мог просто уйти, воин, - сказала она почти равнодушно.

Сердце бешено застучало в груди, и Гунхад попятился назад, здоровой рукой пытаясь нащупать оружие на голом теле. Чертыхнулся, укорил себя за непозволительную ошибку, что совершил. Он сделал несколько шагов назад и вылетел из зимника в комнату, споткнувшись о высокий порог, но удержался на ногах. Глаза, подпитываемые адреналином в крови, выхватывали всё новые и новые детали и очертания комнаты, которая оказалась много больше, нежели он думал.

Старуха вылетела за ним, через проход и словно стала больше, а потом она в недоумении посмотрела куда-то ему за спину.

- Беги же, покуда есть силы сопротивляться, - гаркнула она и в миг замолчала, вскинув голову вверх, будто сжимали шею невидимые крепкие руки.

- Посмотри лучше на меня, милый, - нежный голос раздался с другой стороны комнаты, столь чистый и звонкий, как ручей, как музыка для его ушей.

Гунхад обернулся и разглядел, сидевшую за столом прекрасную девушку в лёгком летнем платье. Кожа её сияла в темноте, лунным светом, переливалась снежными искрами, а чёрные губы улыбались, улыбались именно ему.

- Нечего бежать. И некуда, - говорила она и скидывала по одной на пол гадальные карты, что падая превращались в яркую пыльцу.

Старуха хрипела за спиной, задыхаясь, пыталась что-то сказать, но безуспешно.

- Кто ты? – вырвалось из груди. Гунхад попытался сделать шаг, но не смог, что-то держало его. Ноги, словно скованные железом, стояли на месте.

- Ты уже знаешь кто я, - улыбнулась девушка, - твоя новая судьба.

Красивая и грациозная, она встала со старого стула, проведя рукой по столу и скинув оставшиеся карты. Пыльца повисла в воздухе перед ней, медленно занимая окружающее пространство.

- Я не понимаю, - бормотал Гунхад.

- Поймёшь, - девушка щёлкнула пальцами и сзади упали оковы на конечностях старухи. Та закричала.

- Мы так не договаривались! Не так должно быть! Это обман! Обманула меня!

Ещё щелчок и комната наполнилась бежевым тусклым светом. Гунхад видел пол и стены, чёрную кровь на них, новую, но и засохшую, кажется, пол века назад или больше. Видел сажу под потолком, и видел неизвестные ему следы, видел разрезы от когтей, столь грубые и длинные, что ни одно известное ему животное таких оставить не могло. Бешеный стук в груди, в крови, в висках - неожиданно сменился спокойствием и смирением перед неизбежной участью. Он крепко закрыл глаза и сделал глубокий вздох, жалея о том, что втягивает в легкие перед смертью не холодный лесной, пахнущий травами, воздух, а снова дышит гнилостной затхлостью этого дома.

Открыв глаза, он видел, как во свете, раскинув руки в стороны, горит старуха, а девушка в стороне смотрит на это ясными глазами и улыбается, смеётся дивным голоском. Поймав его взгляд, та подмигнула ему и свет сделался ярче. Девушка исчезла, а месте её возникло чудовище. И чем больше освещало его, тем более видел Гунхад гнусь и уродство каждого сантиметра этого существа. Девичий смех сменился утробным клёкотом, от которого кровь леденела в жилах. Сознание кричало в панике, пытаясь забиться в дальний угол, но Гунхад смотрел не отводя глаз, на которых появились слезы. От беспомощности, от того, что не может прекратить смотреть, от того, что стыдливо, изгадившись на месте и даже не попытавшись справиться с самим собой, он умрёт. Бесславно и нелепо, безызвестный, сожратый самым страшным кошмаром его жизни, оставит он после себя одни обглоданные кости.

Щелчок. И всё прекратилось. Ушёл свет, исчезло в кромешной тьме существо, погас огонь и старуха, обожженная, тлеющая и чуть живая, с грохотом упала на доски. Не исчез только его страх и вновь появившийся звонкий смех, раздающийся с разных углов комнаты одновременно. Гунхад дрожал.

- Не верь ей, воин. Обманет, погубит, - хрипя, медленно протянуло сзади опаленное тело.

- А он очень красив, ты не находишь? Не отвечай. Ох, знаю, я тоже ему понравилась, до ужаса понравилась, - забавлялась девушка.

Загорелась лучина и тусклый свет охватил очертания фигуры. Кожа постепенно приобретала белый оттенок. Необычайно красивая и вдруг желанная, она наклонилась и Гунхад увидел груди в разрезе платья. На стыд себе он почувствовал возбуждение. Девушка загребла горсть пыльцы, что осталась внизу от колоды гадальных карт и двинулась к нему, высвобождаясь из платья. Встала напротив и скинула его вниз. Гунхад почувствовал, как набухли его чресла, десяток-два ударов сердца, и он не сможет сдержаться. Возбуждение, будто заменило собой весь ужас последних минут. Ладонь её легла ему на грудь и медленно спускалась вниз, другую же она поднесла к его лицу и тихонько подула. Пыльца окутала его и её с головы до ног, щекотала тело, даже немного жгла. И более всего жгло внизу, возбуждение достигло пика, когда она воскликнула.

- Он мой, он весь мой. Весь и навсегда.

Тело отпустило, Гунхад смог сделать шаг, увидел тонкий луч солнца, призрачной нитью пробивающийся через щель в забитом окне. Хромая, на ватных ногах, он двинулся к двери. Там день, там свет и свежий воздух, подумал он, стараясь постоянно оглядываться на девушку, чей лик он не забудет теперь никогда. В буквальном смысле никогда. Оба её прекрасных лика.

- Знай, ты пожалеешь об этом, воин! Это всё пыльца, её мерзкий яд! Она сама тьма, сама чернь души, что поглотит тебя без остатка, - бормотала истошно старуха из последних сил, и с каждым словом голос становился тише, угасал, как и она сама, - ты получишь долгую жизнь и бесконечные годы без белого света и боли, но во свете будешь жить с этой тварью, коих не так и много в этом мире, тварью от вида которой многие сразу сходили с ума. Годы её вечности станут твоей тюрьмой.

Его наполняли чувства. Нежность, преданность, страсть и даже, наверное, любовь. Да, любовь, это точно была любовь, с первой секунды, как он увидел её, и до сего момента, до любого момента в будущем. Он любил её, даже тогда, когда не знал, любил и готов был вверить ей всего себя и свою жизнь. Он еле слышал слова старухи и лишь любовался девушкой, его Агаткой, его новой жизнью. И Гунхад ответил.

- Я знаю. Впереди сама тьма и я её приветствую. Всей своей сущностью приветствую и поклоняюсь ей. – Сказав слова, он улыбнулся, открыл дверь и свет моментально охватил комнату.

Показать полностью
301

Картавая Мэри

Сколько Сергей себя помнил, в квартире дяди Паши всегда стоял сигаретный запах. Приглушить свет, заполнить комнату дымом и, вечно одетый в поношенные брюки и небрежно расстёгнутую на паре верхних пуговиц голубую рубаху, его дядя был бы похож на нуарного детектива из американских сериалов. Тлеющая сигарета в руке, стакан с дешёвым виски на потертом столе, и задумчивый въедливый взгляд. Детективом он не был, а прошлая служба в милиции давно прошла, правда, оставив свой неизгладимый след, не только на внешнем виде, но и образе мыслей.


- Дядь Паш, а расскажи ребятам ту историю про девочку из Краснограда.


- Ты с девушку привёл знакомиться, или истории слушать? - ответил дядя хрипловатым голосом и потянулся за бутылкой, чтобы плеснуть немного любимого напитка в большой стакан.

Когда дядя пил - сладкую газировку, воду, пиво, неважно что именно, он всегда корчил лицо и цокал языком после глотка, как после виски. А уж если пил виски, порой ещё и устало прикрывал глаза, наслаждаясь напитком, дешевым ли, дорогим, тоже значения не имело. После смерти отца, дядя, на то долгое время до восемнадцатилетия, его ему заменил. Он не бросил семью брата и, пусть с постоянными причитаниями, но никогда не оставлял без внимания и денег, если они были необходимы. В день совершеннолетия, поздравил словами примерно следующего содержания «теперь ты здоровый мужик, а значит сам справишься, отныне ко мне только за советом или выпить». Вот он и приходил к дяде за советом или выпить, чаще всё вместе. Сегодня он привёл к нему на знакомство свою девушку. Пара же друзей пошли за компанию, эти два чудика всегда ходили за компанию, хотя подумать бы, зачем они нужны были в этот день. Дядино одобрение, кстати, сегодня тоже было бы своеобразным советом, к которому он бы непременно прислушался.


- Ну ты же не скажешь, что просто одобряешь и не выгонишь нас за дверь? – Сергей попробовал улыбнуться, - твои истории всегда интересно послушать.


- Ты знаешь, это плохая и грустная история, не для такого дня, - ответил дядя и чуть пригубил напитка. Глаза закрылись, и он тяжело вздохнул, а после выпустил воздух, как если бы курил сигарету.


- Да ладно тебе, это же не просто страшилка, это реальная история. Ты, когда первый раз рассказал, так мне это снилось неделю. Я послушаю ещё раз, это же не так долго. И буду молчать, никаких деталей от меня.


- История, после которой я больше не хочу видеть ничего подобного, - дядя Паша открыл глаза и встал с дивана, поправил брюки, заправил поглубже рубаху и снова сел, сопровождая всё несколькими протяжными «нда».


- Расскажешь? - снова спросил Сергей и уже улыбался во весь рот, знал, что дядя не откажет.


- Налей всем тогда, ибо без ста грамм тут не разобраться, точнее без литра. А чтобы поверить и того больше нужно. Значит, лет двадцать назад, работал я участковым уполномоченным милиции. Да, тогда ещё не было никакой полиции, мальчишки. Городок небольшой был, как говорят, все друг друга знали, но неправда это, зачастую люди соседей в одном доме не знают или ребят классом постарше, не то, что весь город. Ну, может не все, но подавляющее большинство точно. Как сейчас помню, день был ясный, но с кровати я еле поднялся. Тянуло спину, будто кто держал меня на месте, чтобы из дома не выходил. Но куда я денусь, нас всего двое на весь город было, тогда, как и сейчас, наверное, вроде как должен обойти две-три тысячи квартир, а тебе десяток приписывают или больше, и успевай, как хочешь. Пришёл, значит, я на работу, и сесть за стол не успел, как на снятие побоев вызвали в поликлинику, да потребовали, чтобы «как можно быстрее». Так-то это не всегда моё дело, и знать бы, что я там увижу, то не поехал бы. Приехал. Иду по коридору, а там народу толпа, бабки охают, деды грозятся поймать тех, кто это сделал, никого в кабинет не пускают. И только тётка одна успокаивает, по-видимому, отца и мать, мол виновных накажут, всё поправимо. Как же, наказали. Так-то и правда наказали, только вовсе не она или деды. Мужик на взводе, видно, ещё чуть и убивать готов, а на женщине лица нет. Ощущение, что я приехал на труп младенца. Они на меня смотрят, а ответить мне пока нечего, сам не знаю, что произошло с этой-то срочностью. Прошёл молча в кабинет, через ещё один маленький коридор, даже внимания не обратил, что на двери написано. Там девчонка, на вид лет двенадцати, так и подтвердилось после – шестой класс, сейчас ровесница ваша, наверное. Лежит, значит, на кресле таком, наклоняющемся. Ужас, её бы сразу обезболить, да в хирургию заштопать, но с чего-то доктора решили, что важнее уполномоченным органам сразу посмотреть. И тут-то я понял - не место мне там одному, тут человек поважнее нужен. Может и вызвали кого из области, но сколько им было до нашего захолустья ехать? Лицо у неё опухшее, заплывшее уже, одежда – чёрт с ней, но губы порваны и всё в крови. Мне уж и смотреть на неё стыдно, а она, представляете, лежит в кресле этом и даже не плачет. Глаза в потолок, губы сжала накрепко, а с краев, да ран порванных, алое всё равно течёт. Руки ещё помню, к груди крест-накрест прижала, будто сама себя охраняет и собирается дальше терпеть и обороняться неведомо отчего. А потом она на меня посмотрела. Увидел я в ней просто-таки вселенскую боль и обиду, непонимание, за что и почему, и показалось мне, что вот-вот готова девчонка разрыдаться, но держит в себе. Я фуражку снял, документы на пол кинул, присел подле неё, и как-то машинально головой ей кивнул. Не знаю, поверила мне, наверное. Заорала она, так заорала, что я на всю жизнь крик тот запомнил, уши даже хотелось закрыть, но сидел и смотрел. Изо рта кровь брызнула и с воздухом зубы вылетели. Точнее остатки, крошево с кусками дёсен. Во рту оставшиеся держался, словно отдать их боялась. Вот почти такая же рубаха на мне была, только форменная, вся пятнами покрылась.


Дядя Паша потянулся к пачке сигарет, но Андрюха, до этого наблюдавший за ним, протянул ему уже подготовленную и сразу чиркнул зажигалкой. Дядя долго тянул, а потом выпустил под потолок густое белое облако дыма. Повисла немая тишина, которую нарушила Машка своим вопросом.


- И это всё? Вся история?


- К сожалению, нет. Это только вступление. Налей до половинки, - дядя махнул рукой в сторону стола и, дождавшись пока стакан наполнится жидкостью, взял его и откинулся назад.


- И кто её так отдубасил-то? – спросил Олег весело, - не подумайте, дядь Паш, что мне прям не интересно, но пока история так себе.


Дядька посмотрел на него с прищуром, но замечания не сделал, вместо него он совершил большой глоток и обыденно зажмурился, чуть скривив губы и продолжил, порой останавливаясь и немного отпивая виски.


- Её я смог опросить только, через пару дней, отходила от операции она. А пока бегал по всем остальным, данные собирал, заявления. Врачи кучу бумаг и снимков мне дали. У девочки зубов целых не осталось, губы в четырех местах порваны, сотрясение, нос сломан, трещина на черепе, на щеке левой дырка, это не считая гематом и синяков. Да что там, вся голова была большим синяком. Не представляю, что она пережила.


- Да уж, хорошо хоть не изнасиловали. Я, правда, в дарке и похлеще видел, - прервал Олег мерное изложение событий, и тут же получил тычок под бок от сидящего слева Андрея.


- Ты можешь рассказать какую-нибудь свою историю, - бросила Маша Олегу, смотря на дядю Пашу, - но мне эта вполне подходит, продолжайте пожалуйста, он больше не будет перебивать.


Дядька помолчал с минуту, убедившись, что ему дадут продолжить. И продолжил, монотонно, стараясь скрывать эмоции.


- В общем, оказалось, что девочку картавой нарекли. А она лишь букву р плохо произносила, но дети бывают жестоки. Слишком жестоки. Как рассказала одна из учительниц, один из ребят предложил поправить ей челюсть, чтобы научилась нормально говорить. Чёрт знает, что у них в голове было в тот момент, но четверо парней накинулись на неё, повалили и били по голове, долго и беспощадно, как демоны в них вселились. Не где-то за школой или в подвале, в лесу, прямо в классе, на глазах у всех. Закончили сказав, что теперь все буквы будет плохо говорить, а не только р. И ведь все стояли и смотрели. Даже та учительница, говорила, что оцепенела от ужаса. Вот пока она «цепенела», мать её, девочка испытывала ужас настоящий, и боль тоже настоящую. Когда всё закончилась, говорит, встала шатаясь и побрела через класс, под нос бурчала, чтобы со всеми ними случилось то, что с неё сделали. Учительница её только в коридоре подхватила и в травму повела. Потом ещё лечилась девочка черти знает сколько времени. У всех же в классе были хулиганы? Вот и тут хулиганы, только больше преступники, чем хулиганы. Твари. И ведь не сказать, что школа была плохая, хотя, быть может, я многого не знал. Шакалят этих от занятий отстранили, дело завели. Из области, наконец, приехало пару человек. Капитан молодой, да баба какая-то со своими установками, причинами и приказами. Меня отправили по квартирам к этим, не знаю, как обозвать их. И знаете, ко всем сходил, всем рассказал, всем показал снимки головы девочки, описал в красках, насколько мог, что с ней сделали их дети. Никто, не пожурил, не поругал – смотрят на меня и блеют «это же дети, это дети». А сами эти «дети», как объяснить, вот сидит он передо мной, родители сзади, взгляд отводят, извиняются, мол не будут так больше, а я же вижу, похрену им всё, даже какая-то веселинка проскакивает. Так в рапорте и отразил всё. Один только другой был. Отец его сразу при мне бляхой отлупил, а пацан стоял и плакал, терпел. Вот он искренне извинялся, видно было, что жалеет и не понимает, почему не остановился и так поступил. После ещё навещал её в больнице, цветы даже носил, это мне врач звонил и рассказывал, мол вначале пускать не хотел, но она сама приняла. И, вроде как, они молчали часами, но словно всё это время парень у неё прощения просил, вот так, без слов. В школе её защищал, пусть занятия она и не посещала, но просил картавой не называть, уверял детей, что так лучше будет. Дело, как догадываетесь, замяли. Негоже школе такое на показ выставлять. Это не мои слова – это той бабы из области. Родителям девочки только школой денег на лечение собрали, не бог весть сколько, но лучше, нежели ничего. И они уехали с ней, неизвестно куда. Я разве что зайти к ним последний раз успел, подарил ей какую-то дурацкую тетрадку, поддержать хотел, и сказал, чтобы записывала туда свои самые добрые и сокровенные желания. Ладно, отвлекся. Так вот, после на город упало проклятие, и я сейчас не шучу, в самом деле проклятие. Поначалу, все причастные, начали картавить, кто-то больше, кто-то меньше, но факт. А потом у, так сказать, значимых фигурантов начали выпадать зубы, и не один-два, а всем составом. Досталось и учительнице, и родителям, и зверятам, кроме парнишки того, извинившегося – смогла простить что ли, не знаю. Этим двум из области, думаю тоже перепало. Все напряглись, когда петух в жопу клюнул, а не когда надо было, но, судя по всему, стало уже поздно. Газетчики городские состряпали статью про «Картавую Мэри», мол ведьма-то уехала, но жертвы деяний никуда не делись и умудрились даже фото девочки в колонку запихнуть. На манер коктейля этого с томатным соком, идиоты.

Дядя большим глотком выпил остатки виски и потянулся к сигарете. Хотел было закурить, но запихнул сигарету обратно в пачку и встал. Он подошёл к окну, смотря на ночной город, положа руки на подоконник.


- Охренеть, вот это уже интересно! – воскликнул Олег и тут же вытянул две руки, чтобы защититься от тычка Андрея, - не бей! Я пользуюсь паузой, чтобы выговориться. Наливай лучше.


- А почему Картавая Мэри? – спросила Машка.


Отвернувшись от окна и скрестив руки на груди, дядя ответил чуть улыбнувшись.


- Ах, да, я же не сказал. Имя газетчики тоже написали. Девочку звали Мария. Мария Босоногова. Картавая Мэри. С того момента в городе только так и называли, или картавой Машкой. Твоя тезка она.


- Дурацкое совпадение, - пробубнила Маша под нос.


- Согласен, дурацкое, - дядя Паша снова подошёл к столу и выпил из горла бутылки, - Но так уж вышло, Машка. Продолжать?


Все кивнули головами, а атмосфера стала немного напряженной.


- Но самая дрянь началась месяца через три после их отъезда. Как раз все расслабились и случившееся начало забываться, почти прошло. Ага, как бы ни так. Меня вызвали утром, два адреса, два знакомых адреса. Те зверята, что девочку били. В тот момент мне даже жалко их стало, а уж родители их точно ощутили нечто похожее на чувства родителей девочки. Оба парня захлебнулись кровью во сне, языки словно зубами откусил кто-то. Странно всё это, ведь у них-то своих зубов к тому моменту не было, а что произошло ночью родители не слышали. Ни шорохов, ни криков, ни хрипов – дети захлебнулись кровавой жижей в собственной кровати. И знаете, время показало, что им повезло, ведь судьбу последнего я бы точно никому не пожелал. Да, тому, кто всё учинил, кто предложил челюсть поправить. Парнишка буквально сгнил за две недели. Губы, язык, гортань... Там дикая мерзость была, даже рассказывать не хочу, но ему ничем помочь не могли, а он всё это время мучился и орал в агонии. Вот тогда-то вся школа молиться по церквям и храмам побежала. Кто просто богу, кто через него же прощения у Картавой Мэри просили, ведь детей в классе ещё много было. Люди до дрожи боялись, что с ребятнёй что-то произойдёт, и отчётливо понимали – если произойдёт, то ничего хорошего. И так весь класс картавых ходил. Попы, да батюшки, в абсолютной уверенности уже говорили о проклятии, мол Картавая Машка точно ведьма, даже если сама этого не понимает. Проклятие всех настигло. Я уже было боялся, что и мне достанется, так, за компанию. Но повезло, или не сделал я ничего плохого. Вот такая история. Реальная, как и я сам, и был я её свидетелем и непосредственным участником. Случай, после которого я больше не работал ни в милиции, ни в полиции, ни в какой-либо ещё «лиции». Такая, вот херня, мальчишки и дама.

Повисло молчание. Долгое-долгое, почти мучительное и недвижимое, которое прервал щелчок зажигалки. Олег закурил, откинувшись на спинку стула, напротив стола и удивленно сказал.

- Да не, нереально, хрень это всё. Ты с дядь Пашей нас разводишь. Не бывает такого.

- Я себя тоже долго убеждал, что такого не бывает, но аллея с тремя могилами тех мальчишек на городском кладбище, до сих пор убеждает в реальности произошедшего не меньше, нежели тридцать картавых одноклассников, вполне себе здравствующих, насколько мне известно. Если есть желание, можешь доехать до Краснограда, там тебе многие из тех, кто постарше, это перескажут, в более сжатом варианте, да ещё отмахнутся, как от назойливой мухи, - спокойно парировал его слова дядя Паша.


- Мистика просто! А чего народ тогда не нашёл её и не убили? Ну, когда зубы у всех выпадать начали? Бред ведь, сидели и ждали, пока она их укокошит.


- С чего ты взял, что проклятие бы не сработало и без неё? - спросил Андрей.


- Почему её вообще нужно было убивать, Олег? Они и так её чуть не убили, - проговорила отрешенно Маша и подняла стакан с виски, - это и правда грустная история получилась. Все что-то потеряли. Давайте выпьем за неё, пусть будет счастлива.


- Маш, ты нормальная вообще? Девчонка, если, предположим, весь этот бред, правда, - Олег карикатурно изобразил кавычки, и с негодованием продолжил, - укокошила троих, ещё сколько-то оставила без зубов, и кучу картавых наплодила. Нормальный разменчик вышел, не спорю, только с перекосом слишком, в одну строну. Серёг, ты чего угараешь? Тоже такой подход под одобрение попал, или девушке своей перечить не хочешь?


- Прекрати, Олег, ты просто выпил лишнего. У каждой стороны своя правда. Откуда нам теперь знать, из-за чего это произошло, - ответил Сергей несколько грустно, - зря я попросил рассказать эту историю.


- А может и не зря, - ответил дядя Паша, прочистил горло и пошёл к тамбуру у входной двери, - собирайтесь, мальчишки и девчонки, думаю, вам всем пора. Прогуляетесь ещё, мозги проветрите, а я уж спать лягу.


Пока все надевали обувь и натягивали на себя осенние куртки, Сергей подошёл к дяде и тот похлопал его по плечу, тихо прошептав «нормальная она, с чувством юмора, только справедливость у неё странная». Все вышли, дядя Паша почти закрыл за ними дверь, как Маша развернулась к нему лицом и тихо, грустным на показ голосом произнесла.


- Дядь Паш, а я ведь храню ту тетрадку, записываю в ней всё самое доброе. Ну, не только, иногда я вписываю туда тех, кто мне не нравится, - она развернулась и улыбнувшись посмотрела на белеющее лицо Олега. Показалось даже, что он начал немного картавить…

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!