AlexandrRayn

AlexandrRayn

Топовый автор
Телеграм https://t.me/RaynAlexandr Официальный сайт https://raynalexandr.ru/ Литрес https://www.litres.ru/author/aleksandr-rayn/ Печатные книги https://www.chitai-gorod.ru/r/guRlE?erid=LjN8JsvdG ВК https://vk.com/alexrasskaz Дзен https://dzen.ru/alexandrrayn
Пикабушник
Дата рождения: 4 ноября
Гость и еще 803 донатера
в топе авторов на 173 месте

На покупку реквизита для будущих концертов

оборудование, одежда, всякое/разное

2 500 47 500
из 50 000 собрано осталось собрать
581К рейтинг 17К подписчиков 13 подписок 577 постов 478 в горячем
Награды:
5 лет на Пикабуболее 10000 подписчиков лучший авторский пост недели лучший авторский текстовый пост недели
861
Авторские истории

Васильки

Вот уже второй месяц бригада Голованова ломала голову над вопросом оплаты их труда. Полгода они прожили на объекте в ожидании большого куша: лепили потолки, возводили фальшколонны, укладывали дубовый паркет, обрамляли шелковые обои, реставрировали винтажную мебель. И все это — в тысячах километров от родного дома, куда притащил их генподрядчик, получивший этот заказ от бывшего мэра небольшого городка.

Остатки материала, кое-какой инструмент и огромное человеческое спасибо — это все, что смог вручить рабочим заказчик, который честно и в срок расплатился с генподрядчиком. Только вот до самих строителей деньги так и не дошли, осев в кармане этого жулика.

За полгода строители стали в городке как свои. Люди их жалели, а в местной рюмочной «Васильки» им теперь наливали в долг. Но всему есть предел.

— Слушай, Вась, парни вы хорошие, спору нет, но пора бы вам уже закрывать счета да разъезжаться с чистой совестью, — сказал как-то хозяин рюмочной старшему из несчастной бригады.

— Да мы закроем, закроем, неделю еще подождем, вдруг заплатит, — потирал сонное лицо Голованов.

— Не заплатит. Кинул он вас и свинтил. Забудь. Надеюсь, что вы не последуете его примеру.

— Слово штукатура!

Через неделю в жизни строителей ничего не изменилось, а вот в судьбе «Васильков» произошли кардинальные перемены. Желтое пятно на потолке, годами являвшееся элементом тоскливого декора, все-таки достигло точки роста и обвалилось вместе с частью сгнившего перекрытия.

Над «Васильками» располагалась душевая общежития, где в момент обрушения принимала контрастный душ горожанка Дугина. Перед выпивавшим за стойкой Толиком Ивановым открылись любопытные перспективы. Но счастье длилось недолго. Заметив сальный взгляд, Дугина направила струю ледяной воды прямо в нахальную морду соседа снизу. Мгновенно отрезвев, Толик вспомнил, что ему пора на работу, и был таков.

«Василькам» грозило закрытие, и городок разделился на два лагеря. Одни были рады, что злачному клоповнику пришел конец, другие же потеряли единственную радость. «Васильки» были не лучшим местом в округе, но единственным, пользовавшимся популярностью. Люди годами топили горе в темных углах рюмочной, пропахшей потом и сигаретным дымом. Теперь и ей пришло время утонуть.

— Мужики, выручайте! Заодно и долги закроем, — обратился хозяин «Васильков» к остаткам головановской команды.

Понимая, что это своего рода шанс не только расплатиться с долгами, но и привезти домой хотя бы немного денег, бригада взялась за дело. К тому же, остатки материалов с прошлого объекта нужно было как-то реализовать. Так все и сложилось.

Надо сказать, что за время простоя мастера изголодались по работе, а рюмочная стала для них настоящей гаванью утешения. Хотелось отблагодарить. К тому же под рукой имелись благородные материалы. Зашуршали шпатели, застучали молотки, едкий запах растворителя и дорогой краски вытеснил кислый дух, въевшийся в стены и пол. Голованову хотелось оставить в городке память о себе и своих парнях не как о простофилях, а как о профессионалах.

Подготавливая стены, строители обнаружили под слоем грязи три окна. В рюмочную впервые ворвался солнечный свет и свежий воздух. Перекрытие залатали, усилили колоннами и все это задекорировали ажурной лепниной ручной работы. С винтажной люстры сняли семь килограммов паутины вместе с мумифицированными жильцами. Плесень в углах кричала человеческим голосом, что своими глазами видела еще перестройку и никуда не уйдет. Но надвигались перемены.

Через две недели натиск клиентов, ломившихся в заведение, уже было невозможно сдерживать. Выломав дверь, толпа ворвалась внутрь и обомлела.

О том, что творилось внутри, знала только бригада Голованова. Даже хозяин «Васильков» не подозревал, во что превратился его бизнес. Когда он вошел вместе с толпой и увидел позолоченные барельефы, его рука сама потянулась к меню на обновленной стойке и фломастером приписала к каждой цене дополнительный ноль.

Клиенты щурились, словно морлоки, впервые покинувшие подземелье днем. В «Васильках» не осталось ни одного темного угла.

— Мы точно не в театр попали? — спросил на всякий случай Толик Иванов.

— У нас в городе нет театра, — неуверенно ответили из толпы.

В повисшей тишине кто-то достал пачку сигарет, чтобы раскурить одну, но, заметив изумленные взгляды собутыльников, молча убрал ее обратно в карман.

Неловко рассевшись за столы, мужчины не знали, как себя вести. Кто-то даже с перепугу заказал чаю — чего в этом заведении не делали со времен сухого закона.

Нанеся последние штрихи на свое творение, бригада Голованова попросила налить им чего-нибудь холодненького и оплатить работы по своему усмотрению.

Вечером в «Васильках» было непривычно тихо. Мужики запаниковали. В воздухе звучали фразы вроде «это же теперь совсем не то пальто». Хозяин рюмочной ощущал тревогу и уже начал жалеть о сделке с добросовестными строителями. Называть «Васильки» забегаловкой больше не поворачивался язык, а ведь других статусов это место не знавало. И когда через неделю стало понятно, что в этих царских палатах люди не хотят безудержно травиться, хозяин решился на отчаянные шаги. Сначала он решил заколотить одно окно, а если не поможет, то он заколотит и остальные, затем снимет люстру и разрешит курить, как раньше, — до того, как начал бояться испортить белый потолок.

Но не успел он вбить первый гвоздь, как случилось совершенно невероятное: в «Васильки» зашла женщина. Вторым сюрпризом стало то, что это была Дугина, а сопровождал ее не кто иной, как Толик Иванов.

Парочка заняла столик у окна и попросила меню. Меню в рюмочной было всего одно и стояло на баре, но по такому случаю хозяин заведения не поленился и сбегал домой, чтобы распечатать еще парочку. Выбор был невелик, а Толик продолжал удивлять и на аристократичный манер поинтересовался, какое блюдо может порекомендовать повар для дамы.

Повар мог порекомендовать только бутерброды с сыром, колбасой или килькой либо их микс, так как кухня в «Васильках» отсутствовала. Толик заказал красного вина вместо привычных ста грамм, а заодно выкрутился с едой, попросив сырную нарезку.

Хозяин рюмочной исполнил пожелание старого клиента, при этом еле сдерживая смех. Этот спектакль был очень милым, но, очевидно, единственным.

Но оказалось, что нет. Женщины стали захаживать в «Васильки» чаще. Пришлось расширять ассортимент, вводить непопулярные позиции вроде кофе. Поначалу хозяин готовил его в турке, но когда понял, что дело дошло до латте и карамельного рафа, раскошелился на кофемашину. Хрипящие волны радиоэфира навсегда утихли, на смену им пришла легкая инструментальная музыка. На окнах появились занавески, в пустых углах — цветы в горшках, а в туалете — мыло.

Взяв в аренду еще часть помещений, хозяин нанял бывшую школьную повариху и составил нехитрое меню. Скоро стало понятно, что люди хотят разнообразия, а не только картошку с котлетами, и тогда в команде появился сушист, кондитер и шашлычник.

В «Васильках» стали отмечать дни рождения и свадьбы, появились первые отзывы в интернете, в гости стали захаживать приезжие.

А потом, где-то через полтора года, Голованову позвонил мэр этого городка и поинтересовался, не может ли его бригада приехать снова и оформить в таком же стиле Дом культуры. А то фото «Васильков» попало в какую-то театральную базу, и теперь различные творческие объединения стали проситься с постановками, но никто из них не знает, что на снимках — обычная рюмочная.

Александр Райн

Дорогие друзья, 18 мая состоится мой концерт в Москве. Буду рад видеть. Информация в телеграм https://t.me/RaynAlexandr/1120

Показать полностью
750
Авторские истории

Неделя меланхолии1

— Едут, едут! Батюшка, Горин едет!

Заслышав предупреждение, отец Сергий выбежал из сарая, где чинил лейку, и, ловко перескакивая через груды железа, которое разбросали кровельщики, и обруливая иные препятствия, устремился к гаражу. Через минуту раздался шум неисправного бендикса, легкий праведный мат, затем скрип лысых шин. Из гаража вылетела «четверка», распахнув ворота бампером, и устремилась в сторону леса, прыгая на ухабах.

По деревне прокатилась волна хаоса. Люди бросали дела и прятались в ближайших домах: своих, чужих — неважно. В трудную минуту соседи сплачивались и забывали о дрязгах и ссорах.

— А что происходит? — спросил, глядя на эту суету, Димка — один из нанятых на ремонт церковной крыши работников.

— Судя по всему, у Горина опять депрессия, едет на перезагрузку, — сказал дедок, задумчиво потягивающий на скамейке папироску.

— А кто этот Горин?

— Да хозяин завода один. Денег у него — как у моего Шарика клещей по весне. Каждый год он сюда приезжает плакать о своих несчастьях. Кто-то ему однажды напел, что у нас тут в Павловском все печали забываются, а душа омолаживается, так он теперь, как только чувствует, что меланхолия накатывает, сразу к нам — «перезагружаться».

Вдалеке показалась вереница машин, напоминающая свадебный кортеж или делегацию саудовского принца. Дима насчитал десять автомобилей, каждый стоимостью как аппарат МРТ, которых так не хватает в области.

— Мало что-то в этот раз, — затянулся дымом дед. — В прошлом году было четырнадцать. Умеет человек грустить с размахом. Родню везет, прислугу, повара с массажистом, фитнес-тренера, нанимает терапевта и гастроэнтеролога, любовницу опять же с семьей берет. Видимо, дела сейчас и правда не очень идут.

— А дальше что? Шум, танцы, пьянки и дебош? — Дима представил типичное поведение богачей, считающих себя королями жизни, а окружающих — фоновыми помехами.

— Да не-е. Все культурно обычно, — снова затянулся мужчина. — Сначала, как правило, рыбалка. Горин собирает местных рыбаков, арендует катера, завозит наживку «нового поколения» (от которой рыба сама прыгает в лодки), везет всех на другой берег, там шатры растягивает, раздает удочки с Bluetooth-оповещением о клеве, угощает напитками заграничными. Потом, значит, повар им там барбекю устраивает, пойманную рыбу готовит с тремя видами маринада. И все это время Горин жалуется на то, что в жизни у него сплошные лишения. Живет, бедолага, в бетонных трехэтажных оковах города, дышит выхлопами «Мазерати», рыбу ест магазинную. А у мужиков тут и речка с окушками, и воздух свежий, и раздолье... В общем, слезы крокодильи льет от зависти, пока рыбаки его сигары курят да рыбу ирландским виски запивают.

Димка присвистнул, а старик продолжил:

— На следующий день Горин идет к грибникам. В прошлом году с собой привез багги и квадроциклы. В позапрошлом — вездеходы, на которых они дальние болота пересекли, а там грибы со времен Ивана Грозного никто не собирал. Баню походную разворачивают, палатку массажиста, кухня, опять же, вечером кино смотрят на проекторе. И, само собой, все это время Горин изливает душу. Мол, в городе и выйти-то некуда, жизнь проходит за дверями душных кабинетов на двадцать пятом этаже с видом на парк, лесов диких нет, сплошь аллейки с хилыми елками, бегунами, самокатчиками да собаками этими карманными, которых в городе разводят. А у мужиков тут счастье под каждым кустом, шум листвы, сок, опять же, березовый, натуральный, лоси бродят.

Кровельщик слушал и не понимал, за что же здесь так не любят этого богатого чудака.

— Потом он, значится, берется за богему: художники, поэты, музыканты… Короче говоря, забирает нашего Кольку тракториста-аккордеониста на два дня в поля — рисовать и музицировать. С ними туда Горин обычно женщин везет две машины, чтобы позировали на лоне природы. Лошадей арендует для прогулок, у местных скупает мясо, самогон, овощи, ну и творят они там какое-то искусство. Коля так уже дважды разводился, а еще с ним, как правило, потом друзья по полгода не общаются.

— Вот так дела, — облизнулся кровельщик, представляя себя на месте Коли.

— Уж не знаю, чем они там точно занимаются, но Коля клянется, что Горин два дня только и делает, что вздыхает о своей судьбе, мол, выбрал не тот путь в жизни. Мол, всегда хотел быть странствующим музыкантом или вольным художником, а не директором гигантского предприятия с многомиллионным оборотом и сбытом на пятнадцать стран.

Кортеж остановился у первого дома. Из машины вылезла внушительная фигура в костюме, за ней — сам Горин. Даже издали от него веяло деньгами и легкой грустью.

— Больше всех, конечно, отцу Сергию достается. Горин ему каждое утро на протяжении всей недели исповедуется, душу изливает и жалуется на свои неудачи. Мол, и успехи уже не те, что прежде: заказчиков все меньше, доходы падают, в отпуск всего три раза в году ездит, личностного роста никакого, творчества — тоже. Подчиненные все твои прихоти исполняют, а своей инициативы никакой.  Дети, опять же, в Гарварде плохо учатся. Разочарования буквально на каждом шагу подстерегают, хочется, мол, все бросить — да людей подводить нельзя. А то ведь уже и так подвел, оставив завод на неделю. Короче говоря, боится Горин, что не так жизнь живет, и ждет от батюшки советов мудрых.  

— А батюшка что?

— А батюшка слушает все это, исповедует, советы дает, ругает: мол, уныние — это грех. А потом, когда тот уходит, вспоминает, как много лет назад они с этим самым Гориным на одном курсе в техникуме учились, только на разных специальностях. И был там один преподаватель, который всем студентам каждый год предлагал на подработку к его брату на завод устроиться, где Горин и начал свою карьеру, познакомившись с нужными людьми. А батюшка наш тогда ленился, как и большинство, работать не хотел, а потом и вовсе по стопам отца в семинарию пошел.

— Так ведь батюшке все материальное чуждо должно быть.

— Да чуждо ему, чуждо…

— А Горин его не узнаёт?

— Не-е, не узнаёт. Это же сорок лет назад почти было.

— Так а чего все его так боятся, раз он приезжает и устраивает пир на весь мир?

— Так этого и боятся, — мужик докурил и затушил окурок о лавочку с такой силой, словно хотел вмять его в деревяшку. — В общем, через неделю обычно Горин «исцеляется»: улыбаться начинает, чувствует душевный подъем, собирает манатки, поваров своих с массажистами, напитки заграничные, удочки, катера, женщин — и уезжает. А деревня-то остается, понимаешь? Мы-то за неделю знаешь как привыкаем к жизни на полную катушку. Насмотримся на все это, на вкус попробуем и только войдем в ритм богатой жизни, а потом раз! — и снова гречка да картошка. Кто-то в запой, кто-то в город к психологу. Вот народ и прячется — чтоб не соблазняться. Батюшка никому помочь не может, сам локти до крови искусывает. Горин-то миллионер, а он сельский поп. В общем, деревня после горинской меланхолии сама на несколько месяцев, а то и на полгода в депрессию погружается.

— А что же никто с ним не поговорит? Сказали бы, мол, зачем душу травишь, гад?

— Так говорили! Говорили, и не раз!

— А он?

— А он на работу приглашает. Мол, поехали, устрою любого на хорошую должность. Хоть начальником, хоть региональным менеджером. Ответственные люди всегда нужны, в зарплате не обижу!

— И что же не так? — Дима наблюдал, как неподалеку горинская свита скатывает с прицепов вездеходы и достает барбекю.

— Так ведь это работать надо! — фыркнул дед и, сплюнув, зашагал прочь.

Александр Райн

Приглашаю всех в свой телеграм канал, где я не только публикую рассказы, но и делюсь новостями о выходе книг и концертах https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
4416
Авторские истории

Пока горит свеча

— Добрый день, скажите, я могу сдать это обратно? — спросила Яна у продавца за прилавком, протягивая большую свечу в подарочной упаковке.

Невысокий, морщинистый мужчина в сером засаленном фартуке поправил очки на своем крючковатом носу и, деловито нахмурившись, потянул к себе упаковку, а затем осторожно развернул. Помещение тут же наполнилось запахом тухлой рыбы.

— А-а, помню этот заказ, — улыбнулся он, возвращая на место яркую ленту и затягивая ее узлом, чтобы снова придать упаковке товарный вид. — Вы же прочли инструкцию?

— Инструкцию? Вы про открытку, что ли? Нет, не читала. Честно говоря, я вообще была в шоке, когда подруга принесла мне эту мерзость! — Яна смотрела на свечу с искренним отвращением. — Слава богу, она забыла чек выкинуть и оставила в пакете.

— Это не открытка, это инструкция по использованию. Вы ведь недавно пережили развод, если мне память не изменяет?

Даже в полумраке магазина, который освещался исключительно свечами, расставленными по углам и на полках, было видно, как побелело от злости лицо клиентки.

— Вот ведь стерва! — прошипела она сквозь зубы. — Кто ей вообще позволил трепаться о моих проблемах с посторонними людьми? Знаете что, я передумала. Свечу заберу — надо же что-то теперь затолкать этой дряни в рот, чтобы она больше никогда никому не говорила лишнего! А еще, блин, лучшая подруга называется…

Яна потянулась к пакету, но продавец быстро отодвинул его в сторону.

— Вы сейчас на взводе, понимаю, хочется рвать и метать, вам нужно успокоиться и только потом принимать решения. Подождите минутку, только не уходите никуда.

Мужчина отодвинул пакет так, чтобы Яна не смогла до него дотянуться, а сам моментально исчез за небольшой дверкой позади себя. Яна даже не успела вставить слово, а он уже вернулся с другой свечой и, поставив ее на стол, поджег фитиль. Огонек весело затанцевал на кончике веревочки, и магазин моментально наполнился мягким сладковатым ароматом, который слегка кружил голову и быстро расслаблял натянутые канаты нервов.

— Вам же нравится хвоя, я прав? И еще запах дождя и черники?

— Откуда вы…

— Тридцать лет в свечном бизнесе, — пожал мужчина плечами и снова поправил очки, — профессиональное чутье. А вот насчет вашего подарка… Я обязан знать многое о проблемах клиента, когда отпускаю ему свой особый товар.

— Особый?

— Да, особый, именно таким я и торгую. Но, прежде чем я расскажу вам про вашу свечу, я хочу, чтобы вы поняли, как это работает, а для этого нам нужно…

Тут дверь магазина открылась и внутрь вошел молодой человек, который в два шага достиг прилавка и, извинившись, вклинился в разговор:

— Я деньги принес. Простите, что так долго, вот… — он положил на стол купюры. — Спасибо вам огромное.

— Ничего, я же сказал, что подожду. У меня для вас, кстати, подарочек, — сказал продавец, а затем обратился к клиентке: — Простите, еще буквально пару минут.

— Ага, — закатила глаза Яна, и продавец исчез за дверью.

— Что вы такого у него накупили на двадцать тысяч? — полюбопытствовала Яна у молодого человека.

— Свечу.

— Всего одну?! Шутите, что ли?

— Нет, не шучу. Вы даже не представляете, как она мне помогла…

— Действительно. Не представляю. Смогли кого-то одурманить во время свидания? — хмыкнула она.

— У меня отец умер.

— Ой… Простите… Вот я дура!

— Да ничего, вы же не знали… — мужчина тоскливо улыбнулся. — В общем, я был совершенно разбит. Никак не мог это принять. Мы были с ним очень близки. Я не мог работать, перестал следить за питанием, начал много курить, почти не спал. Тяжело очень переживал. А один мужик знакомый сказал, что в этом магазине продают свечи, которые помогают пережить проблемы такого рода. Вот я и решил попробовать, прежде чем начать принимать антидепрессанты, хотя не верил во всю эту ароматерапию. Но мне тогда надо было что-то делать, и я пришел сюда. В общем, мы поговорили с ним, — мужчина кивнул на дверь, за которой исчез продавец, — и он сказал, что нужно время, чтобы прийти в себя, а я ответил, что совсем не умею ждать. Тогда он сказал, что у него есть специальная свеча для таких случаев. Я думал, что он мне даст какую-то успокоительную фигню…

— А он?

— А он дал мне огромную восковую свечу размером с десятилитровую канистру и вообще без запаха. А еще инструкцию, в которой было написано, что свечу надо зажигать каждый день и следить за пламенем, чтобы оно не гасло, и что легче мне станет, когда она прогорит хотя бы наполовину. Деньги мне разрешили не отдавать до тех пор, пока свеча не закончится. Я был уверен, что все произойдет за пару дней и я, разумеется, ничего платить не стану, потому что это какая-то чушь и она не стоит столько… Но свеча догорела только вчера. А отец умер год назад.

— Ого, долго.

— Да. Действительно долго. Боль, разумеется, никуда не делась, но пока я ждал облегчения, сам не заметил, как смог пережить сперва девять дней, потом сорок, потом прошло полгода, и вот за плечами уже год. Я сменил работу, начал ходить в зал, в общем, жизнь, кажется, продолжается…

Появился хозяин магазина с гигантской свечой в руках и поставил на стол перед клиентом. Это был огромный кусок желтого воска, весивший на первый взгляд килограмм пять, не меньше.

— Держите, это вам.

— Но у меня нет больше денег!

— Ничего, условия прежние, — улыбнулся продавец, и мужчина, засыпав его благодарностями, схватил свечу, обнял ее, словно старого друга и немедленно покинул магазин.

— Ловко вы придумали, — оценила Яна трюк со временем. — Только это все самообман, я такое не очень-то уважаю.

— Вы знаете, все в жизни самообман, каждый сам моделирует свою реальность.

Он хотел продолжить философскую мысль, но дверь в магазин снова открылась. На этот раз вошла женщина лет шестидесяти.

Яна решила понаблюдать за очередным клиентом и отошла в сторонку. Женщина поблагодарила ее и попросила продавца дать ей двести «пшиков».

— Возьмите двести пятьдесят, — подмигнул тот в ответ.

— А давайте!

— Uno momento, — поклонился торговец свечами и исчез за дверью.

— А что за «пшики»? — поинтересовалась Яна.

— Ой, а вы не пользуетесь? Я очень советую, классная штука! — женщина явно была на позитивной ноте. Она достала из кармана маленькую свечку, размером меньше наперстка, и поставила на стол. — У вас сегодня или вчера произошло что-то, что заставило вас сильно огорчиться и о чем вы никак не можете забыть? Вот давит на вас — и хоть тресни.

Яна задумалась и вспомнила, как незаслуженно накричала вчера на таксиста, когда тот проехал на двадцать метров дальше из-за ошибки навигатора. В итоге она с ним поругалась и какое-то время поездка проходила в напряженном молчании.

— То что надо! — потирала руки клиентка. — Вы же извинились перед ним?

— Извинилась, но все равно стыдно…

— Понимаю. И ситуация дурацкая, но по сути — пшик, от которого ни горячо ни холодно. Не заслуживает она того, чтобы из-за нее переживать. Уверена, что и таксист тот уже сто раз про вас забыл, — женщина говорила, а сама эмоционально размахивала руками. — Так вот, я теперь каждый раз, когда выхожу из дома, беру с собой горсть «пшиков» и в течение дня, когда у меня случается какая-то незначительная неприятность, достаю один и поджигаю. Он горит секунды три. Ровно столько и должны жить все эти дурацкие моменты в нашей памяти. Все равно уже ничего не изменить — так смысл переживать и портить себе настроение? Я правильно говорю? — женщина посмотрела на продавца, который вернулся из своей каморки с черным пакетом в руках.

—Абсолютно.

— Вот, попробуйте, — покупательница протянула Яне зажигалку. — Смелее.

Приняв зажигалку и хорошенько прокрутив еще раз в голове неприятный случай, Яна чиркнула колесиком. Фитиль вспыхнул и тут же погас. «Ровно как тот дурацкий спор с таксистом», — невольно промелькнула мысль в голове девушки.

— Быстро…

— Пшик — и всё! — радостно пискнула женщина. — Ерунда, не стоящая внимания. Согласны?

— Ну да, наверное…

Позади женщины уже скопилась небольшая очередь. Как поняла Яна, большинство людей сюда возвращались уже за добавкой и молча забирали свои заказы, но были и те, кто, как и она, пришли впервые. Продавец беседовал, записывал что-то в свою тетрадку, назначал даты следующих встреч.

— Индивидуальные заказы, — пояснил он, заметив вопросительный взгляд Яны, которая больше не спешила забирать свои деньги и с любопытством наблюдала за клиентами. — Мне нужно время, чтобы создать уникальный продукт. Надо достать необходимые ароматы и масла.

Яна подумала о запахах каких-то тропических фруктов, трав, которые произрастают только в отдаленных уголках планеты.

— Добрый день, я у вас заказывала свечу с запахом гаража, она готова? — раздался новый женский голос.

— Ой, поздравляю вас, — сказала Яна, разместившаяся на высоком стульчике за прилавком.

— С чем это? — нахмурилась женщина.

— Ну, я так понимаю, что вы беременны? — предположила Яна.

Женщина плюнула трижды через плечо.

— У меня двое уже, хватит. Это для мужа, — клиентка огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не подслушивает, прошептала: — У него проблемы.

— А-а…

— Ага-а. Кроме своего гаража, он нигде больше работать не может. Дома палец о палец не ударит. Чтобы лампочку заменил в ванной, надо неделю уговаривать, зато, когда он у себя в гараже… в него вселяется вторая личность — Халк-трудоголик. В общем, я пробник этой свечи домой принесла, зажгла, так он как включился в процесс: три полки прикрутил, поменял в ванной битую плитку, собрал сыну кроватку, из которой, правда, тот уже вырос, пока ждал, но лучше поздно, чем никогда, а еще приготовил целый казан плова — в общем, перевоплотился человек.

— Вот, понюхайте, — протянул продавец свечу, которая даже без поджига источала аромат горелого железа, сырой картошки, досок и отработанного моторного масла. — Можно еще аромат старых курток добавить.

— Не надо, а то, боюсь, что еще пить начнет. Тут главное не переборщить, — сказала женщина, запихивая свечу в сумку.

— Может, кофе? — спросил продавец у Яны, когда в магазине снова воцарилась тишина.

— Можно.

Он с минуту колдовал у кофемашины, а потом разлил напиток по кружкам. Яна с благодарностью приняла кофе и сделала глоток. В этот момент в магазин зашла новая клиентка с совершенно потерянным видом. Она осторожно подошла к стойке, стараясь не заглядывать в глаза продавцу и Яне.

— Добрый день. С какой целью решили зайти к нам? — продавец буквально светился любезностью. — Хотите кофе?

— Нет. Спасибо. Честно говоря, я сама не знаю, зачем пришла…

— Ну какая-то же цель у вас точно была? Или вы просто посмотреть? Давайте я проведу вам экскурсию.

— Понимаете, какое дело…

Продавец терпеливо ждал.

— Я актриса.

— Прекрасно!

— И меня утвердили на роль, которую я очень хотела...

— Я вас поздравляю!

— А я полная бездарность! — девушка опустила взгляд в пол.

— Прошу, поясните.

Яна тоже приготовилась слушать.

— У меня посредственная внешность, посредственная игра, и сама я полная посредственность, которую случайно выбрали. Это просто ошибка! — девушка пыталась выжать из себя слезу, но глаза, как назло, были сухими.

— Почему вы так уверены?

— Да потому, что нет у меня таланта! Я обычная…

— Ведьмина свеча! — закончил за актрисой продавец.

— Кто? — нахмурилась девушка.

— Вот, — достал мужчина из-за прилавка невзрачный, слепленный из какого-то мусора кусок зеленой грязи, напоминающий чей-то продукт жизнедеятельности, но никак не свечу.

— Что это?

— Это вы, судя по вашим словам, — все так же непринужденно ответил продавец. — Неприятная внешность, сомнительное качество, отсутствие нужного таланта. Вы ведь согласны, что свеча без фитиля — как актриса без таланта — гореть не будет.

— Согласна, — уверенно закивала актриса.

— Вот обычная свеча, — поставил продавец на стол яркую рыжую свечу. — Красивая? Красивая. Талантливо сделана?

Девушка кивнула.

— А главное — есть фитиль.

Мужчина достал зажигалку и перекинул огонек на свечу. Комнату наполнил еле уловимый запах апельсина и корицы.

— Простите, но я не понимаю…

— Эта свеча сделана на фабрике, а теперь я зажгу ту, что была слеплена вручную и не имеет никаких шансов загореться без фитиля.

Мужчина поднес зажигалку к той невзрачной субстанции, которую называл «ведьминой свечой», и та моментально занялась огнем, да таким ярким, что в помещении стало заметно светлее, а воздух наполнился ароматом лесных трав и стал приятно потрескивать.

— Ого!

Клиентка и Яна не могли оторвать взгляда от необычной поделки.

— Талант не обязательно должен сильно выпячивать себя, чтобы мимо него нельзя было пройти. Но, если уж он есть, гореть будет ярче любого очевидного фитиля и оставит после себя намного больше впечатлений.

Продавец затушил свечу, а ее сладковатый травянистый дым еще долго курился и наполнял собой магазин.

— Человек, который утвердил вас, не совершил ошибку — он просто понимает, из чего вы состоите на самом деле, потому и предложил вам эту роль. Держите, — продавец протянул «ведьмину свечу» клиентке. — Как только начнете сомневаться в себе, зажгите. Но будьте осторожны: пламя сильное, важно не устроить пожар. С вас четыре тысячи.

— Ого, недешево, — покупательница перевела взгляд на ценники обычных ароматических свечей.

— А это вам еще один урок. Никогда не занижайте собственную цену.

***

— Хорошо, допустим, вы меня убедили, — сдалась Яна, возвращая пустую кружку, когда за актрисой закрылась дверь. — Но почему мне вы подсунули свечу с запахом тухлятины?

— Ваша подруга сказала, что вы сомневаетесь в правильности принятого решения. О разводе. И часто говорите о возможном возвращении к мужу.

— Но это нормально, все через это проходят, — пожала плечами Яна.

— А еще она сказала, что ваш бывший супруг поднимал на вас руку и часто оскорблял, что он совершенно не уважал вас. Потому вы и решились уйти от него.

Слова ударили прямо в сердце. Яне пришлось отвернуться, чтобы продавец не заметил гримасу боли, которая исказила ее лицо.

— Ну а вдруг он изменится? Поймет, до чего довело его отношение, поймет, что я не шутила, когда говорила про развод, — не поворачиваясь, говорила Яна, и спина ее дрожала от всхлипов.

— И что дальше? Сойдетесь и все будет хорошо?

— Как вариант…

— Так вот, — мужчина прочистил горло, — каждый раз теперь, когда вас будут снова посещать такие мысли, зажигайте свечу и терпите запах.

— Это еще зачем?

— Потому что вонь тухлятины ничем не перебить и она никогда не станет пахнуть розами, сколько ни ждите и ни надейтесь. Люди не меняются, как ни пугайте их и ни просите одуматься. И даже если этот человек попытается замаскировать свою натуру на какое-то время, рано или поздно его тухлое нутро все равно пробьется наружу. Пусть свеча напоминает вам об этом каждый раз, когда вы захотите попробовать дать второй шанс тому человеку. И простите подругу — она искренне хотела вам добра.

— Да, я знаю… — Яна повернулась. Ее мокрые от слез щеки блестели огоньками свечей. — А еще я работу ищу, пришлось уйти со старой, потому что мы с мужем работали в одном здании.

— Я вас поздравляю, вы прошли первый день стажировки, завтра встаете за кассу, а потом я научу вас работать с клиентами и подбирать нужный товар.

— В каком смысле «прошла стажировку»? Я же вам ничего не говорила о поиске работы, да и подруга ничего не знала…

— Свеча сама привела вас сюда.

Продавец улыбнулся и передал Яне инструкцию. Она развернула небольшую бумажку и, пробежав по ней взглядом, дошла до самого низа, где и нашла рекламное объявление: «В магазин требуется сотрудник».

— Я вас всему обучу, — подмигнул продавец, возвращая Яне ее подарок. — Ну что, до завтра?

— До завтра.

Александр Райн

Приглашаю всех в свой телеграм канал, где я не только публикую рассказы, но и делюсь новостями о выходе книг и концертах https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
1182
Авторские истории

Двигатель торговли

У Зимина были проблемы. Нет, не те проблемы, что все раздувают до космических масштабов: когда телефон в грязь уронил, колесо пробил или нагрубил хорошему человеку, а потом совесть мучает. У Зимина были ПРОБЛЕМЫ. Его магазин спорттоваров, его величественный фрегат, в который он годами вливал деньги, начал тонуть.

Маркетплейсы и сетевики-монополисты нещадно отгрызали от его бизнеса куски и проглатывали не жуя. Аренда в торговом центре, где он с душой разложил свои лыжи, велосипеды, мячи и кроссовки, была бешеной, продавцы — ленивыми, а покупатели — редкими и наглыми. Не спасали ни скидки, ни СМС-рассылка, ни свечки, что он сотнями ставил в церкви.

Персонал разбегался, а на замену ему стали приходить неквалифицированные странные кадры, одним из которых был Жора Лаптев. В свой первый рабочий день Лаптев вышел на работу с двумя огромными темными синяками под глазами, за что моментально получил прозвище Енот.

— Невеста, дрянь, мне изменила! Застукал их в автобусе обнимающимися, решил побить — я же раньше боксом занимался, а еще дзюдо и ММА. А там шкаф такой, два на два! — громко и в красках объяснялся Лаптев, жестикулируя руками.

Кроме новенького, в этот день вышла только Наташа. Остальные продавцы нашли причины не работать. Скрепя сердце Зимин выпустил этого актера в смену, надеясь, что пронесет. Сам он встал за кассу, отправив Наташу переклеивать ценники.

Посреди рабочего дня до слуха директора стали доноситься глухие частые удары и другие странные звуки. Потом началась какая-то суета. Редкие клиенты быстро стягивались вглубь магазина.

— Там этот… новенький чудит! — подтвердила Наташа опасения Зимина.

Бросив кассу, он поспешил на звук. В дальнем углу, где располагались товары для единоборств, Зимин заметил небольшое скопление людей и скачущего вокруг боксерской груши Лаптева. Закатав рукава, корча страшные гримасы и издавая грозное рычание, Жора наносил безобидные удары снаряду. Он боксировал, бил ногами, головой, уворачивался от невидимых атак, кувыркался, называл грушу «разлучником» и «слабаком», но та никак не реагировала, молча насмехаясь над злобным рахитиком. Покупатели смеялись и снимали на телефоны. Лаптев уже хотел было перейти на броски из дзюдо, но вмешался директор.

— Что тут происходит?!

— Отрабатываю удары, готовлюсь к реваншу, — невозмутимо ответил запыхавшийся Жора.

— Какие еще удары? Ты продавец! А ну, живо прекрати страдать хе… — заметив, что теперь на телефон снимают его, Зимин остыл и закончил фразу не так, как собирался, — фигней. Иди выставочные товары протирай.

— Мы еще продолжим, — пригрозил Лаптев груше и отправился работать.

Удивительно, но в тот же день было продано несколько пар боксерских перчаток и три груши. Клиентура заметно оживилась.

Через пару дней Жора снова стал причиной шума и внимания окружающих. На этот раз случился настоящий скандал. Один мужчина попросил Лаптева подобрать купальник для своей жены. Жора предложил первую попавшуюся модель, а заодно втюхал напольные весы, за реализацию которых сотрудникам шли бонусы от продажи.

Через час после покупки явилась жена.

— Что ваш магазин себе позволяет?! Ваш консультант убедил моего мужа, что эти весы мне необходимы! Сказал, что это новая модель, которую не обманешь, куда ни ставь! Что за намеки? — истерила женщина.

Зимин продал ей хорошие крепкие прыгалки и разрешил отхлестать ими Лаптева. Клиентка гонялась за хамом по всему магазину, но потом тот куда-то исчез, а появился лишь через пятнадцать минут после ее ухода. Весы, к слову, она сдавать не стала — решила подарить сестре мужа, которую недолюбливала.

Народ стал заглядывать в магазин все чаще. Люди приносили с собой еду и напитки, явно надеясь посмотреть очередное шоу. Зимин чувствовал, что обрастает дурной славой, но, глядя на то, как растут продажи туристических стульчиков, продолжал терпеть.

Жора работал плохо: не разбирался в размерах одежды, большой теннис путал с бадминтоном, чем бесил постоянных клиентов; при покупателях называл спортивное питание комбикормом. Но были и положительные стороны: он единственный приходил на работу вовремя, иногда даже сам открывал магазин. Причина выяснилась внезапно, когда один из покупателей решил осмотреть выставочную четырехместную палатку изнутри и обнаружил в ней нехарактерный для магазина интерьер: раскладушку со свисающим одеялом, разложенный туристический столик с остатками завтрака, книги, походный стул, в специальном подстаканнике которого стоял маленький термос с чаем, а еще сохнущие на веревках носки и майки.

— Пришлось уйти из дома… Ну после того случая с любовником. А куда я пойду, кроме родной работы? Тут ведь второй дом, если не первый. Готов трудиться, так сказать, день и ночь на благо родного магазина, — совершенно серьезно излагал Лаптев.

Зимин хотел прямо тут, посреди торгового зала, влепить ему затрещину и выгнать без зарплаты, но вмешался клиент.

— А можете мне весь этот набор пробить? Никогда не думал, что в такой компактной палатке можно столько всего разместить, да еще и создать подобный уют. У меня в общаге, кажется, места и то меньше было, — без толики сарказма заявил мужчина. — В этом году как раз хотел с палатками на отдых съездить, а тут такая реклама.

Так Лаптев остался на работе и даже при жилье. Правда, Зимин потребовал навести внутри палатки порядок и не размазывать еду по товару, а также не водить гостей, иначе придется брать с жильца арендную плату. Проверив видеокамеры, Зимин убедился, что по ночам Лаптев ничего не ворует, но продолжает отрабатывать удары на несчастной груше и иногда покушается на штангу, но пока смог поднять только гриф. Даже днем Жора чувствовал себя в магазине как дома: каждый день ходил в новых кроссовках, которые не покупал, катался по торговому залу на самокатах и не поддавался никакому воспитанию.

Спустя неделю в магазин ворвался ураган в виде крупной женской фигуры с взлохмаченными волосами, красным лицом и совершенно бешеным взглядом.

— Где эта дрянь?! — кричала женщина, хватаясь за бейсбольную биту.

— Успокойтесь! Кто вам нужен? — попытался было настроить диалог Зимин, но уже догадался, за кем пришел этот злобный зверь в человеческом обличье.

— Жора! Выходи, гаденыш! Ты сейчас у меня получишь! — не обращая внимания на Зимина, берсерк в лосинах бросился шерстить ряды и верещать: — Гад, паршивец, изменник!

Покупатели разлетались в стороны как кегли от этого взрывоопасного шара. Женщина начала огибать торговый зал с одной стороны, Зимин, понимая, что нужно срочно спасать магазин, — с другой. Вход стерег охранник. Жоре так или иначе светила экзекуция и неминуемое увольнение, возможно, даже из мира живых. Около витрин стали скапливаться зрители, мелькали телефоны. В какой-то момент Жора вылетел из центра зала на спортивном велосипеде и помчал в сторону выхода. Он мастерски обруливал покупателей и коллег. Снеся охранника с ног, Лаптев вырвался наружу, вернее, на четвертый этаж торгового центра. Заметив его, разъяренная дама тоже хотела помчаться на транспорте, но перепутала велосипед с велотренажером и только зря сожгла полторы тысячи калорий.

Началась суматоха, активизировалась охрана. За Жорой велась настоящая погоня. Он уходил в резкие и прямые повороты, перепрыгивал через скамейки, вставал «на козла» и скакал по эскалаторам. В какой-то момент он просто начал ездить кругами по одному этажу, словно по велотреку.

Десятки телефонов вели прямую трансляцию с места событий. Лаптев был неуловим, но совершил одну простую ошибку: устал и заехал в лифт. Жору встретили на первом этаже. Недавно сошедшая маска енота вернулась на свое место. Охранники еле вырвали Жору из цепких рук разгневанной женщины и отправили домой (в палатку) — отлеживаться.

Как потом оказалось, никакого любовника не было. Вернее, был. И этим любовником оказался сам Жора, которого невеста застукала обнимающимся с какой-то девицей в автобусе. Лаптев тогда знатно получил по шее и, боясь за собственную жизнь, ушел из дома. Он знал, что невеста рано или поздно явится по его душу, и готовился.

Понимая, что ему теперь грозит штраф от торгового центра, Зимин даже не стал угрожать Жоре увольнением. Совсем скоро его самого «уволят», нужно лишь немного подождать.

Прошел день. Буря стихла. Зато началась другая: огромный поток людей хлынул в торговый центр и в магазин спорттоваров. Люди хватали палатки, груши и другой инвентарь, ставший частью короткой истории Жоры, прогремевшей на всю страну. Половину велосипедов раскупили в одночасье.

— Никогда еще не видел такой рекламы, — признался один дядька, много лет увлекающийся велоспортом.

Лаптева пришлось оставить. Он стал местным развлечением и, несмотря на то что часто врал, вел себя с посетителями некорректно и продолжал портить товар, прибыли он приносил больше, чем магазин нес убытков из-за него же. Даже штраф администрация торгового центра свела до минимума, позволив Зимину торговать дальше.

Маркетплейсы все еще составляли сильную конкуренцию, но, по убеждению Зимина, никогда клик в интернете не заменит атмосферы обычного магазина и живого общения. А Жору в итоге простили и пустили домой, правда, через неделю он снова вернулся в палатку. На этот раз потому, что застал невесту пьяной в стельку. Ну… так он на работе сказал, принеся с утра на шее помятое лицо болезненного оттенка.

Приглашаю читателей в свой тг-канал, где я не только выкладываю рассказы, но и делюсь новостями о выходе книг и моих литературных концертах.

Александр Райн

Показать полностью
522
Авторские истории

Двадцать пятый час. Часть 2

предыдущая часть Двадцать пятый час

До дома возбужденный Супов бежал вприпрыжку. В голове все смешалось, и адреналин хлестал через край. А еще Петрушкин сказал ему, что монетка одноразовая, и, как только желание исполнится, она тут же исчезнет. Это был один-единственный шанс.

Оставшуюся часть ночи Иван провел без сна. Он ведь уже и не надеялся, что кто-то возьмет кисть и примется перекрашивать его черные жизненные полосы в белые. Вдруг вспомнился тот самый день, когда он познакомился с Петрушкиным и остальными обитателями парка.

***

В тот вечер Суповы должны были встретиться в парке после работы и вместе пройти те самые десять тысяч шагов, а тут диагноз… Вернее, про диагноз Иван догадывался, просто ждал подтверждения, вот и дождался. Вспомнил, как мать три года за отцом ухаживала, пока сама не выгорела вместе с ним, и задумался. Сложив в голове два и два, он сделал вывод, что ни к чему вместе дожидаться, когда закончится действующий период его лицензии без возможности продления. Пиратскую версию своей жизни не скачать, а другого пользователя незачем тащить за собой в корзину.

Супруге Ваня наплел с три короба про другую женщину, про то, что этот брак стал в тягость, про потерянные в браке мечты, про цветы ее дурацкие, которые ему никогда не нравились, и про то, что готовить она совсем не умеет. Нагородил столько всего, что уже испугался, что его ложь раскроется, но все сработало. Жена на эмоциях поверила и пообещала развод.

— А ты чего вылупился? Сам три раза женат был и женам своим врал, — бросил Иван сидящему на скамейке бронзовому поэту, который смотрел в его сторону, когда супруга ушла. — Хорошо вам было в то время: рифму сложил — считай, половину проблем решил. Если бы в твоем веке были ипотеки, вы бы их поэмами закрывали. Не знаете вы, каково обычным людям, — плюнул Супов себе под ноги и пошел прочь, чтобы вернуться в парк этой же ночью.

Дома жена собирала вещи для переезда к матери, а ему тошно было рядом находиться. Сказал, что ушел ночевать к любовнице, а сам отправился бродить по городу. Ночь была теплой и темной. Супов трижды выполнил ежедневную норму по шагам, пока не понял, что сил идти больше нет. Ноги гудели, голова налилась свинцом, болезнь тоже напоминала о себе. Хотелось просто рухнуть на асфальт и стать кормом для бродячих собак. Но собаки обходили Ивана стороной — уж больно сильно разило от него дерзостью и унынием, а такое мясо само по себе невкусное да и вредное для собачьего метаболизма.

Ноги привели Ваню к парку, где он и решил заночевать под открытым небом на одной из скамеек. Про отсутствующий прут Супов знал со студенчества, когда они с друзьями попадали по ночам в парк через эту брешь, чтобы выпить пива у фонтана, засунуть сигаретку в рот Ильичу и подурачиться с другими скульптурами. Вот и сейчас Ваня подошел к прорехе, но, прежде чем перекинуть ногу, посмотрел на часы, чтобы понять, сколько ему осталось спать до работы.

— Надо же, почти ровно полночь, — хмыкнул Супов, глядя на то, как секундная стрелка стремится к двенадцати, и протиснулся между прутьями.

В парке было тихо, даже слишком. Стряхнув с себя ржавую пыль, Иван огляделся по сторонам — нет ли кого из охраны. Затем увидел знакомую статую Афродиты Книдской и подошел к ней, чтобы поглазеть на грудь, как делал это еще во времена учебы.

— Хороша, — оценил вслух Супов и даже не успел сообразить, как получил увесистую пощечину, сбившую его с ног.

— Как же заколебали эти извращенцы!

Скульптура прикрыла рукой свой срам и, сойдя с пьедестала, пошлепала в сторону ожившей Минервы. Несмотря на божественное начало, разговор этих женщин напоминал обычный треп соседок возле подъезда.

Супов лежал на земле и протирал глаза, пытаясь понять, что вызвало такие сильные галлюцинации: самса из ларька или энергетик по красному ценнику.

— Шпионы в наших гядах! — послышалось откуда-то сверху. — Конггеволюционегы! Вгаги наступают!

Супов повернул голову и увидел Ленина, который тщетно пытался привлечь к себе внимание, но никто его не слушал. Остальные скульптуры лишь отворачивались от мраморного лидера большевиков и расходились по своим делам со скучающим видом.

— Тьфу! Надо же было поместить меня сгеди этого античного мгакобесия! — ворчал Ильич. — Ты кто такой? Как звать? Из какой пагтии? Почему шастаешь тут без газгешения?!

— Я Иван. Супов Иван, — представился Супов. — А что тут происходит? Почему вы двигаетесь?

— Потому что дело геволюции не стоит на месте! — торжественно произнес Ульянов. — А ты, Иван Супов, человек не нашей погоды. Ты из плоти и кгови, живой, и тебя здесь быть не должно! Так что давай, шугуй на все четыге стогоны.

«И правда, пока еще живой», — тоскливо подумал Супов, ощупывая себя на предмет той самой плоти.

Оставив памятник вождю социализма, он отправился в сторону фонтана, где и встретил Петрушкина, который ввел его в курс дела.

— Помню вас. Вы тот хам и лицемер, который бедняжке сегодня всякой дряни наговорил, а потом на меня еще начал наезжать, — сказал Слава, когда Супов объяснил, кто он, как сюда попал и почему не может взять в толк все, что происходит. — Ничего такого тут, собственно, не происходит. Вы просто попали в двадцать пятый час.

— Типа как в двадцать пятый кадр? Вербовать меня будете? — Супов вскочил со скамейки, намереваясь сделать что-нибудь эдакое, но не знал что.

— Успокойтесь, молю. Кому тут до вас может быть дело? У нас всего час в сутки, чтобы сойти со своих мест, если это технически возможно, размяться, обсудить новости, поиграть в «Города». Этот час существовал испокон веков, а ваше присутствие тут — всего лишь ошибка. Хотя, признаюсь честно, мое — тоже, — поэт задумчиво подпер свой бронзовый подбородок рукой. — Про ипотеку и поэмы это, конечно, смешно было сказано, хоть и обидно.

— Да я так… На эмоциях был.

— Ладно, будем считать, что я поверил. А что у вас там за ссора случилась?

Вот тогда-то Супов и выложил Петрушкину все как на духу: и про диагноз, и про фиктивную любовницу, о которой поэт и сам догадался, и потому назвал Супова лицемером. Вячеслав слушал и не знал, как изобразить на своем бронзовом лице испанский стыд. А когда они детально обсудили проблему Ивана, Слава поделился своей историей, которая гласила, что он — единственный памятник Петрушкину.

— Пусть у меня вышло немало книг, но я поэт регионального значения. В других губерниях меня особо-то и не жалуют, там свои таланты. В общем, все остальные скульптуры — это копии копий, как внешне, так и в душе. А я вот — оригинал, и мне от настоящего Петрушкина много чего досталось. Поэтому я тут быть не должен, некомфортно мне здесь. На покой надо бы.

— Понимаю, ага, — кивал Супов, размышляя в этот момент о своих собственных бедах.

***

«Блин, ну я и сволочь, конечно… — дошло наконец до Вани, когда он заново пережил все это у себя в памяти. — “Навсегда закончить службу”, — пришла на ум строчка из стиха Петрушкина, который тот прочел Супову всего несколько часов назад. — Вот он что задумал. Решил на покой уйти. А тут я со своими проблемами. Но он ведь памятник. Какая ему, в целом, разница? Один час в сутки помучился, а потом снова сиди себе да наблюдай за движением времени. Ни болезней, ни забот, да и монетки тебе кладут в руку. Где одна волшебная, там и другая», — рассуждал Супов и вел сам с собой немые споры до тех пор, пока в щелку между шторами не начал проникать утренний свет. Вот тогда его и сморило.

После работы он собрал все справки: результаты исследований, диагноз, все заключения и отправился в парк, где его бывшая жена совершала ежедневный моцион и читала у фонтана.

Заметив ее, сидящую в тени рябины, Супов приосанился, проверил дыхание, пригладил волосы, глядя в камеру телефона, и пошел в атаку. Правда, не так смело и стремительно, как собирался изначально.

— Нет, — сказала жена, когда Супов попросил дать ему второй шанс, раскрыв все карты.

— Но ведь я все объяснил и доказал, что еще надо? — он не мог поверить в тщетность своих аргументов.

— Ваня, я рада, что ты здоров, правда, но это так не работает. Ты меня предал.

— Но… но… но я же объяснил! — повторял как попугай Иван.

— Объяснил?! Вот так, по-твоему, все просто? Ты не позволил мне самой решать, как поступать. А если не хотел, чтобы я была рядом, мог так и сказать, а не городить чушь про любовниц, а еще хамить и прочее. Мы бы вместе разобрались и пришли к решению, а так… Это получается, что мы будем с тобой до первой проблемы, а я гадай, когда она у тебя возникнет. Как вообще жизнь планировать с таким человеком?

— Ты должна понять! — Супов начинал терять терпение. Он то и дело косился в сторону Петрушкина, словно ожидая от него подсказки, но тот молчал.

— Прости, но нет.

Бывшая жена начала складывать вещи в сумку, и тут Супов потянулся в карман за кошельком, откуда дрожащей рукой вытащил монетку, но бросать не спешил. Прежде он огляделся вокруг: бетонные рыбы, которые по ночам откашливают ил и жалуются на условия труда, сейчас стреляли водой в грудь Нептуна, а тот с задумчивым и суровым видом вспоминал название древнего города, которое назовет своему оппоненту, как только наступит двадцать пятый час.

Супову казалось, что все скульптуры вокруг смотрят на него сейчас с осуждением. Наверняка ночью его ждет бойкот или хорошенькая взбучка. Даже Ильич не простит ему такого эгоизма. Жена уже собралась уходить, когда раздался глухой «бульк», и кругляшок металла быстро пошел ко дну.

— Можно я тебя хотя бы провожу?  

— Ну проводи, что с тобой поделаешь…

Пока они шли, до Супова наконец начало доходить, что он лез к бывшей жене с аргументами и оправданиями, а надо было вообще иначе заводить разговор. Например, спросить, как она пережила разрыв и что вообще думала обо всем этом, какие приняла решения, а только потом начинать про себя и свои грандиозные планы. И вот так всю жизнь. Вместо того чтобы послушать, что скажут другие, Ваня только и делал, что переводил все разговоры на себя. Только он жертва. Он несчастный заложник судьбы, а вся эта его игра в благородство не что иное, как раздутое эго. Жаль, что так много всего уже было упущено… Он еще раз бросил взгляд на бронзового поэта, словно прощаясь с ним, и тихо, одними лишь губами произнес: «Спасибо, друг».

***

Супов бежал со всех ног, часы показывали без двух минут полночь. Перепрыгивая через клумбу, он увидел того же пса и постарался не приземлиться ему на хвост, а в полете еще умудрился бросить ему половину палки колбасы. Пес был местный, Супов знал, что он безобидный и никогда не связывается со всякими разбойными стаями.

Когда до перехода оставалось меньше пяти секунд, Ваня с усилием начал протискиваться между прутьями. Сегодня сделать это оказалось не так-то просто, потому что Супов начал поправляться и набирать вес.

В парке было тихо. Даже тише, чем обычно. Скульптуры стояли на своих местах и, кажется, даже не собирались сходить с постаментов, чтобы почесать своими бескостными языками и посплетничать. Застывшие в вечном вальсе танцоры смотрели друг на друга притворно-влюбленным взглядом, а Владимир Ильич все так же указывал рукой на торговый центр, словно хотел крикнуть: «Впегед за скидками и бонусными баллами!»

Супов не был здесь целую неделю, но до последнего надеялся, что сможет попрощаться с друзьями и заодно объяснит Петрушкину свой поступок, пока проход не запечатался, но, видимо, не успел…

Поэт, как обычно, сидел на скамье, закинув ногу на ногу и делая вид, что размышляет над очередной рифмой.

— Сработало, Слав, еще не до конца, конечно, но мы начали общаться, — достав семечки, начал свой рассказ Супов. Другу он тоже насыпал в ладонь горсть, но тот и не думал есть. — Я хотел прийти и поблагодарить тебя за всё, но никак не получалось. То тут дела, то там, а теперь зашла речь о том, чтобы съезжаться. Не сейчас, в перспективе, но это все равно значит, что по ночам я гулять больше не буду.

Поэт молчал. Молчал и Нептун, и Афродита, и другие жители парка. Даже забитые до предела урны не жевали свои угощения.

— Знаешь, твоя эта монетка… она ведь действительно помогла мне. Благодаря ей я все и осознал. С глаз как будто пелена упала. Я же законченным эгоистом был, а прикрывался диагнозом и прочими своими проблемами. Ты ведь меня насквозь видел. Я точно знаю.

Порыв ветра снес с руки Петрушкина несколько семечек. Ваня принял это за знак и улыбнулся.

— Жаль, что нам больше не суждено побеседовать, как раньше, но я все равно буду приходить к тебе иногда. И даже если ты мне не будешь отвечать, я все равно буду делиться новостями, пока не решу, что всё наше общение было простым помешательством на фоне болезни. Спасибо, дорогой друг.

Супов встал со скамьи и, достав из кошелька монетку, вложил ее в руку Петрушкину, а затем вернулся к дыре в заборе.

***

— Ну что, ушел? — спросила одна из скульптур.

— Вгоде бы да, — ответил Ильич, стоявший выше всех. — Хогошо, что все хогошо закончилось. Нечего тут шастать постогонним. Ладно, что там у нас по плану? Кто-то, кажется, хотел в кгокодила иггать? Двадцать минут осталось, я готов отгадывать.

— Слушай, Петрушкин, а что за история с волшебными деньгами? — поинтересовался Нептун у поэта, когда тот подкинул в воздух монетку и снова поймал. — Я-то прекрасно знаю, какую он бросил, и это, я тебе скажу, никакая не волшебная была, а самый обыкновенный пятачок, каких тут целый фонтан.

— Да так, ничего особенного, старый психологический прием, — со скрипом улыбнулся Петрушкин и, еще раз глянув на решку неизвестного номинала, бросил монету в воду. — Главное, что сработало. А Ильич прав: нечего тут посторонним шастать. Хорошо, что мы его больше не увидим. Пусть живет нормальной здоровой жизнью. Тебе, кстати, на Л.

— Ларнака! — охотно включился в игру Нептун.

Александр Райн

Всех приглашаю в свой телеграм канал https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
901
Авторские истории

Двадцать пятый час

Ваня Супов бежал со всех ног. Большая стрелка наручных часов неумолимо приближалась к двенадцати, и если опоздать хотя бы на полсекунды, то двадцать пятый час не настанет. Вернее, настанет, но пройдет мимо, и придется ждать еще сутки. А Супов ждать не мог ― ему позарез нужно было сегодня встретиться со старым другом.

Перепрыгнув через клумбу, как опытный барьерист, он приземлился прямо на хвост собаки, отчего та взвизгнула, но Иван не мог остановиться и попросить прощения, хотя и очень хотел. Он пообещал себе, что в следующий раз принесет псу колбасы, если тот снова заночует здесь.

Часы показывали без одной минуты полночь, и Супов уже почти достиг дыры в заборе, которая и вела в тот самый двадцать пятый час. Он молил всех возможных богов, чтобы ленивая дирекция парка оставалось такой же ленивой и дополнительный прут не вырос на месте прохода.

Со стороны главной аллеи доносились какие-то голоса: громкие и явно нетрезвые женщины заливались истеричным хохотом, им аккомпанировал агрессивный мужской бас, который только недавно прорезался. Кажется, там вовсю отдыхала целая компания, разгоряченная крепкими напитками и гормонами. Встречаться с такими поздней ночью в парке ― занятие малопродуктивное, и Супов это знал, но все равно спешил попасть внутрь.

Наконец он достиг дыры. Прут отсутствовал, и Ваня почувствовал облегчение. До перехода оставалось меньше пяти секунд. Супов выдохнул и втянул живот так, словно очутился на пляже среди красоток в купальниках.

Как только часы показали без одной секунды двенадцать, он перешагнул через фундамент и протиснулся между двумя ржавыми прутьями. Голоса в парке тут же умолкли. Пропали не только они, но и весь городской шум, звуки дороги, не замолкающие даже ночью. Супов глянул на часы. Стрелки замерли. Сработало. Снова.

В парке остановилась вся биологическая жизнь, но зато активировалась другая.

Ваня шел по освещенной фонарями аллее и наблюдал за тем, как со своих постаментов сходят различные Адонисы и Минервы: разминают затекшие за день спины, стыдливо прикрывают голые части тела, которые днем у них обычно напоказ. Мимо в венском вальсе прокружила навеки скрепленная пара: мужчина и женщина, которые друг друга терпеть не могли, но из-за особенности конструкции расцепиться не имели возможности, а потому просто без конца спорили.

— Я ведущий по вторникам! — требовательно гундосил мужчина. — Танцуем в сторону фонтана к Нептуну, у нас с ним партия в «Города»!

— Хрена лысого тебе, а не Нептуна! У меня сегодня встреча с памятником архитектору, он обещал, что попробует нас разделить!

— Маша, он тебе это уже с семьдесят третьего года обещает, чтобы залезть под нижние юбки, хотя я до сих пор не понимаю, как он это собирается сделать. Но мне все равно неприятно даже присутствовать, когда он на нас пялится.

— Он на меня пялится, а не на нас! — не сдавалась танцовщица.

— Я помню, как он нас выстукивал, и если хорошенько приглядеться, то задница у меня выглядит куда спортивнее твоей. А это о чем-то да говорит.

— Про задницу ты вовремя вспомнил, туда и иди!

— Только с тобой вместе, по-другому никак.

Супов проводил их взглядом, еле сдерживая смешок, и тут почувствовал, как его самого кто-то внимательно разглядывает.

— Салют, Владимир Ильич, как оно? — спросил Ваня у мраморного Ульянова, который, нахмурившись, осматривал территорию со своего высокого поста. У этого памятника была одна характерная особенность. Это был единственный в своем роде Ильич, изображенный со слегка приоткрытым ртом и зубами. Один зуб ему выбили, и дети постоянно вставляли ему туда сигарету или травинку.

— Не нгавится мне, что ты тут шастаешь постоянно, не место тебе в этом миге, Иван, — искоса глянул Ленин на Супова. — Одеваешься как бугжуй недобитый, гасговагиваешь непонятно, да еще и дегзишь постоянно. Мы с такими знаешь что делали в геволюцию?

— Знаю, Владимир Ильич, знаю. Я вам папиросы принес.

Ваня подкинул пачку сигарет, а Владимир Ильич ловко поймал ее одной рукой. Вторую он никогда не вынимал из кармана.

— Вот за это спасибо. Знаешь, с семнадцати лет не кугил, а тут эти сигагеты вечно в гот суют, пгивыкание само пгоисходит. Хогошо, легкие из мгамога сделаны, вгоде бы и ладно, не вгедно. Ты, кстати, письмо написал, котогое я тебя пгосил? — он ловко выудил сигарету губами, а затем достал пальцами одной руки зажигалку из пачки и, чиркнув колесиком, прикурил.

— Развернуть вас к торговому центру задом, к социалистическому будущему передом?

— Да!

— Написал. Но пока молчат. Завтра продублирую.

— Будь добг, а то мне этот капиталистический теггагиум, на котогый я указываю, — как плевок в лицо.

— Будет сделано, — отсалютовал Супов и двинул дальше.

Он прошел мимо фонтана, откуда раздавались голоса Нептуна и еще кого-то из оживших скульптур: «Микены, тебе на Н». — «Никомедия, вам на Я». На одной из лавочек он заметил нехитрую закуску из сельди в масле, хлеба, каких-то чипсов и сока, а еще початую бутылку водки — признаки того самого пира, который он слышал, подходя к парку. Вот только людей не было, они существовали вне двадцать пятого часа. Ваня схватил этот мусор и тут же вложил в разинутую пасть урны, исполненной в виде рыбьей головы. Урна довольно зачавкала и проглотила отходы.

Наконец ноги довели Супова до большой клумбы, вокруг которой под деревьями дремали пустые скамеечки. На одной из них, как обычно, закинув ногу на ногу, сидел его старый друг поэт Петрушкин и, кажется, над чем-то очень напряженно размышлял. Супов даже начал переживать, что Петрушкин не ожил вместе со всеми.

— Слава… Вячеслав Алексеевич, ау, — осторожно коснулся Иван холодной бронзовой руки, присаживаясь рядом.

— А?.. О, Ваня, ты? — повернул голову Петрушкин, и перед Суповым предстал его золотистый от постоянного натирания человеческими пальцами нос. — А я тут рифму подбираю…

— И как?

— Да пока так себе, подумаю еще. А ты чего?

— Да вот, семечек принес, — Ваня достал из кармана огромный пакет с семечками и насыпал в руку старому другу.

Они сидели какое-то время молча, лузгая семена подсолнуха, любуясь выключенным фонтаном и иногда выбрасывая в вечно голодную мусорку шелуху.

— Хочешь, наверное, спросить, не приходила ли она сегодня? — поэт первым подал голос.

— Ну, я не то чтобы хочу… Так… Может, ты видел чего.

— Видел, — кивнул Петрушкин и закинул в рот очередную семечку. — Приходила. Вон на той скамье сидела и книжку читала, — показал он на рябину, под которой сегодня видел бывшую жену Супова. — Ерунду какую-то купила бульварную, нет бы нормальную поэзию в руки взять…

— Одна была?

— А тебе не все ли равно? Вы же развелись два года назад. Может, тебе уже пора забыть, а?

— Может, и пора, — вздохнул Супов, — а может, и нет. Я ведь сегодня получил результаты анализов. Стойкая ремиссия! — голос его задрожал от еле сдерживаемой радости.

— Ваня, это же прекрасные новости! Я тебя поздравляю! — как мог быстро повернул свою голову поэт к Супову и аккуратно похлопал его по плечу.

— Спасибо, Слав. Вот думаю, может, попробовать ее вернуть?

— После всего, что ты ей тогда наговорил при разводе? — поэт снова отвернулся от друга и закинул в рот сразу горсть семян.

— Так я ей объясню, что специально так сделал, чтобы она не несла со мной бремя болезни. Что я хотел как лучше. Потому и нагрубил.

— Ну не знаю. Я тебе еще тогда сказал, что ты наворотил дел и лучше бы сразу извинился и попробовал все исправить. Я даже стих придумал на эту тему:

«Сегодня Супов выпил яду, который сам себе сварил.

Холодным и бездушным взглядом

Любовь всей жизни просверлил…»

— Да-да, помню, — перебил Ваня друга. — Но ведь время-то прошло. Я могу поправить всё, раз ты говоришь, что она всё еще одна.

— Можешь попробовать, конечно. Если хочешь, я тебе даже помогу.

— Я затем и пришел.

— Вот меркантильная душонка, — со скрипом растянулись бронзовые губы на холодном лице Петрушкина. — Ладно уж. У тебя и план, я полагаю, есть?

— Надеялся на твою огромную и мудрую голову.

— Знаешь, как поэта подсластить, чертяка. Ну и чем я тебе помогу?

— Не знаю даже, может, стих напишешь проникновенный или там любовный совет какой дашь. Я же знаю, что на тебя девки велись, как на подбитого котенка или новенький айфон.

— Велись, да… — задумчиво произнес поэт. — Но стихами тут делу не помочь, Вань. Вам обоим не по семнадцать лет, да и случай уж больно сложный, много ты грязи на бедняжку вылил почем зря… — он задумался, снова уставив свой взор на фонтан. — Сильно любишь ее?

— До безумия, ты же знаешь. Потому и хотел ей как лучше сделать. Боюсь, что простым разговором тут ничего не решить. Помоги, Слав, я же знаю, что ты можешь. У тебя такой богатый жизненный и послежизненный опыт.

— Что есть, то есть, — кивнул бронзовый человек. Он снова забросил в рот угощения и, изобразив тяжелый вдох, сказал: — Давай так: ты мне поможешь придумать рифму, а я тебе помогу жену вернуть, договорились?

— Вот так просто? — недоверчиво взглянул на него Супов.

— Ну это тебе кажется, что просто, а я уже вторые сутки голову ломаю. В общем, слушай:

«День и ночь. Явь и грезы.

Слезы в медном купоросе.

В глубине души лишь сплавы,

Мысли — вредные металлы.

Я могу уйти, стать былью,

На зубах гранитной пылью.

Я мечтаю, мне так нужно…»

— Но важнее всего — дружба! — радостно вставил Супов. — Что тут сложного-то?

— Ну да… согласен. У меня был еще вариант: «навсегда закончить службу», но твоя версия мне больше нравится.

— Так что, получается, я тебе помог? — Иван впился умоляющим взглядом в друга, и тот молча кивнул, а затем протянул Супову кулак и разжал. На затертой до желтизны ладони лежала монетка неизвестного номинала.

— Это что? — удивился Иван.

— В следующем году будет сто лет, как я в этом парке, — начал Петрушкин издалека. — И, само собой, для меня, как и для остальных, придумали легенду. Ильичу в рот сигареты вставляют, буйволу у входа на Пасху красят причинное место, а мне… — он подкинул денежку и поймал в воздухе. — Мне монетку в руку кладут и загадывают желание.

— И что? Я сам сто раз так делал. Ну, с монеткой в смысле, а не с буйволом, — пожал плечами Супов.

— А то, что целый век все эти монетки были пустышками. Они не работали. Обычный металл, ничего волшебного. Но вчера… — он зажал монетку двумя пальцами и, взглянув на нее внимательнее, вложил в руку Супову, — вчера мне передали настоящую. Ту, что исполняет желания. Не все, конечно, а только очень искренние. Если ты просто хочешь быть богатым ради богатства, то это не сработает. А вот если ты, к примеру, хочешь…

— Вернуть жену! — загорелись глаза у Супова.

— И это тоже. Монетка поможет. Кинешь в фонтан — и все.

— Так просто? — не верил своим ушам Иван.

— Проще некуда. Но она работает лишь один раз для одного человека и не может нарушать баланс судеб. Если сердце твоей жены занято, то монетка не поможет. В общем, тут все равно все зависит от удачи, но есть и еще кое-что.

— Что? — спросил Иван, которого уже распирало от нетерпения бросить заветное волшебство в грязную воду.

— Раз ты говоришь, что у тебя ремиссия, то больше мы не увидимся. Ну, в том смысле, что не пообщаемся, как сейчас.

— Это еще почему? — Супов оторвал взгляд от собственной руки и уставился на бронзового друга.

— Потому что, Ваня, ты попал сюда, когда был на пути к смерти, несся, как поезд без тормозов в сторону обрыва, а это нестабильное состояние, тоже своего рода волшебное. В общем, выражаясь языком твоих современников (а я сижу тут круглый год и знаю весь сленг), халявная лавочка прикроется.

— Но… Но как же наши беседы и?..

— Тут уж от меня мало что зависит. А монетку бери. Времени у тебя сколько угодно, конечно, но я заметил, что на твою жену постоянно косится один привлекательный тип. Он стал часто приходить в то же время, что и она.

— Я понял тебя, — Супов засунул монетку в кошелек. — А у тебя что, были на нее какие-то планы?

— Были, но это так, ерунда, не бери в голову, — снова со скрипом улыбнулся поэт, и Супов расслабился.

Они досидели оставшиеся десять минут, как обычно, обсуждая все подряд и лузгая семечки, а темы все не заканчивались, в отличие от времени.

Вскоре Иван понял, что Петрушкин замолк и снова стал бездвижным куском бронзы. Часы показывали одну секунду первого.

— Э, я не понял! А где закусон? Где водка?! — раздались недобрые голоса, и Супов постарался скрыться из парка как можно скорее.

Продолжение следует... (я в процессе)

автор: Александр Райн

Всех приглашаю в свой телеграм канал https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
778
Авторские истории

Уколотый

Все началось с того, что из китайской командировки вернулся журналист Иван Дыров, отправленный туда для взятия интервью у мастера акупунктуры Ляо Чхуня три года назад. Газета, отправившая Дырова, обанкротилась спустя месяц, и его не смогли вернуть домой за счет организации. Дальнейшая судьба Ивана была неизвестна до этого самого дня.

Вот несколько видео- и аудиовырезок с допросов за ту неделю, что Дыров провел на родине.

В день возвращения Ивана двое слесарей-рецидивистов из управляющей компании, Петров и Иванов (фамилии изменены), решили проникнуть в его пустующую несколько лет квартиру. Мужчины давно следили за объектом и планировали кражу со взломом.

Дальше история будет описана с их слов.

— Ну, мы ни на что особо не надеялись, максимум какие-то мелкие бытовые приборы, цветмет, может, иконы. Хотели наскрести на литр живительной амброзии, может, на два. На дело решились после дня рождения Вадика (имя изменено), души и тела наши страдали. Никто, разумеется, не предполагал такого развития событий... (В этот момент один из задержанных вытирает проступившую слезу.) Дверь в квартиру была открыта. Нам бы насторожиться и свернуть операцию «Воскрешение», но Вадик — легкособлазняемый, особенно с похмелья, он предложил рискнуть. И вот мы увидели этого дикобраза...

— Дикобраза? — переспросил следователь.

— Сказать иначе я просто не имею права (мужчина разводит руками). Представьте голого человека, с ног до головы утыканного иголками и лежащего на огромном столе посреди комнаты. Вадик сказал тогда, что видел подобное в фильме «Восставший из ада», и это уже не человек, а обворовать его необходимо по религиозным соображениям. Взгляды наши упали на огромный чемодан демона. Он весил целую тонну, а в нашем состоянии — все две. Колесики у него были сломаны. Вадик предложил вскрыть чемодан на месте и расфасовать содержимое по карманам. Я потянул за молнию и... Представьте поговорку «Найти иголку в стоге сена» только наоборот. Чемодан рожал долго и мучительно, мне кажется, минуты полторы. Я хотел бежать, но было страшно пораниться.

Несмотря на оглушающий шум, «дикобраз» продолжал лежать с закрытыми глазами. Вадик повернулся ко мне, чтобы предложить пройти на кухню, но не договорил. Я впервые видел, как брови человека касаются подбородка. Сгорбленная фигура моего товарища выпрямлялась быстро и с хрустом, а потом он начал так же быстро складываться в другую сторону с негромким воем, пока полностью не встал на мостик. Через секунду я понял, что случилось. Оказывается, хозяин квартиры все же проснулся и превратил обе Вадиковы ягодицы в игольные подушечки. Клянусь, там места живого не было. (В этот момент второй слесарь, тот, что с идеальной осанкой, закрывает лицо руками.)

— Мне тоже досталось. Я хотел ударить этого ненормального, но не смог найти свободного места, а пока замахивался, не заметил, как две иглы уже торчали у меня из живота. Понятия не имею, что случилось, но у меня в тот момент пропала изжога, которая мучила уже три месяца, да и голове как-то резко стало легче. Когда мы уносили ноги: я — бегом, а Вадик — прыгая на пятках, я готов поклясться, у меня пропало похмелье.

— Получается, что квартира была открыта, а разжиться чем-либо вам не удалось? — задает вопрос следователь.

— Ну почему же. На скупке чермета мы смогли сдать пять килограмм иголок, высвобожденных из задницы Вадика. Нам даже хватало на скромный опохмел, но Вадика как подменили. Он сказал, что больше не хочет пить. (Молчаливый Иванов закивал.)

— Вот как, — удивился следователь. — Но зачем же вы сами на себя настучали?

— Мы хотим разыскать того человека. Понимаете, у меня, кажется, анализы стали лучше, сахар почти пришел в норму, а Вадик теперь хорошо спит по ночам. Мы хотели попросить этого Дырова помочь нам и с другими проблемами, но не знаем, куда он пропал. Отчаялись уже, подумали вызвать его в суд для дачи показаний против нас. Мы готовы на это пойти ради еще одной встречи.

Выдержка из второго дела.

Михаил (имя изменено) лихачил на дороге, подрезал, нарушал скоростной режим, слепил встречные машины, хамил другим участникам движения. С Дыровым он столкнулся на обочине, по которой хотел объехать пробку. Дыров не пропустил его, а позже Михаил решил свести счеты. Когда движение для обоих было затруднено, Михаил прижал машину Ивана, затем подошел к его двери и предложил «выйти поговорить».

Иван вышел, и автохам, используя громкий голос, неверные падежи и путаясь во временах, начал проявлять моральное давление. Выслушав безграмотный спич оппонента, Дыров молча вытащил из своего пиджака английскую булавку и воткнул грубияну в область ключицы, где, по словам Дырова, и была сосредоточена основная зона агрессии Михаила.

Автохам попытался начать второй раунд батла, но забыл, как кричать. Речь его стала медленной, а предложения — синтаксически верными. Он перестал понимать суть конфликта и молча, а заодно очень аккуратно и плавно уехал по своим делам.

Заявление на Дырова написала фирма, где Михаил числился руководителем крупного отдела. Обретшего дзен мужчину перестали бояться подчиненные, и продуктивность компании упала на десять процентов. Но сам Михаил не переживал. В его душе надолго зависла заставка Windows XP.

Дырова разыскивала по меньшей мере дюжина человек. Одна женщина обвинила его в недостаточном домогательстве. Иван совершал покупки на кассе самообслуживания в супермаркете, где ему потребовалась помощь сотрудника.

Женщина отругала Дырова за несообразительность, когда тот не смог найти верный штрихкод на пачке масла. Дыров попытался объяснить ей, что в Китае, где он провел несколько последних лет, дела с покупкой товаров обстоят чуть иначе, но женщина и слушать ничего не хотела и только еще больше распалялась, а Ивана теперь называла слишком ушлым Али-экспрессом.

Аудиозапись. Говорит потерпевшая:

— Я уже двадцать лет серьги не носила, не видела смысла. Личная жизнь не складывается, всё свое время провожу на работе. Из косметики у меня — детский крем да мазь «Звездочка». Дырки в ушах давно затянулись, а тут этот, этот... (Речь женщины стала сбивчивой, а дыхание заметно участилось.) Этот стервец схватил меня за мочки и надавил.

— Вы подумали, что вас домогаются? (Звучит голос следователя.)

— Верно. Я так и закричала: «Помогите, насилуют!»

— Но он не собирался вас насиловать?

— Видимо, нет... Он просто проткнул мне уши какими-то дешевыми гвоздиками с имитацией бриллиантов, и тут меня прям в жар бросило. (Голос женщины зазвучал так, словно ее бросило в жар прямо сейчас.) У меня аж ноги подкосились, и я начала падать в его объятия, а оказалось, что просто на поддон с соками. Внутри меня как будто что-то ожило, понимаете? Он не просто уши мне проткнул — он всю меня проткнул! Проткнул и ушел, гаденыш! А я как должна с этими переменами одна справляться?! Мы в ответе за тех, кого недосовратили!

Неделя у следователя выдалась не из легких. Случаи были поистине чудны́е и вопиющие. Из разных больниц города поступали сообщения о трех тысячах колотых ран, но все они оказывали исключительно полезные действия. Несколько человек пришли в отдел и пожаловались на потерю выплат по инвалидности, которую отнял у них Дыров со своими иголками. У кого-то пропало чувство голода и восстановился вес, были даже случаи излечения бесплодия. И никто не мог найти Дырова. Он как в воду канул.

А потом выяснилось, что его завербовал один крупный интернет-канал и отправил в Индию: брать интервью у одного известного йога и гомеопата. Дырову обещали выезд на две недели, но были возможны и непредвиденные задержки.

Александр Райн

Дорогие читатели приглашаю вас в свой телеграм, где я делюсь не только рассказами, но и новостями о выходе книг, концертах и просто историями из своей жизни https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
635
Авторские истории

Скорбное путешествие

Поезд Новый Уренгой — Оренбург еще не тронулся с места, а проводницы уже прикидывали, сколько литров омолаживающего крема нужно заказать к ближайшей остановке, когда увидели, как из здания вокзала в их сторону движется детский вокально-инструментальный ансамбль в составе двенадцати человек и при полном вооружении.

Вскоре к поезду стали стекаться пассажиры с мелкими животными, громогласные вахтовики со звенящими пакетами и охочие до общения одинокие пенсионерки.

Говорят, что для прохождения ускоренного курса тибетского монаха, достаточно проехать этот маршрут туда-обратно в роли проводника и ни разу не повысить голос.

Вскоре двери закрылись, зашуршали пакеты с постельным бельем, затрещал пластик быстрорастворимых супов с запахом нефти и курицы. Титан с кипятком был опустошен за семь минут, а ведь люди еще даже не открыли чай.

Первый звоночек прозвенел через полчаса, вернее, это был не звонок, а валторна.

— Простите, у нас выступление, детишкам надо репетировать. Мы не сильно громко, можно? — спросила маленькая и легкая как пушинка руководительница, которую на земле удерживали лишь ее огромные очки на минус семь.

— Главное, чтобы не мешали другим пассажирам, — напомнила двадцатидвухлетняя проводница Ксюша Белкина, которая в случае конфликта могла использовать только боевые слезы. Основной удар пришелся на ее вагон.

— Они тихонько, я обещаю, — закивала женщина, и тут же третьему купе, откуда звучала валторна, начало аккомпанировать седьмое, где разместились струнные. Через пять минут им стал задавать ритм ударник из пятого, а уже совсем скоро весь вагон сыгрался.

Вахтовикам, к слову, этот концерт, состоящий из сюит, менуэтов и всяких там мазурок, быстро наскучил. Запрещенные в поезде напитки усваивались тяжело, сердце требовало чего-то более жизнеутверждающего, мажорного, но при этом непосредственного и глубокого, чтобы душа на разрыв. Появились просьбы сыграть что-нибудь из «Лесоповала» ну или хотя бы «Сектора Газа». Дети таких песен не знали или кривили носы от грязной безвкусицы. Но у вахтовиков были деньги, и уже совсем скоро самые принципиальные «Чайковские», «Мусоргские» и «Брамсы» засунули нотные тетради и свои высокие убеждения поглубже в рюкзаки и начали зарабатывать на новые телефоны и электросамокаты.

Ксюша умоляла детей не поддаваться на провокации, а мужчин — не орать песни во всю глотку, но вскоре в этих мольбах пропал всякий смысл. Пенсионерки разом достали телефоны и,выкрутив громкость на максимум, устроили видеоконференции со своими родственниками. Гудки встречных поездов тонули в этих голосах, что уж там говорить о каких-то пьяных вокалистах и слабеньких детских легких, что накачивали трубы воздухом.

Белкиной казалось, что неконтролируемый шум, пьянки и курение в туалете — это высшая кара, ниспосланная на проводника, — пока поезд не прибыл на очередную остановку. Еще на подъезде к ней за окнами резко потемнело и стекла начали покрываться инеем. У юных музыкантов на носах образовались ледяные сталактиты, а водка вахтовиков затвердела прямо в стаканах, и мужчины убежали за добавкой в вагон-ресторан. На совершенно пустой станции стоял всего один человек. Несмотря на середину июля, одет он был в черное длинное пальто. На плече у пассажира сидел очень старый и облезлый волнистый попугай. Случайно заглянув в глаза птицы, Белкина подумала, что та осуждает само ее существование и весь окружающий мир.

— Геннадий Геннадьевич Скорбин, — прочла вслух проводница ФИО, указанное в паспорте. — У вас выкуплено два места.

— Верно, — медленно и тоскливо произнес пассажир. — На верхней полке будет спать мой коллега Фитиль. Вот его документы.

Скорбин протянул ветеринарный паспорт попугая. Белкина глянула разворот и поняла, что птица по возрасту годится ей в отцы.

— Простите, но попугай должен быть в клетке, — больше не заглядывая в глаза странному пернатому, сказала Ксюша.

— Вся эта жизнь — сплошная клетка, а поезд — лишь очередная передвижная камера, хранящая бренные тела и души для передачи их новому заточению заурядной обыденности, скованной границами нашего краткого существования, — с придыханием ответил попугай вместо своего хозяина.

Белкина почувствовала, что литраж омолаживающего крема надо утроить, и вернула документы.

Гена Скорбин шел медленно и смотрел прямо перед собой, словно нес на плече собственный гроб. Дети сами не заметили, как, не сговариваясь, заиграли «Лунную сонату» Бетховена, а рельсы трагично подпевали им.

В купе Гена обнаружил, что на его полке уже мирно храпит какой-то человек в грязной рабочей одежде.

— Простите, но вы, кажется, ошиблись.

Слова Скорбина проникли прямо в сон мужчины и моментально превратили его в кошмар. Пассажир проснулся с криком, а когда увидел бледное каменное лицо Гены и такую же каменную морду попугая, перепрыгнул на свою верхнюю полку из положения лежа.

Место напротив занимал молодой человек в очках и со шрамом на лбу, напоминающим эмблему на электрощитке. Он смотрел на Гену как на врага народа.

— Добрый день, — поздоровался Скорбин. — Геннадий, родом из Абакана.

Дрожащей рукой парень достал откуда-то странный сучок и, направив Скорбину в лицо, неуверенно произнес:

— «Экспекто патронум».

Скорбин изменился в лице, глаза его налились кровью, живот скрутило спазмом. Достав из кармана таблетку анальгина, он начал рассасывать ее как леденец и слегка причмокивать от удовольствия. Наблюдая за этим, парень со шрамом сломал свой сучок в трех местах и со слезами на глазах отвернулся к стене.

Белкина не хотела еще раз встречаться с новым пассажиром, но должность проводника обязывала. Прикрепив улыбку прищепками к щекам, она зашла в купе и предложила Геннадию чаю или кофе.

— Спасибо, у меня с собой.

С этими словами Гена расстегнул свой ветхий саквояж и достал литровую банку с мутной чагой внутри.

— Тогда, может, вашему питомцу что-то нужно? — зачем-то спросила Ксюша.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Гена у попугая, который не сводил глаз с окна.

— Се-се-се-серотонину, если можно, — произнес попугай не оборачиваясь.

Прищепка отлетела от щеки Белкиной в затылок парня со шрамом, отчего тот еще больше заскулил.

Заливистые голоса вахтовиков послышались аж за три вагона. Они шли неровным строем, приставали к пассажирам и даже умудрились напоить начальника поезда.

— О нет… — ноги проводницы подкосились от волнения, она плюхнулась на полку рядом со Скорбиным и машинально вжалась ему в плечо. Гена немедленно достал вторую таблетку анальгина и засунул в рот.

Пьяные пассажиры ворвались в вагон стремительно — как вирус гриппа на утренник в детском саду.

— Я не понял, а где музыка? — громко спросил один из мужчин, видя, что родной вагон превратился в склеп.

Ксюша еще сильнее вжалась в Скорбина, у него затрещали ребра, и он начал вежливо бить ее по голове ложкой для обуви и просить прекратить.

Вахтовики пили прямо из горла, спорили с пассажирами, отнимали у детей инструменты, играли на скрипках, как на гитаре, и, что самое страшное, пустились соблазнять милую и целомудренную руководительницу ансамбля, которая, к слову, была не так уж и против.

От всего этого шума у Скорбина обострился гастрит. Оторвав от себя Белкину, он достал из саквояжа единственный в мире контейнер с постной гречкой быстрого приготовления и, взяв с собой попугая, отправился к титану. Там уже час набирала воду в стакан женщина, громко жалуясь на свои болячки по видеосвязи.

— Кажется, я за вами, — флегматично сказал Гена, подойдя вплотную.

Заметив безжизненное бледное лицо во фронтальной камере, женщина дрожащим голосом попрощалась с собеседницей словами: «Ну вот и всё, за мной пришли. А ведь я говорила, что анализы плохие, а ты не верила!».

Женщина повернулась к Скорбину и, скрестив руки на груди, спросила, что же ждет ее дальше?

— Сахарный диабет и пародонтоз, — сказал Гена, показав на пять сахарных пакетиков, а затем аккуратно втолкнул женщину в открытую дверь купе, где уже сдавала последние рубежи руководитель ансамбля, и принялся запаривать свой обед.

— О, закуска!

С этими словами вахтовики повязали Скорбина на обратном пути. Они затащили его в одно из купе, куда набилось человек десять. Внутри стоял оглушающий гвалт и плотный сигаретный смог. Брыкающегося Гену в шутку называли Кащеем, а его попугая — мелкой курицей и требовали от обоих выпить штрафную порцию и что-нибудь спеть. Мужчины потешались над ним ровно до того момента, когда дверь их купе закрылась и стало понятно, что Гена не отражается в огромном зеркале.

В нависшей тишине Гена поднял стакан с водкой и, осушив его, а затем закусив пустой гречкой, взял в руки скрипку и объявил:

— Владимир Высоцкий.

Вахтовики немного приободрились, Скорбин дал аккорд, и Фитиль, сидевший у него на плече, затянул:

— Подшит крахмальный подворотничок,

На голенище серый шрам от стека,

И вот легли на спусковой крючок

Бескровные фаланги человека…

Кто-то попытался открыть дверь, чтобы выгнать странных гостей прочь, но замок заклинило. Фитиль продолжал петь, мастерски стирая из песни весь имеющийся там позитив. Дверь пытались выломать, но она никак не поддавалась, а Гена и попугай уже охмелели и вошли во вкус. Развернув скрипку как положено и найдя смычок, Скорбин начал извлекать из инструмента печаль целого столетия.

— Сергей Есенин, — объявил попугай. — Простись со мною, мать моя. Я умираю, гибну я!..

Вахтовики забыли, с какой целью собрались здесь, куда лежит их путь и в чем смысл просыпаться по утрам и идти на работу. Под звуки скрипки и попугаичьи мотивы хотелось рассосаться по всему поезду, попросить прощения у пассажиров, а заодно и целого мира, а затем уснуть до окончания поездки.

Наконец дверь поддалась. Скорбина настоятельно попросили покинуть помещение и даже предлагали денег, но он не хотел уходить. От грустных лиц у него повышалось настроение и разыгрывался аппетит.

При помощи рабочего лома, проводницы Белкиной и наряда полицейских, вызванных к ближайшей станции, огорченных Гену и попугая всё же удалось вернуть на их законные места.

До конца дня никто не покидал свои купе — даже для похода в туалет. Случайная встреча с Геной или Фитилем в общем проходе сулила потерю жизненных ориентиров и преждевременный сход с поезда.

— Можно? — спросила Белкина, постучавшись в купе Скорбина.

Гену она застала лежащим на голом матрасе в верхней одежде под шерстяным одеялом. Руки его были сложены на груди. На столе стоял раскрытый ноутбук, по клавиатуре гулял Фитиль и клювом набирал текст, который ему тихо нашептывал Скорбин.

— Я хотела вас поблагодарить. Это мой первый рейс, и я боялась, что не выдержу и сойду где-нибудь на половине пути, а тут вы со своим другом...

Гена внимательно смотрел на экран и следил за тем, чтобы попугай правильно обособлял одиночные деепричастия.

— Скажите, а вы по работе путешествуете? — продолжила через пару минут молчания Белкина.

— Да, у меня выступления в библиотеках и домах культуры.

— Ого! Как интересно! А с чем выступаете? Дайте угадаю... С лекциями, наверное? Вы судмедэксперт? Директор хосписа? Учитель трудного класса?

— Я детский писатель, — сухо ответил Скорбин и поднялся, чтобы позволить проводнице сесть рядом. — А еще я немного артист, немного стендап-комик, иногда пою.

— Что-о-о? — нахмурилась Ксюша. — Да я вам в жизни не поверю.

— Дело ваше. Мы с Фитилем работаем в дуэте. Он как раз сейчас записывает новые шутки. Хотите, прочту?

— Хочу!

Услышав это, мальчик со шрамом и пассажир с верхней полки пулей выскочили из купе и остаток пути провели с вахтовиками. Только там они чувствовали себя в хлипкой, но безопасности.

Скорбин закрыл дверь и начал зачитывать шутки для Белкиной. После первой же у Ксюши случилась настоящая истерика. Она залилась смехом и даже сходила в туалет, чтобы вымыть лицо.

Пассажиры подумали, что у проводницы поехал рассудок от общения со странным попутчиком, и решили, что два оставшихся дня без туалета и воды прожить вполне реально, а в дальнейшем лучше пользоваться воздушным транспортом или личным автомобилем.

— Ну и куда вы после Оренбурга? — спросила Ксюша, когда они прощались с Геной на вокзале.

— Думаю добраться до Адлера.

— Ой, здорово, море... Купались когда-нибудь?

— Только в Карском.

— Интересно… В общем, спасибо вам большое, —смущенно улыбнулась Ксюша, — мне очень понравилась эта поездка, ну, та часть, где вы давали мне персональный концерт.

— Не за что, — поклонился Скорбин.

— А мы с вами еще увидимся?

— Не хотелось бы, но, думаю, что да. У меня этот маршрут теперь будет частым. К сожалению, много желающих попасть на мои выступления.

— Тогда — до свидания? — с надеждой спросила Белкина.

— До него, — ответил Скорбин и пошел прочь.

Лишь когда он покинул перрон и скрылся из виду, из поезда начали выходить остальные пассажиры.

Александр Райн

Дорогие читатели приглашаю вас в свой телеграм, где я делюсь не только рассказами, но и новостями о выходе книг, концертах и просто историями из своей жизни https://t.me/RaynAlexandr

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!