В 8:30 одного такого утра я написала знакомому психологу и попросила срочный контакт психиатра.

На горячей линии психологической помощи накануне холодный голос очень трезво, взвешенно и безэмоционально пытался уговорить меня назначить встречу с двумя врачами: невропатологом и психиатром. Невозможно поверить в это, но я боялась выходить из дома и говорить с людьми. Меня бросало в пот, как только я выходила на улицу, я задыхалась в транспорте и прятала глаза от прохожих. Дорога до аптеки была испытанием, муж не мог неделю заставить меня погулять с собакой, хотя обычно это мое самое любимое занятие.

В муниципальном психоневрологическом диспансере мне назначили визит через 10 дней. В тот момент я не могла загадывать даже на завтра и от планового визита к государственному врачу пришлось отказаться. Я начала искать врачей самостоятельно через знакомых.

Надо сказать, что суицидальные мысли — срочная красная кнопка и сигнал, что к психиатру нужно обращаться прямо завтра, не ожидая, что «само пройдет».

Выбор врача — отдельная хитрость, и о ней стоит рассказать подробнее. К сожалению, состояние психиатрии и психологической помощи в России плачевно и обращаться к специалисту страшно — кажется, тебя за все твои мысли упрячут в стационар и прикуют к кровати. Поэтому растерянные пациенты чаще всего обращаются за консультациями к психологам и психоаналитикам, которые не имеют медицинского образования, а следовательно, не обладают квалификацией и правом лечить суицидальных больных. Их советы и тренинги могут быть очень полезны в обычной ситуации для личностного роста, преодоления кризисных ситуаций, но не в случае, когда вам хочется покончить собой и вы обдумываете конкретный способ. Врач-психиатр же — человек с многолетним медицинским образованием, который помимо медицинского института может иметь дополнительное образование и опыт стажировок, умеет работать с медикаментами, участвует в исследованиях и экспериментах.

Первый психиатр принимал меня далеко от дома, и добраться до него было отдельной пыткой. Путешествие в муниципальный психоневрологический диспансер на окраине города — тест для самого себя. Насколько я не могу справиться самостоятельно? Насколько глубоко я упала в своей болезни?

На скамейках вокруг было много испуганных и грустных молодых девушек, несколько пар родителей, которые под руки привели своих детей. Я немного успокоилась, что пока могу передвигаться сама, без посторонней помощи. Первый врач-психиатр лечил меня гипнотерапией: я решила, что я слишком сильная, чтобы прибегать к медикаментозной помощи, и всё смогу сделать за счет собственной воли и через работу с подсознанием. Через 6 сеансов сон не возвращался, а ухудшения были катастрофическими: за последнюю неделю я похудела на 5 килограммов, пила почти только воду, не могла прочитать и запомнить ни одной длинной фразы.

На дне рождения подруги накануне Нового года я попустилась, выпила рекордное количество алкоголя, оттанцевала себе все ноги и улетела на каникулы. Билет на самолет выручал меня в самых трудных ситуациях. Выручил и теперь. Без всяких таблеток на солнце среди пальм я мгновенно почувствовала себя лучше, начала нормально есть и спала как сурок. Но за три дня до возвращения в Москву мне снова стало ужасно тяжело спать и дышать. Я не могла думать ни о чём, кроме того, что все предстоящие дела провалятся, я опозорю себя, у меня ничего не получится и друзья с родными общаются со мной просто по привычке. В середине января меня догнала очередная фаза дисфории.

При заметных ухудшениях я поменяла врача и решила снова попробовать лечение — без таблеток и гипнотерапии. Внимательный, умный и очень неравнодушный, мой врач был несильно старше меня и болел ДЦП. Первые несколько минут я пыталась скрыть то удивление, с каким я наблюдала за его походкой. В отличие от первого врача он задавал много личных вопросов, отлично запоминал, что я говорю, и изо всех сил пытался помочь мне зацепиться за всё хорошее, что было во мне и вокруг меня. Между делом он рассказал мне, как два года учился ходить без всякой надежды, что в принципе пойдет — день за днем он методично пытался встать на ноги, хотя врачи предрекали ему быть прикованным к креслу. Сейчас он качается в спортзале и ходит самостоятельно. Мне стало стыдно за две моих целых ноги и за припадки хандры и ярости поблизости с этим человеком. «Поэтому я и рассказываю вам свою историю. Даже из моей ситуации был выход. Из вашей он гораздо проще».

Все психотерапевты предупреждают, что процесс излечения — мучительная и долгая работа. На этом этапе я буквально слышала, как крутятся шестеренки у меня в голове, каким трудом мне дается любая непривычная мысль или нетипичное действие. Мы делали упражнения на приобретение полезных привычек, я рассказывала ему о давнем конфликте с собственным внутренним голосом, о том, что боюсь старости и болезней близких. Приходилось учить себя возвращаться домой не той же дорогой, что и обычно, читать необычные книги, делать нестандартные поступки, десять раз на дню превозмогать собственную стеснительность.

(от Лиги психотерапии относительно непривычных мыслей, нестандартных действий и того, с каким скрипом крутятся шестеренки при этом: у нас на Пикабу проходил беспрецедентный тренинг, где все желающие могли бесплатно проверить себя и реально попытаться изменить что-то в своей жизни к лучшему. Тренинг шел 18 дней, вот ссылка на заключительный пост, интересующиеся могут прочесть все задания. Особенно интересны комментарии и впечатления аудитории о том, каково это, ходить другой дорогой и делать нестандартные поступки. В гала-посте есть ссылки на все дни, так что при желании можно спокойно прочесть весь этот крайне интересный массив информации)

Чем дольше я болела, тем сильнее я осознавала, что пора говорить честно о том, что происходит. Мне было мучительно признаться в своей болезни родителям. Но когда я поделилась своим беспокойством, мама рассказала о том, как пила антидепрессанты длительным курсом

в три года, когда перегорела на своей работе. Мне было 11 или 12, мама не говорила об этом никогда. Я смутно вспоминала, как видела маму лежащей на одном месте весь день с блуждающим взглядом, полным слёз. Как она просыпалась среди ночи и заходила меня навестить, как взрывалась и плакала на ровном месте, а я злилась, обзывалась и не понимала, что с ней. Мы действительно сильно похожи, но как страшно услышать собственные сожаления и опасения в устах своей мамы, которой 53. Как неприятно понимать, что наследуешь чужие страхи и проблемы. Оказывается, склонность к депрессиям часто наследуется нами у родителей, даже если мы сами этого не осознаём, так же как и в жизни мы часто повторяем жизненный сценарий родителей, не отдавая себе в этом отчета.

Когда я начала открыто говорить о своей болезни c окружающими, привычный круг беззаботных знакомых открылся с совершенно другой стороны. Помню, как одна из самых веселых вечеринок у меня дома закончилась тем, что приятели начали обсуждать одиночество и антидепрессанты: я узнала про нескольких милейших и активных знакомых, что они годами сидят на таблетках по рецепту. Они говорили об этом так буднично и так прохладно, как о бытовых мерах предосторожности: две с утра и одну на ночь, чтобы не размазывало — что-то в этом духе. Меня видели плачущей или мрачной чаще, чем обычно, но и я видела старых друзей другими — взволнованными, обеспокоенными, боящимися прожить жизнь вполсилы. Совсем недавно я наткнулась на статью о том, что большинство современных детей вместо привидений боится провала — меня будто окружили все эти дети в плоти старых друзей. Многие наперебой говорили об усталости от нелюбимой работы, о неуверенности в своих силах, в партнере, в будущем. Кризис был в самом соку, и даже самые спокойные начинали переживать, думая, во что превращаются их зарплаты и планы на год, как жить дальше и каким образом изменить жизнь к лучшему.

Когда моя бессонница перевалила за полгода, очередной нервной ночью я спросила у когда-то болевшей депрессией подруги контакты еще одного врача. Для начала мне нужно было хорошее снотворное, чтобы просто выспаться за полгода моей опасной жизни. Мой третий психиатр встретился со мной в общественном месте, когда я в очередной раз оказалась на дне. Я устала считать эти разы и смирно приехала на встречу в 9 утра, не выспавшись ночью. Гипнотерапия и пятичасовой разговор закончились страшным видением и очень неприятным открытием: что несмотря на то, что я вроде бы разрешила себе быть собой, я всю жизнь не могу полюбить себя по-настоящему. Принять недостатки и начать работать над плюсами, вкладывать все силы в любимое и не бояться провала. Эти фобии есть у большинства, но если они мешают тебе проснуться и встать с кровати — в любом случае без специалиста тут не обойтись.

После первого посещения я испытала колоссальный прилив сил, которого не ощущала вообще никогда в жизни. Ну то есть вообще никогда. Есть пошлые метафоры про выросшие крылья, но я бы скорее сказала, что моя мощность физически и морально увеличилась втрое.

Я была в курсе синдрома первого визита к психотерапевту, но такого облегчения я даже не могла себе вообразить. Полугодичный ком в груди исчез, я начала нормально спать и перестала волноваться, за пять дней сделала дела, которые не могла сделать два месяца. Но пришел очередной острый момент опасной неуверенности в себе, связанный с работой. В моей жизни опять появилась бессонница и расстройства аппетита, и впервые я решилась на таблетки. Это были самые простые и известные антидепрессанты под присмотром психиатра с 30-летним опытом, который работает в реабилитации самоубийц и пачками за одну смену вытаскивает людей с того света.

Несколько дней мы тщательно работали над распорядком дня, чтобы убрать из жизни хаос. Одно неполучившееся дело могло запутать меня и испортить настроение на несколько дней. У страха, выяснилось, глаза велики, и все трудные и даже невыносимые дела я делала в сжатые сроки. Сцепив зубы и со слезами на глазах, я внезапно осознавала, как мало знаю о вещах и людях вокруг себя, как преувеличиваю свою значимость. После того как я в очередной раз напилась, чтобы преодолеть неловкость, психика отрикошетила самым жутким образом — потеряв в очередной раз дар речи и желание жить на пару дней, я поклялась никогда не пить, чтобы стало проще завязать разговор или почувствовать себя к месту. Так я отказалась от регулярного алкоголя, известного депрессанта, который я, как и многие, выпивала по поводу и без, чтобы снять барьеры в общении.

С моим врачом мы особенно обсуждали прокрастинацию и бытовую лень.

Когда нужно лениться? А когда лень — это страх? И что делать, если присутствует одно и другое? В моем случае выяснилось, что лениться и отдыхать — противоположные занятия. И в сутках гораздо больше времени, чем кажется на первый взгляд.

Если честно посмотреть на мой обычный день, в нем есть очень много места для работы и любимых занятий, для книг и прогулок, для общения и одиночества, а также внезапных дел, которые я откладывала всю жизнь. Я сто лет хотела петь и танцевать и учить испанский язык, но откладывала это с отмазками, что у меня много работы и я не успею провести время с мужем и друзьями. По совету врача я сразу же записалась на все занятия, которые давно откладывала, и расписание сдвинулось, освободив много внезапного времени на то, что снимает стресс, тренирует мозги и укрепляет тело. Ушли дурацкие сериалы и прокрастинация в сети, появилось время на спорт и встречи с друзьями. Откладывание простых и нужных для себя дел, как выяснилось, подтачивало мое самочувствие не меньше регулярных коктейлей и сидячего образа жизни.

Несколько недель назад я выздоровела окончательно, хотя с начала марта я стабильно шла на поправку и с легкостью делала то, что раньше делать не могла. За этот окаянный год я написала довольно много текстов, проводила лекции и открыла две выставки, ходила на интервью, встречалась с друзьями и даже устроила несколько шумных вечеринок. Я познакомилась с сотней новых людей, никто из которых, скорее всего, не знал, что со мной происходит и чего мне стоило просто поздороваться с ними и назвать свое имя. За это время мой муж из просто лучшего друга превратился в моего телохранителя в прямом смысле этого слова, а те близкие друзья, кому я доверилась, сидели со мной по очереди, когда я была на краю, и стали практически членами семьи.

Что это было за состояние? Зачем оно со мной случилось? И попаду ли я в него снова? Мой доктор говорит, что от дна можно оттолкнуться и теперь мне навсегда дан урок отличать сезонную хандру от настоящей болезни. «Теперь вы будете знать, что такое действительно плохо», — сказал мне напоследок он и потребовал постоянно следить за режимом сна и еды и не откладывать на послезавтра то, что надо было сделать позавчера. Мне правда повезло выбраться из этой ямы с теми, кто в меня верил. И еще я поняла, как мало, лживо, тихо мы говорим об этом давящем чувстве отчаяния, которое преследует нас, когда мы живем без любви к себе, нашему окружению и нашему делу.

Несколько лет назад я тоже думала, что депрессия — это «горе от ума» и что достаточно верить в хорошее и быть хорошим, чтобы эта болезнь, как и многие другие, обходила тебя стороной. Мне было легко представить, что мы сами, за редким исключением, несем ответственность за наши болезни.

Но депрессия не лечится только добрыми помыслами и билетом в теплую страну, бутылкой вина с пятницы по воскресенье или случайным сексом. Как любая долгая и гадкая болезнь, она сидит очень глубоко и выходит наружу во всём своем уродстве, когда ты по-настоящему решил покончить с вечным беспокойством раз и навсегда. Если пришло время с ней разобраться, мало не покажется, это я точно говорю. И никто не гарантирует, что депрессия не вернется снова на другом витке и в другой ситуации. С другой стороны, победив ее один раз, ты уже точно знаешь, что это в принципе тебе по силам. Что это не часть твоей личности, без которой не прожить, а привязчивый недуг, от которого надо избавляться всеми силами и с посторонней помощью. И если рядом есть человек, который скажет: «Я знаю, что ты чувствуешь, я болел депрессией и, кажется, ты тоже болеешь. Давай покажем тебя врачу?» — стоит прислушаться. Возможно, он знает, о чём говорит, и протягивает вам руку, когда вы еще даже не понимаете, что она вам нужна.

(от Лиги психотерапии Пикабу: мы очень много писали про депрессию, обсуждая разные статьи и личный опыт комментаторов. Если вы хотите это прочесть, тексты несложно найти в нашей ленте по соответствующему запросу ("депресс" в окне поиска)

Почему пословица "утро вечера мудренее" верна с точки зрения науки? Что происходит с наши мозгом во время сна? Что такое декларативная и моторная виды памяти? Почему многие решения приходят к нам во время сна? Об этом рассказывает кандидат психологических наук Ольга Сварник.

"Люди довольно давно обнаружили, что сон имеет какое-то значение для памяти, и выразили свою мысль довольно емко в пословице “утро вечера мудренее”. Но, как водится, ученым спустя какое-то время удалось доказать, что это явление может быть изучено и могут быть собраны доказательства, демонстрирующие, что с нашей памятью во время сна происходят некоторые события".

"Что лежит в основе улучшения памяти? Для того чтобы понять, что лежит в основе этого феномена, необходимо рассказать, что происходит с нашими нейронами или с нашим мозгом в тот момент, когда мы спим. Оказалось, что нейроны, которые имеют какую-то поведенческую специализацию, то есть демонстрируют повышение своей активации в тот момент, когда происходит выполнение какого-то поведения или действия, или выучивание навыка, повторяют свою активацию, то есть активируются заново именно во время сна"

"Можно ли, поняв закономерности того, что происходит с нейронными группами во время сна, самостоятельно искусственно комбинировать эти нейронные группы? Если мы знаем, что к улучшению памяти приведет активация определенных клеток, то можем ли мы, искусственно их активируя, создать такую нейронную группу, которая уже не смогла бы распасться, где эти клетки все время активировались бы вместе, и это привело бы к наличию какой-то памяти, которую невозможно было бы стереть никаким приобретением другой памяти или чем-нибудь еще?"

(текстовая версия поста - очень сокращенный вариант того, о чем О. Сварник говорит в видео)

источник