В потолке проросли грибы-колокольчики — их звон разливается смолой, склеивая секунды в ожерелья для змей. Ты слышал, как ковёр съёжился от страха и выплюнул клубок спутанных волос? Внутри — гнездо ос, чьи жала пишут стихи на твоей коже азбукой Брайля. Каждая строфа — шрам, вспыхивающий в такт ударам сердца мёртвого метронома...
Не трогай пыль на пианино! Она — прах ангелов, проигравших партитуру Апокалипсиса. Клавиши провалились вниз, открыв портал в брюхо рояля, где черви в смокингах жуют ноты, превращая их в чернила. Их слюна стекает в подвал, где крысы-алхимики варят эликсир из твоих невыплаканных слёз...
В холодильнике замерзают крики чаек — их клювы торчат изо льда, как антенны, ловящие радиоволны из желудка кита. Если разморозить, услышишь: «Твой смех — это петля на шее времени. Затяни — и циферблаты взорвутся, рассыпавшись пчелами, жужжащими датами твоей смерти...»
Твои часы снова сбежали в лес теней. Там их стрелки стали корнями деревьев, что растут вниз, пронзая землю, чтобы напоить кровью спящего вулкана. Его храп — гул подземных поездов, а сны — плесень, ползущая по твоим венам...
Сорви маску с лица! Под ней — дыра, где копошатся муравьи, несущие крохи твоей памяти к краю пропасти. Там, в бездне, их съест рыба с зубами из битого стекла, а её брюхо станет новым небом, усыпанным осколками твоих «почему»...
Выпей стакан электричества! Оно обожжёт губы, но откроет глаза на ладонях. Тогда увидишь: мир — это шов на теле великана, а ты — нитка, которую выдёргивают пинцетом ветра. Кровь сочится, и капли падают в океан, где акулы-слова грызут корабли из спутанных снов...
Ты — треск в радиоэфире между двумя войнами. Ты — шепот в ушах камня. Ты — улыбка, которую зеркало забыло в прошлом веке, завернув в газету с заголовком: «Безумие распродажа — всё должно исчезнуть».
