Космоопера

Хоть данные авгуров и говорили об отсутствии опасности, никто из штурмовой группы не решился снять респиратор, когда заходил в темную влажную каюту, воздух которой пропитался нищетой, отчаянием и болезнями. Помещение, где жил клан мусорщиков, можно было бы назвать просторным, если бы не бесконечные ряды заваливающихся друг на друга многоярусных кроватей, большинство из которых покрывали грязные тряпки, вероятно, служившие обитателем и одеждой, и одеялами, и занавесками. От едкого запаха мочи, грязных тел и гнили не спасли даже дополнительные фильтры. Рейвен подумалось, не оказалась ли она снова в покрытых зловонной слизью коридорах. Нет, присутствия Архиврага не чувствовалось. По крайней мере обычным смертным, ибо Филипп фон Хардинг все время напряженно оглядывался, будто ища что-то определенное, уже ему известное.

Они перевернули все вверх дном: разворошили каждую кучу тряпок, каждую перину, вскрыли запаянные люки, простучали полы и стены на наличие скрытых полостей. Улов их был весьма богат: в нехитрым скарбе некоторых обитателей нашлась пара уродливых самодельных амулета — три круга, скрепленные между собой бечевкой; засаленные бумажки с начертаниями от руки молитвами, направленными явно не Богу-Императору.

Офицер, отвечавший за инспекцию жилых помещений нижних палуб, клялся, что еще два прыжка назад ничего такого не было.

Рейвен усмехнулась, слушая его сбивчивые оправдания и подала штурмовикам знак «увести».

За переборками обнаружилось нечто сделанное буквально из фекалий, свечей и каких-то железяк. Чья-та гниющая нога с вырезанными на посиневшей коже знаками Архиврага венчала зловонную пирамиду.

Желудок попросился выйти и возносил слова благодарности Богу-Императору за то, что в него так и не успели ничего закинуть. Рейвен была такая не одна: офицеры помоложе отворачивались, один даже вышел из каюты.

— Мастер фон Хардинг, взгляните, — позвала она.

Он не отозвался.

— Мастер…

Филипп стоял спиной к остальным. Нехарактерно напряженные плечи выдавали волнение. Когда Рейвен коснулась его плеча, он вздрогнул, сжал что-то в кулаке и обернулся уже совершенно спокойный.

— Я задумался, — тихо, чтобы не услышали остальные, обронил дознаватель.

В придачу к алтарю нашлась и засаленная потрепанная книжица с обложкой из человеческой кожи, к которой даже самые отчаянные не рискнули прикасаться без специальных перчаток.

Волны чисток, допросов и досмотров прокатились по всем, не только нижним палубам. После надлежащих процедур в шлюз отправились еще четыре клана, включая малый клан техников, отвечавший за лифты. Под пытками один из младших помощников сознался в саботаже поля Геллера.

— Мне приказали — я делал, — хныкал юноша с глуповатым лицом и уцелевшим глазом глядел на электрощипцы в руках штурмовика. — Я даже не знал, что делаю.

— И тебя не удивило, что старший послал тебя в другой отсек работать с совершенно незнакомой машиной? — спросила Рейвен, делая знак убрать пыточный инструмент. Хватило всего пары разрядов и одного глазного яблока, чтобы разговорить парнишку.

— Нет. Мне говорят делать — я делаю. Я не спрашиваю, — всхлипнул он.

Она вздохнула.

— Простота хуже воровства.

И, устало потерев переносицу, продолжила:

— И часто тебя просили в других отсеках поработать?

— Да…

— Имена.

Он выдал им всё.

Под раздачу попали даже два высших офицера. У одного обнаружился пистолет работы темных эльдар, а на другого указало сразу несколько человек. Признание из него пришлось доставать фон Хардингу, после чего от личности бедолаги совсем ничего не осталось. Рейвен видела, как его выносили из допросной, невредимого снаружи, но совершенно выжатого и пустого внутри.

— Я бы советовал вам внимательнее относиться к подбору личного состава, капитан, — холодно отчеканил дознаватель, проходя мимо осунувшегося старика, в котором с каждым найденным на корабле еретиком все меньше угадывался приветствовавший их в начале пути бодный опытный офицер.

Здоровяк По сидел в металлическом кресле, свесив голову на грудь. Прикованные к подлокотникам руки слегка подергивались; на удивительно приятном круглом лице периодически проступала гримаса боли. Было в нём что-то гипнотическое, располагающее. Если бы пару часов назад он не пытался её убить, Рейвен даже прониклась бы к нему сочувствием, как один из охранявших его до этого офицеров. Он сам попросил сменить его.

— Чем больше смотрю на него, тем мыслей в голове больше. Не еретик он, мол. Отпусти его. Я сопротивляюсь. Головой-то понимаю что к чему, но…

Фон Хардинг остановил его на полуслове.

— Я понял, сержант. Спасибо за откровенность. Смените лейтенанта Херихе и передайте, что я жду его здесь.

На удивление, он не стал делать выговор или заносить в личное дело столь откровенную слабость инквизиторского штурмовика. Вообще после обыска в каютах мусорщиков от дознавателя веяло легкой дезориентированностью, будто что-то выбило землю у него из-под ног.

Он устало помассировал висок и сел на стул напротив Здоровяка.

— Он псайкер и, судя по всему, сильно связан со своим владыкой, если даже будучи без сознания туманит разум нашим бойцам, — предупредил фон Хардинг.

Но то было излишне. Рейвен слишком ясно помнила перекошенное ненавистью лицо и до сих пор отчетливо ощущала толстые пальцы на своей шее.

Резкой размашистой пощечиной дознаватель вывел Здоровяка из забытья. Тот поморщился, попытался дернуться, но стальные путы слишком хорошо выполняли свою работу. Тогда он открыл глаза и взглянул на аколитов. Едва глубокие светлые глаза встретились со взглядом Рейвен, чужая воля сжала разум в тиски.

— Дитя, — нежно проворковал тихий голос в голове. — Дитя, разомкни оковы. Ты ведь можешь. Ты ведь можешь управлять ими. Я знаю, что можешь. Можешь сделать это тихо. Не привлекая внимания. Одной лишь силой мысли. Одним лишь желанием. Я не враг тебе, Рейвен. Не враг.

Она сделала глубокий вдох. Собрала волю в кулак. Нет, её просто так не взять.

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Только ослабь путы. Ты не пожалеешь. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Исполню самые твои потаенные желания.

Еще один вдох. В памяти снова всплыли воспоминания о перестрелке, о разлетевшейся голове сержанта, о пальцах на шее...

— Убирайся из моей головы, — громко и четко произнесла она, не отводя взгляда от добрых, понимающих глаз Здоровяка и не увидела, но почувствовала, как фон Хардинг улыбается.

— Очень зря, девочка, — наклонив голову на бок, с грустью проронил По. — Неужели ты не хочешь снова встретиться с любимым? Вот он все никак не может забыть вашей последней встречи. Здесь. На корабле. Очень печалится, что ты его отвергла.

Ярость ослепительным пламенем вспыхнула в душе. Кулаки сжались; зубы чуть ли не заскрипели; кровь застучала в ушах; перед глазами поплыло; на ретинальном интерфейсе появилось предупреждение о перегрузке. Но не успела она сделать шаг к прикованному, как в тишине раздался звонкий удар пощечины. На пухлой щеке Здоровяка засиял кровоподтёк. Фон Хардинг размял пальцы в латных перчатках и со всей силы ударил с другой стороны. Так повторял ещё и еще раз. Голова По моталась туда-сюда словно у тряпичной куклы.

Выпустив пар, дознаватель спокойно опустился на стул.

— Я буду задавать вопросы. Ты — отвечать. Зачем вы летите на Навис Орреум?

По рассмеялся.

— Для лучшей жизни. Чтобы построить новый, идеальный мир. Где таких, как мы с тобой, не будут сторониться, не будут уничтожать, убивать, терзать, сдавать на черные корабли, — он пристально глянул на дознавателя и, буквально задыхаясь от восторга, продолжил: — Где нас будут почитать как богов, ибо мы разговариваем с Ним! Где не будет боли, и никому не придется умирать!

После этих слов его взгляд метнулся к Рейвен, она лишь сильнее стиснула зубы.

Филипп улыбнулся одними уголками губ.

— Если бы все так легко признавались в ереси, жить было бы гораздо проще. А теперь, — он закинул ногу на ногу, — расскажи, кто еще с тобой ехал.

— Только мои последователи и те, кто разглядел отзвук правды в моих проповедях.

— Ты знаешь, что я не об этом тебя спрашиваю.

Дознаватель неспешно достал из кармана плаща маленький сверток и развернул. В закованной в металл руке блеснула розетта. Рейвен вздрогнула.

— Кто еще с тобой ехал, — с нажимом повторил он.

— Я не понимаю… — начал было По, но в следующее мгновение его всего скрутило; в горле забулькал сиплый крик.

— Повторяю последний раз: имя аколита, которого ты убил.

В голосе фон Хардинга звучала доселе невиданная сталь и жестокость. Он все сильнее сжимал кулак, заставляя Здоровяка биться в конвульсиях и пускать изо рта пену.

Когда рука дознавателя расслабилась, полная туша обмякла и тут же затряслась от утробного смеха.

— Использовать силы варпа против слуги Его — не самое мудрое решение, мальчик.

С разбитых губ По закапала кровавая слюна. Он резко дернулся, выпрямился и обратил взор к потолку.

— Дедушка, я готов принять твои дары! — голос его сорвался на скрипучий крик за которым последовал истеричный смех.

Холод впился в кожу миллионами тончайших игл, сковал конечности, сжал сердце, душу и разум.

Рейвен уже видела подобное. Детские воспоминания яркой вспышкой ослепили взор, заставили помедлить. Всего мгновение, но этого хватило, чтобы тело Здоровяка со страшной скоростью начало обрастать струпьями и покрываться гнилью, а конечности разрастаться, превращаясь в длинные склизкие лозы, которые моментально потянулись к дознавателю. Тот вскочил со стула, отшатнулся, но атаковать не спешил. В комнате стало еще холоднее; иней пополз по стенам; волосы на загривке встали дыбом.

В напряженном лице фон Хардинга мелькнула гримаса боли. Он явно пытался обуздать силу мутанта, а тот будто этого и ждал. Не переставая смеяться, он обвил его ноги гнилыми щупальцами.

Руки сделали все сами. Рейвен пришла в себя только когда полностью разрядила вторую обойму. Двадцать пуль застряло в том, что осталось от головы Здоровяка. Безобразное тело обмякло. Плети еще некоторое время трепыхались, но обрубленные силовым мечом, затихли.

Филипп фон Хардинг тяжело опустился на стул.

Чтобы понять, почему у световых мечей разные цвета, нужно кратко вспомнить, как они вообще сделаны. В основе каждого светового меча лежал особый фокусировочный кристалл — невероятно редкий и дорогой самоцвет.

Чтобы кристалл стал сердцевиной светового меча, над ним нужно было долгое время медитировать, наполняя его Силой.

Джедаи использовали кристаллы натурального происхождения, которые добывали из природных залежей на избранных планетах. Эти кристаллы изначально имели разные цвета, соответственно, и мечи, в которые они помещались, также имели разные цвета.

А вот ситхи, судя по всему, не имели доступа к этим природным залежам, поэтому они в тех же целях использовали синтетические кристаллы. Искусственные кристаллы имели красный оттенок, именно поэтому и мечи ситхов изначально тоже были красными.

С годами это, вероятно, вошло в традицию, и красные мечи стали символом ситхов и Темной Стороны, поэтому джедаи, даже найдя природный красный кристалл, не стали бы его использовать, а ситхи, получив доступ к природным натуральным кристаллам других цветов, также отказывались от них, отдавая дань традиции.

Но помимо такого разделения на "добрые" и "злые" цвета, оттенок светового меча также имел и другое значение. Рассмотрим на примерах самых распространенных мечей у джедаев.

Зеленый меч — для джедаев миротворцев

В Ордене джедаев ранее существовало разделение на классы. Одним из них был класс консулов — джедаев, которые углубленно изучали Силу, много медитировали. Они старались не использовать грубую силу и избегали сражений.

Вместо этого джедаи-консулы стремились решать разногласия с помощью переговоров и дипломатии, находить компромиссы и примирять враждующие стороны с помощью своей мудрости.

Они выступали в роли посланников, дипломатов, ученых, целителей, ремесленников и даже провидцев.

К этому типу можно отнести, например, магистра Йоду и Квай-Гон Джинна.

Синий меч — для джедаев воинов

Как противоположность джедаев-консулов, существовали джедаи-защитники. Эти члены ордена носили синие мечи и специализировались на боевых искусствах.

Они усердно тренировали свое тело и разум, изучали разные стили ведения боя и становились непревзойденными мастерами меча. В отличие от консулов, защитники намного чаще использовали свои световые мечи. Долгое время в виду отсутствия армии в Республике они фактически были единственными хранителями порядка в государстве.

Джедаи-защитники боролись с преступностью, защищали слабых, принуждали к миру мятежников. Они тоже изучали Силу, однако не так глубоко, как консулы, а скорее лишь для того, чтобы усилить свои боевые навыки.

Известными джедаями-защитниками были Оби-Ван Кеноби, Энакин Скайуокер и др.

Желтый меч — для джедаев, хранящих баланс

Итак, мы выяснили, что зеленые мечи носили джедаи-пацифисты, а синие — джедаи-воины. Однако при таких условиях нужен был кто-то, кто соблюдал бы баланс — тоже умел сражаться, но при этом более тщательно обдумывал бы свои действия.

Так появились джедаи-стражи, которые носили желтые световые мечи.

Их главная задача была — защищать. Поэтому они отлично владели искусством обороны. Следовательно, они хорошо сражались, но при этом также старались не эскалировать конфликты.

Стражи занимались охраной Ордена Джедаев, они расследовали преступления, выполняли шпионскую работу, искали детей с чувствительностью к Силе, чтобы сделать их тоже джедаями.

Что интересно, джедаи-стражи считались самыми устойчивыми к влиянию Темной Стороны, но при этом граф Дуку, будучи именно стражем, перешел на Темную Сторону и стал известным ситхом Дартом Тиранусом.

Фиолетовый меч — для самых отчаянных

Что касается фиолетовых мечей, то с ними все довольно интересно. Изначально такие мечи встречались так же часто, как и мечи любых других цветов. Однако затем особые Харрикейнские кристаллы, из которых их создавали, стали слишком редкими и сложными для добычи.

Но один юный джедай по имени Мейс Винду, будучи джедаем-защитником, смог выделиться и заполучить себе не обычный синий меч, а фиолетовый. Он отправился на планету Харрикейн и в награду за выполненную миссию получил фиолетовый кристалл, который и стал основой его меча.

Серебряный меч — для рыцарей империи

После поражения Палпатина Империя ситхов распалась, однако сохранилось несколько могущественных ее осколков. Один из таких осколков в итоге набрал немалую мощь и объявил себя Империей Фела — в честь Джаггеда Фела, ее правителя.

В этой империи не было Ордена Джедаев, однако были люди, наделенные Силой. Из них император сформировал свою личную гвардию — члены этой гвардии и носили серебряные световые мечи.

Что интересно, они не следовали ни Светлой, ни Темной сторонам Силы, а следовали лишь приказам своего императора.

Темный меч — уникальный в своем роде

Особняком от всех стоит уникальные темный меч. Он был создан в незапамятные времена неизвестным джедаем, однако затем попал в руки к победившему его мандалорцу и с тех пор являлся реликвией Мандалора.

Темный меч был символом власти правителей Мандалора и передавался из поколения в поколения, а также — победителю от проигравшего.

Что интересно, темный меч действительно имел форму меча — утонченный по краям и закругленный к концу.

Но, к сожалению, вся эта информация перестала считаться каноном в мире "Звездных войн" и перешла в разряд "легенд". Канон же сейчас имеет следующее толкование цветов световых мечей.

Объяснение цветов в новом каноне

Считается, что цвет светового меча является прямым отражением стороны Силы, которой придерживается его владелец. То есть если владелец меча на Светлой стороне, то и меч будет иметь соответствующий цвет: зеленый, синий и т.д.

Если же меч сделал и использует злодей, то его лезвие будет светиться красным или близким к нему (бордовым, оранжевым и т.д.).

Мол, изначально каждый кристалл внутри меча бесцветный, и только джедай (или ситх), медитируя, наполняет его Силой и соответствующим цветом.

Поэтому, например, меч Мейса Винду был фиолетовым, так как его владелец, имея свирепый и неудержимый для джедая характер, балансировал между Светлой и Темной стороной.

А какая версия нравится вам больше? Делитесь в комментариях!

Штурмовой отряд уже ждал их на месте. Они окружили вход в крупный отсек, где располагались мусороперерабатывающие машины, и откуда периодически прилетали выстрелы. По данным Рейвен около сотни бунтовщиков забаррикадировалось в путаных коридорах, требуя улучшения условий жизни. Однако, как показывала практика, подобные выступления вели только к уничтожению кланов, еще более сильному закручиванию гаек и урезанию пайков.

Удивительно, что капитан не отдал приказ просто разгерметизировать отсек. Ответ на незаданный вопрос пришёл по вокс-передатчику от техножреца, который настоятельно рекомендовал с уважением относиться к нежным машинам для переработки, ибо ни починить, ни заменить их до прибытия на Ризу не получится. В ответ на вопрос, неужели на принявшей их верфи не найдётся ничего подходящего на замену, в вокс-передатчике раздалось что-то среднее между злобным шипением и бинарной трелью посылания умника куда подальше.

— Значит, не стрелять, — со вздохом констатировал командующий штурмовым отрядом.

— Вот пусть эта шестеренка придёт и сам выкурит этих чертовых засранцев! Варп их подери! — Отвечал ему один из старших офицеров, гневно размахивая руками.

— Выкурить — это хорошая идея, — улыбнулась Рейвен, уже сверяясь с картой отсека.

— Как можно больше бунтовщиков должны быть взяты живыми, — предупредил дознаватель. — Толстяк — наша главная цель.

Пока по всей палубе разносилось эхо затихающих выстрелов, аколиты разрабатывали план действий. Несмотря на яростные протесты подоспевшего техножреца, был отдан приказ теснить остатки сопротивления к отсеку с мусороперерабатывающими машинами: больше свидетелей, больше сведений, больше вероятность вырезать все зачатки неповиновения и надолго отложить следующий бунт. Да, не предотвратить, а отложить. Условия на нижних палубах ковали людей отчаянных — им нечего терять, кроме своего жалкого существования.

После недолгой проверки работоспособности внутренних шлюзов, решено было пустить внутрь усыпляющий газ с легкой примесью нейропаралитика. Почтенный Магос Биологис из медотсека великодушно выделил одну из сотен ячеек памяти на двухминутное вычисление нужной концентрации, поэтому, изолировав отсек, команда пустила плотный белый туман по вентиляции.

Маска с респиратором легла на лицо; длинноствольный револьвер ощущался в руке приятной тяжестью.

Выждав нужное время, отряд направился внутрь.

Рейвен и Филиппу выпал третий выход — ближайший к лифту. Тому самому, что едва не стал их жестяной могилой. Хотя по изначальному плану они должны были отправиться вместе с основным отрядом.

Глупо было бы ожидать, что все бунтовщики послушно уснут, а потому едва аколиты переступили порог отсека, до слуха донеслись приглушенные звуки перестрелки.

Боковым зрением Рейвен заметила неясное шевеление. Решение было принято молниеносно. Выстрел. Стон. Тощее тело в респираторе и с винтовкой в руках грудой тряпья повалилось на пол. Повеяло холодом. Крик. Там, куда Филипп протягивал руку, корчились на полу сразу двое оборванцев.

В мозгу что-то щелкнуло. Рейвен оттолкнула дознавателя, слыша свист пуль у самого уха, оказалась на полу, быстро откатилась и укрылась за грудой ящиков. Место, где они стояли, располосовала автоматная очередь.

Филипп прислонился спиной к стене, вытащил пистолет. Высунулся. Выстрел. Промах. Что-то прокричал в вокс-передатчик. Рейвен не расслышала. Из своего укрытия она отслеживала передвижения бунтовщиков: по коротким вспышкам, шороху и движениям вычисляла их местоположение. Пятнадцать. С тремя уже разобрались.

Еще два выстрела. Рука дрогнула. Первый патрон попал прямехонько меж глаз оборванца, второй застрял в обшивке. Снова холод. Побежавший на них человек упал замертво.

Тяжелый снаряд пробил ящик и обжег кожу на шее. Если бы не скрытый под одеждой ячеистый доспех, Рейвен лежала бы сейчас в луже собственной крови с отлетевшей головой. Она рванула к другому укрытию. Вовремя: предыдущее разлетелось на мелкие осколки. В ушах зазвенело. Имплант убрал оглушающий писк, быстро привел мозги в порядок. Правда, вместе с писком пропали вообще все звуки.

Филипп что-то крикнул, и она, скорее, почувствовав, о чем он говорит, обернулась. Им на помощь спешили гвардейцы. Они шли, почти не скрываясь, зная, что будут иметь дело с нижнепалубными оборванцами. Рейвен попыталась их предупредить.

Голова идущего впереди гвардейца оказалась размазанной по стенам раньше, чем кто-либо понял, что происходит.

Воспользовавшись общим замешательством и появлением новых мишеней, Рейвен выскользнула из укрытия, и готова была поклясться: нечто ледяное коснулось пальцев. Мельком оглянулась. Ничего.

Дымовая шашка полетела вперед, скрытая от посторонних глаз смелый маневр.

Ей было известно, где засел снайпер. Известно и как подойти к нему со спины. Крюк небольшой.

В узком боковом проходе засел один из бунтовщиков. На его лице навсегда застыла гримаса удивления, когда из дыма на него вынырнуло дуло револьвера.

Звуки потихоньку стали прорезаться. Пока что словно через толстую мягкую перину. Но этого было достаточно, чтобы перестать ориентироваться только на зрение.

Коридор. Сквозная каюта. Какой-то технический отсек. Передаточное окно. Ох, будь она чуть шире в плечах, не пролезла бы. Еще комната. Коридор.

И вот он. Даже если бы у нее не было портрета, не признать Здоровяка По было бы невозможно. Крупный, круглоголовый, он сидел, пригнувшись за сваленными в кучу ящиками, и с его позиций открывался прекрасный вид на место, где аколиты попали в засаду. В руке у него сверкнуло уродливое творение эльдар. И это относилось не столько к самому факту ксеносского происхождения винтовки, сколько к техническому надругательству неумелой человеческой руки.

Рейвен передвигалась бесшумно, но все же чем-то выдала себя. Или Здоровяк почувствовал ее. В момент, когда она уже готова была накинуть удавку, он с удивительным проворством развернулся. Хром блеснул в руке.

Попадание в упор выбило из груди воздух. Секундного замешательства хватило, чтобы По еще несколько раз выстрелил и, осознав, что обычные пули противницу не берут, откинул пистолет, сбил Рейвен с ног и навалился всем своим громадным телом.

Она пришла в себя, когда его холодные липкие пальцы сомкнулись на её шее.

Рейвен вцепилась ему в предплечья не сразу осознавая, что изо рта Здоровяка льется крик боли. Хватка на горле ослабла. Послышался хруст костей. С неизвестно откуда взявшейся силой, она отбросила грузную тушу.

Тяжелый сапог Филиппа фон Хардинга прижал По к полу.

— Все кончено.

Приятное округлое лицо Здоровяка расплылось в гримасе совершенно неуместной для его положения издевательской, почти торжествующей улыбки. Из легких вырвался каркающий смех. Он открыл рот, будто желая что-то сказать, но только громче рассмеялся.

Дознаватель указал на винтовку в руках подоспевшего штурмовика.

— Лейтенант, позволите?

Одного точного удара прикладом хватило, чтобы надолго заткнуть еретика.

На самом деле Шаддам IV был обречен еще давно. Во многом к его падению привели его собственные действия, но также ему не повезло из-за той роли, которую ему отвели могущественные Бене Гессерит.

Но несмотря на все препятствия, Шаддам на протяжении всей жизни продолжал бороться за власть и противостоять судьбе.

В этой статье я предлагаю проследить интересную историю Шаддама IV — последнего падишах-императора из династии Коррино.

Ранние годы Шаддама — дружба с графом Фенрингом и убийство брата

Шаддам был сыном 80-го падишах-императора — Элруда IX. В детстве у Шаддама был один единственный друг: кузен по материнской линии граф Хасимир Фенринг. Они вместе росли и воспитывались, поверяя друг другу свои тайны и желания.

Вообще, у императора Элруда IX было два сына: старший Фафнир и младший Шаддам. Соответственно, изначально наследником считался старший сын Фафнир Коррино.

Однако Шаддам, во многом подталкиваемый своим другом графом Фенрингом, жаждавшем блистательной карьеры и возвышения, решил устранить своего брата, чтобы самому стать наследником. Друзьям это удалось — Фенринг, будучи первоклассным воином, шпионом и ассасином, организовал тайное убийство Фафнира Коррино.

Так Шаддам стал наследником своего отца. Но император еще был очень даже бодр, поэтому в статусе наследника Шаддам ходил довольно долго. За это время он несколько обленился и изнежился — имея огромную власть, но при этом не обремененный ответственностью императора.

Однако Хасимир Фенринг снова подтолкнул своего друга вперед.

Приход Шаддама к власти — убийство отца и боязнь юного герцога Атрейдеса

Фенринг, будучи евнухом и не принадлежа к императорскому роду, все равно обладал огромными амбициями — их он решил реализовать через своего друга Шаддама, приведя того к власти и укрепив его могущество как можно сильнее.

Чтобы поскорее организовать переход власти к Шаддаму, граф Фенринг с молчаливого согласия друга проник ночью к императору Элруду и внедрил в него особое микроскопическое устройство — катализатор яда. Это устройство само по себе не было опасно, однако оно было настроено очень хитрым образом.

Император Элруд любил выпить вино с пряностям, и каждый раз, когда он это делал, устройство, внедренное в его организм Фенрингом, расщепляло напиток, вырабатывая при этом небольшие дозы яда Чаумурки.

Этот яд стал медленно, но верно отравлять императора и в итоге убил его. Процесс отравления занял целых два года, так что для всех смерть Элруда выглядела естественной, и подозрения не пали на Шаддама и его друга Фенринга. Это обеспечило безболезненный переход власти к Шаддаму.

До вступления на престол Шаддаму нужно было выдержать некоторое время, обусловленное традициями империи. А пока он оказался втянут в конфликт с юным герцогом Лето Атрейдесом — своим дальним кузеном, кстати.

Герцог Лето обратился к собранию Знатных Домов Ландсрааду с претензией — почему Дом Коррино позволил Бене Тлейлаксу захватить планету Икс, принадлежавшую Дому Верниусов, союзникам Атрейдесов?

В ответ Харконнены, ненавидящие Атрейдесов, подстроили уничтожение Тлейлаксу и обвинили в этом Лето — и герцогу стала грозить смертная казнь.

Шаддам желал поставить на место герцога-выскочку, однако получил от того тайное послание и угрозой раскрыть в Ландсрааде темные дела Шаддама. На самом деле, послание это было написано Бене Гессерит, Лето о нем даже не знал, но угроза напугала Шаддама, и тот прилюдно помирился с Лето в Ландсрааде, удовлетворив его требования.

А что за темные дела были у Шаддама? Тут очень интересно.

Провалившаяся попытка Шаддама создать синтетический спайс

Еще когда был жив предыдущий император Элруд, граф Фенринг связался с учеными Тлейлаксу, которые предложили создать синтетический спайс для Дома Коррино. Узнавший об этом от друга Шаддам убедил своего отца запустить этот тайные проект.

Тайный — потому что узнай об этом раньше времени в Ландсрааде или Космической гильдии, дому Коррино пришел бы конец, так как синтетическая пряность потенциально могла нарушить баланс сил в Империи.

Для реализации проекта Тлейлаксу нужны были мощности планеты Икс, принадлежавшей Верниусам. Именно поэтому Коррино позволили Тлейлаксу захватить этот мир, чем и возмущался герцог Лето.

Проект получил название "Амаль", и Шаддам начал готовить империю к появлению синтетической пряности.

По задумке, Амаль должен был усилить влияние Императора, которого сдерживала лига Ландсраад и Космическая Гильдия.

Чтобы заранее сломить сопротивление возможных соперников из других домов, Шаддам объявил борьбу с нелегальными запасами пряности. Его сардаукары разгромили несколько Домов, показав остальным власть и силу Дома Коррино.

Однако Шаддам слишком заигрался и дошел до того, чтобы угрожать уничтожением планете Арракис — единственному месту, где добывалась натуральная пряность. Из-за этого Космическая Гильдия просто заблокировала любые услуги Дому Коррино, и император мигом потерял возможность космических перелетов.

Ему пришлось капитулировать перед Гильдией, и его власть существенно пошатнулась из-за этого.

Вражда с герцогом Атрейдесом — зависть и тайное восхищение

Но больше всего Шаддама беспокоила конкуренция с герцогом Лето Атрейдесом. В нем он видел главную угрозу своей власти. Шаддам думал, что герцог знает о его страшном секрете — проекте "Амаль" — и может шантажировать его.

Также он видел растущее на глазах влияние герцога в Ландсрааде — Лето Атрейдес был харизматичен, честен и благороден, а главное — деятелен. Он заключал союзы с другими домами, показывал верность своему слову и укреплял могущество Атрейдесов.

В Ландсрааде стали поговаривать, что он стал бы куда лучшим императором, чем Шаддам.

Коррино и Атрейдес столкнулись в итоге еще раз, когда оба вмешались в конфликт двух великих домов: Эказ и Моритани.

Герцог Лето решил жениться на Элесе Эказ, чтобы заключить союз с ее могущественным отцом. Однако во время свадьбы виконт Моритани устроил теракт, в котором девушка погибла. Атрейдесы объединились с Эказ, чтобы разгромить Моритани.

И это им практически удалось. Когда объединенные силы почти взяли столицу дома Моритани, на их планету прибыл Шаддам во главе сардаукаров, чтобы положить конец войне. Он хотел выступить миротворцем, однако Моритани его не послушали и пригрозили взорвать всех присутствующих атомным оружием.

К счастью, этого удалось избежать, однако и тут Шаддам оказался в слабой позиции и был вынужден осудить Моритани, невольно исполняя волю Атрейдеса.

Усугубляло положение Шаддама то, что у императора так и не было наследника. Его жена, происходящая из Бене Гессерит, рожала ему по приказу своего ордена исключительно девочек. В итоге у Шаддама появилось пять дочерей и ни одного сына, которому он мог бы передать власть.

Император ничего не мог с этим поделать, и из-за этого дом Коррино был обречен. Поэтому император казался слабым, и многие считали, что на нем династия Коррино прервется по мужской линии.

А тут на контрасте сиял сильный и энергичный Лето Атрейдес, которому леди Джессика еще и родила наследника — сына Пола.

Из-за этого Шаддам боялся Лето, а из страха произросла и ненависть. Но отношение императора к сопернику было все же более сложным. Временами Шаддам, наоборот, восхищался Лето, отдавая должное его талантам и способностям.

Он даже сожалел, что его дочери были слишком юными, и ему не удалось выдать кого-нибудь из них замуж за Лето — в этом случае Шаддам даже допустил бы передачу власти Атрейдесам. Но этого, к сожалению, не произошло.

Падение Шаддама IV Коррино и дальнейшая судьба

В итоге Шаддам IV все же не смог пересилить свой страх перед герцогом Атрейдесом (страх, признаем, вполне оправданный — Лето действительно угрожал императору). Он сговорился с бароном Владимиром Харконненом — еще одним давним врагом Лето — чтобы погубить Атрейдесов.

Однако сын герцога выжил и смог отомстить.

Пол Атрейдес, объединив и возглавив фрименов, разгромил силы Харконненов и Коррино, взял прибывшего Шаддама в плен и вынудил отречься от престола. Формально Пол просто объединил два дома, женившись на старшей дочери и наследнице Шаддама — принцессе Ирулан. Однако фактически он захватил власть.

Шаддам вместе с остальными дочерьми был сослан на родную планету — Салусу Секундус, где должен был доживать свои дни в изгнании.

Но даже там Шаддам продолжал попытки вернуть власть. Он поручил своему давнему другу графу Фенрингу организовать покушение на Пола, но оно провалилось. Также Шаддам тайно готовил армию гхол, чтобы поднять восстание, но и эта затея не удалась.

В итоге после 24 лет изгнания Шаддам мирно умер, так и не вернув власть своему дому.

Так закончилась история императорского дома Коррино, правившего 10 000 лет до прихода к власти Атрейдесов.

Самый быстрый путь на нижние палубы — лифт, спуск по лестницам занял бы целую вечность — не меньше.

— Воспользуемся офицерским, — коротко бросила Рейвен, идя чуть впереди.

Очень странно было ощущать расколотость сознания, когда одна часть неустанно отсматривала видео с камер наблюдений и анализировала данные, а другая взаимодействовала с окружающей средой. Как будто мир вокруг ненастоящий. Очень похоже на то, что ощущаешь, когда погружаешься в варп. Ты слышишь каждый стон корабля, знаешь, где находится добрая половина экипажа, но с огромным трудом осознаешь себя во всей этой информационной какофонии. Рейвен старалась так не делать: как было сказано Филиппу фон Хардингу, она не магос, и в ее импланте нет Духа Машины, чтобы работать автономно, а возможности мозга обычного человека лимитированы. Чтобы обойти границы приходилось прибегать к нейростимуляторам, применение ни одного из которых не проходило бесследно. Да, Инквизиция постаралась раздобыть для своих аналитиков наиболее безопасное зелье, но лучшее, что от него стоило ждать — головной боли и нервного истощения. Однако таков долг аколита — идти, порой, на жертвы ради искоренения ереси.

Стайка офицеров расступилась перед ними, пропуская к раскрывшимся дверям. Оказавшись в тесной коробке Филипп фон Хардинг заметно напрягся.

— У меня плохое предчувствие.

— Надеюсь, оно не оправдается.

— Я бы не был столь оптимистичен. — И, помолчав, добавил: — Он всё ещё на месте?

Рейвен потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить.

— Да, прячется в техническом отсеке. Но он не один. С ним еще десятка три вооруженных людей. Но ничего, штурмовая группа уже ждёт нас на пол пути. Просчитываю наиболее быстрый и безопасный путь.

Дознаватель глянул на табло, где мелькали этажи и названия палуб.

— Не слишком ли быстро спускаемся?

— А? — Рейвен неосознанно вздрогнула, отвела больше мощности на взаимодействие с окружающей средой и проследила за его взглядом.

Обыватель вряд ли заметил бы неладное, но модифицированный мозг сразу определил: цифры сменяли друг друга все быстрее и быстрее. Недолго думая, Рейвен ударила по кнопке экстренного торможения. Ничего не произошло.

Почти одновременно с этим Филипп фон Хардинг достал пистолет, отстрелил замки, блокирующие потолочный люк. В кабинке повеяло потусторонним холодом, на кончиках пальцев заплясали лёгкие покалывания. В следующее мгновение он легким движением подбросил Рейвен, она плечом выбила люк и, вскарабкавшись наверх, подала ему руку.

Двери, этажи и всевозможные отсеки проносились перед глазами. От грохота закладывало уши.

— Готовьсь! — громко скомандовал дознаватель, после чего его ледяная рука крепко обхватила Рейвен за талию.

И он прыгнул.

Кабина лифта с воем понеслась вниз, тросы горько стонали, будто предсказывая печальный конец.

А аколиты висели на каком-то кабеле, тяжело дыша и провожая взглядом свою несбывшуюся погибель.

— Попались как новички, — недовольно процедил фон Хардинг, когда до них донесся скрежет разбившейся кабины.

Рейвен нечего было ответить. Она выудила из хранилища импланта план шахты лифта и огляделась в поисках чего-нибудь, что вывело бы их наружу.

— Смотри, — она тронула дознавателя за плечо и указала на лестницу на противоположной стороне. — Она ведет к воздуховоду. Достаточно широкому, чтобы можно было пролезть. Через него мы выберемся к сто четвертой палубе.

— Допрыгнешь?

— Постараюсь.

Она взобралась сначала ему на спину, затем встала на плечи, стараясь игнорировать шедший от него холод и не отпускать замечаний о его недюжей силе. Биоманты еще не то могли творить со своим телом.

— Страховочный трос? — одобрительно заметил он, когда Рейвен закрепляла карабин на одном из кабелей. — Умно.

— Никогда не знаешь, где пригодится.

Проверив надежность крепления, она оттолкнулась.

Первый блин комом. Даже не достигнув лестницы, Рейвен повисла на канате и больно ударилась плечом о стенку.

— Ты в порядке?

— Да, всё нормально.

Она упрямо подтянулась, встала на плечи дознавателя и снова прыгнула. Пальцы неуверенно схватились за перекладину, готовые вот-вот соскользнуть. Стиснув зубы, Рейвен перехватилась получше и подтянулась. Когда ноги нашли опору, она облегченно выдохнула, отцепила трос от пояса и крепко закрепила на лестнице

Тем временем фон Хардинг проделал обратную манипуляцию, прикрепив себя к тросу.

В глазах потемнело, голову прострелила невыносимая боль. Один за другим стали исчезать потоки информации, которую обрабатывал имплант. Кто-то уничтожил сеть камер на нижних палубах.

Она слишком поздно осознала, что потеряла связь с реальностью. Нога соскользнула, руки не успели ни за что уцепиться.

Резкий рывок привел в чувства. Филипп фон Хардинг крепко держал её.

— Спасибо, — выдохнула Рейвен еще не совсем понимая, что только что избежала довольно неприятной смерти.

Он не ответил, только помог ей вскарабкаться наверх.

Спустя некоторое время они, наконец, добрались до воздуховода и выползли к сто четвертой палубе.

Не теряя времени, Рейвен перевела имплант в боевой режим, достала из кобуры револьвер и кивнула дознавателю. До нижних палуб — рукой подать.

Те, кому не посчастливилось оказаться в месте прорыва, должны были отправиться на карантин. Большинство сдалось добровольно, некоторых, пришлось отлавливать по всему кораблю. Их участь незавидна: допрос с пристрастием, шлюз и открытый космос, ибо своим неповиновением они ставили под угрозу выживание всего корабля.

— Надеюсь, Император будет к нам милостив, и ни никого из беглецов не затронула скверна, — сокрушался капитан.

— Я бы не был столь оптимистичен — мрачно ответил ему Филипп фон Хардинг.

— Капитан, — на мостик взошел худой долговязый офицер, — Милорд, миледи, — он по очереди поклонился аколитам, — мы кое-что нашли. Вероятно, вам будет интересно взглянуть.

То, что случившееся на корабле — саботаж уже не вызывало вопросов. Лишь только корабль вынырнул из варпа и встал на верфь, техножрецы быстро нашли, что и как конкретно было выведено из строя, чтобы повредить поле Геллера. Поломку устранили быстро, а расследование передали в руки агентам Инквизиции. И теперь Рейвен и Филипп фон Хардинг смотрели на вереницу изможденных людей, что тянулась к допросной. Большинство из них были переданы в руки дознавателям своими же собственными собратьями из чувства долга или за дополнительный паёк.

Молодая медикэ передала отчеты о состоянии каждого из беглецов.

— Большинство из них чисты. Наши авгуры не выявили ни скверны, ни каких-либо заболеваний, о которых не было известно раньше, — отрапортовала она, нервно заламывая руки и безуспешно пытаясь это скрыть.

— А вы часто проводите медосмотр людей с нижних палуб? — Рейвен бросила ироничный взгляд и вопросительно изогнула брови.

— Мы знаем, чем болеют наши люди, — с готовностью ответила она, сжимая кулачки. — И хоть вы мне не поверите, но стараемся о них заботиться… По мере возможности, конечно, — на последней фразе она слегка стушевалась.

Филипп фон Хардинг лишь ухмыльнулся.

— Отбери нам тех, у кого нашли следы скверны. По убывающей. Сначала поговорим с теми, кому повезло меньше.

Двенадцать человек — столько несчастных ожидало своей участи в крохотной душной комнатушке, за стеной которой раздавались душераздирающие крики тех, кто не хотел говорить. Таких, как и предполагалось, оказалось не много. Первые — с явными следами мутации — быстро и честно признались, что просто испугались, и просили лишь не трогать их семьи. С ними было быстро покончено. С остальными пришлось потрудиться.

Мужчина лет сорока на вид, удивительно крепкий для жителя нижних палуб, сидел в кресле, затравленно глядя на аколитов исподлобья.

— Да я ведь здоров! — раз за разом повторял он, — проклятые железяки что-то напутали!

Филипп фон Хардинг тяжело вздохнул и сжал руку в кулак.

Гримаса боли исказила и без того изможденное лицо. Рейвен слышала, как хрустят его суставы, как скрипят сжатые зубы, видела слезы на глазах.

— Я виноват лишь в том, что не пошел в карантин, — рыдая, выдавил он, когда кулак дознавателя разжался. — А как я мог иначе?

Эту историю он повторял уже в третий раз: на корабле никому нет дела до обитателей нижних палуб, никто их не лечит, никто из не кормит. Когда все произошло, он испугался, убежал по лестнице. А когда объявили карантин, побоялся пропустить смену, ведь тогда его семье не выдадут паек. Излишним было говорить, что, во многом под давлением Рейвен, капитан распорядился поощрять едой всех, кто добровольно явился в изолятор и пристально следить за их состоянием.

— А потом дошло! До меня дошло! — продолжал реветь мужчина. — Меня же в шлюз выбросят. А кто тогда будет кормить мою семью? У меня семь детей! Семь! Умоляю, отпустите меня!

Рейвен перевела взгляд на инфопласину с данными авгуров. Нет, как бы ни хотелось верить в обратное, ошибки быть не могло: крупная киста неизвестного происхождения должна была по меньшей мере дать о себе знать, а по мнению медикэ и вовсе убить этого бедолагу. Кто-то остановил её рост, убрал симптомы, и Филипп фон Хардинг почувствовал нечестивое вмешательство.

— Повторю свой вопрос еще раз, — с нажимом проговорил он, — кто заговорил эту дрянь к тебя в груди? К кому ты ходил?!

— Я не…. А-А-А!!!

Мужчина скорчился, казалось, его сейчас всего вывернет наизнанку. Пальцы медленно вывернулись под неестественным угром.

— Говори! — наседал дознаватель.

Но из уст несчастного слетал только истошный крик.

— Говори!

Мужчина сжался, глаза готовы были вот-вот вылезти из орбит.

— Филипп, хватит! — вмешалась Рейвен. — Ты убьешь его!

— Сейчас не время играть в благородство, аколит.

— Мертвым он тебе точно ничего не скажет.

Челюсть дознавателя потяжелела, губы превратились в тонкую ниточку. Оставив несчастного, тяжело дыша, приходить в себя, он поднялся и, уже, стоя на пороге, процедил:

— Тогда, будь добра, сама с этим разберись.

Дверь бесшумно закрылась на ним.

Рейвен проводила Филиппа фон Хардинга хмурым взглядом, затем подошла к несчастному и присела перед ним на корточки.

— Как вы?

Она осторожно коснулась дрожащего плеча.

— Госпожа, — простонал мужчина, обращая к ней полный боли взгляд.

Рейвен махнула стоящему у входа штурмовику.

— Прикажи принести воды.

Долго ждать выполнения поручения не пришлось.

Рейвен осторожно поднесла фляжку к губам несчастного, тот принялся жадно пить, жалобно поскуливая.

— Госпожа, вы тоже мне не верите?

— Мне бы очень хотелось вам верить, — отозвалась она, — но, боюсь, факты говорят не в вашу пользу.

Вздох.

— Послушайте, — начала Рейвен мягко, вкрадчиво, глядя несчастному прямо в глаза, — он вернется, и этот кошмар продолжится. А если вы ничего ему не расскажите, он найдет вашу семью и ваших детей. И… — она болезненно зажмуривать. — Я даже не хочу представлять их судьбу тогда. Спасти их — в ваших руках, Гартис.

— Без меня они и так умрут, — простонал мужчина.

— О них позаботятся.

— Обещаете?

— Обещаю.

Несчастный подался вперед, почти повалился на Рейвен, пришлось его удержать, и, дрожа всем телом, тихо, измученно заговорил:

— Есть у нас на нижних палубах знахарь… Здоровяк По. Он один такой, не пропустите. Лицо у него доброе. Как у вас. И глаза мудрые. — он всхлипнул. — Я как почувствовал жжение в груди, к нему пошел. Он что-то поколдовал, и сказал, что время мое, мол еще не пришло, мол, иди, живи, радуйся жизни.

Рыдание снова потрясли ослабленное тело.

Рейвен похлопала его по спине.

— Вы молодец, Гартис. Вы молодец.

Оставив мужчину, она покинула допросную и шагнула в соседнюю комнату — туда, где прозрачная только с одной стороны стена позволяя наблюдать за дознанием.

Филипп фон Хардинг, как всегда спокойный и собранный, поприветствовал её одобрительным кивком.

— Хорошая работа, агент Дальмайер. Твой план снова приносит свои плоды.

— Благодарю, Мастер фон Хардинг. Мы с Льюисом столько раз разыгрывали этот спектакль, уже не счесть.

— Есть и в парной работе свои плюсы, — дознаватель почти улыбнулся.

— Пожалуй, — отрешенно ответила Рейвен, наблюдая, как штурмовики уводят еле волокущего ноги обреченного на смерть мужчину.

Внутри что-то шевельнулось. Печаль, горечь, едкий неприятный осадок, что ложится на душу всякий раз, когда из допросной уводят очередного обреченного, который мгновение назад, подкупаемый лаской и притворным добрым сердцем, открывал её душу. А ведь она, едва выйдя за порог, даже забыла его имя.

— Ты все еще их жалеешь?

— Не знаю, их или себя, — честно ответила Рейвен.

— Ты сделала то, что должна была. Благодаря тебе теперь мы сможем спасти сотни если не тысячи невинных жизней.

— Спасибо, — искренне поблагодарила она, а затем, глубоко вдохнув, повернулась к выходу: — Пойду, спасу то немногое, что от меня осталось. Распоряжусь о судьбе семьи этого несчастного.

— Рейвен, — окликнул фон Хардинг. Она обернулась. — В тебе больше человека… Чем во мне.

— Порог был невелик, — губы сложились в ироничную ухмылку.

Дознаватель притворно скривился.

— Это даже почти обидно.