«Уф-ф! » - устало выдохнул, с трудом разогнул одеревеневшую спину вспотевший Ацамаз, - «Если так и дальше пойдет, то через пару недель можно будет, и домой отправляться!». Радостно вздохнув, он утер подолом рубахи обильно текущий по лицу пот, и огляделся.
Только что скошенные травы ровными рядами полосовали широкий, залитый ярким солнцем, луг.
Ацамаз улыбнулся и удовлетворенно хмыкнул:
–«Хозяин будет доволен…».
Кто-то из работников затянул старинную, героическую песню, и Ацамаз, перехватив поудобней косу, тоже запел, точными взмахами, плавно укладывая высокую, почти в пояс, буйную растительность.
Время шло.
День явно уже клонился к закату, и изрядно покрасневшее солнце незаметно скатывалось за чернеющий в дали горизонт.
День почти угас, когда уставшие за день люди начали постепенно стекаться к добротно построенному, для ночлега, просторному шалашу.
-«Так-к-к-к…, теперь чеснок»- старый Бора никого не подпускал к приготовлению чудодейственной похлебки, составляющей вечерний рацион косарей. Всегда только сам, и обязательно в полном одиночестве.
В освещенный круг костра устало подсели все четверо работников, косивших вместе Ацамазом.
Устали.
Устроившись, поудобней они, молча, наблюдали, как суетился над булькающим варевом неугомонный старик, словно колдун, бормоча, себе под нос какие-то понятные слова.
Ночь, вступая в свои законные права, неуклонно густела, зажигая на чернеющем небосклоне всегда такие яркие в этих горах звезды.
-«Бора, твоя похлебка наверно оживляет мертвых, но клянусь, еще чуть-чуть, и нам уже ничего не поможет».
-«А ну, цыц.., ты..., сопляк»- грозно сверкнул глазами на шутника, резво обернувшись, пожилой горец.
Парень тотчас присмирел, неловкой улыбкой отвечая на откровенное веселье товарищей.
-«Мне кажется, кто-то скачет!»- повернув голову в темноту, неуверенно произнес, насторожившийся Ацамаз. Все разом притихли, обернувшись в ту же сторону.
Дробный топот копыт становился все явственней, и через некоторое время к костру, на разгоряченном коне, подлетел всадник, лихо осадивший своего скакуна у самой кромки освещенного круга. Пока он успокаивал своего пляшущего иноходца, свет костра позволил разглядеть его.
Строен, сухощав, но не до худобы. В каждом движении чувствовалось стремительная, до удивления, упругая, гибкая сила. Черная черкеска, плотно облегающая фигуру всадника, красиво оттенялась богато украшенными газырями и изящным серебреным кинжалом. Дорогая папаха с вызовом сидела на тщательно выбритой, гордо посаженной голове.
Остановив коня, всадник легко спрыгнул на землю, и бросив повод, направился прямо к стоящему впереди всех, Бора. Подойдя, и почтительно поздоровавшись вначале со стариком, он с достоинством поприветствовал, и остальных мужчин, поднявшихся чтобы встретить гостя,
-«Мира и тебе»- Бора сделал рукой приглашающий жест, и добавил
-«Присаживайся и ты с нами».
-«Благодарю, я сыт!.. Меня прислал отец! Он просил передать: если согласитесь косить и в ущелье, из трех стогов - два ваших»
Задумавшийся Бора многозначительно пожевал тонкими губами, и вопросительно оглянулся на молчащих товарищей.
Прошло некоторое время, прежде чем негромкие слова Ацамаза нарушили вечернюю тишину:
-«А я не могу!.. Я до праздников должен быть дома… Меня будут ждать».
Спокойно выдержав яростно блеснувший в вечернем сумраке взгляд посланца, Ацамаз встал, и расправил плечи.
-«Я обещал!».
-«Может, ты скажешь последним?» - нахмурив брови, почти выдавил из себя гость.
-«Не тебе меня учить»,- скривив губы, в упор глядя на гостя, слегка улыбнулся Ацамаз.
-«Успокойтесь!»,- повелительный голос Бора моментально погасил, вспыхнувшие было страсти.
Юноши с преувеличенной готовностью отвернулись друг от друга.
-«Мы подумаем»,- обращаясь к приехавшему, после некоторой паузы, снова продолжил Бора.
Согласно кивнув старику, гость решительно направился к своему, нетерпеливо фыркающему жеребцу, и почти без усилий вскочил в седло.
-«Да хранит тебя святой Уастырджи»,- подняв руку, напутствовал, готового сорваться с места, молодого человека, Бора.
Поблагодарив наклоном головы, юноша хлестнул коня и исчез в темноте.
-«Пора бы и поесть»,- негромко произнес Бора, и, обернувшись, вопросительно взглянул на притихших товарищей. Мужчины засуетились, споро расставляя деревянные миски и ложки, на аккуратно расстеленной прямо на земле обеденной скатерти.
Не торопясь поев, и поблагодарив Бога, мужчины встали, и, отойдя в сторонку, предоставили младшим нехитрую приборку после ужина.
Отойдя от общей группы, Бора негромко подозвал к себе Ацамаза, и, подождав пока юноша не подошел к нему вплотную, медленно, и с назидательной расстановкой произнес:
-«Гость - божий гость».
Ацамаз понурил голову, всем своим видом выражая свой жгучий стыд, и искреннее раскаяние. Удовлетворенный реакцией парня, Бора в той же манере продолжил:
-«А сейчас принеси воды, и поживей»,- поднятый в верх указательный палец, должен был говорить о серьезности наложенного наказания.
