Серия «Публицистика»

В 2001 году в редакции одной из новомодных, сибирских, газет у стола редактора, стоял пожилой, немного обрюзгший, человек. Не городской, не кабинетный. Одетый просто, даже на деревенский манер, он смущенно оглядывал ярко разукрашенные стены и мял в руках старинную общую тетрадь. В моей юности в таких тетрадях было по 96 страниц…
Андрей, черноволосый и кучерявый редактор, в какой-то японской хламиде под рубашку навыпуск, сидел за вычурным компьютерным столом и, поправляя на большом носу, очки в тонкой оправе вопросительно смотрел на человека и монотонно говорил, зачем-то тряся по ходу речи худым указательным пальцем:
- Вы должны найти литератора, который сможет перевести ваши каракули на нормальный литературный язык. Возможно, из них получатся восхитительные рассказы. Мы – специфическое издание, на наших страницах совершенно другие восхищения. Вы же видите нашу специализацию! – он кивнул на стены, откуда с разноцветных баннеров не то смотрели, не то сверкали ослепительные женские задницы, зачастую голые, а также томные и зазывающие лица их обладательниц. Воздушный поцелуй, массаж и интим. А тут старик с тетрадью 1973 года…
- Обычно писатели собирают такие опусы, а потом лепят из них свои романы, выбросив фамилии хозяев тетрадей. У вашей тетради, видимо, такая же восхитительная участь, - продолжал резюмировать редактор.
Человек смущенно отводил взгляд от задниц и на его побагровевшем лице сердечника появились уже капельки пота.
- А вот и тот, кто может разобрать ваши каракули! - воскликнул Андрей, когда я вошёл в кабинет. Обычно я забегал к нему перекурить…
Так я познакомился, а потом и подружился на всю жизнь с Николаем Ефимовичем Шемякиным и с его, действительно, «каракулями жизни».
Он пытался в этой тетради рассказать о своей жизни в тайге. Скопище голых задниц было не его местом. В тетради пульсировала настоящая жизнь! Или мне так показалось, но я переложил эти «каракули» за две недели. И сразу сверстал книгу. В то время я работал главным художественным редактором первого в Забайкальском крае издательства «Поиск».
Потом повёл всю многочисленную родню Шемякина к директору машиностроительного завода, на котором они все когда-то работали.
В общем, выпросил деньги на издание книги переложенных рассказов. В издании я поставил две фамилии: автор литературного переложения – я, автор тетради – Николай Шемякин. Так справедливо.
Книгу сдали в магазин «Охотник». Раскупили за месяц.

Вторую книгу уже делали без меня. (К тому времени я создал свой редакционно-издательский центр). Но продажа второй книги провалилась.
Не было литературного переложения, опыта, вкуса, стиля, тончайших нюансов и деталей, образов, своей организованной речи, то есть - голоса, не было рассказа. Ведь переложение – самостоятельное произведение, так сказать, другой уровень…

Как вы думаете, где мог родиться и работать первый журналист Забайкалья? Представьте себе начало XIX века, Забайкалье уже окончательно стало частью России, в Чите не более пятидесяти изб, в караулах и острогах тоже не густо, в непроходимых лесах бесписьменные эвенки, в степях буряты и хамниганы, кое-кто из них владеет старо-монгольской письменностью, приказчики пишут неграмотные «скаски» и прошения. И только в центре Нерчинского горного округа, в вотчине царя, которая снабжает империю серебром, собран цвет культурной России. Конечно, там, в Нерчинском Заводе, и родился первый журналист Забайкалья Иван Васильевич Багашев. Там для Забайкалья – все первое.
Рукописная газета «Нерчинско-Заводский наблюдатель», которую он издавал – первая газета нашего края. Знаниям нашим о прошлом нашего края мы во многом обязаны историку Евгению Дмитриевичу Петряеву. Много лет он переписывался с моим другом Иннокентием Васильевичем Чижовым, журналистом и краеведом из Нерчинского Завода, который и предоставил мне эти письма.  В  них есть много мест, обращенных к Багашеву.
«... Хорошо бы отыскать дом, где он провел юные годы. Схему-план посылаю (1866 г.).
Огороды домов 8 и 9 смыкались, а там молодой Багашев беседовал с поэтом М. И. Михайловым, жившим в «гостинице» для ссыльных. В этой «гостинице» жила некоторое время и жена Чернышевского, может быть и сам Н. Г. Сохранился ли дом?
Посылаю репродукцию с акварельного рисунка времен Бальдауфа. Что из всего этого уцелело?
Года три назад я писал В. А. Уткину, но не удостоился ответа...
Всего Вам доброго. 7. XI. 82 г.»
«Очень рад, что дом Багашева уцелел. Вообще - это реликвия. В нем жил декабрист Луцкий, была первая общественная библиотека... Пришлите, пожалуйста, снимок дома, годный для печати.
Что представляет собой ваш музей? Его перспективы? Надеюсь, что смогу кое-чем поделиться, надо только знать профиль музея. Нельзя ли сделать снимки?
«Нерчинско-Заводский наблюдатель» я разыскал еще в 50-х годах. Сейчас он в моем фонде в Пушкинском Доме, но до разборки еще далеко, потребуется реставрация обветшавших листов. Постараюсь найти фрагменты снимков (делались на пластинах и многие побились).
Конечно, к юбилею Багашева хорошо бы дать выставку. К сожалению, умер Капитон Михайлович Багашев (племянник Ив. Вас.), связи оборвались... А старожилы знают о Багашевых?
Всего доброго! Евг. Петряев. 25. XI. 82 г.
Р.С. В газете стоило было рассказать о памятных домах. О некоторых мне говорил Вас. Ив. Балябин, даже план чертил. Тут краеведы могут открыть много нового».
«... Как выглядит интерьер дома? Что там сохранилось из старинного обихода? Нет ли столов, стульев, полок и других местных изделий? Вещи иногда поразительно долго живут.
Кое-какие заметки и мелочи Багашева постараюсь прислать, но их надо переписывать с микрофильма, а это довольно канительно...
То, что сам Багашев отмечал местоположение родного дома в дневнике (он хранится в кяхтинском музее) достаточно документирует ситуацию. Конечно, удостоверения с печатью (как того требуют чиновники) никто не даст, но подлинность дневника несомненна...
Хорошо бы отметить юбилей Багашева литературным вечером в библиотеке (с откликом в газете)».

Пишу эти строки и снова вижу дом Багашева, в котором был много раз. В 1986 году, когда я в первый раз побывал в этом доме, там часто менялись жители, не имеющие представления об элементарной культуре, часто нетрезвые, они вряд ли понимали, что стены их жилища помнят декабристов, поэтов, музыкантов и первого журналиста Забайкалья.
Это не очень-то просторная изба двухсотлетней давности, бревна еще хорошо сохранились, фундамент, как и у многих тамошних домов, из местного камня. Стоит недалеко от центра Нерчинского Завода, где много таких домов, в которых жили известные люди России. В одном из них Черкасов, наверное, писал свои «Записки охотника Восточной Сибири», в другом, Ф. И. Бальдауф - первый поэт Сибири, сверстник А. С. Пушкина, а в третьем, через много лет, Балябин или Седых обдумывали свои грандиозные эпопеи.

Родом Багашевы были из Владимирской губернии. Иван Васильевич Багашев родился в Нерчинском Заводе 16 июля 1843 года. Отец из мещан записался в купеческое сословие, торговал, чем придется. Ездил по делам общества в Нерчинск. Иногда брал в путь сыновей.
Мать Ивана Васильевича была родом из Тобольска, дочь ссыльного Берсенева. Родила она семь сыновей и четырех дочерей. Из тринадцати человек состояла семья Багашевых! Детям давали домашнее образование. Письмо, чтение, счет. Иван был самым младшим…

«24. IV. 83 Киров.
... Посылаю статейку И. В. Багашева. Из «Нерчинско-Заводского наблюдателя» (1868, янв.). Характерно, что на базаре не было пьянства. Думаю, что какие-то фрагменты можно опубликовать.
Удалось ли обследовать дом Багашевых, составить план усадьбы, найти  «гостиницу»?..
... Как обстоит дело с развертыванием музея? Какие редкости найдены?
В Нерчинске дом Багашева сохранился. Особенно интересен флигель, где И. В. работал и хранил архив. Обещали сделать снимки.
Всего Вам доброго.
С праздниками! Евг. Петряев».

Не знаю, как Иннокентий Васильевич Чижов, которому адресовано это письмо, но я изучил дом досконально. Там несколько маленьких комнат. Которая же из  них гостиница? Где маленького Ивана обучал художник П. Н. Рязанцев? Он рисовал на листе бумаги огромные буквы и заставлял повторять за ним… В десять лет Иван Багашев работал в лавке отца.
В этом же возрасте заболел, возникло осложнение после скарлатины. Он на всю жизнь остался тугоухим. Внешний мир сузился, но расширился внутренний: он стал много читать. Учителя менялись – Белокрылов, Аргунов, Плешков, но мальчик уже познавал  мир и без них. Читал подряд все.
Мечтал выучиться на художника, ибо способности к рисованию были большие. Или же – поступить в коммерческое училище. Отец выписал ему журнал «Детское чтение». И после окончания домашнего образования он продолжал заниматься самостоятельно. Особенно его увлекла «Русская история» Н. М. Карамзина. Историю эту он, наверное, сопоставлял с обозримой жизнью Забайкалья, которую наблюдал в поездках с отцом.
Нерчинский Завод, Александровский Зазвод, Кличка, Цурухайтуй, Зоргол, Доронинск, Нерчинск, был на Аргунской и Верхнеудинской ярмарках, в Иркутске. Лечился на курорте Ямкун от глухоты. Тщетно.

Много раз я рассматривал его фотографии, на одном из них он снят с братьями. На фотографии – молодцеватые и уверенные в себе братья. А он (в очках) задумчивый и сосредоточенный. Читал я и его произведения, издаваемую им газету. Первую в Забайкалье и Сибири!
О нем писали, упоминали в своих произведениях писатели, в частности, мой друг Геннадий Семенович Донец.  Произведения его пронизаны глубокими познаниями родного края, а такой интерес – это всегда благоговение и любовь. Скорее всего, Иван Васильевич был робким и застенчивым в быту и общении с людьми, но обладал недюжинным талантом и духовной волей. Застенчивость же, вероятно, была еще и от тугоухости.

Я пытался узнать о нем, как можно больше. Советские журналисты, вся жизнь которых была посвящена поиску эрогенных зон власти и финансовых структур, меня абсолютно не интересовали. Мне надо было познакомиться с первым журналистом моего родного края, а также с теми людьми, которые писали о нас и нашей земле раньше, до Советской власти. Ведь это близко, рядом. В  маленькой книжке «Краеведы и литераторы Забайкалья» (царского периода) я насчитал 768 фамилий. И среди них Багашев. 768 человек написали до революции о Забайкалье  буквально все. Дальше (и до сего дня) их только переписывают. Значит, изучать и издавать надо тех, а не сегодняшних «переписчиков», выпускающих за огромные бюджетные деньги свои «переписи».

Надо издавать Ивана Васильевича Багашева. Он был знаком с декабристом А. Н. Луцким, дружил с его сыном Михаилом, а также со многими политическими ссыльными, солдатами-декабристами – Данилой Соловьевым и Трофимом Федотовым. С ним беседовали государственные преступники – петрашевцы, поэт М. И. Михайлов, польские повстанцы. Ему было 16 лет, когда отец выписал журналы «Иллюстрация», «Век», «Современник», «Отечественные записки»…

В 1863 году он писал: «Теперь я считаю уже себя человеком развитым, читаю не только полезное старое, но и все лучшее современное».
Полагаю, что к выпуску газеты Иван Васильевич готовился примерно с этого времени. И вот, в мае 1866 года, он расчертил листы бумаги по аналогу изученных им центральных журналов и газет. Нарисовал, как и полагается, «шапку» на первой полосе – название газеты, рядом объявил, что это домашнее издание, выходит бессрочно в одном экземпляре. Газета называлась «Нерчинско-заводский наблюдатель», эпиграфом передовой статьи стали любимые им слова – Познай самого себя. И – начал заполнять колонки. А в субботу, 21 мая 1866 года, первая газета Забайкалья вышла в свет и пошла гулять по Нерчинскому Заводу, горному округу, нерчинско-заводский наблюдатель писал бойко и остро.

Ничего подобного до этой газеты в горном округе не было. Вдали от культурных центров, в окружении каторжников и ссыльных, человек выпускал газету и писал статьи.
Мне кажется, что мы с нашими компьютерами и новой технологией далеко отстали от Ивана Васильевича Багашева. Духовно, умственно. По искреннему желанию скорее выдать «в свет», подписать быстрее полосы. Но где серьезная, а главное, собственная мысль, исследовательская работа, желание поделиться с читателем частичкой своей души. Где наша душа в строках и словах, есть ли она?

«Моя любимая идея сохранить от забвения основные эпизоды жизни Нерчинских заводов. Я даже мечтаю впоследствии жить опять на прибрежьях родной Аргуни. Вообще я задаюсь целью быть насколько возможно летописцем края…», писал Иван Васильевич, концентрируя в этих словах основной смысл своей жизни.

Сохранить от забвения… Какая благородная задача, посильная настоящему патриоту и настоящему журналисту. Что и кого мы сегодня пытаемся сохранить, выискивая в Интернете факты, переписывая других и самих себя, издавая на дорогой глянцевой бумаге никому не нужные фолианты, которые пылятся в кабинетах чиновников и которым впору служить балластом на подъемных кранах. Но вот маленький пожелтевший  лист...

Впоследствии Иван Васильевич Багашев работал и издавал газеты в Нерчинске, Кяхте. Писал много и плодотворно. О Забайкалье. В личной жизни и в быту он, как и многие люди его склада, был глубоко несчастлив. Архивы утеряны, часть из них сожгла его жена, которая буквально терроризировала первого журналиста Забайкалья. Могила Ивана Васильевича неизвестна.

Но дом стоит до сего времени. Мои друзья, патриоты родной земли и ее истории, укрепили на стене дома мемориальную доску.
В 1872 году в двух номерах столичной «Всемирной энциклопедии» появилась большая статья И. В. Багашева «Нерчинский Завод». Это был первый в нашей литературе историко-экономический очерк Нерчинского Завода, дополненный превосходной ксилографической иллюстрацией - панорамой завода. Вот, что он писал:
«Даурия занимала прежде большое пространство по рекам Шилке и Аргуни, от слияния которых образовался Амур. Обитатели этой страны, дауры или тунгусы, принадлежащие к монгольскому племени, вскоре после занятия края русскими, удалились в другую часть своей области, на правую сторону Аргуни или в пределы Китая. Прошло более 200 лет, и в наши времена Даурия представляет обширный Нерчинский округ. Горно-заводская местность в этом округе заключается между реками Шилкой и Аргунью. Административный центр ее находится в Нерчинском Заводе, который отстоит в 290 верстах к северо-востоку от Нерчинска, считая по тракту, и в 12-ти верстах от реки Аргуни, составляющей границу России с Китаем.
Имея такое административное значение, как, например, Екатеринбург в Уральских и Барнаул в Алтайских горных округах, Нерчинский Завод не может, однако, идти в сравнение с этими городами-собратами ни по населению, ибо здесь только 3000 жителей, ни по постройкам, так как они заключаются всего в 500 невзрачных домиках-лачугах, из которых десятая часть лучших — все-таки обыкновенные здания. Да и сама обстановка и размеры промышленности на Урале и Алтае гораздо обширнее, представляются прочнее при добыче разных металлов, так как в здешнем крае ныне производится единственно разработка золота, а серебро-свинцовое производство, после 150-летнего существования, пришло в такой упадок, что последние 20 лет существует в самых ничтожных размерах и поддерживается для практики в одном Кутомарском заводе. Остальные упразднены. Даже Нерчинский Завод официальное название сохранил по закрытии здесь серебро-плавильной фабрики в 1853 году вследствие только местопребывания горной администрации, в силу чего еще в старину приобрел эпитет «большого», и часто называется не иначе, как «большой завод».
Собственно заводская местность замечательна только тем, что окрестные горы имеют серебро, а протекающий в Заводе ручей Алтача хотя и означает в переводе с монгольского «золотую речку», но, вопреки названию, имеет только знаки золота, как и многие другие речки в крае. Алтача в 3-х верстах от Завода принимает Тузячу или железную речку, иначе Грязнуху, около которой действительно имеются железные руды. Приняв Тузячу, Алтача в свою очередь тут же неподалеку впадает в Мунгачу или серебряную речку; последняя так уже по-русски и слывет серебряной и впадает в Аргунь.
Таким названием речки, как видно, аборигены страны желали охарактеризовать сгруппированные в окружности минеральные богатства. Действительно, вблизи Завода есть серебро, железо, ртуть, каменный уголь, а в последнее время найдено и золото, хотя и не богатое, но все-таки разрабатывается.
За всем тем, настоящая целесообразная разработка этих естественных богатств предстоит только в будущем».

Его будущее не наступило даже в наши дни, более того - усугубилась современность, хотя построана дорога Нарын-Лугокан, сегодняшние рудознатцы идут проторенными тропами старых, которые и не мечтали превратить наши рудоносные горы в пыль и продать добытое кому угодно, а не на укрепление России…

«... Он содействует нам глубже  узнать нашу Родину, ее историю. Только узнать - это еще не все. Он помогает понять патриотов давних времен, их устремления, их поиски, их  философию и веру, их мысли о наших временах». Так писал об исследователе Евгении Дмитриевиче Петряеве писатель Альберт Лиханов.
Эти же слова можно адресовать и Ивану Васильевичу Багашеву – он и сегодня содействует нам глубже узнать Родину.

На снимке: братья Багашевы. Иван Васильевич справа, в очках.

Маленький непобедимый джип и монгольский мир отныне неразрывны и всегда будут жить в моём сердце. Он едет в сиянии солнца и сквозь сильнейшие ветра по бескрайней степи, непроходимым топям и болотам, невероятным рытвинам, оврагам и балкам, крутым и глубоким бродам. Брызги воды и грязи, песок и камни летят в стороны. Урча, джип упорно карабкается четырьмя колёсами на сопки и победно взмывает на вершины гор навстречу лучам солнца. Он спокойно едет по сплетённым корневищам и камням сумрачной тайги, преодолевает стремительные горные реки и речушки, слагающиеся в Онон, Керулен, Улзу, а дальше – в маленькие и больше степные озёра, Аргунь и могучий Амур.
Все водные потоки монголов бегут с Хэнтэйского нагорья и мои слова «Благословенны Хэнтэйские дожди» имеют конкретный смысл, ведь от них зависит жизнь и развитие моих земляков и сородичей. Теперь я думаю, что создатели Suzuki Jimny Sierra знали об этом.

Кажется, джип понимает мои мысли, он доволен и, улыбаясь фарами, едет по бескрайнему миру плоти и влаги, земли и растений. Из густых трав взлетают дрофы, вдали сверкают глади озёр, синеют гребни хребтов, белеют в синеющих миражах юрты, маячат контуры всадников, пасутся кони, коровы, козы, овцы, верблюды, над ним пролетают осенние лебеди и гуси, а на вершинах гор стоят в лучах вечернего солнца изюбри. И далёким фоном звучит монгольская песня.
От степей Дорнода до вершин Хэнтэя далеко, не только далеко, но и опасно. Длина реки Улзы – 425 километров, а Онона – 1032 километра. Вряд ли ошибусь, если скажу, что этим маршрутом ещё никто не ездил. Тем более – от Эргунэ-хун до Бурхан Халдуна. Но об этом позже.
Наш первый маршрут «Дорнод – Хэнтэй» тестовый, пробный. За ним будут другие. Природа людей, животных, растений неразделима и неразрывна. Suzuki Jimny Sierra – железный и живой конь нашей современности непобедим и едет только вперёд в любой ситуации. Теперь он – частичка этой природы, а потому с ним надо говорить. Он твёрд и мягок, ласков и послушен, как лучший и верный друг…
Вот Дашбалбар. Памятник коням-победителям. Жаль не спросили имён коней. Такие памятники ставят по всей стране

Монголы мира – люди природы, слагают своим коням гимны, оды и саги. Благоговеют перед конями, благословляют их, ставят им памятники. В Монголии таких памятников много. Мы, монголы России, – неразрывная часть монголов мира, каждый из нас – их плоть и дух. Отныне, в период высочайшего развития науки и технологий, я слагаю в душе и сердце гимны и оды железному и живому коню Азии:
Вперёд, Сузуки Джимни Сьерра –
моя любовь, надежда, вера.
Живи и радуй все народы,
как вдохновение природы!

Впервые за всю историю человечества, не побоимся столь высокопарного выражения, Suzuki Jimny Sierra проложила путь человеку от российского села до монгольских вершин великого Хэнтэйского нагорья. 14 октября 2023 года, сомон Баяндун. На территории заказника видели целый зоопарк: дроф, лебедей, гусей, уток, грифа, стоящего в лучах вечернего солнца изюбря и, конечно, все пять видов домашних животных, которых разводят монголо-буряты на берегах реки Улзы, от устья до истоков которой нас везла наша машин.

Дашбалбар - Баяндун - Баянуул - Баян-Адарга-Биндер - Батширээт. Наш путь Хинган-Хэнтэй. Проверка будущего маршрута, которую, уже потом, я не решился пройти до конца: побоялся за автомобили участников...

Наша Джимни Сьерра прошла 3160 километров, большая часть которых не дороги, а направления: степи, топи, горы, броды, камни, песок. Кантемир или Гант;м;р чётко выучил монгольские слова «Баруун – вправо и зуун – влево, сайн байнуу – здравствуйте, баярлаа – спасибо» и т.д. Кстати, продолжая изучать монгольский язык, на десятый день нашего вояжа, в Улан-Баторе, мы наткнулись на европейцев. На мой вопрос: «Are you from England or America?», они ответили: «Nous sommes de France», на что мой друг отреагировал: «Bonjour!». И печально добавил на русском: «Жаль, что мы плохо знаем, а то и совсем не знаем языки. Мир был бы лучше».
Это задача человека, имеющего понятие о реальном развитии, только такое развитие – смысл жизни. Монголоиды японцы создали Suzuki Jimny Sierra, открыв нам возможность преодолеть степь Дорнода и горы Хэнтэя. Они делают миры лучше. Кто ещё? Перечислите и подумайте о своём вкладе. И поезжайте в Монголию, где непременно появится возможность поговорить на английском, французском, немецком и других языках народов мира…

Большое человеческое спасибо тебе, Suzuki Jimny Sierra! Журналистские и писательские командировки, зачастую, начинаются и заканчиваются за дружеским застольем, на асфальтированных банах, далёких от жизни беседах и банкетах с начальством, постановочным контентом, но ты провезла нас по настоящей Дороге Жизни, где настоящий мир настоящих людей. Ты связываешь миры и делаешь их лучше. Что ещё может быть благороднее процесса решения такой задачи?

Уже на монгольско-российской границе, на вопрос российских таможенников: «Как жизнь в Монголии?», я был вынужден ответить: «Тушёнка и колбаса настоящие. Настоящие!». Именно вынужден, ибо только такая образность может подействовать на воображение и логику моих земляков и сородичей лучше любых материалов об уровне жизни других людей, об их честности, открытости и невероятном для нас и естественном для них стремлении оставаться такими в любой ситуации, ибо монголоиды не должны превратиться в рептилоидов при любых обстоятельствах. В этом стремлении скрыто настоящее богатство и сила любого современника независимо от расовой и национальной принадлежности, цель и смысл которого – только и только развитие.
Никогда не верьте тем, кто говорит о стабильности: колесо стоит только тогда, когда едет. В путь! Развивайтесь, ничего и никого не бойтесь. Если плюют тебе в спину, значит, ты идёшь впереди. Знаю, знаю на маршрутах, проложенных нами, потом появится много людей. Может быть, даже президенты, но точно – губернаторы, чиновники, пишущая братия, священнослужители и ещё много разных людей. Они освятят и узаконят эти места в повестках своих режимов. Кто-то получит награды и звания, другие – повышения по службе, третьи – многомиллионные гранты. Так бывает всегда. Для этого некто должен озвучить правильную мысль, которую всегда тщетно, пытаются исказить, но в перспективе остаётся живая мысль человека, которым природа одаряет только тех, кто следует путём развития.

Дорогая, Suzuki Jimny Sierra, ты решила предложенную тебе задачу на отлично, я ещё напишу тебе соло – монгольский гимн коню, сложу сагу о твоём непостижимом упорстве и стремлении вперёд, создам контент о дружбе человека и железного коня. Ты напомнила мне о далёком детстве, когда я, худеньким, загорелым, мальчиком, ездил с отцом на твоём российском прообразе «ГАЗ-67» по знойным забайкальским степям и сопкам. За нами шёл американский «Willys MB» моего дяди, тоже твой прообраз. Иногда я пересаживался, и называл эти великолепные аппараты «Машинами маршалов». Ты – продолжение этих машин и этого маршрута, но круче, ибо ты – современное достижение монголоидов – японцев, которые каждый миг делают мир лучше, ведь они не имеют понятия о стабильности, (колесо стоит пока едет), а смысл жизни – в развитии. Слава твоим создателям, Suzuki Jimny Sierra!

На снимке: закат на Хэнтэе

Не нравятся мне разговоры об экологической культуре, экологической проблеме. Они должны быть в человеке, в стереотипе его поведения с рождения. А то, что привито – ненадёжно, всегда может исчезнуть.
 Какие понятия вкладывают культурологи и экологи в эти слова? Кто «хозяин планеты» и чего он хочет давно известно «цивилизованному» миру. Конечно, читатель решил, что речь о политике и стране. Вовсе нет, речь о человеке и его лоне – Планете. Человек решил, что он хозяин лона, которое не он создал. Он вышел из этого лона и живёт в нём, разумно уничтожая его. Сколько создано организаций, сколько «организованно» волонтёров для того, чтобы решать экологическую проблему! Но, думаю, ни одна из них так и не решена, напротив, их становится больше.  Учёные утверждают, что 70 процентов живой (будто есть неживая) природы океанских глубин соприкасаются с итогами деятельности человека, его мусором. Неужели так? Наверное, так.
 Имеют ли наши потомки хоть какое-то право на наследство, если экономика человечества «занимает» у будущего? Кто будет отдавать? «Венец Природы» жаждет только потреблять, причём один «венец» отбирает у другого.
 Словосочетание «экологическая культура» возникло только в 20 веке, когда «цивилизованное» общество по чьим призывам вдруг спохватилось.Это означает, что кто-то спохватился и подал сигнал. Остальные подхватили. Словосочетание стало модным, появились ручейки финансирования, потом правительственные структуры, заведения, издания, порталы. Это стало модным… Сильные мира заговорили о проблеме. Политики включили свои механизмы, фильтрующие информацию и скачивающие дивиденды.
 Малые народы планеты и неразвитые племена продолжают обучать своих потомков азам общения с природой, первое из которых: «Не навреди!». Во многих народах, не имеющих промышленности, традиции и обычаи, в первую очередь, обращены к обучению потомства общению с планетой и природой. В каждом таком народе известные все положения из речи вождя Сиэтла, не потому что они их заучивали, а потому они в их генах.
 Эти люди с ужасом наблюдают на гигантские свалки, которые надвигаются на них. Они бессильны что-либо изменить. Они могут только молиться и взывать к небесам.
Решение проблемы зависит только от правительств цивилизованных стран и обществ. Им решать быть или не быть жизни на земле. И тут начинают звучать голоса одиночек об экологической культуре, которые правители всегда пытаются «заговорить», то есть «замолчать». Все, что не нуждается в решении обычно «заговаривается». Если в России СМИ со всех сторон и из всех розеток вещают о повсеместной коррупции, это означает, что проблема не будет решена. То, что собираются решать – решают, а то, что не собираются решать – «заговаривают».
 Но воспитание человека, который понимал бы, что от его отношения к природе зависит жизнь на земле, - самая главная задача.Будет ли поставлена такая задача в правительствах развитых стран? Или же решение этой задачи разразится глобальными катастрофами и массовыми протестными выступления на континентах?
 Конечно, это очень сложный процесс, без которого воспитательный процесс должен стать бессмысленным. Ведь отношение к миру и ко всему, что существует в мире передается детям от родителей, потомкам – от предков. Экология – это не только первая необходимость и культура человека, но это ещё и его здоровье и продолжительность жизни.
 Homo sapiens должен прислушаться к своей Матери, Природе. Отношение к Земле как своему родителю – и есть экологическая культура.
 Не нравятся мне разговоры о том, что должно быть в крови человека. Но, видимо, настало время сказать об этом.

В прошлом году один знакомый, живущий со своим фермерским хозяйством в степи, сказал мне, что почти не слышно жаворонка, редкостью стали мыши, суслики.
Неужели исчезает жаворонок, которого я слышал с малых лет? Крохотный сгусток живого трепета в синем небе, поющий гимн весне и жизни, покидает нас или мы затравили места его обитания? Что могло потревожить его жизнь, кто может его убить?
Только наша беспечность, бездумность, только мы.
Байкальский регион горит с весны до осени. Грозно и неумолимо, страшно и неисправимо то, что творит человек. Горят леса и степи. Бегут звери и улетают птицы. Гибнут тысячами. Как же дальше жить бедному жаворонку, где вить гнезда, выкармливать птенцов? В каком небе петь?
Это небольшую птицу с ликующим пением знают во всём мире.
Он чуть крупнее воробья. Спинка будто выкрашена серой акварелью, порой бывает желтовато-коричневой, есть пёстрые вкрапления. Животик – в белой акварели, грудь – в коричневой и пёстрой окраске. Вообще, жаворонок кажется более аккуратной птицей, чем наш лихой воробей. И голова с едва заметным хохолком, и хвост с белым окаймлением, и тёмные глаза под светлыми бровями – всё утончённо и независимо в жаворонке. Аристократ! Но ему с такой окраской и прятаться легче на земле.
Поёт самец. Самке – незачем. Он привлекает, а она – слушает.
Зависнет он иногда высоко-высоко и ликует трелями подолгу.
Жаворонок – птица степная, равнинная, в лесу его не встретишь. Место его обитания, кажется, вся планета, но особенно – Азия.
Ест жаворонок семена и злак, насекомых. Гречиху, пикульник, воробейник, пшеницу, рожь. Особенно любит дикие виды проса. Лакомство его – мучнистая пища. Иногда собирает в желудке некрупные камешки, как и многим птицам, это ему надо для лучшего переваривания твердых зёрен. Витамины для них – проросшие посевы. Насекомые, личинки, жучки, паучки тоже в их рационе. Они питаются ими в течение всего лета. В полёте жаворонок не охотится, ищет пищу только на земле.
Пьёт росу. Часто купается в пыли и песке. Так чистит оперение.
Первейшее место для гнездования жаворонка – поля озимых и яровых, а также – луга, травянистые опушки. Гнездо самое неприхотливое – ямка на земле, вокруг ямки – трава. Стройматериал – стебли и корни той же травы, внутри – пух, конский волос, разная шерсть, которую собирает жаворонок.
Гнёзда невысокие, не выше спичечного коробка. Яиц, как правило, 4, 5 или 6. Они желтоватого цвета, на них – мелкие, коричневые крапинки. Обычно яйца не более двух с небольшим сантиметров в длину, а в ширине чуть больше полутора сантиметров.
Начало мая в степи – время жаворонковых гнёзд. Есть первые всходы, есть и гнёзда жаворонков. Самка сидит в гнезде всего две недели, птенцы – слепые, но растут с удивительной скоростью. Оставляют гнёзда на 10-12 день. Он ещё летать не умеет, но уже бегает. Подсчитайте: от силы двадцать с небольшим дней и – готов живой организм, который ещё и петь будет! Разве это не чудо?
Летать и кормиться самостоятельно молодые жаворонки начинают через несколько недель. До этого они – невидимки, увидеть в траве или среди стеблей их, практически, невозможно, оперение полностью сливается со средой.
Жаворонки плодовиты. В июле может быть вторая кладка. Готовиться к полёту на зимовку начинают с сентября.
Неужели мы не услышим трелей жаворонка?
В чьих силах остановить пожары и спасти природу от варварства и варваров? Посмотрите на гнездо жаворонка. Как легко его спасти, а не уничтожить!

Народ понимает ясную речь без всякой зауми и дурной бесконечности. Только такой язык работает на развитие экономики и разумной промышленной политики. Но для начала нужен НЭП – навести элементарный порядок в мозгах. Почитайте труды Д. И. Менделеева. Если он объясняет тариф, то рядом пишет - толковый. Толковый тариф. Понятно? А у нас бестолковость: в свой монастырь тащим чужие уставы. Какой хозяин позволит командовать чужакам в своём доме?

Дмитрий Иванович Менделеев, вклад которого в развитие экономики России огромен, поучителен и для современников. Изучать надобно его понимание тарифной политики и протекционизма.
Кстати, за 10 лет (1891-1900) действия «Толкового тарифа» Д. И. Менделеева объёмы производства в разных (не сырьевых) отраслях выросли от 3 до 20 раз! Темпы общего роста были в пределах 4-11 процентов. Вот, что значит ясность - толковая работа.

«Толковый тариф» Д. И. Менделеева учитывал каждый вид товаров или род деятельности отрасли отдельно. Сложность в управлении у Д. И. Менделеева упрощалась за счёт того, что тарифы предусматривали интересы развития отраслей народного хозяйства. Без этого они становились бессмысленными. Зачем тарифы и налоги, уничтожающие, например, сельское хозяйство?

Естественно, что «Толковый тариф» был рассчитан на долгосрочную перспективу и не допускал вероятности инфляции.

Это была защита отечественного производителя, которого могли буквально раздавить зарубежные конкуренты, имеющие многовековой опыт защиты своих интересов, наработавшие за это время тысячи уловок и ухищрений, неведомые нашим людям. Ни о каком равенстве при таком соотношении «хитростей» не может быть и речи.

Ведь дело не в том, чтобы наводнить рынки страны какими угодно, зачастую, иностранными товарами, а научиться производить свой, качественный, товар, который мог бы конкурировать с любым аналогичным зарубежным товаром. Вывод: нужна государственная защита производителя, его протекция. Разумный протекционизм на разумные сроки (не с точными сроками!) в России обязателен. Без этого развитие страны невозможно. Развитие всех сильных стран начиналось с такого протекционизма, а не отдачи на разграбление своего населения и своей территории.

Защищая своего производителя, государство защищает себя, своих граждан, а, не защищая – отдаёт себя и своих граждан на разграбление опытным хищникам. Никакой отец не позволит своему ребёнку боксировать с взрослым тяжеловесом, чемпионом мира? Представьте своего знакомого фермера и выставьте его против фермера Америки, Голландии, Германии, Дании, Швеции Австралии. Нашему бедолаге государство помогает, скажем, на 3 доллара, если не украдут, из условных 100 (97 – его), а забугорному фермеру – на 40 долларов (только 60 – его)

«Протекционизм, - писал Д. И. Менделеев, - подразумевает всю совокупность мероприятий государства, благоприятствующих промыслам и торговле и к ним приноравливаемых, от школ до внешней политики, от дороги до банков, от законоположений до всемирных выставок, от бороньбы до скорости перевозки».

Какие америки и европы, трампы и меркели, ротшильды и рокфеллеры будут соблюдать интересы России? Не лучше ли прислушаться к Д. И. Менделееву, к тому, что толково?

Ведь всякая толковость должна приводить к положительному результату. Такой результат в нормальном государстве один – благосостояние народа. Остальное – бестолковость, которая выгодна грабителям и предателям.

Задача здравомыслящих людей – толково, поступательно и неумолимо, работать с обществом, не обращая внимания на победные фанфары со всех сторон и по любому поводу, недальновидность и скудоумие, лживость и льстивость, выпирающие из текстов СМИ и поведения современных очковтирателей. Это о них писал в середине XIX века Н. Н. Муравьёв-Амурский: «Храни, Господи, Россию не от врагов и супостатов, а от мелочных и легкомысленных людей».