Никакого сладу нет с этими бабами!
Домовой не отставал:
— А вот и смею! То-то и оно, тебя прислали служить ей. А ты что? Хвост тут распушила, будто тетерев на току! Хозяйкой себя возомнила. А теперь Вильку сгубить удумала. Чтобы, значится, всё себе прибрать под подол, вона какой широкий!
— А ты на мой подол не гляди, а под него тем более, — Мила вновь принялась охаживать Прошку веником. — Ишь чего удумал, под подол мой полез.
Из-за угла выскочила Гранька и, прихватив ухват, тоже напустилась на домового.
— Эвон оно как, значит, под её подол так он смотрит, а как я…
— Да хоть ты отстань, окаянная, — схватился тот за голову.
«Никакого сладу нет с этими бабами. Хоть из дому беги от них».
Вила сидела на лавке и молчала. Она уже устала спорить с Прошкой, помогать не хочет, только кричит. А драка тем временем только разгоралась.
— Нет, вы поглядите на него, — кричала кикимора. — Я к нему, значится, со всем уважением, а он к бабам под юбку шмыгать удумал.
— Да под какую юбку, что ты несёшь, оглашенная? К кому я шмыгаю, сама-то вона с сотником под ручку ходит, — Прошка тут же в лицах изобразил, как ходит Гранька, за что был больно ткнут ухватом под седалище.
— Да-да, — подлила маслица в огонь Миларада. — Так и норовит мне под подол заглянуть.
В избу на крик заглянул банник.
— А мне и под подол шмыгать не надо, я и так всё видал, — начал было тот, но тут же захлопнул дверь, в которую прилетел метко брошенный бабой веник.
— Бесстыдница, всё напоказ, значится, — ехидно буркнул домовой.
— А ты мне в бане что ж в юбке мыться прикажешь? Сами, значит, глядят, а я бесстыдница, ох я тебе, — Мила подхватила веник и бросилась за Прошкой. Тот тут же шмыгнул за печь и продолжил уже оттуда:
— А я того не знаю, как бабам надобно мыться, но вона банник-то всё видал, ещё и пощупать дала небось…
Веник просунулся в щель между стеной и печью и больно ткнулся прямо в его лицо.
— Нет, ну вы поглядите, — заголосил он, — в своём дому убить пытаются…
— Нету туточки твоего дому, — в горнице появилась Фёкла. — Ишь чего бает, мой то дом, ясно тебе.
— Да чтоб тебя бесы унесли, тебя мне не хватало, — Прошка забился в угол, подальше от веника. Этой ещё ему не хватало, тоже вечно лезет. А всё князь, не мог терем без домовихи им сыскать, и как прикажете ему быть? Кругом одно бабье да банник с упырём и коловершей, ни одного приличного мужика в дому не сыщешь, овинник и тот сторону баб взял.
Вильфриде это наконец надоело, и она поднялась.
— А ну нишкните! — любимая присказка бабки Ясини сама собой сорвалась с губ. — Устроили тут! Там, значит, Светозар где-то погибает, а они тут ругань творят. Нет чтобы подумать, как мы его выручать станем.
— А мне оно не надобно, выручать его. Я, между прочим, его в Пекло не тащил, сам сверзился, — вылезать из-за печи домовой не спешил, а потому вещал оттуда.
— А тебе никогда ничего не надо, — заметила кикимора, обмахиваясь хвостиком, жара стояла ужасная.
— Ему б токма жрать, — поддакнула Фёкла. — Мы с Краськой вчерась пирогов напекли, так он половину один сожрал.
— А вам, значится, пирога жалко, помри, значится, Прошенька с голоду, а им только в радость станет.
— Да угомонитесь вы! — повысила голос ведьма. — Голова от вас болит ужо. Думать мне мешаете, как я, по-вашему, в таком галдеже придумать что-то могу?!
Но её никто не услышал, Фёкла с кикиморой продолжали свои нападки на домового, Миларада им в том помогала, пытаясь попутно его веником из-за печи вытащить. Красимила носу из кухни не казала, а Тишка так и вовсе, как обычно, пропадал на дворе, снова что-то строгая вместе со своим наставником, которого тому Светозар сыскал, а коловерша зевал на печи и, казалось, был совсем безучастен ко всему этому гвалту.
