Creepy Reddit

Моя семья и другие, кто прожил здесь достаточно долго, чтобы знать, следуют определённым правилам в ночь Хэллоуина. Это не традиция и не суеверие. Это выживание. Те, кто не следовал правилам, не доживали, чтобы кому-то об этом рассказать.

Наши правила не просто касаются того, чтобы держать двери запертыми или избегать тёмных мест. Они конкретные, с причинами, уходящими корнями в события, о которых мы не говорим. Отец всегда говорил, что они идут ещё со времён моей прабабушки, когда люди пришли в эти горы из Шотландии и всё ещё верили в «старые обычаи». Будь то духи, или что-то другое, или что-то слишком древнее, чтобы назвать, ночь Хэллоуина здесь всегда была игрой на жизнь и смерть. И каждое правило существовало для того, чтобы дать тебе хоть малейший шанс продержаться до утра.

Впервые, когда я нарушил правило, я понял, почему они существуют. И я никогда этого не забуду.

Каждый октябрь, примерно на второй неделе, правила вывешивались на холодильник. Мы жили по ним. Моя семья относилась к ним серьёзно, и не просто в смысле «оберечь детей». Нет. Эти правила были для всех. Нарушишь одно — подвергнешь опасности всех нас.

Вот как они звучат:

Если после заката раздастся три стука в дверь — не открывай.

Если услышишь один тяжёлый стук, открой дверь, но не смотри на того, кто стоит там. Протяни корзину со свежим хлебом и жди, пока не услышишь удаляющиеся шаги, чтобы закрыть дверь.

Если услышишь, что кто-то зовёт тебя из леса, не отвечай.

Если увидишь фигуру на опушке леса в широкополой шляпе, не смотри на неё дольше одной секунды.

Если услышишь, как цепи волочатся по земле, посыпь солью все подоконники и пороги дверей в течение одной минуты.

Если в окне старой заброшенной хижины Андерсонов на холме горит свеча, оставайся дома, что бы ни случилось.

Эти правила существуют не просто так. Их передавали, потому что случались плохие вещи. Люди исчезали, люди умирали, происходили странные вещи. Так здесь всегда было.

Я помню один конкретный год, много лет назад, когда ночь Хэллоуина пришлась на полнолуние. Воздух был другим, наэлектризованным. У отца было чутьё на плохие ночи. Это было ощущение, словно что-то тяжело дышало тебе в затылок. Отец сказал, что нужно подготовиться заранее.

— Посыпьте солью окна сейчас, — велел он, стоя у двери, его лицо было напряжённым от беспокойства. — Мы не будем ждать, пока появятся цепи.

Я без вопросов выполнял его указания, посыпая солью каждый подоконник и пороги передней и задней двери. Мой брат пёк хлеб, уже предвидя второе правило, то, которое мы ненавидели больше всего. Это правило заставляло нас взаимодействовать с тем, что стучит в дверь, что стоит по ту сторону. Мы никогда не знали, кто или что это, но знали, что если не предложить хлеб, или если осмелишься взглянуть — будет плохо.

К позднему вечеру дом был укреплён. Хлеб остывал на столе, его аромат наполнял кухню. Огонь горел, тлел, а на коленях у отца, как всегда в Хэллоуин, лежало ружьё 12 калибра. Айзек, мой младший брат, сидел ближе всего к окну, время от времени поглядывая наружу.

У нас оставалось около трёх часов до заката. Правила были ясны: всё плохое случалось после наступления темноты. Но ожидание было худшим. Чем дольше мы сидели, тем сильнее становилось беспокойство.

— Мы в этом году использовали достаточно соли? — тихо спросил Айзек.

Отец не ответил. Он просто смотрел в огонь, сжимая ружьё крепче. Это был достаточно ясный ответ.

Первый стук раздался сразу после наступления темноты. Одинокий, медленный и намеренный стук. Айзек и я замерли, уставившись на дверь. Отец встал, показывая нам оставаться на месте и молчать. Я сглотнул, чувствуя, как сердце колотится в груди. Пришло время следовать второму правилу.

Без слов отец взял корзину с хлебом со стола, свежий, ещё тёплый. Он подошёл к двери, положив одну руку на ручку.

— Помни, — сказал он, его голос был низким и уверенным, — не смотри.

Он открыл дверь ровно настолько, чтобы просунуть корзину в щель, его глаза были устремлены на пол. Тёплый запах хлеба вырвался наружу, и я услышал слабое шуршание на крыльце. Кто бы это ни был, или что бы это ни было, оно было там. Я заметил мелькание тени краем глаза, тень, протянувшуюся по крыльцу, но не осмелился посмотреть.

Отец держал корзину, его рука слегка дрожала. Несколько мгновений не было ни звука, ни движения, а затем — шаги. Медленные, тяжёлые шаги, удаляющиеся с крыльца. Он подождал, пока они полностью исчезнут, затем тихо закрыл дверь, заперев её.

Айзек выдохнул.

— Почему бы нам просто не оставить хлеб заранее? Зачем ждать стука?

Лицо отца побледнело, и его глаза стали холодными.

— Мы должны ждать стука. Если мы не откроем дверь, оно войдёт.

Мы думали, что всё закончилось. Мы следовали второму правилу до буквы, и на мгновение казалось, что всё затихло. Но здесь ничего не остаётся тихим надолго в Хэллоуин.

Айзек заметил его первым. Он стоял на краю леса, там, где деревья встречаются с поляной. Высокий и худой, в широкополой шляпе, его лицо было скрыто в тени. Он не двигался, не издавал звуков, но был там, наблюдая.

Айзек ахнул, указывая пальцем.

— Это он, — прошептал он, его голос дрожал. Отец не стал спрашивать, кто. Он знал. Мы все знали. Человек в шляпе.

— Не смотри на него, — резко сказал отец. — Не дольше секунды.

Я бросил взгляд, достаточно, чтобы подтвердить, что он там. Высокая, тёмная фигура, почти сливающаяся с тенями деревьев, но достаточно отчётливая, чтобы заставить мою кровь стынуть. Я быстро отвернулся, сердце билось в груди.

Мы отошли от дверей и окон дома, сели, прижавшись друг к другу в гостиной, огонь был нашим единственным источником света. Снаружи человек в шляпе стоял на опушке леса, неподвижный, пока ночь медленно текла.

Только после полуночи мы услышали цепи.

Сначала они были еле слышны, металлический звон казался далёким, почти как будто это был ветер. Но он становился громче, ближе, пока не стал отчётливым. Звук цепей, волочащихся по каменистой земле снаружи.

Лицо Айзека побледнело. Он бросил на меня взгляд, широко раскрытые глаза полные страха.

— Соль, — прошептал он.

Отец кивнул мрачно.

— Иди, проверь.

Я медленно встал, стараясь контролировать дрожь в ногах. Я обошёл дом, осматривая каждое окно и дверной косяк. Линии соли были неповреждёнными. Ничто их не тронуло. Цепи продолжали скрипеть снаружи, приближаясь всё ближе, но мы не осмеливались открыть дверь. Мы не осмеливались смотреть. Мы оставались внутри, сидя вместе в мерцающем свете огня, слушая звук цепей, пока первые лучи зари не пробились через окна.

Мы пережили эту ночь. Человек в шляпе исчез. Цепи прекратили свой звук. Но когда утренний свет проник через ставни, я взглянул на старую хижину Андерсонов на холме, и там она была. Одна свеча, всё ещё горящая в окне.

Правила ясны. Когда в хижине Андерсонов горит свеча, оставайся внутри. Без исключений. Без оправданий. Даже когда солнце начинает светить и птицы начинают петь, вид этой свечи наполняет меня первобытным страхом. Мы должны ждать, пока свеча погаснет, прежде чем выйти наружу, прежде чем ночь действительно закончится.

Так здесь и бывает. Правила не просто нужно соблюдать, они сохраняют жизнь. И если ты умён, ты не задаёшь вопросов. Иногда лучше не знать.

Хэллоуин здесь всегда был пугающим, но в прошлом году всё было иначе.

Это было не просто обычное беспокойство или тревога, которая приходит с заходом солнца. Казалось, что правил больше недостаточно. Мой отец старел, его движения становились медленнее, руки — менее уверенными. Мы все знали это, но никто ничего не говорил. Мы просто следовали правилам, надеясь, что этого будет достаточно.

Мы провели день в подготовке, посыпая окна солью, выпекая хлеб, как обычно. Айзек и я нервничали, ходили взад и вперёд, всё перепроверяя. С отцом, который становился старше, мы чувствовали больше ответственности за подготовку. Небо темнело быстрее, чем обычно, тучи накатили с запада, заслоняя последние лучи солнца. К тому времени, как наступили сумерки, огонь горел слабо, и дом погрузился в темноту.

Отец сидел на своём обычном месте у двери, ружьё лежало на коленях. Корзина с хлебом, только что из печи, стояла рядом с ним. Мы все ждали, сердца колотились в тишине. Я всё время поглядывал на окна, ожидая увидеть фигуру в шляпе или услышать скрежет цепей.

И вот оно пришло. Одинокий стук, громкий и намеренный.

Отец встал, как и каждый год.

— Оставайтесь здесь, — пробормотал он, поднимая корзину дрожащими руками. Его лицо было бледным, но голос оставался уверенным.

Айзек и я обменялись тревожными взглядами, когда отец подошёл к двери. Как всегда, я уставился в пол, сосредоточившись на треске огня и стараясь заглушить чувство страха, что осело у меня в желудке. Он открыл дверь на щель, ровно настолько, чтобы протолкнуть корзину, не видя того, что ждёт по ту сторону.

Но на этот раз что-то пошло не так.

Когда отец наклонился, он ударил корзиной о дверной косяк и потерял хватку. Хлеб вывалился, рассыпавшись по крыльцу. Внезапное движение, шум — я машинально поднял глаза. Я посмотрел на это. И увидел.

Это был не человек. Это было нечто, чему я не мог дать названия. Оно стояло, сгорбившись, слишком высокое, чтобы быть человеком, с конечностями, неестественно длинными, с кожей бледной, натянутой на кости, которые выступали под странными углами. Лицо было ввалившимся, словно череп с бледной кожей, натянутой на него, а глаза были дикими и слишком широко раскрытыми, будто у него не было век.

Его рот раскрылся неестественно широко, чёрная, зияющая дыра, из которой вырвался ужасный, оглушающий вой. Это был звук, которого я никогда раньше не слышал, словно металл скребся о камень, но хуже. Он пробивался в мой череп, заставляя уши звенеть и зрение мутнеть.

Прежде чем я успел среагировать, прежде чем успел закричать, существо прыгнуло. Его костлявая рука схватила моего отца за воротник. В одно ужасающе быстрое движение оно стащило его с крыльца, утащив в лес. Звук его тела, скребущегося по земле, его приглушённые крики и ужасный вой существа слились в сцену чистого ужаса.

Айзек закричал первым. Я был заморожен, мой разум не мог осознать то, что только что произошло. Но крик Айзека вернул меня в реальность.

— Папа! — закричал Айзек, бросаясь к двери. Я последовал за ним, мои ноги дрожали, а сердце так сильно билось, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Мы выбежали в холодный ночной воздух, к краю леса, откуда всё ещё были слышны приглушённые крики отца.

Но прежде чем мы успели сделать больше нескольких шагов, я увидел это. Свечу.

Одинокий мерцающий свет в окне старой хижины Андерсонов.

Моя кровь застыла. Мы вышли наружу, когда горела свеча. Я схватил Айзека за руку, остановив его.

— Подожди, — прошептал я, мой голос дрожал. — Хижина.

Как по сигналу, дверь хижины внезапно с грохотом распахнулась, словно что-то невидимое собиралось вырваться наружу. Что-то злое. Что-то, чего не следовало будить.

— Нам нужно идти! — закричал я, таща Айзека обратно в дом. Мы бросились внутрь, захлопнув за собой дверь. Я запер её, мои руки так дрожали, что я едва мог повернуть ключ. Ружьё всё ещё лежало на полу у кресла отца, но оно казалось бесполезным. Что толку от него против чего-то подобного?

Но ночь была далеко не окончена. Мы сидели в гостиной, напуганные, ожидая, когда следующее правило будет нарушено. Айзек плакал, его руки дрожали, когда он пытался успокоить дыхание. Я смотрел на дверь, наполовину ожидая, что что-то в любой момент ворвётся внутрь.

Следующими пришли цепи. Мы услышали, как они лязгали о землю, приближаясь всё ближе. Я схватил мешок с солью, готовясь ещё раз проверить линии соли, которые мы положили раньше. Цепи протащились прямо к передней двери, металлический звон эхом разносился в тишине. Я слышал их прямо за дверью, они скреблись о деревянные ступени крыльца. Но я знал, что соль удержит. Она всегда удерживала.

Или, так я думал.

Айзек заметил это первым. Мы забыли снова посыпать солью порог передней двери после того, как вышли наружу. Ветер от открытой двери нарушил нашу линию соли. И когда я уже собирался броситься к двери, чтобы снова посыпать соль, я услышал цепи и скрип у двери. Это было похоже на то, как будто тяжёлый груз медленно наваливался на неё. Я понял, что у нас нет времени. Я начал отступать, показывая Айзеку идти в спальню. Айзек закричал, когда дверь с треском распахнулась.

Мы побежали в заднюю спальню, сердца бешено колотились, дыхание рвалось на части. Я быстро посыпал солью перед дверью в спальню и проверил окна.

— Оно в доме, — прошептал я. Я чувствовал это, присутствие, что-то холодное и злобное, кралось по дому к нам.

Я не знаю, сколько времени мы ждали, сколько слушали, как цепи ходят взад и вперёд по нашему дому. В конце концов, мы услышали, как они ушли наружу. Медленно мы вышли из спальни и тихо закрыли и заперли переднюю дверь. Я положил свежую линию соли перед дверью и вздохнул с облегчением. Мы были в безопасности, пока.

А потом мы снова услышали это. Стук.

Но не один. И не три. Это было что-то новое, что-то, что не подходило ни под одно правило. Это был быстрый, отчаянный стук, словно то, что было снаружи, хотело войти, немедленно. Моё сердце остановилось. Правила не предусматривали такого.

Айзек посмотрел на меня, глаза полные ужаса.

— Что нам делать?

У меня не было ответа.

Стук становился громче, всё более отчаянным. Окна дрожали в своих рамах, и огонь мерцал, бросая дикие тени на стены. Что бы ни было снаружи, оно было злым, злее всего, что я когда-либо чувствовал.

— Просто ждём, — прошептал я, мой голос едва был слышен на фоне шума. — Ждём до рассвета.

Остаток ночи был размытым ужасом. Каждая минута казалась часом, каждый звук заставлял моё сердце подниматься к горлу. Мы не спали. Мы не смели двигаться из гостиной. Мы сидели, прижавшись друг к другу у огня, сжимая ружьё, словно это была наша последняя надежда, и тихо плакали по утрате нашего отца.

Стук в дверь не прекращался. Цепи за пределами дома тянулись туда-сюда, постоянное напоминание о кошмаре, что ждал за стенами. И всё это время свеча в хижине Андерсонов горела ярко, мерцая вдали, как маяк смерти.

Но каким-то образом мы выжили. К тому времени, как первый свет зари пробился через горы, звуки прекратились. Стук прекратился. Цепи замолчали. Свеча в хижине погасла.

Мы пережили ещё один год. Едва. Но отец так и не вернулся.

Хэллоуин в нашей долине всегда был испытанием. Но в прошлом году этого было недостаточно. Нарушение правил стоило отцу жизни, и теперь всё изменилось. И я не могу избавиться от ощущения, что в этот Хэллоуин будет ещё хуже.

Подписывайся на ТГ, чтобы не пропускать новые истории и части.

https://t.me/bayki_reddit

Я «работаю» в компании, которая занимается расшифровкой аудиозаписей. Слово «работаю» в кавычках, потому что мы на самом деле просто фрилансеры. Честно говоря, сомневаюсь, что хоть кто-то из вас вообще хоть как-то заинтересован в подробностях моей работы, так что давайте я перейду к делу.

Большинство записей, которые мы получаем, достаточно обыденные. Это интервью, опросы, маркетинговые или юридические записи, которые людям нужно перевести в текст по каким-то причинам. Но иногда попадаются записи, которые действительно интересны, например, полицейские допросы — их у меня было два. Однажды я получила запись интервью между адвокатом и потенциальным клиентом. Я слышала, что другим иногда попадаются, как бы это сказать, очень личные записи. По «личные» я имею в виду, что какой-то странный человек записал несколько телефонных разговоров с кем-то, занимаясь при этом сексом по телефону. К счастью, качество записи было отвратительным, и мне никогда не приходилось расшифровывать такие вещи.

Но бывают дни, когда случается что-то по-настоящему странное. Страннее, чем телефонный секс. Настоящая мистика. Я сама никогда таких записей не получала, только слышала о них от других сотрудников через наш Discord. Официально Discord не одобрен компанией, поскольку руководство не приветствует любые общения вне рабочих вопросов, но, честно говоря, нам на это наплевать. Как я уже сказала, лично мне таких записей никогда не попадалось, но я слышала истории от тех, кому посчастливилось столкнуться с ними. И некоторые записи, о которых люди рассказывали, действительно заставляли нас всех нервничать.

Один человек даже полностью бросил работу после того, как ему попалась особенно жуткая запись. Он отказался давать подробности, заявив, что «не хочет заражать нас такими же кошмарами». Этого было достаточно, чтобы многие из нас почувствовали себя не по себе, особенно когда этот человек внезапно исчез и перестал выходить на связь — не только в Discord, но и в социальных сетях. С тех пор от него не было ни слуху ни духу. Прошел уже год с тех пор, как он оставил то сообщение.

Возвращаясь к моей истории, моя удачная серия — не сталкиваться с такими странностями — закончилась несколько дней назад и очень драматично. Признаюсь, когда я впервые услышала о таких записях, мне было немного любопытно, но это было мрачное любопытство. Однако оно быстро исчезло после прочтения особенно ужасных историй. Все, что случилось с моим знакомым, о котором я упомянула ранее, только добило остатки этого интереса. Я тогда решила, что это что-то, с чем я не хочу сталкиваться.

Но теперь, хватит моих разглагольствований. Я собираюсь выложить копию этой расшифровки ниже. Да, это безумно незаконно, и поэтому я не называю ни компанию, ни себя, ни Discord-группу. А еще именно по этой причине я бросила расшифровку, даже когда закончила. Я не думаю, что это как-то свяжут с моим аккаунтом, если кто-то другой подберет эту запись. Когда кто-то берет заброшенное аудио, оно просто помечается как «раньше заброшенное», так что, надеюсь, тот, кто возьмется за это, не понесет никаких последствий. Мне сняли баллы за то, что я бросила её после установленного времени, но я бы предпочла, чтобы у меня было как можно меньше связей с этой историей. Итак, наслаждайтесь, наверное.

Транскрипция начинается:

Мужчина-интервьюер 1: «Я знаю, что вы здесь уже несколько часов, миссис Смит, но нам нужно, чтобы вы еще раз всё это пересказали. Это поможет нашему расследованию и, возможно, спасет жизни. Вы готовы?»

Миссис Смит: «Я... да, думаю, да. Почему [неразборчиво]. Могу я получить воды или что-то такое?»

Мужчина-интервьюер 2: «Сейчас это невозможно, миссис Смит.»

Миссис Смит: «Вы что, не можете на секунду остановиться, чтобы принести мне чёртову воду?»

Мужчина-интервьюер 1: «Прошу прощения, мадам, я понимаю, что вы, наверное, испытываете жажду, но нам нужно как можно быстрее закончить. Чем скорее мы это сделаем, тем скорее сможем использовать информацию для помощи в расследовании. Обещаю, как только мы закончим, я позабочусь о том, чтобы вы получили воду.»

Миссис Смит: «Ладно. Хорошо... как я уже говорила несколько раз -»

Мужчина-интервьюер 1: «Мы приносим извинения за это, но это важно, миссис Смит.»

Миссис Смит: «Да, да, понятно. Ну, как я уже сказала, я планировала этот поход несколько месяцев, должна была поехать с сестрой и нашей кузиной. Но в последний момент [неразборчиво], и сестра отказалась. В итоге остались только я и кузина. Мы не были особо близки, но достаточно хорошо ладили, чтобы это был веселый поход. Она... ну, она была ближе к моей сестре.»

Мужчина-интервьюер 2: «То есть, вы не были одна в этом походе?»

Миссис Смит: «Я буквально только что сказала, что была с кузиной. Так что, логично, что я не была одна!»

Мужчина-интервьюер 2: «Я понимаю ваше раздражение, мадам, но не нужно повышать голос. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться.»

Миссис Смит: «Успокоиться? Успокоиться?! Вы что, не слушали меня -»

Мужчина-интервьюер 1: «Миссис Смит, мой коллега оговорился. Мы понимаем, что эта ситуация для вас [неразборчиво], но нам нужно быть уверенными, что мы всё правильно понимаем. Вам нужен перерыв?»

Миссис Смит: [Слышны всхлипывания]

Мужчина-интервьюер 1: «Ладно, давайте сделаем небольшой перерыв.»

Аудио возобновляется:

Мужчина-интервьюер 2: «Вы готовы продолжить, мадам?»

Миссис Смит: «Да, э-э... да. Хорошо, хорошо. Как я уже говорила раньше... это были только мы с кузиной [неразборчиво], и это должно было быть на выходные, так что мы не брали с собой много вещей. Там был ресторанчик, который она... который она очень любила, и мы собирались туда на завтрак и ужин. Мы взяли с собой хот-доги, потому что, ну, какой же поход без хот-догов, верно? Да, мы уехали из моего дома в пятницу, примерно в полдень. Приехали на место около четырех.»

Мужчина-интервьюер 1: «Четыре часа вечера?»

Миссис Смит: «Да, э-э, да. Четыре часа вечера.»

Мужчина-интервьюер 2: «Пожалуйста, продолжайте.»

Миссис Смит: «Хорошо. Итак. Мы прибыли на место около четырех, и первое, что мы сделали [неразборчиво], — это установили палатки.»

Мужчина-интервьюер 1: «У вас были отдельные палатки?»

Миссис Смит: «Да. Вы, э-э, видели их, правда? На нашем кемпинге? Они были такие -»

Мужчина-интервьюер 2: «От палаток практически ничего не осталось, миссис Смит. Именно поэтому нам нужно уточнение.»

Миссис Смит: «О... понятно. Я, э-э, я не... я не возвращалась на место кемпинга. Я не знала...»

Мужчина-интервьюер 1: «Мы понимаем, миссис Смит. [неразборчиво] пожалуйста, продолжайте.»

Миссис Смит: «Ладно, как я уже сказала, у нас были отдельные палатки. И, [неразборчиво], нас с сестрой с детства брали в походы, так что, э-э, поставить их было несложно. После этого мы поехали в ресторанчик на ужин. Это было, э-э, думаю, около восьми вечера. Вернулись ближе к десяти, уже было темно.»

Мужчина-интервьюер 2: «Что вы делали, когда [неразборчиво]?»

Миссис Смит: «Мы разожгли костер. Мы, э-э, хотели поджарить маршмеллоу перед сном. Сделать с’моры. Это было -»

На этом моменте аудио становится сильно искаженным на несколько минут, затем возобновляется:

Миссис Смит: «Я, э-э, точно не знаю, который был час. Когда я посмотрела на телефон, батарея была... была разряжена. Я подумала, что это странно, потому что, э-э, когда я ложилась спать, она была заряжена более чем на пятьдесят процентов. Но, э-э, да. Он разрядился. Так что, да, трудно сказать, который был час.»

Интервьюер 2: «Но если бы вам пришлось предположить, как думаете, который был час, мадам?»

Миссис Смит: «Вы ведь сказали, что всё должно быть максимально точным, верно?»

Интервьюер 1: «Нам нужно быть настолько точными, насколько возможно, миссис Смит. Однако, примерная хронология всё равно поможет нашему расследованию.»

Миссис Смит: «Да, понятно... простите. Если бы мне пришлось угадать, то, наверное, где-то около шести утра? Может быть, чуть раньше? Рассвета еще не было, но и совсем темно уже не было.»

Интервьюер 2: «Отлично, спасибо, миссис Смит. Пожалуйста, продолжайте.»

Миссис Смит: «Да, э-э, конечно. Это было до рассвета, и моя кузина не любила вставать рано. Она обычно не вставала до десяти утра по выходным. Но, э-э, я проснулась из-за того, что услышала её голос.»

Интервьюер 1: «Вы слышали её голос? Что вы имеете в виду?»

Миссис Смит: «Я... я слышала, как она говорит. Сначала я подумала, что [неразборчиво], она иногда так делала, но, э-э, вскоре я поняла, что её голос... голос звучал откуда-то из передней части моей палатки. Её палатка стояла рядом с моей.»

Интервьюер 1: «Понимаю. Вы могли расслышать, что именно она говорила?»

Миссис Смит: «Нет... не совсем. Но я слышала интонацию. Это была та же интонация, с которой она обычно разговаривала с бездомными кошками или собаками, когда мы были детьми. Знаете, такая очень мягкая, добрая. Я слышала, как она так разговаривала, и сразу подумала, что она, наверное, делает что-то глупое, вроде того, что пытается погладить енота или что-то подобное.»

Интервьюер 2: «Она действительно это делала, миссис Смит?»

Миссис Смит: «Вы прекрасно знаете, что нет! Вы знаете, что...»

Интервьюер 2: «Миссис Смит, вам нужно сделать перерыв?»

Миссис Смит: «Мне не нужен чертов перерыв! Мне нужно, чтобы вы прекратили задавать эти глупые вопросы! Вы прекрасно знаете, что она нашла! Я уже рассказывала, рассказывала и повторяла вам снова и снова, а вы заставляете меня это снова вспоминать! Заставляете меня переживать это снова! Я вылезла из палатки и увидела её, и... и я увидела эту... эту тварь, и [неразборчиво]. Она выглядела как олень, но было что-то... что-то жуткое, неправильное в нем, и когда я смотрела на него, у меня мурашки бежали по коже. Но она пыталась помочь ему. Она думала, что оно больно, и она... и она... [слышны всхлипывания]»

Интервьюер 1: «Я понимаю, что это для вас тяжело, миссис Смит. Я понимаю, что очень несправедливо просить вас снова рассказывать это, но у нас нет другого выбора. Если мы хотим предотвратить подобное в будущем, нам нужно задавать эти вопросы. Нам нужно получить четкое представление о том, что произошло. Пожалуйста, можете ли вы продолжить?»

Миссис Смит: «Боже... черт, да, я могу продолжить. Мне так жаль, мне так жаль, что я...»

Интервьюер 1: «Вам не за что извиняться, миссис Смит. Ваши чувства вполне понятны, учитывая обстоятельства.»

Миссис Смит: «Спасибо... спасибо вам. Я, э-э, там был олень. И она сидела перед ним на корточках. Очень близко. И она... она протянула руку, и олень... олень был таким жутким, таким, таким неправильным. Я не понимаю, как она могла смотреть на него. Я... я не знаю, что она [неразборчиво].»

Интервьюер 2: «Что вы имеете в виду, миссис Смит, когда говорите, что "он был неправильным"? Можете объяснить подробнее?»

Миссис Смит: «Да, э-э, могу, да. Всё еще было темно, но, э-э, света хватало, чтобы увидеть, что его, э-э, морда была сильно повреждена. Я имею в виду, его нижняя челюсть просто висела. Не так, как если бы рот был открыт или сломан, я имею в виду, она просто висела. Мне кажется, что единственное, что удерживало её на месте, была... боже... кожа и мышцы. Только это. Олень двигал головой, и его челюсть качалась, как чертова ветряная игрушка [неразборчиво].»

Интервьюер 1: «Миссис Смит, вам нужен мусорное ведро?»

Миссис Смит: «Нет, нет, я в порядке, я... о, боже, да, оно нужно.»

Аудио возобновляется:

Миссис Смит: «Боже, простите меня.»

Интервьюер 1: «Всё в порядке, миссис Смит. Вы пережили травму, и ваша реакция совершенно нормальна.»

Миссис Смит: «Единственное нормальное во всей этой ситуации.»

Интервьюер 2: «Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы продолжить, мадам?»

Миссис Смит: «Я... да, я в порядке. [неразборчиво] это было самое заметное, но, э-э, было много всего неправильного в нём. Как он стоял, э-э, как было изогнуто его тело, я могла видеть часть его бока. Там было [неразборчиво] отсутствовала кожа. Мне кажется, я видела часть его ребер. Что-то, э-э, бледное... но, э-э, я помню, что оно двигалось...»

Интервьюер 2: «Что вы имеете в виду под "двигалось", миссис Смит?»

Миссис Смит: «Я имею в виду, что оно выглядело так, как будто двигалось! Как будто извивалось, почти. Но это не совсем... думаю, что это не то слово, которое подходит, но это единственное, что я могу подобрать, чтобы это описать. Оно выглядело неправильным. Я не понимаю, как она могла видеть это... это существо и подумать, что это безопасно. Как оно вообще могло стоять? Оно должно было быть мертвым. Оно должно было быть мертвым, но оно стояло там. [неразборчиво], и она сидела на корточках, разговаривала, протягивала руку. И это... я увидела, как его горло раздулось. Оно вздулось и выглядело отвратительно, как будто что-то двигалось и толкалось внутри... она видела это? Видела, что оно делало?»

Интервьюер 2: «Если это похоже на другие подобные случаи, о которых мы получали сообщения, скорее всего, она не видела этого, миссис Смит.»

Миссис Смит: «Что вы имеете в виду? Что это значит?»

Интервьюер 2: «Можете продолжить, пожалуйста, миссис Смит?»

Миссис Смит: «Нет! Нет, я не могу просто продолжить! Что это значит? Что значит, что она не видела? Как она могла не заметить?»

Интервьюер 1: «Я понимаю, что это стресс и страх для вас, миссис Смит, но нам нужно, чтобы вы продолжили, пожалуйста.»

Миссис Смит: «Боже мой, чёрт возьми. Ладно, ладно. Я просто хочу знать, почему это случилось.»

Интервьюер 1: «Обещаю вам, миссис Смит, как только вы закончите давать окончательные показания, мы постараемся объяснить всё.»

Миссис Смит: «Я... спасибо. Спасибо вам. Ладно. [неразборчиво] её горло вздувалось, как я уже сказала. Оно вздувалось и двигалось, и... и из его рта что-то, э-э, боже, что-то вылезло. Это выглядело как рука? Не как нормальная рука. Боже, ничто там не было нормальным, вообще ничего. Но рука, она... моя кузина была в двух футах от оленя, да? Двух футах. И рука... сначала пальцы вылезли. Изо рта оленя. Вылезли, э-э, извиваясь. Они были бледные, они светились в лунном свете... и они были мокрые. Не, э-э, не от крови? Они не были достаточно темными для этого.»

Интервьюер 2: «Что произошло дальше, миссис Смит?»

Миссис Смит: «Дальше? Боже мой, дальше появилась вся рука. Такая же бледная, как и пальцы, и... она была длинной, и она выглядела, э-э, как сегментированная? Но не совсем сегментированная, скорее, как если бы было слишком много локтей. Челюсть оленя, она, э-э, она отвалилась. Просто упала на землю, и... и рука продолжала вытягиваться к ней. А она просто сидела на корточках. Я тогда кричала. Помню это. Я кричала на неё, чтобы она двигалась, чтобы... чтобы она бежала, делала хоть что-то! Но она просто сидела там, я... я думаю, что она всё ещё разговаривала с этим существом. Я думаю, она... и, о боже. О боже. Это схватило её, эта рука схватила её, и она начала затягивать её обратно внутрь. Оно затягивало её в себя, и она не закричала. Даже когда [неразборчиво]. Я слышала, как её кости ломаются, и её складывало пополам, и она не закричала. А я убежала. О боже, простите, простите, я так извиняюсь. Я просто убежала! Я бросила её!»

Интервьюер 1: «Я знаю, что для вас это было сложно, миссис Смит. Мы благодарны вам за то, что вы рассказали нам это. Вы хотите воды, мадам?»

Миссис Смит: «Боже, да, пожалуйста. Мне действительно нужна вода.»

Мужчина-интервьюер 1: «Конечно, миссис Смит. Принесите ей воды. Думаю, мы закончили.»

Мужчина-интервьюер 2: «Конечно.»

Мужчина-интервьюер 1: «А, вот и вода. И она ещё холодная, это точно вам поможет.»

Миссис Смит: «Боже, да. Я говорила уже несколько часов и... да, спасибо.»

Мужчина-интервьюер 1: «Убедитесь, что вы выпили всё, это, вероятно, поможет вам почувствовать себя лучше.»

Миссис Смит: «Я пью, спасибо.»

Проходит несколько минут в тишине:

Миссис Смит: «Я... я чувствую себя как-то... странно? Думаю. Кружится голова? Мне плохо, кажется, мне нужна помощь.»

Мужчина-интервьюер 1: «Вам не о чем беспокоиться, миссис Смит, это совершенно нормально.»

Миссис Смит: «Нормально? Что... что [неразборчиво].»

Мужчина-интервьюер 1: «Я обещал вам, что вы узнаете, что произошло. Ваши показания были записаны, ваше сотрудничество учтено, и теперь, думаю, настало время вам узнать правду.»

Сначала я была взволнована — будто нашла кусочек своего потерянного детства. Я начала листать страницы, с улыбкой читая о школьных драмах, первых влюбленностях и мелочах, которые тогда казались такими важными. Но вскоре я наткнулась на нечто… странное.

Запись, о которой я совершенно не помнила. Датирована 16 марта 2011 года, это был день после моего 11-го дня рождения. Вначале всё выглядело нормально: я писала о вечеринке, подарках, которые получила. Но дальше текст резко менялся, становился мрачным и тревожным.

«Мама говорит, что мне больше не стоит ходить на чердак. Она говорит, что это опасно, но я всё равно слышу шёпоты оттуда. Прошлой ночью они звали меня по имени».

Я остановилась, вглядываясь в строки. Я не помнила этого. Ничего подобного. Но почерк был мой. Или очень похож на мой. После этой записи дневник снова становится обычным: рассказы о школе, друзьях, беззаботные события повседневной жизни.

Я попыталась отмахнуться от этого, списав на детские фантазии или же ошибку памяти. Но потом стали происходить странные вещи. Сперва — мелочи. По ночам я начала слышать скрипы на чердаке над своей комнатой. Я думала, что это просто дом оседает. Но вскоре я услышала шаги. Медленные, чёткие шаги.

Два дня назад всё стало ещё хуже. Я проснулась около двух часов ночи от звука, доносившегося с чердака. Это были не просто шаги — что-то явно волокли по полу. Моё сердце колотилось, но я заставила себя подняться и проверить. Когда я открыла дверь на чердак, звук исчез, но воздух был густой, липкий. Казалось, что кто-то невидимый стоит рядом, следит за каждым моим движением.

На следующий день, пытаясь разобраться, я вновь открыла дневник и нашла ещё одну запись, которую я точно не помнила:

«Он снова на чердаке. Он хочет, чтобы я вернулась. Он говорит, что ему одиноко, но я больше не хочу туда подниматься. Мама говорит, что это опасно, но он продолжает звать меня по имени. Он знает, что я боюсь».

Что меня по-настоящему испугало — моя мама никогда не говорила, что чердак опасен. Более того, мы почти никогда туда не поднимались, когда я была ребёнком. Так откуда это взялось? Кто этот «он»?

Прошлой ночью я проснулась от шёпота. Это были не скрипы и не шаги — настоящий шёпот. Клянусь, я слышала, как кто-то произнёс моё имя. Точно так же, как было написано в дневнике. Я пошла проверить, но чердак был пуст.

Теперь я не знаю, что делать. Мне кажется, что я схожу с ума. Я думала сжечь дневник, но что-то меня останавливает. Возможно, я найду ответы, если продолжу читать... но страшно подумать, что я могу там обнаружить.

Кто-нибудь сталкивался с чем-то подобным? Может ли это быть каким-то забытым воспоминанием из детства? Или... может ли дневник изменяться сам по себе? Я в замешательстве и мне нужен совет.

— Это фотография! — закричал он и плюнул мне в лицо. — Смотри! Смотри!

Я опустил мешок с конфетами и аккуратно взял его за запястье, чтобы разглядеть, о чем речь: это была полароидная фотография с Фредди в его грустном костюме пирата.

Но при ближайшем рассмотрении я увидел под ним обгоревшего мальчика. Полароидный Фредди выглядел так, будто его сожгли дотла. Его кожа исчезла, глаза расплавились.

Фредди выхватил фотографию из моих рук.

— Круто, да? — Он снова посмотрел на нее. — Как фокус. Лучший Хэллоуин в жизни. Правда круто?

Он продолжал наседать, как это делают десятилетние мальчишки, пока я не уступил.

— Да, Фредди, круто. Где ты это взял?

— Ты знаешь дом мистера Малкольма?

— Тот парень с зеленым газоном? Который рассказывает грязные шутки на автобусной остановке? Странный извращенец? Тот самый?

Фредди с энтузиазмом кивнул, не уловив моего сарказма. Обычно все обходили дом мистера Малкольма стороной в Хэллоуин и в любой другой день. Этот человек постоянно приглашал детей к себе в дом на «конфеты и разговоры». Не знаю, кто-нибудь принимал его предложение. Надеюсь, нет.

— Да, — подтвердил Фредди, — но на крыльце сидит какой-то молодой парень. Наверное, его племянник или кто-то вроде того. На нем мега страшная маска демона, и у него есть фотоаппарат, он делает снимок, и фотография выходит такой жуткой, как моя...

— Ого, Фредди, — сказал я. Он начал слишком перевозбуждаться. У Фредди были какие-то проблемы со здоровьем. Может, слабое сердце, хотя я точно не помню, что нам говорили, кроме того, что он может умереть, если слишком сильно переволноваться. Учителя просили нас присматривать за Фредди. Я старался. — Это здорово. Успокойся.

Я начал дышать вместе с ним и держал его за руку.

Он улыбнулся.

— Спасибо, приятель. Хочешь увидеть?

Я улыбнулся в ответ.

— Конечно.

Фотография меня пугала, но в то же время завораживала. Я не хотел упустить что-то «крутое».

Судя по длинной очереди, тянувшейся вдоль дорожки и дальше, на тротуар, я мог и не успеть. Там стояло около пятидесяти детей, ждущих своих снимков.

Полароидные фотографии проявляются медленно. Изображение не появляется, как минимум, десять минут.

Парень на крыльце носил тонкую маску с рогами, которые будто бы проросли прямо из его лба. В области рта торчали кривые зубы. Он аккуратно помещал неразвитую фотографию на полку для обуви рядом с собой. Полароидные снимки нельзя трясти. Нужно просто ждать.

И вот мы ждали.

Он мог бы просто раздавать белые прямоугольники нетерпеливым детям, не дожидаясь проявления изображений, но не делал этого.

Вместо этого, сделав снимок ребенка, он садился по-турецки на бетонное крыльцо мистера Малкольма и смотрел на каждого ребенка в упор. Некоторые пытались заговорить с ним, но он молчал. Другие просто стояли в тишине, терпя пристальный взгляд незнакомца с завидным мужеством. Один маленький мальчик начал плакать. Родители увели его до того, как он успел забрать фотографию.

Я помню, как думал, что мне повезло, что родители позволили мне пойти собирать конфеты одному. Я хотел получить свою фотографию, выдержав неловкость взрослого взгляда.

Время шло. Было уже поздно. Некоторые дети сдались и ушли, к моему удовольствию.

Фредди зевнул и сказал, что ему пора. Я поблагодарил его за то, что он рассказал мне о полароидном человеке. Без этого я бы не пошел на Ферри-стрит. Мистер Малкольм меня слишком пугал.

К счастью, несколько школьных друзей вышли из оставшихся детей: Мэй Дефранко и Вики Рэнд. Они уже сделали свои фотографии, но задержались, потому что младшая сестра Мэй тоже хотела получить свою.

— Могу я посмотреть? — спросил я, указывая на фотографии. Они были настолько ужасны, что я едва мог на них смотреть.

На фото тело Мэй было разорвано, внутренности вывалились наружу, обломки костей и мышц торчали в разные стороны. Единственное, что позволяло её опознать, — это розовое платье принцессы, в котором она была на Хэллоуин.

Фотография Вики оказалась куда хуже. Её тело было связано за запястья и лодыжки. Её лицо выглядело ошеломленным от того, как было искалечено её тело. Верхняя часть её тела была оторвана от нижней, а на заднем плане в поле были разбросаны другие изуродованные трупы.

— Круто, да? — сказала Вики. — Прямо как в фильме про Фредди Крюгера.

— Ты никогда не видела Фредди Крюгера, — отозвалась Мэй. Я тоже никогда не смотрел «Кошмар на улице Вязов». Да и не смотрел до сих пор. В тот момент я решил, что то, что изображено на фотографии, — обычные ужасы из фильмов. Я был к этому не готов, но не хотел показать свою неуверенность.

После того как младшая сестра Мэй получила свою фотографию, многие дети решили, что лучше уйти, чем рисковать гневом своих родителей. Они ушли, и после того как ещё один мальчик получил свою фотографию, моя очередь настала в 11:42 вечера. Родители, вероятно, были в ярости уже с восьми вечера. Я подумал, ошибочно, что если уже так сильно опоздал, то не будет разницы, останусь я ещё немного или нет.

Хотя я начал сомневаться, особенно когда понял, что больше детей не осталось. Я был последним и остался один наедине с мужчиной в маске дьявола.

— Не улыбайся, — прорычал он.

Я быстро изменил выражение лица, подчиняясь.

Он сделал снимок и сел на ступеньки. Мы ждали. Последние листья на деревьях шептали мне предупреждение на ветру. Их мёртвые собратья с шелестом укатились вдоль Ферри-стрит. Я едва мог дышать, пока он смотрел на меня.

В глазницах его маски не было видно глаз, только маслянистые пустоты, которые казались обманом из-за тусклого света на крыльце. Наверное, так оно и было. Неприятное чувство в животе подсказывало мне, что пора уносить ноги.

— Думаю, мне нужно идти, — сказал я.

Его рука крепко схватила меня за запястье.

Я задёргался.

— Всё в порядке, я могу забрать её завтра.

Он не отпускал. Его лицо, та маска, приблизилась к моему. Он молчал. Ни вдоха, ни выдоха не раздавалось, пока он заставлял меня оставаться на месте.

— Пожалуйста, — взмолился я. — Я хочу домой.

В полдюйма от моего лица он поднес развивающийся полароид. Так близко, что я едва мог что-то различить. Но потом в фотографии проявился образ маски дьявола. А затем появился я, или то, чем я стану: полароид показал нас вместе, его руки обвивали мою шею, а моё лицо было мёртвым.

Я вскрикнул и вырвался. Он отпустил, и я упал на дорожку.

Он встал и с точностью бросил фотографию. Она приземлилась рядом со мной на траву. Детали ужаса начали проявляться. Клок крови запачкал мои волосы, а передняя часть моего костюма была залита кровью, словно кровавый нагрудник. Судя по изображению, мужчина в маске дьявола сделал со мной нечто большее, чем просто задушил.

Я начал отступать, ползком, как краб, отступая от неотвратимого ужаса. Он не двинулся с места, словно знал, что может поймать меня, когда захочет. Его первый шаг сбил камеру со ступенек. Она грохнулась на пол, и от удара откололся кусок. Ему было всё равно.

— П-пожалуйста, — снова взмолился я.

Не помню, как точно я встал и побежал по Ферри-стрит. Помню лишь, что погоня была короткой, потому что я ошибся и забежал в угол на стоянке у магазина. Магазин «Brother's Variety» был закрыт уже несколько часов. Там мне никто не помог бы. Улицы были пусты. Большинство людей уже спали.

Как я осознал это в такой момент, объясняется лишь удачей. Я упёрся в кучу листьев, смешанных с фальшивыми паутинами, которые сдуло с чьего-то дома. Застряв, я поднял руки в защитной позе и увидел время на своих цифровых часах: за двенадцать минут до полуночи.

Его пальцы нежно коснулись моих шеи. Я закрыл глаза и начал трястись от страха. Боль должна была прийти. Большая боль. Фотография обещала это. И смерть.

— Нет! — попытался крикнуть я, но это вышло лишь тихим писком. — Хэллоуин закончился! Всё кончено! Ты не можешь!

Не знаю, что я говорил и зачем.

Но пальцы отступили, и он сделал беззвучные шаги назад по потрескавшемуся асфальту. Когда он достиг тротуара, он заговорил.

— Увидимся в следующем году.

Словно это была всего лишь шутка, он просто развернулся и ушёл, как ни в чём не бывало.

Мне потребовалось слишком много времени, чтобы пойти в противоположную сторону. В конце концов, я смог перейти на медленный бег, преодолевая кварталы до дома, где меня ждала мама у окна, взволнованная и рассерженная.

Наказание доверили моему отцу. Когда он вернулся после того, как пытался меня найти, я рассказал ему о фотографии и человеке в маске. Он воспринял это спокойно, прежде чем взять свою бейсбольную биту и позвонить своим братьям.

Вместе они отправились к мистеру Малкольму и обнаружили сломанную дверь на заднем дворе. Старик умер в своём кресле, полностью голый; эту последнюю деталь отец рассказал мне только спустя несколько лет. Вызвали полицию, но ничего из возможного расследования, насколько мне известно, не вышло.

У моих родителей не было и нет доверия к полиции Брэйдл-Вейл-Лейка. Вот почему тогда отец позвал своих братьев и взял биту.

Конечно, доказательства существования человека в маске дьявола были. У многих детей были их фотографии. Но насколько мне известно, ни полиция, ни взрослые о них не спрашивали. Мою фотографию я оставил на лужайке у мистера Малкольма. Но Фредди, Мэй и Вики сказали, что их фотографии остались у них дома.

Правда, фотография Фредди, скорее всего, сгорела в пожаре следующего Рождества. Его отец по ошибке использовал обогреватель в гараже. Все они, включая Фредди, погибли за день до Сочельника.

На следующий год я отказался идти за сладостями на Хэллоуин, как и в последующие годы. Родители понимали меня и не давили. Через пару лет я перерос эту традицию, но всё равно не рисковал выходить на улицу в ночь на Хэллоуин.

«Увидимся в следующем году». А если не в следующем, то в последующем, или в следующем за ним. Он ждёт. Я это знаю, потому что все фотографии оказались пророческими.

Вики просто исчезла перед своим девятнадцатым днём рождения, и хотя её тело так и не нашли, арестовали мужчину, подозреваемого в пытках и убийствах полдюжины молодых женщин в Брэйдл-Вейл-Лейке и Дерри, через границу.

Мэй покончила с собой, прыгнув с крыши старого отеля-казино прошлым июлем.

Моему сыну сейчас пять лет. Он хочет, чтобы я взял его собирать конфеты через пару недель. Конечно, хочет. Он не знает. Как и моя жена. Этот человек ждёт меня.

Интернет живёт внутри нас всех, растягиваясь в наших нейронах, подобно волокнам оптического кабеля, протянутого по дну океана.

Говорят, что есть серверные фермы в Юте, которые с высоты напоминают силуэты людей. Говорят, это не было задумано при их строительстве.

Я всё думаю об этом из-за 0rw3ll.

Я сейчас смотрю одно из его видео. Он был моим любимым ютубером. Я следил за ним более десяти лет, ещё когда он начинал как канал с глупыми розыгрышами. У меня было это странное чувство близости к нему, словно мы были друзьями, хотя на самом деле он ничего обо мне не знал. Парасоциальные отношения, хотя это слово всегда вызывает у меня ассоциации с инфекциями, паразитами, чем-то живущим внутри организма, что не должно быть там.

Он загрузил видео, которое я сейчас смотрю, два дня назад. У него почти миллион просмотров и 148 комментариев. Он обновляет свой статус отношений, который, как и всегда, остаётся "очень сложным".

Я смотрю в его глаза, когда он говорит. Они голубые, цвета океана, как всегда. Ничего не изменилось. Всё остаётся таким же в океане, но каждая волна новая.

Я заглянул на его Discord-сервер. Никто не обсуждает это видео, или, по крайней мере, не говорит о том, что я ищу. Я отвечаю на несколько личных сообщений, просматривая комментарии. Раньше я был просто наблюдателем, никогда не комментировал. Это было моё кредо. Размещение слишком большого количества информации в интернете всегда меня настораживало. Чем больше ты выкладываешь в сеть, тем больше создаётся ощущение, что ты создаёшь другую версию себя. Есть ты в реальной жизни и ты в интернете. Оба могут казаться отдельными, искаженными зеркалами друг друга.

Несколько месяцев назад, когда я всё ещё не комментировал, я заметил, что люди на сервере использовали одну и ту же фразу: "скрытые видео". Я не знал, что это значит, и никто никогда не пояснял. Я предполагал, что это просто внутренняя шутка, но было что-то странное в этом. Что-то, что оставляло неприятное ощущение.

Затем я начал замечать это в других местах. Комментарии на YouTube, хэштеги в Твиттере. В конце концов, я начал спрашивать в чате, что это значит. Никто не отвечал, а поиск в Google не дал никаких результатов. Все сайты, которые казались информативными, требовали входа в систему, что вынудило меня оживить свои почти забытые аккаунты в соцсетях. Именно тогда всё изменилось. Я настолько привык входить в аккаунты и отвечать на сообщения, что начал выкладывать личные вещи. Сначала небольшие — жалобы на то, что не могу найти нужное, ссылки на статьи, которые я нашёл интересными или удручающими, рассказы о том, как прошёл мой день, фото моей собаки. В какой-то момент я даже помню, как загрузил селфи, наблюдая, как под фотографией медленно накапливаются лайки. Этот маленький выброс эндорфинов, о котором говорят компании, удерживающий нас в соцсетях, заставляющий нас продолжать постить.

В тот момент я уже начал думать, что никогда не узнаю, что такое эти скрытые видео. Всё казалось тупиком. Я решил оставить эту идею, посчитав её ещё одной интернет-тайной, как вопрос, кто покупает больше всего блёсток. Кроме того, я убедил себя, что всё это — дурацкая шутка, сложный розыгрыш, о котором никто не говорит. Мне казалось, что я провёл два месяца, спрашивая, что такое updog, пока все пытались не рассмеяться.

И тогда я получил личное сообщение.

Это была просто ссылка, больше ничего. Такой текст, который ты посчитал бы спамом и удалил, но это был не спам. В гиперссылке было написано: "вот скрытые видео".

Я перешёл на профиль отправителя, но там ничего не было. Полностью пусто. Никаких комментариев. Никаких ссылок в био. Имя пользователя — просто набор букв и цифр, и когда я попытался найти их комбинацию, ничего не нашёл. Я отправил им сообщение, но ответа не получил.

Сколько времени я потратил, глядя на эту ссылку? Казалось, что часы, текст светился синим, как огонь в страшных историях, когда рядом дьявол. Наконец, я нажал на неё.

На сайте было мало текста. Я так привык к переизбытку информации на большинстве сайтов, что огромное количество пустого пространства казалось почти зловещим. Без меню, без ссылок, без кнопки "О нас". Только шесть встроенных видео с датами под ними и заголовок "скрытые видео".

Это были посты 0rw3ll, все от трёх лет назад. Два видео — с разных дней. Последние четыре — с одного дня. Моё сердце забилось сильнее, когда я наклонился вперёд, чтобы рассмотреть изображения на миниатюрах. Все — кадры с его лицом, но, как мне казалось, я никогда не видел ни одного из них.

С замиранием сердца я нажал на первое видео.

Сначала оно казалось абсолютно обычным, просто он рассказывал о своём дне. Ничего интересного, даже скучно. А потом он сказал: "Хотя было кое-что странное".

Он вышел поздно ночью за буррито в кафе напротив его квартиры, туда, куда он ходил всегда. Главный парень по буррито, Адам, засмеялся, увидев его. "Снова вернулся, чувак?"

Адам, парень по буррито, был постоянным персонажем в видео 0rw3ll. У него был сильный акцент Массачусетса, и он часто рассказывал 0rw3ll истории о происшествиях на своей работе.

0rw3ll сказал, что спросил Адама, о чём тот говорит. Адам ответил: "Чувак, ты был здесь час назад". 0rw3ll объяснил, что только что пришёл, и Адам сказал: "Чёрт побери, у тебя есть двойник. Хочешь посмотреть запись с камер?"

"Конечно, хочу", — сказал 0rw3ll. "Это было бы круто. Мы пошли в подсобку, и он включил запись. Я чувствовал себя крутым, как будто участвую в наблюдении. Мы перематывали видео с клиентами и, бам, появился этот парень. Ребята, он выглядел ТОЧНО как я. Прямо как клон. Адам помогал другому клиенту, так что мы посмотрели, как Джай готовит его буррито. О, и Джай, если ты это смотришь, Адам сказал, что ты положил слишком много гуакамоле. Просто хотел, чтобы ты узнал это от меня, бро. В общем, этот чувак получает буррито, расплачивается, а затем смотрит прямо в камеру, как будто он наблюдал за нами, смотрящими на него. Это было реально странно. Но, чувак, если ты это видишь или кто-то тебя знает, я хочу с тобой встретиться, ок? Клуб клонов и всё такое. Ок, я всё, жмите лайк и подписывайтесь, рецепт фейспалма." Он выключил камеру.

На этом видео закончилось. Я нахмурился и нажал на следующее.

Это было через несколько недель. Он выглядел немного усталым, волосы были растрёпаны больше обычного. После долгой паузы он начал говорить, извиняясь, что пытался записать это видео дважды, но у него не получилось.

"Несколько дней назад я выложил видео о чуваке, который выглядит как я", — сказал он. "Но это видео исчезло. И — чувак, я не понимаю. Я его не удалял".

Он отвёл взгляд от камеры, а затем, снова посмотрев, сказал: "Мне кажется, кто-то издевается надо мной".

"Мы с Сэйди — да, мы снова вместе — пошли в магазин за продуктами, и я увидел его. Парня, который выглядит как я. Мы были в отделе с хлопьями. Кстати, хлопья брала Сэйди. Не я. Я всё ещё на испытании с тостами! Семья тостов, вперёд!" Он поднял руки вверх и сделал что-то вроде "символа хлеба" с вытянутыми ладонями. Затем он опустил руки, и энтузиазм исчез с его лица, сменившись неуверенностью и беспокойством.

"Но да, этот чувак. Он стоял в конце прохода. Без тележки. Ничего. Просто стоял и смотрел на меня. И вот что странное. Когда я сказал Сэйди посмотреть на него, она повернулась, а он исчез. Она думает, что я схожу с ума", — сказал он и засмеялся. Но его смех не выглядел искренним.

"Я найду это старое видео и загружу его снова. Если кто-нибудь знает этого парня, скажите ему, что я всё ещё хочу встретиться, но теперь он должен быть на пятнадцать процентов менее жутким. Может быть, на двадцать процентов".

Он выключил камеру.

Следующие три видео были короткими, каждое меньше минуты. Он снимал толпу на улице, слышно было, как он что-то шепчет, но слова были неразборчивы. Я пересматривал их снова, но не мог ничего понять. И тогда я увидел его на краю кадра. Кто-то, кто выглядел точно как 0rw3ll, смотрел прямо на камеру.

Последнее видео. Я колебался, а потом нажал.

Он выглядел обеспокоенным, в панике. Он был дома, в своей гостиной, где всегда снимал видео, и говорил о том, что ни одно из его видео не загружается. Все считают его сумасшедшим. Но он не сумасшедший. Есть кто-то с его лицом, кто его преследует, сказал он. Он видел его. Он снял его на камеру. Он не понимал, что происходит, но ему нужна была помощь.

Затем он застыл, глаза расширились. Он прошептал: "Нет, нет, нет", а затем встал, его колено задело камеру, и она упала. Картинка стала боковой, затем перевернулась, и камера стабилизировалась, направляясь на диван, где он снимал. Я увидел часть комнаты, ведущую на кухню. Я видел только нижний край кадра, его ноги, обувь.

А затем в кадр вошёл ещё кто-то.

Они остановились в нескольких метрах от 0rw3ll. Звук, видимо, испортился, когда камера упала, потому что всё, что я слышал, было жужжанием, похожим на рой ос.

Их обувь и ноги — они были такими же, как у 0rw3ll.

Видео оборвалось.

Как только оно закончилось, я снова и снова нажимал на воспроизведение. Я не могу сказать, сколько раз я пересматривал его. Снова и снова, днями напролёт, пока сайт не перестал работать.

Я всё нажимал на обновление, но на экране появлялась только надпись, что Safari не может открыть страницу, потому что сервер недоступен. Как будто сайта никогда не существовало. Но он был.

Я вернулся к сообщению с ссылкой, но ничего не нашёл в своей истории чатов. Профиль человека, который отправил мне сообщение, был удалён. Всё исчезло, и всё, что у меня осталось, — это образ 0rw3ll и того, что выглядело как он, в той комнате.

С тех пор я смотрю его видео, те, что датированы после последнего. Он выглядит нормально. Настоящим. Никаких признаков того, что это не он. Я начал думать, что это всё долгий розыгрыш, какая-то альтернативная реальность. Это просто не могло быть правдой.

Но я продолжаю видеть что-то в его глазах, чего там не было раньше. Странный блеск. То, как они отражают свет. Я смотрю и другие видео, те, в которых упоминались скрытые видео в комментариях. Эти комментарии тоже исчезли, но мне кажется, я вижу этот блеск и в глазах других людей. Ненастоящий блеск.

Вчера я заехал на заправку по дороге домой. Смотрел тупое видео на экране у бензоколонки. Обновил статус в соцсети. Когда я уезжал, рядом остановилась машина. Я посмотрел в зеркало заднего вида.

И увидел себя, выходящего из другой машины и смотрящего прямо на меня.

Поначалу все было не просто нормально… было великолепно. Я почувствовала это, как только автобус подъехал к району со множеством кофеен и такими узкими улочками, что чудо, что мы вообще не застряли.

Квартира, которую я присмотрела, оказалась довольно маленькой, но вполне подходящей для меня, а главное – недорогой. Моя работа находилась всего в двадцати минутах езды на велосипеде, но я никогда бы туда не поехала. Все казалось правильным, и я сразу же подписала контракт, а через неделю переехала.

Лучшим аргументом было то, что здесь я чувствовала себя как дома. Я недавно пережила тяжелый разрыв и еще кое-что, мне нужно было начать все сначала, и это было идеальное место для этого.

В городе проживало около миллиона жителей, но в создавалось ощущение, что ты находишься в маленьком городке или даже деревне. Очарование пригорода, знаете. И со всевозможными причудливыми традициями, которым меня научила соседка Линда.

***

Квартира была меблирована, так что мне оставалось только перевезти несколько коробок, что я и решила сделать самостоятельно. Пришло время стать самостоятельной.

Линда поприветствовала меня, когда я вошла в квартиру, и тут же подхватила коробку из моих рук.

– О, не стоит! Я сама, – улыбнулась я старушке.

– Ерунда! Мы же соседи, а соседи помогают друг другу. Я еще не совсем развалина, дорогая.

– О нет, я не имела в виду... – я сделала паузу и улыбнулась. Если она хочет помочь, я позволю ей сделать это. Хорошие отношения с соседями всегда важны, ведь они могут превратить вашу жизнь в ад, если захотят.

К тому же она ограничилась одной коробкой. Просто села за кухонный стол и смотрела, как я заношу остальные. Закончив, я приготовила нам чай. Перемещение коробок на второй этаж заняло у меня меньше часа, поэтому я еще немного посидела с ней и поболтала. Тогда она рассказала мне о первом, что я должна сделать в новом районе.

– Так вот, послушай, дорогая. Когда ты немного освоишься, возьми длинную ветку с дерева. Можешь купить ее в одном из наших цветочных магазинов или взять упавшую от настоящего дерева. Сними все листья, напиши на ней свое имя и приклей ветку к двери. Кто-то из соседей, кто захочет, напишут тебе записки или прикрепят к ветке небольшие подарки.

Я никогда не слышала ни о чем подобном, но это прозвучало мило.

***

Целый день я гуляла по улицам города, нашла продуктовый магазин, аптеку и, конечно, цветочный магазин и заметила несколько вещей.

Например, во многих домах хотя бы одно окно было с черным стеклом. В этом не было никакого смысла – почему бы просто не использовать занавески? Нужно позже спросить Линду.

Все были безумно дружелюбны. Люди махали мне руками и улыбались. Молодая женщина с маленьким мальчиком на руках даже подошла ко мне и спросила, не повесила ли я еще свою ветку, потому что у нее есть для меня подарок.

– Откуда вы знаете… – начала было я, но она тут же перебила.

– О, мы дружим с Линдой, а слухи здесь распространяются быстро.

Я улыбнулась.

– Что ж, не обязательно что-то мне дарить, я и так чувствую себя очень желанной гостьей, все такие милые. Кстати, меня зовут Майра.

Я протянула ей руку.

– Я знаю, – она на мгновение посмотрела на мою раскрытую ладонь, но не ответила тем же. – Знаете, у нас на этой улице появился еще один новый сосед. Молодой джентльмен по имени Джулиан, – она указала на старый, узкий дом напротив нас, на двери которого была приклеена ветка. – Мне пора. Мой второй сын дома один. Было приятно познакомиться с вами, Майра. Добро пожаловать еще раз.

***

Я решила взглянуть на ветку новичка, чтобы иметь представление о том, что меня ожидает.

Люди приклеили на него несколько записок. Одни гласили: «Добро пожаловать» или «Рады вас видеть», другие были более странными.

«Считайте, что вам повезло»

«Добро пожаловать в ад»

Я потянулась посмотреть поближе, но коснулась чего-то странного и склизкого.

А увидела, что это, то инстинктивно отпрыгнула назад.

Глаз.

Не могу сказать, человеческий он был или от животного, ведь мне еще не приходилось видеть глазное яблоко вне глазницы, но он определенно выглядел настоящим.

И сколько бы я ни вытирала руки о штаны, так и не смогла избавиться от мерзкого ощущения.

В этот момент я заметила парня, который наблюдал за мной из окна рядом с дверью.

Он что-то сказал, но я не расслышала через окно, однако вид у него был сердитый. Я уже собралась уйти, как дверь открылась.

– Подожди!

Он прошел мимо ветки, взглянув на нее с отвращением на лице.

– Ты Джулиан? - спросила я.

Он кивнул и подошел опасно близко. Я не могла не заметить, что его глаза были того же карего цвета, что и тот, которого я только что коснулась.

– Ты новенькая?

– Да.

Я огляделась по сторонам и попыталась придумать причину, чтобы уйти. Хотя он выглядел нормально, даже мило, от парня исходило какое-то неприятное ощущение.

Он подошел еще ближе и начал шептать мне на ухо.

– Для меня уже слишком поздно, но ты должна попытаться уйти.

Я отступила назад.

– Да, я как раз собиралась. Увидимся...

– Нет, уезжай из этого района. Попробуй, вдруг получится. Большинство из нас здесь застревают.

Теперь я действительно начала нервничать.

– Послушай, приятель, мне действительно нужно идти и...

– Ты помнишь свою жизнь до приезда сюда?

Я рассмеялась.

– Что это за странный вопрос? Конечно, помню.

– Это хорошо. Наверное.

Он достал из заднего кармана пачку сигарет и протянул одну мне.

Я отрицательно мотнула головой. По тому, как Джулиан говорил, чувствовалось, что он чего-то боится, но внешне он сохранял спокойствие.

– Видишь окно над моим? С черной краской? Там кто-то застрял. Он плачет всю ночь напролет. На днях я поднялся, чтобы проверить, что там. Правда, мне не следовало этого делать.

– Почему? – Теперь мне действительно стало любопытно.

– Это трудно объяснить нормальному человеку. Они сломленные люди, или что-то в этом роде.

Он говорил как сумасшедший, но при этом выглядел очень искренним. Может быть, немного травмированным.

– Ладно, послушай… – повысив голос начала я и люди начали выглядывать из окон.

– Нет, это ты послушай, – снова перебил меня Джулиан. – В твоем доме есть чердак? Или подвал? Если есть, стоит на него взглянуть. Или нет. Может, лучше оставаться в эйфории, так будет проще.

***

Я только что переехала сюда и уже познакомилась с тремя эксцентричными соседями. Но ничто не могло подготовить меня к тому, что предстояло узнать.

Следующим днем я спустилась в подвал своего дома.

Дверь была заперта, но один из ключей подошел к замку, что немного успокоило меня. Не может быть, чтобы там ждало что-то особенно плохое, раз уж я могла туда спуститься.

Однако на самом деле там был чистый кошмар. Линде было просто наплевать, увижу ли я это.

Открыв дверь, я вгляделась в темноту, но быстро нашла выключатель наверху лестницы. Тем не менее свет был довольно тусклым, и моим глазам потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть.

Подвал оказался на удивление большим. Вдвое больше моей части  дома.

И заставлен по меньшей мере дюжиной холодильников. Таких больших, как в супермаркете, со стеклянными крышками.

А внутри лежали органы.

Я почти было решила, что речь идет о торговле органами, но все оказалось гораздо хуже. Подойдя к одному из них, я осмотрела его. Внутри лежало сердце, которое, клянусь, билось. И да, я понимаю, что это невозможно.

Но самое страшное даже не это. В сердце были все эти комочки плоти, некоторые маленькие, а некоторые очень большие.

Мой желудок начало выворачивать, а мозг кричал, чтобы я убиралась к черту, и тут я услышала, как кто-то спускается по лестнице.

– Не все приходят сюда жить, некоторые приходят умирать, – услышала я слова Линды.

Она рассмеялась, увидев мое испуганное лицо.

– О, только не ты, дорогая. Тебе здесь самое место.

Я замерзла и вспотела одновременно.

– Что... Я не понимаю. Почему... они растут?

– Люди иногда умирают, и, когда они еще свежие, мы берем от них все, что можем. Из отдельных частей мы можем сделать новых, – усмехнулась она, очевидно гордая собой.

– Новых?

– Новых людей.

Мой желудок продолжал скручиваться, я не смогла бы долго сдерживаться, но и не хотела, чтобы меня стошнило в комнате с растущими органами. Пришлось отвести взгляд.

– Но как?

Она нахмурилась.

– Есть много разных способов создать человека, это не только секс или наука. Мы убеждаемся, что все условия подходят, а потом молимся. Мы делаем это по-своему, как нас учили.

Я сглотнула.

– Кто учил?

Она закатила глаза, как будто я только что задала глупейший вопрос.

– Тот, кто заботится обо всех нас. Он наш лидер и лидер многих других общин. Не волнуйся, скоро ты с ним познакомишься.

Этого я хотела меньше всего. Это было полным и абсолютным абсурдом, но она казалась такой уверенной. Линда была безумна, она наверняка убивала людей и экспериментировала с их органами. Какие люди могли бы из этого вырасти? Я осознавала, что нужно убираться отсюда, но не могла позволить ей увидеть, как я напугана, поэтому продолжала задавать вопросы.

– Но какой в этом смысл? Вы убиваете одного человека и создаете из него нового? Почему бы не использовать существующих людей и...

– Так мы сможем создать больше. Из мозга – новый человек. Из сердца – новый человек. И так далее. Чем больше у нас материала, тем больше разных существ мы можем создать. Все они служат разным целям. Это видно по их внешности. Некоторые выглядят как мы с тобой, другие – гораздо более необычно. Обычно это те, что сделаны из сердца или печени, не спрашивай почему. Но не волнуйся, мы их прячем.

Она пожала плечами.

– В любом случае, тебе не обязательно знать все подробности. Знаешь, мне кажется, что ты используешь меня. Вытягиваешь из меня информацию, потому что знаешь, что я одинока и люблю поболтать. Это очень наглая манипуляция, и мне это ни капельки не нравится. Когда меня используют.

– Нет! Мне просто любопытно, вот и все. Я считаю, что вы очень важная часть  сообщества.

– Конечно, это так, – она отвернулась, но стало ясно, что она слегка польщена. – Знаешь, тебе не нужно вести себя так возвышенно и великодушно только потому, что ты забыла.

– Что забыла?

Линда ухмыльнулась.

– То, что ты появилась на свет здесь, выросла из великолепного мозга. Который принес нам сам наш лидер. Ты – одна из самых лучших наших копий, Майра. И мы так рады, что ты нашла дорогу домой.

Я молчала.

– Ты можешь идти, девочка. Могу сказать, что ты слишком возвышенна, чтобы помогать мне в работе.

***

Больше мне ничего не нужно было слышать. Я поднялась по лестнице и вышла. А потом бросилась бежать.

Хотела уехать прочь, но даже не попыталась. Вместо этого оказалась у порога Джулиана.

Он увидел выражение моего лица и сразу все понял.

– Ты не можешь уйти. Пока они не разрешат.

– Да, это я уже поняла.

Прикусив губу я огляделась по сторонам. Было очень страшно произнести следующие слова.

– Странно, что я не чувствую себя плохо из-за этого? Я имею в виду, что я все время пыталась выбраться, но когда не смогла, не была разочарована. Как будто я принадлежу...

– Я знаю, – перебил он меня. – Я чувствую то же самое.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.