
ЗРИ В КОРЕНЬ - ИЩИ СУТЬ!
Высоцкий «Посадка»
«Посадка», 1973
Приближаемся к "точкам невозврата"?
Учёные бьют тревогу: Земля приближается к климатическим "точкам невозврата"
Новое исследование говорит, что если человечество не изменит климатическую политику, планету может ждать катастрофа.
Речь идёт о таких последствиях, как необратимое таяние ледников, исчезновение тропических коралловых рифов и гибель лесов. Учёные проанализировали 16 ключевых элементов климатической системы Земли и пришли к выводу, что наша траектория сейчас ведёт в опасную зону.
Если не изменить курс, мы рискуем перейти границы, за которыми начнутся необратимые процессы,
— заявил один из авторов исследования.
Повышение температуры приведёт к учащению экстремальных погодных явлений. Возможны засухи, наводнения и разрушительные ураганы.
МК РУ
Т.В. Соловьева «Два чувства дивно близки нам...»
Недоработанное стихотворение из трех строф, вторая зачеркнута.
При формальной незаконченности стихотворение отличает чеканная завершенность смысла, выраженного в отточенных, весомых формулах: «любовь к родному пепелищу», «любовь к отеческим гробам» «самостоянье человека», «животворящая святыня» «алтарь без божества». В них нашли итоговое поэтическое воплощение мысли, вызревавшие у Пушкина с середины 1820-х, — о значении наследственной памяти, о личном историческом сознании, с связи с национальным прошлым, проходящей через Дом и Род.
Ближайший поэтический контекст стихотворения составляет перевод из Р. Саути «Еще одной высокой, важной песни...» (1829) (тема домашнего очага) и «Моя родословная» (1830) (тема родовой памяти, в которой семейная история сливается с большой историей отечества).
«Уважение к мертвым прадедам» имело для Пушкина аспект социальный: в письмах, заметках, прозе он акцентировал особую ответственность дворянства как сословия, призванного хранить и передавать национально-историческую память («Роман в письмах», 1829, «Гости съезжались на дачу...», 1828-1830, «Опровержение на критики», 1830). Но в стихотворении о «двух чувствах» эта тема звучит надсоциально, обобщенно, с философским углублением — здесь дана пушкинская «философия почвенности» (С.Л. Франк). «Любовь к родному пепелищу» и «любовь к отеческим гробам» получают статус вечных общечеловеческих ценностей, они заповеданы свыше («Два чувства Богом нам даны...» — первый вариант первого стиха) и в то же время интимны, «дивно близки», питают сердце. Если в статьях и прозе Пушкин говорит об «уважении к мертвым прадедам», «уважении к минувшему», о праве «гордиться славою своих предков», то в стихах на место «уважения» и «гордости» приходит «любовь» (этому слову отведена сильная позиция анафоры в 3-м и 4-м стихах) — так разговор о родовой памяти переводится из плана исторического и социального в сферу душевной жизни человека.
Наряду со всеобщим в этом стихотворении есть и лично-биографический момент: в связи с переменами в самоощущении, в виду близкой женитьбы тема Дома приобрела к 1830 году особое звучание для Пушкина, заменив собой хронотоп дороги, характерный для его лирики предшествующих лет.
Во второй, отброшенной позже строфе оформлена своего рода поэтическая антропология Пушкина:
На них основано от века По воле Бога самого Самостоянье человека. Залог величия его.
Слово «самостоянье», созданное Пушкиным, означает ту вертикаль жизни человека, через которую реализуется его истинное назначение («величие его»), и восставлена эта вертикаль на «двух чувствах», на заповеданной любви. Таким образом, личная состоятельность ставится у Пушкина в зависимость от укорененности в почве родовой и национальной истории; «любовь к родному пепелищу» и «любовь к отеческим гробам» оказываются фундаментом бытия личности.
В третьей строфе Пушкин переходит от антропологии к самой обшей онтологии: масштаб жизни отдельного человека заменяется масштабом всей земли: «Земля была б без них мертва...» Сама жизнь, бытие вообще определяются верностью родному дому и памяти предков — любовь к ним обеспечивает связь времен и продолжение жизни.
Мысль о священности «двух чувств» — главная внутренняя тема стихотворения; пройдя через несколько отброшенных вариантов («священные два чувства нам», «они священны человеку», «они священны в нас от века»), она обретает вид центральной формулы — «животворящая святыня», — в которой слово «святыня» усилено и обогащено сакральными коннотациями прилагательного «животворящий». Священны не сами по себе «пепелище» и «гробы», а способность человека любить их, его личная память, имеющая благодатную, животворящую силу.
Третья строфа характеризуется исключительной густотой сакральных понятий и образов: «животворящая святыня», «как ... пустыня», «алтарь без божества». В недоработанном стихе так или иначе заложено значение «источника в пустыне», независимо от того, какое конкретное слово могло бы быть здесь у Пушкина. «Источник в пустыне» — библейский образ, традиционно символизирующий духовный источник самой жизни; к тому же семантическому полю примыкает последний стих — «И как алтарь без божества».
Высоцкий «На отход и приход»
«Морякам дальнего плавания»
Александру Назаренко и экипажу теплохода «Шота Руставели»
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты -
И хрипят табуны, стервенея, внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
"Кранцы за борт!", "Отдать носовые!"
И - "Буксир, подработать корму!"
Капитан, чуть улыбаясь,-
Молвил только "Молодцы",-
Тем, кто с сушей расставаясь,
Не хотел рубить концы.
Переход - двадцать дней, - рассыхаются шлюпки,
Нынче утром последний отстал альбатрос...
Хоть бы - шторм! Или лучше - чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.
Так и есть: трое - месяц в корыте,
Яхту вдребезги кит размотал...
Так за что вы нас благодарите -
Вам спасибо за этот аврал!
Только снова назад обращаются взоры -
Цепко держит земля, все и так и не так:
Почему слишком долго не сходятся створы,
Почему слишком часто мигает маяк?!
Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил тихо: "Молодцы!"
Тем, кто с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
И еще черта в ступе и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун -
Все, куда я ногой не ступал, но зато -
Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою,-
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясь,
Мне и песне: "Молодцы!"
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.
И опять продвигается, словно на ринге,
По воде осторожная тень корабля.
В напряженье матросы, ослаблены шпринги...
Руль полборта налево - и в прошлом земля!
1971
Чёрное море, теплохгод «Шота Руставели», 26 августа 1971 года
Андрей Кадыкчанский «Съезжие дома или съезжие дворы»
Съезжие дома или съезжие дворы, это пожарные, полиция, медпункт, вытрезвитель и место временного содержания арестованных - в "одном флаконе".
Дозорный съезжего двора следил за ситуацией в городе с пожарной каланчи. В случае пожара он звонил в колокол и поднимал на мачту цветные шары, которые сигнализировали о направлении и силе пожара, чтобы пожарная команда могла оперативно отреагировать на сигнал тревоги.
В состав команды входили брандмайор, брандмейстеры, мастера, кузнецы, слесари, трубочисты, кучера и пожарные, которые носили блестящие бронзовые каски и полукафтаны с погонами.
Кроме того, в съезжих домах были полицейские - как правило, фельдфебель - помощник околоточного надзирателя и городовые. В сельской местности, в съезжих избах были десятники или урядники - аналог английских шерифов.
Максим ШИНГАРКИН «ШТЫК»
Я в землю штык воткнул
я думал будет древо.
Я штык воткнул,
решил здесь строить дом.
Я штык воткнул,
и ждал что будут гости.
Я штык воткнул,
чтоб брат ко мне пришёл.
И штык не цвел, и дом не грел,
и пусто было в доме.
И брат обходит стороной,
а штык ржавеет в поле.
Но камень не сломал штыка,
и ржа металл не съела.
Дорога к брату заросла,
и поле опустело.
Штыком как плугом
поле я поднял.
И землю в россыпь
мял двумя руками.
в ладонях грел,
и по'том увлажнял.
А там где дом,
я сердце клал как камень.
И штык зацвел
и стал живым как древо.
А дом наполнился теплом,
и в окнах видно небо.
Ворота распахнул во двор,
и постучались гости.
И даже брат ко мне пришёл --
молиться на погосте.
Штыком легко народы разделять,
а камень в пашню
можно только
сердцем обращать...