Духовные практики Востока

К традиционному индуизму, какой представлял Рамакришна, Нарен (Вивекананда) относился критически. Юноша верил — или полагал, что верит, — скорее в разум, нежели в интуицию, скорее в различение, чем в слепую преданность. Экстатические состояния Рамакришны смущали его. И он не мог представить себе, что стал бы проводить всю жизнь в медитации и богопочитании, запершись в четырех храмовых стенах. Неспокойная натура влекла его к бродячей жизни, совесть реформатора подталкивала к социальному служению.

Встреча с Рамакришной просто сбила его с толку. Он твердил себе, что перед ним безумец, одержимый одной-единственной идеей. Но в то же время Нарен чувствовал, что человек этот ему очень дорог и что, вопреки себе, он почти готов следовать за ним. Почти — но нет, это же немыслимо! Нельзя же стать учеником сумасшедшего! А Рамакришна наверняка сумасшедший. Сумасшедшим должен быть именно Рамакришна, иначе — что за дикая мысль! — сумасшедшими придется признать Джона Стюарта Милла и Герберта Спенсера, а также реформаторов из Брахмо самаджа, да и вообще весь мир. Но если Рамакришна в здравом уме, то Нарену предстоит вывернуть наизнанку и полностью перетряхнуть все, во что он верил и чему учил его мир. Себя ему тоже предстояло вывернуть наизнанку.

Яростное сопротивление, оказанное Нареном притягательности Рамакришны, есть мера его величия. Он ничего не мог принять частично. Альтернативой для него, без сомнения, могло стать только полное самоотречение. Недаром же много лет спустя, когда Нарен уже был Вивеканандой, он сказал одной западной последовательнице учения, которую друзья поддразнивали за бесконечные сомнения, колебания и неспособность отдаться вере:

— Пусть никто не сожалеет, что не сразу поддался убеждению. Шесть долгих лет я противился моему Учителю, но в результате изучил каждый дюйм пути.

Кристофер Ишервуд

Рамакришна и его ученики

Среди проявлений эллинистической культуры, помню, меня больше всего впечатлила такая вещь как греко-буддизм. Когда эллины добрались до вод Инда, они повстречались с другой философской цивилизацией — с индийской. Многие из них стали входить в активное общение с этой религиозной традицией, вплоть до того, что некоторые из них перешли в буддизм.

Я не зря вспомнил про тягу индийцев к философии, Диоген Лаэртский указывает, что Пиррон, основатель скептицизма, привёз оттуда "свою достойнейшую философию, утвердив непостижимость и воздержание особого рода". (IX, 61)

Однако и греки пришли не с пустыми руками. Как я понимаю, считается, что именно они принесли традицию скульптурных изваяний Будды, благо сами в изображении людей в такой технике весьма преуспели. До этого Будда в основном изображался символически, например, в виде древа. Более того, эллины смогли пристроить и некоторых своих богов и прочих мифических персонажей в пантеон местных культур: тут я должен оговориться, что речь идет не только об Индии в современном географическом смысле, и даже не столько об Индии в современном географическом смысле, но и об Афганистане и Пакистане. В этих краях вплоть до V (!!) в. н.э., сменяя друг друга, возникали и гибли разных видов эллинистические государства, вбиравшие в себя в том или ином соотношении эллинов и местные народы, преимущественно ираноязычные.

Статуя из Гандхары, что на территории современного Пакистана, создана в I—II веке н. э.

Поклонник Брахмо: "Господин, можем ли мы постичь Бога без полного отречения?"

Учитель (со смехом): "Конечно, можете! Почему вы должны отрекаться от всего? Вы хороши такие, какие вы есть, следующие срединному пути, как патока - отчасти твердая, а отчасти жидкая. Вы знаете игру накс? Набрав максимальное число очков, я выбываю из игры. Я не могу наслаждаться ею. Но вы весьма умны. Кто-то из вас набрал десять очков, кто-то шесть, а кто-то пять. Вы набрали как раз то, что нужно, - поэтому вы не выходите из игры, как я. Игра продолжается. Ну, так это замечательно! (Все рассмеялись.)

Я скажу вам правду: нет ничего неправильного в вашем пребывании в мире. Но вы должны направлять свой ум к Богу - иначе вы не преуспеете. Исполняйте свои обязанности одной рукой, а другой держитесь за Бога. Когда обязанности будут исполнены, вы схватитесь за Бога обеими руками.

Это все проблема ума. Связанность и освобождение - это связанность и освобождение одного ума. Ум принимает тот цвет, в который вы выкрашиваете его. Это как белая одежда, только что полученная из прачечной. Если вы опустите ее в красную краску, она будет красной. Если вы опустите ее в синюю или зеленую, она будет синей или зеленой. Она будет принимать только тот цвет, в какой вы ее опустите, по вашему усмотрению. Вы не замечали, как почитав немного по-английски, вы тут же начинаете произносить английские слова: Фут фат ит мит? Затем вы надеваете ботинки и насвистываете мотивчик, и так далее. Это все идет вместе. Или, если ученик учит санскрит, он начнет сразу же сотрясать воздух санскритскими двустишиями. Если вы в плохой компании, тогда вы будете говорить и думать так же, как ваши приятели. С другой стороны, когда вы в компании поклоняющихся, вы будете думать и говорить только о Боге.

Ум - это все. У человека жена с одной стороны, а дочь - с другой. Он проявляет свою привязанность к ним различным образом. Но его ум один и тот же.

Связанность - это связанность ума, и свобода - это также свобода ума. Человек свободен, если он постоянно думает: "Я свободная душа. Как я могу быть связанным, живу ли я в миру или в лесу? Я дитя Бога, Царя Царей. Кто может связать меня?" Укушенный змеей, человек может избежать действия ее яда, твердя настойчиво: "Во мне нет яда". Точно так же, повторяя с твердостью и решимостью: "Я не связан, я свободен", - каждый действительно становится таковым - действительно становится свободным.

Однажды кто-то дал мне одну из книг христиан. Я попросил его почитать мне ее. В ней кроме как о грехе ни о чем не говорилось. (Кешабу) В вашем Брахмо Самадже, тоже, только и слышишь, как о грехе. Несчастный, который постоянно говорит: "Я связан, я связан", - только еще больше становится связанным. Тот, кто твердит день и ночь: "Я грешник, я грешник", - и впрямь становится грешником.

Каждый должен иметь такую пламенную веру в Бога, чтобы он мог сказать: "Что? Я повторяю имя Божье, может ли грех все еще цепляться ко мне? Как могу я теперь быть грешником? Как могу я теперь находиться в зависимости?"

Если человек повторяет имя Бога, его тело, ум, решительно все, - становится чистым. Почему он должен говорить только о грехе и аде, и о подобных им вещах? Скажите только один раз: "О Господь, без сомнения, я совершал плохие поступки, но я не хочу повторять их". И имейте веру в Его имя".

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ

Глава 5

«УЧИТЕЛЬ И КЕШАБ»

Учитель: "Шанкарачарья сохранял "эго Знания", для того чтобы учить других. После видения Брахмана человек становится безмолвным. Он рассуждает о Нем до тех пор, пока он не постиг Его. Если вы нагреваете масло в сковородке на плите, оно издает шипение до тех пор, пока вода в нем не испарится. Но когда в очищенном масле совсем не остается воды, оно не издает никакого звука. Если вы опустите пирог из сырого теста в это масло, оно зашипит снова. Но после того как пирог испечется, всякие звуки прекращаются. Точно так же установившийся в самадхи спускается на относительный план сознания, для того чтобы учить других, и тогда он говорит о Боге.

Пчела жужжит до тех пор, пока не сядет на цветок. Она замолкает, когда начинает пить нектар. Но иногда, опьяненная нектаром, она жужжит снова.

Пустой кувшин производит булькающий звук, когда его опускают в воду. Когда он наполняется, он становится тихим. (Все рассмеялись.) Но если вода переливается из него в другой кувшин, тогда вы услышите звуки снова. (Смех.)

Риши древности достигли Знания Брахмана. Этого нельзя иметь, до тех пор пока еще есть малейшие следы привязанности к мирскому. Как напряженно риши трудились! Рано утром они выходили из хижин и проводили весь день в одиночестве, медитируя на Брахмане. Поздно вечером они возвращались в хижины и съедали немного плодов или корней. Они держали свои умы в стороне от объектов зрения, слуха, осязания и других вещей мирской природы. Только так они постигали Брахмана как свое собственное внутреннее сознание.

Но в Кали-юге человек, будучи полностью зависим от пищи для поддержания жизни, не может совершенно избавиться от мысли, что он тело. В этом состоянии ума не пристало ему говорить: "Я - Он". Когда человек совершает всевозможные мирские вещи, он не должен говорить: "Я Брахман". Тем, кто не может отбросить привязанности к мирским вещам, и кто не находит средств избавиться от чувства "я" - следует лучше взращивать мысль: "Я слуга Бога; я Его преданный". Можно так же постичь Бога, следуя путем преданности.

Гйани отбрасывает свое отождествление с мирскими вещами, различая: "Не это, не это". Только тогда может он осознать Брахмана. Это как достижение крыши дома путем оставления ступеней позади, одну за другой. Но вигйани, который более близко знаком с Брахманом, постигает кое-что большее. Он постигает, что ступени сделаны из тех же материалов, что и крыша: кирпичи, известь и песок. То, что постигается интуитивно как Брахман через исключающий процесс "не это, не это", - становится тогда вселенной и всеми ее живыми существами. Вигйани видит, что Реальность, которая есть ниргуна (без атрибутов), есть также сагуна (с атрибутами).

Человек не может жить на крыше долгое время. Он опять спускается. Те, кто постигли Брахмана в самадхи, тоже спускаются и обнаруживают, что это Брахман стал вселенной и ее живыми существами. В музыкальной гамме есть ноты са, ре, га, ма, па, дха и ни; но человек не может удерживать свой голос на "ни" долгое время. Эго не исчезает полностью. Человек, спускающийся из самадхи, осознает, что это Брахман становится эго, вселенной и всеми живыми существами. Это известно как вигйана.

Путь знания ведет к Истине, так же, как путь, сочетающий знание и любовь. Путь любви тоже приводит к этой цели. Путь любви так же верен, как и путь знания. Все пути в конце концов приводят к одной Истине. Но пока Бог удерживает чувство эго в нас, легче следовать путем любви.

Вигйани видит, что Брахман бездвижен и бездейственен, как Гора Сумеру. Эта вселенная состоит из трех гун - саттвы, раджаса и тамаса. Они в Брахмане. Но Брахман не затронут.

Вигйани далее видит, что то, что есть Брахман, есть Бхагаван, Личный Бог. Тот, кто вне трех гун, является Бхагаваном, с Его шестью сверхъестественными силами. Живые существа, вселенная, ум, интеллект, любовь, отречение, знание - все это проявления Его силы. (Со смехом) Если аристократ не имеет ни дома, ни земельной собственности, или если он был вынужден продать их, никто не назовет его больше аристократом. (Все рассмеялись.) Бог наделен шестью сверхъестественными силами. Если бы он ими не обладал, кто бы повиновался Ему? (Все рассмеялись.)

Только взгляните, как живописна эта вселенная! Как много вещей! Солнце, луна и звезды; и как много разновидностей живых существ! - больших и маленьких, хороших и плохих, сильных и слабых - некоторые наделены большей силой, некоторые меньшей".

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ

Глава 3

«ВИЗИТ К ВИДЬЯСАГАРУ»

О верном смысле межрелигиозного диалога и метафизической позиции

Истинной целью религиоведения как науки должна быть демонстрация общего метафизического основания всех религий и того, что разные культуры фундаментально связаны друг с другом, являясь диалектами общего духовного и интеллектуального языка; кто это признает, тот больше не будет утверждать, что «его религия лучше», но только то, что она лучше «для него»*. Иначе говоря, целью религиозного спора должно быть не «обращение» оппонента, а его убеждение в том, что его религия в сущности такая же, как наша.

Примечание: «Лучшее для меня» не обязано быть «абсолютно истинным», если судить по абсолютным метафизическим стандартам. Тем не менее метафизик не станет предлагать последователю «не самой лучшей» религии перейти в другую (Ср.: Бхагавадгита, III.26: na buddhibhedam janayed ajnānam), но скорее, чтобы он продвинулся дальше по пути которым уже идёт, и тем самым удостоверился в истинности своих идей, но не через сравнение их с другими, а через нахождение источника их всех.