dobroe.utrom

У нас со следователем Ваней оказались в производстве дела о кражах.
Мне досталась кража двух алюминиевых фляг из дома.
Фляги сами по себе ерунда, главное, что имело место незаконное проникновение в жилое помещение, а это усугубляет.
Не бог весть какое таинственное преступление и раскрыто доблестными операми ловко и изящно.
Пора было вызвать крадуна и допрашивать, выясняя, крал или нет.

А по ту пору были у нас повестки на бланках, красивенькие, внушительные такие, со всеми соответствующими регалиями.
Ну, само собой повестка заполнена, на адрес направлена, я в ожидании расхитителя фляг.
Расхититель пришёл.

Честно говоря, вспоминая о нём, я всякий раз вспоминаю гениальную экранизацию Гайдаем комедии Зощенко «Преступление и наказание».

Истории, все ж таки, цикличны.

У него ходили ходуном руки, голова, а пара конечностей в виде ног выбивали тревожную дробь. Повестка зажульканая и, видимо, орошенная слезами раскаяния, осторожно положена мне на стол, со словами – «вот, я пришёл».
Страх можно было резать на дольки и засахаривать.
Я начала недоумевать.
Привыкнув к убийцам и прочим уголовным элементам, привыкла и к их повадкам.
Как правило, не знаю, почему, они вели себя либо нагло, либо зло и трусливо, либо обреченно тихо.  Страх наблюдала крайне редко.

А тут просто лавины страха. Из-за фляг?!
Я замешкалась немного, перелистывала материалы дела.
Расхититель фляг вытерпел мало, и как закричит «Я никого не убивал!!! Фляги крал, но не убивал!!!».
Я оторопела даже. Говорю, - Так я вас из-за фляг и вызвала!
Расхититель, неожиданно будучи осведомленным о разнице в категории дел, расследуемых разными ведомствами, долго кипятился, не желая верить, что дело во флягах, подозревал, что хотят пришить ему белыми нитками убийство, а он только воровал фляги.

Впервые в практике, я убеждала подозреваемого, что не подозреваю его в убийстве. И терялась в беспомощных аргументах, почему следователь прокуратуры расследует кражу.
Впрочем, у меня в практике никогда не было и такого активного раскаяния, горячего признания в преступлении как в этот раз.

Через некоторое время эта вакханалия с расследованиями краж наконец - то закончилась. И мы вернулись к привычным злодействам.

Пысы. Дубли почти всех историй есть и тут https://t.me/strashnyye_istorii23

[моё]Авторский рассказНегативТекст

Я немножко даже растерялась.
Редко, когда кто-то приходил прямо в прокуратуру с заявлениями о преступлениях живой прокурорской подследственности.
Как правило, о совершенном злодеянии нас извещал дежурный милиции, а его пострадавшие граждане, ну, а мы начинали суетиться в сборах следственного чемодана.

Тут ремарка.
Обычно, следственный чемодан надлежало держать укомплектованным и готовым к побегу.  Однако всегда находилась необходимость стырить оттуда бланки протоколов, которые, как назло, в кабинете заканчивались. 
То есть чемодан был как мешок с новогодними конфетами в моём детстве.
До наступления праздника обязательно позаимствуешь конфетку, обещая сразу доложить.  А под бой курантов там три жалких карамельки, бутафорские фантики и бесконечно недоумевающая мама.

Ладно, вернемся от конфет к Ладе.
Сидит, значит она и вопросительно смотрит на меня. Ждёт ответа.
Нет бы отвести Ладу в дежурную часть и потом, согласно ритуалу, начать беготню. Я стала выяснять, что да как. Когда и кого изнасиловали.

Выяснилось, что Ладу. И прямо сейчас.
Я опешила на это «Сейчас».  В какой-то момент осмотрела себя и стол. Невозможно. Противоестественно. Даже в эмпирическом смысле. 
Я добрый и спокойный следователь. Всю бурю эмоций обычно держу в себе и уговариваю поделиться игрушками с рассудком и не ссориться.

Лада продолжила, и моё мироустройство стабилизировалось.
Оказалось, что Лада пошла к своему знакомому маргиналу – алкоголику по кличке «Банан». Гостеприимство оказалось с подвохом, и вот, Лада сидит изнасилованная после обеда.  Сказала, что угрожал портновским ножницами.

Поскольку ритуал сборов на место происшествия был нарушен, то  сбоил он и дальше. Мне пришлось долго и нудно рассказывать прокурору, операм, дежурному, почему я заявляю об изнасиловании, а также куда, собственно, надо ехать.
Ну, не ехать, а идти. Это прямо за углом здания случилось.

Избушка у Банана была маленькая, почти вросшая окнами в землю. Буйная поросль разнотравья пела на разные лады насекомыми и прочими сверчками.  Банан делал вид, что его нет дома.
Опера, хорошо знакомые с этим колоритным персонажем, знали где у него ключи запасные спрятаны, поэтому вошли мы как боженьки.
Тихо и неотвратимо.

Банан обалдел и перестал нюхать ацетон. Действительно, мы помешали. Он предавался радостям токсикомана, но еще не достиг того состояния, когда мы мерещимся и был вынужден поздороваться.

Внутри домишко был такой же угрюмый, как и снаружи. Отчаянность его быта была классической. Грязь, тряпки, вонь.  И портновские ножницы, невесть как там оказавшиеся.
Опера предъявили за Ладу. Банан удивился безмерно и сообщил, что да, было, но по любви и согласию. Опера предложили поговорить подробнее в другом, более комфортном месте.

А Банан вдруг расстроился, да так сильно, что ухватил бутыль с ацетоном и расхлестал о стену.

Я сначала даже не поняла, что происходит и почему я не могу дышать, почему текут слезы. Почему орут благим матом опера. 
Сквозь слезы я видела, как опер Серега схватил табурет и расхлестал окно. Дышать стало приятнее, вернее просто делать вдох. Опера выволокли меня и Банана на улицу.

Всё, конечно, обошлось.

Лада потом сказала, что действительно по согласию было, просто она передумала, в процессе, так сказать. А Банан не дослышал. Вот она и решила рассказать следователю, раз уже пришла.  Уголовное дело не возбуждали, поскольку Лада передумала уголовно привлекать Банана.

Пысы. Дубли почти всех историй есть и тут https://t.me/strashnyye_istorii23

- Глупый ребёнок, я говорил тебе, волк не друг! Он зверюга.

- Папа! Папа! Забери меня в детство! В запах малины, в каши комочки, в день, когда я не знала, что значит быть лишней!

Собачка скулит безнадежно. Собачка скулит так тревожно, что  папа ищет разъяренным взглядом волка. Она уже вот так приходила, принося в зубах предательства и ошибки.
Но никогда не скулила, ведь на дороге ещё никогда не встречались жестокие волки.
В те моменты она улыбалась, складывала добычу у ног и скалясь, гордилась, что ошибки зубами, не сердцем схватила.

- Папа! Я тоже зверюга, дурная, но добрая.

Папа гладит её по голове и плачет невидимыми слезами. Жалеть зверюгу достаточно трудно - противоречит звериной природе.

- Я рядом, я здесь. В это трудно поверить, но день обязательно станет теплым.  Ночь закачается звездами. Раны затянутся. Ты просто узнала, что рвётся всегда там, где тонко, где нежно. Только мир не про то, что предан, растерзан, раздавлен и брошен.
Мир про любовь, про море, которое ты пока не видала. Мир про надежду, прощение, чистые слезы. Мир, он о волках, что научат собачьей природе.

- Папа, спасибо, только скажи мне, как же ты смог стать добрым волком?»

***

Девочка смотрела наконец прямо в глаза Алхимику, внутри неё собачка зализывала раны. Она справится. Она сумеет.
- Так зачем я создал шторм? - спросил вдруг Алхимик, - Скажи!
- Что бы, когда я его переживу, выйти из него другой, - ответила она.

***

Алхимик смотрел на неё из окна своего маяка, она шла своей дорогой, в другую сторону от дома на Холме.
По той дороге, где будут и драконы, и домовые, не истребившие в себе волка.  И волки, которых ей не нужно будет бояться.

Пара странных пятен на бронзовом боку просили их немедленно стереть, что фея и сделала.

Подгорное царство хоть насквозь и сказочное, но и о таком там и слыхом не слыхивали.
Пурпурный дым ворчащей струйкой выскочил из носика лампы и окутал растерянную фею.
Потом дымок собрался в угрюмого толстячка в странной шляпе.

- Добрый вечер, - церемонно изрек пурпурный толстячок, покачиваясь в воздухе.
Онемевшая фея судорожно вспоминала, успела ли она закрыть вовремя рот, прежде, чем отчаянно зажмуриться.
Последовательность нужно было во что бы то ни стало соблюсти, поскольку прослыть невоспитанной леди, фее не хотелось даже в этих, весьма странных, обстоятельствах.

Наконец она отрыла глаза и  вежливо ответила толстячку,  - Добрый вечер! А кто вы?
- Джинн! – толстячок закатил глаза и покачал осуждающее головой в странной шляпе, - Ты разве не знаешь, кто такие Джинны?
Фея отрицательно помотала головой.
- Я исполняю любые желания! – патетически воскликнул пурпурный Джин и добавил – Только три!
- Любые желания? – переспросила фея.
- Абсолютно! – важно изрек Джин и стал  перечислять ассортимент, -  Можешь пожелать россыпи бриллиантов, огромную золотую карету, какое - нибудь царство! Да хоть что! Жизнь и смерть не могу подарить, это не ко мне, а к одному старику, что в маяке живёт. А остальное я могу!
- А любовь? Счастливую жизнь? Безопасность? Это можешь исполнить?

Джинн перестал важничать и посмотрел на фею еще более угрюмо, - А эти желания платные.
-Как так платные? – удивилась фея.
- Очень просто. У них есть цена. Ну, смотри, хочешь ты влюбиться, так это раз пальцами щелкнуть и бесплатно, а вот за счастливую любовь нужно заплатить. Понимаешь?
- Чем заплатить? Монетами?
- Ээх, да если бы! Отказом надо заплатить. Отказаться от жадности быть счастливой. От такой жадности, которая съедает силы. Отказом от полного слияния и несвободы. От удушливых объятий здесь и сейчас, и немедленно. Отказом от «быть удобной» и пытаться соответствовать. Отказом от приятностей быть «жертвой» и разъедающего страха потери, от попыток контроля и манипуляций.
Только оплатив, жадность перестанет быть жадностью, а станет желанием. А желания я исполняю!
- И часто покупают? – не унималась фея.
- Хм, не очень. Чаще пересчитав свою душевную наличность, понимают, что её не хватает. Иногда пытаются поторговаться и купить подешевле.
- Продаете?
- А как же! Правда потом, покупатель такого желания становится несчастнее чем был. Приходится дарить другое желание.
- Какое?
- Смирение. Смирение и терпение.
- Так просто? А они бесплатные?
- Не совсем. Просто предоплата уже внесена. Той самой болью от несбывшегося и утраченного или вот -вот исчезающего счастья.
- А потом, что?
- А потом, желание наконец сбывается!

Джинн сложил пухлые ручки на животе и спросил,
- Так чего будешь брать?
Фея размышляла недолго и попросила терпения. А ещё спокойствия, упрямства и уверенности.
Ей во что бы то ни стало нужно было дождаться улетевшего далеко Дракона.  

Джинн подарил ей это бесплатно, потому, что она уже внесла предоплату смирением.

Опера и участковые - прожженные волки сыска и участка, ну, так мне на тот момент казалось, ухмыльнулись, глядя на нового следователя и предложили «проехать до места».
По дороге они меня учили как надо правильно расследовать уголовные дела. С их слов выходило, что следователь пишущая машинка на побегушках и я заметно приуныла.
Описывая труп и помещение, в какой - то момент поняла, что, собственно, работаю я одна на месте происшествия, а опера стоят на улице и травят байки.
Сан Саныч (судмед - флегма) сочувственно вздохнул и предложил научиться командному голосу немедля, поскольку «следователь на месте преступления самый главный» (с).

И так мне это понравилось, что я пошла на улицу и громко рассказала, что кому надлежит делать.
От восторга, честно говоря, я впала в амнезию и не помню, с чего  решила, будто знаю, что надо то делать.
Равно как и не помню, какими поручениями я их озадачила, возможно, совершенно нелепыми.
Однако к концу дня было отработано всё, что положено было сделать на месте происшествия, а я заслужила от них уважительное «Николавна».

Так вот, про прокурора, не страдавшего рефлексией и приверженца теории «следователь, не женщина, а следователь».

Именно согласно этой теории, я лазила по ночам под мостами в поисках голов, носилась по лесу в поисках очага лесного пожара, едва не уничтожившего заповедник, расследовала уголовные дела по изнасилованиям детей.
Помню, судья один позвонил и гневно ворчал насчёт направленного мной уголовного дела о групповом изнасиловании в суд, мол ему читать то его стыдно до красных щёк, а как это можно было поручить расследовать молодой девушке?!
В те годы я сокрушалась порой, что вот такое вот вижу. Однако потом, спустя годы, поняла, что это было правильно.

Прокурор прямо такой угрюмый бирюк был, что мама дорогая! Шуток не понимал вообще.
Председатель суда, напротив, при всей строгости внешнего вида женщина очень яркая и смешливая. Прямо как заместитель у моего прокурора.

А тут первое апреля случилось.

Зампрокурора решил пошутить с судом и сваял письмо от судебного департамента, мол здание суда необходимо освободить и всему судейскому корпусу надобно самостоятельно подыскать новое.
При всей абсурдности такого письма, пришедшего с утра по факсу в приемную предсуда, оно ж таки минут на двадцать парализовало работу суда и вызвало переполох.
Посмеялись и исчерпали, так сказать.

Но, первое апреля ещё не закончилось.

И судья, дай ей бог здоровья, насыпала сахарной пудры в конверт и поехала к прокурору с первоапрельским «алаверды». С чего она решила, что к утренней шутке причастен непосредственно прокурор, не известно. Может потому, что заместитель всегда выглядел как сама невинность.
Она поговорила с прокурором о делах скорбных и уехала восвояси.

Рабочий день закончился, не успели разойтись по домам, как растрезвонились телефоны.
Припозднившийся прокурор таки нашел конверт, рассыпал на себя сахарную пудру и прочел выпавшую записку «Берегись! Это сибирская язва!».

Напоминаю, это было почти двадцать лет назад. Сейчас такая шутка имела бы катастрофические последствия.
Но это сейчас, а тогда было тогда и попроще.

Прокурор позвонил начальнику милиции и сообщил, что совершена биологическая атака на него и надо бы принять меры. Начальник милиции, ещё более суровый мужчина, расквартированный своим кабинетом этажом ниже, просто пошёл к прокурору, глянуть, что да как.
Прежде чем вызывать разные, нужные в этих делах службы.

Потом рассказывали очевидцы.  Из кабинета прокурора вдруг раздался хохот, два угрюмых полковника, ухохатывались и облизывали пальцы.

Оказывается, когда начальник милиции зашел к прокурору, позвонила раскаивающаяся в шутке судья.

В общем без чувства юмора тут никак, пусть и специфического.

Улегшись на передние лапы, Дракон уставился в зарю и восходящее солнце.  Первые лучи щекотали ноздри до пощипывания в немигающих, полыхающих огнем, драконьих глазах.
- Слезы? – Дракон даже усмехнулся, впрочем, кто увидел бы эту усмешку, больше похожую на оскал, крепко подумал бы, прежде чем улыбнуться в ответ.

Скажи кому, что Дракон умеет плакать, не поверили бы, а зря.
Он посмотрел поверх едва проснувшегося солнца,  - Алхимик! Ты  мне тоже приснился? – зарычал Дракон.
Впрочем, сразу понял, что ответа ждать не стоит.  Там, высоко, нет никого.
От снов саднило и царапало всё чаще.

В своей ипостаси Дракон должен быть один. А в этих снах, почти сказках, он не один, его любят и ждут. И, вовсе неожиданно для себя, он тоже оттаивал и учился любить. Любить, жалеть, прощать.

Легкий свист и стук позади, заставили его вздрогнуть. Пламя уже готово было спасительным и очищающим всплеском вырваться наружу, осушив такие предательские слезы, но он замер.
Замер в недоумении перед рыжим, пушистым созданием. Оно лукаво улыбалось, ничуть не опасаясь ни пламени, ни разъяренно ледяных глаз Дракона.

Создание, похожее на комок солнца, подкатилось к лапам Дракона и промурлыкало, что -то похожее на «Доброе утро!».
Дракон покачал головой, подумал было, что перегрелся, но ранее и весьма прохладное утро не оставляло шанса опереться на единственно разумное объяснение.
Поэтому оставалось неразумное  - ему не мерещится.

- Ты кто? – прорычал Дракон. Знакомиться с разными магическими существами ему было этим утром совсем не с руки.
- Солнечный зайчик, - вдруг обидчиво буркнуло создание и подперло ручонками пушистые бока.
- Зайчик? – рассмеялся неожиданно для себя Дракон, - Ты себя видел? Скорее ты цыпленок, если, конечно, ты знаешь, как выглядят цыплята!

Ему вдруг стало любопытно и немножко тепло.

Солнечный зайчик вытаращил круглые глаза и снова заулыбался,  -  Да мне без разницы, на кого я похож. Сказал же, я – Солнечный зайчик! Нас там много таких! – он махнул рукой в сторону солнца и начал подпрыгивать у лап Дракона.
- Ты чего скачешь то? – Дракон развеселился окончательно.
- Мне положено слепить тебе глаза! – пыхтя от натуги, Солнечный зайчик старался подпрыгнуть выше,  -  Чего ты вырос такой здоровый то!

Дракон улегся на камни и подставил морду.
Солнечный зайчик наконец запрыгнул повыше и завошкался на Драконе, - Глаза зажмурь!- скомандовал он.

Дракон, чувствуя, как внутри разжимается и тает ледяное послевкусие от болезненного пробуждения, зажмурился.
На изнанке драконьих век заплясало не привычное, багровое, яростное пламя, а теплое, немного розовое зарево.
- Тебе хорошо? – сварливо осведомился Солнечный зайчик.
- Хорошо. И да, я, наверное, счастлив! – неожиданно для себя ответил Дракон. Он признал себе, что любит тепло.

Розовое зарево в закрытых глазах вдруг стало неспешно обретать черты. Такие знакомые черты той, которая могла унять гнев Дракона, той, что разрешено было погладить его шрамы, той, которая упрямо ждёт Дракона. Черты феи.
- Дракооон! Просыпайся!
Её голос.

Дракон распахнул глаза.
Фея улыбалась и гладила его по распластанным крыльям, - Тебе приснился плохой сон? Ты весь дрожишь! Смотри, уже утро и встало солнце. Пока выгуливать Стеллу!

Дракон взглянул на вход пещеры, маленький Солнечный зайчик, шутливо и дразнясь подмигнул, скользнул прочь, навстречу лучам восходящего солнца и Алхимику.

«Любовь всегда предустановлена. Встречаясь в любви, мы опять встречаемся, ибо и древле когда - то знали друг друга. Тут что - то  ветхое происходит, мирозданное» (с)

Выезжая на место преступления, известно было только то, что с усадьбы раздаются выстрелы. Сосед, осторожно выглянувший через забор, увидел, что Пирожков лежит на земле и похоже мертв. После чего позвонил в милицию. Так что, мы знать не знали, что там произошло.

Но, слава богу, с детьми было всё в порядке. Они испуганно жались друг к другу, но были целы и невредимы.

Мать рассказала, что пьяный Пирожков устроил очередной дебош с рукоприкладством в отношении её и детей. Когда он вышел на улицу, ей удалось запереть дверь за ним, но это была полумера, поскольку он пытался выбить двери. Потом пригрозил, что выбьет дверь топором и, собственно, топором зарубит и её с детьми.

Решение приняла мгновенно, достала из - под кровати его охотничье ружье, которое Пирожков хранил заряженным, отперла дверь и выстрелила в мужа, несшегося на неё с топором.

Всё.

Само собой уголовное дело по убийству было возбуждено, проведены все необходимые экспертизы, допрошены все свидетели. А потом принято решение о прекращении уголовного дела в отношении Пирожковой, поскольку имела место самооборона. Она спасала себя и детей за своей спиной.

В другом случае, мать застрелила своего сына.

Мать была пожилой, но вполне себе выносливой женщиной.

У таких женщин часто нет шанса стареть тихо и безмятежно. Им нужно выживать и тащить на себе тех, на кого по идее, должна опираться в старости.

Так и тут. Её единственный сыночка подрос, но взрослым не стал. В том смысле, что ему удобнее было жить на иждивении матери, пьянствовать, и, как следствие, регулярно избивать свою мать.

В ту ночь сыночка совсем разбушевался. Избил её, поскольку она отказалась отдать ему пенсию на покупку местной самогонки, пообещал сжечь. Собственно, он немедленно приступил к исполнению своего плана. Подпер двери веранды, принес сено с соседского двора и подпалил.  То ли сено было сырое и не разгорелось, то ли сам затушил, неизвестно. Оно обгорело незначительно.

Мы не узнали, почему пожара не случилось, поскольку мать выстрелила в него через эти хлипкие двери сеней и убила его. Нам рассказала, что ружье осталось от покойного мужа, она хотела его сдать в милицию, да руки не дошли. Вот и сгодилось.

Было ли в её глазах то же облегчение, что у Пирожковой? Совсем нет. Безумная тоска, которая остановила её сердце через неделю. Инфаркт.

Но уголовное дело было прекращено не в связи со смертью подозреваемой, а в связи с самообороной.