Никита Михалков о Валентине Гафте (+ про скандальную эпиграмму)
Сегодня 90 – Валентину ГАФТУ. В одной из бесед с Михалковым вспоминали о нём, процитирую:
Валентин Гафт, с которым вы, в общем-то, работали много; себя называет «рабом в искусстве». Вот как это совмещать, свободу и ощущение себя несвободным от ремесла, которому себя посвятил?
— Свобода — это что? Раб искусства — это счастливейший человек, живущий тяжелейшей жизнью того, кому Господь послал этот дар, как послушание, и он его выполняет. Но он счастлив, потому что он ничего другого делать не может, не хочет, и это доставляет ему удовольствие, хотя это очень трудно.
А у Гафта тем более, он все время сомневается, мучается, других мучает. Но в результате, это же становится тем самым полетом, когда он отрывается на сцене, когда он летит и когда он владеет залом, когда он чувствует, как он заряжает энергией зал и получает обратно — это счастье.
Как написал Лосев в своей книжке о Гончарове:
«Счастье — это не тогда, когда получится, и не тогда, когда получилось, а когда получается».
Кстати, и Гафт в одном их изданий повторил про Никиту Сергеевича то, что мне говорил в студии:
Никита Михалков в моей жизни что-то значит - с его папой я познакомился в 1964 году на одном из банкетов у Андрея Александровича Гончарова - он ставил подряд 4 пьесы Боровика и любил грибы собирать к тому же. А я никогда до этого ничего не сочинял. И тут говорю с выражением и накалом: «грибных дел мастер Гончаров в лесу грибы искать здоров, так гончаровская рука нашла в лесу боровика». Сергей Владмирович мне говорит: не читай, как Маяковский, просто пиши, а я буду их печатать.
А потом пошли эпиграммы – мои и не мои, и в том числе «Три Михалковых по тебе ползут». Я Сергею Владимировичу объяснил, что это эпиграмма написана в конце 17 века, только фамилия там другая была. Но Никита на меня обиделся:
«Какой-то там Гафт, говорит, что мы ползем. А мы не ползем! Караван идет, а собака лает».
Но потом мы с ним повстречались в Кремле – нам обоим вручали награды. Он идет навстречу мне по коридору, остановились мы приблизительно как Дантес и Пушкин. Я ему:
Никита я не писал
А он здоровый, с мускулами – ну, думаю, сейчас шарахнет. Но Никита огромными своими руками, грудью и хорошо пахнущим лицом - всем, чем мог - обнял меня, и мы стояли, как будто встретились двое разных полов. И он сказал:
«Приходи сниматься в «12», без проб».
Кстати, раз уж речь про Никиту-Сергеича, насчёт скандальной эпиграммы:
Россия! Чуешь этот страшный зуд
Три Михалковых по тебе ползут.
