Ремесленники

Слышали ли вы о дамасской стали? А о знаменитых мечах из Толедо – мечте средневекового рыцаря? Уверены, что да. Но не стоит беспокоиться – сегодня речь не об оружии, а о вполне мирном и очень красивом продолжении древних традиций арабских мастеров-оружейников. Мы хотим рассказать вам об украшениях в старинной технике "дамаскин" ("damascening").

Техника «дамаскин» существует с древних времен. В Китае были найдены украшения , выполненные в этой технике, которым предварительным расчетам более 2 500 лет.

Ее использовали в Греции, Риме и Египте. Европа увидела это искусство через арабскую Испанию. Однако многие исследователи все же считают, что родиной современной техники «дамаскин» следует считать арабский город Толедо IX–XI веков. Название техника получила в честь другого города — Дамаска, где изготавливали оружие с клинками из вороненой стали. Многие века ремесленники Толедо и Дамаска состязались, чьи же клинки лучше.

И сейчас в Толедо работают мастера техники "дамаскин", возродившие древнее искусство в прекрасных ювелирных изделиях. Их непростая работа требует не только художественного таланта и вкуса. Считается, что у мастера должна быть твердая, точная рука — рука хирурга. Сначала на стальной поверхности гравируется рисунок, потом его выкладывают тонкой золотой нитью, которую вдавливают в поверхность. Затем изделие обрабатывают специальной смесью и нагревают, после чего поверхность становится более темной, а рисунок - ярким и выпуклым. Как говорят сами мастера: " золото – это прекрасно. Но работа важнее и дороже золота". И это действительно так! Смысл украшений "дамаскин" не в драгоценных материалах, а в искусной работе.

Сложно пройти мимо таких изделий, а остановившись, просто не сможешь не уделить времени разглядыванию причудливых форм, оттенков, а так же необычной игре света и богатству фантазии мастеров.

Ювелирные украшения в этом стиле можно купить во всей Испании, в любом сувенирном магазине, но самый большой выбор, конечно, в Толедо. Но самые интересные модели нужно искать в специализированных лавках. Стоимость, как правило, зависит от того, сделано ли украшение вручную или станком. Машинные произведения вдвое дешевле, но и они очень красивы! А вот небольшая пластина, размером с салатницу, выполненная вручную, может стоить более 1 000 долларов. В последнее время для обеспеченных туристов, считающих сталь "не престижной", стали делать украшения на серебряной основе и использовать в них драгоценные камни или жемчуг.

Выбор ювелирных изделий "дамаскин" огромен, от разнообразия форм и рисунков разбегаются глаза. Это и броши, где помимо старомодных круглых или овальных, есть модели в виде корабликов, цветов, бабочек и танцовщиц, подвески и колье, а вот выбор колец не так велик. А браслетов напротив- изобилие и на любой вкус: крупные и тонкие, в виде цепочки с подвесками или из отдельных звеньев.

Одним из популярных мотивов являются мечи и кинжалы, поскольку прообразом этих украшения было оружие. При желании можно приобрести точную копию толедского меча или доспеха в натуральную величину.

Конечно, стиль "дамаскин" в украшениях подойдет не всем. Но если вы не рискните носить на руке браслет или брошь, а изящество ювелирной техники вам по душе, можно приобрести просто милую безделушку - зеркальце в оправе, пудреницу, футляр для губной помады или небольшую шкатулку. Возможно, такая вещь станет настоящим украшением вашего туалетного столика.

Спасибо за внимание.

Перед читателями продолжение научно-популярной работы Поля Лафарга о пролетариате физического и умственного труда. В первой части автор показал, как в лице мелкого собственника (ремесленника) в Европе в докапиталистическую эпоху соединялись функции хозяина, организатора, торговца, рабочего и ученого. Занимаясь своим ремеслом, мастер был цельной разносторонне развитой личностью, по меркам своего времени, а объединения ремесленников различных профессий - цехи являлись экономической и социальной ячейкой средневекового города. Цехи соблюдали устав, ревностно хранили традиции и всеми силами сопротивлялись наступающему буржуазному строю. Но ничто не вечно под луной…

2. Пролетарии

Организованные в цехи ремесленники составляли государство в государстве с особыми привилегиями, которые они должны были стремиться отстаивать и расширять. Пролетариат выступал не как организованная корпорация, а как бесформенная, хаотическая масса, которая постоянно разрасталась, но никакими привилегиями не пользовалась.*

*Когда пролетариат называют «четвертым сословием», это свидетельствует о полном незнакомстве с историческим развитием и социально-политическим положением пролетариата: сословие есть замкнутый класс с привилегиями, признанными другими классами.

Пролетарий есть умственный или физический работник, продающий свою рабочую силу.

Пролетарий, подобно рабу не владеющий орудием труда, которое он приводит в действие, не имеет также никакого права на продукт своего труда. Он уже не хозяин себе, как ремесленник, и еще менее на нем лежит теперь забота об обмене продукта своего труда.

Единственное его богатство, единственный его товар — это его собственная жизненная энергия, его рабочая сила. Если он и объединяет в себе свойства производителя и продавца, то только потому, что он, не в пример рабу, проданному на всю жизнь, продает себя на день, на неделю, на месяц. Великая свобода, единственная свобода, которую ему навязала цивилизация, — это свобода продавать себя.

Капиталист не владеет пролетарием, как рабовладелец — рабом. Он нисколько не заинтересован в сохранении его как индивидуума. Он — лишь хозяин его рабочей силы, которую он купил по рыночной цене. Он имеет право использовать ее, как ему угодно в продолжение 12, 14 и более часов. Когда покупают осла, лошадь, раба, нужно считаться с возможностью их заболевания и смерти. Капиталист не знает такого риска. Он покупает рабочую силу по ее стоимости, по цене ежедневных, необходимых для ее обновления, расходов. Если ювелиру или профессору математики нужно десять марок в день на мясо, одежду, развлечения и т. п. для поддержания художественных или научных способностей своей рабочей силы, то капиталист, дающий им работу, должен им именно столько платить. Если ткачу или прядильщику нужно только две марки в день на картофель, водку, лохмотья и т. п. для обновления своей рабочей силы, то капиталист будет им вообще платить только две марки — и ни пфеннига больше.

Дешево производить — таков боевой клич капиталистического способа производства. Рабочая сила рабочего есть товар и разделяет поэтому участь всякого другого товара — она должна производиться возможно дешевле. Чтобы понизить издержки производства, улучшается качество товара, фальсифицируется сырой материал, из которого он производится. Точно так же, чтобы понизить цену силы рабочего, капиталист старается лишить его работу всякого содержания, отнять у рабочего всякую надобность в профессиональном искусстве и познаниях и вынуждает пролетария ослаблять свою рабочую силу и все менее восстанавливать ее, все более понижая его гигиенические потребности, — и в конечном счете обрекая его болезням и преждевременной старости.

Ремесленник имел все свое ремесло в своих пальцах и в своем мозгу. В течение долгих лет бывал он учеником, и нужно было больше способностей и знаний, чтобы изготовить пробную работу для получения звания цехового мастера, чем для того, чтобы написать теологическое или философское сочинение. Разделение труда, начавшееся и развившееся в мануфактурном производстве, задавило художественные способности ремесленника. Продукт, бывший раньше произведением одного, теперь производился совместной работой многих. Процесс изготовления иголки, например, распределялся на 18 частей, выполнявшихся различными рабочими, из которых каждый осужден был всю свою жизнь совершать одну и ту же однообразную манипуляцию, без надежды хоть когда-нибудь дожить до того, чтобы сработать целую иголку. Это постоянное повторение одного или немногих движений руками притупляло ум и уродовало тело; оно чрезмерно развивало напрягавшиеся при этом мускулы, нервы и кости, оставляло другие органы хиреть.

Тогда явилась фабрика с ее машинами, приводимыми в движение паром, и совершенно лишила рабочего его личного ремесла, которое фабрика свела к нескольким простейшим движениям, но это было все, что от него осталось. Техническая ловкость рабочего перешла к машине, гораздо быстрее и точнее выполняющей манипуляции, раньше доверявшиеся руке и разуму рабочего. Нет такого ремесленника или рабочего, который бы мог сравниться с образцовой работой гофрировальной машины. Пролетарий — лишь надсмотрщик над машиной, лишь колесо в ее механизме. Ремесленник и рабочий мануфактуры управляли своими инструментами, — машина же управляет рабочим, приказывает ему то итти вперед, то наклоняться, то поднимать руки и ноги, — и он вынужден точно выполнять ее приказы, чтобы выделываемый продукт не пострадал или даже совсем не погиб. Пролетарий — полнейший автомат, который сам себя заводит. И когда он таким образом низводится на роль машины, тогда искусный рабочий замещается поденщиком, мужчина — женщиной и эта последняя — малолетним. Один смелый американец, конечно — сторонник прогресса, предложил даже заменить двуногих рабочих обезьянами; единственная трудность, которую он находил, состояла в том, что содержание обезьян стоит дороже, чем содержание пролетариев.

Обществу омнибусов в Париже содержание лошади (включая расходы по амортизации затраченного на ее покупку капитала) обходится в среднем дороже, чем жалованье кондуктору или кучеру, — и, однако, от лошади требуется от 4 до 5 часов работы в день, между тем как пролетария заставляют надрываться на работе 12 и 14 часов в день.

Чтобы понизить цену рабочей силы пролетария ниже цены рабочей силы лошади, необходимо было также освободить его от тягот, прежде на нем лежавших. Пока у него дома имеется жена и дети, его заработная плата должна покрывать не только издержки по восстановлению его собственной рабочей силы, но и расходы по содержанию его семьи. Филантропы и моралисты вдохновенно воспевали то огромное завоевание, какое представляет собою применение в промышленности труда женщин и детей. Послушать их — это дает значительный рост благосостояния рабочей семьи. Мы видели уже в предыдущей главе, как мануфактурист Ревельон доказывал, что эксплоатацией 12—15-летних детей он оказывает их родителям великое благодеяние.

Один фабрикант из Маркетты близ Лилля, по имени Скрив, большой филантроп, рассказывал на конгрессе благотворительности в Брюсселе, в 1857 г., с гордым сознанием исполненного долга, что он ввел выгодный способ занимать детей на фабриках:

«Мы учим их во время работы петь или считать, и это их так забавляет, что они бодро переносят 12 часов работы, которые необходимы для поддержания их существования».*
* Протокол первого конгресса благотворительности в Брюсселе, в 1857 г. Речь г. Скрива.

Вот это правда. Как только машина делает возможным применение их труда в промышленности, жена и дети должны сами зарабатывать себе на существование, и соответственно этому понижается заработок главы семьи. Общераспространенное мнение гласит, что женщина - самое дорогое животное на земле, капиталистическая же политическая экономия, наоборот, заявляет, что у женщины меньше потребностей, чем у мужчины, и поэтому она за одинаковую работу получает меньшую плату. В столицах и больших городах, где проституция является доходным ремеслом, работница часто вынуждена пополнять свой промышленный заработок половыми «услугами». Столь прославленный моралистами женский фабричный труд разрушил рабочую семью.

Отцовский авторитет покоится на том, что отец кормит членов своей семьи и передает им в наследство свое достояние. Как только жена и дети экономически становятся на собственные ноги, они перестают признавать авторитет отца, из-под ног которого вынута почва. Отношения между различными членами семьи сводятся к самым простым формам. Жена, проводящая свой день на фабрике, не может заботиться ни о муже, ни о детях. Пролетарская семья собирается лишь в часы отхода ко сну. И это, впрочем, не всегда бывает, ибо во многих предприятиях есть дневные и ночные смены, и муж приходит утром домой, чтобы занять в постели место, только что оставленное женой. Они видятся только раз в неделю, — в том, впрочем, случае, если воскресенье является днем отдыха, что не всегда имеет место в добрых христианских странах.

Фабричная работа женщин и детей не только не увеличила источников дохода рабочей семьи, но, наоборот, внесла нищету и раздоры в то, что осталось рабочему от семейной жизни. Жена и дети выступают конкурентами главы семьи. Они понижают его заработную плату, часто прогоняют его с работы и заставляют сторожить дом, превращая его в дармоеда, живущего трудом тех, кого он некогда призван был содержать и направлять. В Америке, где капиталистическая эксплоатация доведена до самых крайних пределов, эта перемена роли мужчины в семье так резко проявляется, что янки придумали особое слово для обозначения некоторых городов штата Массачусетс, в которых на сто занятых на фабрике пролетариев приходится 35 мужчин, 51 женщина и 14 детей: они называют их she-towns — женские города. «Cotton Factory Times», констатируя этот факт, сопровождает его следующими размышлениями, которые мы рекомендуем вниманию защитников семьи:

«Что же должно произойти с мужчинами? Они не находят никакой работы, а жены и дети не зарабатывают столько, чтобы быть в состоянии их прокормить».

Политики единодушно — что с ними редко бывает — признают благотворное влияние собственности на характер: она внушает ее обладателям дух порядка и предусмотрительности, независимости и добродетели. В парламентарных странах избирательное право дается только тем, кто владеет достаточным количеством этого облагораживающего добра. Средневековое общество было построено таким образом, что почти каждый имел надежду стать собственником. После положенного времени ученичества и выполнения определенных пробных работ подмастерье становился мастером и открывал свое дело. С появлением мануфактуры подмастерью становилось все труднее обзаводиться своей собственностью. Машина окончательно преградила дорогу пролетарию. Механический аппарат современного производства требует для своего приобретения и использования такого громадного капитала, что пролетарий лишен всякой надежды стать когда-либо собственником. Пролетарием он рождается, пролетарием живет и умирает. Факт этот настолько общеизвестен, что даже буржуазные экономисты, эти упорные краснобаи, перестают долбить свои избитые фразы о том, что и у пролетариев есть надежда тоже когда-нибудь стать собственниками и попасть в эту обетованную для всех землю.

Но хотя пролетарий уже не может теперь сделаться личным собственником своих средств производства, однако экономисты и Шульце-Деличи болтают ему о возможности достижения обладания ими путем организации товариществ.

Когда 60 лет тому назад Роберт Оуэн пропагандировал производительные товарищества не как средство разрешить социальный вопрос, но как средство мелкое домашнее производство перевести в крупную индустрию, князья политической экономии не жалели доводов, чтобы выставить его предложение в смешном свете. Теперь для коммунистов это, конечно, торжество, — не очень, впрочем, великое,— присутствовать при том, как господа экономисты поклоняются тому, что они раньше с такой яростью сжигали. Однако, когда Оуэн предложил свои товарищества, капиталистическое производство еще не было развито; тогда они могли стать практической мерой для смягчения страданий, которые принесло с собою превращение ремесленника в пролетария. Но предлагать пролетариям товарищества теперь, когда крупное капиталистическое производство до такой степени вытеснило мануфактурное производство, — верх смешного.

Допустим, что рабочие какой-нибудь фабрики, железоделательного завода или прядильни были бы в состоянии собрать тысячи и миллионы рублей, составляющие стоимость оборудования этих предприятий, как и необходимый для них оборотный капитал. В каком положении находилось бы это рабочее товарищество по отношению к конкурирующим капиталистам? В каждой индустрии бывают периоды застоя в делах и даже острые кризисы. В таких случаях капиталист рассчитывает своих рабочих, оставляя только небольшое их число, необходимое для ухода за машинами и для выполнения оставшихся небольших заказов. Кооперативная фабрика рабочих не могла бы поступить столь бесцеремонно со своим персоналом. Она не могла бы сразу, внезапно, выбросить на улицу своих собственных владельцев-рабочих. Она должна была бы их сохранить, продолжать работать с большими убытками и разорить свое предприятие, чтобы содержать своих товарищей-владельцев. В борьбе за существование фабрика товарищества оказалась бы в неблагоприятном положении, и мы видим, что все подобные учреждения во Франции и Англии действительно либо злополучно рушились, либо превращались в товарищества на вере, как знаменитое предприятие рочдельских пионеров и товарищество оптиков в Париже, основанное в 1849 году при поддержке государства. Некоторые их учредители сперва более или менее иезуитскими средствами вынудили своих товарищей выйти из предприятия, а затем наняли пролетариев, которых стали эксплоатировать, как обыкновенные капиталисты.

В капиталистическом обществе не может образоваться никакое предприятие на иных основаниях, чем система наемного труда, не вызвав к себе ненависти заинтересованных в этой системе слоев. Гамбетта и оппортунисты, чтобы привлечь к себе рабочий класс, хотели провести некоторые реформы в его пользу. Они предложили дать синдикальным камерам (т. е. профессиональным союзам) права юридической личности и наравне с капиталистами допустить их к выполнению государственных работ, причем финансовые общества должны были из собственных средств, либо при поддержке государства, снабжать их необходимым капиталом. Надо было видеть, когда этот прекрасный проект стал известен, какую тревогу забили все промышленники и их органы. Какое преступление против буржуазии дать возможность организованным рабочим работать за собственный счет! Это было ниспровержение всех священных законов политической экономии, это было покушение на основы общества! Оппортунисты вынуждены были отказаться от этой реформы.

Чтобы воспрепятствовать возникновению рабочей индустрии, капиталисты объединяются, отказываясь даже от своей обычной взаимной конкуренции и жертвуя собственными интересами. Американские рыцари труда владеют в графстве Дэвис (Индиана) и в графстве Сен-Клэр (Иллинойс) угольными копями, которые они сами эксплоатируют. Им удалось завязать торговые сношения приблизительно с шестьюстами фабрикантов и торговцев. Но когда они обратились к железным дорогам, чтобы обеспечить постоянный транспорт угля, то три компании отказались перевозить больше одного вагона угля в день; одна линия отказалась от всякой перевозки, хотя товарищество предлагало прибавку в 25 центов с тонны против действующего тарифа. Рыцари труда подали жалобу государственному прокурору Иллинойса, который посоветовал, однако, взять ее обратно, ибо процесс против таких мощных компаний окончился бы, по его словам, не в пользу производительного товарищества.

Если пролетарии не могут освободиться в капиталистическом обществе ни индивидуально, ни путем организации небольших производительных товариществ, то они, может быть, в состоянии удерживать свой заработок на соответствующем их потребностям уровне? Или они должны ограничивать свои потребности и приводить их в соответствие с падающим заработком?

Предприниматель мануфактурного предприятия не мог внезапно, без серьезной причины, уволить ремесленника или даже рабочего, ибо и тот, и другой обладали, хотя и в различной степени, определенными техническими познаниями, — их нелегко было заменить. Совсем в другом положении находится современный пролетарий, который является лишь придатком к рабочей машине, автоматом, которого во всякое время может заменить любой работник. О противодействии изолированного пролетария капиталисту не может быть речи.

Имеют ли, по крайней мере, организованные пролетарии надежду на возможность оказать противодействие капиталу?

С 1848 года в Англии возник целый ряд больших тред-юнионов, которые, обладая огромным состоянием во много миллионов рублей, в состоянии проводить колоссальные стачки. Но эти рабочие организации и их победы были возможны только при том необычайном расцвете, какой переживала английская промышленность. Англия - первая страна в мире, развернувшая крупную промышленность, - была долгое время владычицей мирового рынка. Её промышленность процветала в невиданных размерах. И пролетарии в известной мере пользовались этим расцветом. Они могли продавать свою рабочую силу дороже, чем их товарищи на континенте, и добиться в сравнении с последними целого ряда выгод. Но это время миновало. С тех пор, как Европа и Америка развили у себя крупную промышленность, английские тред-юнионы потеряли свою мощь, их кассы опустели, их ряды поредели. Эти тред-юнионы, некогда внушающие ужас капиталистам, опустились до роли политического орудия в руках либеральных политиков. Их вожаки боятся всякого действительного противодействия капиталу, и крупные стачки в горных округах часто вызываются ныне самими предпринимателями, чтобы временной приостановкой производства освободиться от своих запасов и поднять цены.

Резервная армия промышленности в настоящее время так велика, что капиталист всегда может быть уверен, что в случае забастовки в его предприятии найдет сколько ему нужно рабочих. Если имеющихся в городе рабочих не хватает, он привозит новых работников из соседних городов или из-за границы. Если и этот источник не может быть использован, у него остается еще выход — закончить производство своих работ за границей. В 1867 году бастовали лондонские портные, и им удалось не допустить привоза рабочих извне. Что сделали предприниматели? Они послали скроенные платья в Париж, чтобы там их сшить. Попытка не удалась вследствие вмешательства «Интернационала». Но подобный же маневр был недавно успешно проделан в Париже: парижские предприниматели выписали из Норвегии окна и двери, которые парижские рабочие отказались работать ниже известной цены.

Капиталист вполне независим благодаря той силе, которую ему дает концентрация капитала. Не оказывается в одной стране многообещающих условий, — он может перенести свой капитал в другую страну. В июне прошлого года газеты г. Лидса (Англия) сообщали, что фирма Маршал и КО, владеющая прядильной фабрикой, основанной в начале нашего столетия, ставшей одним из промышленных центров Йоркшира и насчитывающей свыше 3 000 рабочих, решила закрыть свою фабрику, а машины переправить в Америку, чтобы быть ближе к сырому материалу. Господин Мунделла, бывший член кабинета Гладстона и прославленный защитник английских рабочих, избиравших его в парламент, отвез свои машины в Саксонию, чтобы

иметь более дешевых рабочих, чем в Англии. Господа Гольден, крупные прядильные фабриканты в Реймсе и Рубэ, переселились туда из Англии и водворились во Франции, потому что в этой стране женский и детский труд почти не охраняется законом. Правительство Французской республики наградило их орденом почетного легиона, потому что они переехали во Францию, чтобы день и ночь изнурять работой женщин, что в Англии законом воспрещено. Капитал ныне свободен от всяких стеснений и ограничений, которые раньше строго прикрепляли его внутри каждой страны. Теперь ему больше не с чем считаться, кроме собственных интересов, и он может устраиваться там, куда манит его наивысшая прибыль.

Капиталист не мог бы достигнуть вершины своей независимости, отмены всех ограничений пола, возраста, национальности при наборе рабочих, а ремесленник не мог бы спуститься до положения пролетария без собственности, без семьи, без ремесла, если бы ужасные бедствия не стали обычной участью рабочих крупной промышленности. Таких размеров достигли бедствия рабочих, что даже официальные экономисты не пытаются скрывать их.

«Быстрый рост пауперизма идет рука об руку с ростом крупной промышленности”, — писал де-Молинари, директор парижского «Journal des Economistes». У наций, которые достигли апогея промышленного развития, нижние слои общества вырождаются под влиянием пауперизма; они доставляют постоянный контингент для проституции и преступлений, и нигде не видно какого-либо заметного и длительного улучшения их горестного и ненадежного положения, нигде не видно влияния промышленного прогресса на уменьшение меры их страданий. Прежде к этому несчастному классу принадлежали немногие индивидуумы, — ныне происходит массовое производство как богатства, так и бедности».*
*J. de Molinari, L'Évolution économique du XIX siècle, 1880, pp. 101,102.

Продолжение следует...

Поль Лафарг

источник

Редакция “Бескома” предлагает вниманию читателей интереснейшую работу одного из лучших популяризаторов марксизма, по мнению Ленина, Поля Лафарга о пролетариате физического и умственного труда. Среди современных коммунистов вопрос об определении и градации пролетариата стоит еще очень остро, шпаги не вложены в ножны, но копятся знания, все доступнее становятся для широкой публики ранее малоизвестные документы.

Одним из таких документов является работа Поля Лафарга, опубликованная в СССР во втором томе его сочинений в 1928 году. Безусловно, что даже в комсреде найдутся “критики”, которые не преминут “плюнуть” со своей колокольни и на эту работу, зять Маркса таким - не авторитет и прочее. Поэтому для увесистости написанных ниже строк хочется еще указать дату первой публикации исследования Лафарга - это 1887-1888 годы. Наверняка мимо Энгельса данная работа, печатавшаяся в нескольких номерах “Neue Zeit”, не прошла бы.

Редакция “Бескома” разделила работу Лафарга на четыре смысловые части, в общем следуя за логикой автора:

- Ремесленники;

- Пролетарии;

- Пролетарии умственного труда;

- Производитель в будущем обществе.

Приятного чтения.

= = =

Пролетариат физического и пролетариат умственного труда

I. Ремесленники и пролетарии

1. Ремесленники

В нашем столетии человек заставил служить себе упругость водяного пара, известную уже более шестнадцати столетий; после огня и железа пар является самым важным вспомогательным средством, которое человек отвоевал у природы. Единственные двигательные силы, которыми пользовались до нашего столетия, были: человек, животные, вода и ветер — все ограниченные и нерегулярные двигатели. Сила пара, наоборот, постоянна, удобопереносима и по существу неограниченна.

Пар был в руках человека важнейшим средством обуздания сил природы и преобразования человеческого общества. Его влияние на человека и на его семейный и общественный строй было так могущественно, что его можно считать самым революционным фактором из всех ранее существовавших. Ни порох, сделавший ненужным панцирь феодального рыцаря и превративший в развалины его замки, которые взирали с гор, как падала аристократия и провозглашалось равенство всех людей перед свинцовой пулей; ни открытие Америки, наводнявшей Европу тяжело нагруженными ее золотом галеонами, чтобы расшатать феодальную систему собственности, и ускорить развитие торговли и промышленности; ни книгопечатание, сделавшее для всех доступным знание, накоплявшееся целыми веками и очищавшее головы людей от заблуждений и суеверия, — ни одно из этих открытий и изобретений не произвело такого глубокого и бурного влияния на человеческое, общество, как пар.

Менее чем в столетие он сильнее изменил общество, нежели это сделали в три столетия порох, американское золото и книгопечатание.

Пар, техническая основа капиталистической фабрики, менее чем в столетие довел до высшей степени их развития все экономические и социальные элементы, которые хранила в своих недрах неповоротливая, медленно развивающаяся мануфактурная система. Он, по меткому народному выражению, на парах провел этот переворот.

Мануфактурное производство положило начало будущим промышленным центрам. Средневековые города и села были и в одно и то же время и городами, и селами. Каждый горожанин имел свой сельскохозяйственный участок и каждый ремесленник — свой клочок земли. Только города насчитывали несколько тысяч жителей, и окрестности доставляли им все, что необходимо было для удовлетворения жизненных потребностей. Внешняя торговля служила лишь для получения предметов роскоши и излишеств; она велась с величайшими опасностями всякого рода коробейниками и купеческими караванами. На ежегодных или раз в два года устраивающихся ярмарках запасались тем, что являлось предметами торговли. В неурожайные годы терпели все ужасы голода, даже если в соседней провинции был обильный урожай: не было дорог для перевозки продовольственных припасов.

Мануфактурное производство стало вызывать к жизни промышленные города, которые непрестанно разрастались благодаря своему удобному положению на скрещении проездных дорог, у озера, у реки, у хорошего шоссе, облегчавших доставку продовольственных припасов и других продуктов. В конце прошлого (XVIII век) столетия в Европе были уже города с сотнями тысяч душ населения. Лондон насчитывал 800 тысяч, Париж — 500 тысяч, Берлин — 180 тысяч, Манчестер, Глазго и другие города — около 100 тыс.

Рост городов тормозился недостатком продовольственных продуктов вследствие трудности их доставки. Недостаток или ненадежность больших дорог покровительствовали ростовщикам и спекулянтам жизненными продуктами в большей мере, нежели ныне пошлины на жизненные продукты покровительствуют помещикам. Во Франции, и главным образом в Париже, живо ощущался недостаток больших дорог, — он был прямой причиной дороговизны и ряда возмущений, которые в конце прошлого столетия подготовили городское население к революционному движению.

Пар устранил препятствия к росту городов. С 1840 г., т. е. со времени введения железных дорог, население все больше покидало сельские местности и наполняло города. Железные дороги увозили с полей их работников, и новая система финансов высасывала у крестьян так долго копившиеся золотые и серебряные монеты, чтобы оплодотворить ими городскую промышленность. Города насчитывали жителей:

В отношении к общему количеству населения Англии и Франции городское население составляло:

Когда предлагаемая статья сдана была в печать, нам попалась в руки статистика роста трех значительнейших городов в Америке. Небезынтересно сравнить эти цифры с приведенными выше. Жителей насчитывалось:

Пар довершил отделение города от деревни. Урожай может быть в окружности 50—100 километров от Парижа или Лондона плохим, и все же в городе может господствовать избыток американского, индийского и австралийского хлеба, заполняющего нехватку, между тем как вся страна голодает.

Это так далеко зашедшее разделение города и деревни есть одно из важнейших социальных явлений нашего столетия. Оно совершенно изменило общественный строй. Оно также совершенно изменило условия жизни и труда ремесленника. Оно превратило его в пролетария.

В первобытном обществе, которое еще теперь можно наблюдать в Индии, равно как и в селах и местечках средневековья, жители обычно были владельцами земли и питались доходами с полей, которые они обрабатывали. Хлеб и мясо, которое они ели, вино или виноградный сок, который они пили, шерсть или полотно, в которые они одевались, были продуктами их труда. Ткач, портной, кузнец и другие ремесленники принимались в деревенские общины лишь в меру действительно существовавшего на них спроса. Обычно они жили на одной окраине деревни. Они представляли собою как бы общинных чиновников, наравне со священником и школьным учителем; некоторые из них получали определенное годичное жалованье. Ткач, бондарь, портной работали только по заказу и из материала заказчика, а где была возможность — и в его доме. Они оплачивались натурой (хлебом, вином, живностью и т. п.) или, если сами владели землей, получали вместо платы какую-нибудь определенную работу, например за день ткацкой работы - день работы на винограднике. Эта первоначальная форма промышленности держалась до тех пор, пока села и местечки оставались самостоятельными организмами, т. е. социальными организмами, производящими все необходимое для удовлетворения повседневных потребностей.

Но когда, под влиянием внешних обстоятельств, население данной местности увеличивалось и местность все более теряла свой сельский характер и входила в сношения с окружающими селениями, возникал внутренний рынок для товарного производства, и положение ремесленника становилось совсем иным. Он, так сказать, эмансипировался от своего заказчика. Он уже не ждал, пока заказчик принесет ему материал, из которого он должен сработать вещь — он сам стал покупать его и хранить у себя. Он даже начинал работать без заказа, если только рассчитывал, что заказ будет. Он уже не только производитель, — он становится купцом. Чтобы закупать сырье и оплачивать двух-трех подмастерьев, работавших у него, под его руководством, живших в его доме, питающихся вместе с ним за одним столом, он должен был обладать небольшим состоянием, столь, впрочем, незначительным, что его нельзя было назвать «капиталом» в том смысле, в каком употребляет это слово Маркс.

Функции ремесленника становятся более разнообразными. Он теперь должен покупать, производить и продавать. Как покупатель, он ищет лучшего и наиболее дешевого сырья; как производитель, он составляет проект изготовляемого предмета, часть выполняет сам и руководит изготовлением остального. Как продавец, он торгуется с заказчиком о цене и надувает его по всем правилам торговли.

Чтобы приобрести эти разнообразные свойства, которые в настоящее время с трудом можно встретить в одном лице, ремесленник должен был пройти долгую школу ученичества у какого-нибудь мастера своего цеха. В средние века каждое ремесло было мистерией, секреты которой открывались посвященным лишь постепенно. Продолжительное ученичество и любовь к своему ремеслу работника, которого тогда еще не мучила забота о конкуренции сбыта, делали из него настоящего мастера. И ныне еще находим мы неувядаемые черты художественной ценности в зданиях церквей и соборов, в мебели, золотых изделиях,— во всех произведениях, которые составляют предметы восхищения наших художников и которых малейшая деталь носит печать оригинальности и самобытности.

Все художественные школы нашего века, века прогресса и просвещения, еще не в состоянии выдвинуть таких мастеров, как цехи средних веков.

Ремесленники сохранили свои необыкновенные способности до наступления капиталистического производства. Мальзерб, который позднее выступил защитником Людовика XVI, говорит об этом в одном докладе, опубликованном в Париже в 1790 г. королевским Сельскохозяйственным обществом:

«Я вспоминаю, что Академия наук выразила свое изумление перед умом и образованием большого числа ремесленников. Это обнаружилось тогда, когда она предприняла опубликование описания искусств и ремесел. Она объявила, что все доставленные ей описания искусств или ремесел будут вместе с именами авторов опубликованы в общем сборнике, который издан будет от имени Академии. Получено было таких описаний от ремесленников больше, чем ожидали, и в Академии были поражены тем, что во многих описаниях встречались соображения из области математики и физики».

Если французская революция нашла так много талантливых и энергичных людей, которыми она воспользовалась для командования своими армиями, для организации своих финансов, для развития земледелия и промышленности, для борьбы с наступавшей на нее объединенной Европой, для создания всей новой эры, то это нужно приписать тому обстоятельству, что в прошлом столетии было так много ремесленников, которые были не только мастерами своего ремесла, но и людьми, сведущими в науках.

Благодаря благоприятным условиям, в которых протекали работа и жизнь ремесленника, он представлял собою разносторонне развитого человека. Он был одновременно работником как физического, так и умственного труда. Он не был жалким, одиноким, беззащитным и бесправным существом. Он работал в собственной мастерской, владел собственным домом и часто еще небольшим клочком земли*.

*В Эльзасе «рабочие были тесно связаны с землей. Они жили и городах и селах своей округи, и почти каждый из них владел домиком и часто небольшим полем». Это констатировал г. Миг, один из крупных фабрикантов Эльзаса, в докладе, прочитанном в Социально-экономическом общество и напечатанном затем в «Economiste francais» от 10 мая 1863 г.

Обычно ремесленник часть года занимался только обработкой земли. Его промысловая работа была, так сказать, только дополнением к его земледельческой работе. Молодые люди уходили из деревни, чтобы часть года работать только в городе. Ремесленник имел семью, он был мужем и отцом не только по имени; жена его вела хозяйство, приготовляла пищу, держала в порядке белье, заботилась о доме и о детях. Девушки оставались с матерью до замужества и обучались у нее домоводству. Сын до 14-летнего возраста не приступал к работе в мастерской; часто сам отец обучал его начаткам ремесла, покуда он не становился достаточно взрослым, чтобы оставить отцовский дом и начать свое ученическое странствование. И когда он возвращался домой после ряда лет странствования, он основательно знал уже свое дело и был уже вполне зрелым человеком вследствие продолжительных сношений с людьми и вещами.

Каждый ученик рассчитывал сам когда-нибудь стать мастером, завести свою мастерскую и быть независимым. Капиталистическая мануфактура это изменила. Она концентрировала орудия производства для многих рабочих в одном помещении под общим руководством и ввела в этой расширенной мастерской разделение труда, которое постепенно вытесняло художественные дарования рабочих. Но хотя рабочий на мануфактуре лишался независимого положения ремесленника, у него все же оставалась его семья. Его заработка хватало не только ему, но и на содержание жены и детей, которым не было необходимости также итти в мастерскую, чтобы заработать себе на существование. До революции в Париже была только одна мануфактура, употреблявшая в качестве рабочих мальчиков от 14 до 15 лет, — это была мануфактура обоев Ревельона, которая была разграблена и сожжена 28 апреля 1789 года. *

*Сожжение этой мануфактуры имеет историческое значение, которое историки революции, от Тэна до Мишле и Луи Блана, недостаточно оценили.
Мануфактура Ревельона стояла посреди Сент-Антуанского предместья, население которого в громадном большинстве состояло из ремесленников, и насчитывала свыше 300 рабочих. Ревельон, сам бывший рабочий, похвалялся, что понизит плату рабочим до 15 су в день. Одним из средств довести плату до такого низкого уровня и было привлечение к работе детей в возрасте от 12 до 15 лет. Ему удалось, как он писал, поставить их работу с выгодой для себя и в то же время сделать их полезными для их отцов и матерей: они зарабатывали 8,11,12 и 15 су в день. Долго копилась ненависть ремесленников предместья к богатому мануфактуристу, который ввел капиталистический метод эксппоатации рабочих. В апреле 1789 г., когда в предместье происходило собрание для составления наказов (cahiers) депутатам, избранным в Генеральные штаты, и для избрания этих депутатов — между избирателями произошел раскол. На одной стороне находились ремесленники, на другой — «нотабли», кандидатом которых был Ревельон. Высокомерно слушали буржуа наказ ремесленников, Ревельон хотел заставить их молчать. 27 апреля собрание разошлось при угрозах с обеих сторон. Ремесленники собрались, судили мануфактуриста и приговорили его к повешению его изображения, каковой приговор в тот же вечер был приведен в исполнение на Гревской площади, где обыкновенно совершались казни. Зрелище казни не только не успокоило массы, но воспламенило их ярость. В ближайшие дни 4000 ремесленников обложили фабрику, разграбили ее и предали огню. Ревельон должен был скрыться в находившейся поблизости Бастилии. Два с половиною месяца спустя, 14 июля, французская гвардия, поддержанная некоторыми гражданами, взяла Бастилию, эту цитадель королевской власти, господствовавшую над городом буржуа, как и над Предместьем ремесленников.
Взятие Бастилии справедливо считается первым революционным актом буржуазии против дворянства; взятие мануфактуры Ревельона было объявлением ремесленниками, которым предстояло неизбежно превратиться в пролетариев, классовой борьбы против буржуазии. Эта борьба продолжалась сплошь все время революции.
Приведенные здесь факты частью заимствованы из опубликованной в предместье Сент-Антуан в 1789 г. «Защиты Ревельона» (Ехрose justificatif pour le sieur Reveillon, entrepreneur de la manufacture royale de papiers peints).

Ремесленник, владевший небольшим состоянием, обеспечивавшим его независимость, мастер ремесла, требовавшего значительных технических знаний, занимал весьма прочное положение, а для укрепления своей индивидуальной мощи ремесленники создавали мощные организации.

В противоположность цехам ремесленных мастеров подмастерья, еще не достигшие звания мастера, образовали обширные общества, объединявшие всех работников того же ремесла и во Франции носившие название compagnonnage (общества подмастерьев). Они были в состоянии победоносно выдерживать борьбу против верховенства цеховых мастеров и мануфактурных предпринимателей. Перед самой революцией они были достаточно сильны, чтобы держать целые города под бойкотом подобно тому, как теперь делают рыцари труда в Америке. В 1787 г. столяры объявили город Марсель под бойкотом; все подмастерья получили приказ оставить город, и через несколько недель мастера должны были уступить.

В городах мастера каждого ремесла объединялись в цехи для защиты своих прав и привилегий против всякого враждебного наступления. Рынок для их продуктов был ограничен городом и его окрестностями, и поэтому цех должен был заботиться о том, чтобы рынок не был наводнен конкурентами и их товарами. Число мастеров каждого ремесла в городах было твердо установлено, точно так же и число подмастерьев, которых они держали, и количество товаров, которые они должны были производить. А чтобы надзиратели цехов могли наблюдать за исполнением предписаний, рабочие должны были работать при открытых окнах и дверях, а иногда даже на улице.

Каждый цех должен был строго держаться в пределах своего ремесла. Портные, например, должны были изготовлять только новую одежду. Всякие починки были им запрещены и составляли предмет цеха ветошников.

Каждое новшество приводило цехи в ужас. Они боялись, что промышленное равновесие между их членами было бы нарушено, если бы они допустили, чтобы один из них оказался в более выгодном положении в сравнении с другим. Поэтому они запрещали введение всякого промышленного усовершенствования, применение всякого нового приема работы. На Арганда, изобретателя названной его именем лампы с двойной тягой, утроившей силу света масла, была подана цехом жестянников жалоба в парламент, в которой цех требовал для себя исключительного права починки ламп. Набивная материя получила права гражданства только вследствие заступничества таких влиятельных дам королевского двора, как Помпадур, Дюбарри, и сама Мария-Антуанетта. Торговые палаты Руана, Лиона, Амьена энергично протестовали против этого, заявляя, что Франции грозит погибель, если будет допущено производство набивной материи.

Нельзя было основать новое промышленное предприятие или даже просто поселиться в городе, где существовали ремесленные цехи. Мануфактуристы не могли пробивать преграды цехов и вынуждены были поэтому основывать свои мануфактуры в местах, где не было цехов. Три столетия тому назад Манчестер, Бирмингем, Ливерпуль, Глазго были простыми местечками, где не было никаких цехов, и поэтому мануфактуристы могли в них устраиваться. Лондонское Сити, исключительная собственность 92 гильдий, теряло свое население, тогда как Вестминстер и Соусуорк, которые были вольными предместьями, быстро разрастались. Предместье Сент-Антуан, как и другие предместья Парижа, разрастались за счет внутреннего города.

Цеховые объединения ремесленных мастеров и подмастерьев, защищавшие свои вековые права, но тормозившие развитие промышленности и торговли, должны были быть сломлены прежде, чем мануфактура могла достигнуть своего высшего развития и создать капиталистическую фабрику. Поэтому буржуазия, при возникновении капиталистического производства, должна была вести двоякую борьбу — против дворянства, поддерживаемого троном и алтарем, и против ремесленников и их подмастерьев, поддерживаемых цехами.

Продолжение следует...

Поль Лафарг

источник

Этот хлеб мне нравится тем, что он довольно быстро подходит. Утром надо всего 2,5 часа чтобы его испечь. На картинке - раскладка продуктов. Рецепт взят из книги Дж. Хамельмана.

Вечером, надо подготовить заварку и закваску.

Для заварки надо залить горячей водой муку и замесить тесто. Я заливаю только что закипевшей водой. Замешиваю с помощью кулинарного шпателя т.к тесто очень горячее получается. Когда немного остынет, руками еще замешиваю. Накрываю и оставляю остывать.

Для закваски берем ржаную закваску, я заранее из холодильника достаю, подкармливаю, даю дойти до пика активности, желательно сделать так несколько раз. И потом уже берем от этой закваски нужное количество, добавляем муку и воду, как в рецепте. И оставляем на ночь. Сейчас жарко ,закваска доходит до готовности довольно быстро часов за 8-10. Надо смотреть чтобы она была пористая, значит она готова.

Утром замешиваем тесто из всех компонентов, я делаю это в планетарном миксере. Можно делать вручную, тогда это удобно делать кулинарным шпателем

Даем побродить 30 мин, формы смазываем маргарином и посыпаем мукой.

Мокрыми руками формуем хлеб и раскладыываем в формы. Сверху приглаживаем мокрыми руками. У меня в форму Л11 (14х10х10 см) вошло 500 гр теста.

Сразу включаем духовку на разогрев, на максимально возможную температуру. Надо сделать так чтобы ваши формы попали на толстую раскаленную поверхность. У меня для этого в духовке лежат две напольных керамических плитки. Формы накрываем влажным полотенцем.

Через час, сбрызгиваем хлеб из пульверизатора и отправляем в духовку. Выпекаем до готовности.

Я пекла из ржаной обдирной муки "Алейка" и пшеничной муки 1 сорта "Золотая меленка"

Приятного аппетита!

Этот хлеб удобен тем, что вы можете постепенно в течении двух суток после замеса выпекать нужное количество свежего хлеба.

Рецепт взят из книги Дж. Хаммельмана.

Рецепт:

Мука пшеничная 1 сорт - 1000 г ( или Мука пшеничная 1 сорт 800 гр, цельнозерновая пшеничная мука - 200 гр)

Вода (холодная) - 700 г

Соль - 20 г

Дрожжи прессованые 7,5 г или сухие 3 г

Общий выход : 1723 г

Я делаю замес в хлебопечке, можно в планетарном миксере, можно вручную.

Замешиваем тесто не очень хорошо, то есть недомешиваем его. Если в миксере, то на первой скорости делаем 700-800 оборотов, если в хп то как тесто начало собираться, выключаем ХП.

Продолжительность брожения - 1 час

Обминку проводим трижды, каждый 20 мин, включая миксер на несколько секунд. ХП я включала на  1 минуту.

После третьей обминки тесто должно стать достаточно плотным и крутым.

Кладем тесто в контейнер и убираем в холодильник. Я ставила на нижнюю полку.У меня там 4 градуса. Примерно часов через 8 я переставила контейнер на среднюю полку чтобы тесто побыстрее подходило.

При температуре 10 градусов тесто оставляют на 18 час.

Примерно через 20 часов, достала тесто из контейнера, включила духовку на разогрев а 250 гр. Разделила  тесто на куски, дала отежаться 15 мин.

Два куска сформовала, положила в расстоечные корзинки, поместила их в пакеты и убрала опять в холодильник на среднюю полку.

Остальные куски особо не формовала.

Пар в духовке создвавала с помощью кубиков льда.

Выпечка примерно 30 мин при 230 гр. (Духовку разогревала до 250)

У хлеба получился сливочный аромат и сладковатый вкус.

Примерно через 40 часов от замеса, испекла втрорую партию.

Хлеб получился еще более пористым и ароматным.

Можно посмотреть на видео как выглядит тесто. Всего там три части. Замес - формовка и выпечка, ссылки на остальыне части есть в первом видео, если кому интересно.

Этот хлеб очень простой, требует мало усилий, и выпекается в удобное для нас время.

Приятного аппетиита!