Реинкарнация

Прошли три недели, прежде чем Кэтрин снова пришла ко мне на прием. Пока я лежал на тропическом пляже, у меня было время, чтобы отстраненно обдумать то, что произошло с Кэтрин. Итак, во время сеансов гипноза она вспоминала свои прошлые жизни, она видела во всех подробностях и объясняла вещи, процессы и факты, о которых она в своей обычной жизни, в состоянии бодрствования знать не могла. Далее выздоровление из-за воспоминаний из прошлых жизней, а ранее этих результатов не дала обычная психотерапия за восемнадцать месяцев. А эти леденящие душу откровения из посмертного бестелесного состояния, в которых она передавала мне сведения, к которым у неё не было доступа! И ещё эта духовная поэзия, рассказы об измерениях, в которых люди находятся после смерти, наставления Учителей о жизни, рождении, смерти, перерождении. Они говорили в таком стиле, так мудро, как Кэтрин вряд ли способна. Действительно, было над чем поразмыслить!

За много лет я лечил много сотен, возможно тысяч психически больных людей, у которых наблюдал весь спектр эмоциональных расстройств. Я руководил четырьмя большими отделениями в стационарах при медицинских школах. Я провел годы в палатах неотложной психиатрической помощи, в поликлиниках, где диагностировал и лечил многих амбулаторных пациентов. Я знал все о слуховых и визуальных галлюцинациях, о бреде больных шизофренией. Я лечил многих пациентов с пограничными синдромами и расстройствами истерического характера, в том числе тех, у кого было раздвоение личности и деперсонализация. Я был карьерным наставником по лечению злоупотреблений алкоголем и наркотиками в национальном институте и потому мне была знакома вся гамма эффектов от воздействия на мозг наркотиков.

У Кэтрин не было ни одного из этих симптомов или синдромов. У неё не было никаких проявлений психических заболеваний. Она не была психопаткой, не выпадала из реальности, у неё не было галлюцинаций (когда люди видят или слышат то, чего нет) или бреда (когда люди верят в то, чего нет). Она никогда не употребляла наркотики, не была социопатом или истеричкой, у неё не было диссоциативных расстройств. Это значило, что она практически всегда осознавала свои действия и мысли, она никогда не действовала на автопилоте и у неё не было раздвоения личности или расщепления сознания. То, что я от неё слышал часто превосходило её возможности, как по стилю, так и по содержанию. Некоторые из них были особенно невероятными, особенно рассказы о моем прошлом, (например, сведения о моем отце и сыне), будто это было её прошлое. Она знала то, о чем никак не могла узнать в своей настоящей жизни. Все эти знания и опыт были чужды её культуре, воспитанию и противоречили многим её убеждениям.

Кэтрин была относительно простой и честной женщиной. Она была недостаточно образована, чтобы выдумать все эти факты, подробности, исторические события, описания, поэзию, которые она транслировала. Как ученый и психиатр, я был уверен, что все это исходит из какой-то части её подсознания. Это было вне всяких сомнений. Даже если бы у Кэтрин были артистические навыки, она не смогла бы воссоздать все эти события. Все эти сведения были настолько точными и особенными, что это было явно за пределами её возможностей.

Я размышлял о лечебных свойствах исследований прошлых жизней Кэтрин. Когда мы неожиданно затронули эту сферу, она начала выздоравливать поразительно быстро и без каких-либо лекарств. В этой области видимо таилась некая мощная исцеляющая сила, которая намного эффективнее, нежели традиционные методы лечения и современные лекарства. Сила таится в воспоминаниях и повторных переживаниях не только значительных травматических событий, но и ежедневных мелких обид, постоянного глумления над телом, разумом, эго. Когда мы рассматривали прошлые жизни Кэтрин с помощью моих вопросов, я пытался найти какие-то закономерности во всех этих психологических травмах таких как хроническое эмоциональное и физическое насилие, нищета, голод, болезни и увечья, постоянные преследования из-за предрассудков, различные неудачи и так далее. Я также следил за такими шокирующими трагедиями, как страшный посмертный опыт, изнасилования, глобальные катастрофы и разные ужасные события, которые оставляют после себя неизгладимые отпечатки. Техника была такая же, как и при пересмотре детства пациента в традиционной терапии, хотя в случае Кэтрин я рассматривал несколько тысяч лет, а не десятки, как в обычных случаях, поэтому мои вопросы были более прямыми и наводящими. И успех нашего неординарного исследования был несомненным. Кэтрин, как и другие, которых я позже лечил подобным методом, выздоравливала невероятно быстро.

Я тем не менее искал другие объяснения воспоминаниям Кэтрин о прошлых жизнях. Задался вопросом о том, могли ли эти воспоминания находиться в её генах. С научной точки зрения это было совершенно невероятно, ведь это требует непрерывной передачи этой информации из поколения в поколение. А Кэтрин жила в разных уголках Земли, в разное время, и невозможно даже представить генетическую связь между разными её воплощениями. К тому же её генетическая линия постоянно прерывалась. Она то погибла со своими потомками во время наводнения, то была бездетной, или умирала слишком молодой. Её генетика после этого никому не передавалась. А как с помощью генетической передачи воспоминаний объяснить её воспоминания после смерти и в промежуточных состояниях? Там же не было тела, не было генетического материала, но её воспоминания продолжались. Поэтому генетическую версию пришлось отбросить.

Но была ещё теория Юнга о коллективном бессознательном, о некоем хранилище памяти всего человечества, к которому можно как-то подключиться. В различных культурах часто попадаются схожие символы, даже во снах. Согласно Юнгу, коллективное бессознательное не приобретается лично, а как-то «наследуется» и содержится в структуре мозга. Оно содержит образы и мотивы, которые появляются снова и снова в каждой культуре, вне зависимости от исторических традиций и физического распространения. Я полагал, что воспоминания Кэтрин были слишком особенными и конкретными, чтобы их можно было бы объяснить теорией Юнга. Она ни о каких общих, распространенных символах, образах и мотивах не говорила, а очень подробно описывала вполне конкретных людей, особенные места. Идеи Юнга показались мне слишком расплывчатыми. И с их помощью нельзя было объяснить её воспоминания о том, что она видела и слышала в промежуточных состояниях. В итоге реинкарнация все-таки оставалась наиболее вероятным объяснением.

Её воспоминания были не только подробными и особенными, но и превосходили возможности её сознания. Она знала такие вещи, которые не могла ранее почерпнуть из книги, а потом временно забыть и неожиданно вспомнить под гипнозом. Эти знания она не могла получить в детстве, а потом подавить в сознании или вытеснить из него. А эти Учителя и их послания! Это все шло ко мне через Кэтрин, но это явно не было её измышлениями. И их мудрость отражалась в воспоминаниях Кэтрин о прошлых жизнях. Я знал, что все эти послания и эти воспоминания были правдой. Я знал это не только потому, что у меня был многолетний опыт изучения людей, их умов, мозгов, личностей, я так же интуитивно это чувствовал ещё до явления моего отца и моего сына. Даже мой научный мозг, знал это, как и мои кости.

«Я вижу горшки, наполненные каким-то маслом». Не смотря на трехнедельный перерыв, Кэтрин быстра впала в состояние гипнотического транса. Она была в другом теле и в другом времени. «Там разные масла в горшках. Это какая-то лавка или место, где они хранят вещи. Горшки красные… красные, сделанные из какой-то красной земли. У них голубые ободки, голубые ободки сверху. Я вижу мужчин там… мужчин в пещере. Они двигают горшки и кувшины, которые вокруг них, складывают их и ставят в определенное место. Их головы побриты. У них коричневая кожа… коричневая кожа».

«Вы тоже находитесь там?»
«Да… Я запечатываю некоторые из этих кувшинов… каким-то воском… запечатываю горловины воском».
«Вы знаете, где это масло используется?».
«Я не знаю».
«Вы можете осмотреть себя? Посмотрите на себя. Расскажите мне, как вы выглядите». Она умолкла, пока осматривала себя.
«У меня косичка. Мои волосы заплетены в косу. На мне длинное одеяние из какого-то материала с золотой окантовкой снаружи».
«Вы работаете на этих жрецов или бритоголовых мужчин?».
«Это моя работа – запечатывать воском кувшины. Это моя работа».
«Но вы понятия не имеете, для чего это масло нужно?».
«Вероятно они его используют в каких-то религиозных ритуалах, но я не уверена… что это. Они чем-то помазывают головы… что-то на ваши головы и ладони, ваши ладони. Я вижу птицу, золотую птицу, она вокруг моей шеи. Она плоская. У неё плоский хвост, очень плоский хвост, и её голова направлена вниз… к моим ногам».
«К вашим ногам?».
«Да, так надо носить. Там черное… черное липкое вещество. Я не знаю, что это такое».
«Где оно?».
«Оно в мраморной ванне. Они это тоже где-то применяют, но я не знаю где и для чего».
«Там, в пещере есть хоть что-то, где можно прочитать и сказать мне, что эта за страна или место, где вы живете или какая дата?».
«Там ничего такого нет на стенах, никаких надписей. Я не знаю названия страны». И тогда я попросил её перенестись во времени вперед.
«Там белый кувшин, какой-то белый кувшин. Рукоятка наверху золотая, с какой-то золотой инкрустацией».
«А что в этом кувшине?».
«Какая-то мазь. Она нужна для перехода в другой мир».
«Вы та, кто будет сейчас переходить?».
«Нет! И я не знаю того, кто будет переходить».
«Это тоже ваша работа – подготавливать людей к этому переходу?».
«Нет. Жрецы должны это делать, а не я. Мы просто поставляем им мази и благовония…».
«Сколько вам примерно лет?».
«Шестнадцать».
«Вы живете со своими родителями?».
«Да, в каменном доме, каком-то каменном жилище. Он не очень большой. Он теплый и сухой. Климат очень жаркий».
«Идите домой».
«Я уже дома».
«Вы видите вокруг кого-то из своей семьи?».
«Я вижу брата и моя мама тоже здесь, ещё ребенок, чей-то ребенок».
«Это ваш ребенок?».
«Нет».
«Что важно сейчас? Идите к тем важным событиям, которые могут объяснить ваши симптомы в настоящей жизни. Их можно безопасно пережить ещё раз. Идите к этим событиям».
Она ответила очень тихим шепотом. «Всё в свое время… Я вижу, как умирают люди».
«Умирают люди?».
«Да… они не могут понять из-за чего».
«Из-за болезни?» Внезапно меня осенила догадка о том, что она снова переживает ту жизнь в древности, в которую уже переживала ранее. В той жизни какая-то болезнь, передающаяся через питьевую воду, убила её отца и одного из братьев. Кэтрин тоже страдала от этой болезни, но умерла не от неё. Люди ели чеснок и разные травы, чтобы защититься от этого мора. Кэтрин очень расстраивало то мертвых правильно не бальзамировали.

Однако сейчас она достигла этой жизни с другой точки зрения. «Эта болезнь передается через питьевую воду?». Спросил я.
«Они в это верят. Очень много людей умирает». Я уже знал концовку.
«Но вы от этого не умираете?».
«Нет, я не умираю».
«Но вы заразились. Вы болеете».
«Да, мне очень холодно… ужасно холодно. Мне нужна вода… вода. Они думают, что зараза в воде… и что-то черное… Кто-то умер».
«Кто умер?».
«Мой отец умер и ещё один из братьев. С мамой все в прядке, она поправилась. Она слишком слаба. Они должны закапывать мертвецов. Они должны их хоронить, и людей расстраивает это, потому что это против религиозных традиций».
«Каких традиций?» Я восхищался последовательностью её повествования, факт к факту, она в точности перечислила то, что говорила несколькими месяцами ранее. И опять эти нарушения погребальных обычаев сильно её расстраивали.
«Покойников складывали в пещерах. Их там держали, но первых умерших жрецы все-таки подготовили. Они должны быть завернуты натерты. Их держали в пещерах, а земля была затоплена… Они говорили, что вода плохая. Не пейте воду».
«Есть какой-то способ лечить эту болезнь? Он действует?».
«Мы лечились травами, разными травами. Запахом… этих трав… Я не могу их нюхать!».
«Вы можете вспомнить запах?».
«Это что-то белое, подвешено под потолком».
«Это чеснок?».
«Это висит вокруг… свойства похожие, да. Это свойства… вы его кладете себе в рот, в уши, в ноздри, всюду. Запах был сильный. Считалось, что этот запах не пускает злой дух в ваше тело. Пурпурный… плод или что-то круглое, покрытое чем-то пурпурным, пурпурной кожей…».
«Вы узнаете ту культуру, к которой сейчас принадлежите? Это нечто вам знакомое?».
«Я не знаю».
«Что это за пурпурные плоды?».
«Таннис».
«Это помогло вам от болезни?».
«Это было в то время».
«Таннис», повторил я, чтобы убедиться в том, что она говорит о том, что мы называем таннином или дубильной кислотой. «Так они это называют? Таннис?».
«Я просто… Я продолжаю слышать это название – Таннис».
«Что было спрятано в этой жизни, что беспокоит вас в нынешней? Почему вы продолжаете возвращаться сюда? Что в ней такого неприятного?».
«Религия», быстро прошептала Кэтрин, «религия того времени. Это была религия страха… страх. Там было много чего страшного… и так много богов».
«Вы помните, как этих богов называют?».
«Я вижу глаза. Я вижу черного… что-то… он выглядит, как шакал. Он в статуе. Он блюститель чего-то… Я вижу женщину, богиню, в каком-то головном уборе».
«Знаете ли вы, как зовут эту богиню?».
«Осирис… Изида… что-то вроде этого. Я вижу глаз… глаз… просто глаз на цепочке. Она золотая».
«Глаз?».
«Да… Кто такая Хатор?».
«Что?».
«Хатор! Кто это?».
Я никогда не слышал про Хатор, хотя я знал, что Озирис, если произношение было правильным, был братом и мужем Изиды, главным божеством древнего Египта. Хатор, как я узнал позже, была египетской богиней любви, веселья, плодородия и радости. «Это одна из богинь?», спросил я.
«Хатор! Хатор». Последовала долгая пауза. «Птица… она плоская… плоская, образец совершенства…». Она снова замолчала.

«Продвигайтесь вперед к финальному дню этой вашей жизни. Перенеситесь в последний день вашей жизни, но перед тем, как вы умрете, скажите, что вы видите!».
Она ответила совсем тихим и нежным шепотом. «Я вижу людей и здания. Я вижу сандалии, сандалии. Там грубая одежда, какая-то грубая одежда».
«Что случилось? Сейчас же перенеситесь в момент своей смерти! Что с вами случилось? Вы можете это видеть?».
«Я не вижу этого… Я больше не могу себя видеть».
«Где вы? Что вы видите?».
«Ничего… Просто пустота… Я вижу свет, теплый свет». Она уже умерла, уже перешла в бестелесное состояние. Вероятно её больше не надо было переживать эту смерть ещё раз.
«Вы можете пойти к свету?». Спросил я.
«Я иду». Она лежала спокойно, снова чего-то ждала.
«Вы уже можете оглянуться назад, чтобы увидеть урок, который надо было выучить в той жизни? Вы уже его осознали?».
«Нет», прошептала она. Она какое-то время ещё чего-то ждала, а потом вдруг насторожилась, хотя её глаза оставались закрытыми, как во время гипнотического транса. И тут её голова начала мотаться из стороны в сторону.
«Что вы сейчас видите? Что происходит?».
Она повысила голос. «Я чувствую…  они со мной говорят!».
«Что они говорят?».
«Они говорят о терпении. Нужно быть терпеливыми…».
«Хорошо! Продолжайте!».
Ответил Учитель, который был поэтом. «Терпение и своевременность… все случиться тогда, когда надо. Жизнь нельзя прожить в спешке, нельзя самому написать для неё расписание и прожить её по нему, как хотят многие люди. Мы просто должны принимать то, что приходит к нам в свое время и не просить большего. Жизнь бесконечна, поэтому мы никогда не умрем, и мы никогда не рождались. Мы просто проходим разные циклы и им нет конца и начала. Люди находятся в разных измерениях. А время совсем не часы и минуты, а скорее усвоенные уроки жизни».
Последовала долгая пауза, а потом Учитель-поэт добавил.
«Со временем все станет ясно. Но вам нужен шанс, чтобы переварить те знания, что мы вам уже дали». Кэтрин умолкла.
«Должен я узнать что-то ещё?», спросил я.
«Они ушли», прошептала она. «Я больше никого не слышу».

Когда Кэтрин пришла на следующий прием через неделю, я приготовился воспроизвести для неё магнитофонные записи её сеанса на прошлой неделе, все эти невероятные диалоги. В конце концов она передала мне эту восхитительную поэзию вдобавок к рассказам о своих прошлых жизнях. Я сказал ей о том, что она мне рассказала о своем опыте после смерти и состояниях между жизнями, и часть из этого она не помнит. Она не согласилась это слушать. Ей было значительно лучше, она была счастливее, нежели прежде и ей не очень хотелось вникать глубже во все это, к тому же это было несколько «жутковато». Я все же уговорил её послушать то, что через неё передали мне. Это же было удивительно, прекрасно, чудесно, это пришло ко мне через неё, и я хотел с ней этим поделиться. Она слушала запись своего нежного шепота только пару минут, а потом попросила меня выключить магнитофон. Она сказала, что все это кажется ей слишком странным, так что ей даже стало плохо. Я просто вспомнил о том, что «это для вас, а не для неё».

Я задался вопросом о том, сколько ещё Кэтрин будет ходить ко мне, ведь с каждой неделей ей становилось всё лучше. Теперь её некогда бурлившее от постоянного шторма море лишь слегка было тронуто рябью. Она все ещё боялась замкнутых помещений и отношения со Стюартом были на грани краха. В остальном она быстро шла на поправку.

Уже несколько месяцев я не проводил с Кэтрин никакой традиционной психотерапии, в этом не было никакой необходимости. Мы пару минут болтали о событиях недели, а потом быстро переходили к сеансу гипноза. Будь то из-за реальных воспоминаний о серьезных психологических травмах, о мелких ежедневных неприятных влияниях или из-за повторного переживания негативного опыта, но Кэтрин почти излечилась. Её фобии и панические атаки, почти исчезли. Она больше не боялась смерти, у неё не было ощущения, что она умирает. Она больше не боялась потерять контроль над собой. Психиатры обычно при таких симптомах, какие были у неё в начале выписывают пациентам большие дозы транквилизаторов и антидепрессантов. В дополнение к лекарствам такие пациенты ещё проходят интенсивную психотерапию и участвуют в сеансах групповой терапии, чтобы купировать фобии. Многие психиатры были уверены в том, что симптомы, подобные симптомам Кэтрин, возникают на основе биологии, то есть из-за нехватки одного или нескольких химических веществ в головном мозге.

Когда я вводил Кэтрин в состояние глубокого гипнотического транса, я думал о том, как замечательно и чудесно, что за несколько недель, без таблеток, психотерапии, групповой терапии, она почти выздоровела. Это не было подавлением симптомов и жизнь с зубовным скрежетом и полная ужаса. Это было излечение и отсутствие симптомов. Она вся просто сияла от счастья и умиротворения, превосходя мои самые смелые надежды.

И снова Кэтрин начала тихо шептать. «Я в каком-то здании с куполообразным потолком, голубого и золотистого цвета. Вокруг меня много других людей. Все они одеты… в какую-то старую робу, очень старую и грязную. Я не знаю, как мы сюда попали. В помещении много статуй. Там ещё какие-то штуки на каменных постаментах. Там в конце комнаты большая золотая статуя. Он кажется мне… Он очень большой с крыльями и очень злой. Очень жарко в помещении, жарко… Это потому, что нет никаких отверстий в этой комнате. Мы должны были покинуть деревню. С нами что-то не так».
«Вы больны?».
«Да, все мы больны. Я не знаю, что с нами, у нас просто кожа отмирает и становится очень черной. Мне холодно. Воздух очень сухой и спертый. Мы не можем вернуться в деревню. Мы должны оставаться здесь. Некоторые лица изуродованы».

Судя по всему, это была проказа. Если у неё и была какая-то гламурная жизнь когда-то, то мы на неё ещё не наткнулись. «Как долго вам ещё нужно там оставаться?».
«Вечно», ответила она мрачно, «до тех пор, пока мы не умрем. Там никто не знает, как это лечить».
«Можете ли вы сказать, как называется это заболевание?».
«Нет. Кожа сохнет, потом сморщивается. Я здесь уже много лет. Здесь есть те, кто только что прибыл. Отсюда нет пути назад. Нас изгнали, чтобы мы умерли».
Она влачила жалкое существование в какой-то пещере.
«Нам надо охотиться за нашей едой. Я вижу какого-то дикого зверя на которого мы охотимся… рогатого. Он коричневый с рогами, большими рогами».
«Вас кто-то навещает?».
«Нет, они не могут к нам приближаться, а то зло затянет тоже. Мы прокляты… за какое-то зло, которое сотворили. Для нас это наказание». Песок её теологии постоянно пересыпался в песочных часах её жизней и только после смерти, в состоянии без тела её мировоззрение было постоянным.

«Вы знаете, какой год?».
«Мы потеряли счет времени. Мы больны и просто ждем, когда умрем».
«Неужели нет никакой надежды?». Я почувствовал заразительное отчаяние.
«Никакой надежды нет. Все мы умрем. У меня сильно болят руки. Слабость во всем теле. Я уже старая. Мне очень трудно двигаться».
«А что будет, когда вы совсем не сможете двигаться?».
«Меня отнесут в другую пещеру и оставят там умирать».
«А что они делают с мертвыми?».
«Они замуровывают вход в пещеру».
«Они замуровывают вход, когда человек ещё жив?». Я искал корни её клаустрофобии.
«Я не знаю, не была там никогда. Сейчас просто лежу около стены в помещении вместе с другими людьми и мне очень жарко».
«Для чего это помещение?».
«Для поклонения… многим богам. Тут очень жарко».
Я попросил её перенестись во времени вперед. «Я вижу что-то белое, какой-то навес. Они кого-то несут».
«Вас несут?».
«Я не знаю. Я буду очень рада смерти. Всё мое тело очень сильно болит!». Губы Кэтрин сжались от боли, она тяжело дышала из-за жары в пещере. Я велел ей перенестись в день смерти. Она все ещё задыхалась.
«Тяжело дышать?», спросил я.
«Да, жарко… чувствую… жару, очень темно. Ничего не видно…и я не могу двигаться». Она умирала парализованная в одиночестве, в жаркой душной пещере. Вход в пещеру был замурован наглухо, и она была сильно напугана и несчастна. Её дыхание стало частым и прерывалось, и наконец явилась милосердная смерть, как избавление от этой жестокой жизни.

«Я чувствую что-то очень светлое… я будто плыву. Как же здесь светло! Это чудесно!».
«Тебе больно?».
«Совсем нет!». Она замолчала, а я ждал Учителей. Но вместо этого она куда-то переместилась. «Я падаю очень быстро. Я возвращаюсь в тело!». Она казалась более удивленной, чем я.
«Я вижу здания, здания с круглыми колоннами. Мы снаружи. Там деревья, оливковые деревья вокруг. Очень красиво! Мы что-то смотрим… Люди в смешных масках на лицах. Они что-то празднуют. На них какие-то длинные одежды, и они в масках. Они притворяются теми, кем не являются. Они на какой-то сцене, которая выше того места, где мы сидим».

«Вы смотрите спектакль?».
«Да».
«Как вы выглядите? Посмотрите на себя».
«У меня коричневые волосы, заплетенные в косу». Она умолкла. Её описание себя и оливковые деревья напомнили мне о её жизни в Греции пятнадцатого века до нашей эры, когда я был её учителем Диогеном. Я решил это проверить.
«Можете назвать дату?».
«Нет».
«Рядом есть люди, которых вы знаете?».
«Да, мой муж сидит рядом со мной. Я его не знаю», (Она имела в виду в настоящей жизни).
«У вас есть дети?».
«Я сейчас с ребенком». Она подбирала интересные слова, в некоторой степени античные, во всяком случае этот лексикон отличался от лексикона Кэтрин в обычном, сознательном состоянии.
«Там есть ваш отец?».
«Я его не вижу. Вы находитесь где-то там… но не рядом со мной». Итак, мои подозрения оправдались. Это было пятнадцатый век до нашей эры.
«Что я там делаю?».
«Вы просто зритель, но вообще вы учитель. Вы нас учите… Мы учимся у вас… квадраты, окружности, веселые штуки. Вас там зовут Диоген».
«Что вы ещё обо мне знаете?».
«Вы в преклонном возрасте. Мы с вами как-то связаны… вы брат моей мамы».
«Вы ещё кого-то знаете из моей семьи?».
«Я знаю вашу жену… и ваших детей. У вас сыновья и двое из них старше меня. Моя мама умерла, она умерла, когда была ещё очень молодой».
«Вас вырастил ваш отец?».
«Да, но я сейчас замужем».
«Вы ждете ребенка?».
«Да. Я боюсь. Не хочу умереть во время родов».
«Это случилось с твоей мамой?».
«Да».
«И вы боитесь, что с вами может случиться точно так же?».
«Это случалось много раз».
«Это ваш первый ребенок?».
«Да, я очень напугана. Мне скоро рожать. Я сильно располнела, стало очень трудно двигаться из-за этого… Это удручает». Она продвинулась вперед во времени. Ребенок уже должен родиться. У Кэтрин в её настоящей жизни не было детей, да и я не принимал роды уже четырнадцать лет с тех пор, как ушел с гинекологии в медицинской школе.

«Где вы находитесь?».
«Я лежу на каком-то камне. Мне очень холодно. У меня боли… Кто-то должен мне помочь. Кто-то обязан мне помочь!». Я посоветовал ей дышать глубже, чтобы ребенок родился без боли. Она задыхалась и стонала одновременно. Её роды продлились ещё несколько мучительных минут, а потом ребенок всё же родился. У неё была дочка.
«Теперь вы чувствуете себя лучше?».
«Я очень слаба… так много крови!».
«Вы знаете, как вы назовете дочку?».
«Нет, Я слишком устала… Я хочу своего ребенка».
«Ваш ребенок здесь», импровизировал я, «ваша маленькая девочка».
«Да, мой муж очень доволен». Она выглядела совсем измученной. Я посоветовал ей немного вздремнуть, чтобы почувствовать себя лучше. После минуты или двух я разбудил её.
«Чувствуете себя лучше?».
«Да… Я вижу животных. Они что-то несут на спинах. У них там корзины, они чем-то наполнены… едой… какие-то красные фрукты…».
«Прекрасная страна?».
«Да, тут так много еды!».
«Вы знаете, как называется эта страна? Как вы называете свою землю, когда путники спрашивают у вас название вашей деревни?».
«Катэния… Катэния».
«Звучит, как название греческого города». Подсказал я.
«Я этого не знаю. Может вы знаете? Вы же уезжали из деревни и потом возвращались, а я нет». Вот так поворот! Ведь я в той её жизни был её дядей, старым и мудрым, потому она спрашивала меня, если я знал ответ на мой же вопрос. К сожалению, я не мог вспомнить то, что знал в своей прошлой жизни.

«Вы всю жизнь прожили в деревне?». Спросил я.
«Да, а вы путешествовали и теперь вы знаете, чему учите. Вы путешествовали, чтобы изучить землю… разные торговые пути, и вы теперь можете нанести их на карту… Вы стары, но ходите с молодыми, потому что вы понимаете схемы. Вы очень мудры».
«О каких схемах вы говорите? О схемах звездного неба?».
«Вы, вы понимаете значение символов. Вы можете помочь им сделать… помочь им составить карты».
«Вы можете опознать ещё кого-то из деревни?».
«Я их не знаю… но я знаю вас».
«Хорошо. И какие у нас отношения?».
«Очень хорошие. Вы очень добры. Мне нравится просто сидеть рядом с вами, это комфортно… Вы нам помогаете. Вы помогаете моим сестрам…».
«Хотя скоро придет время, когда мне придется покинуть вас, ведь я уже старый».
«Нет!». Она была совсем не готова обсуждать мою смерть. «Я вижу какой-то хлеб, плоский, совсем плоский и тонкий».
«Люди едят хлеб?».
«Да, мой отец, мой муж и я. И все жители деревни».
«А по какому поводу?».
«Что-то празднуют».
«Ваш отец там?».
«Да».
«А ваш ребенок?».
«Да, но моя дочка не со мной, а с моей сестрой».
«Посмотрите пристальнее на свою сестру», предложил я ей опознать значительных в её настоящей жизни людей.
«Да. Я её не знаю».
«А вы можете опознать своего отца?».
«Да… Да… Это же Эдвард. Там фиги и оливки… и красные фрукты. Там плоский хлеб. Они забивают несколько овец и запекают их». Последовала долгая пауза. «Я вижу что-то белое…». Она опять перенеслась вперед во времени. «Что-то белое… это квадратная коробка, в которую они кладут покойников».
«Кто-то умер? Когда?».
«Да… Мой отец. Я не хочу смотреть на него. Я не хочу его видеть!».
«А вы должны смотреть на него?».
«Да. Они заберут его, чтобы похоронить. Мне очень тоскливо».
«Да, я знаю. А сколько у вас сейчас детей?». Репортер, сидящий во мне, не давал ей горевать.
«У меня трое детей. Двое мальчиков и девочка». После вынужденного ответа на мой вопрос она снова опечалилась. «Они положили его тело под какое-то покрывало…». Она казалась убитой горем.

«Я тоже умер в это время?».
«Нет. Мы пьем что-то виноградное из кубков».
«Как я выгляжу теперь?».
«Вы очень состарились».
«А вы ещё хорошо себя чувствуете?».
«Нет, конечно! Когда вы умрете, я останусь совсем одна!».
«Вы пережили своих детей? Они о вас позаботятся».
«Но вы так много знаете!». Она хныкала, как маленький ребенок.
«Вы справитесь. Вы тоже немало знаете. Всё у вас будет хорошо». Я успокоил её, и она спокойно отдыхала.
«Вы теперь спокойны? Где вы сейчас?».
«Я не знаю». Она, очевидно, перешла в бестелесное состояние, хотя и не пережила свою смерть в той жизни. На той недели мы подробно прошли две её прошлые жизни. Я ожидал разговора с Учителями, но Кэтрин продолжала отдыхать. После нескольких минут ожидания, я спросил её, когда же я смогу поговорить с учителями.
«Я ещё не достигла того уровня», объяснила она. «Я не могу говорить, пока не достигну».
Этого уровня она так и не достигла. После нескольких минут ожидания я вывел её из состояния транса.

Я запланировал еженедельный визит Кэтрин на конец дня, потому что он обычно затягивался на несколько часов. Она выглядела так же умиротворенно, как на прошлой неделе. У неё был телефонный разговор с отцом, во время которого она, опустив некоторые подробности, сказала, что прощает его. Никогда я ещё не видел её такой безмятежной. Я восхищался скоростью её выздоровления. Это было редкостью, чтобы пациент с таким уровнем тревожности и фобиями выздоравливал так драматично. Но, конечно, Кэтрин была необычной больной и терапия с ней была уникальным случаем.

«Я вижу фарфоровую куклу на камине». Она быстра вошла в состояние глубокого транса. «Там ещё книги по обе стороны камина. Это комната в каком-то доме. Там ещё подсвечники рядом с куклой и портрет маслом… портрет мужчины. Это его…». Она рассматривала комнату, а я спрашивал, что она видит.
«Какое-то покрытие на полу. Это похоже на… похоже на звериную шкуру… да, шкуры какого-то зверя лежат на полу. С права две стеклянные двери… которые ведут на веранду. Там четыре ступенчатые колонны перед домом. Четыре ступени вниз. Они ведут на тропинку. Вокруг большие деревья… Там несколько лошадей на лужайке, на них уздечки и они привязаны к столбикам».

«Вы знаете, где это?», спросил я. Кэтрин глубоко вздохнула.
«Я не вижу названия», прошептала она, «но год, год должен быть где-то здесь. Это восемнадцатое столетие, но я не… там деревья и желтые цветы, очень симпатичные желтые цветы!». Её почему-то отвлекли эти желтые цветы. «Они так чудесно пахнут! Они сладко пахнут, эти цветы… странные цветы, большие цветы… желтые цветы с черными пятнами в центре». Она замолчала, судя по всему, удерживая внимание на цветах. Я вспомнил поле подсолнухов в Южной Франции и спросил её о климате.
«Климат весьма умеренный, но совсем не ветрено. И не жарко, и не холодно». У нас совсем ничего не получилось в плане определения места нахождения. И я попросил её вернуться в дом, подальше от восхитительных желтых цветов. Я поинтересовался у неё, чей портрет висит над камином.
«Я не могу… Я продолжаю слушать Аарона… да, его зовут Аарон». Я спросил, владеет ли он этим домом. «Нет, владелец дома его сын, а я его работница». Оказалось, что она опять была служанкой. Она почему-то ни разу не рождалась какой-нибудь знаменитостью, вроде Клеопатры или Наполеона. Все, кто сомневается в реинкарнации, включая и меня, ученого с большим стажем, почему-то убеждены в том, что, если и люди и прожили раньше какие-то жизни, то обязательно это были жизни известных людей. Теперь я оказался в необычном положении, когда реинкарнация была научно доказана прямо в моем кабинете на кафедре психиатрии, и мне открылись вещи намного интереснее, нежели реинкарнация.

«Моя нога очень…», продолжала Кэтрин, «очень распухла. Она очень болит. Такое ощущение, что её мне отрезали. Очень болит нога. Это лошадь меня лягнула». Я попросил её оглядеть себя.
«У меня каштановые кудрявые волосы. На мне женская шляпка, которая называется капот, она белого цвета… и на мне синее платье, и передник поверх него… фартук. Я юная, но уже не ребенок. Но у меня ужасно болит нога. Как же это случилось! Жуткая боль!». Было видно, как её лицо искажалось от боли. «Подкова… подкова. Эта лошадь попала мне по ноге своей подковой. Это очень, очень злобная лошадь». Её голос становился мягче по мере того, как боль в её ноге утихала. «Я чувствую запах сена, в сарае. Там другие люди работают в конюшне». Я спросил, в чем заключается её работа.
«Я прислуживаю… прислуживаю в большом доме. Так же я помогаю доить коров». Я хотел больше узнать о хозяевах.
«Жена достаточно полная и выглядит очень неряшливо. И там ещё две дочери… Я их не знаю!», прибавила она, сильно недовольная моим вопросом о том, встречала ли она кого-то из них в своей настоящей жизни. Я спросил её о её собственной семье в восемнадцатом веке.
«Я не знаю, не вижу их. Я никого не вижу рядом». Я спросил, живет ли она там. «Да, я живу здесь, но только не в главном доме, а в очень маленьком… Этот дом построили для нас. Там ещё куры. Мы собираем их яйца, они коричневые. Мой дом очень маленький… белый… там только одна комната. Я вижу мужчину. Мы живем вместе. Он очень кудрявый и голубоглазый». Я спросил, женаты ли они.
«Нет, в их понимании брака, нет». Родилась ли она там? «Нет, меня привезли в поместье, когда я была совсем маленькой. Моя семья была очень бедной». Казалось, что она и её сожитель были не очень близки. Я направил её дальше, к следующему значительному событию в этой её жизни.

«Я вижу что-то белое… белое с множеством ленточек… Должно быть это шляпка. Это шляпка капот с перьями и белыми лентами».
«На ком эта шляпка? На…» Она раздраженно перебила меня.
«Конечно, на хозяйке дома!» Я почувствовал себя немного глупо. «Это свадьба одной из её дочерей. Все имение принимает участие в праздновании». Я спросил её, не видит ли она газету на этой свадьбе. Мне очень хотелось узнать точную дату.
«Нет, там нет никаких газет и ничего похожего». Трудно было с документацией в той жизни. «Вы видите себя на этой свадьбе?», спросил я. Она быстро ответила громким шепотом.
«Нас там нет. Мы можем только видеть, как люди туда приходят и уходят оттуда. Слуг туда не пускают».
«Что вы чувствуете?».
«Ненависть».
«Почему? К вам там плохо относятся?».
«Потому что мы бедные», ответила она мягко, «мы привязаны к ним. У нас всего так мало, по сравнению с их богатством».
«Вы когда-нибудь покидали поместье? Всю жизнь там прожили?».
Она ответила с сожалением. «Я всю жизнь живу здесь». В её голосе чувствовалась печаль, ведь её жизнь была трудна и безнадежна. Я попросил её продвинуться до момента её смерти.
«Я вижу дом. Я лежу в постели, на кровати. Они дают мне что-то попить, что-то горячее, пахнущее мятой. Тяжесть в груди. Тяжело дышать… У меня болит в груди и спина тоже очень болит… Плохая боль… трудно говорить». Она дышала быстро и неглубоко из-за сильной боли. Через несколько минут агонии её лицо обмякло, тело расслабилось и дыхание стало нормальным.

«Мне надо покинуть мое тело». Её голос стал хриплым и громким. «Я вижу чудесный свет… Люди идут ко мне. Они пришли мне помочь… Я чувствую сильный свет…». Затем последовала долгая пауза.
«У вас есть какие-то мысли о той жизни, которую вы только что покинули?».
«Уже поздно думать. Сейчас я просто чувствую покой. Это время блаженства. Человек должен утешиться. Душа… душа находит здесь покой. Здесь уходят все телесные боли. Душа спокойна и безмятежна. Чудесное ощущение… прекрасно, будто солнце вечно сияет над вами. Свет такой яркий! Все происходит от этого света! От него исходит энергия. Душа сразу же тянется к нему. Он притягивает её, как магнит. Это прекрасно. Это источник силы, который все исцеляет».
«У него есть цвет?».
«Он многоцветный». Она сделала паузу, отдыхая в этом свете.
«Что вы сейчас испытываете?», рискнул я спросить.
«Ничего… просто умиротворение. Вы со своими друзьями. Все они здесь. Я вижу много людей, некоторые из них знакомые, некоторые нет. Все мы там ждем». Она ждала, минута прошла очень медленно, и я решил как-то все это ускорить.
«Я бы хотел кое-что спросить».
«Кого?», спросила Кэтрин.
«Кого-нибудь, вас или Учителей», уклонился я от прямого ответа. «Я думаю, что понимание этого нам поможет. Можем ли мы выбирать время и разные обстоятельства нашего рождения и смерти? Мы можем выбрать нашу ситуацию? Можем ли мы выбрать время нашей смерти и следующего рождения? Думаю, что если мы это узнаем, то это поможет нам избавить вас от многих ваших страхов. Есть ли там кто-то, кто может об этом рассказать?». В комнате стало холодно. Когда Кэтрин снова заговорила, её голос стал более глубоким и резонирующим. Я никогда раньше не слышал такого голоса, это был голос поэта.

«Да, мы выбираем время нашего воплощения и смерти. Мы знаем, когда достигаем того, ради чего нас сюда отправляют. И мы знаем, когда наше время истекает и, когда пора принимать смерть, потому что вы уже больше ничего не можете в ней получить в этой жизни. Когда у нас есть время, мы должны дать нашим душам отдохнуть и наполниться энергией и после этого можно будет воплотиться снова. А те люди, которые колеблются, которые сомневаются в том, что им снова нужно возвращаться в физическое состояние, могут потерять свой шанс выполнить в этом состоянии то, что они должны сделать».

Я с самого начала был полностью убежден в том, что это говорит не Кэтрин. «Кто говорит со мной?», умолял я ответить. «Кто это рассказал?».

Кэтрин ответила знакомым шепотом. «Я не знаю. Чей-то голос очень… кто-то, кто все контролирует, но я понятия не имею о том, кто это. Я могу только слышать его голос и передавать вам то, что он говорит».

Она так же знала, что эти знания исходят не от неё, ни от её подсознания, ни от её бессознательного, даже не от её высшего сознания. Она просто как-то слышала эти слова или мысли кого-то очень загадочного, кого-то, кто «всё контролирует». Таким образом появился ещё один Учитель, отличавшийся от другого, или других, от которых мы получили послания полные мудрости. Это был новый дух с характерным голосом и стилем, поэтичный и безмятежный. Этот Учитель говорил о смерти без колебаний, хотя его голос и мысли были пропитаны любовью. Чувствовалось, что любовь настоящая и теплая, хотя она была отстраненная и всеобъемлющая. Чувствовалось блаженство, но не эмоциональное и ни к чему не обязывающее. Было ощущение отстраненной любви, некой любящей доброты, далекой, но хорошо знакомой.

Шепот Кэтрин стал громче. «Я не верю в этих людей».
«В каких людей?», осведомился я.
«В Учителей».
«Не верите?».
«Мне не хватало веры. По этой причине моя жизнь была такой трудной. Я ни во что не верила в этой жизни». Она спокойно оценивала свою жизнь в восемнадцатом веке. Я спросил её, чему она научилась в той жизни.

«Я многое узнала о гневе и обиде, о том, что бывает, если скрываешь свои чувства от других людей. Так же я поняла, что не могу управлять своей жизни. Я очень хотела управлять, но не могла. Я должна верить в Учителей. Они выведут меня, но я им не верила. Я чувствовала себя обреченной с самого начала. Я не видела ни в чем ничего приятного. Мы должны верить… у нас должна быть вера, а я только сомневалась. Я выбрала сомнения, а не веру». Она замолчала ненадолго.
«Что вы должны и что я должен делать, чтобы сделать себя лучше? Наши пути похожи?», спросил я. Ответил тот Учитель, который на прошлой неделе говорил о состоянии комы и силе интуиции. Голос, стиль и тон отличались от обеих Кэтрин и от мужского поэтического голоса Учителя, который говорил через неё только что.

«В сущности, пути всех людей одинаковы. Все мы должны научиться определенным отношениям друг с другом, пока находимся в физическом состоянии. Некоторые из нас принимают все это быстрее других. Благотворительность, вера, надежда, любовь… мы должны узнать об этом очень много, и продолжать узнавать новое. Это не просто вера, не просто надежда, не просто любовь, есть много вещей, из которых эти понятия состоят. Есть множество вариаций, чтобы это выразить. И мы можем только слегка коснуться этих тем во время одной жизни…».

«Религиозные люди продвинулись дальше всех остальных, принеся свои клятвы целомудрия и послушания. Они отдают так много, не прося ничего взамен. Другие только требуют воздаяния за свои благодеяния и ищут оправдания своим неблаговидным поступкам, если не получают за свои добрые дела награды и поощрения, которые они так хотят получить. Воздается только за то, что сделано не ради награды, не ради воздаяния… сделано бескорыстно».
«Я этому не научилась, не поняла этого,» добавила Кэтрин своим мягким шепотом.
В какой-то момент меня смутило слово «целомудрие», но потом я понял вспомнил, что корень «цел» может значить не совсем половое воздержание, а чистоту в широком смысле этого слова.
«… Не злоупотреблять», продолжала она. «Всё, что делается без меры, всё, что слишком… невоздержанность… Вы поймете. Вы действительно это поймете». Она сделала паузу.

«Я пытаюсь», добавил я, а затем решил сосредоточиться на Кэтрин. Полагая, что Учителя ещё не ушли. «Что мне надо делать, чтобы лучше помочь Кэтрин справиться с её страхами и беспокойством, и выучить её уроки? Я все делаю правильно, или мне надо что-то делать иначе? Следует ли мне следить за определенной областью? Как я могу помочь ей лучше?».
Ответ последовал от Учителя – поэта. Я наклонился вперед на своем кресле. «Вы делаете то, что правильно, но это для вас, а не для неё». В очередной раз сообщение гласило о том, что всё это больше для моей пользы, а не для Кэтрин.
«Для меня?».
«Да, всё, что мы говорим, нужно именно вам». Он не только говорил о Кэтрин в третьем лице, но ещё и сказал «мы», это означало, что там действительно присутствует несколько Духов Учителей.
«Могли бы вы назвать свои имена?», спросил я и тут же поморщился от того, насколько банален был мой вопрос. «Я нуждаюсь в руководстве, мне так много нужно ещё узнать».
Ответ был просто любовной поэмой, песней о моей жизни и смерти, прочтенной нежным и мягким голосом, в котором чувствовалась отстраненность всеобщего духа любви. Я слушал это с благоговением.

«Вас направят со временем… со временем. Когда вы достигнете того, ради чего вы были посланы, когда ваша жизнь будет окончена, но не ранее. У вас ещё очень много времени впереди… много времени».
Я был в смятении и в то же время испытывал облегчение и был очень рад, что он не рассказал мне все слишком подробно. Кэтрин забеспокоилась и её шепот стал совсем тихим.

«Я падаю, падаю… пытаясь найти мою жизнь… падаю». Она глубоко выдохнула, и я сделал то же самое. Учители ушли, а я думал о чудесных, очень личных посланий из очень духовных источников. Последствия были ошеломительными. Свет после смерти и жизнь после смерти, то, что мы выбираем, когда мы рождаемся и когда умираем, уверенное и безошибочное руководство Учителей, то, что жизни измеряются усвоенными уроками и выполненными задачами, а не количеством прожитых лет, милосердие, вера, надежда, любовь, то, то главное делать благое не ожидая за это награды, бескорыстно – и все эти знания были для меня! Но с какой целью? Для каких достижений я был послан?

Драматические послания и события, которые обрушились на меня в моем кабинете, вызвали глубокие перемены в моей личной и семейной жизни. Мое осознание постепенно преобразовывалось. К примеру, когда я ехал с сыном на бейсбольную игру в его колледже, мы застряли в огромной пробке. Автомобильные пробки всегда меня раздражали, а тут мы могли опоздать на пару периодов игры, но я осознавал, что отнюдь не раздражен. Я даже не винил в этом нескольких неопытных водителей. Мои мышцы были расслаблены, я не выплескивал свое раздражение на сына, мы просто провели в время, разговаривая друг с другом. Я понял, что просто хочу провести выходной с Джроданом, смотря игру, которая нам обоим нравится. И наша общая цель провести время вместе, а если я буду раздражаться и злиться, то выходной будет испорчен для нас обоих.

Я смотрел на своих жену и детей и задавался вопросом о том, были ли мы раньше вместе, делили ли мы друг с другом испытания, беды и радости, были бы мы нестареющими, если бы было так? Я почувствовал, как я сильно и нежно люблю свою семью. Я осознал, что все их недостатки – это мелочь, это совсем не важно, а важна только наша любовь друг к другу. Я даже заметил, что я не замечаю собственных недостатков, пока пытаюсь быть самим совершенством и держать все под контролем, пытаясь впечатлить окружающих. Я понял, что мне это не нужно, а главное то, что я чувствую внутри.

Я был очень рад тому, что могу поделиться этими мыслями с Кэрол. Мы часто беседовали после ужина и разбирали все мои ощущения и реакции во время моей работы с Кэтрин. У Кэрол был аналитический ум, и она была очень реалистичной. Она знала о том, как я скрупулезно обрабатываю и анализирую всю информацию, исходящую от Кэтрин и часто она должна была играть роль адвоката дьявола, чтобы помочь мне посмотреть на все это максимально объективно. Мы вместе добывали критические доказательства того, что Кэтрин действительно открывает великие истины. И Кэрол всегда разделяла все мои радости и опасения на этом пути.

Мы все ещё были на середине сеанса. Кэтрин закончила отдых и начала рассказывать о зеленых статуях перед храмом. Я очнулся от своих размышлений и начал слушать. Она находилась в древности, где-то в Азии, но мысленно я все ещё был с Учителями. Невероятно, подумал я про себя, она рассказывает мне о своих прошлых жизнях, о реинкарнации, но после посланий от Учителей, все это уже не так захватывало. Однако я уже понимал, что ей нужно вспомнить всю прошедшую жизнь перед тем, вспомнить о том, как она покинула тело после смерти и вошла в состояние между жизнями. Она не могла попасть в это состояние сразу, минуя воспоминание о прошлых жизнях, а получить послание от Учителей можно было только в этом состоянии.

«Зеленые статуи перед большим зданием храма», шептала она нежно, «здание с шпилями и коричневыми шарами. Там семнадцать ступенек спереди, и потом я увидела комнату, когда поднялась наверх. там курятся благовония, все босые, и их головы побриты. У них круглые лица, карие глаза, и темная кожа. Я повредила ногу и пришла туда, чтобы мне там помогли. Моя стопа распухла, и я не могу на неё встать, в ней что-то застряло. Они прикладывают к моей ступне листья… странные листья… Таннис? (Танин или дубильная кислота, которая содержится в коре, древесине, корнях, плодах и листьях многих растений с древних времен используется, как лекарство из-за своих кровоостанавливающих и вяжущих свойств). Сначала мою стопу очистили, это ритуал перед богами. В моей ступне какой-то яд. У меня даже колено опухло и вообще вся нога отяжелела и на ней полосы (заражение крови?). Они прокололи отверстие к стопе и приложили к ней что-то очень горячее».

Кэтрин корчилась от боли, а потом её тошнило от очень горького зелья, которое ей дали выпить. Это зелье было приготовлено из каких-то желтых листьев. Она поправилась, но кости стопы и всей ноги уже не были прежними. Я попросил её побыстрее промотать воспоминания о той жизни вперед. Она видела в той жизни только нищету и уныние. Она вместе с её семьей жила в маленькой однокомнатной лачуге, в которой не было даже стола. Они питались в основном какой-то кашей из риса, но еды им всегда не хватало, они вечно были голодные. Она так и не вырвалась из этой голодной нищеты, быстро состарилась и умерла. Я ждал, но увидел, что Кэтрин совсем вымоталась. Перед тем, как я её разбудил, она успела мне сказать, что Роберту Джарроду нужна моя помощь. Кто это такой я не знал, и тем более, не знал, как я могу ему помочь.

Выйдя из состояния транса, Кэтрин опять вспомнила множество подробностей из своих прошлых жизней. Однако она совсем ничего не помнила о том, что было после смерти, о состоянии между жизнями, об Учителях и о тех невероятных знаниях, которые они раскрывали. Я спросил её, о кого она имела в виду, когда она упоминала Учителей, и она думала, что речь шла о турнире по гольфу. Она в то время быстро поправлялась, но теория реинкарнации не встраивалась в её христианское представление об устройстве мира, потому я решил ничего пока не говорить ей про Учителей. Я полагаю, что и вы не сочли бы меня вполне нормальным, если бы я сказал вам о том, что вы талантливый медиум, который может транслировать чудесные трансцедентальные знания Духов Учителей.

Кэтрин дала свое согласие на присутствие моей жены на следующем сеансе гипноза. Кэрол была хорошо обученным, высококвалифицированным, опытным социальным психиатром, и мне было интересно её мнение о том, что происходило с Кэтрин у меня на приемах. Я рассказал ей о том, что Кэтрин сказала про нашего сына Адама и она очень хотела помочь мне во всем этом разобраться. Я без труда мог записывать, когда Кэтрин медленно шептала о своих прошлых жизнях, но Учителя говорили слишком быстро, и я решил записывать все с помощью магнитофона.
Через неделю Кэтрин пришла на следующий сеанс. Она продолжала выздоравливать, страх и тревога уходили. Её выздоровление было несомненным, но я всё ещё не был уверен, что ей действительно стало намного лучше. Она вспомнила, как утонула, когда была Арондой, как ей перерезали горло, когда она была Иоганном, как она умерла от эпидемии, которая распространялась в воде, когда была Луизой и другие травмирующие события. Она заново пережила целые жизни в нищете и рабстве, пережила жестокое обращение в семье. Так же примеры ежедневных небольших травм влияют на состояние наших душ. Конечно, воспоминания о травмах, пережитых в прошлых жизнях, могут способствовать выздоровлению в жизни настоящей. Однако есть и другой метод лечения. Может ли помочь духовный опыт сам по себе? Может ли осознание того, что смерть совсем не то, чем кажется способствовать ощущению благополучия и уходу страха? Может ли весь процесс, а не только воспоминания быть лечением?

Интуитивные способности Кэтрин совершенствовались. У неё все ещё были трудности в общении со Стюартом, но она стала гораздо лучше с ними справляться. Её глаза искрились, а на коже появился румянец. Она рассказала, что на протяжении недели ей снился странный сон. Целиком она его не могла вспомнить, в память врезался только фрагмент, в котором красный плавник какой-то рыбы воткнулся ей в ладонь.

Она погрузилась в гипнотический сон легко и быстро, за пару минут достигнув высокого уровня погружения.
«Я вижу много разных утесов. Я стою на одном из утесов и смотрю вниз. Я должен смотреть за кораблями, это моя обязанность… Я одет во все синее, в синие штаны… короткие штаны и странные туфли… черные туфли… они застегиваются… на них пряжки, очень смешные туфли… Я смотрю на горизонт, но не вижу кораблей». Кэтрин нежно шептала и шептала, пока я не попросил её продвинуться вперед к более значительному событию в той её жизни.

«Мы пьем эль, крепкий эль. Вокруг очень темно. Кружки очень большие, скрепленные железными обручами. В этом месте ужасно воняет и очень много людей вокруг. Очень шумно. Все очень громко говорят». Я спросил, называет её кто-то по имени. «Кристиан… Меня зовут Кристиан». Она опять была мужского пола. «Мы едим какое-то мясо и пьем очень темный и горький эль. Они его солят». Она не могла сказать, какой это был год. «Они все говорят о войне, о какой-то блокаде портов кораблями. Но я никак не могу расслышать, где это происходит. Если бы они говорили не все сразу, и не так громко, то можно было бы что-то услышать».

Я спросил, где она находится. «Хэмстед… (фонетическое написание). Это порт, морской порт в Уэльсе. Они говорят на британском диалекте английского». Она продвинулась во времени дальше, туда, где Кристиан был на корабле. «Я чувствую запах гари. Что-то горит. Горит что-то деревянное и что-то ещё. Это нос сожжет… Что-то горит недалеко, это корабль, парусный корабль. Мы заряжаем! Мы что-то заряжаем порохом». Было видно, как Кэтрин начала волноваться.

«Что-то с порохом, очень черное. Это вонзается вам в руки. Вы должны двигаться быстрее. На корабле зеленый флаг. Флаг темный… Это зелено-жёлтый флаг. Там еще какая-то корона с тремя точками».

Вдруг лицо Кэтрин исказилось от боли. У неё началась агония, она начала хмыкать, «как же рука болит, жуткая боль в ладони! Там кусок какого-то металла, очень горячего металла в моей руке. Он жутко жжет! Ой!». Я вспомнил отрывок из сна Кэтрин и понял, что это был за красный плавник, попавший ей в руку. Я помог ей блокировать боль, но она ещё долго стонала.

«Осколок металлический… Корабль, на котором мы были уничтожен… сторона порта. Они держат огонь под контролем. Много мужчин было убито… много мужиков. Я выжил… только рука болит, но она со временем заживет». Я попросил её продвинуться дальше к наиболее значительному событию в этой жизни.

«Я вижу много печатных станков, печатающих что-то брусками и чернилами. Они печатают и переплетают книги… У книг кожаные обложки и ремешки, скрепляющие их вместе, кожаные ремешки. Я вижу красную книгу… Она, кажется, историческая. Я не могу разглядеть её название, она ещё не напечатана до конца. Книги чудесны. Кожаные обложки такие гладкие! Книги могут многому вас научить».

Очевидно, Кристиану нравилось смотреть на книги и гладить их, но он смутно представлял себе какие возможности могут у него появиться, если он начнет учиться. Он показался мне совсем необразованным. Я попросил Кэтрин перенестись в последний день его жизни.

«Я вижу мост через реку. Я пожилой человек… очень старый. Как трудно идти! Я иду через мост… на другой берег… Я почувствовал боль в груди, ужасно давит и болит у меня в груди!». Кэтрин начала издавать булькающие звуки, переживая сердечный приступ, который случился с Кристианом, когда он шел по мосту. Её дыхание стало частым и поверхностным, а лицо и шея взмокли от пота. Она начала кашлять и хватать воздух ртом. Я забеспокоился, может ли быть опасным переживание сердечного приступа в прошлой жизни ещё раз? Это были новые горизонты познания человека, потому никто не мог этого знать. Наконец Кристиан умер. Кэтрин спокойно лежала на кушетке и дышала глубоко и размеренно. И я тоже облегченно вздохнул.

«Я чувствую себя свободной… свободной,» нежно шептала Кэтрин. «Я парю в темноте… как будто плыву. Там свет вокруг… и духи других людей».
«Я должна была больше прощать, но я не прощала. Я не прощала людям обиды, но не делала этого. Я не прощала обиды. Я держала их в себе и скрывала их много лет… Я вижу глаза… глаза».
«Глаза?», повторил я, почувствовав контакт. «Какие глаза?».
«Это глаза Духов Учителей», прошептала Кэтрин, «но я должна подождать. Есть вещи, о которых мне надо подумать». Минуты висела напряженная тишина.
«Как вы узнаете, когда они будут готовы?», нарушил я долгое молчание.
«Они меня позовут», ответила она. Прошло ещё несколько минут, а потом она вдруг начала мотать головой из стороны в сторону и её голос стал хриплым и твердым, что свидетельствовало о перемене.
«Много душ в этом измерении. Я здесь не одна. Мы должны быть терпеливыми. Это что-то, чему я тоже никогда не училась… Там много измерений…». Я спросил её, была ли она там раньше, перевоплощалась ли много раз.
«Каждый раз я была на разном уровне, каждый раз уровень сознания повышается. Уровень, на котором мы оказываемся зависит от того, насколько мы развиты…». Она опять замолчала, и я спросил её, какие уроки она должна была усваивать, чтобы развиваться. Ответила она быстро и решительно.
«Мы должны делиться своими знаниями с другими людьми. У нас у всех есть намного больше способностей, нежели мы подозреваем. Некоторые из нас обнаруживают их у себя раньше, чем другие. Вам следует изучать свои пороки, до того, как дошли до этой точки. Если этого не сделать, то придется воплощаться вместе с ними в новой жизни. Только мы сами можем себя освободить… от вредных привычек, которые мы накапливаем пока находимся в физических телах. Учителя не могут это сделать вместо нас. Если вы сопротивляетесь, и не избавляетесь от них, то рождаетесь с теми же пороками в следующей жизни. И только тогда, когда вы решите, что достаточно сильны для того, чтобы решить все проблемы вокруг, вы не встретите их в следующей жизни.
Так же мы должны научиться не тянуться к тем людям, у которых такие же вибрации, как у нас. Это, конечно, нормально, чувствовать влечение к тем, кто находится на том же уровне, что и мы, но это ошибка, это неправильно. Вы должны контактировать с теми, чьи вибрации неправильные, не совпадают… с вашими. Важна помощь этим людям.
В нас есть некая интуитивная сила, которой мы обязаны следовать и даже не пытаться ей сопротивляться. Те, кто сопротивляются, встречаются с опасностью. Никто никогда не отправляется на тот уровень, где у всех такая же сила. Некоторые из нас обладают большей силой, чем другие, потому что они пришли из другого времени. Таким образом у всех людей разный потенциал. Но в конце концов у всех людей будут равными по силе».

Кэтрин сделала паузу. Я знал, что все эти мысли не её. Она мало что знала о физике и метафизике, она ничего не знала об уровнях, измерениях и вибрациях, да и красота слов, мыслей, этих философских изречений была далеко за пределами возможностей Кэтрин. Она никогда не выражалась так лаконично и поэтично. Я чувствовал какую-то высшую силу, которая борется с её разумом и голосовыми связками, чтобы перевести эти мысли в слова, которые я смог бы понять. Нет, конечно, это была не Кэтрин.

Потом её голос приобрел мечтательный тон.
«Люди, которые находятся в коме… находятся в подвешенном состоянии. Они ещё не готовы перейти в новое тело, на новый уровень… до тех пор, пока они не решат, перевоплощаться им или нет. Только они могут это решить. Если они решат, что больше им нечему учиться…  в этом физическом воплощении… тогда они разрешают себе переход. Но если им надо продолжать обучение, то им придется вернуться, даже если они этого не хотят. Это время им дается для того, чтобы отдохнуть, восстановить ментальные силы».
Так люди в коме могут решать возвращаться им или нет, в зависимости от того, нужно им ещё в этом теле, чему-то научиться или нет. Если они, значит, решат, что в этом воплощении больше нечему учиться, то они, не смотря на современную медицину, просто покидают тело и становятся духами. Эта информация очень хорошо сочеталась с опубликованными исследованиями состояний между жизнью и смертью, и о том, почему некоторые люди все-таки выбрали возвращение, а другие ничего не выбирали, а просто были отправлены обратно, потому что должны были ещё многому научиться. Конечно, все опрошенные люди вернулись в свои тела. Все эти истории поразительно похожи. Все они как-то отстранялись от своих тел и наблюдали за тем, как их реанимируют откуда-то сверху. В итоге они осознавали яркий свет или светящиеся образы духов на расстоянии, иногда в конце туннеля. Боли они при этом не чувствовали. Когда они осознавали, что их задачи на Земле не выполнены, они немедленно воссоединялись со своими телами и тут же начинали чувствовать боль и другие физические ощущения.

У меня было несколько пациентов? помнивших свои состояния между жизнью и смертью. Наиболее интересным из них был успешный предприниматель из Южной Америки, приходивший ко мне на пару сеансов традиционной терапии где-то через два года после того, как я закончил лечение Кэтрин. Яков был сбит мотоциклом и потерял сознание в Нидерландах в семьдесят пятом году, когда ему было слегка за тридцать. Он помнил, как он парил над своим телом и сверху смотрел на аварию, прибывшую скорую помощь, врача, который лечил его раны и растущую толпу зевак. Он осознал золотистый свет на расстоянии и, когда он к нему приблизился, он увидел монаха в коричневой рясе, который сказал ему о том, что его время ещё не пришло, и потому он должен вернуться в свое тело. Яков почувствовал мудрость и силу, исходившую от этого монаха, который так же предсказал несколько событий в его жизни, который потом сбылись. Яков был со свистом вброшен обратно в свое тело, которое уже находилось на больничной койке, и только там почувствовал невыносимую боль.

В восьмидесятом, когда Яков путешествовал по Израилю, родине своих предков, он посетил пещеру Патриархов в Хевроне, которая является святым местом, как для иудеев, так и для мусульман. После случая в Нидерландах он стал более религиозным и чаще молился. Он увидел недалеко мечеть и зашел туда, чтобы там помолиться вместе с мусульманами. А когда он поднялся, чтобы уйти, к нему подошел один старый мусульманин и сказал. «Ты отличаешься от других. Они очень редко заходят сюда, чтобы помолиться вместе с нами». Он сделал паузу и пристально посмотрел на Якова перед тем, как продолжить. «Ты встречал монаха, не забывай то, что он тебе сказал». Пять лет после аварии, за тысячи километров от того места, какой-то старик откуда-то знает о встрече Якова с монахом, в то время, когда он был без сознания.

В кабинете, обдумывая последние откровения Кэтрин, я задался вопросом о том, как бы наши отцы основатели отнеслись к мысли о том, что все люди совсем не созданы равными. Люди рождаются со способностями, талантами и силой, которые накопили в прошлых жизнях. «Но в конце концов все достигнут одинакового уровня развития». Я подозревал, что до этого момента всем людям нужно будет прожить ещё очень много жизней. Я подумал о юном Моцарте и его талантах, которые проявились ещё в раннем детстве. Возможно ли то, что он взял их из своих прошлых жизней? Видимо мы несем из прошлых жизней не только долги, но и способности. Так же я подумал о склонности людей собираться в однородные группы и избегать всех непохожих на них. Это же корень многих предрассудков и ксенофобии. «Мы так же должны научиться не тянуться к людям, вибрации которых совпадают с нашими». Помочь другим людям. Я почувствовал духовность этих слов.

«Мне пора возвращаться,» продолжала Кэтрин. «Я должна вернуться». Но я хотел услышать больше. Я спросил её, кто такой Роберт Джаррод, имя которого она упомянула во время прошлого сеанса, заявив, что он нуждается в моей помощи.
«Я не знаю… Может быть он в другом измерении, не в этом». Видимо она никак не могла найти его. «Только если он захочет, только если решит явиться мне, он пошлет мне сообщение. Ему нужна твоя помощь».
Я все никак не мог понять, как я ему могу помочь.
«Я не знаю,» ответила она. «Только тебя нужно учить, а не меня».
Это было интересно. Было ли это уроком для меня? А может помощь этому Роберту была уроком для меня. Мы этого так никогда и не услышали от него.
«Я должна возвращаться», ответила она. «Я должна идти к свету первой». Вдруг она встревожилась. «Ой! Ой! Я слишком долго колебалась… Из-за этого мне теперь надо опять ждать». Пока она ждала, я спросил её о том, что она видит вокруг, и что она чувствует.
«Просто духи, другие души. Они тоже ждут». Я спросил её, могут ли они нам что-то объяснить, пока она ждет.
«Можете ли вы рассказать нам, что мы должны знать?» спросил я.
«Они мне не сказали», ответила она. Очаровательно. Если Учителей не было рядом с ней, чтобы она их слышала, то она не могла сама передавать мне знания.
«Я чувствую здесь очень сильную тревогу. Я хочу уйти… Когда придет время я уйду». Снова несколько минут она молчала. В итоге время пришло, и она перенеслась в ещё одну из своих жизней.

«Я вижу яблони…  и дом, белый дом. Я живу в этом доме. Яблоки сгнили… черви, их уже нельзя есть. Там качели, качели на дереве». Я попросил её посмотреть на себя.
«Я блондинка. Мне пять лет. Меня зовут Кэтрин». Я был удивлен. Она вспомнила свою настоящую жизнь в возрасте пяти лет. Но была причина, чтобы она вспомнила именно это. «Что-то там происходит, Кэтрин?».
«Мой отец очень зол на нас… потому что он не разрешил нам выходить из дома. Он… он бьет меня палкой. Она очень тяжелая, мне больно… Я очень боюсь его». Она хныкала и говорила, как ребенок. «Он не успокоится, пока не сделает нам больно. Почему он с нами это делает? Почему он такой злой?». Я попросил её посмотреть на происходящее с некой высшей точки зрения, чтобы самой ответить на все эти вопросы. Я незадолго до этого читал о людях, которые были на такое способны. Некоторые авторы называли эту точку зрения Высшее Я или Великое Я. Я был бы удивлен, если бы Кэтрин смогла достичь этого состояния. Если бы она смогла, то это была бы мощная терапия и короткий путь к прозрению и пониманию.

«Он никогда не хотел нас», нежно прошептала она. «Он чувствовал, что мы вторглись в его жизнь против его воли… Как же он нас не хотел!»
«Вашего брата тоже?», спросил я.
«Да, моего брата больше всего. Они ещё не были в браке, когда… он был зачат». Это оказалось поразительной, новой информацией для неё. Она до того момента ничего не знала о внебрачной беременности своей мамы. Позже её мать подтвердила точность прозрения Кэтрин.

Хотя она и ранее рассказывала о своей жизни, но в тот момент она демонстрировала глубокую мудрость, да и до этого момента все было ограниченно промежуточными или духовными состояниями. А тогда проявилась какая-то высшая часть её разума, нечто, что было сверх её сознания. Вероятно, это было то самое Высшее Я, которое описывали другие. Хоть она и не в тот момент и не общалась с Учителями и их всеобъемлющими знаниями, в состоянии высшей осознанности, она была способна на глубокие прозрения и узнавать такую информацию, как об отношениях своих родителей до свадьбы. В обычном бодрствующем состоянии Кэтрин была тревожной, ограниченной, простой и сравнительно поверхностной и не могла использовать свои способности, которыми обладала в состоянии высшего сознания. И тут я задался вопросом о том, что если мудрецы и пророки западных и восточных религий, так называемые «актуальные религии», могли использовать это состояние высшего осознания для получения своей мудрости и знания, то почему бы всем не начать входить в это состояние высшего осознания. Психоаналитик Карл Юнг достигал разных уровней осознания. Он писал о коллективном бессознательном, чем-то напоминавшем то состояния высшего сознания, в котором была Кэтрин.

Меня всё больше и больше раздражала непреодолимая пропасть между Кэтрин в обычном состоянии и Кэтрин в состоянии высшего осознания. Когда она была под гипнозом, я мог вести с ней увлекательные беседы на философские темы на запредельно высоком уровне, но, когда она была в обычном состоянии, философия и всё, что с ней связано её совершенно не интересовало. Она жила в мире повседневных мелочей, совершенно не замечая своей гениальности внутри.

Тем не менее её отец мучил её и причины этого становились очевидными. «Ему ещё много уроков предстоит усвоить,» сказал я с вопросительной интонацией.
«Да… он этим и занимается».
Я спросил её о том, знает ли она, чему именно она должна научиться. «Эти знания мне не открываются». Её тон стал отстраненным и каким-то далеким. «Мне открывается только то, что важно для меня, что меня беспокоит. Каждый должен беспокоиться только о себе… беспокоиться о том, чтобы стать… целым. Нам всем нужно учиться… каждому из нас. Они должны учиться, каждый в свое время… по порядку. Только когда мы можем знать, что нужно каждому следующему человеку, чего ему или ей не хватает, чего не хватает нам, чтобы стать целыми». Она нежно шептала, и в её шепоте чувствовалась любовь, но и отстраненность.

Затем, когда Кэтрин заговорила снова, вернулся её детский голос. «Меня от него тошнит! Он заставляет меня есть какую-то дрянь, а я не хочу. Это какая-то еда… Салат латук, лук, гадость, которую я ненавижу. Он знает, что мне от этого становится плохо, но это его совсем не беспокоит!». Она начала давиться и задыхаться, и я снова предложил ей посмотреть на это отстраненно, чтобы понять, почему её отец так себя вел. «Должно быть в нем пустота. Он ненавидит меня за то, что он сделал, и себя тоже ненавидит за это». Я почти забыл о том, как её отец можно сказать, изнасиловал её, когда ей было три года. «Вот он и хочет меня наказать… Он уверен в том, что я что-то сделала, что спровоцировало его». Ей было всего три года, и её отец был сильно пьян. Тем не менее её все ещё беспокоило это чувство вины, засевшее в ней очень глубоко с тех пор. Я объяснял ей очевидное.
«Вы тогда были совсем маленьким ребенком. Вам надо освободиться от этого чувства вины. Вы тогда ничего не сделали, да и что мог сделать трехлетний ребенок? Это не вы, а ваш отец».

«Должно быть он ненавидел меня тогда тоже», нежно шептала она. «Я знала его раньше, но я не могу получить эту информацию сейчас. Мне надо вернуться в то время». Хотя уже несколько часов прошли, я хотел вернуться к её прежним отношениям и подробно проинструктировал её.

«Вы сейчас находитесь в состоянии глубокого транса. Сейчас я в обратном порядке досчитаю с трех до одного. Вы будете в том же состоянии глубокого транса и почувствуете себя в полной безопасности. Ваш разум снова будет свободно брести во времени обратно. Вы переноситесь обратно в то время, в котором началась связь с вашим отцом в начале вашей нынешней жизни, обратно к наиболее важному события в вашем детстве, к тому, что случилось между вами и вашим отцом. Когда я скажу «один», вы вернетесь в то время и вспомните это. Это очень важно для вашего лечения. Вы можете это сделать. Три… два… один». Последовала долгая пауза.

«Я не вижу его… но я вижу много убитых людей!». Её голос стал громким и хриплым. «Мы не имеем права внезапно прерывать жизни людей, пока они не прожили свою карму. Но мы это делаем. Мы не имеем права. Они будут больше страдать от возмездия, если мы позволим им жить. Когда они умрут и отправятся в следующее измерение, они будут там страдать. Они будут находится в очень беспокойном состоянии, для них не будет места. И они будут отправлены обратно и их жизнь будет очень тяжелой. И им придется заглаживать вину перед теми, кого они обидели. Они останавливают жизни этих людей, но у них нет пава этого делать. Только бог может наказывать их, а но не мы. Они будут наказаны».

Минута прошла в молчании. «Они ушли», прошептала она. Учители Духа отправили нам ещё одно послание в тот день, мощное и ясное. Мы не должны убивать вне зависимости от обстоятельств. Только бог может наказывать.

Кэтрин была измучена, и я решил отложить нашу погоню за связью её прошлых жизней с её отцом. Я вывел её из состояния транса. Она помнила только свои воплощения в Кристиана и воспоминания из своего детства. Она была усталая, но все же умиротворенная и расслабленная, будто с неё сняли огромный тяжелый груз. Мы с Кэрол встретились взглядами. Мы тоже были усталые, вспотевшие, дрожащие, от того, что ловили каждое слово. С нами поделились невероятным опытом.