О переселении некоторых народов- поволжских немцев, калмыков, крымских татар, латышей на Урал, в Казахстан и Сибирь в годы Великой Отечественной войны я узнала в школе. И обозначалось это переселение мудреным словом ДЕПОРТАЦИЯ.
Мы его знать не знали, просто жили в одном совхозе Омской области с такими депортированными калмыками и латышами.
Вперёд, в самом начале войны, латышей привезли. Рубанс, Заринс - такие вот фамилии у них были. Они жили в таких же совхозных бараках, как и все. Квартиры состояли из кухни и комнаты. Поодаль были огородчики и сарайчики. А картошку садили на большом совхозном поле. Дети играли вместе и в школу тоже ходили вместе. Запомнилась девочка Чеся. Она была девочкой, с которой хотелось брать пример. Мы все ходили с косичками, а у неё была стрижка типа карэ и ещё носила она беретик. Мы же ходили в платках и косынках. А ещё Чеся была отличницей, активисткой, быстро бегала, ловко играла в классики и даже в лапту её брали играть старшие.
Однажды мне захотелось пить во время игры, домой далеко идти, а игра в самом разгаре. Чеся позвала меня быстренько сбегать попить к ним . Подала мне воды в красивом бокале. Я восхитилась, она объяснила, что бокал этот майоликовый. У нас таких не было, мы обычно пили из прочных эмалированных кружек или обычных стаканов. Я рассказала маме, попросила и нам купить такие красивые бокальчики, а она ответила, что это они с собой из Латвии привезли, у нас таких нет.
А в семье Заринс было три взрослых дочери: Луция, Конция и Марта. Работали доярками на ферме. На головах у них были красивые завивки, а наши девчата почти все ходили с косами. Это я рассмотрела на танцах. По праздникам скамьи в клубе расставлялись по периметру стен и получалась большая танцевальная площадка. Мы, детвора, устраивались на стульях, а больше за стульями и скамьями и во все глаза рассматривали танцующих, их наряды и определяли "кто за кем бегает".И вот заметили: очень уж за Луцией увивается Юрий Б. Ну, не отходит, на все танцы приглашает. И Луция тоже весёлая, красивая такая.
А чуть позже призвали его в армию весной. И поползли слухи: Луция то беременна. Взрослые думали, что мы маленькие ещё, мало чего понимаем, и говорили вроде с оглядками и понизив голос, а такие- то моменты мы сразу схватывали. Да и где им секретничать, всего апартаментов-то комната да кухня, разделенные даже не дверью, а занавеской.
А тут как раз из армии вернулся другой парень Николай Ч. Стал ухаживать за Луцией. И не посмотрел ведь ни на что - женился. В деревне шушукались и недоумевали : вон девчонок сколько, без всякого " приданого". Две сестры Николая ни с кем не обсуждали этот вопрос. Приняли нормально выбор брата. Совхоз выделил молодожёнам квартиру, и не в бараке даже, а в доме, где раньше была начальная школа, ещё и мать Луции с ними поселилась. Луция родила девочку, такую хорошенькую. Наряжали её как куколку, из Латвии присылали родственники посылки. Пересуды про рождение девочки поутихли, тем более, что Юрий Б.после армии в совхоз не вернулся.
Тётя Шура - ветеринарный фельдшер, взяла сноху к себе в помощницы. Луция поступила в сельскохозяйственный техникум, училась на ветеринара. Родила ещё двоих мальчиков, золовки ей очень помогали растить детей, у обеих детей не было, да и семей собственных не сумели создать, все ещё сказывалась огромная потеря мужчин в войне. Женщин- одиночек было много.
А калмыки приехали во время войны. Их было больше, чем латышей. Расселились они в землянках на краю деревни, место это стали называть Копай- город. После войны, когда совхоз отстроил целую улицу новых домов, мои родители получили один из домов. Из барака, где мы проживали вместе с семьёй маминой тёти, переехали в отдельный дом с большой усадьбой в 20 соток.И некоторым семьям из калмыков тоже дали такие дома. Вот как раз напротив нас жила семья Немяшевых, наискосок- семья Шайгуровых. Я часто играла с Людой Немяшевой и с Ирой Шайгуровой. А двух братишек Люды не любила, такие вредные были, визгливые какие-то. Мы их дразнили : вы волчата - калмычата. Мама ругала за это: ну и что, что не русские, лишь бы люди хорошие были. Их папа работал учетчиком, грамотный был, уж не знаю кем он работал у себя в Калмыкии, а у руководства совхоза был на хорошем счету. Вот и выделил ему совхоз новый дом. Тоже бесплатно, как и другим .Мама была домохозяйкой.
В Копай- городе жил дед Доржа. Старый уже калмык, толстый, на лицо страшный, глаз почти не видать, заплыли от жира или отечности, еле ходил, опираясь на палку, в деревне её называли клюкой. Бормотал русские слова вперемешку с калмыцкими, да ещё клюкой этой замахивался, если рассердится на что- то. Матери пугали им детей: вот дед Доржа подденет клюкой, посадит в мешок и утащит.
Мы боялись, и если дед этот появлялся на нашей улице, то вся ребятня сразу по домам разбегалась.
Однажды мы играли с Людой у них на печи и на полатях и тут заходит к ним в гости дед Доржа. Я замерла, спряталась за трубу, потихоньку выглядываю из - за занавески. Увидела, что он прошёл от двери к столу, сел, а клюку свою поставил чуть в сторонку. Я бегом по лесенке с печки и в чем была - на улицу, без пальто, без валенок, без платка - и через дорогу домой бегом, боялась: а вдруг догонит. Мама ходила забирать мои вещи и больше не пугала этим дедом.
Из калмыков была учительница Нина Шургановна. У неё был сепаратор и некоторые ходили к ней молоко сепарировать на сливки и обрат. Мама тоже ходила, ну и я, конечно, увязывалась. Очень нравилась техника, это вам не ложкой сливки собирать с молока. Сразу собирался утренний и вечерний удой и сливок получался целый литр почти.
Вроде нормально жилось у нас в совхозе и латышам, и калмыкам, но когда в 1956 году им разрешили вернуться на Родину, то уехали почти все. Из латышей осталась Луция, имевшая русскую семью и калмык Кукуев, женатый на русской женщине, имевший шестерых детей. А ещё осталась на память девочка с латышским именем Вия. Её папа похаживал к тёте Тоне, родилась девочка, но он не остался, уехал в Латвию. Помогать - помогал, все время посылки для дочки слал.
Мы с подружкой Людой плакали, не хотели расставаться , тем более, что мы пошли в первый класс и сидели за одной партой.
А вот в деревне, тоже в Омской области, где учительствовала моя сестра, жили переселенные немцы и эстонцы, причём на разных улицах - немецкой и эстонской. Так вот, эти переселенцы так и остались проживать и после 1956 года, живут и до сих пор. Ассимилировались с русскими, много смешанных браков.
Вообще в Сибири национальный вопрос никогда не стоял остро.
Много позже интересовалась вопросом о депортации народов. Выяснила, что калмыков переселили потому, что было немало предательств, и даже действовала калмыцкая дивизия на службе у фашистов.
И про латышей, эстонцев, немцев было разъяснение, что их переселяли глубоко в тыл во избежание диверсий, предательств, шпионажа в условиях войны.
Немцы делали ставку на возможность предательства в среде национальных меньшинств и привлечение их на службу в рядах вермахта путем более благоприятного отношения к ним, чем к русскому населению. Чтобы избежать создания пятой колонны и удара в спину наступающей Красной Армии и было проведено такое масштабное переселение некоторых народов, ненадежных, с точки зрения руководства страны. Получилось, увы, по пословице: лес рубят- щепки летят. Много и невинных людей попали под этот пресс.
Решила написать заметку на эту тему, так как все меньше остаётся людей, которые помнят этот пласт нашей истории. Превалирующий тренд- очернение всего советского. А у нас было так и, возможно, кому- то мой рассказ поможет правильнее понять нашу историю.
