Компас лежал в ящике с полотенцами. Не знаю, откуда в моей нынешней квартире появилась эта вещица. Я не занимаюсь спортивным ориентированием, в машине у меня навигатор и где встает солнце, я тоже знаю. В общем, компас мне не нужен и в моей повседневной жизни я его никак не использовала. Но он там почему-то был.
Сначала взгляд зацепился за круглый металлический корпус, стрелка внутри него колебалась и дрожала, будто хотела спросить: «Куда тебе?». А я не знала, что ответить. Наверное, мне нужно было туда, где я еще всё могла или думала, что – могла. И это заблуждение пока еще никто не смог поколебать.
Так бывает иногда: ты забыл о чем-то на десятки лет, но случайный предмет, за который вдруг цепляется взгляд, возвращает тебя на задворки собственной памяти.
Это был конец семидесятых. Мне тогда было лет 8, наверное. Мы жили в стандартной панельной хрущевке. Двухкомнатная квартира, такие называли вагончиками, потому что комнаты переходили одна в другую и напоминали локомотив и прикреплённый к нему вагон. Когда мама красила полы, одну из комнат освобождали от мебели и она оставалась пустой, пока краска сохла. Звук в ней получался гулким, как на настоящем вокзале, и можно было объявлять прибытие и отправление поездов. Получалось очень даже похоже.
Мне и в реальности очень нравилось ехать куда-то. Оказываясь с родителями на нашем небольшом городском вокзале, я ловила эхо, которыми полнились все вокзалы мира; вдыхала запах прогудроненных деревянных шпал и провожала взглядом электричку, пока змейка из вагончиков не исчезала за горизонтом. Куда она двигалась – на север, запад, восток, я не знала и просто следила взглядом на дальней далью, которая была мне недоступна, но очень манила.
Поэтому я не упустила случай вновь окунуться в атмосферу странствий, пусть это и было всего лишь фантазией. Пустая комната, в которой звуки были такими же, как на вокзале, возвращала это волшебное чувство неизвестности, в которую я очень хотела попасть. Объявляя на пороге отправление поездов, я казалась себе могущественной доброй волшебницей, повелевающей направлениями, временем, пространством. Но потом краска высыхала, комната вновь заполнялась мебелью, и сказка заканчивалась.
И вот однажды, когда я с грустью вспоминала недавнее могущество вокзальной феи, мне попался на глаза компас. В моем детстве он был большим, не то что этот, новый. Или может быть ладони у меня были маленькими, теперь точно и не скажешь. Одна часть стрелки на нем была выкрашена в ярко-синий, другая – в ярко красный. Они указывали направление сторон света. Синий цвет означал холод, и я понимала, что это север, а красный – юг, потому что там было жарко.
Я подумала, что пока никто не собирается снова красить полы и повелевать направлениями мне не светит, мы с подружкой вполне можем пойти по реальному, а не выдуманному маршруту: на север, юг, запад или восток – почти как тот поезд, что исчезал за горизонтом. Мы с ней тоже выберем дорогу и нас ничто не сможет остановить, ведь стрелка компаса будет указывать путь.
Подружку звали Оксанкой. Она жила в такой же квартире вагончиком в пятиэтажном доме на улице Комарова, только через дорогу. Мы ходили с ней в один класс, 2 «Б», и часто играли вместе во дворе, прикрывая конфетные фантики осколками зеленого бутылочного стекла из-под лимонада «Буратино». Возможности играть во что-то более интересное Оксанка очень обрадовалась.
Мы договорились отправиться в дорогу на следующий же день. И вот, хорошо пообедав перед долгим и увлекательным путешествием, отправились в путь. Вернуться предполагалось засветло. Направлением выбрали восток. Просто потому, что с западом всё было относительно понятно – там стоял оксанкин дом, а вот что происходило на востоке, надо было еще проверить.
Все шло гладко. Есть стрелка, она показывает куда идти, и всё, что от тебя нужно – это просто идти. Мы миновали длиннющий 16-ти подъездный дом и двигались, не отклоняясь от стрелки. Препятствий не было. Слева шумело футбольное поле, впереди маячил детсад «Росинка». Я ходила в него в детстве и помню, что на прогулке всегда стояла возле металлического забора из прутьев и смотрела на улицу. Мне казалось, я взаперти, а там, за забором – свобода. И вот теперь я тоже была на свободе и гордо вышагивала мимо детсада, направляясь на восток.
На пути возникло общежитие. Пятиэтажное здание из красного кирпича маячило прямо по направлению. Мы обогнули и его, и еще парочку таких же строений. Уже целых минут 20 мы легко и смело шагали в сторону, где восходит солнце. Всё шло по плану.
Но тут дорога неожиданно оборвалась и мы уперлись в огромную траншею шириной метра три. Она была наполнена грязной водой и конца ей было не видно – коммунальные службы проводили какую-то глобальную реконструкцию. Это была безграничная канава. Перепрыгнуть ее мы не могли, а мостик в обозримом пространстве отсутствовал.
Мы смотрели на дрожащую стрелку компаса. Потом переводили взгляд на вырытую канаву. Это был тупик. Непреодолимое препятствие. Мы могли пойти влево и вправо, но это направление уже не было востоком. Был уговор идти, никуда не сворачивая. Но это оказалось невозможным. Наш восток закончился именно здесь.
Это потом, много лет спустя, начинаешь понимать, что иногда свернуть с пути – не значит отказаться от него. Что компромиссы порой позволяют обогнуть трудный участок, чтобы потом снова вернуться на нужное направление.
Сколько потом я встречала таких траншей и канав. С грязной водой и отсутствием всяких мостиков в обозримом пространстве. И можно было ненадолго отклониться от курса – поиграть в разные взрослые игры, найти компромисс, кого-нибудь слить, где-то промолчать. А через пару дней, месяцев, лет вернуться и продолжить движение как ни в чем не бывало.
Но я останавливалась перед этими препятствиями, как когда-то остановилась перед той канавой, которая длилась с юга на север, перечеркивая дорогу крест-накрест. Наверное, это не было мудрым решением. И надо было иначе. И все было бы ок. Но это не было бы востоком.
Я закрыла ящик с компасом. Его стрелка по-прежнему колебалась, как будто хотела спросить: «Куда тебе?». Но теперь я знала ответ. Мне всегда было нужно только на восток.
