Родился он в первый год царствования Калигулы, и, кстати, приходился ему родным племянником, т.к. был сыном сестры Калигулы, Агриппины Младшей, от её первого мужа, Гнея Домиция Агенобарба. Тот, в свою очередь, был племянником Антонии Младшей (и сыном её сестры – Антонии Старшей), приходясь тем самым двоюродным братом императору Клавдию, но известно о нём меньше, чем хотелось бы. Он был замешан в деле Альбуциллы, римлянки, чьё распутство довело её до серьёзных проблем, но тогда сумел выпутаться, а умер от водянки в 40-м году. Незадолго до этого его жену, Агриппину, Калигула вместе с сестрой отправил в ссылку на Понтинские острова, за участие в заговоре против него. Там дамочкам пришлось зарабатывать себе на жизнь нырянием за губками, что в дальнейшем интересным образом сказалось на судьбе Агриппины. Из ссылки их вернул уже их дядя Клавдий, на тот момент женатый на Мессалине.
Мессалина этому явно не обрадовалась, и причин на то у неё было несколько. Так что она искала всякие разные пути для того, чтоб избавиться от Агриппины и её сестры Юлии Ливиллы. Со второй номер прокатил: её удалось признать виновной в прелюбодеянии с Сенекой Младшим, что обернулось ссылкой для обоих. На этот раз Юлия ссылку не пережила, а вот знаменитого философа и поэта Сенеку (4г. до н.э. – 65г. н.э.) Агриппина, став новой императрицей и последней женой Клавдия, в 49-м году сумела вытащить с Корсики, куда его отправили, и даже, наравне с Секстом Афранием Бурром, сделала наставником своего сына, Луция Домиция Агенобарба, а коротко –Нерона. Для Сенеки, впрочем, это ничем хорошим не обернулось.
Отец Нерона будто бы в ответ на поздравления с рождением сына, если верить Светонию, «воскликнул, что от него и Агриппины ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества». Ну или как-то так. Ну, что сказать, от осинки не родятся апельсинки…
Поначалу воспитанием будущего императора кое-как занимались оба родителя, потом после ссылки матери – только отец, а после его смерти – тётка по отцу, Домиция Лепида Младшая (ок. 10г. до н.э.-54 н.э.), которая – тарарам – являлась матерью Мессалины и была с ней в её последние минуты жизни. Когда же Агриппина вернулась из ссылки, ей пришлось заняться сынком самой, и отношения их складывались очень и очень непросто, особенно после того, как Агриппина после смерти Мессалины стала новой императрицей и всячески стала пропихивать собственного сына в наследники императора, не гнушаясь при этом никакими средствами. Задуманное ей удалось – Клавдий усыновил Нерона, а потом объявил сонаследником наравне со своим родным сыном – Британником. И как-то странно скоро после этого умер и император Клавдий, и его сын. Многие усматривали в этом происки Агриппины и действие яда.
Как бы то ни было, в 54-м году Нерон стал императором, благодаря своей матери, которая расчистила для него дорогу к власти, хотя, если верить легендам, ей по этому поводу сделали предсказание, что, став императором, её сын убьет собственную мать, на что помешанная на власти и славе Агриппина заявила: «Пусть убивает, лишь бы царствовал».
Как бы то ни было, начало его правления было ознаменовано взлётом одних (так его наставники, Сенека и Бурр, стали первыми лицами государства после самого императора и его матери), и падением с дальнейшей гибелью других. Так, например, казнён был доверенный помощник Клавдия Нарцисс, и не нашла пощады даже тётка Нерона – Домиция Лепида, казненная в том же году, очевидно в результате разбирательств по сфабрикованному делу о занятиях чёрной магией и подстрекательствах рабов к созданию вооруженных банд. Разумеется, всё это было интересно не столько Нерону, сколько его матушке, которая имела колоссальное влияние на 16-тилетнего паренька, и ещё какое-то время рулила государством чуть ли не полностью сама, одергивали её кое-как лишь Сенека и Бурр.
В конце концов советникам императора всё это начало надоедать, да и ему самому тоже. Так уже в 55-м году сынок совсем отбился от рук, что вынудило Агриппину искать себе нового подопечного и императора, коим мог бы стать Британник, кабы, почуявший, что к чему, Нерон не приказал его отравить. Возможно, эта история и стала переломным моментом, потому как Нерон изгнал из дворца мать, лишив её всех почестей, а следом за ней пинок под зад получил и Паллант, который находился с ней в связи и всячески отстаивал её интересы ещё при Клавдии. Удивительно, но досталось и Сенеке с Бурром, правда, знаменитый философ тогда сумел добиться оправдания для них обоих. Однако, естественно, что после этого оба присмирели, и дальше Нерон рулил сам, как хотел. А хотел он…много всякого разного, и при том порой странного и жестокого. Видимо, давление в юности с последующим освобождением от него так сорвало его с катушек, что он потом творил, что хотел, и карал всех, кто осмеливался ему мешать.
(Нерон и Сенека. Такой памятник вроде как есть в Кордове (Испания))
Теперь он мог без всяких возражений мутить свои мутки с бывшей рабыней Клавдией Актой, а в 58-м году увлекся Сабиной Поппеей и женился на ней после того, как добился развода с навязанной ему Клавдией Октавией (42-62), дочерью Клавдия. Позже она после интриг Поппеи, в курсе которых был и император, оказалась сослана на печально известный остров Пандатерию и убита. Жертвой междусобойчика с Поппеей, по сути, стала и Агриппина. В конце концов, новая жена так сильно настроила Нерона против матери, что тот стал предпринимать попытки избавиться и от неё. Но Агриппина в этом деле оказалась тёртым калачом – и отравить её не получалось, и морская прогулка на корабле, который развалился далеко в море, её не погубила, потому что не зря она столько лет за губками ныряла – вот и спаслась единственная, доплыв до берега. В общем, пришлось применять верняк и посылать солдат с мечами. Даже тут, если верить слухам, не обошлось у дамочки без показухи, ибо она будто бы попросила мечом разить её в живот – «туда, где находится чрево, тем самым давая понять, что раскаивается в том, что родила на свет такого сына». Я, правда, в недоумении от этой истории: алло, мадам, вас разве предсказатель не предупреждал? Кто сказал, мол, пусть убивает, лишь бы царствовал?
Как бы то ни было, Нерон вроде как добился своего, никто ему больше не мешал, вот только чуйство какое-то нехорошее осталось, и кошмарики снились, про мамку и первую жену, подло убиенных. Кстати, интриганку Поппею судьба постигла тоже скверная. Хотя Нерон её страстно любил, и даже обожествил их общую дочь, умершую ребенком, это никак не притупляло его вспышки гнева. И будто бы в ходе одной такой вспышки пьяный в хламину император пнул в живот беременную супругу, отчего та не только перенесла выкидыш, но и умерла вскоре от обильного кровотечения. Только тогда Нерон всё и понял, но было уже поздновато. Говорят, что его увлечение Спором вызвано было сходством этого молодого человека с Сабиной Поппеей. Снова женился Нерон лишь в 66-м году на Статии Мессалине. Правда, наследника у него так и не появилось, чему римляне, похоже, были только рады.
Причем поначалу-то Нерон показал себя недурным правителем – защищал рабов и вольноотпущенников от перегибов, уменьшал налоги, боролся с коррупцией, строил гимнасии и театры, поскольку и сам являлся большим фанатом театрального искусства. Ввёл даже спортивно-музыкально-поэтический фестиваль «Квинквиналия Нерония», который, впрочем, успели провести лишь дважды. Во внешней политике крупнейшие события периода его правления – война с Парфией (58-63гг.), восстание Боудикки в Британии (60-61гг.) и Первая иудейская война (66-71гг. н.э.). Но все они завершились для Рима относительно благополучно, без катастроф. В общем, всё было не так уж плохо.
А потом Нерона переклинило, что уже не раз случалось с его предшественниками. И происходило всё по схожим сценариям – сначала процессы по оскорблению императорского величия, потом по куче новых причин и поводов, в результате чего были казнены не только политические противники Нерона, но и куча других неудобных и неприятных ему людей. Кстати, именно Нерона считают первым римским императором, что начал гонения на христиан.
Вдобавок он всё меньше занимался государственными делами, и всё больше – хобби, т.е. музыкой, театром, поэзией и состязаниями на колесницей. Устал от работы, короче, захотелось отдохнуть, оттянуться. Всё больше начинались разговоры о том, что у императора поехала кукуха, и даже ужасный пожар, произошедший в июле 64-го года, приписывали ему, мол, развлечение себе он такое устроил, хотел полюбоваться на горящий Рим. Есть, правда, и противоположное мнение, согласно которому, едва узнав о случившемся, Нерон тут же вернулся из Анция в Рим и занимался организацией помощи пострадавшим. Х его з, как оно было на самом деле, но восстанавливать конкретно погоревшую столицу было долго, дорого и муторно. А тут ещё и Нерон решил заложить новый «Золотой дворец», который поражал и размерами, и роскошью, но достроен так и не был.
(Нерон взирает на пылающий Рим)
В какой-то момент терпение начало лопаться, и даже возник заговор – заговор Пизона (65г. н.э.), который, правда, закончился только тем, что большая часть его организаторов погибла, одни были казнены, другие наложили на себя руки. Под раздачу попал и Сенека, которому Нерон приказал убить себя самому. Возможно, к этому заговору имел отношение и сенатор Петроний, предполагаемый автор «Сатирикона». Во всяком случае, эта версия отражена в сегодняшнем романе, где Петроний один из главных героев –
«Камо грядеше» Г. И. Сенкевича
Время действия: I век н.э., ок. 63-68 гг. н.э.
Место действия: Римская империя
Интересное из истории создания:
Генрик (или Генрих) Иосифович Сенкевич (1846-1916) – известный польский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1905-го года. На момент его жизни Польша всё ещё входила в состав Российской империи, и жизнь писателя в определенной степени была связана с Россией. Кстати, предки его по отцовской линии происходили из татар, которые только XVIII-м веке перешли из ислама в католичество (и, на мой взгляд, определенные автобиографические мотивы в этом плане прослеживаются в повести «Ганя»).
В 1866-1870 годах Сенкевич учился на медицинском и историко-филологическом факультетах в Главной школе (с 1869 года это Варшавский университет). В печати дебютировал, будучи ещё студентом, в журнале «Еженедельное обозрение» («Przegląd Tygodniowy») в 1869-м. С 1873 года являлся постоянным фельетонистом «Газеты польской» («Gazeta Polska»), а с 1874 года уже заведовал литературным отделом еженедельника «Нива» («Niwa»). В 1882 года стал редактором консервативной газеты «Слово» («Słowo»). Примечательно, что, помимо всего этого, Г. Сенкевич числился членом-корреспондентом (с 1896) и почётным академиком (с 1914) Императорской Санкт-Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности.
В наибольшей степени писатель прославился своими историческими произведениями, прежде всего, трилогией о Речи Посполитой (романы «Огнём и мечом», «Потоп» и «Пан Володыёвский»), созданной в период с 1883 по 1888-й годы, романом «Крестоносцы» (1897-1900) и, конечно же, «Камо Грядеши».
«Камо Грядеши» (другое название латинское «Quo vadis») был создан в период 1894-1896-х годов. Название – это отсылка к фразе, сказанной, по преданию, апостолом Петром Иисусу Христу, который явился ему, когда Пётр покидал Рим из-за гонений Нерона на христиан: «Quo vadis, Domine?» («Куда идёшь, Господи?»; В ответ Пётр услышал: «Раз оставляешь ты народ мой, иду я в Рим, на новое распятие», после чего апостол вернулся в Рим и принял свою судьбу). Роману предшествовала повесть «Пойдём за Ним», написанная в Закопане в 1893 году. Для создания «Камо грядеше» Сенкевич перерыл кучу исторической литературы и вообще «всё, что касалось I-го века нашей эры», а ещё съездил в Рим и там будто бы «каждый день ходил на римский Форум». Работа над романом началась в 1893 году в Риме. Там Г. Сенкевич общался с известным художником Г. Семирадским и увлёкся трудами Тацита.
Публикация романа «Камо грядеше» началась в 1895-м году в варшавской «Gazeta Polska», краковском «Czas» (Австро-Венгрия) и «Dziennik Poznański» (Германская империя). Кстати, параллельно публиковался «Фараон» Б. Пруста, что очень беспокоило Сенкевича, и он задавался вопросом, как можно улучшить собственный текст.
Впрочем, как по мне, беспокоился он зря. И не только с моей субъективной точки зрения. Этот роман его обогатил и сделал ещё более известным, чем он был до того, поспособствовав и тому, что в 1905-м он получил Нобелевскую премию. В кратчайшие сроки «Камо грядеше» был переведён на все основные европейские языки и принёс писателю мировую славу, а позже его перевели ещё на десятки языков, включая японский и эсперанто. Кроме того, по данному произведению, по крайней мере, трижды снимали кино. Лично я краем глаза видела экранизацию 1951-го года, а потом 2001-го.
Начало романа, очевидно, приходится на 63-й год н.э., когда только-только завершилась Римско-парфянская война (я упоминала об этом в своем прошлом посте: История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»). И после этого молодой Марк Виниций, участник той кампании, служивший под началом Корбулона, вернулся в Рим и заскочил к своему дяде Петронию, брату его матери. Поначалу они просто перетирали за жизнь, а потом вдруг Виниций заявил, что хочет просить у дядюшки совета, и рассказал, что вынужденно остановился в доме Авла Плавтия и его супруги Помпонии Грецины, и там повстречал девушку по имени Лигия (хотя настоящее её имя Каллина), в которую влюбился до умопомрачения. Вот только он без понятия, как завоевать её благосклонность, потому что, девицу, очевидно в доме воспитывали строго и привили ей просто поразительные скромность и добродетельность по римским меркам. Петроний без затей предложил выкупить её, если она рабыня, но тут выяснилось, что всё очень сложно, ибо Лигия вроде бы и не рабыня, и даже не вольноотпущенница, но и не свободная, а заложница из племени лугиев (лигийцев), дочь вождя, и в Рим она когда-то попала именно потому, что никто не знал, что с ней делать, пока её не передали на воспитание жене Авла Плавтия.
Петрония всё это озадачило, но он всё равно пообещал постараться помочь, и для начала предложил сходить к Авлу Плавтию в гости. По пути туда выяснилось, что, когда Виниций пытался донести до девушки свои пылкие чувства, не расплескав, та смутилась, опустила взгляд и начертила тростью на песке рыбу, и будто бы ожидала на это какой-то реакции, но так и не дождалась. А, не дождавшись, просто убежала. Ни Петроний, ни Виниций понятия не имели, при чем тут вообще рыба, но оба сошлись во мнении, что дом у Плавтия очень и очень странный, и жена его тоже говорит странное. Чуть позже Петроний придумал хитрый план, как забрать Лигию у её опекунов при помощи самого цезаря Нерона. Но дядя с племянником ещё не знали, что рыба та была условным знаком, при помощи которого первые христиане узнавали друг друга, и что, привлекая к этому делу императора, они навлекают на девушку и её близких смертельную опасность… Об остальном рассказывать не буду, ибо там впереди ещё десятки глав всякого разного)
(«Светочи христианства (Факелы Нерона)». Картина того самого Г. Семирадского, 1882г.)
«…Петроний поднял свою изящную голову и, обратившись к Виницию, сказал:
— Теперь подумай, что в сравнении с этим твои мрачные христиане? И если ты не понимаешь разницы, то ступай к ним… Но вид такой красоты должен излечить тебя!
Виниций вдыхал аромат фиалок, наполнявший всю комнату; он побледнел при мысли о том, что мог бы сам целовать так плечи Лигии, и это было бы какое-то святотатственное наслаждение, такое прекрасное, что после хоть погибни весь мир. Привыкнув за последнее время быстро отдавать себе отчет в своих мыслях, он заметил, что и в эту минуту думает о Лигии, лишь о ней одной.
— Евника, вели, божественная, приготовить нам венки на голову и завтрак.
Потом, когда она ушла, он обратился к Виницию:
— Я хотел дать ей свободу, и знаешь, что она мне ответила? "Я предпочла бы быть твоей рабой, чем женой цезаря". И не согласилась. Тогда я дал ей вольную без ее ведома. Претор по моей просьбе сделал так, что присутствие ее не было необходимым. Она не знает об этом, как равно не знает, что этот дом и все мои сокровища, за исключением гемм, будут принадлежать ей после моей смерти.
Он прошел несколько раз по комнате, потом сказал:
— Любовь изменяет одних больше, других меньше. И меня она изменила. Когда-то я любил запах вербены, но так как Евника предпочитает фиалки, то и я полюбил их теперь больше всего; с наступлением весны мы только ими и дышим.
Он остановился около Виниция и продолжил:
— А ты все так же любишь нард?
— Оставь меня в покое! — ответил тот.
— Я хотел, чтобы ты присмотрелся к Евнике; говорю тебе о ней потому, что, может быть, у тебя близко есть то, чего ты ищешь далеко. Может быть, и по тебе бьется чье-нибудь девичье сердце в твоем доме, сердце верное и простое. Приложи такой бальзам к своим ранам. Говоришь, что Лигия любит тебя? Возможно! Но что это за любовь, которая отрекается? Разве не значит это, что есть нечто более сильное, чем она? Нет, дорогой мой, Лигия — не Евника.
— Все это мука для меня. Я смотрел на тебя, когда ты целовал плечи Евники, и думал, что если бы мне Лигия открыла свои, то пусть бы потом земля разверзлась под нами! Но при одной мысли об этом меня охватил страх, словно я оскорбил весталку или совершил святотатство… Лигия — не Евника, но я иначе понимаю эту разницу, чем ты. Тебе любовь изменила обоняние, поэтому предпочитаешь фиалки вербене, а мне — душу, поэтому, несмотря на свое несчастье и страсть, я предпочитаю видеть Лигию такой, какая она есть, а не похожей на других женщин.
— В таком случае ты не должен страдать. Но я этого не понимаю.
— Да, да!.. Мы больше не можем понять друг друга.
Снова наступило молчание. Потом Петроний сказал:
— Пусть Аид поглотит твоих христиан! Они наполнили тебя тревогой и уничтожили смысл жизни. Пусть их поглотит Аид! Ошибаешься, думая, что это добродетельное учение, — добродетель есть то, что дает людям счастье, то есть красоту, любовь, силу, они же называют все это суетой; ошибаешься, считая их справедливыми, потому что если за зло мы будем платить добром, то чем заплатим за добро? Если за то и за другое плата одинакова, то зачем людям быть добрыми?
— Нет, плата неодинакова, но ее получают, согласно этому учению, лишь после смерти, в будущей жизни.
— Я этого не касаюсь, это мы увидим в будущем, если можно увидеть… без глаз. Христиане — люди бездарные. Урс задушил Кротона, потому что члены его из стали, но они глупцы; а будущее не может принадлежать глупцам.
— Жизнь начинается для них тотчас после смерти.
— Это похоже, если бы кто сказал: день начинается, когда наступает ночь… Скажи, намерен ли ты отнять у них Лигию?
— Нет. Я не могу платить ей злом за добро; я поклялся, что не сделаю этого.
— Намерен ты принять учение Христа?
— Я хочу этого, но моя природа противится…»
(Кадр из экранизации 2001-го года. Марк Виниций и его дядя Петроний)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
На самом деле этот раздел на этот раз даётся мне с наибольшим трудом, потому что эту книгу я читала около пятнадцати лет назад, а то и больше того. Многие моменты пришлось освежать в памяти. И я столкнулась с тем, что объективно оценивать «Камо грядеше» мне лично сложно, потому что для этого нужно смотреть на него, как минимум, с двух ракурсов.
Если оценивать этот роман как произведение, написанное на рубеже XIX-XX-х веков глубоко религиозным человеком, учитывая нормы и реалии тех времен, то «Камо грядеше» смотрится, несомненно, выигрышно и настоящим шедевром, особенно на фоне того же «Фараона». Сенкевичу, на мой взгляд, вполне удалось вплести истории отдельных людей в рамки той исторической эпохи, о которой он писал. Написано красивым художественным языком и без всяких неологизмов, заметно, что исторической достоверности уделено было немало времени и отдано немало сил. Некоторые образы и описания действительно оживают, когда читаешь, и мне это очень понравилось.
Неплох и приём с противопоставлением двух философий, выраженных отчетливо в диалогах между Петронием и Виницием, как в приведенном мною отрывке. Сенкевич как будто и сам понимал, что можно было поставить в упрёк христианству, и открыто об этом написал. Однако…у меня лично сложилось впечатление, что при этом его писательские симпатии очевидны. Хотя бы потому что Петроний-то красиво, но умер, а Виниций с женой остались жить и наслаждались своим счастьем. Пока что. Есть, конечно, нечто завлекательное в том, чтоб оказаться настолько отрешенным от мира, чтоб не бояться вообще ничего, и ни о чём не париться, но проблема в том, что, читая этот текст сейчас, я не смогла избавиться от ощущения пропасти между заявленным и реальным. И тут уже начинается моя чисто читательская оценка.
Тема романа, пожалуй, и поныне не избита, поскольку о ранних христианах, насколько я знаю, написано не так много. Но при этом то, как оно написано – это совсем иное дело. Тут уж каждый сам решает, как это называть – канонами или шаблонами. Тут тебе и избитые типажи вроде девы в беде, преданного медведеподобного защитника, раскаявшегося грешника и безумного владыки, и традиционные тропы, и вот это вот всё. Когда читаешь подобное впервые, оно может даже зацепить. Но когда подобное уже встречалось многократно, то в лучшем случае вызовет скуку.
Ещё одно слабое место, на мой взгляд, противоречивость и недостоверность именно психологической составляющей. Хотя тут опять же, как посмотреть. Забавно то, что Сенкевичу, на мой взгляд, отлично удалось передать образ мыслей новообращенных, которые каждый день напоминают себе и другим, что они теперь последователи истинной веры и живут по новым правилам, но на деле, без этих напоминаний, действуют и ведут себя так же, как и прежде, да ещё вдобавок правила и догматы толкуют кто во что горазд. И я бы сказала, что это блестяще, если б не чуяла за этим некоторую неискренность, позицию типа «Ну, да, было, но это ж всё равно лучше, чем быть этими позорными язычниками». И при этом читаешь и видишь, как все адепты новой религии противоречат сами себе, замечаешь, как и до какой степени им тяжело следовать за своими идеалами, но они всё равно пыжатся и убеждают и себя, и других и в том, что их это устраивает, и в том, что им даже удается соответствовать.
Столько раз повторялось про прощение врагов и про запрет убийства, но, когда Урсу намекают на то, что он нарушил запрет, он опускает глазки и бормочет что-то про то, что иначе было никак. И ни слова про раскаяние. Лигия уверяет, что просто не может быть несчастна, ибо всё по воле божьей, но всё в ней свидетельствует о том, что она ещё как страдает. Они говорят о милосердии, но сам Пётр упрекнул одного из последователей в немилосердии, когда тот стал унижать и поносить девушку за то, что, видите ли, она полюбила не того.
На фоне всего вот этого преобразования и уверования Виниция выглядят особенно неправдоподобно и фальшиво. Когда я читала впервые, вероятно, я с натягом, но поверила в то, что он изменился, однако сейчас вот перечитала и задумалась – «А возможно ли это?». В конце концов, что такое случилось в его жизни, что его к этому подтолкнуло? Его страсть к Лигии? То, что он узрел поступки группы христиан, которые его поразили? Ну и что с того? Он же и сам признавал, что, хотя он изумлен, принять это и следовать сам этому он не может. Да и не хочет. Что такого с ним необычайного произошло, чтоб переменился и вдруг стал хорошим человек, который из-за собственных хотелок терзает рабов, причиняет страдания людям, которые приняли его в своем доме как дорогого гостя, рискует честью, здоровьем и жизнью девушки, к которой воспылал страстью, и которую даже готов силой склонять к близости?
Мне почему-то невольно вспомнился сериал «Клон», эпизод, когда дядя Али с упреком ответил Жади на её выпад о том, что ради неё Лукас примет ислам: «Пойдешь к шейху? И что ты ему скажешь? Что Лукас хочет стать мусульманином только для того, чтоб жениться на тебе?». Я тогда подумала, что это не такой уж плохой расклад. Почему бы и нет? Но вот в рамках этого романа почему-то так думать не получается. То ли из-за пафосности, с какой обыгрывается склонение Виниция к христианству, то ли из-за того, что Лукас-то всё-таки был озабочен и вопросами поисков себя и своего места в мире, в то время как у Виниция никакого запроса на преобразование собственной личности не было. До встречи с Лигией ему было вполне норм, и рабов истязать, и женщин брать силой. Да и к Христу он относился как к кому-то, с кем уместно торговаться – «Сотвори чудо! А то я тебя возненавижу!». Правдоподобно, не спорю. Но в контексте прихода к вере, любой, выглядит так себе. Петроний, хотя был типичным римлянином, со всеми «типичными» пороками, и даже к Евнике относился просто как к красивому цветочку, и то вызывал больше симпатии, чем Виниций. Да и в принципе сопереживать в этой истории никому не получалось. Лигия хоть и описана а-ля сияние красоты и торжество чистоты, подобно другим героиням подобного типажа, вышла никакущая. Хотя у неё даже конфликт внутренний имелся. Но вот не тронул, не задел.
В общем, эта книга, бесспорно, найдёт своего читателя. Она, как минимум, прекрасно написана. Я так-то и сама не заметила, как одним махом прочитала глав пять-шесть, так что очень даже чтиво это затягивает. Но зайдет оно или нет, во многом будет зависеть от читающего, от его запросов и предпочтений.
P.S. Спасибо всем тем, кто дочитал до этого места, и вообще всем моим читателям). Эта заметка появилась под номером 59, хотя по факту их было больше, и позади большой и непростой путь. Однако впереди ещё больше интересных историй и непростой работы для меня, поэтому я буду признательна за любую поддержку - лайки, комментарии, рекомендации, кроме того, теперь открыта возможность ещё и поддержать меня и то, что я делаю, финансово, если у кого-то появится такое желание. И надеюсь, что появится, потому что это мотивирует больше всего)
Список прошлых постов можно найти по ссылкам или по сборнику-серии:
