Участница нашего Клуба Овощеводов Гигантоводов - Юлия Звездина, вырастила в первые в жизни и в первые в условиях сурового климата Архангельской области, под Северодвинском, огромный томат весом 2️⃣кг 5️⃣8️⃣2️⃣гр!🔥
Это однозначно РЕКОРД среди томатов, выращенный в районе Крайнего Севера! 🏆🔥 Особенно учитывая, что выращен этот томат на органических удобрениях!👏
Юлия Звездина: " Выращивала гигантский томат я впервые и результатом довольна прямо очень-очень. Его вес составил 2 кг 582 гр. Я подобралась совсем близко к рекорду России (2 кг 820 гр).
Результат более чем превзошел мои ожидания и подогрел спортивный интерес. Следующим летом займусь опять выращиванием гигантского томата, учтя опыт этого сезона".
Пока Юлия оставила томат дозревать дома, про его вкус сказать не может. Но помидорище и так уже отличный! (Источник Сейчас Северодвинск вк)
Кстати этот томат выращен из семян наших томатов, руководителя Клуба Овощеводов Гигантоводов, которые выращивали в прошлом году в Ботаническом Саду МГУ на Ленинских горах. Выращивали без теплиц, на органике, без формировки и тогда уже впечатлил это сорт результатами👇
Если вы хотите тоже выращивать огромные помидоры, присоединяйтесь к нашему Клубу и Соревнованию АгроГиганты в следующем сезоне и мы расскажем вам как;)
Представьте себе Европу VI века. Римская империя рухнула, континент переживает Великое переселение народов: по землям гуляют готы, гунны, лангобарды. И именно в этот момент на исторической сцене появляется народ, который кардинально изменит карту Европы, – славяне. Всего за пару столетий, практически молниеносно по меркам истории, они расселяются на гигантских просторах: от Балтийского моря до Балканского полуострова и от реки Эльбы на западе до Волги на востоке. Это был последний демографический взрыв такого масштаба, который и сформировал ту языковую и культурную Европу, которую мы знаем сегодня.
Воронежские крестьянки. Фото конца XIX - начала XX веков
Но как именно это произошло? Долгое время у историков и археологов не было единого ответа. Ранние славяне были мастером «незаметного» присутствия: они не оставляли хроник, их гончары делали простую, без изысков, керамику, они жили в скромных полуземлянках, а своих умерших, что особенно важно, сжигали на погребальных кострах (об этом есть у меня в тг-канале). Практика кремации главная головная боль для палеогенетиков, ведь она уничтожает самый ценный материал для анализа (ДНК). Из-за этого в научной среде бушевали споры. Одни утверждали, что имела место массовая миграция народов с их исконной родины. Другие считали, что никакого масштабного переселения не было, а местные разрозненные племена просто переняли славянский язык и культуру, «ославянились».
Разрешить этот вековой спор помогли современные технологии. Международная команда ученых проекта HistoGenes провела масштабное исследование, проанализировав более 550 древних геномов из захоронений, относящихся к эпохе Великого переселения народов и раннего средневековья. Им, наконец, удалось найти достаточно хорошо сохранившихся образцов для анализа. Результаты, опубликованные в ведущем научном журнале Nature, оказались сенсационными. Генетики смогли указать на регион, где сформировалась общая предковая группа славян. Это территория, простирающаяся от Южной Беларуси до Центральной Украины, между реками Днестр и Днепр.
«Наши генетические данные впервые дают ясные подсказки о том, как формировались славяне. Вероятнее всего, их корни находятся в районе между Днестром и Доном», – объясняет Йоша Гретцингер, один из авторов исследования.
Но как же происходило это великое расселение? Генетика опровергает образ орд завоевателей. Анализ показал, что на новые земли перемещались целые семьи, мужчины, женщины и дети. Это было не военное вторжение, а масштабное миграционное движение общин.
Их сила была не в мече, а в социальной модели: гибкие родоплеменные структуры, большие семьи, где несколько поколений жили под одной крышей, и адаптивная экономика. В эпоху, когда рушились старые римские порядки, а климат и эпидемии сотрясали континент, такая прочная и эгалитарная модель оказалась невероятно жизнеспособной.
«Славянское расширение было не монолитным событием, а мозаикой разных групп. Никогда не существовало одной "славянской" идентичности, а было множество», – отмечает Зузана Хофманова, участница проекта.
Любопытно, что процесс славянского расселения по-разному протекал в разных регионах Европы, и генетика это четко фиксирует. В Восточной Германии после упадка местного Тюрингского королевства более 85% населения сменилось. Сюда пришли новые люди – славяне, предки современных сорбов. Их генетический след четко прослеживается у этого момента до сих пор.
Косплей по мотивам захоронений ранних славян с Волыни
В Польше исследование опровергло миф о непрерывном проживании народа на этих землях с древности. Оказалось, местное население, связанное со скандинавами, почти полностью исчезло в VI-VII веках, а его место заняли мигранты с востока – прямые предки поляков, украинцев и белорусов.
А вот на Балканах картина совершенно иная. Славяне здесь не вытеснили местное романизированное и иллирийское население, а активно с ним смешивались. Поэтому сегодня доля славянской ДНК у сербов, хорватов и болгар составляет в среднем около 50%.
В Центральной Европе (Моравия) заселение совпало с формированием археологической пражско-корчакской культуры, которая давно считается славянской. Генетика это подтвердила: люди из могильников этой культуры несут явные признаки восточноевропейского происхождения и являются прямыми предками населения первого славянского государства – Великоморавской державы.
Как резюмирует Йоханнес Краузе, один из ведущих авторов исследования: «Распространение славян, вероятно, было последним демографическим событием континентального масштаба, которое навсегда и фундаментально изменило как генетический, так и лингвистический ландшафт Европы».
Проблема востославянских «племен», объединившихся в конце I тысячелетия нашей эры в древнерусскую народность, это проблема их этнического и диалектного происхождения, взаимных отношений и связей с соседними неславянозычными народами. Решение этих вопросов требует обращения к периоду восточнославянской предыстории, ко времени сложения, развития и распада праславянского языка как средства общения определенного лингво-этнического комплекса, условно именуемого «праславянами» и считающегося историческим предком славянских народов, следовательно, также и предком летописных «полян», «деревлян», «кривичей» и т. д., составивших со временем древнерусскую народность и определивших особенности ее языка. Последнее особенно существенно, ибо, по общепринятому мнению, «именно язык, а не культура и не расовый тип является важнейшим, определяющим признаком этнической общности».
Это значит, что, говоря о праславянах как общих предках славян, мы всегда (независимо от степени сознательности!) имеем в виду не древних носителей культурно-этнических особенностей современных славянских народов, а население, пользовавшееся системой реконструированного праславянского языка (независимо от антропологических и культурно-этнографических особенностей этого населения!), если признаем, что именно «язык продолжает оставаться единственным бесспорным признаком определения этнической принадлежности древних племен и народностей».
Таким образом, данные ДНК и языков рисуют картину не завоевания, а успешной колонизации. Славяне не столько покоряли империи, сколько заселяли пустующие после кризисов и войн земли, принося с собой свой язык, свою прочную семейную организацию и свою культуру. Это и объясняет, почему их наследие, растянувшееся от Праги до Владивостока, оказалось таким прочным и сохранилось до наших дней.
Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.
Лучше бы применили, убедились в эффективности, позакрывали все онкологические больницы за ненадобностью, а потом уже хвалились. А так сплошная похвальба, не хвались идучи на рать...
Адрес: 391487, Рязанская область, Путятинский район, с. Черная Слобода. Настоятель: игумен Петр (Мухин)
Историческая справка
Село Черная Слобода впервые упоминается в писцовых книгах 1630 года как вотчина Никифора Рахманова Вельяминова с церковью Преображения. К 1676 году храм уже носил название церкви Всемилостивого Спаса Нерукотворного Образа, причт состоял из попа Викула и дьячка Марка Яковлева. Приход насчитывал 37 дворов. Каменная церковь была построена в 1729 году на средства действительного статского советника Петра Ивановича Вельяминова-Зернова. В 1818 году усилиями коллежского советника Ильи Михайловича Коваленского были устроены два придела: во имя Василия Блаженного и святого Димитрия Ростовского. Коваленский также передал в дар храму семейную реликвию – старинную икону Спаса. В 1872 году на средства прихожан и благотворителей была построена каменная колокольня, а в 1906 году заменен колокол на 200-пудовый. Приход храма в начале XX века включал село Черная Слобода (748 человек) и деревню Отрада (1078 человек). В 1914 году в приходе значилось 322 двора с общим населением 2376 человек.
Советский период и сохранение храма. В отличие от многих храмов Путятинского района, Спасская церковь избежала полного разрушения благодаря мужеству местных жителей. В 1930-е годы колхозное руководство планировало использовать здание под зернохранилище, но верующие предложили вместо этого свои амбары, сохранив церковь от осквернения.
В апреле 1943 года храм был официально открыт – одним из двух в районе, где возобновились богослужения во время Великой Отечественной войны. Настоятелем был назначен протоиерей Николай Федорович Макаров, служивший здесь до 1962 года. Несмотря на постановление Совета по делам религии при Совете Министров СССР от 1983 года о сносе здания как «аварийного и недействующего», храм уцелел благодаря активной позиции верующих, продолжавших тайно поддерживать его и ходатайствовать о восстановлении.
Современное состояние. Возрождение приходской жизни началось в конце 1990-х годов. В настоящее время храм действует, проводятся регулярные богослужения. Сохранилось здание XVIII века с архитектурными элементами последующих перестроек, представляющее историко-культурную ценность.
Национализм — одна из самых могущественных политических сил в современном мире. Он способен вдохновлять на самопожертвование, двигать массы и строить государства.[1] Но в то же время, при ближайшем рассмотрении, он оказывается полон противоречий и философской пустоты. Британский политолог Бенедикт Андерсон в своей книге «Воображаемые сообщества» выделил три парадокса, которые ставят в тупик исследователей и обнажают всю сложность и неоднозначность этого явления.[2] Давайте разберемся, что это за парадоксы и как они проявляются в нашей жизни.
Парадокс №1: Древность в глазах националиста, современность — в глазах историка
Первое и, возможно, главное противоречие национализма заключается в его восприятии времени.[3] Для националиста его нация — это нечто извечное, уходящее корнями в глубокую древность. Он будет говорить о «тысячелетней истории» своего народа, о неразрывной связи с далекими предками и их великими свершениями. Однако для историка нации в их современном понимании — явление относительно недавнее, продукт Нового времени.[4]
Верцингеторикс опускает руки к ногам Юлия Цезаря
Пример из жизни: Возьмем, к примеру, Францию или Италию. Сегодня нам кажется само собой разумеющимся, что существуют французы и итальянцы. Но еще несколько столетий назад на этих территориях проживали бургундцы, гасконцы, пьемонтцы, сицилийцы.[5] У них были свои языки, обычаи и чувство идентичности, зачастую враждебное по отношению к соседям. Идея единой «французской» или «итальянской» нации была сконструирована позже, благодаря централизации власти, созданию единого языка через образование и, как подчеркивал Андерсон, распространению печатного капитализма.[6] Газеты, книги и карты позволили миллионам людей, которые никогда не встретятся лично, почувствовать себя частью одного «воображаемого сообщества».[7][8]
Таким образом, нации не существовали всегда. Они были созданы, «воображены» в определенный исторический момент. Но сила национализма как раз в том, чтобы заставить людей забыть об этом «изобретении» и поверить в его изначальную, природную сущность.
Парадокс №2: Универсальность как норма, уникальность как данность
Второй парадокс связан с двойственной природой национальности как понятия. С одной стороны, в современном мире принадлежность к нации считается универсальной нормой. Каждый человек «должен» иметь национальность, так же как он имеет пол.[2] Это неотъемлемая часть нашей идентичности, зафиксированная в паспортах и переписях населения.[5]
С другой стороны, каждая конкретная национальность претендует на свою абсолютную уникальность и неповторимость. Быть греком — это не то же самое, что быть японцем. Каждая нация мыслится как замкнутая sui generis (единственная в своем роде) общность со своей особой культурой, судьбой и характером.
Кухни народов мира
Пример из жизни: Это противоречие ярко проявляется в миграционной политике и дебатах о мультикультурализме. С одной стороны, глобализация и международное право продвигают идею универсальных прав человека, стирая границы. С другой — мы видим рост националистических движений в Европе и других частях света, которые выступают за сохранение «уникальной» национальной идентичности и ограничение иммиграции.[9][10] События вроде Brexit или лозунги «Сделаем Америку снова великой» — это проявления именно этой тяги к партикулярности, к защите своей «особенности» от универсализирующего мира.[10]
Парадокс №3: Политическая мощь при философской нищете
Третий парадокс, который отмечает Андерсон, — это несоответствие между огромным политическим влиянием национализма и его интеллектуальной бедностью.[2] В отличие от либерализма, социализма или консерватизма, национализм так и не породил собственных великих мыслителей уровня Гоббса, Маркса или Вебера. Его идеология часто эклектична, непоследовательна и опирается больше на эмоции, чем на стройную философскую систему.
Эта «пустота» заставляет многих интеллектуалов относиться к национализму с некоторым снисхождением. Однако его способность мобилизовать миллионы людей и менять ход истории неоспорима.[2]
Александр Дугин
Именно здесь уместно вспомнить слова британского исследователя Тома Нейрна, которые цитирует Андерсон:
"Национализм" — патология современного развития, столь же неизбежная, как "невроз" у индивида... с аналогичной встроенной вовнутрь нее способностью перерастать в помешательство, укорененная в дилеммах беспомощности... и по большей части неизлечимая.
Почему национализм сравнивают с неврозом?
Иррациональная одержимость. Как и невроз, национализм часто проявляется в виде одержимости идеей принадлежности к группе, которая может доходить до фанатизма, ксенофобии и агрессии по отношению к «другим».[4][11]
Реакция на беспомощность. Нейрн считает, что национализм произрастает из чувства коллективной слабости и унижения.[12] Когда общество сталкивается с кризисом, ощущением отсталости или внешней угрозой, оно ищет опору в коллективной идентичности. Национализм предлагает простой ответ: «Мы — великий народ с великой историей, и все наши беды от врагов». Это своего рода защитный механизм, общественный эквивалент инфантилизма.
Внутренняя противоречивость. Националистическое сознание, как и сознание невротика, полно внутренних конфликтов. Оно может сочетать в себе гордость за свою культуру и зависть к более развитым странам, любовь к «своим» и ненависть к «чужим», стремление к суверенитету и готовность подчиниться авторитарному лидеру.
В конечном счете, критика Бенедикта Андерсона и Тома Нейрна — это не попытка «отменить» национализм. Это призыв трезво взглянуть на его природу. Нации — это не данность, а социальный конструкт, «воображаемое сообщество».[13] И пока мы помним об этом, у нас есть шанс использовать силу коллективной идентичности во благо — для построения солидарного и справедливого общества, — не скатываясь в разрушительные патологии фанатизма и ненависти.
