Испанский грипп или «испанка» — общепринятое название гриппа во время масштабной пандемии, продолжавшейся с 1918 по 1920 год. Заболевание было вызвано вирусом серотипа H1N1 и поразило не менее 550 миллионов человек (около 30 % населения Земли). Число умерших от «испанки» достоверно неизвестно, различные оценки составляют от 17,4 млн до 100 млн человек (0,9—5,3 % населения Земли), что позволяет считать эту пандемию одной из наиболее масштабных катастроф в истории человечества.

В продолжение предыдущего поста где в тексте рукописи упоминается испанский грипп в д. Малошуйка Архангельской области.

Из статьи Владимира Станулевича "Тулгас: Гражданская война и интервенция изнутри":

Майор Холл об «испанке», занесенной американцами на одном из военных транспортов:

«Эпидемия болезни нарастала. Люди гибнут сотнями в соседних деревнях… Местные обычаи: на похоронах тело несут в церковь… каждый… целует одно и то же место на изображении, которое держит священник. Они верят, что во время религиозного служения невозможно заразиться… В одном крестьянском доме шестеро в семье, все больные, с ребенком восьми лет. Его лихорадит, но пытается заботиться о других… Они сообщили мне, что не готовили… в течение трех дней. Тот ребенок восьми лет пытался заварить чай…».

Т.е. по сути испанка попала в деревни Архангельской области через интервентов - американцев и англичан, а распространению способствовало ещё то, что были неурожаи, голод и общее состояние людей было далеко не здоровым, ослабленным.

Фотографии с просторов интернета про испанку в Америке 1918г.

Пандемия гриппа. Надпись: "Носи маску или отправляйся в тюрьму". Калифорния, 1918

Суд работает на свежем воздухе для предотвращения опасности заражения во время пандемии, Сан-Франциско, 1918г.

Молитва во время пандемии "испанки", Сан-Франциско, 1918г.

Бейсболисты в разгар эпидемии выходили на игры в масках

Парикмахеры, чтобы обезопаситься от вируса, тоже переехали на открытый воздух

Девушки на улице в масках во время испанки, Англия, 1919г.

И даже нашла фото подходящее по теме к испанке в Архангельской области:

"Похороны американского моряка умершего от испанки Архангельская область 1919"

Напоминаю, что  описываемое время лето 1918 года. Две основные темы в тексте, точнее основная тема -  это последствия Октябрьской революции и человеческие волнения, а в дополнение волна "испанки". Мне показалась прям перекличка с нашим временем. Неспокойная в военном и политическом отношении ситуация в стране и короновирусная пандемия и всё это тоже в начале века.

Итак, по тексту:

Далее история про женщину Ульяну из деревни Нименьга, которая украла у соседки барана. Надо было её наказать, но т.к. ни суда, ни новых законов не было, то местный совет депутатов придумал ей такое наказание: написали на доске: «Ульяна украла барана» и эту доску повесили на неё. Повели по деревне и заставили её кричать: «Ульяна украла барана».

Епимах Могучий к этому лету на вербовку работников не приехал и традиционные варианты - поехать на Мурман или на сплав - тоже были неосуществимы. Точнее на Мурман ушли только те, кто имел свои снасти - хозяева рыбаки, а их было мало. Мужчины в деревне были в растерянности как заработать и вообще по поводу нового уклада жизни.

"Все както шло неспокойно, кто что скажет а тогда я не разбирался политике да трудно было и понять кто воюет за что кто агитирует и за кого но все говорили о каких то бандах и разбойниках ходящих по лесам." (сохранение авторской орфографии и пунктуации)

Первый раз говорится об интервентах (просто упоминание).

Далее тема про то, что раньше был обычай начинать сенокос с Петрова дня то есть примерно с 7го июля. « …Мужчин было в это лето было в деревне много. Петров день. в деревне раньше праздновали хорошо — молодежь (уточнение , что девочки) устраивали гулянки, а в ночь после этого шли на сенокосы. Сенокосы же были далеко в лесах километров за 20-30 от деревни, вот туда и уходили в первую очередь, а потом уже косили около деревни. Как все ИС с матерью пошли на сенокос в лес на реку Нименьгу — это километров 30 от села. Пришли уже к утру на место отдохнули, а на следующий день вышли косить. Но ночью был такой большой мороз, что трава вся от мороза побелела, то есть покрылась инеем. Косить то хорошо, но плохо это было для урожая. Только начали косьбу, как появился Барышев Александр Ильич (?). Пришел из деревни и всем сказал, что на Ворзогорах какие то пришли люди и хотят отбирать скот у крестьян и так далее. Тут не до сенокоса. Все люди бросили косьбу и быстро собрались идти в деревню раз такое там делается нехорошее…» 

Когда вернулись в деревню оказалось, что от мороза и картофель погиб и ячмень, который был в наливе, тоже повредило.

В деревне среди людей «… просто какая то суматоха ничего не поймешь. Собирают всех мужчин кто старше 18 лет и кто с винтовками. А кто с охотничьими ружьями и кто без них полнятся толпятся около магазина. Тут же рядом у правления совета какие-то незнакомые мужчины и председатель совета собираются в поход на Ворзогоры. Но тут опять ничего не поймешь: суматоха и кто что скажет. Кто говорит, что бандиты в деревне Ворзогоры уводят скот, а кто говорит, что тоже будет и у нас, надо идти походом и отогнать этих кто там отбирает скот. После уже выяснилось, что в деревне Ворзогоры пришли человек десять красногвардейцев для проведения каких то мероприятий советской власти, а тут богачи и противники советской власти распространили клеветничество, а это очевидно уже было связано с наступлением интервентов. Из нашей деревни уже к Ворзогорам ушли мужчины, а потом пошли и из Кушереки, и с Унежмы. После выяснилось что там в Ворзогорах было даже вооруженные столкновения с группой красногвардейцев, а потом, дней через несколько, зашел в Онегу пароход и высадил интервентов и белогвардейцев. Но так как красногвардейцев было мало, то город Онега была занята интервентами. Тут начали появляться какие-то заезжие люди, собирали собрания. Объясняли и агитировали за новые права новой власти…» 

Далее описание «испанки»: заболевание происходило быстро, болели целыми семьями, очень много умирало, были случаи что вымирали целыми семьями. В семье у ИС заболела сначала мать потом он и брат. Болели всей семьёй «…и даже некому было согреть чаю… » Пока семья тяжело переносила болезнь им помогала старушка соседка Марфа. Она приходила, грела воду «… оставляла её на полу и кто пить захочет ползает наливает кипяток и пьет, а болезнь то проходила с высокой температурой пить то хотелось часто…» Эта Марфа их ещё и подкармливала: подоит корову — принесёт молоко, хлеба принесёт и так же оставит на полу.

Народ по деревне почти не ходил. Особо незащищены были старики и старухи — их каждый день хоронили то одного, то другого. Вообще редко у кого в семье не было смертельных случаев. В семье у ИС всё обошлось и все выздоровели.

На фоне безработицы стал надвигаться голод ещё и по причине неурожая (выше упоминание). Люди надеялись прокормиться за счёт картофеля, ячменя и других посадок, но все помёрзло (в июле).

Далее про обстановку: «Перед этой суматохой с Ворзогорами, после выяснилось, что в Мурманске уже были англичане, но людям то об этом не говорили. И потом как была занята Онега, тогда можно было определить, что вся затея была поднята противниками советской власти. Потом уже говорили что пароход с десантом пришел под красным флагом, а когда пристал к пристани, то из трюмов выскочили солдаты, сняли часовых и начался бой. Красногвардейцы защищались так, что говорили что даже плавились пулеметы. Но их было мало красногвардейцев-то и справится они не могли. Пришлось отступать. В деревне председателем совета был избран, еще до интервентов, бывший солдат. Семья его жила бедновато, дом был очень плохой, а семья была большая. Но вот случай втянул его в эту в эту историю. И то ли его обманули, то ли заставили силой выполнять его распоряжения идущие со стороны врагов советской власти. Фамилия его была Андропов (?) Андрей…»

Перевод статьи Robertson D., Doshi P. “The end of the pandemic will not be televised”, BMJ, 2021, 375:e068094.

С началом 2021 года стало казаться, что пандемия отступает. Велись дискуссии и делались прогнозы о «снятии ограничений», «возвращении к нормальной жизни», о достижении коллективного иммунитета. Однако у многих оптимизм поубавился, когда число заболеваний и смертей резко возросло в Индии, Бразилии и других странах. Внимание переключилось на варианты вируса SARS-CoV-2 — в частности на недавний омикрон. В тот самый момент, когда конец казался близок, появилось предчувствие, что пандемия ещё далека от завершения.

В отличие от всех предыдущих пандемий, ход и последствия КОВИД-19 тщательно отслеживаются в реальном времени; публикуются данные лабораторных анализов, госпитализаций, скорости распространения и, совсем недавно, вакцинации. Всевозможные таблицы, эпидемиологические кривые, тепловые карты заполонили экраны телевизоров, компьютеров и смартфонов, привлекая объективностью и возможностью ухватиться хоть за что-нибудь в атмосфере неуверенности и страха. Управляя настроениями, поддерживая ауру чрезвычайной ситуации, они формировали и подогревали общественный запрос на принятие решительных мер сдерживания и борьбы с вирусом. Пристальное наблюдение за ходом пандемии даёт ощущение контроля, когда после принятия определенных мер заболеваемость снижается, но также может вызывать чувство беспомощности и надвигающейся катастрофы, когда число случаев растёт.

Не существует универсального набора эпидемиологических параметров, значения которых определяли бы конец пандемий. По каким же признакам можно узнать, что всё закончилось? О начале пандемии КОВИД-19 объявила Всемирная организациях здравоохранения, но кто расскажет о её конце?

Повсеместное распространение диаграмм и графиков способствовало рождению идеи, будто пандемия закончится, как только некие показатели достигнут либо нуля (число инфекций, смертей), либо 100% (процент вакцинированных). Однако у пандемий респираторных инфекций прошлого века не было однозначного конца. Завершение происходило по мере возобновлением социальной жизни, а не при достижении конкретных эпидемиологических целей.

В течение последних 130 лет пандемии респираторных инфекций сменялись ежегодными сезонными волнами, которые обычно продолжались до следующей пандемии. За спадом следует подъём, и трудности с определением даты окончания пандемий отражены в исторической и эпидемиологической литературе. Многие учёные описывают «Испанский грипп» тремя волнами в течение 1918–1919 годов, однако период 1918–1920 годов, охватывающий так называемую «четвертую волну», также широко упоминается. Аналогично пандемию «Азиатского гриппа» обычно описывают двумя волнами в 1957–1958 годах, но иногда включают и третью волну, отодвигая конец пандемии на 1959 год.

Неоднозначность оценок продолжительности прошлых пандемий указывает на невозможность использования смертности для точного определения, даже ретроспективного, «конца» пандемии и начала межпандемийного периода. Говоря о пандемиях гриппа 1957 и 1968 годов, американские Центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC) сообщают в каждом случае о смерти приблизительно 100000 американцев. Однако эти оценки включают смерти, произошедшие в периоды, которые большинство отнесли бы к межпандемийным годам (1957–1960 и 1968–1972, соответственно).

Идея о конце пандемии как о достижении нулевой заболеваемости или смертности, противоречит известному значительному сезонному росту этих показателей в межпандемийные периоды. В качестве примера можно привести сезон гриппа 1928–1929 годов, когда избыточная смертность в США, вызванная вирусом A/H1N1 (сохранившимся после пандемии 1918 года), составила более 100000 человек при населении в три раза меньшем, чем сейчас. Кроме того, достаточно сложно определить, какие смерти могут быть отнесены к пандемии, а какие нет, поскольку избыточная смертность является универсальной метрикой, не учитывающей причин смерти. Межпандемийные годы иногда характеризуются более высокой избыточной смертностью, как например сезон 1946–1947 годов, предшествующий пандемии 1957–1958 годов (см. рисунок). Следовательно, окончание пандемии не может определяться отсутствием избыточных смертей, связанных с вызвавшим пандемию патогеном.

Другим способом конец пандемии мог бы быть обозначен отменой санитарных мер или ограничений общественной жизни. Во время предыдущих пандемий принимаемые меры были менее глубокими и продолжительными, чем те, которые имеют место при КОВИД-19. Даже при катастрофическом Испанском гриппе — убившем в США в три раза бо́льшую долю населения, чем КОВИД-19, при среднем возрасте погибших 28 лет — жизнь за короткое время вернулась в нормальное русло, возможно лишь потому, что другого выхода не было. В эпоху до появления интернета, приложений для доставки еды и видео-звонков массовое и длительное социальное дистанцирование было просто невозможно, такая ситуация сохраняется и сегодня для многих работников, считающихся «существенными». Беглый взгляд на прошлые пандемии в США обнаруживает отсутствие какой бы то ни было связи между патогенностью вируса и интенсивностью или продолжительностью санитарных мероприятий.

По сравнению с предыдущими, пандемия КОВИД-19 спровоцировала беспрецедентное вмешательство в общественную жизнь. Трагедия болезней и внезапных смертей при пандемиях и между ними знакома людям с давних времён, но КОВИД-19 исторически уникальна тесной связью эпидемиологических показателей с ограничением и возобновлением общественной жизни.

«Испанский грипп», 1918 год. В 1918 году первая волна пандемии была умеренной и привлекла относительно небольшое внимание. Ответом на «пронесшуюся по всем у миру» вторую волну в некоторых городах США были немедицинские меры типа закрытия школ и ограничения массовых собраний. Большинство их них были ослаблены через 2–8 недель, и нарушения общественной жизни длились относительно недолго.

Джон Барри, ведущий историк-исследователь пандемии 1918 года, заметил, что в отличие от КОВИД-19, в целом всё происходило очень быстро, напряжение не было постоянным, в периоды между волнами жизнь во многих местах месяцами была относительно нормальной. Нью-Йорк и Чикаго, два крупнейших города США, никогда официально не закрывали школы, хотя посещаемость в Чикаго снижалась до 50%. Там, где школы всё-таки закрывались, это продолжалось не более 10 недель, в среднем 4.

«Азиатский грипп», 1957 год. Пандемия «Азиатского гриппа» достигла берегов Америки в середине года. В двух волнах за последующие 9 месяцев конца 1957 и начала 1958 годов с респираторными симптомами слегли, по оценкам, 80 миллионов американцев. В первую волну заболели около 60% школьников, а посещаемость снижалась на 20–30%. Даже когда в некоторых школах Нью-Йорка посещаемость упала до 60%, городской глава школьного управления сообщил, что «поводов для беспокойства нет, и по совету департамента здравоохранения, занятия не отменяются». К концу октября из-за болезни многих игроков по всей стране отменялись школьные футбольные матчи. Менеджеры команд суетились, подбирая замены в последнюю минуту, и в итоге ни одно крупное соревнование не было отменено. Как и в случае с Испанским гриппом, новый вирус H2N2 не исчез вместе с «концом» пандемии. В 1960 году журнал «Ньюсуик» писал, что вирус Азиатского гриппа без характерной два год назад шумихи косил тех, кого пропустил ранее. По оценкам того года, из-за гриппа в Лос-Анджелесе 20% школьников (примерно 120000 человек) не посещали занятия, и 15% рабочих отсутствовали на рабочем месте. Несмотря на масштаб происходящего, в обществе не было ощущения повторного погружения в пандемию.

«Гонконгский грипп», 1968 год. Десять лет спустя следующий пандемический вирус, по оценкам официальных лиц, убил около миллиона людей по всему миру. Однако его влияние на здравоохранение и общественную жизнь было минимальным. Историк Джон Барри написал, что в США этот эпизод не был заметно смертоноснее типичного тяжёлого сезона гриппа, и немногие вообще знали о нём. Историк Марк Хонигсбаум обратил внимание на то, что хотя пик пандемии в декабре 1968 года описывался как один из наихудших в истории страны, лишь немногие школы были закрыты, а деловая активность в основном сохранялась прежней.

Некоторые историки отмечают, что конец пандемий наступает не тогда, когда заканчивается передача инфекции, а скорее когда по мнению широкой общественности, по оценкам СМИ и политической элиты, формирующей повестку, болезнь перестаёт быть новостью. Таблицы и диаграммы, являясь неиссякаемым источником новостей, подогревают интерес к КОВИД-19, даже когда угроза невелика. Тем самым они продлевают пандемию, подпитывая чувство незавершённости и отодвигая возврат к допандемийной жизни.

Прекращение регистрации или отслеживания хода пандемии может может стать самым значительным шагом на пути к её завершению. Это не означает зарывание головы в песок. Скорее, это признание того, что никакие показатели, вместе или по отдельности, не могут предсказать конец пандемии.

История подсказывает, что конец пандемии не наступит после достижения коллективного иммунитета или после официального объявления. Скорее, окончание будет постепенным и неравномерным по мере того, как общество перестанет уделять чрезмерное внимание шокирующим числам. Завершение пандемии — это скорее вопрос жизненного опыта, то есть социологический, а не биологический феномен. Эпидемиологические показатели ничего не говорят о психическом здоровье, о влиянии на образование или о разрушении тесных социальных связей, следовательно, они не являются тем инструментом, который может указать на конец пандемии. Напротив, учитывая то, насколько общество привыкло к ним, они могут мешать возврату к нормальной жизни. Пандемии — по крайней мере респираторных вирусов — не заканчиваются так, чтобы это можно было измерить. Лишённые драматического «конца», они постепенно угасают по мере того, как общество приспосабливается к жизни с новым вирусом, а социальная жизнь возвращается в прежнее русло.

Пандемия КОВИД-19, как исключительный период нарушенной социальной жизни, закончится, когда мы выключим наши экраны и решим, что другие проблемы снова заслуживают внимания. В отличие от начала, конец пандемии не будет новостью.