С детства меня смущал загадочный «Дрёма», который тихо-тихо ходит где-то по дому.. Почему-то представлялся этакий Вий с его «поднимите мне веки», который в случае чего сожрет неспешного ребёнка.
И тут детей укладываю спать, у них играет «Спят усталые игрушки», мелкая спрашивает: «Пап, а кто такой Дрёма»? У меня перед глазами пролетели все мои варианты образа чудовища из детства, но я мужественно справился со слезами и решил загуглить...

Интернет меня не очень успокоил, так что детям я сказал, что это такой волшебный дух, типа домового, добрый и пушистый. Вроде прокатило :)
Но фраза «Со взрослыми он не так нежен» мне не очень нравится!

Самое странное и самое интересное происходит даже тогда, когда любые изменяемые изменительности становятся более близкими к тому, о чём идёт рассказ.

И рассказование самых рассказительных рассказов, интересующих даже тех, кого на самом деле они не интересуют – соврешенно интересная интересительность.

И постоянно ли всё то, что передаётся через рассказывание совершенно идеальных рассказов для всех слушателей тех рассказчиков, которые могут делать это с помощью чего-то.

И даже что-то, которое не всегда понимаемо и непонимательнее становится ещё становительнее.

Именно об этих и некоторых других темах, самых разных и не самых интересных может идти речь.

Сама, наверное.

Её никто не ведёт.

Она сама ходит... И делает это весьма удачно.

Даже не сравнительная сравнительность переползания и перехождения речей более несравнима, как тогда, когда-то ранее и более ранее, ранее того, что было ещё ранее.

Сонность, разумеется, влияет на весь интерес всех рассказов, иногда даже более, чем менее ранее.

Туман, подносящий рассказчику творческое вдохновение сам находит того, кого окутает.

И станет поим творческими мыслями, в прямом и переносном, но не полностью, смысла этого слова.

Самые разные туманы обладают самым разным эффектом и густотой тумана.

Именно всё, что происходит до этого – может не считаться чем-то ценным, потому-что вся ценность находится в тумане, который сам ценит себя, наверное.

Иногда он разговорчив, иногда нет.

Заставить его говорить довольно сложно, потому-что вся потомучтойчность может быть заранее исчерпана, находясь в полном наполнении.

Но опустошать всегда более неприятней.

Пока есть туман – есть всё, что нужно рассказчику.

Даже самому тому, который не пользуется услугами тумана.

Туман бывает слишком сильным для того, что-бы можно было что-то написательно прочесть, после написания прослушиваний.

И некоторые всегда успевали это делать, в отличии от большинства.

Чаще всего происходит более сложно сочетание туманов и их продолжений для всего интересного.

Мысли останавливаются... слышась.

Слухи видятся... не мысля.

Самая странность состоит в том, что то, о чём могло бы говориться далее ещё сильнее забыто и скорее всего, само не напишется, иногда это становится самым интересным, а иногда обрывает весь интерес.

Интересующий любого рассказчика и даже его туман не всегда с этим справится.

Если бы умение "справляться" справлялось само – делать-бы было более нечего.