Дино Буццати.

Капля.

Капля воды поднимается по ступенькам лестницы. Слышишь? Лежа на кровати, в темноте, я слежу за ее осторожным движением. Как это она делает?Подпрыгивает? Тик, тик – доносится до меня дробно. Потом капля замирает и иногда всю оставшуюся часть ночи не дает больше о себе знать. И однако же она поднимается. Со ступеньки на ступеньку перемещается вверх, в отличие от всех других капель, падающих, в полном соответствии с законом всемирного тяготения,только вниз, производя при падении короткий щелкающий звук, знакомый всем людям земли. А эта нет: медленно всходит она по лестничным маршам подъезда"Е" нашего огромного многоквартирного дома.

И заметили это не мы, так тонко все чувствующие и такие впечатлительные взрослые, а девочка – служанка со второго этажа, заморенное,невежественное существо. Она услышала ее однажды поздним вечером, когда весь дом уже засыпал. Послушав немного, девочка не выдержала, встала с постели и побежала будить хозяйку. "Синьора, – зашептала она, –синьора!" – "Что такое? – спросила хозяйка, вздрогнув. –Что случилось?" – "Там капля, синьора, – капля, которая поднимается по лестнице!" – "Что–что?" – спросила та оторопело. "Там капля поднимается по ступенькам", – повторила служаночка чуть не плача. "Да ты с ума сошла! – напустилась на нее хозяйка. – Марш в постель, сейчас же! Ты просто пьяна, бесстыжая! То–то я стала замечать по утрам, что вино в бутылке убывает! Ах ты грязная тварь! Если ты думаешь…"Но девчонка уже убежала к себе и забилась под одеяло.

"И взбредет же в голову такое!… Вот дура!…" –думала, лежа в тишине, хозяйка – спать ей уже не хотелось. Но невольно вслушиваясь в царящее над миром ночное безмолвие, она вдруг тоже различила эти странные звуки. Действительно, по лестнице поднималась капля.

Как примерная хозяйка, она хотела было встать и посмотреть,в чем дело. Да разве что–нибудь разглядишь в тусклом свете маленьких лампочек,освещающих пролеты? Как станешь искать среди ночи, на темной лестнице и еще по такому холоду какую–то каплю?

Назавтра слух о капле пополз из квартиры в квартиру, и теперь уже все в доме о ней знают, хотя и предпочитают об этом не говорить, как о какой–то глупости, в которой стыдно даже признаться. И теперь в темноте,когда на весь род людской наваливается ночь, уже многие напрягают слух: кому мерещится одно, кому – другое.

В иные ночи капля молчит. А иногда, наоборот, на протяжении нескольких часов она только и делает, что поднимается все выше, выше; и начинаешь думать, что она больше вообще не остановится. Когда кажется, что эти еле слышные звуки замирают у твоего порога, сердце начинает отчаянно биться:слава богу, не остановилась, вон удаляется – тик, тик, – теперь пойдет наследующий этаж.

Я точно знаю, что жильцы с бельэтажа уже чувствуют себя в безопасности. Раз капля, думают они, прошла мимо их двери, значит, она больше их не побеспокоит. Пусть теперь волнуются другие, такие, например, как я,живущий на седьмом этаже, а им уже не страшно. Но откуда они знают, что в следующую ночь капля возобновит свое движение с того места, где она остановилась в предыдущую, а не начнет все сначала, отправившись в путь с самых нижних, вечно сырых и почерневших от грязи ступенек? Нет, все–таки и им нельзя чувствовать себя в безопасности.

Утром, выходя из дому, все внимательно разглядывают ступеньки: может, хоть какой–то знак остался? Но, как и следовало ожидать,ничего не находят – ни малейшего отпечатка. Да и вообще, кто станет утром принимать эту историю всерьез? Утром, когда светит солнце, человек чувствует себя сильным, он прямо–таки лев, хотя еще несколько часов тому назад трясся от страха.

А может, те, с бельэтажа, все–таки правы? Впрочем, и мы,поначалу не слышавшие ничего и считавшие себя вне опасности, с некоторых пор по ночам тоже стали улавливать какие–то звуки. Да, верно, капля пока еще далеко.До нашего слуха доносится через стены лишь едва различимое тиканье, слабый его отголосок. Но ведь это означает, что она поднимается, подходя все ближе и ближе.

И ничего не помогает, даже если ты ложишься спать в самой удаленной от лестничной клетки комнате. Лучше уж слышать этот звук, чем проводить ночи, гадая, раздастся он сегодня или нет. Те, кто живет в таких дальних комнатах, иногда не выдерживают, пробираются в коридор и, затаив дыхание, стоят в ледяной передней за дверью, слушают.

А услышав ее, уже не осмеливаются отойти, объятые неизъяснимым страхом. Но еще хуже, когда все тихо: вдруг, именно в тот момент,когда ты вернешься в постель, этот звук возобновится?

Странная какая–то жизнь. И никому нельзя пожаловаться,что–то предпринять, найти какое–то объяснение, которое сняло бы с души тревогу.Невозможно даже поделиться с жильцами из других домов, с теми, кто не испытал этого на себе. "Да что еще за капля такая? – спрашивают они,раздражая своим желанием внести в дело ясность. – Может, это мышь? Или выбравшийся из подвала лягушонок? Да нет же! А может, вообще все это надо понимать иносказательно, – не сдаются они, – как, скажем, символ смерти? Ничего подобного, господа, это просто–напросто капля, но только она почему–то поднимается по лестнице".

Ну, а если заглянуть глубже, может, мы так пытаемся передать свои сновидения и тревоги или сладкие мечты о тех далеких краях, где, как нам кажется, царит счастье? В общем, нет ли здесь поэтического образа? Ничего подобного. А не тяга ли это к еще более далеким – совсем уже на краю света –землям, которых нам никогда не достичь? Да нет же, говорю вам, это не шутка, и не нужно искать здесь никакого двойного смысла. Увы, речь идет, по–видимому,просто о капле воды, которая ночами поднимается по лестнице вверх. Тик, тик –крадучись, со ступеньки на ступеньку. Потому–то и страшно.

Дино Буццати.

Капля.

Капля воды поднимается по ступенькам лестницы. Слышишь? Лежа на кровати, в темноте, я слежу за ее осторожным движением. Как это она делает?Подпрыгивает? Тик, тик – доносится до меня дробно. Потом капля замирает и иногда всю оставшуюся часть ночи не дает больше о себе знать. И однако же она поднимается. Со ступеньки на ступеньку перемещается вверх, в отличие от всех других капель, падающих, в полном соответствии с законом всемирного тяготения,только вниз, производя при падении короткий щелкающий звук, знакомый всем людям земли. А эта нет: медленно всходит она по лестничным маршам подъезда"Е" нашего огромного многоквартирного дома.

И заметили это не мы, так тонко все чувствующие и такие впечатлительные взрослые, а девочка – служанка со второго этажа, заморенное,невежественное существо. Она услышала ее однажды поздним вечером, когда весь дом уже засыпал. Послушав немного, девочка не выдержала, встала с постели и побежала будить хозяйку. "Синьора, – зашептала она, –синьора!" – "Что такое? – спросила хозяйка, вздрогнув. –Что случилось?" – "Там капля, синьора, – капля, которая поднимается по лестнице!" – "Что–что?" – спросила та оторопело. "Там капля поднимается по ступенькам", – повторила служаночка чуть не плача. "Да ты с ума сошла! – напустилась на нее хозяйка. – Марш в постель, сейчас же! Ты просто пьяна, бесстыжая! То–то я стала замечать по утрам, что вино в бутылке убывает! Ах ты грязная тварь! Если ты думаешь…"Но девчонка уже убежала к себе и забилась под одеяло.

"И взбредет же в голову такое!… Вот дура!…" –думала, лежа в тишине, хозяйка – спать ей уже не хотелось. Но невольно вслушиваясь в царящее над миром ночное безмолвие, она вдруг тоже различила эти странные звуки. Действительно, по лестнице поднималась капля.

Как примерная хозяйка, она хотела было встать и посмотреть,в чем дело. Да разве что–нибудь разглядишь в тусклом свете маленьких лампочек,освещающих пролеты? Как станешь искать среди ночи, на темной лестнице и еще по такому холоду какую–то каплю?

Назавтра слух о капле пополз из квартиры в квартиру, и теперь уже все в доме о ней знают, хотя и предпочитают об этом не говорить, как о какой–то глупости, в которой стыдно даже признаться. И теперь в темноте,когда на весь род людской наваливается ночь, уже многие напрягают слух: кому мерещится одно, кому – другое.

В иные ночи капля молчит. А иногда, наоборот, на протяжении нескольких часов она только и делает, что поднимается все выше, выше; и начинаешь думать, что она больше вообще не остановится. Когда кажется, что эти еле слышные звуки замирают у твоего порога, сердце начинает отчаянно биться:слава богу, не остановилась, вон удаляется – тик, тик, – теперь пойдет наследующий этаж.

Я точно знаю, что жильцы с бельэтажа уже чувствуют себя в безопасности. Раз капля, думают они, прошла мимо их двери, значит, она больше их не побеспокоит. Пусть теперь волнуются другие, такие, например, как я,живущий на седьмом этаже, а им уже не страшно. Но откуда они знают, что в следующую ночь капля возобновит свое движение с того места, где она остановилась в предыдущую, а не начнет все сначала, отправившись в путь с самых нижних, вечно сырых и почерневших от грязи ступенек? Нет, все–таки и им нельзя чувствовать себя в безопасности.

Утром, выходя из дому, все внимательно разглядывают ступеньки: может, хоть какой–то знак остался? Но, как и следовало ожидать,ничего не находят – ни малейшего отпечатка. Да и вообще, кто станет утром принимать эту историю всерьез? Утром, когда светит солнце, человек чувствует себя сильным, он прямо–таки лев, хотя еще несколько часов тому назад трясся от страха.

А может, те, с бельэтажа, все–таки правы? Впрочем, и мы,поначалу не слышавшие ничего и считавшие себя вне опасности, с некоторых пор по ночам тоже стали улавливать какие–то звуки. Да, верно, капля пока еще далеко.До нашего слуха доносится через стены лишь едва различимое тиканье, слабый его отголосок. Но ведь это означает, что она поднимается, подходя все ближе и ближе.

И ничего не помогает, даже если ты ложишься спать в самой удаленной от лестничной клетки комнате. Лучше уж слышать этот звук, чем проводить ночи, гадая, раздастся он сегодня или нет. Те, кто живет в таких дальних комнатах, иногда не выдерживают, пробираются в коридор и, затаив дыхание, стоят в ледяной передней за дверью, слушают.

А услышав ее, уже не осмеливаются отойти, объятые неизъяснимым страхом. Но еще хуже, когда все тихо: вдруг, именно в тот момент,когда ты вернешься в постель, этот звук возобновится?

Странная какая–то жизнь. И никому нельзя пожаловаться,что–то предпринять, найти какое–то объяснение, которое сняло бы с души тревогу.Невозможно даже поделиться с жильцами из других домов, с теми, кто не испытал этого на себе. "Да что еще за капля такая? – спрашивают они,раздражая своим желанием внести в дело ясность. – Может, это мышь? Или выбравшийся из подвала лягушонок? Да нет же! А может, вообще все это надо понимать иносказательно, – не сдаются они, – как, скажем, символ смерти? Ничего подобного, господа, это просто–напросто капля, но только она почему–то поднимается по лестнице".

Ну, а если заглянуть глубже, может, мы так пытаемся передать свои сновидения и тревоги или сладкие мечты о тех далеких краях, где, как нам кажется, царит счастье? В общем, нет ли здесь поэтического образа? Ничего подобного. А не тяга ли это к еще более далеким – совсем уже на краю света –землям, которых нам никогда не достичь? Да нет же, говорю вам, это не шутка, и не нужно искать здесь никакого двойного смысла. Увы, речь идет, по–видимому,просто о капле воды, которая ночами поднимается по лестнице вверх. Тик, тик –крадучись, со ступеньки на ступеньку. Потому–то и страшно.

В тексте есть спойлеры.

«Татарская пустыня» - самый известный роман итальянского писателя и журналиста Дино Буццати. Для творчества этого автора характерно увлечение иррациональными и мистическими элементами, а также любовь к природе, особенно к горам. Впрочем, в «Татарской пустыне» мистики как раз нет - есть лишь ее ожидание. И хотя все загадочное получает объяснение, именно жаждой чего-то сверхъестественного, стремлением увидеть что-то недоступное глазу наполнена книга Буццати. Это книга о том, что время победить нельзя. Человек живет, во всем подчиняясь его законам, с годами только теряя надежду. Жизнь главных героев «Татарской пустыни» проходит, не давая им никаких приобретений, а их юношеские мечтания о подвигах просто смехотворны.

Действие разворачивается в неопределенное время. Автомобилей, электричества еще нет, люди используют лошадиную тягу. Это могут быть средние века, а может быть и девятнадцатый век. Юный лейтенант Джованни Дрого оканчивает армейское училище и ожидает распределения. В двух днях пути от города, где он родился, есть пограничная крепость, некогда имевшее ключевое значение в противостоянии с неким северным королевством. Теперь крепость стратегическое значение потеряла, но гарнизон там сохраняется – на всякий случай. Сюда лейтенанта Дрого и отправляют. Когда он только попадает сюда, его тут же накрывает тоска. Неужели в этом захолустье, где ничего не происходит, где можно глядеть только на стены да на пустыню, ему и придется служить несколько лет? Нет, это определенно не для него. Дрого немедленно ищет встречи с начальством и заявляет о желании перевода. Неважно куда, пусть в город – там все равно будет интереснее, чем здесь. Начальство его понимает и обещает сделать как он хочет. Для этого ему надо всего лишь пройти медкомиссию, но она будет через четыре месяца, так что ему придется подождать. Дрого скрепя сердце принимается ждать. Проходят мучительные четыре месяца, Дрого своего решения не меняет, но неожиданно, когда документ о переводе уже почти принят и одобрен, к нему приходит озарение. Ему кажется, что именно здесь, в крепости на границе с пустыней, и должно произойти что-то значительное, та самая война с севером, которой все так ждут, именно здесь должны случиться эпические сражения, которые покроют Дрого славой. В общем, он решает остаться. Он еще не понимает, что проведет здесь всю жизнь. И всю жизнь он будет ждать, ждать каждый день, что что-то случится, что на крепость нападут. Малейшее пятно в пустыне, даже если оно оказывается в итоге обычной лошадью, немедленно воодушевляет гарнизон. Вот, сейчас на них нападут! Но ничего так и не происходит. Пятнадцать лет северное королевство строит через пустыню дорогу, и когда оно решает-таки напасть, уже больного, давно немолодого Дрого отправляют в город. Так бесславно кончается его жизнь. Он дожил до настоящего сражения, но ему не дали в нем поучаствовать, не дали даже его увидеть.

«Татарская пустыня» очень атмосферная книга. Крепость, скалы, редуты, жизнь гарнизона – все эти образы так и стоят перед глазами читателя. Но описания эти лишены красочности, ибо атмосфера царит почти затхлая. Нет, события здесь случаются и регулярно. Из-за нелепой строгости устава здесь могут даже убить человека. Но все, каждый эпизод жизни в крепости имеет характер прелюдии к чему-то, чего ничто так и не может дождаться. Палящее солнце вечно светит над головой, пустыня вечно безмолвствует, вечно сменяются караулы, вечно Дрого слушает в своей комнате из-за стены звук капель, падающих с цистерны (а ведь поначалу он его очень донимал), – все происходит одинаково изо дня в день. Все окрашено мечтами о ярком будущем. Но вместо звука скрещивающихся сабель слышно только, как движутся шестеренки неумолимого времени. Его ход Буццати в своей небольшой книге выписал настолько поразительно, что при чтении чувствуешь, как сам стареешь. Действительно, прочитать роман можно за два-три вечера, но ощущения после прочтения, как будто прожил целую жизнь. Жизнь Джованни Дрого угасает, отдельные части ее все меньше приходят в резонанс друг с другом, время съедает все устремления. Отслужив четыре года, Дрого сделал попытку порвать с крепостью, но сослуживцы его обманули, не поставив вовремя в известность о том, что перевод возможен. В итоге его получили только те, кто отслужил более длительные сроки. У Дрого в городе была подруга, но и, повидавшись с ней во время увольнительной, он понял, что она уже бесконечно далека от него. Получилось так, что, служа в крепости, он незаметно для себя лишился дома. Крепость стала его домом.

Роман Буццати читается как горькая песня об ушедшей молодости и ее мечтах. Молодости свойственны иллюзии, и Дрого, наблюдая за тем, кто прожил в крепости годы и десятилетия, так и не сумел понять, что, если останется здесь, то станет таким же старым воякой, так и не понюхавшем пороха. Вместо этого он рисует в мечтах картины сражений. Его влечет иррациональная тяга к свершениям, да и сам пейзаж оказывает на него глубокое воздействие. Зимой ему что-то чудится в снегах, блестящих на склонах скал, а летом – в блеске солнца. И, конечно, он без устали наблюдает за пустыней, на границе с которой стоит крепость. Но время не может похвастаться щедростью – отличиться Дрого так и не суждено.

На пороге смерти, пылая гневом к своим сослуживцам, отправившим его на покой перед долгожданным сражением, Дрого неожиданно подвергается тотальной трансформации. Он всю жизнь жаждал встречи с врагом, который придет извне, а теперь осознал, что враг есть и в нем самом, и имя ему – близящаяся смерть. Все усилия своей души и воли он направляет на борьбу с ней. Он обретает неведомую смелость и, хотя ему кажется, что она лишь обман, он вдруг чувствует, что впервые одержал в жизни какую-то победу. Бесславность прожитой жизни перестает его терзать. Таков не совсем утешительный итог пути Джованни Дрого. История его, конечно, полна пессимизма. В ней, как в магическом кристалле, отражается жизнь многих окружающих нас людей, вынужденных годами прозябать, занимаясь изо дня в день чем-то будничным, неинтересным, высасывающим жизненную энергию. Крепость, конечно, является метафорой, как и пустыня. Есть даже мнение, что в образе лейтенанта Дрого Дино Буццати зашифровал себя и собственную блеклую жизнь журналиста. «Татарская пустыня» - это не вполне социальная проза, да и романом-предупреждением ее вряд ли назовешь. Это скорее притча-размышление о жизни человека, который проиграл времени все что имел в затянувшейся азартной игре, где ставкой была надежда на подвиг. Это книга, несомненно, печальный взгляд назад, а не вперед, хотя Буццати совсем и не был стар, когда писал ее. Жизнеутверждения в ней нет, но чувствуется непередаваемая работа времени, перемалывающего человеческие судьбы, и его тяжелый ход отразился не в столько светлых и ярких, сколько глухих описаниях крепости, солдат, скал и пустыни.

Автор статьи Сергей Сиротин