Оружейная лига

20 февраля 1920 года в городе Ижевске родился Евгений Фёдорович Драгунов. Отец и дед Евгения Фёдоровича были оружейниками, именно поэтому в 1934 году он начал обучение в Индустриальном техникуме, готовивший специалистов для оружейного завода, куда и поступил на работу технологом в ложевой цех в 1938 году. Осенью 1939 года Драгунов был призван в ряды РККА и направлен служить на Дальний Восток. После демобилизовался Евгений Федорович в 1945 году с должности старшего оружейного мастера Дальневосточного артиллерийского училища, вернулся работать на Ижевский завод на должность техника-исследователя в отдел главного конструктора.

В 1949 года Драгунов по заданию разработал спортивную винтовку с высокой кучностью, при стрельбе на 100 метров поперечник рассеивания 10 выстрелов не превышал 30 мм. Эта винтовка получила индекс С-49 и принесла СССР первый мировой рекорд в стрельбе.

В 1955 году была создана 7,62-мм винтовка ЦВ-55 «Зенит», с тремя симметрично расположенными боевыми упорами на затворе и вывешенным стволом, что значительно повысило точность и кучность стрельбы.

В 1958 году выдано ТТЗ на разработку боевой самозарядной снайперской винтовки, превосходящую снайперскую винтовку образца 1891/30 гг. по точности и кучности стрельбы. Первые результаты полигонных испытаний выявили, безотказную работу образцов С. Г. Симонова и А. С. Константинова, но кучность была в полтора раза хуже требуемой. Образец Драгунова превосходил по кучности снайперские винтовки Мосина, но систематически происходили задержки в стрельбе. По результатам первых полигонных испытаний винтовка С. Г. Симонова была снята с конкурса. Константинов и Драгунов в ходе этой работы сдружились, Драгунов поделился с Константиновым стволами, а Константинов конструкцией магазина. 3 июля 1963 года снайперская винтовка была принята на вооружение ВС СССР под наименованием «7,62-мм снайперская винтовка Драгунова» (СВД). За разработку конструкции винтовки и внедрение её в производство в 1964 году Евгений Федорович Драгунов был удостоен Ленинской премии.

В 1961 году, когда велась разработка СВД, параллельно разрабатывался самозарядный охотничий карабин «Медведь» под патрон 9х53 мм. Карабин в общую продажу не поступал, а предназначался для высшего руководства страны.

В 1968 г. под руководством Драгунова была разработана малокалиберная тренировочная снайперская винтовка ТСВ для первоначального обучения снайперов. Свободный затвор винтовки вместе с возвратной пружиной был выполнен отдельным быстросъёмным блоком, ствольная коробка отливалась из лёгкого сплава. Винтовка прошла испытания, была изготовлена опытная партия, но в серию так и не пошла.

В 1970 году по заданию ГРАУ Драгунов на основе СВД спроектировал снайперскую винтовку В-70. Отличительной её особенностью являлось наличие автоматического режима огня, по точности стрельбы винтовка легко выполняла норматив ручного пулемёта, но не была принята на вооружение и тема была закрыта.

В 1971 году Евгением Фёдоровичем был разработан образец малогабаритного пистолета-пулемёта под патрон 9х18 пистолета Макарова под индексом ПП-71. В начале 90-х годов ПП-71 «КЕДР» (конструкция Евгения Драгунова) модернизирован сыном Евгения Фёдоровича - Михаилом Евгеньевичем Драгуновым, и выпускался на златоустовском заводе для нужд МВД.

В конце 70-х годов Драгуновым был разработан малогабаритный автомат под патрон 5,45х39. Ствольная коробка которого вместе с рукояткой управления была отлита единой деталью из полиамида, в ней помещался блочный ударно-спусковой механизм и магазин. Направляющие для затворной рамы были выполнены на крышке ствольной коробки, к ней же был приклёпан передний вкладыш со стволом. Всего было изготовлено 5 опытных образцов, которые показали неплохие результаты.

Умер Евгений Фёдорович 4 августа 1991 года.

В 1991 году утверждено ТТЗ №ТК-487-91 на разработку нового российского 9-мм армейского пистолета и патрона к нему. Связано это было с появлением современных индивидуальных средств защиты, и отставанием отечественных 9-мм патронов для пистолета Макарова, от западных аналогов. Требовался новый пистолетный патрон, который поражал бы противника, защищенного средствами индивидуальной защиты, сохраняя при этом останавливающее действие до 50 метров. Пистолет Макарова был удачен для своего времени, но не рассчитан под более мощный патрон. ГРАУ сразу дало направление конструкторской мысли, обозначив калибр 9х19-мм для возможности использования иностранных боеприпасов, но для этого требовалась разработка нового пистолета. В конкурсе первоначально приняли участие конструкции ижевского разработчика В.А. Ярыгина и климовского оружейника П.И. Сердюкова. В 1998 году к участию в конкурсе присоединился пистолет конструкции тульского гения Василия Петровича Грязева. Стоит отметить уникальность этого конкурса, по итогам которого все три образца были приняты на вооружение.

Конструкторы КБП Зеленко, Королев и Волков во главе с А.Г. Шипуновым и В.П. Грязевым занялись отработкой нового пистолетного бронебойного патрона, в основу конструкции пули которого была положена схема автоматной пули СП-5. Было принято решение поднять мощность патрона не за счет наращивания баллистического импульса, а за счет увеличения дульной энергии пули с бронебойным сердечником.

А сам Василий Петрович занялся разработкой нового пистолета. Дипломной работой Грязева в 1954 году стал проект самозарядного пистолета, после окончания института, придя на работу в ЦНИИТОЧМАШ Василий Петрович отложил разработку пистолета и занялся разработкой малокалиберных пушек вместе с Аркадием Георгиевичем Шипуновым, заметившего, что «...после изобретения ПМ и пистолета Стечкина вряд ли можно было придумать что-либо лучшее». Через полвека Василий Петрович вернулся к своей мечте создания самозарядного пистолета, кардинально нового в конструктивном и технологическом плане, максимально легкого и дешевого в производстве.

Василий Петрович провел анализ конструкций современных зарубежных пистолетов, очень интересным ему показался австрийский пистолет "Glock 17". Так в пистолете ГШ-18 появилась рамка из стеклонаполненного полиамида (Армамид ПАСВ30-30МТУ) методом литья под давлением, полувзвод ударника. Принцип действия автоматики ГШ-18 с использованием энергии отдачи при коротком ходе ствола, что уменьшило массу затвора. Запирание канала ствола осуществляется поворотом на 18 градусов, на 10 боевых упоров, что, в сочетании с полимерной рамкой, способствует уменьшению воспринимаемой отдачи. Пистолет ГШ-18 получил ударно-спусковой механизм двойного действия ударникового типа с предварительным частичным взведением ударника при движении затвора и довзведением при нажатии на спусковой крючок. Пистолет ГШ-18 использует 18-зарядный магазин с двухрядным, шахматным расположением патронов и их перестраиванием на выходе в один ряд.

Пистолет ГШ-18 показал хорошую работу при испытаниях 9х19-мм патронами индекса 7Н21 и 7Н31.

19 февраля 2000 года пистолетный комплекс ГШ-18 поступил на вооружение Министерства юстиции.

21 марта 2003 года постановлением Правительства Российской Федерации №166 пистолет ГШ-18 был принят, наряду с пистолетами ПЯ конструкции Ярыгина и СПС конструкции Сердюкова, на вооружение спецподразделений Министерства внутренних дел и Министерства обороны РФ.

Калибр – 9х19-мм

Длина оружия – 183,5 мм

Масса оружия - 0,59 кг (не снаряженный)

Длина ствола - 103 мм

Скорость пули – V10=550 м/с

История этого карабина (который так в этой самой истории и затерялся) достаточно забавна: начнем хотя бы с того, что на момент его разработки Smith&Wesson длинноствольным оружием не занимались вообще. Вы бы заказали карабин у компании, выпускающей только револьверы? А вот англичане смогли - именно армия Великобритании решила закупить в Америке компактные карабины под стандартный пистолетный патрон 9x19, но даже с патроном вышла своя проблема. Впрочем, об этом позже.

Судя по дате патента (заявка подана в июне 1939 года), зачесались британские сэры аккурат перед Второй мировой.

Несмотря на то, что всем ее будущим участникам уже была очевидна необходимость в полноценном автоматическом оружии под пистолетный патрон, которое себя успело показать еще в конце Первой мировой, англичане заказывают под него именно самозарядный карабин.

Нетипичность дизайна сразу бросается в глаза - деталь, издалека кажущаяся магазином как минимум под промежуточный патрон, судя по ее ширине, на самом деле является передней рукояткой, в которую уже спереди вставлялся обычный двухрядный магазин под 20 патронов 9х19. А еще в нее же выходило окно выброса стреляных гильз - задняя часть, остающаяся пустой, служила своеобразной шахтой для отвода гильз вниз.

Спереди к трубчатой ствольной коробке привинтили короткий ствол, сзади - пластиковый приклад, оснастили это простым УСМ и свободным затвором (причем карабин в угоду простоте стрелял с открытого затвора), и пробную партию полученного отправили на испытания англичанам.

Кто-то явно не подумал, что приемник магазина может быть грязным, а руки мокрыми. Кстати, обратите внимание на положение левой руки - да, по инструкции ей именно так нужно было удерживать наполовину оттянутый затвор.

Англичане, судя по всему, отвесили челюсть. Несмотря на общую простоту конструкции, карабин, во-первых, был дорог - минимум штамповки, почти все детали точились и фрезеровались (а английский "Стэн" стал таким, каким стал, не просто так - денег в королевской казне было не так уж много). Даже целик имел микрометрическую подстройку, как будто речь шла о спортивном оружии, а не об армейском заказе. Во-вторых, без магазина карабин весил 3,92 килограмма - как раз во многом за счет избыточного количества металла. А "в-третьих" вскрылось уже на испытаниях, которые карабин благополучно провалил.

Этой табличкой сказано все, собственно: "Крайне опасно, не заряжать и не стрелять"

Я уже намекал во вступлении на роль в этом патронов. Дело в том, что единых стандартов и сейчас-то особо нет (в Европе их утверждает CIP, в Америке - SAAMI), а в те годы даже в соседних странах один и тот же геометрически патрон мог развивать серьезно отличающиеся давления. О чем конструкторы Smith&Wesson, естественно, не подумали, проектируя и испытывая карабин под коммерческий американский патрон 9х19, в сравнении с которым принятый на вооружение в Британии S.A. ball 9 m/m Mark Iz (пуля - 7,5 г, скорость на расстоянии 18 м от дульного среза - 370 м/с) был мощнее настолько, что при настреле в районе 1000 выстрелов у тестовых карабинов Model 1940 вытягивались резьбы, и ствольная коробка, привинченная к тыльнику, саморазбиралась при выстреле. Кстати, НАТОвский стандарт по максимальному давлению патрона 9 мм был разработан в 1960-х как раз на основе характеристик усиленного британского патрона S.A. ball 9 m/m Mark IIz (принят на вооружение в 1943 году и еще быстрее убивал карабин), так что этим цифрам, совершенно типичным для нынешнего времени, удивляться не стоит: современные стандарты для коммерческих патронов что в США, что в Европе повторяют все те же британские требования 1940-х годов.

"Хм... ну ладно" - ответили в Smith&Wesson и предложили англичанам конструктивно упрощенный и даже немного облегченный вариант карабина. Вот только фрезерованных деталей в нем убавилось ровно столько, сколько было признано лишними, и, что самое комичное в этой истории - то, что карабин так и не пересчитали под британский патрон. Так что разваливался он ничуть не менее весело, и в итоге большая часть отправленных в Британию Model 1940 Mk I и Mk II там же и были в конце войны уничтожены.

Британцы к моменту разрыва контракта успели получить всего около тысячи карабинов, хотя планы на сотрудничество были немалыми - как-никак, Smith&Wesson получили аванс в размере миллиона долларов. Британцы, естественно, затребовали деньги назад, на что получили скромный ответ - "Извините, а мы уже не можем. Зато можем за эти деньги привезти вам револьверов со скидкой". Ответ англичан при получении этого известия, увы, история не сохранила, а жаль - тут и боцманы бы позавидовали.

Тем не менее, компания, уже имея в "активе" провал с треском. пытается пристроить свой карабин и на родине. Даже не меняя калибра - хотя из подходящих по идее для подобного оружия патронов американская армия использовала только .45 ACP и .30 Carbine, S&W предлагают свой карабин "как есть", под "люгеровский" патрон. Ответ армии был прост - "меняйте патрон и научите это, наконец-то, стрелять очередями". Тут, в общем-то, история Model 1940 и закончилась. В 1945 году они предлагают армии уже другой карабин авторства другого конструктора... но вновь без автоматического огня и под девятимиллиметровый патрон. Нет, господа. я могу понять многое. но только не их логику. На этом и завершим.

(с) Cocked and Locked

В 1975 году коллеги по работе Дейв Уоллс и Дэвид Кейг решили создать рабочую копию револьверов Colt 1860 Army и 1873 Single Action Army, в ходе этой работы к ним присоединился спортивный стрелок Малькольм Купер. Воссозданное оружие оказалось настолько успешным, что Дейв, Дэвид и Малькольм основали собственную компанию. В 1978 году Дейвом Уоллсом и Дэйвидом Кэйгом в английском Портсмуте была основана компания Accuracy International (AI), руководство компании возглавил Малкольм Купер с Сарой Купер и Мартином Кэй.

В качестве первого образца, была разработана сверхточная спортивная винтовка. Малкольм Купер с винтовками AI стал обладателем золотых медалей на летних Олимпийских играх 1984 года в Лос-Анджелесе и на летних Олимпийских играх 1988 года в Сеуле. Также стал чемпионом мира в 1986 году по стрельбе из стандартной винтовки на дистанции 300 метров.

Первой военной продажей стали восемь винтовок Precision Magazine (PM) для британской специальной лодочной службы в 1985 году, следом последовал заказ еще на 32 винтовки для Особой воздушной службы Британии. В отличие от всех других снайперских винтовок того времени, которые были модифицированным охотничьим оружием, PM была разработана с нуля как винтовка исключительно для снайперов. В финале конкурса на винтовку для британской армии, AI PM опередила образец M85 компании Parker-Hale и была принята на вооружение под обозначением L96, заменив снайперскую винтовку L42A1. 11 марта 1985 года компания AI получила свой первый крупный заказ на 1212 винтовок. Началась кропотливая работа по развертыванию серийного производства, первые винтовки были поставлены в Британскую армию в 1987 году.

В 1988 году Accuracy International выиграла конкурс на поставку снайперских винтовок в шведскую армию. Основным требованием была безотказная работа винтовки в условиях суровой скандинавской погоды. Для участия в этом конкурсе инженеры перепроектировали модель AI PM (L96). Чтобы подчеркнуть работоспособность в условиях отрицательных температур полученной винтовки, она была названа AW (Arctic Warfare). В шведской армии эту винтовку ввели в эксплуатацию под обозначением PSG90 и первая партия составила 1100 винтовок AW308. AW так же была принята на вооружение британской армии с незначительными изменениями под обозначением L96A1. В немецкой армии винтовки AW приняли под обозначением G22. К концу 90-х годов AW в различных конфигурациях и калибрах находилась в эксплуатации в 60 странах мира.

В 1999 году AI был продан инвестиционной группе, сделка привела компанию к очень высокой долговой нагрузке. В 2001 году не стала Малкольма Купера, компания, потеряв основную движущую силу начала испытывать трудности. К концу 2004 года компания из-за финансовых трудностей сократила большую часть персонала. А 18 февраля 2005 году руководство компании Accuracy International объявило о банкротстве. В этом же году компания была передана британскому оружейному консорциуму. Компанию возглавил Том Ирвин, а команда разработчиков, включая Дэйва Уоллса и Дэвида Кейга, вернулась на свои посты. Возрожденный AI состоял из 7 сотрудников и 4 владельцев. Были внедрены новые станки с ЧПУ и приспособления, а также внедрены современные производственные технологии и процессы для повышения качества и снижения затрат.

В 2008 году Министерство обороны Великобритании заключило с AI контракт на поставку винтовок AW338 для замены L96A1. Новая винтовка, получившая обозначение L115A3, поступила на вооружение в 2008 году стоимость контракта составило 11 миллионов фунтов стерлингов.

В 2010 году была представлена новая серия винтовок AX на Shot Show 2010 в Лас-Вегасе.

В 2014 году компания была выкуплена директорами AI Дейвом Уиллисом и Томом Ирвином, вместе с Полом Бэгшоу. Дейв Кейг остался в бизнесе в качестве консультанта.

Винтовки компании Accuracy International сочетают в себе точность, надежность и улучшенную эргономику.

Часть I. Авианосцы. Куда поплывём?
Часть II. Грегор направил бластер в незнакомца…
Часть III. Атомный поезд “Баргузин”: возрождение легенды?

Рассказы о чудо-оружии существуют ровно столько, сколько существует современное человечество. Только если раньше это были фольклорные сказки о мечах-кладенцах, волшебных луках, шапках-невидимках или неуязвимых щитах, то сегодня, по мере технологического совершенствования оружия, поменялось и само оружие. Мечи-кладенцы сменили гиперзвуковые ракеты, волшебные луки — “Панцири” и “Торы”, неуязвимые щиты — новейшие бронежилеты, а шапки-невидимки — технологии “стелс”.

Но суть этих сказок осталась прежней — неожиданно обретённое оружие, дающее полное превосходство над врагом. При этом мало кто из обывателей, жадно интересующихся темой современного вооружения, задумывается над очевидным фактом, что сегодня его доступность и разнообразие просто “зашкаливают” по сравнению со сказочным арсеналом. Что называется, в любой области и только бери!

При этом есть и ещё одно, пожалуй, главное отличие сказочного чудо-оружия от реального современного “чудо-оружия” — его цена. Если раньше герой сказки за волшебный меч исполнял какое-нибудь невинное желание бабы-яги или разгадывал загадку, то сегодня за такое чудо-оружие приходится платить десятки и сотни миллионов долларов, а часто и миллиарды! И вот тут в полный рост встаёт главная проблема “чудо-оружия” — правильный его выбор. Современный военно-промышленный комплекс может создать оружие буквально на любой вкус. Одних шапок-невидимок — “стелс”-технологий — сотни, если не тысячи. Но какую выбрать? И, главное, для чего?

Сегодня критерий выбора выходит на первое место. И вот здесь начинается самое интересное — дискуссии на тему того, какое оружие нам нужно, а какое можно так и оставить для сказок. Точнее, для современных сказок — научной фантастики…

Проект атомного авианосца “Шторм”

Пожалуй, самая долгая “кораблестроительная” дискуссия — это спор о необходимости иметь России свои атомные авианосцы. Почти ежегодно она вспыхивает с новой силой при каждом новостном поводе. Так, в 2016 году Объединённая судостроительная компания (ОСК) анонсировала, что к 2019 году она будет готова начать строить авианосцы. И публике даже был презентован “концепт” нового российского авианосца проекта 23000Э “Шторм” — выполненная из дерева и пластика двухметровая модель корабля с крошечными макетами самолётиков на взлётной палубе. И это сразу вызвало восторженную реакцию диванного эксперт-сообщества, которое почти зримо увидело выход в море трёхсотметрового гиганта. Но по мере приближения 2019 года перспективы закладки первого российского атомного авианосца становились все более туманными…

И в 2018 году глава ОСК Алексей Рахманов уже весьма уклончиво сказал, что руководство компании ещё только прорабатывает вопросы, связанные со строительством нового авианосца: “Российская судостроительная корпорация ОСК рассматривает возможность строительства авианосца нового поколения, который будет иметь водоизмещение большее, чем у ТАВКР “Адмирал Кузнецов”. Энтузиазм диванных экспертов сменился унынием. А на верфях в упомянутом 2019 году вместо атомного гиганта были заложено лишь несколько корветов, фрегатов и десантных кораблей.

Макет авианосца 23000Э “Шторм” | Фото: Artem Tkachenko

Но мечта об отечественном авианосце не умерла. В 2019 году ОСК снова пообещала начать строить авианосцы. Правда, теперь уже с 2024 года. В корпорации даже весьма подробно рассказали о тактико-технических параметрах грядущей грозы морей и неба над ним. Водоизмещение 90–100 тысяч тонн, длина 330 метров, ширина 40 метров, осадка 11 метров, максимальная скорость хода 30 узлов, крейсерская 20 узлов, автономность 120 суток, экипаж 4–5 тысяч человек. Авиагруппа перспективного авианосца должна будет состоять из 80–90 самолётов и вертолётов различного назначения. В том числе и палубных самолётов дальнего радиолокационного обнаружения (ДРЛО), без которых боевые возможности авианосца более чем туманны, а сам он превращается в подслеповатого слона. Полётная палуба должна обеспечить взлёт самолётов как с рамп, так и с помощью электромагнитных катапульт…

Перспективы строительства авианосцев в России

И вот тут уже не у диванных экспертов, а у тех, кто серьёзно занимается темой отечественного флота, возникли вопросы. Красивые модели из дерева и пластика, конечно, хорошо, но реальный боевой корабль — это совсем иное. Современный атомный авианосец — не просто огромный корабль, это концентрация самых передовых военно-морских технологий, многие из которых у нас на сегодняшний день просто отсутствуют.

Начнём со строительства кораблей таких размеров. Теоретически наши верфи в Санкт-Петербурге (Балтийский завод) и на Дальнем востоке (“Звезда”) имеют опыт крупнотоннажного строительства. Балтийский строил тяжёлые атомные крейсеры проекта “Орлан”, “Звезда” строит газовозы для Арктики. Но “Орланы” почти в три раза уступают по водоизмещению перспективному авианосцу, а газовозы, хотя и сравнимы по габаритам, но, фактически, являются плавающими цистернами с криогенным оборудованием. К военным технологиям это их никаким боком не приближает. Авианосец — это совершенно иная “философия” и архитектура корабля, когда на плавучем аэродроме должны быть надёжно совмещены и “срощены” системы жизнеобеспечения, авиационного обеспечения, системы защиты, живучести и традиционные корабельные системы движения, управления. То есть всё придётся строить если не с нуля, то с точки, к нему близкой. Теоретически у нас есть опыт строительства авианосных кораблей в 70–80‑х годах, венцом которых является флагман Северного флота тяжёлый авианесущий крейсер “Адмирал Кузнецов”. Но он строился в уже давно украинском Николаеве. И было это больше 40 лет назад, когда технологии строительства были своем другие.

Крейсер «Адмирал Кузнецов» | Фото: Mil.ru

Дальше — больше. Всерьёз рассматривая перспективу строительства авианосцев в России, мы тут же упираемся в отсутствие ряда ключевых технологий и элементов для строительства таких кораблей. Начнём с того, что до сих пор у нас нет собственной технологии авиационных катапульт. В конце 80-х мы занимались их созданием, но распад Союза поставил крест на этих работах. А ведь катапульта — важнейший элемент современного авианосца и целый пучок технологий. От надёжности и работоспособности катапульты зависят не только жизни лётчиков, но и успех выполнения задачи. Вышедшая из строя в ходе боевой операции даже одна из четырёх (как на американских авианосцах) катапульт на четверть снижает боевую эффективность корабля, а выход из строя двух просто сорвёт её выполнение. Сегодня на ТАВКР “Адмирал Кузнецов” роль катапульты выполняет “борода” трамплина. Но взлетать с него полноценно могут только истребители. Ударные же самолёты могут взлетать только с ограниченной бомбовой нагрузкой, а самолёты ДРЛО, без которых авианосное соединение сегодня просто слепо, с трамплина просто не взлетит.

При этом, самих отечественных палубных самолетов ДРЛО в природе просто нет, и никаких проектных работ по ним не проводится. Как нет и современных палубных ударных самолётов. Есть только спешно доделанный для Индии палубный МиГ-29К, на базе истребителя МиГ-29, чей лётный возраст давно перевалил за сорок лет.

Не менее важная проблема — базирование отечественных авианосцев. Где им базироваться? Россия не имеет своих “комфортных” по погодным условиям военных баз, кроме черноморских. Но кораблям с ядерной энергетической установкой туда путь закрыт международным договором. К тому же Чёрное море просто ловушка для таких гигантов. Ни Северный, ни Тихоокеанский флот не имеют ни одного подходящего для кораблей такого типа причала с необходимой инфраструктурой и оборудованием. Поэтому “Адмирал Кузнецов” сегодня базируется у стенки 35-го судоремонтного завода в Мурманске, где есть всё для его жизнеобеспечения.

В 80-е годы именно отсутствие береговой инфраструктуры жизнеобеспечения привело к тому, что авианесущие крейсеры проекта 1143 были списаны, не отслужив и половины нормативного срока. Они просто “выбили” свой ресурс, базируясь постоянно в море на бочках, до полного износа своих систем и механизмов.

Можно вспомнить и о проблеме подготовки экипажей для таких кораблей. Никакой отечественной “школы” авианосного флота сегодня нет. Есть лишь один экипаж “Адмирала Кузнецова”. Но перспективный авианосец почти в два раза больше и, соответственно, экипаж его тоже почти в два раза превосходит по численности “Кузнецова”. А это значит, что нужно будет строить новые военные городки, не говоря уже о береговой инфраструктуре для базирования таких гигантов в условиях крайнего Севера. А ведь таких кораблей, будь принято решение об их постройке, России нужно не менее двух.

Нужны ли нам авианосцы?

По самым скромным подсчётам программа развёртывания даже двух отечественных авианосцев обойдётся российскому военному бюджету в два триллиона рублей. И тут возникает главный вопрос — а для чего нужны нам авианосцы?

Почтовая марка с изображением тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов»

“Авианосцы — это проекция силы в удалённые от России регионы!” — слышу я чеканный ответ авианосцофилов. — “Сирия показала, что будь у нас там свой авианосец, возможно, и не пришлось бы поднимать в воздух дальние бомбардировщики”.

Но Сирия как раз показала обратное! Сирийская операция продемонстрировала, что при наличии авиабазы “Хмеймим” никакой необходимости гнать сюда с Севера авианосец (будь таковой у нас в составе флота) нет! Авиабаза отлично справлялась со всеми поставленными задачами, обеспечивая действия сухопутных войск. И удары дальней бомбардировочной авиации носили скорее учебно-тренировочный характер. Позволяли лётчикам ДА отрабатывать навыки нанесения ударов в удалённых от России регионах.

Так для чего нужны России авианосцы? Куда, в какой регион они должны “проецировать” нашу силу? Очевидно, что по периметру наших границ таких задач у нас нет, а те, которые, теоретически, могут возникнуть, вполне решаемы с помощью перебазирования авиации на угрожаемые направления. То есть радиус в 1 000 километров мы перекрываем, шага не ступив за границы страны и не отплывая от берега.

Тогда обратимся к опыту использования авианосцев стран, у которых они есть в достаточном количестве. И, в первую очередь, США. Все последние сорок лет американские авианосцы были инструментами силового подавления США и их союзниками заведомо технологически более слабых противников — таких, как Ливия, Югославия, Ирак, которым было просто нечем ответить на действия американцев у своих берегов.

Есть ли аналогичные перспективные конфликтные зоны у нас, требующие нашего отдалённого военного присутствия?

Можно предположить, что таковые могут, например, возникнуть в Латинской Америке или Африке, где сейчас Россия наращивает своё присутствие. Но насколько нам там будут нужны авианосцы? Или всё же обычных сил флота, который сейчас резко наращивает свои ударные возможности, разворачивая новые крылатые ракеты, вполне хватит вкупе с экспедиционными десантными силами?

Учитывая стоимость программы строительства авианосцев, вопрос, как минимум, дискуссионный. И аргументы сторонников создания опорных военных баз в этих регионах мне видятся куда более весомыми.

Конечно, иметь в фермерском гараже “линкольн” здорово! Но только тогда, когда там уже стоят и тракторы, и комбайны. Но не вместо тракторов и комбайнов.

Нужен ли будет России авианосный флот? В идеале — конечно, нужен! Но не раньше, чем мы модернизируем и построим полноценный традиционный океанский флот, способный защитить Россию на любом направлении. А уже потом можно задуматься и над авианосным “проецированием силы”, если деньги останутся…