
Флора и фауна
Любитель кошек
Семен Петрович был одинок и странен. Людей не любил. Особенно женщин. Видать, досталось ему от них в свое время...
Зато он нежно любил кошек.
— Ты прямо, как старая дева какая-нибудь, — подшучивал над ним друг Илья Иванович.
— Я как мужик, который накушался женской натурой по самое некуда! — отвечал Семен Петрович.
— Неужто все так плохо? — пытался вызвать его на откровенность Илья Иванович.
— Отвратительно! — ограничивался лаконичным ответом Семен Петрович. — Женщины хитрые, вероломные, неблагодарные!
То ли дело кошки. Если любят – мурчат, если недовольны – шипят, если ты болен – греют, лечат, если грустишь – пожалеют.
И не предадут тебя никогда, не променяют на другого, только за то, что у него рыба в холодильнике толще! Женщинам бы у них поучиться!
Три кошки Семена Петровича: черная Ночка, белая Снежинка и рыжая Аврорка, сидели рядком на диванчике. Слушали, как их хвалит хозяин, помуркивали, соглашались.
— И неужто ни разу жениться не хотелось? — не отставал Илья Иванович.
— А зачем?
— Ну, чтобы уют в доме, обед на плите, тепло в душе... — перечислял Илья Иванович достоинства брака.
— Так у меня и без жены все это есть. — Семен Петрович обводил рукой чистую уютную кухоньку. — Готовить умею, убираться тоже зазорным не считаю, а тепла мне и от моих кошек хватает.
Илья Иванович в чем-то другу даже завидовал. Может, и прав Петрович. Вон, сам Илья Иванович вроде и женат счастливо, но ведь без ругани все равно не обходится.
Хотя, он как Петрович не смог бы – когда только кошки рядом. Да и вообще, он из животного мира больше собак любит. Собаки – друзья, а кошки – вроде рядом, а вроде как и сами по себе. В общем, каждому свое...
*****
Одиночку заметил именно Илья Иванович. Много было в их южном городке собак, гуляющих без присмотра, но Одиночка обращал на себя внимание.
Большой, овчаристый, грозный с виду и удивительно деликатный. Он подходил к мусорным контейнерам, где делили добычу хвостатые собратья, останавливался поодаль и словно спрашивал разрешения:
«Можно ли мне, уважаемые, тоже присоединиться к вашей пирушке?»
Собратья, в основном коренастые и мелкие, приглашать Одиночку не спешили. Порыкивали, потявкивали, скалили грозно зубы, поднимали шерсть на загривках.
Одиночка не рисковал связываться, уходил, повесив голову. Илье Ивановичу его было жалко.
— Смотри, Лена, пес-то какой вежливый. Со шпаной нашей пытается договориться, только вот не получается. Боюсь, так и помрет с голодухи, — однажды сказал он своей благоверной.
— Не помрет. А деликатность на улице – дело лишнее. Ничего, привыкнет со временем, еще царем у этих дворняжек сделается, — Елена Викторовна не прониклась сочувствием к Одиночке.
Но время шло, а Одиночка так и оставался вежливым и голодным...
И однажды Илья Иванович не выдержал – вынес из дома угощение для пса. Все, что смог собрать: колбасные хвостики, пару костей из супа, кусок заветрившегося сыра.
— Одиночка, иди сюда, угощу, — позвал он пса, который с надеждой сидел недалеко от мусорного контейнера.
Пес понял, встрепенулся, подошел. Остановился в паре шагов от Ильи Ивановича.
— Да ты же дед уже! Такой, как я, если не старше, — Илья Иванович впервые видел Одиночку так близко. — Нос, вон, совсем седой.
Ох, беда... Какая же морда тебя на улицу выставила?! Ты же явно домашним был. Слишком уж воспитанный, да и породистый, похоже.
Одиночка, естественно, не ответил, только хвост заходил из стороны в сторону, когда Илья Иванович развязал перед ним мешок с угощением.
— Ешь давай, — велел он псу. — А я думать буду, что с тобой дальше делать. На улице тебя оставить мне совесть не позволит. Сгинешь...
Домой тебя взять не позволит жена. Слушай, а с кошками ты как? Жрешь или дружишь? А то есть у меня друг – любитель живой природы. Пойдем, может, к нему попросимся?
Одиночка не протестовал. Сидел перед опустевшим пакетом и ждал. Илья Иванович нащупал на его шее старый вытертый ошейник, выругался:
— Вот паразиты! Точно домашний пес. Состарился значит, и выгнали? Тьфу! Нелюди.
Потом вздохнул, похлопал себя по бедру рукой:
— Пошли, ты парень умный, без поводка обойдемся. Тем более, что и нету его.
Одиночка встал и послушно потрусил рядом с Ильей Ивановичем...
*****
— Да ты сдурел, что ли, Илья! — Семен Петрович смотрел на большого седого пса, тихонько сидевшего в прихожей. — Он же моих девок сожрет и не подавится!
— А может, не сожрет. Очень он деликатный мужчина, — защищал Одиночку Илья Иванович. — Наши мелкие бобики уж как у мусорки на него ругались, а он на них даже не рыкнул. Воспитанный пес.
— Нет! — уперся Семен Петрович. — Не дам на кошках эксперименты ставить!
— Можно подумать, они тебя спрашивать будут, — неожиданно заулыбался Илья Иванович, глядя куда-то за спину друга.
Семен Петрович обернулся: черная Ночка, белая Снежинка и рыжая Аврорка рядком сидели в прихожей и с любопытством изучали большого лохматого гостя.
Одиночка вел себя вполне пристойно. Тихонько постукивал хвостом, разглядывая кошачье разноцветье.
— С огнем играете, девки! — ужаснулся Семен Петрович. — Шли бы вы отсюда. Пес большой, зубастый. Один щелчок челюстями и останется от вас мокрое место.
— Да тихо ты, паникер, — прошептал Илья Иванович. — Нравится, похоже, Одиночка твоим девушкам.
И правда. Ночка первой подошла к большой собачьей лапе, потянулась к кожаному черному носу своим розовым. Семен Петрович зажмурился: вот сейчас как проснутся у пса инстинкты – и хана!
— Ой, не могу! — сдавленное хихиканье Ильи Ивановича заставило Семена Петровича приоткрыть один глаз.
Одиночка облизывал черную Ночкину шерстку. Та не противилась, крутилась, подставляла то один бочок, то другой. А к Одиночке на помывку уже спешили Снежинка и Аврорка.
— Ладно, оставляй своего пса! — проворчал Семен Петрович. — Раз уж мои девицы его одобрили, то и я гнать не стану. Ты только мне объясни, чем кормить-то его? Сколько гулять? Какую амуницию купить? А то не собачник я вовсе.
— Это я тебе помогу! — заверил Илья Иванович. — Всегда собаку хотел, да только Ленка моя против. Будет у нас Одиночка общим псом.
*****
— Куда это ты опять собрался? — Елена Викторовна заступила путь к выходу из квартиры.
— Так, к Семену же! — возмутился Илья Иванович. — Я же тебе говорил.
— Чегой-то ты зачастил к Семену своему! Чую – нечисто здесь дело. Он мужик одинокий. Колись, чем вы там занимаетесь?!
— Так собаку я ему привел, помнишь, ту самую, которую тебе у мусорки показывал – интеллигентную? Ты еще тогда сказала, что улица его жить научит! Одиночку. Помнишь? Помочь человеку надо.
— Не помню я никаких собак, — нахмурилась Елена Викторовна. — А вот ведешь ты себя подозрительно. Смотри, чего узнаю, пойдешь навсегда к Семену своему жить!
— Да ну совсем сдурела баба! — возмутился Илья Иванович. — Я тебе чего, мальчишка, чтобы врать!
Обиделся, даже дверью хлопнул. Ишь, жена, сто лет не ревновала, а тут накатило.
— Ты представляешь, она меня из дома выставить даже грозилась, — чуть позже жаловался Илья Иванович, когда они вместе с Семеном Петровичем и псом шли по улице.
— Странные существа женщины, я же тебе говорю, — поддакивал Семен Петрович. — Вот потому и не женился я.
— Так почему?! — потребовал Илья Иванович. — Ты давай, Петрович, рассказывай. А то даже нехорошо как-то: я тут перед тобой всю душу нараспашку, а ты молчок.
— Да нечего рассказывать. Все банально. Поздно меня угораздило влюбиться, почти в сорок лет. Да так угораздило, что аж страшно. Жизни без нее не представлял. Она тоже говорила, что любит. Переехала ко мне вместе с кошкой. Вот оно счастье неземное – размечтался я. Да зря!
Встретила другого: денег у него больше, квартира лучше, опять же перспективы. И все. Любовь ко мне у нее прошла:
«Ухожу, — говорит, — кошку тебе оставляю. У моего будущего мужа на кошек аллергия». Сказала и ушла. Как я это предательство пережил – не знаю! Я-то дышал ею, жил ради нее. А тут...
Только кошка меня и вытащила из этой пучины отчаянья. Отогрела, душу вылечила, спасла.
Очухался. Квартиру продал, в городок ваш переехал, работу нашел. Вот только с женщинами больше дела иметь не желаю. А кошки...
Ночка была первой, она у меня старушка уже почти двадцать лет ей. Потом откуда-то Снежинку в зубах притащила: мелкую, грязную, тощую. А Аврору мы с ней во дворе под лавочкой нашли. Вот и вся история...
Я же и Одиночку нашего приютить решился, именно потому, что Ночка его с порога одобрила. Да и он ее полюбил, впрочем, как и остальных девок.
Вылизывает их, в миске своей шуровать позволяет, а уж спят они днем исключительно на нем да вокруг него. Странный пес – кошек обожает.
— Действительно. Вот с сородичами у него не клеилось, — согласился Илья Иванович. — Я знаешь, что думаю, Петрович, дело здесь не в мужчинах и женщинах, кошках или собаках.
Дело в другом: у любого вида есть хорошие особи, а есть дрянные. Тебе вот с женщинами не повезло, Одиночке с собаками. Плохими они были.
А кошки у тебя замечательными оказались. Вот и все.
Ты на женщинах тоже крест не ставь. Есть и среди них достойные...
*****
«Ну я, и правда, дурная! — думала Елена Викторовна. Она шла чуть позади двух мужчин и большого седого пса. — На старости лет приревновала! Сама же Илье собаку в свое время запретила заводить, вот он теперь с чужой и гуляет!
Эх, язык мой без костей. Такое иногда ляпну, прямо стыдно становится.
Добрее, все же, надо быть. А может, Семена со своей подружкой Натальей познакомить? А что? Она тоже до животных сама не своя. Хорошее дело сделаю».
— Ну куда бежите-то? — окликнула она. — Не догнать вас. Запыхалась вся...
Мужчины и пес обернулись.
— Ты чего здесь, Лена? — неловко спросил Илья Иванович.
— Чего, чего? Гуляю! Хорошая мысль мне в голову на свежем воздухе пришла, — сообщила Елена Викторовна. — Вот ты, Семен, мужик положительный, аккуратный, животных любишь, а все бирюком живешь. Непорядок.
У меня подружка есть... Да ты не отмахивайся сразу-то. Подружку мою как будто для тебя по заказу делали!
Тихая, симпатичная, хозяйственная, кошек-собак любит аж до безумия! Давай познакомлю? Будете с ней вдвоем пса на прогулки водить, а то мне мой благоверный иногда дома нужен.
— Ну что ты сводничаешь... — встрял было Илья Иванович.
— А ты помолчи, — велела Елена Викторовна. — И ты, Семен, пока помолчи. Дома все обдумай как следует, а потом уж и ответ дашь.
Попытка-то, она же не пытка: в загс бежать никто не заставляет. А вдруг понравитесь друг другу!
Сказала и, не дав Семену отказаться, быстренько подхватила мужа под руку и поспешила к дому...
— Сватают нас, Одиночка, — улыбнулся псу Семен Петрович. — Ладно, пойдем, дома подумаем, с девчонками посоветуемся.
Пес махнул хвостом и послушно пошел рядом. Дома их ждали три разноцветные кошки.
«Может, и правда, рискнуть? — задумался Семен Петрович. — Меня же жениться никто не заставляет... А то пес в доме есть, три замечательные кошки имеются. Человека своего только пока нет.
Вдруг повезет: окажется эта Наталья хорошей женщиной. Не женой, так другом, может, станет. Наверное, соглашусь…»
Он и правда согласился. После первой неловкой встречи подружились они с Натальей. Полгода уже дружат. Ни разу за это время не пожалел Семен Петрович, что согласился на предложение Елены Викторовны.
Кошкам и Одиночке Наталья тоже понравилась. Очаровала она их добротой и, чего уж греха таить, вкуснотой. А дальше? Может, будет и дальше. Но это уже совсем другая история...
Автор - Алёна Слюсаренко. Источник.
Еще одна тайна Ивы, или почему на Руси ее считали священной
Когда весна только-только пробуждается, и солнце ещё не решилось стать по-настоящему тёплым, появляются они — пушистые, серебристые, словно крошечные котята на ветвях. Это ива. Или, как привыкли говорить на Руси, верба. Кажется, что ничего особенно волшебного в этом деревце нет, пока не копнёшь поглубже. А там — и библейские легенды, и целебные свойства, и загадочная судьба дерева, которое стало символом воскрешения.
Верба как палестинская пальма.
Вы наверняка слышали про Вербное воскресенье — один из самых тёплых и нежных праздников весны. Он отмечается за неделю до Пасхи и символизирует вход Иисуса Христа в Иерусалим. Согласно Евангелию, народ встречал его как царя, устилая путь пальмовыми ветвями. Но пальмы в северной Европе не растут — даже в самых благочестивых семьях на подоконниках. Что же делать?
Решение нашлось быстро: ива расцветает одной из первых, ещё до распускания листьев, и её пушистые соцветия стали прекрасной заменой пальмовым ветвям. Так Sálix acutifolia, ива остролистная, вошла в религиозный обиход, стала символом праздника, и с тех пор никто особо не вспоминает, что у нас тут пальмы не водятся.
Лекарь в коре и строитель в ветвях.
Но не только церковные традиции прославили вербу. Её молодые побеги веками использовали для плетения корзин, рыболовных снастей и даже мебели. Гибкие, прочные, послушные, они заменяли пластик задолго до его изобретения.
А кора ивы — это уже почти аптека. В ней содержится салицин, вещество, которое в XIX веке вдохновило химиков на создание… аспирина. Представьте себе: в каждом вербном букетике кроется малюсенький намёк на обезболивающее мирового значения.
Кроме того, ива — отличный медонос и естественный борец с эрозией: она укрепляет берега рек и оврагов, предотвращая вымывание почвы. Природный инженер, да и только.
Легенды на ветру.
Почему же верба стала такой значимой? Возможно, потому, что цветёт первой. Возможно, потому, что живёт у воды, олицетворяя переход и обновление. А может быть, потому, что её серёжки-почечки на фоне тающего снега и чёрных веток выглядят как настоящее чудо: тепло вернулось.
В народных сказаниях вербу наделяли силой отводить беду, отгонять злых духов, даже лечить бесплодие. Считалось, что если вербной веточкой слегка постучать кого-то по плечу, здоровье прибавится. Дети воспринимали праздник всерьёз: на базарах покупали не только игрушки и сладости, но и обрядовые ветки, украшенные бумажными ангелами или бантиками. Эти букеты хранили в доме весь год — на удачу.
Не ломай ивушку.
Сегодня, когда живое растение стало чуть ли не расходным материалом, верба страдает особенно. Её обламывают сотнями и тысячами ради нескольких дней весенней красоты. Но зачем калечить дерево, если можно просто полюбоваться? Настоящее прикосновение к природе — в уважении, а не в обладании.
Ива — это не просто дерево. Это память о древних ритуалах, напоминание о связи с землёй и первый знак жизни после зимы. В ней нет пышности магнолии или экзотики сакуры. Но разве можно забыть тот день, когда вы впервые увидели, как серебристые серёжки дрожат на ветру?
В следующую весну — не рвите вербу. Просто найдите её в лесу. Постоите рядом. Послушаете, как шелестит.
Суперсуккуленты: Как растения стали мастерами маскировки
Представьте себе место, где дождь — гость редкий, почва — сплошной песок и камень, а воздух — сух, как старый пергамент. Ни тенёчка, ни ручейка, ни капли жалости. Что тут делать растению? Умереть? Или… стать суперсуккулентом.
Сегодня мы расскажем о существах, которые не просто переживают засуху, а чувствуют себя в ней как рыба в воде. И зовут их — аизовые, или, если по-простому, живые камни.
Маскировка от жизни.
Они выглядят, как камни. Иногда — как кусочки кварца, гранита или гальки. Настолько убедительно, что легко наступить. Цветочки растут будто из самого булыжника. Всё потому, что эти растения — чемпионы по мимикрии. Среди ботаников они известны как Lithops, Conophytum, Argyroderma, Titanopsis и ещё добрый десяток других родов. Все они — мастера выживания и дети бескомпромиссной Эволюции.
Обитают они в Южной Африке, особенно плотно — в пустыне Карру. Это не пустыня в привычном смысле: здесь дожди не идут, а туман становится главным источником влаги. Поверхность почвы — раскалённая печка. Условия, от которых другие растения испаряются навсегда.
Уроки выживания от кактусов будущего.
Чтобы выжить в аду Карру, аизовым пришлось выкинуть всё лишнее. Эволюция прошлась по ним, как безжалостный редактор:
«Стебель? Зачем он? Укорачиваем!»
«Листья? Только в виде сочных пар!»
«Размер? Чем меньше — тем меньше испарения!»
Так появились миниатюрные шарики или копеечные «глыбы» с верхушками, выглядывающими из земли. Что особенно удивительно — вся фотосинтезирующая ткань находится внизу, а сверху — полупрозрачное «окно». Сквозь это окно свет проникает к хлорофиллу, не обжигая его, как лазер. А ткани внутри рассеивают свет, словно линзы в подводной фотокамере.
Кто ищет — тот не найдёт.
Аизовые настолько сливаются с окружением, что даже травоядным не под силу их отличить от камней. Именно в этом их главное преимущество: никакие колючки не нужны, если тебя не видят. Но стоит пойти дождю или сгуститься туману — и начинается чудо. За один-два дня растение выпускает целую сеть корней, всасывая влагу как жаждущий путник.
А дальше — цветы. Яркие, как вспышка. Белые, жёлтые, пурпурные — на фоне серых «камушков» они смотрятся, как залпы фейерверка. Цветут эти скромники чаще всего вечером — когда жара спадает, а аромат может привлечь насекомых-опылителей.
Секретная тактика семян.
И с размножением у них свой стиль. Семена у аизовых мельчайшие, почти пыль. Их не заметишь, пока не наступишь. А коробочки — особые. При намокании они распахиваются, как зонтик, и разбрасывают семена. Пошёл дождь — пошла и рассылка новой жизни.
Стоит ли заводить дома?
Конечно, стоит. Только помните: суперсуккуленты не любят сюсюканий. Им нужен солнечный подоконник, редкий полив и максимальное спокойствие. Их не нужно «опрыскивать любовью» каждый день. Но если вы вырастите литопс или конофитум, и он расцветёт — это будет по-настоящему редкий момент. Почти как аплодисменты в пустыне.
Вот такие они — растения-невидимки, выживальщики без единого шипа. Природные инженеры, которые переписали инструкции к жизни заново.
Шлюмбергера: Кактус с характером и приветом из Бразилии
Когда на подоконнике вдруг загорается фейерверк цветов посреди зимней серости — это не глюк и не подарок от Мороза. Это декабрист, он же шлюмбергера, он же самый капризный из всех домашних кактусов. Цветёт, когда прочие растения впадают в спячку, требует к себе внимания, как оранжерея в миниатюре, и не терпит пренебрежения. Мы знакомим вас с кактусом, который плевать хотел на пустыню, но влюбляет в себя с первого взгляда.
Кактус из дождевого леса.
Шлюмбергера родом не из пустыни, как большинство её колючих родственников, а из влажных тропических лесов Бразилии. Там она не ползает по песку, а живёт на деревьях — эпифит. Вместо того чтобы копать землю, она свешивается с веток, впитывая влагу из воздуха, и ждёт сезонных ливней. Условия явно не для слабонервных, но зато как красиво!
Кстати, имя шлюмбергера получила не в честь декабристов и вовсе не за любовь к декабрю. Название растению дал ботаник Шарль Лемер в честь Фредерика Шлюмбергера — французского коллекционера кактусов, чей вклад в ботанику мы вспоминаем каждый раз, когда поливаем "шлюмбика".
Цветёт, когда не ждёшь.
Цветение шлюмбергеры — это праздник вне графика. Оно начинается в ноябре или декабре, когда у всех остальных кактусов унылый сезон сна. Цветы бывают белыми, розовыми, лососёвыми, фиолетовыми, алыми — целая палитра рождественской экзотики. А если ухаживать особенно хорошо, может выдать "дополнительный концерт" весной.
Но не всё так просто. Шлюмбергера не любит прямое солнце. Она предпочитает рассеянный свет, как под листвой дерева в родной Бразилии. Полив — регулярный, но без фанатизма: переувлажнение легко приведёт к гниению корней. А ещё она обожает влажный воздух. Не зря тропическое прошлое даёт о себе знать.
Не так уж и сложно, если понять логику.
Шлюмбергера предъявляет вполне внятные требования:
не ставить на южные окна (обожжётся),
не переливать (загниёт),
не пересаживать в огромный горшок (корни маленькие),
подкармливать только с марта по август (всё остальное время она отдыхает),
поливать аккуратно, особенно зимой.
Почва должна быть рыхлой и воздушной — идеально подойдёт смесь листового перегноя, песка и мелкой коры. Отдельные энтузиасты выращивают шлюмбергеру на блоках из коры или даже прикрепляют к дереву — как в дикой природе. Но и в горшке ей вполне уютно, если не забывать о её предпочтениях.
Размножение? Легче некуда.
Декабрист размножается, как будто специально, чтобы вы дарили его друзьям. Отломите сегмент стебля, подсушите сутки и воткните в землю — корни не заставят себя ждать. Иногда на стеблях появляются воздушные корешки — такие сегменты укореняются особенно быстро.
Цветок умеет благодарить: ухоженный куст рассыпает яркие цветы по всем своим "плечикам", а некоторые экземпляры, особенно при коротком световом дне, умудряются цвести дважды в год.
Болезни и предсказания.
Кактус может заболеть — особенно если переусердствовать с поливом или оставить на сквозняке. Лечится просто: сухой грунт, срез гнилых участков, и дальше всё будет хорошо. Но особенно интересно не это.
Существует поверье, что шлюмбергера — растение-примета:
зацвела в декабре — к семейному согласию;
расцвела неожиданно летом — ждите гостя (или пополнения в доме);
не цветёт вообще — проверьте, не обидели ли вы её на солнце.
Шлюмбергера — не просто зелёное пятно на подоконнике. Это кактус-артист с тропическим прошлым, тёплым нравом и завидной работоспособностью. Да, он капризен. Но кто из нас в декабре не хочет немного внимания, тепла и заботы?
Пилея пеперомиевидная - Блины на подоконнике!
Если вдруг захотелось Масленицы в июне — не беда. Солнце печёт, деревья цветут, а у некоторых и дома на подоконнике лежат... самые настоящие блины. Нет, не с творогом и не с икрой — с хлорофиллом. Знакомьтесь: пилея пеперомиевидная (Pilea peperomioides), она же «блинное растение», она же «китайская монета», она же зелёная и весёлая спутница всех, кто мечтает украсить дом чем-то простым, но с характером.
Монета из листьев.
Свои почти идеальные круглые листья пилея не складывает в кошелёк — наоборот, выставляет напоказ. Каждый листик сидит на длинном черешке, как солнечный зонт на пляже, и держится так, будто позирует на фотосессии. Причём не зря: благодаря этой форме её и прозвали «блинной» и «монетной». И правда — лепёшки! Только не румяные, а зелёные, с лёгким восковым блеском и абсолютно гладкой поверхностью. Как будто кто-то приручил солнечный зайчик, посадил его в горшок и дал задание: радовать глаз, но не выносить лишнего.
Родом с восточных скал.
Растение это родилось в Китае, в провинции Юньнань, где обитало в тенистых горных лесах. Там оно жило себе спокойно, пока в XX веке не стало объектом обожания у местных жителей, а потом и у всего остального мира. Сейчас пилея — любимец цветоводов по обе стороны земного шара. А вот в дикой природе — редкость: либо леса поредели, либо пилею слишком активно забирали домой.
Комнатный минимализм.
Главный секрет успеха пилеи в её характере: она как друг, который всегда в хорошем настроении и не просит ничего взамен. Достаточно рассеянного света, лёгкой земли и полива раз в пару дней. Если вдруг вы забыли про неё на денёк-другой — не обидится. Потерпит. А вот заливать не стоит: лишняя вода портит ей настроение и корни.
Интересно, что по семейным связям эта блинообразная леди приходится родственницей... крапиве. Да-да, той самой, что жгла нам ноги в детстве. Они обе входят в семейство крапивные (Urticaceae), но, к счастью, пилея унаследовала от семейства лишь выносливость, а не характер.
Цветы, которые не хотят славы.
Цветёт пилея редко, скромно и не для публики. Соцветия появляются в пазухах листьев, держатся не дольше пары недель и выглядят так, будто растение просто зевнуло. Цветы мелкие, невзрачные, без аромата и шоу. Зато после цветения появляются крохотные плодики-коробочки — как напоминание, что жизнь идёт, даже если никто не хлопает.
Не блинами едиными.
Пилея пеперомиевидная — не единственный представитель рода Pilea. Всего в нём более 600 видов, и многие из них выглядят совсем не так: пёстрые, ворсистые, резные. Но именно «блинная» пилея покорила сердца — за свою простоту, дружелюбие и круглые листочки, будто вырезанные циркулем.
Антуриум — счастье с хвостиком
Что такое мужское счастье? Кто-то скажет — спокойствие, кто-то — пульт от телевизора без конкуренции. Но мы знаем: счастье можно вырастить в горшке. Знакомьтесь — антуриум (Anthurium), ботанический символ мужской энергии, бесстыдных метафор и упрямого тропического характера.
В джунглях мужики цвели не хуже.
Антуриум — дитя тропиков Центральной и Южной Америки. В дикой природе он любит жить в тени деревьев, повиснув на их стволах как заправский эпифит. Среди представителей рода встречаются и лианы, и кустики, и даже низкорослые древовидные формы, но суть у них одна: карабкаться к свету и не терять лицо даже под тропическим ливнем. Некоторые виды даже завели себе муравьёв — полезных соседей, которые охраняют корни и ухаживают за растением в обмен на укромное жильё.
Почему “мужское счастье”?
Нет, антуриум не помогает найти вторую половинку, получить прибавку к зарплате или наконец-то разобраться с сантехникой. Прозвище “мужское счастье” родилось исключительно из-за его анатомической откровенности: цветок формируется в виде плотного початка, выглядывающего из яркого покрывала. Видели? Теперь не развидите. И хотя легенд о нём никто не складывал, народная фантазия быстро сделала своё дело. Отсюда и пошли рассказы про “особую энергетику” антуриума, якобы благоприятную для представителей сильного пола.
Цветок-хвост: всё по науке.
Название рода происходит от греческих слов anthos (цветок) и oura (хвост). Всё честно: “цветок-хвост” и есть. Початок — настоящая точка притяжения внимания. А когда цветение заканчивается, на его месте появляются блестящие ягодки, которые с радостью поедаются тропическими птицами и разносятся по джунглям. Так антуриум покоряет континент, не утруждая себя логистикой.
Друг красивый, но с характером.
В домашнем виде антуриум не теряет царской стати, но требует условий, близких к тропикам. Он терпеть не может сухой воздух, не прощает переливов и сразу мстит листопадом. Солнце любит, но только в рассеянном виде. Цветёт долго, но не сразу — сначала приглядывается к хозяину. А уж если вы прошли проверку — одарит цветками-стрелами и станет живым украшением подоконника.
Ну и кто теперь скажет, что счастья не бывает?
Вырастить антуриум — значит приручить кусочек тропического леса. Пусть он и капризен, зато честен: ухаживаешь с душой — получаешь цветение, как награду. А ещё — возможность блеснуть перед гостями редким экземпляром, о котором знают далеко не все.
Мы продолжим охоту за зелёными чудесами. А вы пока проверьте — не скучает ли на вашем подоконнике тот самый “цветок-хвост”.