Сообщество фантастов

Однако, отойдя всего на пару километров от главной улицы, я поняла, природа взяла своё, деревья росли буквально везде, они громоздились на руинах старых многоэтажек, цеплялись корнями за крыши небоскрёбов, и чувствуя своё превосходство с вызовом прорастали выше и выше. Выглядело пугающе и в тоже время завораживало своей мощью. Даже небольшие порывы ветра создавали свой ансамбль, это было похоже на голос леса, который уводил тебя и предостерегал от желания войти в него.

Прошло уже много лет, я здесь живу, я вписалась в новые условия своего существования, а тогда в свои 35 лет мой рост был 160см, среди местных я считалась мутантом, переростком, в первое время меня все опасались, но уже прошло 18 лет , и я приблизилась к местным нормам, сейчас я как все 142 см.

Почему это произошло спрашиваете вы? Всё просто, как я и говорила Земля сделала всё чтобы очиститься, облегчиться...

В какой то момент перенаселение нашей планеты достигло своей точки отправления, тогда всё и началось. Никто точно не может сказать, в чем была истинная причина и никто до сих пор не знает как это изменить. Сейчас, это неизбежно.

Мой один год в прежней жизни длился 365 дней, сейчас, 365 дней это 6 лет. Сутки стали короче в 6 раз. Ночь длится 2 часа, день соответственно тоже 2 часа. Изменения стали неизбежны. Постепенно человечество стало мельчать И терять свои навыки.

Я становлюсь такой же, моя память меня подводит, скоро я всё забуду, я буду белым листом, без возможности внести новую запись...

Продолжение следует...

— Замётано. Будем использовать тебя в качестве перевалочного транспорта, — быстро решаю я.

— Как это? — кривится Пиф. — Тяжести таскать? У меня подлопаточная грыжа.

— Будешь ездовым ослом. Как это смешно ни звучит. Твоя задача — возить принцессу и не отставать от меня.

— А в тебе сколько будет бутов? — Пиф, вживаясь в роль ездового осла, с сомнением оценивает субтильную фигуру принцессы на вес.

— Двадцать три мута.

— Я согласен. — Сразу же веселеет Пиф. — Мут это не бут...

Быстро свернув бивак, мы выдвигаемся в Уникорнию. Впереди я на бравом коне, следом принцесса на осле. И что-то мне эта эпическая картина напоминает. Только вот что? Нечто настолько давно прочитанное, что ныне надёжно забытое...

Мои сапоги, как всегда, радуются конной прогулке и распевают песни, только репертуар в связи с присутствием принцессы кардинально меняется — что-то там про ясноглазую красотку, что сидит у оконца и ждёт суженного да ряженного, который спутался на чужбине...

Пиф показательно изнемогает под легковесной принцессой. Дариада же что-то напряжённо обдумывает, не замечая страданий своего «скакуна».

— А я предлагал... — бурчит Пиф.

— Что предлагал? — Путь долог, вокруг лишь дикий лес и унылая дорога, и от нечего делать я вступаю в диалог с недовольным ездовым ослом.

— Предлагал не завтракать.

— А-а-а. Что, ноша непомерная? — ухмыляюсь я.

— Какая-какая ноша? — Сразу же вынырнув из тайн женских грёз, сурово смотрит на меня принцесса.

— У Пифа спроси, — ловко перевожу грозное внимание Дариады на осла.

— А чё я? Я ни чё, — юлит хитрый Пиф. — Иду, тружусь, пока все прохлаждаются. Но завтрак могли бы и пропустить.

— Так может нам ещё и не обедать? — ехидничаю я.

— Так вы ещё и обедать собрались?! — начинает искренне возмущаться сварливый осёл. — Достаточно и одного ужина. Переедание вредно как для организма носимого, так и для остеохондроза носителя...

Так, периодически вступая в перепалки с ездовым ослом, мы дружной компанией продвигались к цели.

— Всё. Я устал. Давайте передохнём. — Окончательно выбивается из сил Пиф.

Что, впрочем, неудивительно — лес неожиданно закончился, и мы теперь двигаемся по круто уходящей вверх каменистой тропе. Я думаю, и мой Сивый не прочь напроситься на привал, только способностью говорить его природа обделила. А судьба не свела с умным богословом.

— Согласен. Можно и передохнуть, перекусить...

— Что-о?! — Тут же взбрыкивает вздорный осёл. — Идём дальше, я ещё полон сил и энергии!

— Привал. — Неумолимо ставлю точку в начавшейся было перепалке.

Принцесса спешившись незаметно исчезает за ближайшей каменной грудой. И я, пользуясь случаем, также отхожу в сторону.

— Эй-эй! Поаккуратней! — кричат сапоги, — Нас не забрызгай!

— Не переживайте, я снайпер...

Когда возвращаюсь, Пиф лежит на боку и показательно тяжело дышит. Видимо, надеясь на чувство сострадания и переход принцессы на праноедение. Напрасные старания!

Я достаю из поклажи продукты и понимаю, что не стоит слишком уж затягивать путешествие по пустынным и диким местам. Трактир на перевале нам бы совсем не помешал.

— Эй, а она не слишком ли задерживается? — Наконец до меня доходит ставшее подозрительно долгим отсутствие принцессы.

По смыслу своего положения принцессы как бы и не нуждаются в слишком уж продолжительной уединённости. Пиф поднимает голову, профессионально прислушивается.

— Ничего не слышу.

— Пиф, со мной. Сивый, охраняй бивак, — командую я и направляюсь по следу пропавшей.

Иду... Иду... Только камни во всём их диком разнообразии кругом, и ни малейшего намёка на принцессу.

— Пиф, что с акустикой?

— Ничего не слышу. Только ветер завывает.

Проклятье! Я оглядываюсь. Куда она могла подеваться? Слева и справа уходящие ввысь скалы, на которые без надлежащего снаряжения не залезть. Как бы ловко принцесса не умела взбираться по этажам дворца. Это какой-то просто злоедучий холодец!

Наконец появились оперативники. Пружинистой походкой прошли прямо сквозь голограмму и остановились в паре шагов от меня. В две пары глаз последовательно оглядели с ног до головы, и старший приглашающим кивком приказал следовать за собой. Лифтовая кабина бесшумно ухнула вглубь земли, и пока я двигал челюстями, пытаясь побороть заложенность в ушах, оперативники вполголоса болтали между собой.

— Слышал последнее выступление? Из верфей вышло два межзвездных крейсера, готовим вторжение на Плутон. Остаётся совсем немного...

— Да, давно пора перестать прогибаться перед узкоглазыми...

— И кто бы мог подумать какие-то лет сто назад, что они так стремительно попрут?

— Это всё государственная политика на повсеместное образование. Если с малолетства заставлять учиться, результат не заставит себя долго ждать...

Мягкий толчок свернул беседу и уведомил нас о прибытии. Белоснежные коридоры со специфическим запахом больницы привычно распахнули свои объятия. Два словоохотливых сопровождающих сдали меня внутренней охране, а сами благополучно вознеслись обратно на поверхность. Под присмотром новых соглядатаев я быстро разделся, дал себя тщательно осмотреть и, накинув специальный полупрозрачный балахон, прошел в небольшую кабинку — запросто прозванную в народе исповедальней. Субтильного вида, на контрасте с мордастыми оперативниками, очкарик в белом халатике на голое тело привычно опутал меня цветными проводами, водрузил на голову громоздкий шлем, в народе запросто прозванный — энцефалосридер, и по карточке-опроснику начал быстро задавать стандартные вопросы. Я отвечал, не особо напрягаясь — с технической стороны эти приборы уже давно устарели и вполне поддавались манипуляциям.

Когда подготовительные процедуры были окончены, меня, всё также в сопровождении местных бугаёв, повели к рабочему месту. Минуя бесконечную череду дверей, на каждой из которых стояли хитроумные считыватели функциональной благонадёжности и сканеры пороговой активности неокортекса, наконец, ввели в святая-святых государства — «Белый Зиккурат».

Огромную комнату практически полностью занимал единственный объект — громоздкий белый саркофаг, который оставлял свободным не больше четверти пространства. Внутри капсулы на потоках воздуха парило плохо видимое сквозь помутневший пластик тело. Присоединившиеся перед входом в зал ещё пятеро оперативников плотно обступили меня со всех сторон. Двое врачей и трое техников сосредоточенно колдовали возле стены за небольшим пультом со множеством цветных экранов. Все благоговейно молчали. Мы ждали...

Наконец дверь с противоположной стороны тихо отъехала в сторону, и появились двое мужчин в строгих чёрных деловых костюмах. Подойдя к пульту управления и, грубо отодвинув техников в сторону, одновременно вставили ключи, синхронно повернули. Раздался тихий свист, и с хлюпающим звуком полупрозрачная крышка саркофага отскочила в сторону, явив на свет обнажённое сморщенное от старости скелетообразное тело — передо мной предстал сам Вечный. Резкий запах разложения мгновенно распространился по всему помещению. Привычно захлопнул было взбрыкнувшее сознание, не позволяя чутким сканерам считать все сокровенные тайны моего мозга. Окружающие, надо отдать им должное, профессионально сохранили восхищенно-почтительные выражения лиц. И я с усилием зацементировал на своём точно такое же.

Выглядел Вечный в сравнении с лубочной голограммой приотвратно: кожа, цветом напоминавшая пожухлую траву, висела на костях, подобно обветшалому тряпью; чётко проступающий рельеф скелета не оставил бы загадок и для двоечника остеолога, при этом погрузив в беспросветный тупик его коллегу по цеху — профессора миологии. Клубок из трубок и провода со множеством датчиков плотно опутывали бездвижное тело, привнося в облик Вечного некий элемент сюрреалистичности. По многочисленным катетерам, вставленным как во все естественные отверстия, так и в несколько дополнительно пробитых, закачивалась очищенная артериальная кровь, выводилась иссиня-чёрная венозная, какие-то физиологические растворы, неприглядные отходы жизнедеятельности и прочая медицинская муть. Насколько я знал, из внутренних органов у Вечного практически ничего не оставалось — кажется, только последняя из когда-то пересаженных почек и метров пять собственных кишок. Голову правителя не было видно — сфера сознания, подключенная к главному серверу, полностью её скрывала. Поэтому было сложно сказать, насколько достоверно увиденное на голограмме начавшееся лёгкое облысение.

Тщательно осмотрев тело, врачи отошли к мониторам контроля:

— Приступайте, сегодня он в прекрасном расположении духа.

И я начал своё еженедельное действо — поддерживающий массаж тела, в котором ещё теплилась какая-никакая жизнь. Отрабатывая зарплату, привычно гасил малейшие проблески отвращения — в моём пятне сознания должны присутствовать только неподдельное восхищение и безудержная радость за оказанное доверие. Повезло ещё, что мониторинг мыслей рядовых граждан не был повсюду тотальным — просто-напросто не хватало нужной аппаратуры, чтобы перекрывать все зоны свободного доступа. Я, наверное, не смог бы с должной интенсивностью перманентно контролировать своё ментальное пространство. Привычно проходя по сухой, как бумага, коже старался не сильно надавливать, опасаясь за целостность последних сохранившихся лоскутов. Массажное масло, специально разработанное для сохранения естественной влажности и эластичности эпидермиса, неприятно раздражало кожу рук.

Причину сохранения тела в таком состоянии, мне объяснили ещё в самом начале трудовой деятельности. Что-то связанное с функционированием живого мозга. Все эксперименты по переносу сознания в чисто электронный формат закончились провалом. Никто из сотни "добровольцев" не смог актуализировать хоть какое-то подобие человеческого строя мыслей при полном переходе на машинный носитель. Итогом экспериментов стало решение о содержании бренных останков с поддержанием в них самых необходимых жизненных функций.

Неожиданно меня грубо оттолкнули. Подскочил один из врачей и с усилием вогнал в немощное тело трубку дренажа. Что-то интенсивно забулькало, и прямо на белоснежный пол потекла вонючая зелёная жижа. Амбре вокруг стало невыносимо.

— Достаточно. — Меня взяли в плотное кольцо, не дав закончить массаж ног.

Правда, остававшиеся обрубки ногами назывались более по привычке — культяпка по колено от правой и левый пенёк с торчащим куском почерневшей бедренной кости в привычном понимании оными уже не являлись, по крайней мере лет этак сорок.

— Просим проследовать на выход. За прерванный сеанс заплатят в полном размере по тарифу. — Суета вокруг саркофага нарастала и пятеро оперативников быстро вывели меня из "зиккурата".

Только, по-моему, срочность эвакуации была продиктована не столько их служебным рвением, сколько заполнившей помещение непереносимой вонью. Я успел уловить в глазах одного из остававшихся техников, проводившего нас взглядом, вселенскую тоску. Но стоит отдать должное закалке — восторженное выражение на лице он сохранил безупречно и, как я подозреваю, все мысленные словеса в адрес Вечного так же. Пока преодолевали дверь за дверью в обратном порядке, оперативники восстанавливали дыхание. И елейная восторженность сходила с лиц подобно прошлогоднему снегу под злым мартовским солнцем. Когда я оделся, интерес со стороны охраны к моей персоне не только растаял, но и окончательно испарился.

Наверху, получив оставшуюся после обязательного банковского вычета оплату, я в гордом одиночестве вышел на свежий воздух. Постоял, отдышался. Этот город давно мне опротивел своим вездесущим серым бетоном — пучившимся под ногами, поджимавшим со всех сторон и даже опасно нависавшим над головой многочисленными пролётами, переходами и развязками автотрасс. Однако, после неистребимой затхлости бункера каменные джунгли мегаполиса казались просто пределом мечтаний любого эколога.

Улицы как всегда пустовали. Только автоматические контроллеры мыслей барражировали в застойном воздухе. При приближении очередного я привычно схлопывал сознание, и по мере удаления снова открывал, давая мыслям спокойно течь по привычному им руслу. Закончив еженедельный рабочий процесс, я сразу забыл и Вечного, и надвигающуюся войну, анонсированную им в холле, и остальные прелести государственного устройства. Политическая жизнедеятельность не сильно меня интересовала... Впрочем, как и подавляющее большинство бывшего населения Земли. С появлением джамп-порталов жизнь каждого изменилась кардинально...

Чёрт! Проклятый запах словно пропитал всю мою кожу. И волосы. Теперь, пока не приму душ, так и будет преследовать повсюду. Быстро пройдя два квартала, я зашёл в ближайшую интерфешку, пополнил карту доступа к джамп-порталу и, не медля боле ни секунды, осуществил скачок...

Утро. Система двойной звезды щедро дарила и тепло, и свет. Местные птички голосисто пели, радостно встречая меня и наступающий день. Огромные, возносящиеся кронами в самое бирюзовое небо, местные аналоги секвойи качались вокруг с неповторимой грацией. Это был мой новый мир. И будь моя воля, я бы на Земле не появлялся и на те несколько часов, что требовала опостылевшая работа. Но проклятый кредит, полученный перед самым открытием джамп-переходов, требовал ежемесячных жертвоприношений в виде земной валюты. А связываться с банковскими коллекторами не хотелось — эти "звери" вполне способны были испортить жизнь и на самой отдалённой, пускай даже райской, планете. Их не могли остановить ни пространства в миллиарды световых лет от Земли, ни иные галактики, ставшие легко доступными для джамп-перемещений. И только поэтому злой рок из оставшихся тысяча ста сорока пяти массажных процедур продолжал диктовать мне свою порочную волю.

Я потянулся, давая волю и чувствам, и мыслям, и выражению, наконец-то счастливого, лица. Ничего. Прорвемся. А эти... Пускай там — на Земле... Догнивают.

— А я и не знала, что Пиф умеет говорить! — Вслед за остальными способностям осла удивляется и Дариада.

— Это всё король Дендрариад третий, — охотно поясняет Пиф, — Уж очень он хотел знать, о чём разговаривают придворные.

— Так ты подслушивал?! — гневно восклицает Дариада.

— Что сразу — подслушивал? — обижается Пиф, — Просто не затыкал уши, когда придворные плели интриги и тайные государственные заговоры. Сама же знаешь, какой король подозрительный. И не мудрено. Помня судьбу его отца Керкуса второго...

— А что с ним приключилось? — интересуюсь залежалыми сплетнями от двора Уникорнии.

— Что-что? — недовольно бурчит Пиф. — По традиции отравили прямо на пиру, когда пили за здравие короля,

— Кто отравил?

— Знамо кто — Дендрариад и отравил.

— Король?

— Ну, положим, тогда ещё не король, а кронпринц.

— А смысл, если он и так — крон?

— Наверное, традиция, — уклончиво отвечает Пиф. Видимо, осёл не сильно разбирается в хитросплетениях правил престолонаследия Уникорнии.

Мне остаётся только удивляться такой примитивной прямолинейности единорожцев. У нас в Примуме с этим всё гораздо сложнее и замысловатей. Яды — не наш стиль.

— А когда ты научился разговаривать? — спрашивает Дариада. — Я же тебя ещё милым ослёнком помню. И тогда ты точно ничего не соображал, не то что говорить. Всё морковку выпрашивал.

Пиф, если бы умел краснеть, то залился румянцем по всей ослиной морде.

— Помнишь, при дворе жил один хитрый богослов? Так вот, твой отец ему хорошо заплатил, чтобы тот научил меня разговаривать... Тот и научил.

Последние слова Пиф произносит заметно скривившись. Видимо, процесс научения человеческому языку до сих пор отдаётся резкой болью в его рёбрах.

— Но как ты здесь оказался? — продолжает расспрашивать Дариада.

— Шёл-шёл... И пришёл, — не слишком информативно отвечает Пиф. Наверное, ему есть что скрывать.

— Но ты же пропал из дворца?

— Конечно пропал. Если помнишь те времена — если сам себя не пропадёшь, то грубые пустынники с радостью помогут тебе в этом деле. А им такие серьёзные мероприятия доверять ни в коем случае нельзя... Вот я в одну из тёмных ночей и пропал... — несколько многословно делится своей историей осёл. — Мне же Дендрариад все уши прожужжал — хочу знать каждый шаг принца Ани. А тот-то далеко не дурак оказался, хотя внешне — дубина дубиной, неотёсанная. Он как-то уж слишком быстро вычислил мой тайный статус. Даже не знаю как. Но морковка, которую он мне подсунул вместо шоколадки, оказалась отравленной. Я тогда от греха подальше и пропал...

— Бедненький, — жалеет королевского тайного осведомителя Дариада.

— Что-нибудь слышал о гребне рога единорога? — Вмешиваюсь в семейные истории я и начинаю опрос свидетелей по актуальному для себя вопросу.

— Мариаде принц дарил после свадьбы. Дальнейший его путь для меня сокрыт мраком...

— Про сестру ничего не слышал? — спрашивает осла Дариада.

— Нет. Во дворце, наверное, пирует с мужем-негодяем.

— Нет её во дворце. Пропала...

— Сама? — со знанием дела интересуется осёл.

— Не знаю. Ани сказал, что не хочет выходить из покоев, приболела. Но я смогла через окно к ней залезть. И её там не было.

— В окно? Но там же очень высоко! — не на шутку поражается Пиф.

— А-а, — пренебрежительно машет рукой, как оказалось, весьма бойкая принцесса.

— Ладно, зря теряем время. Мне пора в дорогу. — Я решаю закончить обмен воспоминаниями. — Меня ждёт принцесса с полкоролевством в придачу.

— А я? — спрашивает слуга-принцесса.

— Ты, как хочешь. Не можешь же ты теперь быть моим слугой.

— Почему? — наивно удивляется Дариада.

— Ну, как же. Ты — женщина, принцесса, — перечисляю я только на данный момент ставшие явными её недостатки. А что там ещё скрывает она за пазухой, сам чёрт не разберёт.

— Ах, ты! — обижается Дариада и отворачивается.

— А, я? — спрашивает уже осёл.

— Что — ты? Слугой моим хочешь быть?

— А что? Я могу. Кормить будешь?

И я задумываюсь. Осёл? Слугой? А что люди скажут? Принц с ослом — слугой! Прощай авторитет и уважение...

— Не-е, — категорически отметаю любые претензии абы кого на получение высокого звания слуги принца Примума.

— Если поможешь найти Мариаду, я выйду за тебя за муж! — неожиданно предлагает Дариада.

Я буквально впадаю в ступор — жениться на бывшем слуге!?

— А что? — неожиданно встревают сапоги, — Отличная будет пара. Совсем как мы!