Катехизис Катарсиса

В прошлой части мы рассмотрели причины «наточенных на Швецию зубов» у Дании, Саксонии-Польши и Московии-России, поэтому пора перейти, собственно, к делу – к войне. Сегодня мы рассмотрим начальный период ее, в историографии именуемый Датским периодом. В него включаются события 1700 года вплоть до «Нарвской конфузии». Ну, что, поехали?

Первым решил выступить Август II – в начале 1700 года семитысячное саксонское войско, без объявления войны, вторглось в пределы Лифляндии. Успешно взяв город Динамюнде, саксонцы осадили Ригу. В марте того же года проснулись датчане. Фредерик IV с армией из шестнадцати тысяч вооруженных лиц влезло на территорию герцогства Шлезвиг-Голштейн, захватив крепость Гузум (Хузум) и осадив Тоннинген. В случае успеха в Голштинии, датский король планировал развить наступление на Померанию.

Голштинский герцог, будучи родственником Карла XII (вообще, седьмая вода на киселе, но в политике и не такое прокатывает – он был женат на старшей сестре шведского короля), запросил помощи у шведов. Великая Северная война началась.

Небольшая шведская армия, расквартированная в Бремени и Висмаре, выступила навстречу датскому самодержцу. К слову сказать, Фредерик наш Четвертый с полной уверенностью сунулся в пасть льву – мало того, что формальную независимость Шлезвиг-Голштейнскому герцогству гарантировали Англия и Голландия, так еще герцог еще и, помимо родства главнюков, со шведами засоюзился. Причем Англии и Голландии махач на северо-восточном углу Европы был категорически не выгоден. Им нужно было обеспечить крепкий тыл свои торговые интересы ввиду того, что в Европе западной запахло большой дележкой владений войной.

Тем не менее, Фредерик, а вместе с ним и вся Дания, напрягал силы для подготовки к боевым действиям. Так, к примеру, для флота было навербовано аж 7000 лиц – комплектовать экипажи для 21 линейного корабля.

Флот под командованием генерал-адмирал-лейтенанта графа Гелденлеве вышел 24 мая в бухту Хано, что южнее Карлскроны, для блокировки выхода шведских vis-a-vis. Адмирал получил приказание принять бой лишь в случае нападения неприятельского флота, но секретная инструкция предписывала немедленно уничтожить шведский флот.

У шведов линейных кораблей наскреблось аж 38, однако вооружать их закончили только в июне месяце. Командовать грозной силой отрядили генерал-адмирала графа Ганса Вахмейстера.

А к концу июня, в районе 26 числа объявилась англо-голландская эскадра под командованием адмиралов Рука и Альмонда.10 английских и 13 голландских линейных кораблей, а также фрегаты и куча различной плавучей боевой мелочи встали на пару недель на якорь севернее Кронеборга.

В то же время, Гелденлеве успел вернуться в Зунд, да еще и с подкреплением в 8 линейных кораблей, и встал на якорь южнее Кронеборга. Как и со шведами под Карлскроной, датский адмирал снова препятствовал – в этот раз вхождению противника в Зунд.

После напоминания о договоре, согласно которому проход большого количества военных кораблей через пролив одновременно равносилен объявлению войны (разрешалось проводить не более 6 судов одномоментно), Рук и Альмонд заверили датчанина в своей исключительной миролюбивости (и вообще, они тут красотами наслаждаются и рыбку ловят). Однако, именно это и входило в планы шведов, так как позволяло выиграть время для окончательной подготовки своего флота и решения вопроса о верховном командовании.

Тем не менее, сильно тянуть время не понадобилось – шведы успели собраться с мыслями и вооружением даже раньше. 16 июня Вахмейстер вывел свой флот в море и уже 7 июля подошел к острову Амагер (так к слову, это уже почти Копенгаген – столица Дании). Тем временем в Шлезвиге подошедшие от бремена шведские войска сняли осаду с Тоннингена. Фридрих плотно забил на приготовления противника, намереваясь решить южную проблему, и понадеявшись на мощь своего флота. Сообщение о прибытии союзного флота к Кронеборгу и шведского к Амагеру вызвало у датского короля логичную реакцию – он приказал Гелденлеве немедленно идти к Копенгагену и запереть Голлендер-тиф, в случае надобности, затопив корабли на фарватере, дабы не допустить соединения эскадр союзников.

Собственно, намерения сторон уже были ясны и прозрачны, а поэтому, проходя через Зунд англо-голландцы вполне резонно сообщили, что идут на соединение со шведами, чтобы начать совместные боевые действия (мол, делайте теперь что хотите, нам уже пофихх). Датчане напасть на пока еще разрозненные эскадры поодиночке так и не решились.

Изначально Вахмейстер хотел пройти на соединение с союзниками южнее Зеландии и через пролив Большой Бельт, однако Карл XII настоял на проходе восточнее Сальтхольма по узкому и мелкому фарватеру, под самым шведским берегом. Король матерился ругался на возможную потерю времени, поэтому решился на проход по опасному для больших кораблей ввиду своей слабой изученности проходу. Адмирал, скрипнув зубами, выполнил приказ почти без происшествий – всего 4 корабля сели на мель, но и их вскоре оттуда сняли. Датчане, планировавшие закрыть этот фарватер, благополучно опоздали.

Таким образом, Гелденлеве остался со своими 29 линейными кораблями супротив эскадры из 59. Датчанам пришлось отойти на внутренний рейд Копенгагена. Там союзники попытались поджечь тесно стоявшие датские корабли при помощи бомбардирских галиотов, однако в этом не преуспели. Датчане оградились от брандеров системой матч и стенег, а высланные вперед фрегаты отогнали бомбардирские суда, вернувшись обратно без потерь от огня шведских линкоров. В то же время союзной эскадре не удалось подойти близко к Копенгагену из-за боновых заграждений, затопленных кораблей и артиллерийского огня с вооруженных плотов. Тем не менее, флот Фредерика IV был фактически принужден к бездействию, запертый превосходящими силами у своей столицы.

Однако, внезапно оказалось, что Рук и Альмонд уже значительно превысили отсыпанные им Вильгельмом III (король Британии и Голландии, известен под погремухой Оранский) и лезть в пекло за шведским королем не желают. Собственно и влез Вильгельм в это дело не для того, чтобы шведам помочь, а для того, чтобы кто-нибудь из датско-шведской сладкой парочки чрезмерно не усилился.

Карл XII решил все переиграть: шведская армия должна была высадится в Ютландии, чтобы ударить в тыл Фредерику. Теперь же было решено, прикрывшись союзной эскадрой, высадится на Зеландии, прямо под носом у датской столицы. 4 августа 5000 всадников и 6000 пехотинцев оказались на земле под Хумбелеком (это около 30 км до Копенгагена). Сам Карл высадился одним из первых. Рядом с ним убило офицера и ранило генерал-квартирмейстера Стюарта, всего одна роковая пуля вполне могла закончить войну. Однако, свезло. Да и датчане на смерть не стояли и благополучно отступили к Копенгагену.

Для отвлечения датчан, союзники устроили ряд диверсий южнее места высадки, а также послали небольшой отряд из 7 линейных кораблей и нескольких мелких лоханок в Большой Бельт, перекрыв связь Зеландии с материком.

Сопротивление датских войск было минимальным, и шведы быстро преодолели небольшое расстояние, оказавшись под стенами Копенгагена. Защищать его было почти нечем – гарнизон был крайне мал. Ждать помощи было не откуда.

Вообще, Копенгаген был довольно мощной крепостью. Оборонять его можно было бы долго, если бы не несколько весомых «но». Во-первых, датское правительство не озаботилось подготовкой столицы к обороне. Во-вторых, гарнизон составлял всего 4 тысячи против 15 тысяч высадившихся шведов. Ну, и, в-третьих, горожане категорически не хотели оборонять город до последнего копенгагенца в ожидании подхода армии Фредерика, застрявшего в Шлезвиге. Когда Карл пригрозил полным разрушением столицы – город сдался.

Это случилось всего через две недели, 18 августа. Дания, фактически потеряв столицу, была принуждена подписать мир в ставке Фредерика IV в Травентале, где король находился со своей армией. Компания получилась довольно бескровной, датчане вынуждены были разорвать союз с Августом II и Петром I и оставить свои недобрые поползновения в сторону Шлезвиг-Голштейна (герцогу отслюнявили контрибуцию еще). Копенгаген выплачивал Карлу контрибуцию в 400 тысяч талеров.

Конечно, Карл хотел больше, например всю Зеландию или, на худой конец, хотя бы Кронеборг. Однако тут уже заартачились его же союзники – усиление Швеции им не нужно было от слова «совсем». Молодой король тянул время, надеясь выторговать себе еще-что-нибудь. 3 сентября он еще находился в Гельсингборге, а еще через неделю шведы все-таки ушли с Зеландии. Англо-голландская эскадра, убедившись, что все тихо и войска, и флот Карла XII вернулись по домам, покинули район боевых действий – была вероятность (или видимость), что Карл может не выполнить договор. Внезапно разразившаяся бы драка между флотами шведов и датчан привела бы к затягиванию войны (кто ж тогда знал, что еще 20 лет воевать?), а весной еще и с французским королем биться придется. Вспомним, как там правильно у англичан – нет постоянных союзников, есть постоянные интересы? Вот, то-то же.

В сухом остатке мы получаем, что основная опора Северного союза на море – Дания – была выведена из игры молодым, никем не принимаемым в расчёт, королем всего за 6 недель, причем почти без потерь для шведов. Вот тебе и блицкриг по-шведски.

Датский период Северной войны на этом был окончен, однако война продолжалась и перед следующим периодом, Польским (1701 – 1706 года) случилось (а точнее, стряслось) еще одно важнейшее событие. Перенесемся на самый восток Балтийского региона.

Для Петра I, ожидавшего вестей из Стамбула, получилось интересно – сначала мир с Турцией и объявление войны Карлу XII, потом – известие о капитуляции Фредерика IV. Но, назвался груздем – полезай в кузов. 9 августа (20 по нынешнему стилю летосчисления) русские войска выдвинулись из Новгорода (который Великий) к Нарве, считавшейся ключевой крепостью шведов в Прибалтике. Стратегическое значение Нарвы было сложно переоценить – крепость на берегу реки Наровы, в 12 км от ее устья, имела огромное значение. С ее захватом вбивался клин между двумя шведскими группировками, оказавшимися тогда бы изолированными друг от друга – Карельской и Лифляндско-Эстляндской. Тем более, что последнюю должны были отвлекать на себя войска Августа II. Кроме того, Нарва могла бы стать опорной базой для развертывания наступательных операций русской армии в Ингерманландии.

Кроме того, Нарва была мощной крепостью, объединенной в единую систему обороны с замком Ивангород на правом берегу Наровы. Соединял обе крепости укрепленный мост, позволявший ротировать подразделения между укреплениями даже в условиях осады. Местность в округе была болотистой, и, после осенних дождей, труднопроходимой. Для проделывания брешей в мощных стенах требовалась осадная артиллерия, для помехи которой имелся гарнизон (никогда такого не было и вот опять) в 2 тысячи человек под командованием полковника Горна.

Петр I планировал привести под стены Нарвы более 60 тысяч человек в составе: регулярной армии из трех дивизий под командованием Аникиты Репнина, Адама Вейде, Автонома Головина и князя Ивана Трубецкого (около 40 тысяч), поместной конницы Бориса Шереметьева (около 5 тысяч), казаков наказного атамана Ивана Обидовского (более 10 тысяч), а также артиллерийский полк из 195 орудий под командованием царевича Александра Имеретинского из рода Багратионов.

Однако, в силу ряда причин, к моменту сражения с Карлом, не все силы успевали сосредоточится под Нарвой. Так, дивизия Репнина находилась в Новгороде, а казаки Обидовского в Пскове, Гдове и Печорском монастыре.

Первоначально верховным командиром всей армии был назначен фельдмаршал Автоном Головин, однако, должность была больше номинальной – командовал сам царь. Снабжением заведовал генерал-провиант Семен Языков.

В последний момент к штабу русской армии по рекомендации саксонского курфюрста был сбагрен нидерландский герцог генерал-фельдмаршал Карл-Евгений де Круа.

Несмотря на задержки сосредоточения, русская армия по пути к Нарве успела захватить крепости Ям и Копорье.

Тем временем, шведский король, покончив с Данией, начал переправлять основные силы в Лифляндию. Пунктом высадки был избран Пярно (Пернов). Отсюда Карл планировал пойти к Риге, дабы отоварить саксонцев. Однако, планы нарушил сам курфюрст – узнав о поражении Дании и переправе шведов через Балтику, он просто сбежал восвояси вместе с армией. Это привело к тому, что Карл решил направить свой удар против русской армии. Высадившись в Пярно 6 октября, шведы двинулись через Ревель (ныне – Таллин) к Нарве.

Передовой же отряд русской армии во главе с князем и новгородским воеводой Иваном Трубецким подошел к Нарве к 9 сентября (20; здесь и далее – в скобках даты по нынешнему исчислению) К 23 сентября (4 октября) подтянулся Бутурлин с Петром, а 14 (25) октября подползли части Автонома Головина и быстроногая конница Шереметьева. В результате к началу боевых действий Петру I удалось подтянуть к крепости от 34 до 40 тысяч штыков и сабель в составе 21 пехотного полка, 7 стрелецких, 2 драгунских, артиллерийского полка и некоторых иных подразделений.

В ответ на предложение сдаться по-хорошему, комендант Горн ответил насмешками, что не мудрено, учитывая мощь укреплений и имеющуюся отсталость русской армии от требований передового европейского опыта. Тем более, что Горн был в курсе скорого появления на манеже Карла XII с армией.

Русские войска расположились лагерем на левом берегу реки в одну линию, полукругом охватывавшую крепость. Фланги опирались на реку, Ивангород также был блокирован. Сам лагерь укрепили рвом и насыпью.

На правом фланге расположились части дивизии Головина, бывшие «потешные» полки, центр занимали силы Трубецкого, на левом фланге укреплялись соединения дивизии Вейде. Дворянское ополчение Шереметьева заняло позиции на оконечности левого фланга, получив также задачу ведения разведки на ревельском направлении.

Для организации осады Нарвы добрый дядюшка Август II ссудил русскому царю несколько инженерных и артиллерийский офицеров для управления осадными работами и даже целого инженера Людвига Алларта. Последний был вельми приветливо встречен Петром, моментально получив чин генерал-лейтенанта. Однако каши с иностранными специалистами сварить не получилось – военспецы бездельничали, спорили и критиковали друг друга. Пришлось государю-самодержцу все делать самому вплоть до того, что «курить мануал» по осадному делу. Под вражеским огнем начали строить подступы («апроши»). Царь лично руководил выбором мест и установкой тяжелых осадных орудий, прибывших в начале октября из Новгорода и Пскова.

Стоит отметить, что качество орудий было никакое – лафеты и колеса из-за бездорожья регулярно ломались, бомбы к мортирам нужного калибра не завезли (стреляли камнями), порох был плохого качества. Тем не менее, 20 (31) октября русская армия начала регулярный обстрел Нарвы. Правда через две недели кончились снаряды. А те, что оставались, были бесполезны, ибо калибр был слишком мал для нанесения какого-либо ущерба крепости.

Позднее, уже на закате жизни, император и прославленный полководец, Петр Алексеевич признавался, что, начиная Северную войну, действовал, как слепой, не зная ни силы противника, ни состояния своей армии. Однако, до этого самокритичного вывода в 1700 году нужно было еще дойти, набить синяки и шишки. В тот момент царь рассчитывал скорее на численное превосходство своей армии, чем на что-либо еще.

К 18 ноября «скандинавский бродяга», как назвал Карла историк В.О.Ключевский, прибыл под Нарву также внезапно, как и в Дании. Петр не придал этому должного значения – шведская армия составляла всего 8-12 тысяч человек.

Главной надеждой русского царя был иностранный офицерский корпус. Герцог Карл-Евгений де Круа был поставлен во главе армии. Вообще герцог был с гнильцой – из австрийской армии был уволен после поражения, курфюрст Саксонии также его сбагрил с глаз долой. При этом новоиспеченный фельдмаршал русской армии не стеснялся постукивать Августу II посредством зашифрованных телеграмм писем.

Большинство полков возглавляли иностранные офицеры. Отношение их к солдатам в частности и к делу вообще было таково, что их просто ненавидели. Не считая бывших «потешных» Преображенского и Семеновского полков, армия составлялась из старых стрелецких полков, дворянского ополчения и зеленых новобранцев.

Интересно, что в момент прибытия шведов под Нарву, Петр находился в Новгороде, пытаясь допинать отставшие полки до армии. На следующий день, 19 ноября, Карл XII подвел свою армию к русским позициям и, прикрываясь разыгравшейся снежной метелью, атаковал. Очень быстро левофланговые полки Вейде и Шереметьева бросились бежать – конница напрямки через Нарову, а пешие беспорядочной толпой через мост, который мгновенно рассыпался от такого обращения. В то же время гвардейские Преображенский и Семеновский полки, а также Лефортовский держались стойко, отбивая натиск шведов.

Иностранцы-офицеры решили не гибнуть зря «за царя и отечество», тем более, не за своих царя и отечество, и сдались Карлу. Однако шведский король, тем не менее, все же опасался удара противника в тыл. Ночью он приказал восстановить разрушенный мост, чтобы оставшиеся на западном берегу русские полки смогли уйти на восточный. Предательство офицеров и общая дезорганизация остатков русской армии привела к тому, что боеспособные полки даже не помышляли о каких-либо попытках реванша.

Также ночью начались переговоры, закончившиеся капитуляцией русской армии. Карл XII согласился отпустить ее с позиций под Нарвой со всем оружием, кроме артиллерии. Однако, когда гвардейские полки пересекли мост, остававшиеся подразделения были обезоружены.

Потери в «Нарвской конфузии» составили 6 тысяч убитыми, утонувшими и умершими от голода. Армия лишилась практически всех офицеров погибшими или плененными. А вот на счет 135 пушек артиллерийского полка не все так однозначно. Потери, в общем-то, значимые для страны со слабой технологической базой, но воевать дальше с полуразломанным хламом могло и вообще не получится. С другой стороны, шведы эти орудия вполне могли распихать по дальним гарнизонам с глаз долой. Стоят, стрелять могут – чего еще нужно?

Вся Европа узнала о блестящей победе юноши-короля над отсталыми ордами русского царя-«варвара». По случаю виктории шведы вычеканили медаль. На одной ее стороне изображение Петра и русских пушек с надписью: «Бе же Петр стоя и греяся»; на другой — бегущие от Нарвы Петр и его солдаты, с царя спадает шапка, шпага им брошена, он плачет, утирает платком слезы; надпись еще более насмешливая: «Изшед вон, плакася горько».

Потрепанные русские полки доплелись до Новгорода, страдая от голода и холода. Однако, Карл не стал добивать раненого зверя, что аукнется ему в будущем. Он настолько был уверен в своей победе и в том, что Россия не сможет восстановиться после поражения, что просто повернул на юг и пошел бить морду Августу II. Петр I же использовал передышку, данную ему шведским противником, на все сто.

Как известно из даже самых плохих и неточных школьных учебников, Северная война началась в августе 1700 года. Она растянулась аж на 21 долгий год, став второй по длительности войной в истории России и первой – в истории Швеции. Военные действия охватили гигантские территории – от северных лесов Финляндии до южных степей Причерноморья и от городов севера Германии до сел Левобережной Украины.

С чего же это началось и в чем были причины столь масштабной войны? Попробуем разобраться.

Для начала стоит обратить свой взор на политическую карту, показывающую ситуацию вокруг Балтийского моря – там-то все и завертелось. С юга на Балтике расположились владения германских княжеств и Польши. Запад – датские проливы – запирает, соответственно, Дания. Шведы, как и положено, с севера. Россия в сосисочной вечеринке раздела Балтийского поря не участвует. Пока не участвует.

У каждого из действующих лиц на Швецию точился зуб. Польский король и, по совместительству саксонский курфюрст Август II обещал в случае избрания его королем Польши вернуть Лифляндию. Как назло Лифляндию шведы отжали еще в 1660 году по Оливскому мирному договору.

Датчане вели давние споры за господство над Балтикой со шведами. Причем, в 1658 году, Карл X Густав, приходившийся Карлу XII дедом весомо надавал по зубам южным соседям во время похода в Ютландию и Зеландию. Дания после этого потеряла часть провинций на юге Скандинавского полуострова и вынуждена была отказаться от сбора пошлин при проходе судов через Зундский пролив. Вишенкой на торте противостояния Дании и Швеции было соперничество за влияние над Шлезвиг-Голштейнским герцогством.

Для Московского государства возвращение выхода к Балтийскому морю было наиважнейшей экономической задачей. К началу Северной войны единственным портом, обеспечивавшим торговые сношения с Европой, был Архангельск, что на Белом море. Город северный, море холодное, навигация сложная и непостоянная – в общем, не айс для государства, которое настроилось в бурное развитие сыграть.

Не то чтобы раньше у московитских государей не чесалось за экономическую политику, но, как обычно – то недосуг, то не получается.

Первой попыткой закрепиться на Балтике можно назвать Ливонскую войну Иоанна Васильевича Грозного. Однако эти небольшие подвижки перечеркнула Смута. Пока Россию смутило, шведы успели откусить значительные территории Ингерманландии. В 1617 году был подписан Столбовский мирный договор, по которому Московия сохраняла за собой Великий Новгород, однако теряла Ивангород, Ям и Орешек. В ходе войны 1656-1658 годов военные успехи (взятие Ниеншанца, Нотебурга (Орешек) и Динабурга, осада Риги) были перечеркнуты Кардисского мирного договора, сохранившего довоенный статус-кво. Всего же молодой царь Петр Алексеевич предъявлял к шведам претензии на не только утраченные территории Ингерманландии, но и на весомый кусок Прибалтики – Лифляндию (Ливонию), на которую, как мы видели раньше покушались еще и поляки. Делал он это неспроста, а подводил под историческую основу – русские князья в X-XIII векам властвовали над местными чухонскими и латгальскими племенами.

Вообще, идея выхода к Балтийскому морю появилась в царской головушке неспроста, ведь международная деятельность Петра началась с борьбы с османами за выход к Черному морю. Но все изменило «Великое посольство» - насмотревшись тамошних закордонных производств и прочих развлекух, Петр Алексеевич решил всенепременно прорубаться поближе к Европе. Балтика, шо та Аргентина, манящая негра, привлекала удобством торговых связей с развитыми европейцами, да и прямые контакты могли помочь разогнать технический прогресс на Руси. Но этому мешали шведы.

В конце XVII – начале XVIII столетия Шведское королевство представляло собой мощную державу регионального (пока что) уровня. Шведы за XVII век разжились землями северной Германии, Прибалтики, Карелии, имели внушительные, отлично экипированные и закаленные в боях, вооруженные силы (до 150 тысяч человек). Армия комплектовалась, в отличие от многих европейских стран, на национальной основе. Могущество и силу армии поддерживал военно-морской флот из 42 линейных кораблей и 12 фрегатов с личным составом в 13 тысяч человек. Швеция была сильна и экономически – крупное металлургическое производство и звание крупнейшего производителя железа в Европе соврать не дадут.

В 1697 году на шведский престол всходит юный Карл XII, ему всего 15 лет. Остальные участники балтийского междусобойчика уже потирают руки, не воспринимая всерьез юного короля. Саксония, Дания и Московия заключают промеж себя Северный союз и точат ножи в ожидании дележки шведского пирога.

Однако, не тут-то было! Карл XII, несмотря на юный возраст, отличался неукротимой энергией и считался блестящим полководцем. Своими рискованными тактическими и стратегическими решениями он не раз одерживал победы на поле брани. Образ жизни новоявленного короля можно описать как спартанский, он носил простой мундир, спал на земле или в походной кровати. В общем, мало чем отличался от простого солдата, чем завоевал уважение своей армии.

Начало будущему Северному союзу положили секретные переговоры Петра I и Августа II в Раве Русской, прошедшие в августе 1698 года. В 1699 году были заключены русско-датский и саксонско-датский союзные договоры, а 21 сентября 1699 года Россия и Саксония подписали Преображенский союзный договор, по условиям которого Август II должен был от имени Саксонии (напомню, он еще и, как бы, Польский король) разорвать мир со Швецией. Договор предусматривал передачу Лифляндиии и Эстляндии Августу, России же отходили карельские и ижорские земли. Сам курфюрст обязывался посодействовать вступлении Речи Посполитой в войну (что она сделает в 1704 году), а Россия обязательно пойдет воевать шведов, но только после подписания мира с османами.

Кстати, про Османскую империю. С ней Российское государство воевало не само по себе, а в составе Священной лиги. Молодое русское государство, не обладая сильной экономикой и производственными мощностями просто не могла себе позволить воевать на два фронта. Заключение мира с турками молодой царь поручил Емельяну Игнатьевичу Украинцеву. В 1700 году тому удалось выторговать выгоднейшие для страны условиях – Россия сохраняла за собой Азов и все крепости (Таганрог, в частности), прекращала выплату дани крымскому хану и получала право иметь дипломатическое представительство в Константинополе. Договор был заключен на 30 лет. Таким образом, война, начатая еще в правление Софьи Алексеевны – в 1686 году – была, наконец, завершена.

Что ж, мы видим, что политики хорошо подготовились к войне со свеями. Но вот с армией дело обстояло плоховато. Дания вместе с Норвегией имела под ружьем около 30 тысяч человек, Польша целиком зависела от сговорчивости магнатов, которые владели своими армиями. Русская же армия находилась в начале своего реформирования (а когда было иначе в тяжкую для страны пору?). Несмотря на огромную (около 200 тысяч человек в 80-е годы XVII века) численность, в армии практически отсутствовало современное вооружение. Кроме того, очередные смуты после смерти царя Федора Алексеевича – стрелецкие бунты, борьба Нарышкиных и Милославских за влияние – отрицательно сказывались на боеготовности войск. Флот находился в зачаточном состоянии, прочем на предполагаемом театре боевых действий он, за неимением моря, отсутствовал, как класс. Собственное производство современного вооружения практически отсутствовало.

Однако, для России Северная война была необходима для выживания. Страна без выхода к Балтийскому морю, скорее всего, быстро бы скатилась в состояние упадка и была бы съедена более осовремененными соседями. Торговля (а с ней и поток денег в казну, и распространение современных технологий, и т.д., и т.п.) не могла все время «висеть» на архангельской ниточке, как минимум, из-за того, что товары были менее конкурентоспособными из-за их цены. И из-за цены же, импорт был непосильной ношей для царской казны.

Но мы отвлеклись. Шведы тоже не сидели сложа руки ожидая, что их придут бить, возможно, даже ногами. В 1698-1700 годах Карл XII привлек на свою сторону местных боссов военно-морской качалки – Англию и Голландию. Как минимум для того, чтобы просто постояли рядом и поиграли флотскими мускулами. Этот факт потребовал от коллег по Северному союзу активнее готовиться к войне и, вообще, уже хватит прокрастинировать, время бить шведов.

Союзники собирались атаковать владения Карла с трех сторон – по ключевым объектам, на которые претендовали эти государства. Русская армия готовилась к осаде Нарвы, саксонцы выдвигались к Риге, а датчане собирались выбить шведов из Гольштейна. Шведский король избрал, вероятно, самую выгодную в этой ситуации тактику – разбить всех поодиночке. Вначале планировалось набить морду войскам Фредерика IV, короля Датского, затем настучать по самое первое Петру. И только в самом конце – идти, видать, далековато – основательно отпинать Августа II. Ставка Карла XII была в быстроте и решительности натиска. Ну и в общей разобщенности союзников.

Для Саксонии и Дании война началась – в феврале войска Августа II осадили Ригу, а войска Фредерика IV оказались в пределах Гольштейна. Петр ждал известий из Константинополя и, лишь только получив его, в августе 1700 года, объявил войну. Заодно конфисковав все шведские товары, находящиеся в Москве и арестовав шведского посланника. Шведы к тому времени, с помощью голландской и английской эскадр, успели унасекомить Данию.

Формальным поводом для объявления войны Россией стали «многие их свейские неправды и нашим, царского величества подданным учиненные обиды». Отмечу, что про территориальные претензии Петр тогда даже не заикался. А вот про обиды могу и по-подробнее:

В марте 1697 года, когда Великое посольство, в котором инкогнито путешествовал сам царь, остановилось в Риге, Петр I был крайне недоволен приемом. Послов разместили у черта на кулишках (словно бы сейчас Си Цзинь Пина послали бы ждать приема ВВП куда-нибудь в Калугу), в то время, как представители иных стран поселяли московитов существенно ближе к местам развлечений и прочих дипломатических сношений. Губернатор Риги Эрик Дальберг вообще сказал, что не царское это дело – с какими-то послами встречаться, коли средь них царя нет. Шведу было известно, что Петр путешествует инкогнито, но сделал вид, что не в курсе. Начавшийся ледоход задержал Великое Посольство – купцы (явно не без просьб губернатора) моментально взвинтили цены на продовольствие. Мало того, Дальберг запретил русским осматривать укрепления города и даже приказал стрелять поверх голов (вот сволочь же, а?). Шведский король вполне резонно не наказал губернатора, отвергнув челобитные русского посольства. Данный инцидент и послужил причиной объявления войны – русский царь оказался вельми злопамятен.

Про потерянные и требующие возврата «отчины» и «дедины» руские послы за границей начали говорить только в конце 1700 года, явно в рассчете на иностранную публику: «Шведский трон, который умело применял принцип «Vivitur ex raptu» («Жить грабежом» - прим. авт.) ко всем своим соседям, отторг от царя эти провинции (Ингрию и Карелию. — прим. авт.), воспользовавшись в начале века в Московии внутренними волнениями».

«Изволили мы, великий государь, наше царское величество, с королевством свейским за многие их свейские неправды и нашим царского величества подданным учинённые обиды, наипаче за самое главное безчестие, учинённое нашим царского величества великим и полномочным послам в Риге в прошлом 1697 году, которое касалось самой нашей царского величества персоны, о чём свейским послам, на Москве будучим, ближний боярин наш Ф. А. Головин с товарищи в ответе говорили и на письме дали, а свейские послы о том до короля своего хотели донести и обнадёжили учинить за то над рижским генералом оборон; а после того на Москве живущий торговых дел королевского величества фактор иноземец Томас Книпер объявил с листа королевского величества, к нему посланного, список, в котором никакого удовольствования на оное предложение не учинено. И за тое Богом дарованную нам честь и за многие их свейския неправды и подданным нашим обиды указали мы, наше царское величество, всчать войну.»

Впереди был двадцать один год войны.

Автор: Алексей Котов.

Адмирал Каннингем, командующий Средиземноморским флотом Великобритании, вспоминая о проведении операции «Ластр» по доставке британского экспедиционного корпуса в Грецию, отмечал: «Действительно, когда наконец было принято решение о вводе войск, мы сразу начали думать, как их вывести». Под «мы» он подразумевает себя, маршала авиации Лонгмора (командующего ВВС на Ближнем востоке) и майора!!! Фрэнсиса Де Генганда. Последний, являясь штабистом до мозга костей, несмотря на невысокое звание, занимал весьма ответственную должность - в тот момент он являлся личным секретарем генерала Увэвелла – главнокомандующего силами британцев на Ближнем востоке. Де Генганд был привлечен к планированию и осуществлению операции «Ластр», в рамках этой работы он оценил перспективы английских войск в Греции и понял, что необходимо начинать разработку планов эвакуации.

Главнокомандующий британской армией на Ближнем Востоке сэр Арчибальд Уэйвелл и его начальник штаба, генерал-майор Артур Смит изначально не знали о самодеятельности Де Генгагда. Когда Смит узнал о том, чем занимался секретарь главнокомандующего, он сообщил об этом Уэйвеллу, который приказал де Генганду немедленно прекратить свою работу, так как опасался, что планирование будущей эвакуации негативно повлияет на моральный дух командования экспедиционного корпуса в Греции. Однако после вмешательства главнокомандующих военно-морскими силами и авиацией де Генганду было разрешено продолжить планирование, но Уэйвелл приказал не информировать о его ходе непосредственное армейское руководство. Общий замысел эвакуационных мероприятий, разработанный инициативным штабистом, в конечном итоге, лег в основу операции «Демон».

13 апреля 1941 года немецкие войска вошли в Белград, и это символизировало крушение идеи создания Балканского фронта. Было очевидно, что югославская армия разгромлена наголову и англо-греческим войскам придется столкнуться с многократно превосходящими их по всем параметрам силами противника. На состоявшемся 15 апреля 1941 года совещании высшего военного руководства Великобритании на Ближнем востоке, Уэйвелл, Каннингем и Лонгмор пришли к выводу, что с военной точки зрения единственным приемлемым решением в сложившейся обстановке является вывод британских войск из Греции. Однако на данном этапе развития событий они не могли осуществить или даже упомянуть об этом решении по политическим мотивам. Для сохранения лица Великобритании и правильной политической конъюнктуры было необходимо, чтобы инициатива на вывод британских войск исходила от греческих властей.

16 апреля в ходе рабочей встречи главнокомандующего греческими войсками (и формально командующего британским экспедиционным корпусом) генерала Папагоса с генералом Вильсоном (командиром соединения W), греческий военачальник обмолвился, что в текущей ситуации только вывод британцев может спасти страну от опустошительного разрушения войной. Вильсон интерпретировал это замечание, как возможный образ мыслей греческого правительства, и сообщил об этом Уэйвеллу. На основании этого сообщения 17 апреля контр-адмирал Х.Т. Бэйли-Громан был отправлен в Грецию, с задачей непосредственной подготовки к эвакуации. В Афинах был сформирован Объединенный штаб планирования, сформированы и отправлены на побережье Греции разведывательные группы, которые должны были уточнить и доложить о состоянии наиболее подходящих для эвакуации пляжей.

Черчилль так отреагировал на новости из Греции: «Мы не можем оставаться в Греции против воли греческого главнокомандующего и тем самым подвергать страну опустошению. Вильсон или Палайрет (посол Великобритании в Греции) должны получить одобрение правительства Греции на просьбу Папагоса. После этого согласия можно будет начинать эвакуацию, однако, не в ущерб оборонительным позициям в Фермопилах и сотрудничеству с греческой армией. Естественно, надо позаботиться о сохранении как можно большего объема материальных средств».

То есть, по сути, в середине апреля 1941 года складывающаяся ситуация для британских войск в Греции не считалась критической. Генерал Вильсон уверял греческое командование и свое собственное руководство в том, что при необходимости его войска смогут удерживать линию Фермопил по меньшей мере в течении месяца. Подобные оценки внушали уверенность британскому руководству. Черчилль прямо считал, что стоит по возможности продлить греческую кампанию для того, чтобы как минимум связать в Греции силы немецкой авиации, которая, после прекращения боевых действий на Балканах могла быть перенаправлена в Ливию, чем существенно усложнить обстановку в Северной Африке. Однако ситуация в Греции стремительно ухудшалась, что послужило катализатором дальнейших событий.

Разложение отступающей греческой армии шло стремительными темпами и достигло своего апогея. 18 апреля 1941 года, после заседания правительства Греции, на котором была обрисована ситуация с вооруженными силами, премьер-министр Козирис покончил с собой, так что получить от него одобрение эвакуации стало проблематично. Занимать вакантную должность в текущих условиях возможные претенденты как-то не спешили, поэтому финальные переговоры 19 апреля 1941 года, поставившие точку в вопросе эвакуации экспедиционных сил, британское командование проводило уже напрямую с королем Греции. Стороны изо всех сил старались выставить друг друга в выгодном свете, и в конечном итоге, решающим фактором, вызвавшим эвакуацию британцев (официально), стала невозможность обеспечить гражданское население Греции продовольствием в сложившихся условиях. Так что формально бегство британских войск служило гуманистическим целям. Впрочем, у британцев имелись серьезные политические мотивы – судьба экспедиционного корпуса очень сильно волновала власти доминионов Австралии и Новой Зеландии, из войск каковых доминионов корпус на 2/3, собственно, и состоял. Правительства заваливали британского премьера телеграммами, в которых прямым текстом заявляли, что разгром и пленение соединений доминионов в Греции может критически негативно повлиять на готовность и решимость поддержки Британии в дальнейшем.

Положение британцев в Греции стало окончательно безнадежным после официальной капитуляции Эпирской греческой армии, подписанной 21 апреля 1941 года. Капитуляция греков означала, что освободившиеся немецкие силы могли (и, в конечном итоге смогли) попасть на Пелопонес, минуя Фермопилы, тем самым выйти в тыл англичанам, и сорвать эвакуацию. Приходилось спешить.

Единственным большим портом Греции доступным для союзников и способным принимать крупные корабли был Пирей. Однако последствия апрельской катастрофы (когда в порту после налета немцев взлетел на воздух британский транспорт с грузом боеприпасов, уничтожив портовую инфраструктуру и потопив в гавани несколько судов) еще не были устранены, и порт мог работать едва ли на десятую долю своих возможностей. Основным способом эвакуации оставались погрузка эвакуируемых людей с пляжей и небольших портов, что требовало задействовать большое количество малых судов, способных забирать людей оттуда. Огромным плюсом в этих условиях стало наличие в составе Средиземноморского флота Великобритании нескольких специализированных десантных кораблей, каждый из которых нес два десятка самоходных паромов, способных забирать людей непосредственно с необорудованного берега.

Эвакуация должна была проходить при полном господстве противника в воздухе. Все имевшиеся в распоряжении маршала авиации Д’Альбиака, командующего ВВС в Греции, силы истребительной авиации (примерно три десятка истребителей «Харрикейн») были сосредоточены в районе Афин, пытаясь прикрыть с воздуха хотя бы Пирейский порт. Однако в условиях тотального численного немецкого превосходства в самолетах эти попытки превратились в избиение немцами остатков английских ВВС в Греции. 20 апреля в неравных воздушных боях над Пиреем были сбиты пять британских истребителей, причем в числе погибших пилотов был лучший на тот момент (и оставшийся таковым до самого конца войны) ас британского содружества, командир 40-й истребительной эскадрильи Пэтт Паттл. Точка в истории пребывания британских ВВС в Греции была поставлена через два дня – немцы таки выследили место базирования английских истребителей на аэродроме в Аргосе, после чего произвели удачный налет на него, поймав англичан на земле . В результате «образцово произведенной» (по мнению британских летчиков) атаки на аэродроме было уничтожено 14 из 20 остававшихся боеготовыми английских самолетов и все четыре зенитных орудия, прикрывавших аэродром. После этого оставшиеся английские истребители были переброшены на Крит, войска в Греции лишились последнего прикрытия с воздуха – господство немецкой авиации стало безраздельным.

Сложившаяся обстановка накладывала серьезные ограничения на действия флота по проведению эвакуации. Для того, чтобы союзники не сомневались в возможностях люфтваффе, немцы в течении двух дней 21 и 22 апреля потопили 23 крупных греческих корабля, включая эсминец и госпитальное судно. Единственной надежной защитой от действий немецкой авиации была ночь. Назначенные для эвакуации корабли и суда должны были прибывать к месту погрузки через час после наступления темноты и выходить в море не позднее 3 часов ночи, для того чтобы уменьшить вероятность быть замеченными и атакованными с воздуха в неподвижном состоянии.

Общий замысел эвакуации заключался в следующем. Исходя из имеющегося в распоряжении корабельного состава в течении одной ночи флот был способен принять на борт до двух бригадных эквивалентов в одной или двух точках посадки. В соответствии с планом эвакуации конкретное бригадное формирование должно было совершить ночной переезд на собственном транспорте из места своей дислокации в район рассредоточения около точки эвакуации. Перед началом выдвижения подразделениям было приказано вывести из строя тяжелое вооружение, артиллерию и боевую технику. С орудий снимали или уничтожали оптику и затворы, на технике сливали охлаждающую жидкость и масло после чего заводили двигатель, который заклинивался. В некоторых случаях кувалдами разбивали картеры двигателей или трансмиссии, иногда машины поджигали. В районе рассредоточения подразделения укрывались весь следующий день, после чего в сумерках уничтожали свой автотранспорт, оборудование и снаряжение, запрещенное к погрузке, и посадочный персонал флота вызывал его на пляж, где происходила посадка на малые суда, лодки и шлюпки, которые доставляли людей на борт кораблей.

Надо сказать, что командующий новозеландцами генерал Фрейберг, которому, по-видимому, очень не нравился исход греческой кампании, своей властью внес некоторые коррективы в приказы сверху. Новозеландские подразделения должны были полностью сохранять боеспособность до самого последнего момента, и производили уничтожение тяжелого вооружения только перед посадкой на корабли. Кроме этого, Фрейберг распорядился вывезти с собой все имеющиеся боеприпасы, радиостанции, пулеметы, минометы и противотанковые ружья. Однако при погрузке на корабли посадочные команды потребовали от новозеландцев уничтожить все это имущество, во избежание задержек во время посадки. С одной стороны, новозеландцам крайне будет не хватать всего этого во время сражения на Крите, с другой стороны эти ограничения были введены не просто так – единственный серьезный инцидент во время эвакуации произошел из-за задержки при посадке людей на борт. Резюмируя – благие пожелания Черчилля о сохранении материальных ценностей так и остались благими пожеланиями.

Стоит отметить еще один момент – в апреле 1941 году британцы очень чувствительно относились к перспективам потерь пленными среди высшего командного состава – после того как в Северной Африке 6 апреля 1941 года в плен попали сразу два британских генерала – Ричард О'Коннор и Питер Ним. В соответствии с этими установками, генералам соединения W было предписано эвакуироваться по возможности быстрее, чтобы не рисковать возможностью попасть в плен. Однако генерал Фрейберг не счел возможным оставить свои войска сражающимися и заявил, что покинет Грецию вместе с последним подразделением своей дивизии. Впрочем, штаб дивизии был им отправлен в первой волне эвакуации.

Какими же силами располагали союзники для проведения эвакуации из Греции. Сразу стоит отметить, что планы британцев не учитывали использование сил греческого флота, в этом деле англичане рассчитывали только на себя.

При проведении эвакуации не рассматривалась проблема противодействия со стороны главных сил итальянского флота, соответственно не предусматривалось использование линейных сил. Кроме этого, флот просто не имел достаточного количества эсминцев, для того чтобы обеспечить их прикрытие.

Для проведения операции «Демон» выделялись следующие силы флота под командованием адмирала Придэма-Уиппелла: крейсера «Орион», «Аякс», «Фиби» и «Перт»; зенитные крейсера «Калькутта», «Ковентри» и «Карлайл» ; двадцать эсминцев и три шлюпа; пехотные десантные корабли «Гленерн» и «Гленгайл» , оснащенные моторными десантными катерами; четыре лихтера «А» — ранний тип танкодесантных кораблей — и восемь транспортных судов. К слову, большая часть транспортов ходила под голландским флагом и имела немецкое происхождение. Еще до войны власти третьего рейха национализировали трансантлантическую транспортную компанию и продали лайнеры голландцам. После вторжения немцев в Нидерланды эти корабли попали на службу англичанам.

Ну и как всегда, действовал принцип спасение утопающих дело рук самих утопающих. С учетом того, что одной из точек назначения эвакуируемых был остров Крит, до него вполне можно было добраться на малых плавсредствах, траулерах, яхтах, каботажных пароходах, которые предполагалось покупать/реквизировать у местного населения. Командование австралийцев и новозеландцев независимо друг от друга выпустили прокламации, уведомляя местное население, что любая помощь, оказанная при эвакуации, будет оплачена правительствами этих доминионов. К слову, после войны выплаты действительно производились.

Также в эвакуации принимали участи королевские ВВС, которые вывезли около 500 человек своими воздушными лодками.

А что же в это самое время происходило у немцев, которые должны были попытаться разгромить британцев в Греции и не позволить им эвакуироваться? А у немцев была полная логистическая жопа, которая не позволяла им быстро и решительно разобраться с британским экспедиционным корпусом. Особняком, как водится стояло люфтваффе, которое в полной мере воспользовалось своими естественными преимуществами – аэродромы располагались гораздо ближе к складам и базам снабжения, а на передовые точки базирования топливо и боекомплект можно было доставить транспортной авиацией, минуя прелести греческой и югославской транспортной сети. К слову, именно загруженность транспортной авиации стало причиной относительно позднего проведения воздушно-десантной операции по захвату моста через Коринфский канал, которая, будь она проведена хотя бы на пару дней раньше, могла бы стать причиной очень серьезных проблем с проведением эвакуации.

На земле же дела обстояли гораздо хуже. Узкие греческие и югославские дороги, «улучшенные» британскими саперами во время отхода, с трудом переваривали немецкие объемы траффика. Одиночный немецкий солдат преодолевал расстояние в 270 км. между передовым портом снабжения в Салониках и армейской тыловой базой в Лариссе, самое малое за четверо суток. Доставка тонны снабжения или армейского подразделения занимало минимум вдвое больший срок. Квартирмейстерская служба 5-й танковой дивизии отмечала, что 4/5 использованного дивизией в греческой кампании топлива было трофейным. Топлива было мало, потому и использовали немцы лишь незначительную часть своих сил. В общем накопление сил и средств для последнего усилия – сбить британцев с позиций у Фермопильского прохода - шло очень медленными темпами. Это не отменяло проведения немцами мелких частных операций, проведения разведки и прочих незначительных усилий, но серьезное наступление они смогли начать только 24 апреля 1941 года.

К этому моменту основные силы союзников уже успели покинуть Фермопилы и перед немцами оставался относительно небольшой заслон, перед которым была поставлена задача удерживать свои позиции до вечера 24 апреля, после чего отходить в назначенные точки эвакуации. Так что, если бы немцы на сутки задержались бы со своей атакой, новой битвы при Фермопилах бы не случилось.

Вопреки устойчивым представлениям Фермопильский проход не является узкой долиной, которую способны перекрыть 300 спартанцев. На самом деле это даже не одна, а две горные долины, по которым проходили дороги, соединяющие север страны с Афинами.

Отступающие войска АНЗАК заняли позиции к вечеру 19 апреля и имели достаточно времени для укрепления на них. После того, как основные силы корпуса покинули эти позиции, на пути немцев остались 6-я новозеландская бригада, прикрывающая Фермопильский проход и 19-я австралийская бригада, занимающая проход Браллос. За позициями новозеландцев располагалась мощная артиллерийская группировка – 4, 5, и 6-й полки полевой артиллерии и противотанковые орудия 2-го королевского конного полка. Позиции артиллеристов были хорошо замаскированы, в том числе маскировочными сетями, так что немцы не могли их обнаружить с воздуха.

Со стороны немцев, к городу Ламия перед Фермопилами вышли сразу два корпуса, 40-й и 18-й. Немцы начали сосредотачивать силы для наступления. В свою очередь австралийцы выдвинули два полевых орудия на передовые позиции и вели по противнику беспокоящий огонь. Немцы вызывали авиацию, но несмотря на несколько десятков самолетовылетов не смогли уничтожить пушки.

Отход британцев для эвакуации не остался незамеченным немцами, разведка сделала неверный вывод, что проходы в Фермопилах охраняются арьергардными батальонами, практически без артиллерии и это означало, что их можно относительно легко сбить с позиций Оба немецких корпуса получили задачу прорваться через Фермопилы, 18-й силами 5-й танковой дивизии должен был наступать по Новой дороге, занимаемой австралийцами, а 40-й силами 72-й пехотной дивизии по Старой дороге на Молос. Из-за проблем со снабжением, немцы смогли выделить для наступления две боевые группы примерно усиленного батальонного состава, то есть непосредственно на поле боя союзники немцев численно превосходили. Артиллерийской поддержки немцы не имели, по причине нехватки снарядов, авиация ограничилась налетом на предполагаемые позиции противника, после чего началось наступление.

5-я танковая дивизия смогла выделить для наступления одну усиленную танковую роту, и 55-й мотоциклетный батальон, которые должны были двигаться вдоль Новой дороги. Очень быстро наступающие войска убеждаются, что для техники эта дорога непроходима – над ней поработали саперы союзников, подорвав в нескольких местах мощные фугасы. Танки были вынуждены уйти на старую дорогу, в полосу наступления соседей, а мотоциклисты продолжили наступление без поддержки брони и тяжелого вооружения на хорошо укрепленные позиции австралийцев. По свидетельству одного из командиров рот австралийцев, «гунны были для нас как мишени в тире». Плотный огонь пулеметов и артиллерийских орудий австралийцев не позволял немцам сосредоточить силы для атаки. В этих условиях мотоциклисты не смогли достигнуть хоть какого-то успеха, и командир батальона принял решения дождаться темноты.

Танковая рота выехала на старую дорогу и там встретилась с боевой группой 72-й пехотной дивизии, которой командует майор Бааке. Группа наступала вдоль дороги, вытесняя пехоту новозеландцев с передовых позиций. Любые попытки немцев развернуть крупные силы для решительной атаки пресекались огнем новозеландской артиллерии из глубины обороны. Своей артиллерии для подавления вражеского огня у немцев не было, повторно вызванная авиация не появлялась, зато прибыли неожиданные танки. Однако командир танковой роты не имел приказа подчиняться майору, а майор вообще то говоря тут самостоятельный командир, поэтому договориться о совместных действиях не удалось и дальше немцы воевали сами по себе. Дорога проходила в довольно узком дефиле, сжатая с одной стороны болотистой местностью, с другой – горными отрогами. Утопив в болоте один танк при попытке развернуться в боевой порядок, танкисты быстро понимают, что двигаться можно только гуськом по дороге. Командир роты докладывает сложившуюся обстановку напрямую командиру корпуса, а тот выдает гениальное решение - пехоте мешает продвигаться английская артиллерия, поэтому танки едут в английский тыл и там всю эту арту умножают на ноль. (Тут надо понимать, что танки относились к другому корпусу, и их было, в общем-то не жалко).

Танки двинулись вперед, легко прошли мимо позиций новозеландской пехоты, у которой не было серьезных противотанковых средств – несколько ПТР не остановили немцев. Однако прорвавшись через пехоту, немецкие танкисты обнаружили себя в огневом мешке. 25-фунтовые орудия 5-го новозеландского артиллерийского полка били по по танкам кинжальным огнем прямой наводкой метров с 100. Танкистам в этой ситуации могла бы помочь пехота, но ее не было, с ней не договорились, и немецкие пехотинцы вновь остановились перед позициями пехоты новозеландцев. Артиллеристы подбили головные машины, и после того, как колонна остановилась на нее обрушился огонь всей новозеландской артиллерии. Командир роты Шёнбург-Вальденбург вспоминал:

«Снаряды яростнее визжали в гуще атакующих танков роты… Пулеметные пули тысячами свистели в воздухе. Разрывы снарядов корежили стальные корпуса... Жуткий танец смерти... По радио отчаянно голосили товарищи. Куда бить? Когда английская контратака? Прибудет ли подкрепление?» … Рота была бы полностью уничтожена, если бы не долгожданный налет «Штук» заставивший артиллерию врага ненадолго замолчать...

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

22 июля 1929 года начался конфликт на Китайской-Восточной железной дороге (КВЖД). Его также именуют Дальневосточным конфликтом.

Хоть после Гражданской воны СССР и вступил в период мирного существования и восстановления народного хозяйства, напряжение в отношениях с соседями не спадало и было перманентным, постоянно грозя перейти в «горячую» фазу. Одной из таких точек стал Дальний Восток – с гоминьдановским Китаем не смогли поделить КВЖД.

Как известно, еще во временя Российской империи с Китаем был заключен договор, по которому начали строить КВЖД. Эта «железка» сокращала путь не только к Порт-Артуру, потерянному по результатам русско-японской войны, но и стала важной дорогой, связывающий Владивосток с остальной страной. По договору вдоль всей дороги имелась полоса отчуждения, находящаяся в собственности Российской империи. Работу дороги осуществляли русские железнодорожники, жившие непосредственно при ней. Экономические вопросы решались Русско-Азиатским банком.

Неразбериха гражданской войны поспособствовала тому, что и китайцы и японцы стали недвусмысленно посматривать на КВДЖ. Первым даже удалось захватить полосу отчуждения в 1920 году и сделать ее административной единицей Китайской республики в 1921м. Несмотря на этот факт, поезда продолжали курсировать по дороге, обслуживаемой теми же русскими специалистами – своих у китайцев не народилось.

В 1924 году между СССР и Китайской республикой было принято соглашение по урегулированию отношений между странами. Среди прочих пунктов, там говорилось и о судьбе железной дороги – она переходила в совместное пользование с миноритарной долей китайцев. Обслуживать дорогу по-прежнему должны были русские (ой, теперь уже советские) специалисты, а основную долю прибыли от эксплуатации забирал себе СССР.

Однако, умер Сунь Ятсен, глава Китайской республики. К власти пришли генералы, подталкиваемые японцами на активные действия и провокации, направленные против СССР. В Манчжурии провокациями (то есть войсками) заведовал маршал Чжан Сюэлян. Формально он поддерживал Чан Кайши, а на деле косплеил средневекового князька. Хотя и верховное руководство особо было не против.

Войска маршала захватили Харбинскую телефонную станцию КВЖД и попытались заставить согласовывать приказы советского начальника дороги с местными властями. Попытки мирно урегулировать ситуацию срывались китайской стороной. 27 мая китайцам показалось мало и они захватили генеральное консульство Советского Союза в Харбине, изъяли оттуда документы, разразились кучей всяких обвинений, арестовали 80 человек (из них 42 – дипломаты). 10 июля дорога была практически захвачена китайцами, а количество арестованных превысило 2000 человек.

В ответ на столь наглую экспроприацию СССР 17 июля, получив сумбурную ноту из Пекина, в которой в конфликте на КВЖД китайцы обвиняют (вот это поворот!) СССР, разрывает дипломатические отношения с Китаем, а 7 августа создается Особая Краснознаменная Дальневосточная армия под командованием Василия Блюхера.

Отвлечемся на секунду и послушаем мнение западных исследователей о причинах конфликта: они считают, что все из-за денег. То есть китайцы вынуждены были захватить дорогу, так как прибыли значительно упали (для сравнения: 1924 – 11 млн рублей, 1926 – почти 20 млн, 1927 – 10 млн, 1928 – 5 млн).

Армия Чжан Сюэляна имела в своем составе не менее 100 тысяч солдат и 11 боевых судов Сунгарийской речной флотилии. Имелись пушки, пулеметы и минометы, однако бойцы были вооружены преимущественно маузерами и мечами. 70 тысяч бывших белогвардейцев собралось в приграничных с СССР районах, но их мы учитывать не будем, так как они не принимали участия в боевых действиях.

Основные силы китайцев были сосредоточены:
- на Забайкальском направлении (ст. Манчжурия – Хайлар – Цицикар): 54 тыс. человек, 107 пулеметов, 100 минометов, 2 бронепоезда, 3 самолета;

- на Благовещенском направлении: до 5 тыс. человек;

- на Сунгарийском направлении: свыше 5,5 тыс. человек, 26 пулеметов, 20 орудий, 16 минометов;

- на Примроском направлении: 63 тыс. человек, 200 пулеметов, 120 орудий и 110 минометов.

Численность советских войск составляла 16 481 человек и 9 танков.

Советское командование приняло решение наступать превентивно, не дожидаясь, пока противник соберется с силами. Причем в директиве войскам четко указывалось, что никаких территориальных претензий у советской стороны нет, а главной задачей является разгром милитаристов и освобождение заложников. Также в директиве была рекомендация не подвергать нападению гражданские объекты.

Перед началом операции с целью дезинформировать китайцев командование провело переименование 62-го и 63-го стрелковых полков 21-й стрелковой дивизии (в 35-й и 36-й стрелковые полки 12-й стрелковой дивизии имени Сибревкома соответственно), а за день до начала операции на станцию Манчжурия по общему телеграфу был передан приказ «Подготовится к движению на Хайлар». Китайцы поверили и перебросили одну дивизию к Хайлару, что облегчило продвижение советским войскам.

Первой целью наступления в устье реки Сунгари был определен небольшой город Лахасусу. Отсюда китайцы запускали плавучие мины, мешавшие судоходству на Амуре.

10 октября китайцы захватили плоты с лесом, предназначавшиеся для строительства казарм для переброшенных из центральных районов дивизий Красной Армии. На следующий день китайская Сунгарийская флотилия в составе трех канонерских лодок, легкого крейсера и четырех вооруженных пароходов вышла на Амур.

12 октября Блюхер приказал уничтожить Сунгарийскую флотилию. В ходе боя под Лахасусу Амурская флотилия уничтожила 7 из 11 вражеских кораблей (причем 2 из них в свое время были конфискованы у Германии при вступлении Китая в Первую мировую войну, а часть кораблей были колесными пароходами, конфискованными у пароходства КВЖД). На следующий день был взят и сам Лахасусу.

Китайские войска начали беспорядочное отступление к Фугдину. Во время преследования советские войска уничтожили более 500 солдат и офицеров противника. Общие потери китайцев убитыми и ранеными составили почти тысячу человек.

Добравшись до Фугдина, китайцы отступили в местные магазины, занявшись их грабежом, а заодно и убийством гражданских лиц. Красноармейцы же, напротив, захватив крупные склады, вели себя с гражданскими прилично.

Опасаясь численного перевеса, командование Красной армией (3 к 1 в пользу китайцев), решило форсировать события и устроить наступательную операцию с целью быстрого разгрома противника, пока тот не успел опомниться.

В период с 30 октября по 3 ноября был проведен второй этап Сунгарийской операции – Фугдинская операция. Красная армия атаковала укрепрайоны в районе Маньчжоули (Manchuli) и Чжайлайнора (Chalainor).

17 ноября, в двадцатиградусный мороз, началась Мишаньфусская операция. Чтобы обеспечить эффект внезапности были приняты должные меры маскировки. На рассвете красноармейцы перешли по льду замерзшую Аргунь. Первая линяя обороны была смята в течении нескольких минут. В то же время кавалерия (кавбригада и бурят-монгольский кавдивизион) перерезала железную дорогу у Чжалайнора. Оказавшиеся в ловушке китайцы оказывали ожесточенное сопротивление, не считаясь с потерями (например, 14-й полк был уничтожен полностью).

18 ноября бойцы 35-й и 36-й стрелковых дивизий Красной армии при поддержке роты танков МС-1 (Малый Сопровождения – 1) сумели сломить сопротивление китайцев до подхода подкрепления, замеченного авиаразведкой.

19 ноября были взяты китайские укрепления южнее и юго-западнее Чжалайнора, причем всего за полтора часа.

Утром 20 ноября был окружен и захвачен Манчжоули. Красная армия потеряла 123 человека убитыми и 605 – ранеными. Китайские потери составляли 1500 убитыми, около 1000 ранеными и 8300 пленными. Командующий Северо-западным фронтом Лян Чжуншян вместе со штабом попал в плен.

Чжан Сюэлян был готов подписать мир на советских условиях через 48 часов после начала вторжения. 19 ноября поверенный по иностранным делам Цай Юньшэн направил телеграмму представителю Наркоминдела в Хабаровске А. Симановскому о том, что два бывших сотрудника советского консульства в Харбине отправляются в сторону фронта Пограничная-Гродеково и просят, чтобы их встретили.

21 ноября двое русских — Кокорин, прикомандированный к немецкому консульству в Харбине с тем, чтобы помогать советским гражданам после разрыва дипломатических отношений с Китаем, и Нечаев, бывший переводчик КВЖД, — перешли на советскую сторону в районе станции Пограничная вместе с китайским полковником.
Кокорин передал советским властям послание Цай Юньшэна, что тот уполномочен мукденским и нанкинским правительством приступить к немедленным мирным переговорам и просит СССР назначить официальное лицо для встречи с ним.

22 ноября Симановский передал им ответ советского правительства, и три посланника направились назад в Харбин. В ответной телеграмме было сказано, что СССР готов пойти на мирное урегулирование конфликта, но считает невозможным вступать в переговоры на прежних условиях, которые были оглашены через МИД Германии 29 августа, пока Китай не признает статус кво на КВЖД на основе Пекинского и Мукденского соглашений 1924 года, не восстановит в должности советского управляющего дорогой и не отпустит всех арестованных.

Как только СССР получит подтверждение выполнения данных условий, все китайские заключенные, попавшие под арест в связи с конфликтом на КВЖД, также будут отпущены, а советская сторона примет участие в мирной конференции. Чжан Сюэлян выразил согласие — его ответ пришел в Наркоминдел 27 ноября. Литвинов ответил в тот же день и попросил Чжан Сюэляна направить своего представителя в Хабаровск.

3 декабря 1929 года Цай Юньшэн и Симановский подписали предварительное соглашение.

5 декабря Чжан Сюэлян телеграммой подтвердил согласие с его условиями. 13 декабря Цай Юньшэн прибыл в Хабаровск. Было объявлено, что полномочия Люй Чжунхуа как президента КВЖД прекращаются с 7 декабря.

Симановский объявил, что советское правительство назначает генеральным управляющим дороги Юлия Рудого. 22 декабря был подписан Хабаровский протокол по которому КВЖД вновь признавалась совместным советско-китайским предприятием. 30 декабря Рудый приступил к выполнению своих обязанностей.
После подписания Хабаровского протокола все военнопленные и арестованные в связи с конфликтом на КВЖД были отпущены на свободу, а советские войска выведены с территории Китая. Последний отряд вернулся в СССР 25 декабря 1929 года. Вскоре нормальная работа КВЖД была восстановлена.

Моя любимая рубрика цитаты в интернете. Наткнулся на цитату Цезаря со скриншота и что-то у меня возникли подозрения в её авторстве.

Небольшой фактчек позволил установить, что цитата в интернете везде указывается без источника. И это логично, ведь в такой версии перевода источник - игра Call of Duty, а это несолидно как-то.

После перебора цитатников нашел фразу в несколько ином переводе, но зато с ссылкой на источник, а это, как я и подозревал, Светоний Транквил и его "Жизнь двенадцати Цезарей". И если читать отрывок целиком, то, как говорится, не все так однозначно. Далее слово Светонию:

Некоторые думают, что, повинуясь привычке властвовать и взвесив силы — свои и вражеские, — он воспользовался случаем присвоить себе власть, к которой стремился с раннего возраста. Так, по-видимому, думал и Цицерон, который в третьей книге своего трактата «Об обязанностях» пишет, что Цезарь постоянно повторял стих Еврипида, передаваемый им так:
Если уж право нарушить, то ради господства,
А в остальном надлежит соблюдать справедливость.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Пост с навигацией по Cat.Cat
Также читайте Cat.Cat на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен