Аутистические расстройства

(по мотивам этого треда)

Инклюзия означает, что у человека с инвалидностью есть такие же права, доступ и возможности выбора, как и у других людей в том же сообществе. Инклюзия сейчас считается универсальным правом человека.

В Статье 19 Конвенции ООН по правам инвалидов говорится: «Государства–участники настоящей Конвенции признают равное право всех инвалидов жить в обычных местах проживания, при равных с другими людьми вариантах выбора, и принимают эффективные и надлежащие меры для того, чтобы содействовать полной реализации инвалидами этого права и их полному включению и вовлечению в местное сообщество».

Примеры инклюзии

Инклюзия может принимать самые разные формы, и, в идеале, мы ее даже не замечаем, потому что она является органичной частью жизни общества. Вот 10 примеров инклюзии, которые я наблюдала своими глазами:

1. Группа детей-волонтеров упаковывает коробки в местной бесплатной столовой.

2. Школьники помогают друг другу найти нужные книги в библиотеке.

3. Покупатель, кассир и упаковщик разговаривают в магазине.

4. Люди вместе участвуют в религиозной службе.

5. Врач выслушивает жалобы пациента и разговаривает с ним напрямую.

6. Студенты по очереди делают презентации своих исследовательских проектов.

7. Семьи плавают вместе в городском бассейне.

8. Семьи катаются на карусели в тематическом парке.

9. Семьи делают покупки на фермерском рынке и слушают живое исполнение музыки на улице.

10. В кинотеатре все билеты проданы на один сеанс, который будет идти с приглушенным звуком, без рекламы и трейлеров и с небольшим включенным светом в зале.

Другими словами, инклюзия — это любая часть нормальной, повседневной жизни, которую люди с инвалидностью и без разделяют друг с другом. Когда мы осознаем, насколько инклюзия обогащает жизнь для всех, нам покажется странным, что кто-то может отказывать в ней человеку. Я надеюсь увидеть больше примеров инклюзии в будущем.

Пять мифов об инклюзии

Миф 1: Инклюзия — это просто.

Факт: Инклюзия требует значительных усилий от всех участвующих сторон, и даже в этом случае нет никаких гарантий успеха. Вот некоторые из тех шагов, которые мне приходится регулярно предпринимать, чтобы помочь своему сыну быть включенным наравне с другими детьми:

— Я заранее посещаю все общественные места, чтобы убедиться, что сенсорная среда в них является подходящей.

— Я всегда ношу с собой сенсорную «аптечку», чтобы он мог снизить свою тревожность в определенных ситуациях.

— Я определяю, в какие моменты ему нужна дополнительная помощь или терпение со стороны окружающих, и объясняю его потребности продавцам магазинов, библиотекарям и так далее.

— За неделю до начала занятий я хожу по пустой школе вместе с сыном в соответствии с его расписанием.

— Я знакомлю сына с учителями и помогаю ему подготовить листовку «Все обо мне».

— Я заранее репетирую с ним различные социальные ситуации и учу этикету.

«Это очень много работы, когда у тебя должны быть запасные планы для запасных планов», — пишет Деб в блоге. Кэри поясняет:

«Очень часто оказывается, что для обеспечения инклюзивной среды нужно проделать много работы заранее. Это включает разговор с руководством о том, что уместно в данной ситуации, и совместная работа, чтобы убедиться, что всем будет комфортно, по крайней мере, что будут предприняты усилия, чтобы всем было комфортно. Это может включать беседы с охранниками магазина, например, о том, как реагировать в случае истерики… и, что еще важнее, чего не делать в этом случае. Это может включать беседы с официантками о возможных проблемах и тому подобном — все зависит от ситуации».

Миф 2: Инклюзия значит, что все счастливы, и мы все прекрасно ладим друг с другом!

Факт: Инклюзия полна сюрпризов, а далеко не все эти сюрпризы приятные. Иногда кажется, что инклюзия создает больше проблем, чем решает — но мы все можем учиться на прошлых ошибках и учитывать их во время следующей попытки. Я узнала, что должна быть гибкой, готовой меняться, поскольку моя семья меняется. С течением времени «неудачи» помогли наладить доверие с друзьями и членами семьи, и в результате тебе уже не так трудно решиться попробовать снова. Как сказала Кэри: «Настоящая инклюзия возможна в идеальном мире… и мы определенно не живем в идеальном мире… ПОКА ЧТО!»

Миф 3: При некоторых видах инвалидности людям не подходит инклюзия.

Факт: Если вы дышите, инклюзия вам подходит. Есть много очень творческих подходов к инклюзии, например, можно очень постепенно адаптировать человека к новой среде и постепенно увеличивать время, которое он проводит в новой ситуации. Другой способ — выявить интересы человека и развивать инклюзивную среду на основе этих интересов. Например, если кому-то нравится рисовать, то он может участвовать в кружке рисования вместе с членом семьи один раз в неделю. Если этот опыт окажется успешным, он может записаться на другие занятия в той же студии и осваивать работу с другими материалами.

Миф 4: Инклюзия полезна только людям с инвалидностью.

Факт: Инклюзия помогает всем стать продуктивными членами общества. Когда люди видят, что человек получает необходимую поддержку, чтобы участвовать в какой-то ситуации, это говорит им о том, что они тоже смогут получить такую помощь, если она им понадобится. Учителя сообщают, что атмосфера класса становится более уважительной и продуктивной, когда в класс включены ученики с инвалидностью. Инклюзия учит детей урокам, которых не найти ни в одном учебнике, она поощряет личную эффективность и развивает взаимозависимость, когда каждый может сделать значимый вклад. Исследования снова и снова показывают, что ученики без инвалидности добиваются лучших результатов в разнообразном, инклюзивном классе.

Миф 5: Инклюзия — это просто очередная мода, со временем от нее откажутся.

Факт: Похоже, что от инклюзии никуда не деться, и на то есть несколько причин:

Предоставление образовательных услуг в инклюзивных школах выгоднее, чем создание отдельных школ, и оно связано с более высокими достижениями для всех учеников.

В США 40 лет назад федеральное законодательство изменили, и с тех пор все ученики имеют право учиться в «наименее ограничивающей среде», и им гарантируется «бесплатное и подходящее государственное образование», во многих случаях это означает полную инклюзию в общеобразовательной школе или частичную инклюзию, в зависимости от особенностей ребенка.

На международном уровне инклюзия сейчас признана универсальным правом человека.

На протяжении наибольшей части человеческой истории общество было инклюзивным. Это идея сегрегации людей с инвалидностью в специальных местах стала относительно недавней «модой», которая, по счастью, действительно прошла!

Источник

(окончание, начало здесь)

Мы поняли, что нам надо заниматься социальным проектированием. Это совершенно особый род занятий, это не благотворительность в чистом виде, это не социальное предпринимательство, потому что социальное предпринимательство предполагает выход на самоокупаемость определенную. Предположим, мебельная фабрика, на которой работают люди, только вышедшие из заключения, у которых трудности с приемом на работу, – это социальное предпринимательство. То, что начинается как социальная реабилитация, затем становится нормальным малым бизнесом.

Это очень распространено в развитых капиталистических странах. Например, в Америке существует целая сеть, которая делает обеды офисные, в которой работают бывшие зэки. И в Америке в течение пяти лет эта сеть стала абсолютным лидером рынка, потому что в рамках КСО (корпоративной социальной ответственности) компании считают правильным заказывать обеды для своих сотрудников именно там, где есть составляющая социального предпринимательства. В России, кстати говоря, есть некоторые проекты с социальным предпринимательством. Их немного совсем, но они есть.

Но это другая сторона деятельности. А мы должны заниматься именно социальным проектированием. То есть наша цель, грубо говоря, состоит в том, что мы строим модель, тестируем её: вот, что надо сделать для того, чтобы запустить раннюю диагностику; вот, что надо сделать для того, чтобы запустить раннюю помощь; вот, что надо сделать, чтобы создать инклюзивную модель образования; вот, что надо сделать для тех, кто старше восемнадцати. Это может быть социальная квартира с сопровождением для тех, кто в нем нуждается, это могут быть мастерские, это может быть дистантное программирование и так далее, и тому подобное.

Мы должны построить эту модель, дальше принести его родному государству и сказать: «Родное государство, мы проверили, это работает так, так и так, вот здесь это стоит столько, столько и столько, вот здесь бюджетная нагрузка невозможна, поэтому нужно привлекать внебюджетные средства, а вот здесь это как раз посильно. А теперь, дорогое государство, забери это, пожалуйста, а мы пошли играть на лютнях». Значит, для того, чтобы это случилось, мы выяснили, что нам нужно заниматься не адресной помощью, а проектной..

Второе, мы должны помогать только тем проектам, у которых есть научно доказанные практики, а не авторские методики. Потому что тогда эти проекты можно масштабировать. А то, что в одном уникальном центре дневного пребывания работает волшебная Маргарита Леонидовна Сидорчук, которая потрясающе учит аутистов через, я не знаю, лепку ботинок из пластилина, и у нее прекрасные результаты, у нее уже аж сорок выпускников, которые перестали биться головой об стену, мы это поддерживать не можем, потому что это не масштабируется и не тиражируется. И самое главное, что ни один благотворительный фонд не будет в состоянии выдержать эту нагрузку финансово. А с другой стороны, самое главное, мы – не эксперты, поэтому оценить научность этой практики, степень её доказанности мы никогда не сможем.

Когда я говорила задумчиво мужу, что когда мы всё-таки всё это построим, запустим реформу, дальше пойдем собирать деньги на науку, на лабораторные исследования аутизма, потому что в стране нет ни одной такой лаборатории. Он говорит: «Боже, какая ты дура». Я говорю: «Почему?» – «Потому что никто так не запутает, как ученые». Он говорит: «Как ты оценишь, что предлагаемое ими исследование действительно работает на аутистов?» Я говорю: «Ну как же? Ну есть же экспертиза…». А он говорит: «А экспертизу кто тебе будет делать?». Я говорю: «Ну, другие ученые». – «Ну так они тебе быстренько объяснят, что деньги надо тратить не на вот это исследование, а на исследование, которое идет у меня в институте, которое чрезвычайно важно». Я говорю: «А что же, мы не будем никогда находить деньги на фундаментальную науку?». Он говорит: «Забудь об этом, деточка. Просто забудь об этом». Я говорю: «А образование?». Он говорит: «А вот образование – это совсем другая тема».

Вот на образование начать собирать деньги – тема правильная и важная. Что значит образование? Это в высшей школе начинают обучать специалистов, которые потом будут работать с этими детьми и людьми. Кстати, знаете, как они сейчас у нас называются? Ну, слово «дефектологи» у нас всем знакомо. А знаете ли вы такой термин «олигофренопедагоги»? А, между тем, друзья мои, это кафедры, и их сотни, и они называют себя так вот, и в школе работают олигофренопедагоги.

А теперь вы представляете себе, что происходит, когда учительница на родительском собрании говорит: «Это вы мама Вовы Петрова? Подойдите, пожалуйста к нашему олигофренопедагогу, она с Вами хотела поговорить». Понимаете, да? То есть реформировать надо всё на уровне даже терминологии, потому что происходит то, что называется стигматизация семей. Даже на уровне слов. Дефектология… «Пойдите к дефектологу», «пойдите к олигофренопедагогу».

Второе условие работы фонда с проектами – научно доказанные практики, по которым существует консенсус в мире. Это принято ВОЗом. А вот это инклюзивная модель, работающая в каких-то странах по абсолютно одному и тому же принципу. А вот социальные квартиры с сопровождением, которые тоже везде работают абсолютно одинаково. Вот это мы поддержим.

Третье условие, внутри проекта должна быть сильная родительская организация. Главным драйвером всех реформ в мире, касающихся аутизма, были родители. Они вынуждены были получать специальное образование, находить практики. И четвертое – это обязательное участие государства. То есть не то, что в частном детском саду «Лесные Хулы Инкорпорейтед Жуковка Лимитед» существует группа, где день пребывания стоит, как первый взнос за ипотеку, и вообще там есть всё: вот тебе тьютор, вот тебе поведенщик, вот тебе иностранный супервайзер этого поведенщика, всё работает. Это как-то тоже неправильно, потому что люди состоятельные… А поймите, что аутизм не знает социальных барьеров, аутист может родиться в любой семье, у любых родителей абсолютно, что, кстати, не очень хорошо у нас понимают чиновники.

Еще в прошлом году одна высокопоставленная чиновница сказала: «Ну аутисты – это же дети алкоголиков». Мы сказали: «Вы знаете, вынуждены вас разочаровать, нет». Люди состоятельные, как правило, своих детей увозят. Это, между прочим, причина переезда оперной певицы Анны Нетребко. Сын с аутизмом. Это то, почему она переехала из России, она об этом говорит открыто, поэтому я могу ссылаться на её пример.

Итак, мы занялись социальным проектированием. Да, вот таким вот маршрутом. Мы работаем с правительством Воронежской области, потому что там великий и прекрасный губернатор Алексей Гордеев заинтересовался этой программой и сказал, что давайте к нам. У нас получается какое-то сотрудничество, я так скажу с осторожным оптимизмом, с Департаментом образования города Москвы. Но при этом всё равно у нас везде горит, чердак пылает, подвал затоплен, по стране ничего нету, и всё равно мы мечемся, разрываемся. Чтоб вы понимали, управляющий совет фонда – это три человека, staff – это четыре человека. То есть нас семь баб, вообще-то.

Вот как мы работаем. Один человек из этого стаффа, я не буду называть её имени, хотя она не особо скрывает, сотрудница нашего фонда, блестящий переводчик, причем и синхронист, и переводчик научных текстов, человек, работающий тьютором в коррекционной школе на Кашенкином Лугу, вообще такой один из наших опорных сотрудников. Это молодая женщина с синдромом Аспергера, высокофункциональная аутистка. Если вы с ней познакомились бы, то, может быть, единственная странность, которую бы вы заметили, – это то, что она крайне редко улыбается, а также говорит очень-очень стройными сложноподчиненными фразами с законченными конструкциями и очень ровной интонацией.

Мы знали, что это наша сотрудница, что у нее синдром Аспергера. И только полгода назад, работая с нами вместе четвертый год, эта сотрудница, назовем её Лена, говорит: «Знаете, почему я, приходя на планерку, почему я с каждой из вас здороваюсь? Потому что я узнаю вас по голосу, а не внешне». Она не слепая, просто это как раз вот эти самые когнитивные особенности, навыки. То есть ваши черты лица не соединяются для нее с понятием под названием Дуня, Ира, Женя, Маша. Ей нужно совместить черты лица с голосом, и тогда она поймет, с кем она разговаривает. Нас это абсолютно поразило, никто из нас этого не замечал.

Она работает с нами четвертый год, повторяю. И при этом эта молодая женщина, я вам повторяю, она блистательный переводчик, она отличный специалист, она невероятно добросовестный сотрудник. Да, у нее бывают какие-то моменты, когда она вдруг исчезает и появляется через четыре-пять дней и говорит: «Простите, я была в плохом состоянии, я не могла общаться». И дальше она опять функционирует так, как она функционирует. Но при этом она нас не распознавала.

Я надеюсь, что вам не было скучно. Я на самом деле буду очень рада, если у вас будут какие-то вопросы.

Вопросы из зала:

– Каковы основные признаки аутизма?

– Ну, вот я вам перечислила некоторые из этих признаков. Затрудненный глазной контакт, человеку трудно смотреть вам в глаза. Гипертрофированные реакции на, например, громкие звуки или очень яркий свет. Желание закрыть уши. Стереотипии так называемые. Стереотипии – это повторяющиеся движения.

На самом деле, стереотипии есть у каждого из нас: кто-то трясет ногой, сидя на стуле, кто-то крутит волосы – это всё стереотипии. Просто у людей с аутизмом они имеют очень ярко выраженный характер, потому что таким образом человек с аутизмом себя успокаивает. Дальше, если мы говорим о взрослых людях, о ваших сверстниках, коллегах, вот такая вот излишняя прямолинейность.

Одна из абсолютно опровергнутых и устаревших теорий говорила, что аутизм развивается у детей, у которых были холодные матери, и от этого у детей отсутствие эмпатии, вовлеченности в чужую эмоциональность. На самом деле, у людей с аутизмом эмпатия бывает сильнейшей, это всё зависит от свойств личности. Фраза, которую я вам цитировала, что если вы знакомы с одним аутистом – вы знакомы с одним аутистом, её мне сказала как раз эта наша сотрудница, которая распознает нас по голосам. Но человек с аутизмом не умеет выражать эту эмпатию.

Знаете, в способе манипуляции, есть одна из манипуляций очень эффективных, называется effective listening (эффективное слушание), когда тебе нужно расслабить собеседника, и ты начинаешь принимать вместе с ним его мимические гримасы: кивать в такт его словам, улыбаться, когда он улыбается, хмуриться, когда он хмурится, и даже повторять ритм его дыхания. Это очень-очень расслабляет человека. Человек с аутизмом это сделать не может. Он вообще не владеет этими манипуляциями, потому что не совсем считывает нашу мимику. И когда вы видите человека, которых обычно у нас называют странненькими…

На самом деле я пришла к ректору одного крупного московского университета, стала ему рассказывать про аутизм, он говорит: «О! Так у меня же был такой ученик». Я говорю: «Знаете, Игорь Михайлович, скорее всего, он у вас был не один». Дальше я описываю следующий синдром. Говорит: «Конечно, не один. Это же и это, и это, и это, и пятое, двенадцатое, тридцать второе». Вот если у вас был одноклассник, я не знаю, однокурсник, товарищ по секции и так далее, который, с одной стороны, не улыбался и не смеялся, когда все смеются, и оглядывался, не совсем понимал, а над чем, собственно, все смеются, который слишком прямолинейно высказывался, который говорил не очень интонированно, без нюансов, который говорил на одной ноте, немножко монотонно, независимо от того, он говорит «Ты сейчас сказал глупость», или он говорит «Ты мне очень нравишься» – это одно из таких бытовых проявлений человека с аутизмом.

– Как можно помочь людям с аутизмом?

– Мы с вами уже выяснили, что людей, которые не поддаются социализации, которые всегда будут нуждаться в тьюторе, в человеке, который рядом, всего 10% внутри аутистического спектра. Помочь можно… На самом деле, если вы зайдете на наш сайт outfund.ru, то там есть огромное количество рассказов самих людей с аутизмом про то, как надо с ними общаться.

Как помочь? Дать работу. Многие из них… Ну, немногие, но часть из них имеет, на самом деле, образование или хочет его получать, или владеть программированием, или переводом, это у высокофункциональных, но человек не очень может ходить в офис или правильно и точно себя вести в офисе. Можно помочь взрослому аутисту, существуют разные центры, они называются где-то социальной адаптации, где-то дневного пребывания, есть особые мастерские, где аутисты делают керамику, причем самая главная звезда из этих наших керамистов, скульпторов, он как раз неречевой парень, который делает такой фантастической красоты вазы, чашки и прочее, которые на аукционах улетают за секунду. При Центре лечебной педагогики существуют эти мастерские, которые называются «Особая керамика», которые регулярно проводят ярмарки. Можно, покупать их продукцию, потому что это идёт на этих же людей.

В Пскове есть пять квартир с поддержанным пребыванием, в Петербурге – одна. Это для тяжелых людей, которые всё равно учатся социальным навыкам: пойти в магазин, заплатить за свет … Но самое главное, это та самая инклюзия, взять на работу, позвать с собой в кино, если вы знаете такого человека, не удивляться и не пугаться его реакции, прямо ему говорить: «Вася, в кино не принято громко комментировать то, что происходит на экране». Вася скажет: «Хорошо, понял». А не говорить: «Ты знаешь, Васечка, я всё-таки, наверно, в следующий четверг не смогу с тобой пойти». Вот как можно помочь.

Это самая главная помощь, не говоря уж о том, что вы учитесь на четвертом курсе, скоро защитите дипломы, и дальше с друзьями организуете какой-то стартап, сделаете какую-то свою компанию. Возьмите на работу человека с особенностями! Возьмите его, не знаю, хоть курьером, а кого-то можно взять юристом, а кого-то можно взять айтишником. Это важно. Да, никогда не будет, чтобы этот человек выздоровел, нет. Но он станет другим, и у него будет принципиально другое качество жизни. И поймите, что даже по психиатрической статистике, которая самая-самая мрачная, у 60% в аутистическом спектре полностью сохранный интеллект. То есть это люди не глупее нас с вами. Это прекрасно.

– Где можно научиться снимать такое документальное кино?

– Нужно разговаривать с мастерской Марины Разбежкиной. Школа документального кино, которую возглавляют Марина Разбежкина и Михаил Уваров. Марина – моя приятельница. Но самое главное, что это лучшее вообще документальное образование в стране, и Марина кое-что понимает про аутизм, и у нее очень социально ориентированные студенты. Поэтому, первым делом, я вам настоятельно рекомендую построить коммуникацию с ними. Думаю, что вам, прежде всего, надо выходить на них, это самое социально зрелое киношное образование сейчас в России. Там очень интересные студенты. Спасибо.

– Нужны ли вам волонтеры?

– Вы знаете, нам бывают нужны… Мы столкнулись с тем, что именно потому, что мы занимаемся социальным проектированием, именно в этой области волонтеры не очень эффективны. Потому что волонтер – это, как правило, человек с той самой мотивацией про добрые дела, кешью и лютню, которым надоедает работать системно.

Но у нас бывают мероприятия, например, конференции, семинары, когда нам нужна волонтерская помощь переводчиков или маршрутизаторов. У нас была конференция в Сколково, там было полторы тысячи человек. Должен кто-то сопровождать, говорить, куда идти, что в каком зале, кто-то должен раздавать книжки.

Очень часто нужна помощь сфотографировать или записать на видео тренинг, лекцию, семинар. И каждый раз это выдирается с совершеннейшим трудом. У нас на сайте outfund.ru есть раздел «Волонтерство», вы можете там оставить контакт и написать, в какой области вы готовы работать волонтером. А просто сказать «я готов как волонтер вам спроектировать сайт»…

У нас работают лучшие дизайнеры и проектировщики, мы как-нибудь сайт спроектируем. А вот кто нам развезет брошюры по поликлиникам, да? Кто вот это вот сделает? Поэтому такого рода помощь, безусловно, нам нужна, просто в нашей деятельности нужно получать первичные навыки. Для того, чтобы быть тьютором, нужно иметь всё-таки некую базу психолога или педагогическое образование хотя бы на уровне среднего профессионального.

– Я переводчик с незаконченным образованием, могу помогать?

– Мы будем вас иметь в виду. Дело не в законченном образовании, для того, чтобы у нас работать переводчиком, нужно хоть немножко изначально погрузиться в эту тему, потому что переводить нужно будет вещи со специальной терминологией, понимаете? То есть ABА-терапию не надо переводить как «терапия на основе прикладного поведенческого анализа» и сокращать это в русскую аббревиатуру. Она уже есть ABА-терапия. Или эти самые стереотипии не нужно переводить как с русского… Только в этом смысле.

– В каком возрасте диагностируют аутизм? Какой специалист это может сделать?

– Официально такой общепринятый возраст – это 18 месяцев, то есть полтора года. Я только что говорила, что в Таиланде диагностируют с пяти. Поймите правильно, это очень важно, диагностируют не аутизм, а риск аутизма. Вот, например, по тому, как ребенок следит за предметом. И они мало того, что диагностируют, они немедленно начинают его компенсировать. Этим занимаются физиотерапевты, определенная гимнастика, определенные сенсорные дефициты, держать игрушку, ее мять, вместе показывать на предмет, и так далее, и тому подобное.

К какому специалисту? На самом деле, это на грани между психиатрией и неврологией, и мы всё мечтаем перевести это в неврологию. Неврологи вообще, как бы, более лояльны, и самое главное, неврологи не выписывают трехлетнему ребенку аминазин и галоперидол, которым можно сразу же убить, а у психиатров это только так происходит.

На самом деле, даже в Москве специалистов, которые хорошо в этом разбираются, очень немного. Их всех можно перечислить по пальцам. Поэтому если возникает такое подозрение – первое, пишите в фонд на сайт, второе, ищите в «Фейсбуке» сообщества родительские про аутизм и АВА-терапию. Их много, этих сообществ. И смотрите, что там и как. Можно написать мне в «Фейсбуке», я всегда отвечу.

– Я представляю портал neinvalid.ru. Вы говорили о социальном проектировании и упомянули о специализированных классах. Помимо этого, какие изменения происходят, если происходят, за время работы вашего фонда? И вообще, по каким признакам можно эти изменения распознать? Потому что недавняя история с сестрой Натальи Водяновой оказалась показательной, в том числе, и в плане реакции государства. Второй вопрос по терминологии. Вы несколько раз употребили слово «аутист». Есть точка зрения, что это слово употреблять нельзя, потому что оно оскорбительное, нужно говорить «человек с аутизмом», потому что это равнозначно «очкарик» или «толстяк». Вы как считаете?

– Есть такая точка зрения. Есть такая точка зрения, её придерживается моя глубокоуважаемая коллега Наталья Водянова. Я говорю и так, и так. Но поскольку я всю жизнь работаю с языком, я не сторонница какого бы то ни было языкового пуризма. Я считаю, что язык – это зона максимальной свободы. И, кроме того, я неоднократно разговаривала с родителями. Часть из родителей это слово оскорбляет, часть – нет.

Отвечая на ваш первый вопрос, до настоящих результатов нам еще очень и очень далеко, крайне далеко. Горизонты, когда будут видны какие-то сдвиги – это десять лет. Таковы темпы вообще сдвигания с места большой государственной машины.

При этом, например, в Воронежской области, где у нас третий год идет комплексная программа помощи, у нас довольно неплохо получилось выстроить, по крайней мере, на первом этапе коммуникацию с Департаментом здравоохранения. Мы провели там много семинаров для педиатров по раннему распознаванию рисков РАС. И теперь в каждой детской поликлинике Воронежской области висит инфосет про аутизм, что это такое, как его распознавать. Совместно с правительством Воронежской области мы перевели и адаптировали важнейший скрининговый тест первичной диагностики рисков аутизма. Создали методическое пособие «Ребенок с РАС идет в детский сад». И всё это лежит в открытом доступе.

В поисковой строке набирается по-русски: аутизм-тест.рф. Там скрининговый тест, который родитель может пройти он-лайн анонимно, который оценивает риски, степень риска: низкая, средняя, высокая – надо обратиться к врачу, не надо обратиться к врачу? За год мы собрали и обработали данные и сделали там же, на этом же ресурсе в открытом доступе карту родительских инициатив по аутизму по всей стране. Это порядка 150 организаций с адресами и контактными телефонами по всем регионам. Ну и вот инклюзивных классов было два, стало девять. В Воронеже сейчас два класса, в конце сентября будет еще две группы в двух детских садах. Мы довольно много занимаемся тем, что возим с гастролями специалистов, которые читают лекции.

Что же касается истории с Наташей Водяновой и с её сестрой, у нас есть программа, которую мы пока еще тестируем. Она называется пока «Autism friendly». Но благодаря ей второго апреля в Москве в «Пушкинском» происходило первое представление мюзикла «Красавица и чудовище» для семей с детьми с аутизмом, адаптированное для них. Был разработан тренинг для стаффа и для артистов, который мы там обкатали. Это был первый раз.

Затем был кинопоказ «Золушки» в кинотеатре «Октябрь», затем 8 сентября в Воронеже точно так же с тренингом для кинотеатра прошел показ «Головоломки». Вообще, мы с главой русского, как это сказать, отделения компании Walt Disney Мариной Жигаловой-Озкан начинаем большую программу по всей стране. Кроме того, у нас достигнута договоренность с ГМИИ имени Пушкина, мы сейчас привезем специально из Америки специалиста с тренингом для музейщиков, как принимать людей с аутизмом в музее, потому что музей – это предметная среда. Вот то, что мы делаем. Да, это капля в море.

Вы понимаете, нас ровно семь человек, плюс десять человек опорных родителей. Нам нужно, чтобы на этот тренинг кто-то приехал и в течение часа в кинотеатре его провел, показал, объяснил, рассказал, организовал там закупку необходимого оборудования для разгрузки. Это просто эти мешки, пуфы, на которых можно валяться, шарики, в которых можно копошиться, – то, что нужно для сенсорного развития. Да, капля в море, но мы этим занимаемся и стараемся заниматься этим системно. Это именно программа, но которую, пока у нас проведено по ней три мероприятия всего, поэтому мы считаем, что мы пока работаем в тестовом режиме.

Понимаете, если б мы были «взрослые», с большим количеством отделений, с разработанными тренингами, то первое, что мы бы сделали, в это кафе в Нижнем, прислали бы нашего коуча с тренингом и провели бы тренинг для сотрудников, выдали им методичку, флаер и стикер «Autism friendly» – и это кафе стало бы кафе «Autism friendly». Но нас семеро.

– Как сказать родителю, что подозреваешь у его ребенка аутизм?

– Пять или семь стадий в отношении смерти, когда отрицание, гнев, депрессия, вот это вот всё. Вот всё то же самое проходит любой родитель аутиста. Максимум, что вы можете сделать – осторожно сказать: «Сходи на аутизм-тест.рф». Всё. Там можно это пройти анонимно, дальше сам родитель оценивает. То есть информировать – всё равно на вас обидится, поверьте мне.

– Занимаетесь ли вы детьми-аутистами в школах, потому что это, как правило, двоечники, которые сидят на задних партах…

– Да, безусловно, только я с вами совершенно не согласна. Это абсолютно не так, потому что ребенок, если он учится в обычном классе, собственно, уже имеет инклюзию, и он высокофункциональный аутист, у него могут быть абсолютные пятерки по математике, он может уйти далеко вперед от класса, а, например, химией ему неинтересно заниматься вообще, и поэтому сидит там на двойках. На самом деле, для таких детей должны быть ресурсные классы в любой школе.

Более того, ресурсная комната нужна в любой школе, независимо от того, есть там аутисты или нет. Потому что когда случается проблемное поведение, ребенка из обычного класса должны перевести в ресурсную комнату, где сидит психолог-поведенщик, который будет с ним снимать его стрессы, проблемное поведение. А кроме того, такому ребенку, которого вы описываете, может понадобиться тьютор.

Тьютор – человек, который вместе с ним проходит образовательный маршрут, который просто проектирует это по индивидуальному образовательному плану. Да, конечно, мы этим занимаемся, и я вам могу сказать, что в прошлом году в Москве с нашей помощью существовало два ресурсных класса в обычных школах, а в этом году с первого cентября их девять. А ещё два в Воронеже. В следующем году их будет уже не 9, а 15.

Это проект, который называется «Инклюзивная молекула», который мы ведем вместе с родительскими организациями, вместе с Департаментом образования города Москвы. Он создан таким образом, что когда он заработает в полную силу, то есть когда этих ресурсных школ будет порядка 30-ти в Москве, это будет описано методически высшим учебным заведением, то есть высшей школой, это будет методичка, которая будет выложена в открытый доступ, и это можно будет масштабировать в любом городе нашей страны. На самом деле, первая методичка, как организовать ресурсный класс, выйдет у нас уже в этом году. Она будет валидизирована и Департаментом образования города Москвы, и Московским городским психолого-педагогическим университетом.

– Бывает ли так, что родители не обращаются ни к каким специалистам, не ходят на консультации, а ребёнок всё равно вырастает адаптированным за счёт того, что к нему нормально относятся? И как отличить просто замкнутого человека, интроверта, от аутиста?

– Конечно, такое может быть. Очень многие родители в отсутствие каких бы то ни было сервисов, начинают интуитивно их искать, находить какие-то решения, читать. Тут самое главное, чтобы ребенка не посадили на нейролептики и не повредили его мозг навсегда в глубоком детстве, понимаете? А бывает, например, over-диагностика. У нас был образцово-показательный случай, когда к нашему ведущему эксперту, психиатру Елисею Осину привели мальчика восьмилетнего, у которого с четырех лет стоял диагноз аутизм. Мальчик неречевой. Естественно, там ни в одну школу не брали. Психиатр с ним справился за два часа и сказал: у него нет вообще никакого аутизма, у него тугоухость. То есть за восемь лет жизни ребенка не распознали, что он глухой, и что речи нет у него поэтому. Мальчику поставили слуховой аппарат – у него речь, он учится, он в полном порядке.

Когда вы спрашиваете, как отличить интроверта от аутиста, я не могу вам дать квалифицированный ответ. Но, на самом деле, многие интроверты находятся, как мы это называем, в спектре. То есть я своих клиентов узнаю просто вот сплошь и рядом. Я только что на картине по своему кинопроекту работала с замечательным совершенно парнем. Ему 32 года, он работает в довольно серьезной питерской компании, у него масса навыков, он блистательный дизайнер, там много-много-много всего. Вот у него есть некоторые особенности поведения, которые меня совершенно убеждают в том, что он в спектре.

Есть масса людей среди ваших знакомых. Если вы спрашиваете, как им помочь – это как можно больше спрашивать напрямую: «Ты не хочешь сейчас общаться – скажи мне об этом». Или: «Ты хочешь, чтоб я тебя позвал на день рождения? Но учти, там будет много народу, который тебе незнаком». Вот способ поведения.

– Мы постоянно сталкиваемся с историями, когда к аутистам несправедливо относятся: сестра Натальи Водяновой, фитнес-центр, из храма кого-то выгнали… Что с этим делать?»

– А с фитнес-центром, скажу вам по секретику, мы вступили в коммуникацию и предложили им тренинг. И, вроде бы, они сказали «да». Безусловно, довольно трудно сделать все всемером, скажу вам честно. Поэтому я добросовестно прихожу и исполняю чечётку на барабанах в любую аудиторию, где готовы слушать про аутизм, потому что мы сейчас с вами повышаем информированность общества об аутизме, потому что дальше вы пойдете и расскажете своим знакомым, если вам что-то показалось из этого интересно. Вот пока это происходит таким образом.

– Как можно научиться АВА-терапии?

– Ага, отличный вопрос. Курсы АВА есть. Они все, во-первых, коммерческие. А во-вторых, что самое главное, сертифицировать могут только сами сертифицированные АВА-терапевты. Это довольно дорогое удовольствие. Спрос огромный, а специалистов минимум. Поэтому, в общем, они могут диктовать совершенно свои условия. Мы всеми силами пытаемся завести это образование в государственные вузы.

Что-то там такое слегка есть в МГППУ (Московский городской психолого-педагогический университет). Мы очень надеемся, если у нас поедет проект весь с Департаментом образования города Москвы, что мы как-то заедем в МГППУ (это Московский городской психолого-педагогический университет). Вообще там очень интересные есть преподаватели, которых интересует эта тема, и которые обладают первичными знаниями. Надеюсь, что там года через два появится такое образование в России.

На сегодняшний день вы можете пойти в Московский институт психоанализа, это негосударственный вуз, там Анна Хисмятуллина читает курс поведенческий. Есть ещё несколько. Кстати говоря, есть очень неплохой, выросший из родительской организации, центр «Белая ворона», там они обучают первичным поведенческим компетенциям и делают это довольно успешно.

– Почему в России так плохо с инклюзией?

– Я абсолютно убеждена в том, что всё сопротивление инклюзии, вообще инклюзивной среде идёт от страха, а страх – от неинформированности. Повышение информированности резко снижает нетолерантное в обществе поведение. А что касается рассказок без погружения в специфику, то у меня есть две таких.

Рассказка первая. Если вы, родители нейротипичного ребенка, не хотите, чтоб ваш ребенок учился бок о бок с человеком с особенностями или с инвалидностью, запомните, что вы воспитываете из него взрослого, который со временем вас с вашим Альцгеймером и вашей старческой деменцией сдаст в казенный интернат для престарелых, где вы умрете на холодной клеенке от воспаления легких в собственной моче. Это вот одна такая рассказка. Абсолютно, поверьте мне, адекватная.

(конец все-таки пришлось срезать, даже в двух частях получается слишком длинно, дочитать и посмотреть видео вы можете здесь)

(из-за технических ограничений Пикабу публикуется в двух частях)

Аутисты составляют 1% детского населения по всему миру. Это, если вы призадумаетесь, невероятно много.

Таблетки от аутизма нет

Я вчера ужинала дома с мужем, и он мне говорит: «Что за лекция у тебя?». Я в двух словах ему рассказала. Он мне говорит: «Запоминай, можно рассказывать так: первое, второе, третье, четвертое», – в общем, структуру лекции начальство утвердило. Но я прошу вас помнить, что я не преподаватель, не профессиональный лектор или оратор. И, что действительно очень важно, я не эксперт по теме, по которой мы с вами будем говорить, поэтому я могу в чем-нибудь запутаться, сказать неточную цифру.

Тема, про которую я с вами буду говорить – я не являюсь в ней экспертом. Я вам буду, с одной стороны, пересказывать то, что я знаю от других экспертов, и я могу обязательно в чем-нибудь запутаться или назвать какую-нибудь цифру не совсем точно. Я прошу вас это учитывать, я возглавляю общественную организацию, и я, собственно говоря, не должна быть экспертом.

Наша организация привлекает экспертов к общественной деятельности, которой мы занимаемся. То есть ты невольно становишься спикером проблемы, но при этом тебя окружают специалисты, которые тебя то и дело поправляют, тобой недовольны, ругают и говорят: «Вот опять напутала, это сказала не так». Поэтому вы тут люди академические, и я вас прошу не судить меня строго с академических позиций, потому что тут вы имеете передо мной преимущество: у вас у всех будут дипломы, а у меня диплома о высшем образовании нет, так что я полуграмотная к вам пришла. Но уж какая есть.

Говорить мы будем, как вы знаете, об аутизме, поскольку я являюсь президентом и учредителем Фонда содействия решению проблем аутизма в России «Выход». Я понимаю, что большинство из вас пришло сюда, совершенно не интересуясь никаким аутизмом, а, скорее, полюбоваться цирковым номером. Я постараюсь удовлетворить и ваши интересы, и свои, исполнить цирковой номер именно на ту тему, которая меня сейчас больше всего интересует, и, надеюсь, заинтересует вас.

Аутизм – особенность развития, это ментальная особенность, так предпочитают её называть в большинстве западных стран, считая некорректным название «болезнь». По одной простой причине: у болезни есть начало, есть определенное течение и есть определенный финал, тот или иной. У аутизма этого финала нет, поэтому не совсем понятно, как это обозначать, и выбран такой обтекаемый, политкорректный термин. Чтобы вы понимали масштабы этой проблемы, я приведу несколько цифр.

Всемирная организация здравоохранения в 2010 году опубликовала очень усредненную мировую статистику, которая звучит таким образом: аутисты составляют 1% детского населения, детской популяции по всему миру. Это, если вы призадумаетесь, невероятно много.

Самое тяжелое – то, что ежегодный прирост наблюдается на протяжении последних 15-ти лет. Это прирост 13 процентов ежегодно относительно той цифры, которая была в прошлом году. Дальше начинается разброс статистики, потому что есть масса стран, в которых статистика не ведется, как, например, в России, а есть страны, в которых она ведется разными инструментами. И цифры разнятся. И, опять же, ВОЗ берет очень среднюю цифру – каждый 68-й ребенок. Это очень много.

При этом могу вам сказать, что крупнейший американский фонд «Autism Speaks», такая мощнейшая драйверная в мире организация по аутизму, давал статистику в 2013-м году в Америке: каждый 63-й мальчик, каждая 86-я девочка. В 2014-м году у них получился каждый 48-й мальчик. За 2015-й год статистика ещё не опубликована, но, например, в Южной Корее официальная статистика – каждый 43-й. У мальчиков аутизм встречается в пять раз чаще, чем у девочек.

Нейротипичные и нейроотличные

Что такое аутизм? Вот у нас, когда говорят про аутизм, прежде всего вспоминают фильм «Человек дождя». Я думаю, что многие из вас его видели. Из-за этого происходит некая мешанина в образе, то есть сразу же кажется, что это странно выглядящий, глубоко ненормальный человек, который при этом обладает гениальными способностями. Это не так, это неправда. У кого-то из аутистов есть блистательные способности, у кого-то нет.

И вообще, среди самих аутистов есть такая очень хорошая поговорка, я вам потом расскажу, от кого я её услышала. Звучит она так: «Если вы знакомы с одним аутистом, это означает, что вы знакомы с одним аутистом». Это к тому, что люди с аутизмом разные, такие же разные, как так называемые нейротипичные мы с вами. Вот они нейроотличные, мы – нейротипичные.

Но самое главное, пожалуй, то, что аутизм нельзя вылечить таблетками, не существует таблетки от аутизма. Вообще, эта особенность полностью называется «расстройство аутистического спектра». Это название совершенно не случайно, потому что спектр этот огромен. Он включает в себя как тяжелых людей с глубоким аутизмом, неречевых, с проблемным поведением, с низкой социальной адаптивностью, так и так называемых высокофункциональных аутистов – людей с синдромом Аспергера, среди которых как раз встречаются люди с удивительными способностями в самых разных областях.

Чтобы вы понимали, с одной стороны, олимпийский чемпион по плаванию Майкл Фелпс является аутистом, с другой стороны, в Силиконовой долине больше 20% диагностированных аутистов. Среди них вообще очень часто встречаются способности выше среднего к программингу.

Разные те или иные синдромы, находящиеся в спектре аутизма, наблюдаются и у Вуди Аллена, и у самых разных людей с самыми разными профессиями, судьбами.

Великий, действительно великий, без преувеличения, зоопсихолог профессор Тэмпл Грандин, возглавляющая одну из ведущих в мире вообще лабораторий научных по зоопсихологии – диагностированный аутист, причем в прошлом аутист глубокий, то есть неречевой. Это вполне себе блистательная дама, автор очень многих книг, учебников, и вообще мировая научная звезда. Про неё сняты фильмы, её очень легко найти в сети. Она сама довольно много рассказывает о своем аутизме, о том, что такое аутизм изнутри.

В прошлом году она выпустила книгу «Мозг аутиста», которая мгновенно стала бестселлером. Вообще, там довольно много интересных ученых. При этом действительно всё в судьбе человека с аутизмом зависит от того, насколько рано аутизм или риск аутизма будет диагностированы, и с какой скоростью начнется коррекция. Здесь очень-очень странная и неожиданная статистика. Например, в Таиланде, где, кстати говоря, очень высокий уровень медицины, риск аутизма диагностируют с пяти месяцев. Блестящие результаты неожиданным образом показывает Куба. Опять же, очень ранняя диагностика.

Что это означает? С точки зрения базового образования, которое вы здесь получаете, вы должны понимать, что это означает. Ранняя диагностика, затем – ранняя помощь.

Чем раньше началась помощь, адаптация и коррекция, тем выше шансы скорректировать поведение человека с аутизмом, тем выше шансы, что он пойдет в обычную общеобразовательную школу, закончит её, затем поступит в институт, получит профессию и будет жить как совершенно полноценный член общества, будет налогоплательщиком, будет профессионалом. Потому что внутри аутистического спектра только 10% людей имеют такую глубину, а также сложную нозологию, как это называют специалисты, то есть не только аутизм, а еще и другие разные особенности, которые всегда будут нуждаться в социальном сопровождении, так или иначе.

Вы понимаете, что перед государством, грубо говоря, стоит выбор: мы начинаем как можно раньше адаптировать, социализировать и дальше получаем полноценного гражданина, налогоплательщика и так далее, либо мы навсегда получаем нагрузку на бюджет, потому что это человек, который всегда будет на иждивении у государства. Вот выбор, который стоит перед страной, которая проводит те или иные действия для того, чтобы как можно раньше человека с аутизмом адаптировать.

Мир, где аутистов очень много

В Америке не так давно аутизм стал включаться в страховку, которую люди получают. То есть он – страховой случай. Это очень мудро и дальновидно, потому что, здесь я возвращаюсь к названию нашей сегодняшней встречи, потому что в дальней перспективе, которая, на самом деле, совсем не дальняя, количество людей с аутизмом будет расти, и, вообще-то, лет через 30-40, то есть уже при вашей зрелой полноценной жизни, статистика будет такая, что, видимо, аутизм будут признавать вариантом нормы. Вы будете жить в мире, где аутистов будет очень много.

На самом деле, никто не знает прежней статистики, потому что аутизм не так давно был выделен в отдельный диагноз. Никто не знает, чем вызван такой рост: тем, что у нас, как у человечества, улучшились инструменты диагностики, мы научились это распознавать, или, действительно в мире происходит пандемия аутизма, как считает Всемирная организация здравоохранения. ВОЗ объявил пандемию аутизма. Что это такое? Пандемия – это эпидемия с неизвестными причинами. Мы не знаем, от чего это, мы не понимаем, почему это. Огромное количество лабораторий в мире занято, причем их каждый день открывается всё больше, больше, больше и больше, заняты исследованиями аутизма, причин аутизма.

Теорий по поводу причин возникновения аутизма масса. Ни одной консенсусной до сих пор нету. Понимаете, то кто-то объявляет, что аутизм запускают прививки, потом это опровергают, то кто-то говорит, что нет, это вообще увеличенная сейчас нагрузка информационной среды, от огромного количества информации, и тоже, вроде, нет прямой корреляции.

Два года назад в Америке очень бурно обсуждалось исследование, которое нашло корреляцию между возрастом отца и риском. Опять же, оказалось, что где-то есть эта корреляция, где-то нет. Кто-то приписывает это к заболеваниям матери во время беременности, кто-то находит причины иммунологические и так далее, и тому подобное.

Повторяю, человечество на сегодняшний день не знает ни причин возникновения аутизма, ни причин его такого распространения колоссального. Это действительно огромный вызов человечеству, потому что таких людей всё больше, больше с каждым днем.

Вы, наверное, слышали такое часто упоминаемое слово «инклюзия»: инклюзивная среда, инклюзивное образование и так далее, и тому подобное. У нас его здорово подхватили, все друг другу рапортуют об инклюзии, при этом, в общем, никто не знает, что это такое. А на самом деле, инклюзия есть там и тогда, где и когда детей с особенностями (не обязательно ментальными, это могут быть опорно-двигательные особенности) в социуме не более 10%. Если больше, если их 20% – это уже называется коррекционная школа или коррекционная практика, а не инклюзивная.

Инклюзия – это когда обычное общество принимает в себя, в свои практики десять процентов людей с особенностями и начинает с ними работать и общаться. Почему это важно? Потому что в случае с аутизмом инклюзия является частью терапии. Это есть путь коррекции и социализации. Это я вам кратко описала, что вообще происходит в мире, и что думает мир на эту тему.

Психиатр с трех лет

Теперь я расскажу вам, где находимся мы, Россия, по этой проблеме. Мы находимся примерно в 1965-м году ХХ века, с точки зрения Соединенных Штатов Америки, Израиля и скандинавских стран. Это я перечисляю страны, которые наиболее успешны сейчас именно в инклюзивных практиках и в коррекции людей с аутизмом.

У нас ещё четыре года назад этот диагноз не был признан, его не существовало в перечне диагнозов. У нас ставили разные: умственную отсталость, детскую шизофрению. На полях замечу, что детской шизофрении, чтоб вы понимали, не существует. Потому что шизофрения – это заболевание психического «я», а психическое «я» формируется у человека к пубертату. До этого ребенок не осознает границы своего психического «я», поэтому существует термин «ранние манифестации шизофрении», но нету детской шизофрении. Как это произошло? Да у нас не всегда всё было так плохо, прямо скажем.

Дело в том, что, вообще-то, русская психиатрическая школа начала ХХ века была абсолютно блистательна, она была одной из самых передовых в мире. Мало того, великий русский психиатр Лурия (Александр Романович Лурия, советский психолог, основатель отечественной нейропсихологии – прим. ред.) описал аутизм одним из первых в мире, где-то между 1936-м и 1938-м годом, не называя его так, но выделив совершенно отдельную симптоматику, проявления и так далее, и тому подобное. Ну, естественно, потом психиатр с фамилией Лурия закончил свою судьбу так, как было положено в те годы. Вообще произошел довольно серьезный разгром русской психиатрической школы.

А дальше случилось так, что при Брежневе начали использовать то, что называется карательной психиатрией, а именно психиатрию стали использовать для борьбы с диссидентами. Соответственно, возник, например, такой удивительный диагноз как вялотекущая шизофрения. Вялотекущей шизофрении, чтоб вы понимали, не существует нигде в мире.

В связи с этим советская психиатрия была исключена из мирового научного процесса, из Всемирной ассоциации психиатров. Что это означает? Это означает, что наши психиатры не ездили на международные конференции, не печатались в иностранной научной прессе, не получали эту прессу, её можно было доставать только в спецхранах, их не учили иностранным языкам и так далее. И сейчас этот кризис осознается в семьях.

Где-то между годом и полутора молодые родители, или немолодые, неважно, замечают, что что-то не так с ребенком. Они бегут к педиатру в поликлинику и говорят: «Вы знаете, какой-то он не такой. Остальные дети улыбаются, указывают пальцем, хватают игрушку, следят за предметом, а наш что-то как-то не очень реагирует». На что педиатр говорит: «Слушайте, вы просто тревожная мамаша. Попейте, пожалуйста, «Новопасит» и идите отсюда».

Наступает полтора года, мамаша опять бежит к педиатру и говорит: «Вы знаете, как-то совсем что-то не то!» Педиатр говорит: «А вы больше занимайтесь ребенком, больше обнимайте его, больше с ним играйте, просто как-то надо уделять время. Что вы себе думаете? Ребенок должен развиваться, это зависит, конечно же, от родителей. А так у вас всё в порядке».

В два с половиной года мама приходит к педиатру и говорит: «Послушайте, он не говорит. Все дети говорят, а он не говорит». На что педиатр говорит: «Послушайте, у вас мальчик. Мальчики все позже разговаривают. Успокойтесь вы, ради Бога. Всё у вас будет, всё он будет говорить. Идите. Вы видели, какая там у меня очередь стоит? Всё, до свидания, мамаша». В три года она приходит к педиатру, педиатр говорит «Ну, а теперь к психиатру». Детские психиатры у нас, чтоб вы знали, принимают с трех лет. Мама приходит к психиатру, психиатр говорит: «Здрасьте, а где вы были? Что вы делали до этого? У вас ребенок болен. Начинаем давать нейролептики». А ребенок к тому времени уже там простукивает предметы, кричит, непонятно почему, не говорит, падает и бьется ногами в поликлинике, зажимает уши руками, раскачивается, от громких звуков начинает рыдать и тому подобное.

Дальше ему ставят там детскую шизофрению и умственную отсталость и еще сто тридцать два невозможных диагноза и начинают ему давать лекарства, нейролептики, которые загоняют его всё глубже, и глубже, и глубже. Ах да, ещё забыла очень важное сказать, что в эти три года, когда ему ставится этот диагноз, педиатр, психиатр или еще кто-нибудь говорит: «Знаете, вы молодая, родите нового, а этого лучше сдайте в интернат, он у вас дефективный». Дальше ему начинают давать тяжелые препараты, которые… Что они дают? Ребенок спит по ночам, потому что так-то он не спит, но ходит совсем замедленный, никакого контакта. И те навыки, которые мама ему с трудом привила, они исчезают, даже они.

При этом представьте себе, вы все – будущие родители, представьте себе, это ребенок, с которым нельзя пойти на детскую площадку, потому что родители говорят: «Слушайте, уберите вашего дебила, мама. У вас как мальчик вообще себя ведет? Сидите дома или к врачу идите». Это ребенок, с которым мама не может пойти в кафе и там с подружкой посидеть за чашкой кофе, пока он играет, потому что он не играет, он визжит. Она не может пойти с ним в детский кружок. Она не может нанять няню, потому что приходит няня и через 15 минут говорит: «О, нет-нет-нет, вот с этим я не буду. Нет, ну что вы? У вас ненормальный, его надо сдавать в специнтернат». К семи годам это абсолютно фрустрированная семья, если это полная семья, что далеко не всегда так.

Простите меня, дорогие юноши, присутствующие здесь, но в России страшнейшая статистика по детям с инвалидностями: в случае онкологии отцы уходят из семьи в 85% случаев, в случае с ментальными особенностями – в 85% случаев, в случае с аутизмом цифра, вроде бы, ниже. Точной статистики нет, но по ощущению ниже – где-то процентах в 70-ти. Но, тем не менее, в 70% это остается, значит, одна мама с этим ребенком. При этом бабушка, как правило, приходит и говорит: «Сдай в интернат, ты не устроишь свою судьбу, тебя же замуж никто не возьмет. Ты еще можешь выйти замуж, родить нормального ребенка». К семи годам это семья, у которой нет никакой отдушины, это, как правило, мама, которой практически нужно уволиться с работы и стать своему ребенку воспитателем, тьютором, учителем, коррекционным педагогом, поведенческим терапевтом и так далее.

Перевод с полинезийского

Ну и понятно, что в школу со всем этим соваться абсолютно невозможно, никто вас в школу не возьмет. При этом в мире существует практика, по поводу которой в научном сообществе есть полный консенсус, это золотой стандарт коррекции аутистов. Она называется «терапия на основе прикладного поведенческого анализа».

Вы люди грамотные, вы понимаете, что в основе там лежит бихевиористика, вообще наука о поведении, у которой есть ответвление прикладной поведенческий анализ. Это технология коррекции ребенка-аутиста и его обучения. Это не бином Ньютона, это не авторская методика такая, знаете, «а давайте попробуем песком лечить» или «пробовали ли вы на ночь давать ему подушку из гречихи?». Это работает как математика абсолютно. Два плюс два – всегда четыре и никогда не пять.

Например, у ребенка проблемное поведение, и он неречевой. То есть проблемное поведение, понимаете: кричит, стучит, катается по полу. При этом, вроде как, обследовали, никаких проблем (потому что часто бывает, что там проблемы, например, гастроэнтерологические). Прежде чем ребенка начать чему-то обучать, вообще-то, уберите у него боль в животе, о которой он не может сказать. По анализам у него всё хорошо, но вот он неречевой и почему-то орёт.

Больше двадцати лет назад была разработана методика, она называется PECS, это способ альтернативной коммуникации. Это карточки, на которых вначале обозначены предметы, потом более сложные устройства – глагол и так далее. И вдруг выясняется, что ребенок, про которого просто считали, что он не знает, как его зовут, что он кричит, впадает в абсолютно безумное состояние от того, что не может сказать, что ему нужно… Когда ему в руки дается инструмент альтернативной коммуникации, не речевой, выясняется, что 30%, 40%, 50% вот этих истерических проблемных состояний просто уходит. Выясняется, что ребенок всё это время искал способ коммуникации.

Представьте себе на секундочку, что вокруг вас абсолютно все разговаривают не просто на иностранном языке, а на иностранном языке совершенно другой грамматической структуры, чем вы знаете, на китайском или на одном из полинезийских диалектов. Мы можем догадаться по неизвестным нам французским, немецким, итальянским и даже румынским словам, потому что структура языка одна и та же, и, кроме того, много общих корней. А здесь вообще совершенно другое звучание, которое вы воспринимаете, как свист, вам кажется, что все свистят. И при этом к вам всё время обращаются с этим свистом. Вы не можете ответить никак. Могу вам сказать, что вы осатанеете очень быстро. И истерики от этой невозможности окружающего мира, невыносимости его, от этих перегрузок начнутся у вас очень-очень быстро.

Но PECS – это только начало. А дальше существуют способы обучения, индивидуальные образовательные маршруты, которые ведут к тому, что дети, которых учат по обычной школьной программе, но с применением методов прикладного поведенческого анализа, через какое-то время идут в самые обычные классы, учатся наравне с другими. Кому-то нужен тьютор будет рядом, человек, который знает особенности этого ребенка и знает, что через 15 минут Мишеньке нужно встать и походить, а Коле наоборот нужно выйти и постучать по всем поверхностям, его это успокаивает, и потом он вернется в класс и продолжит дальше.

Я вам это рассказываю к тому, что на самом деле путь есть, и он известен, он существует. При этом ни в одном государственном университете, ни в одном государственном институте, ни на одном факультете психологии в России нет кафедры поведенческого анализа.

Антон тут рядом

Мы с вами разобрались в том, что такое примерно аутизм. Мы с вами разобрались в том, что примерно происходит в мире, куда смотрят. Мы осознали, где мы сами находимся, что происходит у нас. То есть, главные ужасы я вам описала.

Ужасы под названием ПНИ (психоневрологический интернат), я думаю, вы в состоянии представить себе сами. Вы знаете, что это такое, вы понимаете, что сначала дети из тех семей, где всё-таки родителей уговорили: «Сдайте этого, а сами заведите новенького», – сначала отдают в интернат детский, а потом этот человек, уже повзрослевший, ему прямой путь в психоневрологический интернат. Это довольно страшные у нас учреждения, в основном, где людей обкалывают тяжелыми лекарствами, и они превращаются совсем-совсем в овощи.

Скажите, кто-нибудь из вас в этой аудитории видел фильм Любови Аркус «Антон тут рядом»? Ага, несколько человек видели. Я вам очень-очень остальным рекомендую посмотреть этот фильм, потому что кроме того, что это фильм на тему, о которой мы говорим, поверьте, что это настоящее произведение большого искусства. Этот фильм, будучи документальным, получил огромное количество международных призов, в том числе, приз Венецианского кинофестиваля. Это очень-очень сильная история, с которой начался наш фонд.

Теперь я вкратце вам опишу, как возник фонд «Выход», чем мы занимаемся, и что у нас там происходит. И вот здесь, я надеюсь, вам уже будет не так ужасно-ужасно страшно-страшно, а, может быть, вам даже будет и интересно. Четыре года назад… Вернее, как? Уже не четыре года назад, а семь лет, восемь лет назад моя подруга Люба Аркус, вообще-то, киновед, автор киноэнциклопедии, многолетний редактор петербургского журнала кино «Сеанс», а это в нашей киношной профессиональной среде журнал высочайшего класса, такой аналог «Cahiers du Cinema», с которого во Франции началась новая волна французского кино, где Трюффо и Годар служили кинокритиками перед тем, как они стали киноклассиками…

И вот Люба Аркус, очень серьезная пишущая автор, главный редактор, придумала в журнале проект «Кино прямого действия». Это касалось как раз документалистики, а документалистика, если вы знаете, вообще находится сейчас в расцвете по всему миру, и всё больше и больше становится фильмов как бы на грани между документалистикой и игровым кино. Вот она придумала просто про это номер. И ей попалось сочинение мальчика-аутиста, которое её поразило просто как текст, она его приколола к статье. Дальше она стала разыскивать этого мальчика, нашла, звали его Антон Харитонов. Было ему в тот момент, по-моему, 16-18 лет. И дальше Люба решила снять про него документальный фильм.

Снимала она его четыре года. За это время мама Антона заболела раком и умерла. Соответственно, остался отец, в совершенно другой семье, давно ушедший из семьи, и путь Антона лежал в ПНИ (в психоневрологический интернат). Но поскольку четыре года Люба была рядом, дальше она волей-неволей стала вовлечена в его судьбу личную, стала пытаться как-то помочь ему в жизни. Об этом, собственно, снят фильм. Вы его посмотрите – и тогда узнаете всю историю.

Но поскольку Любовь Юрьевна Аркус – человек не только огромного ума и таланта, но еще и совершенно атомной энергии, все мы, её друзья, оказались, так или иначе за четыре года вовлеченными сначала в судьбу просто конкретного парня Антона Харитонова. И, действительно, то, что Люба рассказывала, было совершенно душераздирающе. Потом она показала материалы фильма, который вы посмотреть не можете, потому что он пока так и не сделан, называется «Онего», это про родителей аутистов.

А потом, как у всякого человека заразительного, эти люди, родители этих детей, стали её друзьями, мы стали встречаться на днях рождения, с ними общаться. И постепенно стало понятно, что для этих семей, для этих детей в стране нет вообще ничего совсем. И тогда мы решили, что надо делать фонд, который будет заниматься именно проблемами аутизма.

Маршрут для человека с аутизмом

Ну, как мы себе представляли? Собрались милые, интеллигентные, художественные, темпераментные девушки и решили, что сейчас они пойдут и сделают добрые дела, которые будут заключаться в том, что мы быстренько заберем деньги у наших богатых знакомых и быстренько раздадим бедным родителям аутистов – и после этого будем себя чувствовать хорошими, и вообще всё будет прекрасно.

Как говорит один из ключевых попечителей нашего фонда, член управляющего совета Ирина Меглинская, которая, по профессии своей фотодиректор и профессор Школы Родченко, чтоб вы понимали, что для настоящей девушки занятие в жизни только одно – лежать на кушетке мадам Рекамье, есть кешью и играть на лютне. Вот примерно так мы себе представляли: сейчас мы быстренько поможем, перераспределим деньги и дальше, наконец-то, ляжем на рекамье с кешью и лютней и будем, перебирая струны, соответствовать нашим собственным представлениям о прекрасности, чувстве долга, доброте и благородстве.

В течение первого года мы совершили, по-моему, все возможные ошибки, которые можно совершить – метались и пытались заткнуть собой самые разные дыры. В течение второго года мы тоже, по-моему, накосячили. А дальше мы поняли, что, на самом деле, в случае с аутизмом совершенно бессмысленно заниматься адресной помощью. Вот мы соберем деньги одному ребенку, которому требуется в среднем от 20 до 40 часов поведенческой терапии в неделю.

В Москве в среднем час работы с поведенщиком стоит полторы тысячи рублей. Час – полторы. От того, что мы одному ребенку – Маше, Коле, Наде или Альберту – купим, найдем и оплатим много часов поведенческой терапии, не произойдет ничего, потому что ну оплатим, а дальше он куда пойдет? Он что будет делать? Ни в одну школу его всё равно не возьмут, в детский сад не берут, с детской площадки гонят, и всё равно, несмотря на все успехи в поведении, всё равно у него есть свойство раскачиваться, или стучать предметом по предмету, или он очень громко говорит. У аутистов есть такое свойство…

Вообще аутизм – это нарушение когнитивных навыков, навыков понимания. Одна из теорий – это то, что у аутистов медленнее работают зеркальные нейроны мозга, чем у нас, поэтому существует масса проблем: ребенок не обезьянничает, не считывает эмоции. Аутисты не понимают иронию, им её надо объяснять. Но у этого есть оборотная сторона – они никогда не лгут. Они вообще не понимают, как это, потому что не понимают, зачем это. Поэтому аутист бывает не очень удобен.

Кто-нибудь из вас знает датско-шведский сериал «Мост»? Смотрел кто-нибудь, нет? Смотрели несколько человек. Это абсолютно выдающийся детективный сериал, в котором главная героиня, потрясающая следовательница по имени Сага, у нее синдром Аспергера, то есть она – высокофункциональный аутист.

Выражается это в том, что она говорит совершенно прямо, что она думает. Она говорит своему случайному любовнику: «А теперь уходи». Он говорит: «А ты не хочешь спросить, как меня зовут?». Она говорит: «А зачем?».

Дальше, значит, её друг, человек, с которым она нашла некую форму коммуникации и дружбы, который её очень любит и ценит и так далее, говорит: «Послушай, ты вообще должна с людьми строить отношения. Люди строят отношения таким образом, что рассказывают друг другу про свою жизнь». – «Поняла», – говорит она. и приходит в комнату, где остальные полицейские пьют кофе во время кофе-брейка. Причем все знают, что она гениальная, но странненькая, и как-то немножко замолкают при её появлении. Она входит в комнату, садится, наливает себе кофе, смотрит на всех и говорит: «А у меня месячные начались сегодня». Все начинают прятать глаза. Потом она этому своему другу рассказывает: «Послушай, я заговорила о своей жизни, но никто не поддержал». При этом она работает, расследует и так далее. Ей не нужно социальное сопровождение.

Но всё равно от того, что мы кого-то скорректируем на такую условную Сагу, её будут травить в школе, или кто-нибудь из родителей обязательно придет и скажет: «Слушайте, уберите, пожалуйста, от моего талантливого Сашеньки эту дебилку». Кто-то на родительском собрании скажет: «Она тормозит весь класс». Или учительница скажет: «Вообще-то, лучше надомное обучение. Она тут, вы знаете, она у нас странно себя ведет…». Дальше понятно, опять мы попадаем в тот же самый замкнутый круг, который я вам описала. Обнаружилось, что простое перераспределение денег не приведет ни к чему.

И тогда мы поняли, что вот мы, такие прекрасные, высокохудожественные, которые, в общем, не точно знаем, чем кибернетика отличается от квантовой физики – мы должны, на самом деле, придумать маршрут, построить модель от постановки диагноза до жизни в обществе. Постановка диагноза, ранняя помощь, образование, жизнь в обществе. Как вы понимаете, вы, получающие здесь серьезное образование в определенной сфере, это фактически государственная реформа.

Превратить хаос в систему

Года полтора назад мы поняли, чем на самом деле нам надо заниматься. То, что мы до этого делали, мы делали хаотично и разбегаясь во все стороны, потому что везде катастрофа, горит везде – нужно и здесь залить, и здесь залить, в итоге, у нас ничего не получается.

(окончание завтра, а если не хотите ждать, прочтите его здесь)

(продолжение, предыдущая часть была здесь)

"Мне очень нужны эти два часа, кофе и потолок - чтобы прийти в себя"

Трехнедельные каникулы закончились. Отправив двоих старших детей в разные школы, а младшую в садик, я возвращаюсь домой и завариваю кофе. В доме разгром - повсюду следы лихорадочных утренних сборов, разбросанные игрушки и фломастеры без колпачков.

Какое-то время назад мне было бы очень стыдно за эту картину. А сейчас мне даже не стыдно, я сижу с чашкой кофе и смотрю в потолок. У меня есть целых два часа перед тем, как забирать из садика младшую Зою, уставшую и капризную, переполненную впечатлениями после первой встречи с друзьями после каникул.

Только успокоить и, если повезет, уложить подремать в коляске Зою - уже закончатся уроки у старших. И первые полчаса в доме будут слезы, драки и полный хаос - так дети выплескивают скопившееся за день напряжение.

Поэтому мне очень нужны эти два часа, кофе и потолок - чтобы прийти в себя после длительных пасхальных каникул, веселых, но забравших все мои силы бесконечной готовкой, стиркой, беготней по детским площадкам и музеям, часами, проведенными за рулем, а главное - постоянной необходимостью уделять внимание одному, двум или трем детям сразу.

Прочитай я эти строки восемь лет назад, когда я ждала свою первую дочку и даже не подозревала, сколько всего на меня обрушится с ее появлением, я бы высокомерно фыркнула: "Что это за безответственная мамаша, жалуется тут, как ей сложно, не рожала бы тогда детей, если даже уделить им внимание - для нее такая сложная задача".

До появления детей я вообще не знала таких терминов как "эмоциональное выгорание" и "восполнение ресурса", не понимала эту многозначительную фразу, взятую из инструкции по безопасности в самолете: "Сначала наденьте кислородную маску на себя, а потом на ребенка", а материнство представляла себе исключительно как бесконечное счастье.

Накрыло меня сразу же после первых родов: моя маленькая дочка Лиза, у которой впоследствии будет диагностирован аутизм, с самого рождения практически не спала и все время кричала. Патронажная сестра заподозрила неладное на пятый день и отправила нас в больницу. Оказалось, что все это время Лиза не получала достаточно молока, и у нее началось сильное обезвоживание.

Мою пятидневную дочку положили на детскую больничную койку, где она казалась такой же маленькой, как кукла на взрослой двуспальной кровати, в ее крохотное запястье вставили катетер для забора крови, через нос протянули зонд, чтобы по часам заливать туда молоко.

К Лизиной пяточке был прикреплен датчик для измерения пульса. В первую же ночь датчик, видимо, соскочил, и монитор внезапно громко и резко запиликал. Не знаю, как я в ту минуту не умерла от ужаса.

"Я не могла простить себе того, что моя новорожденная дочка голодала, и теперь я "наказывала" голодом себя"

Я спала, точнее не спала уже которые сутки рядом с Лизиной кроваткой на раскладушке. Кроме того, что не спала, я, не понимавшая тогда про то, что "необходимо сначала надеть кислородную маску на себя", отказывалась есть. Я не могла простить себе того, что моя новорожденная дочка голодала, и теперь я "наказывала" голодом себя.

На второй день медсестра, ухажившая за Лизой, заметила, что я никогда не выхожу к раздаче обеда, и решила, что я еврейка. Она стала приносить мне отдельно упакованную кошерную еду. Наверно, это меня тогда спасло от какого-нибудь душевного расстройства: даже в своем невменяемом состоянии я оценила комизм ситуации и снова стала есть.

Выписываться из больницы было страшно - я очень боялась опять что-то сделать не так и все время проводила рядом с Лизой.

На третий месяц жизни Лиза преподнесла новый сюрприз: внезапно она отказалась от бутылочки. Пословица "голод - не тетка" не работала, дочка как будто не испытывала чувства голода и не просила есть вообще. Удивительное случалось, когда Лиза засыпала - во сне она внезапно открывала рот и выпивала свое молоко.

Врачи разводили руками и считали, что я создаю себе лишние проблемы. Я же наворачивала круги с коляской по парку, чтобы укачать и накормить ребенка. Позже задача усложнилась - Лиза стала днем засыпать только в рюкзачке под мелодию мобильного телефона - старенького Nokia.

Большая часть моего дня проходила либо в попытках укачать и накормить ребенка, либо в поисках информации о том, как это можно исправить.

Я давно перестала краситься, иногда даже причесываться, и меня совершенно не беспокоило, во что я одета. Думаю, это смело можно назвать "эмоциональным выгоранием" и даже истощением.

Потом снежный ком стал нарастать - рождение второго ребенка, диагностирование аутизма у старшей дочки, нарушение развития речи у средней, проблемы в семье, рождение младшей.

То, что заботиться о себе - это не преступление против детей и не эгоизм, а жестокая необходимость, я поняла уже только имея троих детей и полгода статуса матери-одиночки.

Когда я уже окончательно, как говорится, "дошла до ручки", я обратилась за помощью к "лайф-коучу", человеку, который мог бы меня выслушать и подсказать, как вообще жить дальше.

Светящаяся позитивом девушка Стелла на основании моих ответов нарисовала так называемое "колесо жизни" - самые важные для меня на тот момент сферы в жизни и цели.

Посмотрев на результат, коуч с удивлением воскликнула: "Но ведь здесь совершенно нет вас! Вы не выделили места для себя!". Мои главные сферы были, конечно, терапия для старшей дочки, дополнительные занятия для средней дочки, уход за младшей, дом, финансы - мне даже в голову не приходило подумать о своем здоровье или личном времени.

Стелла немедленно организовала мне няню на пару часов в неделю для малышки, чтобы я могла сходить в бассейн или спортзал и расслабиться.

"Во время пребывания в спортзале думать позитивно, говорить себе комплименты и наслаждаться покоем", - получила я строгие инструкции от Стеллы. Сейчас это звучит смешно, но на тот момент мне действительно нужны были подобные инструкции, потому что мысли мои были только самые невеселые, покой только снился, и уж какие там комплименты себе!

В бассейн я в итоге сходила всего один раз, но чудесная няня до сих пор помогает мне с детьми и по хозяйству, а я нашла свои способы расслабляться и восстанавливать силы.

Я делюсь своей историей, потому что она довольно типична для многих родителей детей с особенностями развития. Пережив первый шок от диагноза, пройдя стадии горя и отрицания, находясь в постоянных мыслях и заботах о ребенке, страдая от хронической усталости, а часто и депрессии, мы совершенно забываем о себе, откладываем "на потом" не только парикмахерскую, но и поход к врачу, часто до того момента, когда требуется уже серьезное медицинское вмешательство.

Согласно одному американскому исследованию, матери детей с аутизмом испытывают такой же уровень ежедневного стресса, как и находящиеся в зоне боевых действий солдаты, что увеличивает риск многих заболеваний.

Как сказала мама одного одноклассника Лизы: "Мы родители детей с аутизмом - такие потрясающие люди. Давайте перестанем себя грызть и похлопаем себя по плечу".

Мы нужны нашим детям здоровыми и полными сил.

Вот мои способы восполнения ресурсов. Может, что-то из этого поможет и вам:

1. Сон

Высыпаться - это вообще главный подарок, который можно себе сделать. Не думать о том, что, пока дети спят, можно переделать тысячу дел. Лучше лечь спать пораньше - выключить все электронные устройства, выпить травяного чая и уснуть, а утром все сделать на свежую голову.

Как это часто бывает в семьях с "особенными детьми", да и обычными тоже, ребенок среди ночи может проснуться, ему может стать плохо, и чем больше к этому моменту у родителей будет накопленных сил, тем лучше для всех! Пережить несколько бессонных ночей гораздо легче, если до этого у вас была неделя полноценного сна.

2. Забота о себе как проект

Всем нам для здоровья нужно как минимум пять дней в неделю выделять по 30 минут для физических упражнений, и желательно еще при этом хорошо питаться. Но об этом очень просто забыть. Я поняла, что для меня "работает" подписка на какие-то не очень долгие программы по общему оздоровлению, когда есть конкретные сроки и четкий план действий. Так, за три месяца программы по питанию и упражнений, записанных тренером на Youtube, я наконец-то сбросила лишний вес.

Теперь я подписалась на новую месячную программу, которая держит меня в тонусе и, надеюсь, поможет мне перестать пить литрами кофе.

Таких животных нас учили мастерить на курсе "Расскажи историю"

3. Круг общения

Ничто так не поддерживает и не придает сил, как группы поддержки родителей детей с аутизмом. Когда есть чувство, что ты в этой ситуации не один, когда есть примеры других родителей, обмен опытом и позитивные примеры.

К счастью, в Лизиной специализированной школе очень много внимания и заботы уделяют именно родителям.

Раз в месяц мы встречаемся обсудить проблемы наших детей со специалистом по проблемному поведению, периодически школа приглашает родителей просто на чай-кофе, чтобы у каждого была возможность рассказать о своих детях или получить совет.

Кроме того, вместе с нашим районом школа организует учебные курсы - кулинарные, курсы английского языка, оказания первой медицинской помощи.

Я недавно закончила в школе курс под названием "Share a story" - я бы его перевела как "Расскажи историю" - нас учили, как интереснее прочитать ребенку книгу, самим смастерить главных героев сказки в виде кукол, сделать огромные декорации.

Всю дорогу мы с другими мамами хихикали, пока вырезали животных для книги "Уважаемый зоопарк". На заключительном занятии мы показали спектакль нашим детям. Это было очень трогательно.

4. Не бояться просить и принимать помощь

Мы хотим быть сильными и независимыми и сами справляться со всеми проблемами, но на самом деле вокруг есть люди, готовые помочь.

Если вам предлагают немного посидеть с ребенком, чтобы вы могли элементарно сходить в магазин или, наоборот, привезти вам лекарства и продукты, если вы болеете, не стоит отказываться!

Как-то мне позвонила моя замечательная подруга Надя и сказала: "Аня, мне очень хочется тебе чем-то помочь. Можно, я буду оплачивать тебе уборщицу раз в две недели?"

Я была в ужасном замешательстве. Оплачивать? Уборщицу? Мне? Было очень сложно признать, что мне в тот момент нужна была такая помощь. Но я согласилась, и это в итоге только укрепило нашу дружбу!

5. Ведите записи

Когда мне кажется, что жизнь стоит на месте, что я нахожусь в тупике, а ребенок не достаточно прогрессирует, я перечитываю свои старые дневники.

С удивлением обнаруживаю, что два года назад Лиза не могла читать и писать, выстраивала бесконечно игрушки в ряд, не могла самостоятельно одеваться.

Сейчас она полностью собирается сама в школу, читает рассказы, пытается писать на двух языках, не только отвечает на вопросы, но и задает их!

И тогда я выдыхаю, что мы потихоньку двигаемся вперед и "хлопаю себя по плечу".

Иногда же просто спасает чашка кофе или чая, потолок и несколько минут тишины. Они помогут пережить бурный вечер, улыбаться детям, не срываться на крик и достойно разруливать сложные ситуации.

Источник

Все родители хотят, чтобы наши дети вели себя хорошо. Они ведь сами должны понимать, что надо вести себя правильно, да? Ага, как же. Вот почему всем родителям может пригодиться так называемая экономика жетонов.

Вы встречали трехлетнего ребенка с врожденным желанием, чтобы все считали его хорошим? Примерно в три года большинство детей проходят через что-то вроде тренировочного подросткового возраста. Маленькие люди ведут себя так, чтобы получить то, что они хотят. Их поведение определяется тем, к каким последствиям оно приводит.

Трехлетка может закатить истерику, чтобы получить доступ к любимой игрушке, мультикам, конфетке, левому ботинку, который он увидел на другом конце комнаты — чему угодно. И дети ведут себя определенным образом (устраивают истерику), чтобы добиться определенных последствий (получить то, что они хотят).

Но что можно с этим сделать? Как научить ребенка лучше себя вести?! Для начала, надо убедиться, что дети никогда не получают того, чего они хотят, с помощью истерики или скандала, но при этом у них есть возможность получить это с помощью желательного поведения.

Однако может быть сложно вручать ребенку награду каждый раз, когда он хорошо себя ведет. Особенно, если желаемая награда занимает много времени. Поэтому можно сделать положительное подкрепление более структурированным и конкретным.

«Экономика жетонов» — это система коррекции поведения, которая состоит из трех ключевых компонентов:

а) конкретное определение целевого поведения или нескольких видов поведения, за которые ребенок будет получать жетон;

б) какие-то предметы в качестве жетонов или другая ощутимая система баллов за желательное поведение;

в) меню отсроченных поощрений, которые можно получить в обмен на определенное количество жетонов.

Экономика жетонов может выглядеть как таблица для наклеек, ряд из магнитов на металлической поверхности, таблица для отмечания «галочек» или рисования «смайликов», башенка из кубиков лего, баночка со стеклянными шариками, ряд заламинированных картинок, которые крепятся к плашке лентой «липучкой» и так далее. Вам обязательно нужны какие-то ощутимые и наглядные жетоны, которые ваш ребенок сможет зарабатывать за желательное поведение. В магазинах школьных принадлежностей или для детей с особенностями развития иногда можно заказать красивые готовые системы жетонов, но это совсем не обязательно. Вы можете нарисовать 5 кругов на листе бумаги. Когда ребенок ведет себя желательным образом, ставьте галочку в круге. Вот и все. Воспользуйтесь чистой стороной рекламной листовки, которую вам кинули в почтовый ящик, и завалявшимся огрызком цветного карандаша.

После этого определите целевое поведение. Опять же, вам не нужно знать правильную терминологию. Просто выберите три вида поведения, за которые ребенок сможет получить жетоны. Главное, не употребляйте абстрактных и непонятных ребенку слов вроде «вести себя ответственно» или «проявлять уважение». Как ребенку понять, что имеется в виду? Будьте конкретны. Например, ты получаешь жетон, когда: 1) делаешь то, что сказали взрослые, без крика, 2) съедаешь 5 ложек или кусочков еды, которую приготовила мама, и 3) обуваешься, когда тебя попросят.

Не пытайтесь решить все проблемы сразу. Возможно, вы знаете больше 20 пунктов, над которыми нужно поработать вашему ребенку. Да что там, я могу придумать больше 20 пунктов, чтобы посадить саму себя на экономику жетонов. Давайте определимся с приоритетами и объясним их ребенку понятными словами.

Наконец, важно определить, что именно ребенок сможет получить с помощью жетонов. Лучше всего, если ребенок сам выбирает, что именно он сможет заработать, перед сбором жетонов или после того, как он получит последний жетон. Вы можете сделать красивое меню призов, которые можно получить за то или иное количество жетонов.

Или же просто скажите ребенку: соберешь все наклейки, получишь 5 галочек, соберешь стеклянные шарики и получишь приз. Можно выбрать один из следующих призов: дополнительное время за компьютером или смартфоном, поход в библиотеку или новая игрушка из ларька на улице.

Вот краткое перечисление необходимых шагов:

— Выберите 1-3 вида поведения и убедитесь, что ребенок хорошо понимает, в чем они заключаются.

— Сделайте физически ощутимую систему жетонов, которые ребенок сможет зарабатывать, и поставьте цель.

— Как только ребенок собрал все жетоны, обязательно предоставьте ему обещанную награду. Отнеситесь к награждению со всей серьезностью, как к важному достижению ребенка!

Полезные советы:

Когда вы только начинаете, выберите самую простую цель. Если окажется, что заработать приз сложно, у ребенка не будет мотивации, особенно если у него и так проблемы с контролем над своим поведением.

Со временем постепенно усложняйте цель. Пусть за достижение большой цели можно будет получить большую награду, а за достижение маленькой цели, можно будет получить маленькую награду. Поэкспериментируйте, чтобы определить, какая цель позволяет вашему ребенку быть успешным, и не отнимает у вас слишком много времени в напряженный день.

Каждый раз, когда ставите жетон, делайте из этого большое событие – много хвалите ребенка, проявляйте радость и энтузиазм.

Не стоит тратить много времени и денег на систему жетонов. Моя собственная дочь считает, что я сделала ей новую таблицу для наклеек, каждый раз, когда видит полоску из белой бумаги. Вот какие у нас «модные» системы жетонов дома!

Подходите к жетонам творчески!

Моя тетя подала мне такую идею на основе своего опыта: у нее был рисунок пуделя, и ее дочь приклеивала к нему шарики из ваты. Когда они заполнили весь рисунок, девочке купили настоящего пуделя!

Моя сестра позволяет своему старшему самому выбирать стеклянные шарики для баночки, которую ему нужно наполнить, чтобы получить приз. Это помогает ему быть более вовлеченным в процесс с самого начала.

Распечатайте изображение приза, а потом разрежьте его как паззл. Каждый кусочек паззла будет жетоном. Когда ребенок соберет картинку целиком, он получит то, что на картинке!

Есть много мобильных приложений для мотивации детей с помощью жетонов. Поищите приложение по фразе «token board».

В Интернете также можно найти массу готовых шаблонов для жетонов, которые можно распечатать.

Одна моя ученица обожала украшения, и я сделала для нее ожерелье. На это ожерелье мы крепили заламинированные жетоны, и она это обожала.

И напоследок: вы обнаружите, что иногда дела у ребенка идут настолько хорошо, что пора отложить экономику жетонов в сторону. Однако вспомните о ней снова, если появится новое проблемное поведение, и вы почувствуете, что теряете контроль. Начинайте заново. Новое поведение, новые награды, та же система.

Я не прошу поверить мне на слово – существует масса исследований в области прикладного анализа поведения, которые поддерживают эффективность экономики жетонов.

Источник

Апрель — месяц распространения информации об аутизме. Эта особенность проявляется по-разному, и говоря о ней, часто используют длинное понятие «расстройства аутистического спектра», подразумевающее самые разные формы. Диагноз может поставить только специалист, но распознать особенность часто можно уже в детстве: сигналами могут быть проблемы в общении и социальной адаптации, непроизвольные повторяющиеся действия, избегание зрительного контакта. Общую информацию о признаках аутизма важно знать всем: по статистике, с ним рождается 1 из 68 детей. Чем раньше у ребёнка выявят эту особенность развития и начнут с ним заниматься, тем выше его шансы на насыщенную социализацию в будущем.

К работе с детьми с аутизмом меня буквально привели новые ботинки — и отчасти кино. Предчувствуя, что купленные накануне лоферы наверняка натрут, по пути на работу я зашла в аптеку за пластырем. В очереди со мной стояла иностранка, мы разговорились, и оказалось, что она работает с детьми с аутизмом. Аутизмом я начала интересоваться четыре года назад, после того, как посмотрела фильм Любови Аркус «Антон тут рядом» — мне стало интересно, как обучают таких людей. У меня педагогическое образование, но об этом я вообще ничего не знала.

Моя новая знакомая Сара оказалась сертифицированным поведенческим аналитиком, немного рассказала мне о методе, на котором основано обучение — прикладном анализе поведения, — и посоветовала обратиться в центр «Белая Ворона», с которым сотрудничала в Москве. Я хотела стать волонтёром, но такой возможности не было — центр оказался коммерческим. Приблизительно в то же время я посмотрела фильм «Прогулка» Авдотьи Смирновой — тогда я ещё не знала, что она президент фонда «Выход». Вскоре на лекции об аутизме Авдотья посоветовала мне тот же центр «Белая Ворона». Символ аутизма — пазл: у меня возникло чувство, словно сложился мой личный пазл, и я поняла, в каком направлении двигаться.

Руководительница центра Анна предложила мне несколько вариантов: я могла пройти тренинг, прежде чем работать, либо же делать это параллельно, устроившись в школу с инклюзивной программой. Ко второму я была не готова, хотя задумывалась о смене деятельности: к тому моменту я два года трудилась в международной компании и поняла, что офис — это не моё. При этом преподавание и волонтёрство приносили мне намного больше морального удовлетворения, чем очередной выполненный проект, — так я записалась на курс.

К урс обучения основан на АВА (applied behavior analysis) — прикладном анализе поведения. АВА-терапия — научная методика, которая используется при обучении людей с аутизмом. Её эффективность подтверждают результаты исследований, хотя некоторые специалисты относятся к ней скептически. АВА-терапия основана на анализе причин того или иного поведения. Её используют в разных областях, но больше всего она известна в обучении людей с аутизмом. «Белая Ворона» не единственный центр, где можно научиться АВА-терапии. Сертифицированный поведенческий аналитик Юлия Эрц тоже проводит тренинги по АВА; методике обучают и в центре «Наш солнечный мир», а также в Московском институте психоанализа.

Мозг детей с аутизмом работает по-другому. Из-за этого у них могут возникать сложности с социальными, коммуникативными и другими навыками и умениями — или им может быть не очень интересно работать над ними. Для того чтобы обучить детей необходимому, ABA-специалисты мотивируют их тем, что им интересно. Процесс обучения должен быть успешным для ребёнка: в педагогике этот принцип называется созданием «ситуации успеха». Педагог должен организовать учебный процесс так, чтобы, во-первых, у ребёнка появился интерес узнать что-то новое; во-вторых, чтобы ребёнок сам проделал работу, чтобы узнать это; и, в-третьих, учитель должен признать важность достижения ребёнка и его самостоятельной работы — похвалить его, поставить высокую оценку.

АВА-терапия использует тот же принцип, только учитывает особенности детей с аутизмом. У них часто нарушены навыки социальной адаптации, и социальное поощрение для них, как правило, мало что значит — поэтому при выполнении заданий в АВА-терапии ребёнка мотивируют прежде всего тем, что ему нравится: игрушками или любимыми снеками. Тьютор подбадривает ребёнка и хвалит его, чтобы социальное поощрение приобретало для него значимость. Среди тех, кто работает с людьми с аутизмом, популярна фраза «Если вы знаете одного человека с аутизмом, значит, вы знаете одного человека с аутизмом». Это правда: аутизм проявляется по-разному, поэтому к занятию с каждым ребёнком нужно тщательно готовиться: внимательно изучить программу, отметить, что нравится ребёнку, что мотивирует. Появление нового человека — стресс для подопечного, и это тоже нужно учитывать.

Занятия проводятся по индивидуальной программе. Сначала ребёнка тестируют, чтобы выяснить, что он уже умеет и чему его нужно будет научить в процессе терапии. Важно и мнение родителей — чему, по их мнению, должны обучить ребёнка. Например, если ребёнок в девять лет не может себя обслуживать и не умеет делить дроби, то его будут сначала обучать навыкам самообслуживания. Куратор составляет программу, в которой указывает подходящие упражнения, последовательность действий и методику работы — по ней с ребёнком будет заниматься инструктор (тьютор). Родители тоже должны следовать рекомендациям программы. Периодически проводится супервизия: куратор наблюдает за ходом занятия, говорит тьютору, что нужно улучшить, и анализирует, нужно ли обновлять программу.

Искренне порадовало, что эту профессию выбирают и женщины, и мужчины. Часть АВА-специалистов — это родители, которые обучились методике, чтобы помочь своим детям, а затем продолжили работать в этой сфере. Нужно отдать им должное: они не сдавались и искали возможность улучшить жизнь своих детей, именно их усилиями АВА-терапия наконец появилась в России. С другой стороны, это помогает осознать масштаб проблемы в российском обществе. Представьте: вашему близкому человеку нужна помощь, но сначала вас вводят в заблуждение неверным диагнозом, а затем вам приходится осваивать новую профессию самому, потому что больше помочь некому. Примерно такой путь должны были пройти многие родители ещё несколько лет назад, когда вместо аутизма детям диагностировали шизофрению: катастрофически не хватало квалифицированных специалистов. В моей группе было около десяти человек: родители детей с аутизмом, те, кто получал образование для работы в инклюзивных классах, и те, кто планировал работать тьютором в центре. Двухнедельный курс включал в себя теоретические онлайн-уроки и практические занятия по выходным. В онлайн-уроках мы изучали терминологию, смотрели видеолекции, разбирали кейсы и тесты.

Педагогическое образование мне, конечно, помогло: например, знания о бихевиоризме, на котором, собственно, основан прикладной анализ поведения, дали понять механизмы АВА-терапии. Не думаю, что педобразование совершенно необходимо при изучении АВА, но уверена, что знания общей и возрастной психологии, педагогики и методики преподавания позволили глубже понять методы терапии. Свободный английский — вот что действительно важно, если вы хотите стать хорошим специалистом. Прикладной анализ поведения зародился в США более пятидесяти лет назад, за это время появилось много литературы и научных исследований, но, чтобы понимать их, нужно знать язык. В России эта методика стала известна недавно: фонд «Выход» перевёл несколько книг, а статьи и документы появляются в основном усилиями активистов АВА-сообщества и благотворительных фондов. До сих пор нет единого стандарта русскоязычных терминов: например, специалиста, работающего с ребёнком с аутизмом по методике АВА, могут называть инструктором, терапистом, терапевтом или тьютором.

Благодаря свободному английскому и базе педагогического образования, теоретическая часть курса далась мне легко. А вот практическую — различные упражнения и правила их проведения — нужно было изучать с нуля. Было не столько трудно, сколько ново. Во время отработки каждого упражнения инструктор сразу же должен записывать результаты в специальную таблицу — при этом нужно сохранять достаточно быстрый темп, чтобы ребёнок не потерял интерес. Дать задание и, если нужно, подсказку, проследить, как ребёнок его выполнит, поощрить, сразу записать результат в таблицу, а затем перейти к другому заданию, не сбавляя темп — это настоящая многозадачность. При этом каждое действие должно быть выполнено по правилам: например, есть девять видов подсказок, которые делятся на две категории, и вы должны знать, какую именно нужно применить в отдельно взятой ситуации. Мы отрабатывали упражнения друг с другом и обсуждали ошибки. В конце курса нужно было сдать экзамены.

После того как я сдала экзамен и получила сертификат АВА-тьютора, я подписала с центром договор о совмещении. Перед началом занятий в центре нужно было пройти стажировку: побывать на уроках более опытных инструкторов, предварительно получив разрешение у родителей ребёнка. Работать я начала с минимальной нагрузки: занималась с одним подопечным. Получилось так, что я работала семь дней в неделю: в офисе по будням и с ребёнком по выходным. Звучит парадоксально, но, работая, я отдыхала — всё компенсировали положительные эмоции. Я работала в таком графике, потому что знала, ради чего это делаю: мне хотелось понять, понравится ли мне работа АВА-инструктора.

Думаю, что каждый, кто работает с людьми с аутизмом, начинает больше говорить об аутизме с окружающими. Друзья и родственники по-разному отнеслись к моей работе: одни одобряли, другие заранее жалели. Но неприятнее всего было столкнуться со стереотипом, что кто-то «виноват» в том, что у ребёнка аутизм.

Пожалуй, сложнее всего было осознать, что люди с аутизмом воспринимают мир по-другому. Многие самые повседневные, привычные для нас явления — звук дверного звонка, яркий свет, прикосновения — для человека с аутизмом могут быть сильнейшим стрессом и причинять почти физическую боль. В начале моей работы мне порой было сложно понять, почему ребёнок вдруг заплакал или закричал. Преодолеть это помогли супервизии: куратор подсказывала, что нужно улучшить. Это помогло научиться быть внимательнее и вовремя предупреждать сенсорные перегрузки у ребёнка.

В АВА-терапии важно не только обучать ребёнка, но и чтобы время, которое он проводит с инструктором, было радостным. Для этого нужно следить, что нравится детям, быть в курсе интересных игр. Когда я видела, как ребёнок веселится от очередной игровой находки, это наполняло меня абсолютным счастьем. В работе с детьми с аутизмом каждое достижение особенно ценно: взгляд в глаза, просьба поиграть, улыбка, смех, такие повседневные действия — это победа целой команды — самого ребёнка, родителей, куратора и тьютора. Да, в этой работе, как и в любой другой, бывают трудности, но супервизии помогают их преодолеть. Чувство, когда ребёнок, с которым я работала, впервые установил со мной зрительный контакт, посмотрел мне в глаза, невозможно описать. Успехи, даже самые маленькие — это важные шаги ребёнка пути к социализации, и я испытывала гордость и счастье от того, что вложила в это частичку себя.

Обстоятельства сложились так, что мне предстоял переезд, и пришлось уволиться с обеих работ. Особенно грустно было уходить из центра: хотя я проработала там лишь несколько месяцев, это был очень ценный для меня опыт. Я поняла, что хочу работать в образовании. Помимо АВА мне бы хотелось освоить и другие методики обучения людей с особенностями. Сейчас я живу в США, и здесь огромное количество фондов, институтов и организаций, занимающихся исследованием аутизма. В один из них я подала заявку, чтобы поучаствовать как волонтёр в исследовательском проекте, и пока жду ответа. Мне хотелось бы преподавать в университете самым разным людям, среди которых были бы и люди с особенностями. С предметом я пока не определилась — возможно, для этого понадобится очередная пара новых ботинок.

Источник