В завершение рабочего дня приходит неуправляемый стаффордширский терьер, кобель.
Его хозяин в вечных отлучках, заниматься псом некому, поэтому его приводят к нам две девушки и худощавый волоокий парень в короткой курточке и розовых, облегающих джинсиках. Как в таких джинсах можно передвигаться - остаётся большой загадкой. Парень морщит нос, элегантно добывает из-за пазухи округлый пузырёк и окропляет воздух вокруг парфюмом, будто какой-то поп.
Пёс изрядно раскормлен и больше похож на поросёнка, чем на мускулистого подвижного стаффа. Выясняется, что одна из девушек — жена владельца собаки.
— Когти подстричь, — говорит она, придерживая пса за поводок.
Эта процедура всегда радует врачей: особо думать не надо, чик-чик — все довольны.
«Не в этот раз», — внутренний голос очень предупредителен.
Эмма возвращается очень вовремя, — как чувствует, что понадобится моральная помощь.
Когти у пса ужасны: отросшие, искривлённые, местами отломаны, — и грустную картину дополняет гнойный пододерматит (1) на мякишах пальцев. Глаза слезятся, похоже, из-за демодекоза, который возник, скорее всего на фоне гормонального заболевания — гипотиреоза, осложнённого избыточным весом. Короче, щедрый букет в одной бешеной собаке, и даже толком диагностику не сделать — не даст.
— Намордник надевайте, — говорю я.
— Ой, нет. Он его снимет, — противится девушка.
Ой, да.
— Иначе я к нему не притронусь.
— У нас нет намордника, — спорит она со мной.
Эмма внимательно слушает сей диалог, не добавляющий оптимизма. Каждый врач рано или поздно получает урок под названием «Укус пациента»: мы его уже получили, изучили, и выводы сделаны.
Даю им намордник — рабочий, наш. Происходят долгие десять минут борьбы с собакой, и всё это время парень трагически истерит. В буквальном смысле. Визглявым голосом он кричит: «Хватит издеваться над собакой!», «Что вы делаете?» и «П*здец, полный п*здец!» в ассортименте, машет наманикюренными руками.
Когда намордник надет, всё так же пискляво он орёт:
— Он плачет! Посмотрите в его глаза!
Я вижу слезящиеся от блефарита (2) на фоне демодекоза собачьи глаза — красные и злые.
— Поднимите его на стол, — говорю ему.
Заколебало уже на карачках сидеть и пытаться подлезть под лапу.
— Я-я? — парень переходит на визг. — Как?
Руками, вестимо.
— Вы не знаете, как поднять собаку на стол? — спрашиваю его нарочито спокойно. Эмма давит в себе ухмылку.
— Валерочка, помогите же нам! — обращается к нему девушка.
Действие затягивается. Наконец под безостановочные причитания Валерочки пса на стол водружают девчонки. Откусываю один коготь щипцами. Пёс начинает скакать и выть, словно его убивают.
— Уложить его? — спрашивает одна из девушек, мотыляясь на лапе.
— Да, давайте, — моё терпение не безгранично, но есть ещё интерес, чем это может закончиться.
Пытаемся положить пса на бок. Я сзади — укладываю. Они втроём спереди — копошатся, не могут. Терпеливо объясняю:
— Подсечь нижнюю лапу и прижать к столу голову!
— Да и так сойдёт! — отвечают мне.
Ну, смотрите… Кусь! Минус один коготь, и остаётся ещё шестнадцать. Пёс бушует и предсказуемо вскакивает.
Парень громко и патетично рассказывает о том, как и почему он ненавидит медиков, и почему не ходит к зубному. Хочется отправить его в эротический круиз. Если ты ненавидишь медиков — иди, убейся об стену и не занимай наше время. В итоге они требуют наркоз.
Бляха, а как насчёт круиза оптом? Чисто с воспитательной целью!
— Наркоз? Ради стрижки когтей? — хочу уточнения я.
— Да! — уверенно произносит девушка, которая за владельца.
— У нас есть безопасный наркоз, внутривенный, но Вашей собаке в вену я не попаду.
Потому что не умею попадать в прыгающую вену неуправляемой жирной собаки. Предлагаю им так называемый «препарат безразличия», который колют особо буйным пациентам в психушках, — не наркоз, но должно сработать.
— А какие могут быть осложнения? — спрашивает девушка.
Только что требовали наркоз, а теперь просят их отговорить.
— Ну… аллергия, например.
— Аллергия? — в голосе девушки зарождается ужас.
— Да. Аллергия. Она может быть на всё, что угодно. Даже на глюкозу и физраствор, — пожимаю плечами я.
Лёгкая паника девушки со сверхкосмической скоростью передаётся Валере.
— Он умрё-ё-ёт! — верещит он визгляво. — Вы что не понимаете, что он умрё-ё-ёт!
С грацией хромой табуретки Валера кидается к двери, в странной позе застывает там, вцепившись непослушными пальцами в дверную ручку, и издаёт вой, призванный передать тотальное переживание надвигающейся неизбежной смерти.
«Вот так, например, проявляется аллергия на жизнь», — подбадривает меня внутренний голос. А кто-то думает, что выйдет из неё живым?
— Рано или поздно мы все умрём, — кладу шприц с набранным препаратом на стол. — И да, на данный препарат аллергии я не наблюдала ещё ни разу.
— Делайте, — набирается решимости девушка.
Пёс в это время стоит уже на выходе, но мордой ко мне.
— Поверните его попой, — говорю я.
— Как?
Руками, девочка. Возьми за поводок и потяни в одну сторону, а попу подвинь в другую. Собачью попу. Парень продолжает орать, что собака сейчас умрёт. Если он не заткнётся, то умрёт здесь и сейчас не собака точно… Предусмотрительно Вы сбежали, мистер Воплощение «Адекватности», а то мой соблазн запилить узбагаительное в бедро, обтянутое гламурными джинсиками, неумолимо растёт!
Наконец они разворачивают собаку. Парень продолжает вопить:
— Вы же душите её! Душите!
— Держите его за голову, — говорю я в воздух, ибо никто не собирается мне помогать. Колю. Полдозы попадает в мышцу, собака начинает прыгать, иголка гнётся. Выдёргиваю. Остатки делаю в другую ногу. Парень театрально вопит, срываясь на фальцет:
— Что вы делаете? Садюги! Гады! Прекратите! А-а-а!
Происходит короткая перепалка между ними тремя с отборными матами вперемешку, в процессе которой я пополняю свою библиотеку парочкой новых слов.
— Так, ждём пятнадцать минут в холле.
— В холле? — орёт парень. — А что, если ему станет плохо? Что, если он начнёт умирать?
— В холле. Ждём. Пятнадцать. Минут, — повторяю я замедленно, уставившись на него в упор.
Запинаясь, они вываливаются в холл.
Через пару минут раздаётся стук в дверь, и я чуть было не произношу только что усвоенные словечки из их лексикона, но это оказывается женщина с кошачьей переноской в руках.
— Можно? — осторожно спрашивает она, заглядывая в кабинет.
С облегчением киваю ей, чтоб заходила.
Из переноски она достаёт кота с классической картиной калицивироза. Пытаюсь осмотреть пациента. Из холла непрерывно доносятся подвывания Валерика, которые отвлекают. Через пять минут он врывается в кабинет и кричит:
— Он заснул! Вы что? Не видите? Что с ним? — и с невыносимым визгом: — А-а-а-а!
— Он и должен был заснуть, — нервно отвечает ему обычно невозмутимая, как удав, Эмма.
Женщина говорит нам:
— Давайте мы подождём, а вы уж там закончите с собакой, — и она прячет кота в переноску.
— Вы пока присядьте здесь, — я предлагаю ей стул, и она садится, набираясь терпения. Нам бы всем его не помешало. Дайте два.
Я беру щипцы, марганцовку, салфетки и иду к собаке. Она лежит на животе, на скамейке и совсем не спит. Ей просто всё стало относительно безразлично.
— Я не буду на это смотреть! — парень сцепляет пальцы на руках, артистично заламывает их и, выворачивая локти, задирает подбородок, воткнувшись взглядом в потолок.
— Да, подождите на улице, — говорю ему.
Он бросается к выходу, демонстративно широко распахивает дверь, выходит и захлопывает её за собой. Тут же дверь слегка приоткрывается, и в образовавшейся щели беспокойно мелькает блестящий глаз.
Девчонки заваливают собаку на бок. Поочерёдно откусываю изуродованные когти на воспалённых собачьих лапах. Мне очень жалко этого пса. Порода нуждается в ежедневных физических нагрузках и крепкой руке хозяина, а не вот это вот. Из-за долгого отсутствия стрижки когти проросли сосудами и сифонят кровью. Прижигаю их марганцовкой, обильно посыпая ею марлевую салфетку и прикладывая к кровоточащим сосудикам. Не удивительно, что даже такая банальная процедура для него болезненна. Всё вокруг медленно, но верно покрывается каплями крови и малиновыми крошками марганцовки.
Дверь то закрывается, то приоткрывается — слышу это по скрипу старых дверных петель. Парень заглядывает каждые десять секунд.
— Что? Получается? Да? Да? — он будто разочарован, что собака не умерла, и что у нас получается. Снаружи раздаётся надрывный вой, с фальцетом переходящий в визг.
Внезапно пёс кидается на меня и бьёт чугунной головой по руке. Ох, будет крепкий синяк. Больно. Растираю руку, морщась.
— Держите собаку за голову, — говорю девушке.
— Он же в наморднике! — отвечает она и ласково кладёт ладонь на собачий лоб.
Мне хочется ответить: «Зато я без него», — но сдерживаюсь. Просто ускоряю свою реакцию и убавляю перфекционизм.
Не хотите держать — будет сделано хорошо, а не отлично. Собаке в любом случае надо помочь. Быстро отстригаю остальные когти, уворачиваясь от пытающейся меня сожрать через намордник собаки.
Всё. Наконец отпускаю их, и мы вздыхаем с облегчением.
Иди сюда, котик с калицивирозом...
.........
Вечером раздаётся звонок.
— Алло! — это Ирка. Она любит звонить, чтоб потрындеть о пациентах - так мы обмениваемся обратной связью и опытом.
Я рассказываю ей про стаффа и сопровождение.
— Ха! — восклицает Ира. — Они сначала к нам приехали с утра пораньше! Выгнали их взашей! Полный неадекват…
— Можешь не объяснять, — предупреждаю её словоохотливость я.
.......
(1) Пододерматит — глубокое бактериальное воспаление в области лап (пиодерма).
(2) Блефарит — воспаление век.
Полная книга здесь: https://ridero.ru/books/budni_veterinarnogo_vracha/
Фотка собаки честно сп*зжена из интернета.
